Приложение 1

Изменение величин светимости планет порой играло важную роль в развитии планетарной теории. Согласно Симплицию (О небе, II, 12), Аристотель заметил этот феномен, но не исправил свою астрономию концентрических сфер. Гиппарх упорядочил величины неподвижных звезд с помощью числовой шкалы от 1 (самые яркие звезды) до 6 (едва заметные), определяя величины звезд по их яркости на рассвете (Зиннер Э. [402], с. 30), и вывел радиальное движение из изменения яркости неподвижных звезд (Плиний. Естественная история, II, 24) и планет (II, 13). Птолемей (Альмагест, IX, 2) определяет задачу планетарной теории как показ того, что “все видимые неправильности происходят благодаря круговому движению (с постоянной угловой скоростью)”, и рассматривает две аномалии движения планет, даже не упоминая о яркости. Он “спасает” эти аномалии в том смысле, что истолковывает их в терминах круговых движений с постоянной угловой скоростью, а не в том смысле, что находит некоторую произвольную формулу для предсказания феноменов (Ф. Крафт [Beitrage zur Geschichte der Wissenschaft und Technik, № 5. Wiesbaden, 1955, с. 5] обосновал, что именно этот смысл “спасения” является правильным). Согласно Симплицию (О небе, II, 12) и Проклу (Нуроtyposis, I, 18), “спасение” данных феноменов в этом смысле включает в себя тот факт, что “планеты сами изменяют свою яркость”, а это изменение “спасается” за счет “эксцентров и эпициклов” (там же, VII, 13). Позднее, когда механизм эпициклов стал рассматриваться лишь как средство для вычислений (для справок см. П. Дюгем [81]), изменение яркости было устранено из числа феноменов, которые нужно было “спасать”, и иногда они использовалось даже в качестве аргумента против буквального истолкования изменения расстояния между Землей и планетами (см. ниже об Осиандере). Однако некоторые астрономы использовали расхождение между изменением расстояния, вычисленным согласно одному из вариантов теории Птолемея, и действительными изменениями величины планет в качестве аргумента против системы эпициклов. Примерами могут служить Генрих из Гессена [187] и магистр Гулмен [Тгасtatus de reprobationibus epicyclorum et eccentricorum (1377)] в последующем пересказе Зиннера ([402], с. 81 и сл.). Согласно Генриху из Гессена, яркость Марса, вычисленная по Аль-Фараби, изменяется в соотношении 1:100, в то время как сравнение со свечой, которую сначала помещают на таком расстоянии, чтобы она была видна как Марс в состоянии наибольшей яркости,. а затем отодвигают на расстояние в десять раз большее, показывает, что в своей минимальной яркости он должен быть невидим. Магистр Гулмен вычисляет изменение величины как 42:1 для Венеры, 11:1 для Марса, 4:1 для Луны и 3:1 для Юпитера, замечая при этом, что все эти соотношения противоречат наблюдению. Региомонтан ссылается на необычные изменения яркости Венеры и Марса ([402], с. 133).

Если использовать данные Птолемея (Альмагест, X, 7), то для Марса вычисление дает изменение диаметра в отношении 1:8, изменение диска — в отношении 1:64 (что в соответствии с Евклидовой оптикой можно рассматривать как корректную меру изменений яркости). Реальное же изменение располагается между 1:16 и 1:28, что отличается от вычисленных величин (различие между двумя соотношениями обусловлено разницей в базисе измерения). Для Венеры расхождение еще более заметно. Коперник ([218a], гл. 10, последний параграф) и Ретик ([334], с. 137) считают эту проблему решенной, но это неверно. В своем «Малом комментарии» [218а] Коперник дает для Марса такие значения: радиус “большого круга” — 23; радиус деферента — 38; радиус первого эпицикла — 5 (см. Розен [334], с. 74, 77); следовательно, отношение наибольшего расстояния к наименьшему будет: 50+(38—25)+5/(38—25)—5, т. е. 68:8, как и было раньше (Галилей ([334], с. 321 и сл.) дает отношение 1:8 для Марса и 1:6 для Венеры). Если оценки величин в XIV—XVII вв. были достаточно точными для обнаружения расхождений между предсказаниями Птолемея и реальными изменениями величин — и Генрих из Гессена, и Региомонтан и Коперник осознавали их, — то проблема планетных величин сохранилась у Коперника в неизменном виде (таково же мнение Д. Прайса ([319], с. 213).

Это обстоятельство подметил зловредный Осиандер, который упоминает данную проблему в своем «Введении» к работе Коперника «О вращениях небесных сфер», превратив ее в обоснование “гипотетического”, т. е. инструменталистского, характера космологии Коперника. Он писал, в частности: “Нет необходимости в том, чтобы эти гипотезы были истинными; они не обязаны быть даже правдоподобными; достаточно, если они приводят к вычислениям, согласующимся с результатами наблюдения; нужно быть совершенным невеждой в вопросах геометрии и оптики, чтобы рассматривать эпициклы Венеры как нечто правдоподобное и допускать, что они являются причиной того, что эта планета то в сорок (или более) раз ближе к нам, чем Солнце, то во столько же раз дальше, чем оно. Ибо кто же не знает, что такое допущение необходимо влечет, что диаметр планеты, когда она ближе всего к Земле, должен быть в четыре раза больше по сравнению с тем, который она имеет, будучи в самой отдаленной точке, а ее тело — в шестьдесят раз больше, что противоречит опыту всех времен” (курсив мой. — П.Ф.).

Выделенный отрывок замалчивается и критиками и доброжелателями Осиандера (Дюгем [81], с. 66 цитирует Осиандера до и после этого отрывка, но сам отрывок опускает), разъясняет природу его инструментализма. Известно, что он был инструменталистом как по философским, так и по тактическим причинам (письмо к Ретику от 20 апреля 1541 г., напечатанное в [40], с. 25), а также потому, что инструментализм соответствовал одной из наиболее влиятельных традиций в астрономии (письмо к Копернику от 20 апреля 1541 г., помещенное в работе Дюгема [81], с. 25). Теперь мы видим, что у него были также и физические основания для принятия этой философии: в реалистической интерпретации учение Коперника было несовместимо с очевидными фактами. Этот момент не упомянут в напыщенной статье Поппера «Три точки зрения на человеческое познание» ([310], с. 97 и сл.), в которой ссылки на Осиандера даны без физических оснований его интерпретации. Поэтому у Поппера Осиандер предстает каким-то философским догматиком, хотя на самом деле он истинный попперианец и серьезно относится к опровержениям. См. также мою статью «Реализм и инструментализм» [115]. Аргумент Осиандера рассмотрен и решительно отвергнут Джордано Бруно: “Видимая величина свечения объекта не позволяет нам заключать о его действительной величине или о расстоянии, на котором он находится” ([37], с. 64). Это верно, но не было принято Галилеем, которому нужны были трудности для того, чтобы усилить свою пропаганду в пользу телескопа.