Наш трактат — третий в разделе Кодашим. В разделе, который, как уже говорилось во Введении к первому трактату раздела — Зевахим (см. Введение к трактату Зевахим), посвящен обсуждению одной из центральных тем в Торе. Это — тема взаимоотношений человека с Творцом, которые находят свое выражение в приношениях (когда человек что-то отдает, посвящая часть своей собственности Всевышнему) в Храме.
В свете только что сказанного, включение трактата Хуллин в раздел Кодашим может показаться несколько странным. Ведь главная тема этого трактата — шехита (когда кошерных животных режут безболезненным способом, детально описанным в Торе). Более того, речь в нашем трактате идет не о процедуре приношения в Храме, но — о принципах, обуславливающих употребление мясо кошерных животных в пищу. Почему же тогда этот трактат оказался в разделе Кодашим?
Чтобы найти подходы к ответу на этот вопрос, внимательней всмотримся в название трактата.
Слово хуллин — производное от корня халал, который состоит из ивритских букв хет, ламед, ламед и означает — «абсолютная, незаполненная пустота». В текстах Танаха часто встречаются образованные от этого корня глаголы, которые переводятся так: «перестать быть кодеш», «оказаться вне состояния одухотворенности» (утратить насыщенность духовной энергией).
Конкретное значение слова хуллин — «низменные (лишенные духовности) объекты». Буквально — полная противоположность понятию кодашим (духовно возвышенные объекты).
Но это, казалось бы, запутывает нас еще больше. И нам еще труднее понять, зачем трактат Хуллин помещен в раздел Кодашим?
Попробуем подойти к этой проблеме с другой стороны.
Центральная, сквозная тема нашего трактата, как уже говорилось — шехита. Только процесс шехиты позволяет еврею использовать в пищу мясо животного. Ведь в принципе, в идеале, до Всемирного Потопа, в пищу человеку предназначались продукты растительного происхождения. Мясо животных разрешено было есть только для того, чтобы усилить человеческий потенциал в его постижении Устройства мира. Ибо речь уже идет о слабом «послепотопном» человеке, который утратил прямую традицию от Адама и других великих людей десяти поколений от Адама до Ноаха.
Однако, позволив человеку есть мясо животных (то есть — разрешив отнимать у животных жизнь), Творец не отменил свое повеление — не проявлять жестокость к Его созданиям. Из этого повеления и проистекает особый наказ о процедуре шехиты. Без шехиты мясо животного считается невела, независимо от того, каким способом (кроме шехиты) умертвили животное — зарезали ножом, убили электрошоком или как-то иначе. А употребление в пищу невелы законом запрещается (отметим, кстати, что и неевреям разрешено умертвлять животное только способом шехиты).
Следовательно, шехита — процедура, которая превращает запрещенное — в разрешенное Творцом. Иначе говоря «пустота» в процессе шехиты начинает заполняться... Животное, материальный объект приобретает иное качество... Эта идея и перебрасывает мост от хуллин — к кодашим.
Основные темы трактата Хуллин — законы шехиты и кошерной пищи, запрет на смешение молочного с мясным. Рассматривается здесь и отношение к «царству животных», в том числе — заповедь, обуславливающая бережное обращение с птицей, высиживающей птенцов. И, конечно же, как обычно в Талмуде, попутно обсуждаются различные законы Устройства мира и поведения человека в нем.
В трактате — 12 глав, 142 листа.
Элиягу Эссас
Как мы уже говорили во Введении (см. Введение к трактату Хуллин), одна из главных тем нашего трактата — шехита. С ее обсуждения и начинается трактат.
Мы должны уяснить себе основные законы этой процедуры. Но прежде — дадим определение.
Итак, шехита — это процедура, в процессе которой режущим инструментом животному перерезают трахею (дыхательный канал) и пищевод.
Выделим необходимые для реализации процедуры шехиты составляющие:
— шохет (человек, совершающий шехиту);
— нож (которым совершают шехиту — особый, тщательно наточенный и абсолютно гладкий);
— движение ножа (собственно, акт шехиты — действие, которое не должно причинить боль животному).
