Так называемый основной вопрос философии

Определение

Так называемый основной вопрос философии

Определение диалектического материализма: “Основной вопрос философии — вопрос об отношении сознания к бытию, духовного к материальному, решение которого предопределяет поляризацию философских учений, их принадлежность к одному из двух главных направлений в философии — материализму и идеализму... Вопрос о первичности материи (или духа, как полагают идеалисты) образует первую, онтологическую сторону основного вопроса философии. Второй, гносеологической его стороной является вопрос о познаваемости мира... Материалисты характеризуют познание как адекватное отражение предметов в сознание познающего субъекта” [20, стр. 323–324]. “Философы, образовавшие лагерь материализма, признавали первичным материю, бытие и вторичным — сознание и считали сознание результатом воздействия на субъекта объективно существующего внешнего мира. Философы, составившие лагерь идеализма, принимали за первичное идею, сознание, рассматривая их как единственно достоверную реальность... Промежуточную, непоследовательную позицию в решении основного вопроса философии занимали дуализм, агностицизм. Прежней философии был присущ метафизический подход к решению основного вопроса философии, проявлявшийся либо в недооценке активности сознания, в сведении познания к пассивному созерцанию (метафизический материализм), в отождествлении сознания и материи (вульгарный материализм), либо в преувеличении активности мысли, в возведении ее в абсолют, оторванный от материи (идеализм), либо в утверждении их принципиальной несовместимости (дуализм, агностицизм). Только марксистская философия дала всестороннее диалектико-материалистическое, научно обоснованное решение основного вопроса философии” [19, стр. 299].

Необходимые пояснения (выводы): Вся бесчестность подобного определения заключена в нем же самом. Во-первых, диалектический материализм сразу же отождествляет бытие и материю, в чем как раз и заключается вся трудность гносеологической части вопроса, ибо таким образом диалектический материализм с ходу, без каких-либо комментариев отождествляет реальность и объективность, бытие и отражаемое сознанием. Во-вторых, определяя идеализм (“философы, составившие лагерь идеализма, принимали за первичное идею, сознание, рассматривая их как единственно достоверную реальность”), диалектический материализм пытается низвести весь идеализм к солипсизму. В-третьих, непоследовательность дуализма и агностицизма декларируется совершенно безапелляционно. В-четвертых, обвиняя “прежнюю философию” в “метафизическом подходе”, диалектический материализм, надо полагать, утверждает, что якобы нашел некий естественный вариант разрешения так называемого основного вопроса философии, называя его “всесторонним” и “научно обоснованным” решением, что является откровенной ложью. (Примечательно, что в более честных и менее идеологизированных источниках советского периода дилемма основного вопроса философии признается “всегдашней и, можно сказать, неискоренимой” [10, стр. 100–107].) Ну и в-пятых, доказав выше, что сознание при своей вторичности по отношению к материи, не может обладать императивностью, мы уже доказали последовательную правоту метафизического материализма и непоследовательность и противоречивость диалектического материализма.

Давайте, однако, непредвзято попытаемся разобраться в том, что же такое вообще идея и почему этот термин всегда был так важен вплоть до настоящего времени? Сначала зададимся вопросом: вещь, какова бы она ни была, чем-нибудь отличается от другой вещи или не отличается? Если данная вещь ничем не отличается от всякой другой вещи, то это означает, что она не имеет присущего только ей свойства или качества, и тогда невозможно говорить о нашем познании этой вещи. Если мы знаем, чтó такое данная вещь, то, следовательно, она есть для нас нечто, а если нечто, то и нечто определенное, а если нечто определенное, то, значит, и совокупность тех или иных свойств и качеств. В этом отношении всякая вещь и вообще все, что существует в мире, имеет свою идею, свой смысл, свою сущность.

Нельзя забывать о том, что есть понятие (ens), которое может быть названо словом (logoV), мыслью (ennoia), сущим (on), ens rationis. Большинство понятий имеет соответствия в объективной реальности, и такое соответствие понятию называется сущностью (essentia, или, по-гречески, ousia). Но всегда, когда мы говорим о сущности, мы говорим о понятии, хотя и подразумеваем нечто реальное, то есть мы говорим о той информации, о тех качествах, которые несет вещь или явление. И даже диалектический материализм здесь соглашается: “сущность — смысл данной вещи”, “существование невозможно без сущности” [19, стр. 402]. Теперь, когда мы это усвоили, можно непосредственно перейти к рассмотрению позиций материалистов и идеалистов.

Материалисты и, в частности, диаматчики соглашаются, что существуют как вещи, так и их идеи. Но утверждают, что на первом плане выступают вещи, то есть сама действительность, сама материя, которую можно понимать по-разному, а не только физически: материю можно понимать и психически, и общественно, и исторически, и просто как логическую категорию. Но как бы ни была понята материя, без материи, без действительности, без вещей не может существовать и никаких идей. А следовательно, вещи и вообще материя есть нечто первичное, а идеи вещей есть нечто вторичное.

Идеалисты рассуждают иначе: хорошо, условно допускают они, пусть материя первична, но известно ли, чтó такое материя? Метафизические материалисты последовательно отвечают: нет, неизвестно. Напротив, диаматчики говорят: да, известно; это есть вообще принцип объективного существования вещей вне и независимо от нашего сознания, несмотря на то, что объективные вещи сколько угодно могут нами познаваться, могут быть предметом наших ощущений и вообще так или иначе входить в наше сознание и в наше мышление. На это идеалисты отвечают: следовательно, материя есть нечто или, может быть, ничто? Однако сказать, что материя есть ничто, никакой диаматчик не может. Значит, как бы ни определять материю, она во всяком случае для диаматчика есть нечто, то есть является носителем тех или иных существенных свойств, качеств, признаков, отношений. Но тогда, если материя действительно есть нечто, есть сущность, если она действительно познается, то уже по одному этому она содержит в себе также и свою собственную идею, так как совокупность известных свойств или признаков, как мы видели выше, это и есть идея. Поэтому идеалисты утверждают, что бессмысленно понимать идею как отражение материи, ведь даже сама материя не существует без собственной идеи, без идеи материи, ибо в противном случае материя превращается в глухую и слепую бездну непознаваемого, о которой ничего нельзя ни сказать, ни помыслить, с чем не могут не согласиться последовательные материалисты (метафизический материализм).

Конечно, идеализм многообразен в своих формах, но в чем все идеалисты сходятся, так это в том, что и сама материя сама же в себе несет свою идею и вне этой идеи не имеет смысла, превращается в ничто, в непознаваемую вещь в себе. Идеалисты утверждают, что материя — это объективация идеи. Разные идеалисты подразумевают здесь под идеей разное, но здесь я склонен согласиться с Шопенгауэром, что любая честная философия не может не нести в себе идеалистичности, ибо все, что мы знаем о мире, содержится в нашей голове, в нашем идеальном сознании, и вне этого сознания любое учение о мире не имеет ни малейшего смысла, как не имеет смысла любой объект без субъекта.

 

Сущность или субстанция?

Прежде чем перейти к рассмотрению материи как сущности и как субстанции, нужно сказать несколько слов о ленинской теории отражения. Ленин пишет: “Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса... признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине... Речь идет... о соответствии между отражающим природу сознанием и отражаемой сознанием природой. По этому — и только по этому — вопросу термин “догматика” имеет особый характерный философский привкус: это излюбленное словечко идеалистов и агностиков против материалистов, как мы уже видели на примере довольно “старого” материалиста Фейербаха. Старый, престарый хлам — вот чем оказываются все возражения против материализма, делаемые с точки зрения пресловутого “новейшего позитивизма”” [9, т. 18, стр. 139—140]. Оставим эпитеты вождя в адрес агностиков и позитивистов на его совести, но отметим главную мысль, проводимую здесь Лениным: сознание отражает хотя и не всю материю, но ту, которую отражает, отражает не только адекватно, но и тождественно. Конечно, в данной цитате Ленина эта мысль не дается в лоб, но она неминуемо следует из дальнейших рассуждений диаматчиков. Например, Ленин вначале дает определение материи как: “Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них” [9, т. 18, стр. 131]. Но несколькими страницами ниже уже пишет: “Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях” [9, т. 18, стр. 149]. И здесь следует задаться вопросом: материя — это категория (абстракция) или реальность? Диаматчики, наверно, скажут, что материя, в определении Ленина, — это категория, но для удобства в дальнейшем на этом уже не акцентируется внимания. Например, сперва мы говорим, что “стул” — это слово для обозначения приспособления для сидения, но в дальнейшем, употребляя слово “стул”, имеем в виду не слово, а само приспособление, то есть не понятие, а предмет, которым он обозначается. Ну что ж, с этим можно согласиться. Любому понятно, что есть “материя” — философская категория, любому понятно, что есть материя — объективная реальность. Есть также материя — сущность, то есть смысл объективной реальности, та информация, которую она несет для нас, наше понимание реальности, абстрактное. И есть материя — субстанция, реальность, конкретное. Но в том-то и дело, что диалектический материализм, постулируя соответствие бытия и сознания, постулирует и соответствие нашего понимания материи и самой материи. И не только соответствие, но, следуя панлогизму Гегеля, и тождество! [9, т. 29, стр. 256]. Тождество непосредственного и опосредованного, действительности и реальности: “Окружающие нас вещи и процессы представляют собой объективную действительность, или, что то же самое, объективную реальность” [14, стр. 54].

“Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая существует независимо от сознания и отражается в нем” [19, стр. 235]. Постулирование существования объективности независимо от субъекта — это не что иное, как логическая ошибка рetitionis princiрii, которая и является prwtoV yeudoV (первым лжецом). Действительно (если еще не все забыли, что “объективная” значит “познаваемая”), объективная реальность немыслима — в самой прямом значении этого слова — без своего коррелята, субъекта, кем бы он ни был. Но диалектический материализм, вслед за Гегелем постулировав соответствие и даже тождество бытия и сознания, совершенно обесценил значения философских категорий “субъект” и “объект”, которые просто-напросто потеряли смысл. С одной стороны, объективная реальность, материя, согласно диалектическому материализму, первична, а сознание, будучи субъектом, вторично. Но, с другой стороны, спрашивается, каким образом субъект коррелирует объект, если он, субъект, только пассивно отражает объект? Ведь сознание — это, согласно материализму, не субстанция и, как мы показали выше, не может иметь императивности на корреляцию и свободу на познание. В материализме все однозначно: “бытие определяет сознание”, ведь сознание — не субстанция, а только свойство субстанции (материи). Свойство же не может познавать того, свойством чего оно является, свойство вообще ничего не познает, ибо не имеет императивности. И противопоставление “субъект — объект” в материализме не имеет смысла, ибо субъект отражения — модус объекта, имманентное свойство объекта. Человеку, например, свойственно кушать и ошибаться, но никто не осмелится сказать, что кушанье и ошибки познают человека.

Вообще, продолжая тему о теории отражения, не лишним будет спросить, как и каким образом в сознании отразился такой казус, как воля к жизни? Если сознание отражает вечную материю, то как в нем могло возникнуть такое чудо, как страх смерти? Неужели не удивляет: если сознание — только отражение материи, то есть свойство материи, не обладающее субстанциальностью, то откуда у вечной материи мог взяться страх, отраженный в сознании?.. Я не буду развивать эту мысль, пусть материалисты сами для себя попробуют честно ответить на этот вопрос. А заодно подумать: если сознание отражает материю, то кому оно отражает? И как оно умудряется отражать еще и идеальное Я (личность)? Говоря языком диалектического материализма, как сознание умудряется быть способным к самосознанию? А главное — как в гносеологическом плане можно отстаивать примат материи? Ведь весь мир, который мы знаем, умещается в нашей голове. Мы знаем только наши собственные знания (представления), как бы тавтологично это ни звучало. Вначале мы осознаем свою личность, свое единство, то есть свое идеальное Я, а лишь потом узнаем о материи. Но всегда мы знаем материю через знания. И никогда — знания через материю. Таким образом, примат идеального в гносеологии столь неоспорим, что только примитивное сознание посмеет это отрицать...

Вернемся, однако, к материи, к ее сущностности и субстанциальности. В качестве сущности материя — это абстракция. Материя, по признанию Энгельса, это понятие, абстракция от отдельных существующего многообразия вещей [12, т. 20, стр. 570]. Но не абсурдно ли постулировать существование абстракции независимо от сознания? С точки зрения Гегеля — нет, но ведь с точки зрения материализма — это абсурд. Так давайте разберемся, имеет ли смысл постулирование существование материи как сущности независимо от сознания?