Предваряя разбор связанных со шехитой проблем на многих листах, отметим некоторые общие моменты:
1. Шохет должен быть квалифицированным и соответствовать повышенным требованиям в духовной сфере, которая в еврейской традиции носит название йират шамаим (трепет перед Небесами).
Чтобы получить право приступить к работе, шохет обязан сдать экзамен по теории и практике реализации шехиты. Этот экзамен периодически пересдается. Начинающий шохет проходит переэкзаменовку, например, раз в месяц, затем, по мере накопления опыта — раз в году.
2. Шохет должен продемонстрировать раввинскому суду (бейт дину) нож, которым он при шехите пользуется — чтобы судьи могли оценить, насколько он гладок (по установленным правилам поверхности лезвия должны быть абсолютно гладкими) и правильно ли заточен. Представитель бейт дина периодически проверяет нож шохета.
В правилах реализации шехиты выделяют пять «обстоятельств», которые считаются в данной процедуре абсолютно недопустимыми. Это:
— шеѓия, приостановка движения ножа (во время совершения шехиты) даже на долю секунды;
— дераса, нажатие на нож, вместо горизонтального движения — вперед и назад;
— халада, когда нож протыкает пространство между трахеей и пищеводом и после этого совершается шехита;
— а‑грама, рассечение ткани выше или ниже установленного для шехиты места на шее животного;
— икур, наличие (даже одной) зазубрины на лезвии ножа, что приводит к разрыву, а не к разрезанию телесной ткани.
Достаточно во время шехиты совершить хотя бы одну из означенных выше ошибок, чтобы мясо животного стало — невела, то есть — запрещенным к употреблению.
Трактат начинается с Мишны, определяющей, кто имеет право совершать шехиту.
В Мишне читаем:
Все могут совершать шехиту, и она считается кошерной (то есть — признается раввинским судом); кроме глухонемого, психически больного и несовершеннолетнего. Ибо они (с легкостью) могут допустить ошибки в процедуре шехиты.
Однако, если любой (человек) совершил шехиту, а другие (компетентные в деле шехиты люди) наблюдали — его шехита считается кошерной.
На первый взгляд, эта Мишна достаточно — однозначна и в каком-то смысле — проста. Однако, как обычно бывает с формулировками любой Мишны, текст ее представляет собой «концентрат» информации.
В первую очередь, Талмуд всматривается в самое начало Мишны — «Все могут совершать шехиту». И отмечает, что их «прозрачность» — обманчива.
В самом деле. Если реализовывать шехиту действительно могут все подряд, зачем же это декларировать? Достаточно было бы сказать: такие-то группы людей не могут быть шохетами — глухонемой и т.д.
Отсюда — вывод, что Устная Тора (Мишна) в начальной фразе сообщает нам какую-то дополнительную информацию. Какую же именно?
Талмуд предлагает к рассмотрению целых шесть (!) вариантов такой информации.
О них мы будем говорить в обзоре листа 3. Здесь же отметим, что Талмуд как бы расщепляет текст первой фразы на две плоскости. Слова «Все могут...» — относит к людям, которые изначально годятся для реализации шехиты. Вторую ее часть — «...и она считается кошерной» — к тем людям и случаям, когда шехита признается кошерной лишь постфактум. Изначально им (или при каких-то обстоятельствах) шехиту делать не следовало бы; но если она уже сделана — считают кошерной...
Как уже говорилось в обзоре предыдущего листа, Учителя Талмуда проводят тщательный анализ первых слов первой, открывающей трактат, Мишны (см. обзор листа 2).
Выясняется вопрос: какое же значение вкладывается в слова «Все могут совершать шехиту» (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин).
Рассматривается шесть вариантов:
1. Рабба бар Ула отмечает, что речь идет о человеке, который находится в состоянии таме («ритуальной нечистоты»).