Если не касаться бессознательного, то, как известно, человек мыслит и осознает только с помощью понятий, категорий. Он понимает, мыслит, осознает и т.д. всегда только в пределах категорий. Кроме того, что бы ни видели его глаза, в сознании отразятся только свойства вещи (протяженность и т.д.), а совокупность свойств — это не что иное, как качество, то есть в сознании отразится идея вещи, а, разумеется, не сама вещь. Да и сама деятельность разумного существа, то есть осознанные мотивы и императивы, тоже осознается только в пределах категорий. Отсюда следует вывод, что нечто всегда имеет смысл, сущность, то есть оно, нечто, существенно, существующее: “Существование невозможно без сущности” [19, стр. 402], — с этим диалектический материализм не может не согласиться. А то, что не имеет смысла, не существует, то есть оно — ничто.

Теперь давайте рассмотрим понятие “стул” и вещь, которая обозначается этим понятием. Чтó такое — стул? Как мы уже отметили, для сознания это — понятие, идея, категория. Причем мы не отрицаем, что этому понятию соответствует нечто вещественное, но все наши рассуждения о стуле и его характерных качествах — это информация, идея. Мы знаем о стуле только как об идее. Нет ничего объективнее идеи. Все, что может быть помыслено, осознано, понято, воспринято, все, что мы знаем, — категории, понятия, качества, слова. Одним словом — идеи. И мы ничего не знаем и не можем знать, кроме идей. Мы не знаем и не можем знать никакой материи, кроме как идеи, кроме как ее идельной сущности. И что бы за этой идеальной сущностью ни стояло, оно нам принципиально неведомо без идеальности, оно — кантовская вещь в себе.

Так чтó же такое материя — сущность или субстанция? И то, и другое, — ответят диаматчики. Но не все. Оказывается, находились смельчаки и в советское время, пытающиеся оспорить это положение — например, П.В.Копнин и Ю.А.Петров. Попытки охарактеризовать материю как субстанцию рассматривались этими авторами не только как ненужные, но и вредные (Копнин П. В. Диалектика как логика и теория познания. — М., 1973; Петров Ю. А. Логическая функция категорий диалектики. — М., 1972). Но поддержать сих славных мужей в то время философы вряд ли могли, ибо тогда пришлось бы оспаривать сам основной вопрос философии, который гласил, что материя существует как субстанция, то есть независимо ни от чего.

Но в то же время материя для сознания — это абстракция от существующего многообразия вещей и понимается не только количественно, но и качественно [12, т. 20, стр. 362–363]. Но если материя еще и субстанция, то откуда могут взяться качественные категории сами по себе?.. Метафизический материализм эту проблему решил постулированием бескачественности материи как субстанции, а потому, согласно метамату, материя действительно имеет бытие независимо от сознания, но применять какие-то категории к этой материи как субстанции нельзя, она бескачественна и внекатегорийна (трансцендентальна). И здесь действительно обнаруживается существенное отличие между материей-субстанцией и ее пониманием (материей-сущностью). Не случайно Шопенгауэр утверждал, что “тот, кто отрицает, что материя — вещь в себе, тот тем самым — идеалист” [23, стр. 19]. А потому диалектический материализм, в отличие от метафизического, можно считать материализмом только по самоназванию, а не по существу.

Диалектический материализм постулирует качественность материи-субстанции вне зависимости от сознания. А чтобы скрыть явный абсурд такого постулирования с точки зрения материализма, признает в материи-субстанции не только объект, но и субъект (да-да, вы не очитались — субъект [19, стр. 398]), “разрешив” тем самым определение, что без субъекта нет объекта. Как диалектический материализм понимает этот субъект-материю вне сознания? — я объяснять здесь не буду, но рекомендую адептам диамата поинтересоваться. Это, думаю, охладит их пылкую любовь к диалектическому материализму.

Последовательно признать, что субстанциализация материи превращает ее в трансцендентальную вещь в себе, диалектический материализм не мог. Канта диамат ненавидел всегда, ибо Кант, сам будучи метафизистом, тем не менее опроверг рационализм метафизики. Агностические позиции Канта в метафизических вопросах диалектический материализм допустить не мог — рушились все претензии на разрешение так называемого основного вопроса философии, и в борьбе с кантианством диалектический материализм выбрал себе “союзника” — Гегеля. Последний, в отличие от Канта, был чистым, моническим идеалистом (Кант ближе к дуализму). По Гегелю, в основе всего лежит абсолют, духовное и разумное начало, “абсолютная идея”, “мировой разум”, “мировой дух”. Гегель, отталкиваясь от Парменидова, или элейского, учения о Едином и Ином, отказался признавать понятия (идеи) в качестве отвлеченных от конкретных вещей мысли, а, наоборот, абсолютизировал понятия (идеи) и стал видеть в вещах только конкретные понятия. Такое мировоззрение приводит к панлогизму, то есть к доктрине о тождестве бытия и мышления, бытия и сознания, опосредованного и непосредственного, реальности и идеи. Но такое учение не имеет и не может иметь никаких оснований в материалистическом мировоззрении. Тем не менее, вооружившись гегелевской диалектикой, диамат постулирует единство противоположностей — единство, понятое вслед за Гегелем как тождество. “Чем отличается диалектический переход от недиалектического? Скачком. Противоречивостью. Единством (тождеством) бытия и небытия”, — и далее поясняется, что “небытие” — это понятия, которых в природе не существует [9, т. 29, стр. 256–257]. Итак, по диалектическому материализму, сущность (идея) тождественна субстанции, а потому материя в качестве абстракции и в качестве реальности самотождественна, а следовательно, материя-субстанция имеет качественность и без коррелирующего ее сознания. Основной вопрос философии в постановке Энгельса как бы был “разрешен”. Но никакого разрешения тут нет, ибо его видимость полностью коренится в идеализме Гегеля: какого-то ‘материалистического’ объяснения тождества материального и идеального у материалистов нет и быть не может — в противном случае материя принимает идеальный статус и так называемый основной вопрос лишался смысла.

Тем не менее видимость разрешения так называемого вопроса философии в диалектическом материализме коренится в панлогизме Гегеля. А потому диалектический материализм и утверждает, что “материю в субстанциальном аспекте характеризует и такое ее свойство, как неуничтожимость и несотворимость... Количество материи в мире остается всегда одним и тем же, какие бы процессы в нем не происходили” [1, стр. 94–95]. Отмечу, что диалектический материализм постулирует бесконечное и при этом неизменное количество материи; отсюда, наверно, и родилась мысль о бесконечной плотности в точке сингулярности в космологической модели Большого взрыва, хотя, как утверждает диалектический материализм, “вопрос о том, почему существует материальный мир или как он возник, является бессмысленным, так как он существует вечно... Первое свойство материи быть причиной самой себя” [1, стр. 94].

Диалектический материализм всегда настаивает, что причинная связь является субстанциальной связью. Гегель, определяя причинность, назвал ее “шествием субстанции” [6, стр. 30], а Ленин, комментирую это место у Гегеля, выделил мысль о том, что “субстанция обладает... действительностью лишь как причина... Отношение субстанциальности переходит в отношение каузальности” [9, т. 29, стр. 142]. Ну а так как причина, согласно Гегелю, обусловливает сама себя, то, следовательно, и материя самопричинна. Вот как это положение объясняет Гегель: “Через движение определенного отношения причинности получилось теперь то, что причина не только угасает в действии, а тем самым угасает и действие — как в формальной причинности, — но что причина в своем угасании, в действии, снова возникает и что действие, исчезая в причине, равным образом вновь возникает в ней. Каждое из этих определений упраздняет себя в своем полагании и полагает себя в своем упразднении; это не внешний переход причинности от одного субстрата на некоторый другой, но это их становление другими есть вместе с тем их собственное полагание. Причинность, следовательно, предполагает или обусловливает сама себя” [9, т. 29, стр. 144].