В самом начале Мишна подчеркивает, что даже в том случае, когда мясо готовится для трапезы, во время которой все блюда должны быть на уровне таѓора («ритуально чистыми») — шехиту все равно можно доверить человеку в состоянии таме. Необходимо лишь удостовериться (узнать у шохета), что этот шохет не прикасался к туше животного.
2. Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) выделяет иную грань Истины. Словами «Все могут...», — говорит он, — Мишна включает в «список» людей, которым позволяют делать шехиту, и самаритян (неевреев, которые взяли на себя обязанность выполнять некоторые законы Торы, не обучаясь у евреев и не впитав уважение к Традиции). Им можно доверить шехиту, но при условии, что при этом будет присутствовать еврей и наблюдать за процессом шехиты.
В случае, если еврей при шехите не присутствовал, но самаритянин готов сам попробовать блюдо, изготовленное из мяса зарезанного им животного — шехита тоже считается кошерной, ибо основные правила кашрута самаритяне соблюдали.
3. Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) уточняет позицию Абайе. Даже изначально, — подчеркивает он, — наблюдение еврея за процессом шехиты, если ее делает самаритянин — не обязательно.
4. Рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) причисляет к категории лиц, обозначенных в словах «Все могут...», на законных основаниях получающих право делать шехиту, и евреев, которые частично перестали придерживаться еврейского образа жизни и, может быть, даже приняли иное мировоззрение. Но в этих случаях шехита будет кошерной, если соблюдено такое условие: нож перед шехитой должен подготовить богобоязненный еврей — специалист. Кроме того, и после шехиты необходимо проверить нож — не образовались ли в процессе шехиты на его лезвии зазубрины.
5. Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века) в словах «Все могут...» усматривает иную грань Истины. В них подразумевается, — говорит он, что шехиту должны делать только евреи — даже если они перед этим не сдавали экзамен на пригодность для роли шохета. Достаточно удостовериться, что этому еврею хорошо известны законы (ѓалахот) законы шехиты. Более того, если перед шехитой не выяснили, насколько хорошо он знает эти законы, но после шехиты убедились, что правила этому человеку известны, шехита также считается кошерной.
6. К предыдущему высказыванию Равина добавляет, что слово «все» в Мишне дает разрешение делать шехиту и еврею, который не смог сдать экзамен и формального подтверждения, что ему хорошо известны ѓалахот, не имеет. Но при условии, что у этого человека уже есть практический опыт, то есть раньше он успешно произвел, как минимум, три шехиты, и всякий раз при этом присутствовали знающие, грамотные в законах шехиты евреи.
Как видим, перед нами — шесть граней Истины, вытекающих всего из нескольких слов Мишны.
Практический закон (ѓалаха) определен в Шульхан Арухе (Кодекс еврейских законов — раздел Йоре Деа, статья 1) на основе той грани Истины, которая были открыта Равиной: Шохетом может быть только еврей; но если до шехиты он не получил соответствующее разрешение (диплом), чтобы признать шехиту кошерной, необходимо принять дополнительные меры предосторожности. Иными словами, в практическом законе в позицию Равины внесены некоторые уточнения. Эти уточнения обсуждались и вносились в течение семи-восьми последующих веков, включая эпоху Учеников Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век) — эта группа учеников вошла в историю под общим названием «Тосафот» (Франция, Германия, 12–13 вв.).
Интересно отметить, что в ѓалахической литературе около тысячи лет, вплоть до сегодняшнего дня, ведется дискуссия — можно ли считать шехиту (ее законы и т.п.) отдельной заповедью, одной из 613‑ти, или же она — составная часть заповеди, например — запрета на употребление в пищу невелы (о невеле — см. Введение в трактат Хуллин и обзор листа 2). Основная тенденция этой дискуссии — усматривать в законах шехиты одну из 613‑ти заповедей. Поэтому шохет, перед тем как взяться за осуществления шехиты, произносит браху (благословение). Если считать, что в список 613‑ти заповедей самостоятельной заповедью она не вошла, это нельзя было бы делать.