Весьма поучительно наблюдать, как целые поколения диалектиков гегелевского типа повторяют утверждение, что мир самопричинен, совершенно не отдавая себе отчета в том, что повторяют слова, не имеющие смысла. Гегелевская философия, или, по словам Шопенгауэра, гегелевское “философское шарлатанство” [22, стр. 652], не имеет никаких оснований на серьезную онтологическую систему. Чтó значит — мир самопричинен? Почему, например, не беспричинен? Ведь даже если материя — причина собственного развития или если весь мировой прогресс цикличен, то все равно бессмысленно говорить, что субстанция в целом самопричинна. Если уж рассуждать в рамках человеческой детерминации, то можно говорить лишь о том, что мир либо беспричинен, либо имеет основание вне себя.

Так все-таки существует ли материя независимо от сознания? Ниже я отвечу на этот вопрос. А сначала отвечу на вопрос диаматчиков, который они неизменно задают идеалистам и дуалистам: если существует объективная реальность вне сознания, разве она перестанет существовать, если гипотетически убрать сознание, то есть если нет сознания — ничего нет? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно выйти за пределы примитивной диаматовской терминологии и понять, что бытие и существование — не одно и то же, ибо вне гегелевского панлогизма нет никаких оснований отождествлять бытие и действительность, опосредованное и непосредственное. На это нет совершенно никаких оснований уже хотя бы потому, что нет никаких оснований признавать человеческую богоподобность и абсолютизировать человеческое сознание до статуса тождества с бытием. Поясню.

Вряд ли кто-то будет спорить, что лягушка, имей она разум, описала бы мир не так, как мы, и “лягушечья материя” не соответствовала бы нашей. То есть нет смысла отрицать, что наше понимание мира соответствует реальности, но весь вопрос в том: насколько оно соответствует, тождественно ли оно? Ведь, так сказать, и “понимание мира” лягушки тоже соответствует реальности. Но говорить, что материя (в нашем понимании) точно так же существует независимо от сознания нельзя, то есть, по крайней мере, нет никаких оснований отождествлять объективность, всегда коррелируемую субъектом, и реальность. На это были бы основания, если бы наш разум был абсолютен, а реальность — идеальна (иначе как понимать тождество сознания и бытия, если сознание идеально, а бытие нет?), но постулирование абсолютности человеческого разума прилично, скорее, иудео-христианской религии с ее теорией о богоподобности человека. Никто не отрицает, что человеческое понимание мира соответствует реальности, но разве оно не соответствует у лягушки?..

Конечно, мы можем говорить о Вселенной и, в частности, о космологии, но ровно настолько, насколько абсолютен наш разум. Нет оснований утверждать, что, например, модель Большого взрыва не соответствует действительности, но реальности она соответствует настолько, насколько сильны методы нашей формализации явлений и в рамках все тех же явлений для нас. Ведь любая формализация, любая логика держится на недоказуемом допущении об истинности наших мыслей (Аристотель), то есть опять же на недоказуемом допущении о тождестве бытия и сознания. И теперь, если предположить, что во Вселенной существует цивилизация, превосходящая по разуму нашу, то поведай мы инопланетянам нашу (так до конца и не описанную в точке сингулярности) модель Большого взрыва, они бы, быть может, и вообще не поняли бы нашей теории и приняли бы ее за бред. Причем и мы вряд ли поняли бы модель возникновения мира в описании гуманоидов высшего разума, не в силах понять их языка, мыслей и методов формализации (или еще чего-то нам вообще недоступного). И уж “гуманоидова материя” наверняка бы отличалась от нашей. Вот поэтому Б.Рассел и говорил, что “слово “вселенная” в некоторых отношениях удобно, но не думаю, что оно обозначает нечто имеющее смысл... Я бы сказал, что вселенная просто есть, и все” [17].

Проще говоря, нужно задать себе всего один вопрос: чтó есть материя — бытие как мы его понимаем или бытие само по себе? Объективная реальность или реальность сама по себе? Здесь у диалектического материализма может быть только два ответа: 1) это одно и то же; 2) объективная реальность (бытие как мы его понимаем). Первый ответ основывается на идеалистической философии тождества Гегеля, согласно которой первичен абсолютный дух, а потому и бытие пронизано качественными категориями, идеями, которые не имеют смысла без духа (сознания). Но утверждать, что бытие само по себе не лишено идеальности, материализм не может, ибо в этом случае он перестает быть материализмом. Остается второй ответ: материя — это бытие как мы его понимаем, то есть объективная (познаваемая) реальность. Но тогда следует задать очередной вопрос: как наше понимание бытия может быть первичным в отношении к нашему сознанию?.. И если материя — это не бытие, а всего-навсего наше понимание бытия, причем понимание не абсолютное, то разве неправ в таком случае Платон, назвавший материю правдоподобной ложью (ulh alhqinon yeudoV)?..