Элиягу Эссас
На нашем листе Талмуд, продолжая рассматривать содержание первой Мишны трактата (см. обзор листа 2), точнее — самое ее начало, слова «Все могут совершать шехиту», углубляются в исследование открытых на предыдущем листе различных граней Истины (см. обзор листа 3).
Вспомним, что Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) сказал, что шехиту дозволяется делать и самаритянам (неевреям, которые соблюдали некоторые законы Торы, в том числе — законы кашрута). Но при условии, что еврей наблюдает за его действиями. От начала процесса шехиты и до конца. Но если самаритянин «самовольно» совершил шехиту, а евреи узнали об этом постфактум, шехита будет считаться кошерной только после того, как ему (самаритянину) предложили отведать блюдо, приготовленное из зарезанного им животного, и он не отказался. Самаритяне, как мы уже знаем, придерживались правил кашрута и не стали бы есть мясо после сомнительной шехиты.
Иную грань Истины по поводу шехиты, сделанной самаритянином, открывает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век).
Шехита, произведенная самаритянином, будет кошерной, — говорит он, — даже в том случае, если еврей, наблюдая за процессом шехиты, в какие-то моменты отлучался, а потом — возвращался.
Эти две грани Истины и становятся здесь предметом исследования.
Чтобы приблизиться к Истине, Талмуд, как обычно (мы нередко сталкивались с этим, знакомясь с содержанием листов других трактатов), пользуется методом сравнительного анализа — находит и обсуждает аналогичные ситуации.
«Точкой отсчета», в частности, становится маца.
Маца, испеченная самаритянами, — отмечает Талмуд, — годится для исполнения заповеди праздника Песах.
Однако усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Изготовленную самаритянами мацу, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — употреблять запрещено, ибо они не разбираются в деталях заповеди. Во всех подробностях законы изготовления мацы могут знать только евреи.
Учителя обсуждают уровень знаний самаритян.
Да, эти люди соблюдают не все заповеди Торы, — подчеркивает рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век). — Но если уж они принимают на себя заповедь, они соблюдают ее тщательнее, чем некоторые евреи.
Возвращаясь к основной теме обсуждения, рабан Шимон бен Гамлиэль дает заключение, что евреи могут доверять шехите, произведенной самаритянами.
Но многие Учителя высказывают все же противоположную точку зрения. И мотивируют свою позицию тем, что самаритяне изучают мицвот (заповеди) по Торе, не обращаясь за разъяснениями к евреям, знатокам традиции. Поэтому, что касается шехиты, исчерпывающих знаний в этой области у них нет. Ведь в Торе, как нам известно, эта заповедь не записана (см. обзор листа 3).
Далее Талмуд переходит к обсуждению проблем, связанных со шехитой, которой занимаются другие категории людей, имеющих отношение к еврейской традиции.
Теперь предмет разговора — шехита, сделанная мумаром (еврей, который позволяет себе есть некошерное мясо).
Произведенная мумаром шехита будет кошерной, — говорит Рава, — если нож, которым он пользовался, когда по всем правилам резал животное, предварительно проверили евреи-специалисты. И убедились, что он заточен правильно и на поверхности его лезвия нет ни одной зазубрины (объяснение, почему это так важно — см. в обзоре листа 2).
Но почему в данном случае не проявляют беспокойства по поводу других возможных при шехите ошибок и выделяют именно состояние ножа? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: если мумару доверили шехиту, и он взялся за это, значит, ему известны законы процедуры и он не станет их нарушать; но, поскольку мумар не слишком «разборчив» в еде и может съесть некошерное мясо, он не будет прилагать усилия к тому, чтобы исправить нож, если на нем обнаружатся дефекты.
То есть свои выводы в вопросе, как относится к шехите, сделанной мумаром, Талмуд строит на знании человеческой психологии.
Первая Мишна трактата ставит перед Талмудом сложную задачу. Поскольку в ней написано — «Все могут...» (см. обзор листа 2), чтобы оградить людей от возможных ошибок, необходимо определить, кто именно попадает в эту категорию — «все» и при каких условиях шехита, произведенная представителями той или иной группы, будет кошерной. И эта категория, как мы понимаем — весьма обширна.
К примеру, Учителя отмечают, что шехиту имеет право совершать еврей, у которого не было брит милы (обрезание). Но это, как выясняется, не означает, что к реализации этой процедуры допускается любой необрезанный еврей. Что же имеется в виду?
В случае, если в семье из-за брит милы умерли два мальчика, — поясняет Талмуд, — третьему, родившемуся в этой семье ребенку, обрезание не делают. И он при этом считается «кошерным» евреем и может совершать шехиту. Другое дело — если человек остался необрезанным, потому что его родители, а потом и он сам, не придерживались еврейского образа жизни. Не следует доверять такому человеку шехиту.
Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: как относиться к шехите, сделанной евреем, который поклоняется идолам?
Чтобы выяснить это, Учителя анализируют историю, изложенную в Танахе (Диврей а‑Ямим, гл. 2, разделы 18‑20). Здесь рассказывается о царе Иудеи Иеѓошафате, который принял приглашение царя Аѓава и пировал с ним за одним столом.
Подробнее об этом — в обзоре следующего листа...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать значение начальных слов первой Мишны трактата — «Все могут совершать шехиту» (см. обзор листа 2). Речь, как мы помним, идет об отношении к шехите, произведенной идолопоклонником. И в этой связи Талмуд анализирует изложенную в Танахе (Диврей а‑Ямим, гл. 2) историю, как царь Иудеи Иеѓошафат принял приглашение царя Аѓава (во владениях которого было распространено идолопоклонство) и пировал с ним за одним столом (см. обзор листа 4).
Здесь, в частности, сказано: «И зарезал Аѓав для него и для тех, кто сопровождал его, много крупного и мелкого скота и уговорил (их) подняться в Рамот Гилад» (Диврей а‑Ямим, гл. 2, ст. 18).
Речь идет об одном из самых мрачных периодов еврейской истории эпохи Первого Храма.
Учителя в подробностях вникают в описанную в этом фрагменте ситуацию. Цель их исследования — выяснить, ел ли иудейский царь мясо после шехиты, сделанной идолопоклонником. Ведь если скот резали идолопоклонники, и царь ел это мясо, это будет подтверждением, что человек, поклоняющийся идолам, имеет право производить шехиту.
Рассматриваются разные варианты.
1. Царь пришел на пир, но мясо не ел. Только пил вино (в те времена, на вино, которое использовалось в ритуалах идолопоклонников, запрета еще не было).
Обсудив эту версию, Учителя заключают, что она не выдерживает критики. Если уж иудейский царь сел за стол у Аѓава, то не только пил, но и ел.
2. Шехиту в процессе подготовки к этому пиру производил слуга Аѓава — Овадия, который был евреем, соблюдающим еврейские законы (речь — о пророке, авторе одной из книг Танаха — книга Овадии).
С одной стороны, Овадия не мог один совершить шехиту всем животным, мясо которых пошло на приготовление блюд для пира с таким большим количеством гостей. С другой — у него могли быть верные помощники. Ведь сказано в Танахе: «И оставил Я в Израиле семь тысяч, представителей колен, которые не поклонялись идолам» (первая книга Мелахим — Цари, гл. 19, ст. 18).
В процессе анализа ситуации Учителя отвергают и эту гипотезу — жена Аѓава, Изэвэль, настаивала на истреблении праведных евреев, и они старались держаться подальше от царского двора.
3. Слуги Иеѓошафата отдельно готовили мясо для себя и своего царя.
Однако и эта версия Учителями отвергается. Ибо в Танахе сказано, что Иеѓошафат во время пира старался не отделять себя и своих слуг от челяди Аѓава — «Как ты — так и я, как твой народ — так и мой народ...» (там же, гл. 22, ст. 4).
Но разве это сравнение относится к пиру? — спрашивает Талмуд. И отвечает: речь тут, как видно из контекста фрагмента, идет о союзничестве в войне...