Так может ли материя существовать независимо от сознания? Даже из диалектического принципа единства противоположностей следует, что это не так. Мало того, мы может это логически доказать из самих же диаматовских посылок. А посылки эти таковы:

0) “Материя существует”.

1) “Существование невозможно без сущности” [19, стр. 404].

2) “В мире нет сущности, которая была бы непознаваема” [19, стр. 404]. Понятно, что познаваемость (возможность познания) не может быть независимой от познания — даже от уровня познавательной способности субъекта. Во всяком случае, познаваемость — это качество, идея, а следовательно, подразумевает, согласно материализму [19, стр. 142], существование субъекта отражения, субъекта познания.

3) “Познание сущности возможно лишь на основе абстрактного мышления” [19, стр. 404].

Теперь, принимая концовки предложений (1 – 3) за антецеденты, а начала — за консеквенты, строим импликации (начиная с третьего предложения):

4) Если ‘нет абстрактного мышления’ (р), то ‘нет познания сущности’ (q): р ® q.

5) Если ‘нет познания сущности’ (q), то ‘нет сущности’ (r): ® r.

6) Если ‘нет сущности’ (r), то ‘нет существования’ (s): ® s.

По правилу так называемого чисто условного умозаключения выводим: р ® s, то есть:

7) Если ‘нет абстрактного мышления’ (р), то ‘нет существования’ (s).

Теперь, чтобы не допустить ошибки (“неправильных” модусов) в условно-категорическом умозаключении, мы должны помнить, что в истинной импликации ложность консеквента совместима только с ложностью антецедента. В 7-ом суждении в консеквенте — полная индукция (квантор всеобщности), а потому суждение (0) (“материя существует”) есть не-s. Именно не-s — от отрицания консеквента (“материя существует”) к отрицанию антецедента (не [“нет абстрактного мышления”]). (Ибо s еще не заключает с необходимостью р, а вот не-s из импликации р ® s с необходимостью заключает не-р.) Имеем условно категорическое суждение:

По контрадикторности: не-р — “абстрактное мышление есть”. То есть, как только постулируем существование материя, с необходимостью приходим к наличию абстрактного мышления, субъекта. Что и требовалось доказать.

Понятно, что если мы признаем материю как сущность, то у нас только два выбора: 1) либо признать бытие сущности “самой по себе” и тем самым прийти к объективному идеализму, поскольку такая сущность ничем не отличается от идеи, эйдоса (eidoV), в философии Платона; 2) либо признать вечное существование сознания, которое и коррелирует эту сущность, то есть прийти к дуализму. А потому, уже на заре перестройки, диалектический материализм вынужден был признать: “Если мир бесконечен в пространстве и во времени, если сохраняемость и неуничтожимость материи, ее атрибутов и модусов понимать не только количественно, но и качественно, то следует признать, что мир никогда не был и не может быть свободен от своего противоположения — духа (сознания)” [1, стр. 20]. Эта уступка и признание дуалистической доктрины — начало похорон диалектического материализма, который так открыто и так безуспешно кичился своей якобы последовательностью. Впрочем, похороны надо было начинать при его зарождении, когда Энгельс вслед за Спинозой назвал сознание не модусом, а именно атрибутом материи: “Сознание, “мыслящий дух” является... с точки зрения Энгельса... не “модусом” материи (случайным ее свойством, которое может принадлежать, а может и не принадлежать отдельным ее формам), а атрибутом, необходимым признаком материи” [4, стр. 291—292]. Ну а так как атрибут, по определению самого же диалектического материализма, это “неотъемлемое свойство предмета, без которого предмет не может ни существовать, ни мыслиться”, то признание сознания в качестве атрибута материи, то есть в качестве ее неотъемлемого свойства, без которого материя существовать не может, не оставляет другого вывода: материя не может существовать без сознания.