Детально разбирая ситуацию, Талмуд использует метод сравнительного анализа. Рассматривает, в частности, проблемы, связанные с приношениями в Храме.
Имеет ли право мумар (еврей, который соблюдает не все заповеди Торы) приносить корбан-хатат (приношение, символизирующее искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку)? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: корбан-хатат от мумара принимается лишь в том случае, когда он совершает тешуву (раскаивается в своих ошибках и возвращается на пути Торы).
Тот, кто допускает запрещенные действия по неведению или по ошибке, — подчеркивает раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — приносит в Храме корбан-хатат. Тот, кто намеренно идет на проступок, зная, что Тора запрещает это делать, заслуживает наказания. Приношение от него не принимается.
В рассматриваемой нами ситуации речь идет об идолопоклонниках, которые не раскаиваются в своих убеждениях. И это означает, что они, по сути, вообще не признают законы Торы и правила кашрута, скорее всего, не соблюдают.
Теперь Талмуд сравнивает предложенные к обсуждению обстоятельства с ситуацией, в которую попадают люди, когда шехита совершена самаритянином (неевреем, который взял на себя обязанность выполнять некоторые законы Торы, не обучаясь у евреев и не впитав уважение к Традиции — см. обзор листа 4).
С разных сторон рассмотрев возможные ситуации, связанные с шехитой, которую произвел самаритянин, многие Учителя, в конце концов, постановили: самаритяне не должны делать шехиту.
Дальнейшее обсуждение этих проблем переносится на следующий лист...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать вопрос: может ли самаритянин (нееврей, который взял на себя обязанность выполнять некоторые законы Торы, не обучаясь у евреев и не впитав уважение к Традиции) делать шехиту?
В предыдущем обзоре мы остановились на том, что многие Учителя пришли к заключению, что самаритяне не должны делать шехиту (см. обзор листа 5).
Здесь Талмуд занимается выяснением причин такого запрета.
В связи с этим рассказывается такая история.
Как-то раз попросил раби Шимон бен Элазар раби Меира (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) принести от самаритянина вино. И вот, когда раби Меир возвращался, встретился ему по дороге старец, который сказал: «Вино это — не пей!».
Прислушался к словам старца раби Меир и вынес постановление: вино, изготовленное самаритянами — не пить, и мясо животного, шехита которому сделана самаритянами — не есть.
Но в чем же все-таки заключается причина запрета? — спрашивает Талмуд.
Нашли у самаритян изваяние: голубка сидит на вершине горы Гризим, — объясняет рав Нахман бар Ицхак. — И этому изваянию они поклонялись, как идолу. Конечно же, далеко не все самаритяне поклонялись этому идолу. Но все же, если был такой прецедент, чтобы избежать ошибок, Учителя решили, что лучше услугами самаритян в шехите и в изготовлении вина не пользоваться.
Рассказывает Талмуд, что с раби Ицхаком бар Йосефом произошло нечто подобное, что и с раби Меиром. Попросил его раби Абагу (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, начало 4‑го века) принести вина от самаритянина. Возвращаясь, раби Ицхак встретил старца, который посмотрел на него и сказал: «Нет тут соблюдающих законы Торы».
Услышали об этом раби Ами (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; 3‑й век) и раби Аси (великий Учиетель Талмуда, коллега раби Ами) и вынесли постановление: хоть и соблюдают самаритяне многие законы Торы, в том числе — законы кашрута, будем относиться к ним, как к другим неевреям. И соответствующим образом, со всеми вытекающими отсюда последствиями, должна решаться любая связанная с ними проблема
Что это означает?
Допустим, еврей владеет с самаритянином одним двором, — поясняет Талмуд. — И вот еврей решил сделать в общем владении эрув (объединение «пространства», внутри которого можно переносить вещи в шаббат). Он может сделать это единственным способом — арендовать у самаритянина принадлежащую ему часть двора. Просто согласия самаритянина на то, чтобы считать этот двор эрувом — не достаточно.
Далее Талмуд рассказывает такую историю.
Однажды отправились раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век) и раби Аси вместе в путешествие. На ночь остановились на постоялом дворе, хозяевами которого были малограмотные, несведущие в законах Торы евреи.
Заказали они ужин, и им принесли яичницу в винном соусе.
Раби Аси поужинал, а раби Зейра поблагодарил хозяев, но от еды отказался.
Потом, когда они остались одни, спросил раби Зейра своего спутника:
Разве ты не опасаешься, что эти хозяева могли использовать продукты, от которых не отделены трума и маасер (каждый еврей в Эрец Исраэль должен отделять определенную часть урожая в пользу коэнов и бедных; подробнее — см. на сайте, к примеру, обзор листа 66 трактата Менахот)?
И раби Аси объяснил, в чем тут дело. Если человек взял из рук несведущего в законах Торы еврея вино и, скажем, чечевицу (или какой-либо другой продукт), чтобы потом съесть это в смеси, от продукта следует отделить десятину (маасер). Но если получил от такого еврея уже приготовленную смесь, отделять маасер не надо. Этот продукт пригоден для еды.
Далее Талмуд рассказывает еще несколько историй, связанных с проблемой — можно ли в вопросах кашрута доверять еврею, который не очень сведущ в законах Торы.
Но какое же отношение имеет все это к шехите самаритянина?
Ассоциации уводят Учителей порой далеко от основной темы. Настолько, что нам трудно уследить за логикой их размышлений. В данном случае можно сделать лишь такой вывод: обсуждая конкретные модели поведения еврея в той ли иной ситуации (а каждая история в Талмуде — это модель), Талмуд подводит нас к пониманию определенной идеи. Если уж еврею далеко не всегда можно довериться в вопросах кашрута, то нееврею (самаритяне не являлись частью еврейского народа) — тем более.
Поэтому Учителя, во избежание ошибок, запретили самаритянам делать для евреев шехиту.
На нашем листе Талмуд обсуждает вопрос: почему город Бейт Шеан оказался вне пределов Эрец Исраэль.
Раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) разрешил в Бейт Шеане есть овощи, не отделяя маасер (десятая часть урожая, которую каждый земледелец, проживающий в Эрец Исраэль обязан отделить, прежде чем пользоваться его плодами — подробнее см. в обзор листа 66 трактата Менахот), — сообщает Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
И это означает одно: территория этого города и его окрестности Землей Израиля не считаются. Ибо лишь от урожая, выращенного в Эрец Исраэль, отделяют маасер.
Впрочем, сообщение Раби свидетельствует и о том, — подчеркивает Талмуд, — что постановление, вынесенное, даже одним мудрецом, великим знатоком Торы, имеет силу закона.
Но ведь в период, когда евреи вошли в Эрец Исраэль и завоевывали города, взят был и Бейт Шеан, — отмечает раби Иегуда, сын раби Шимона бен Пази. В Танахе написано: «И не проспал (то есть — завоевал) Менаше народы, населявшие Бейт Шеан и его окрестности...» (Шофтим — Книга Судей, гл. 1, ст. 27).
Раби Элазар бен Шамуа дает такое объяснение.
После странствий в пустыне сыны Израиля завоевали эти земли, и они обрели статус Эрец Исраэль. Но потом, вернувшись из Вавилонского изгнания, не захватили их вновь. С точки зрения раби Меира, высокий духовный статус территорий, оставленных евреями, когда они были изгнаны, утрачивался. Поэтому на Бейт Шеан и прилегающие к нему земли не распространялись и законы шмиты (каждый седьмой год евреи Эрец Исраэль не обрабатывали земли и не собирали урожай).
Как это обычно бывает в Талмуде, Учителя, обсуждая позицию раби Меира, рассматривают ее со всех сторон, выстраивая гипотетические ситуации.
Но, в конце концов, принимают единую точку зрения: решение праведника (в данном контексте — Учителя Торы и Талмуда) далеко не всегда лежит на поверхности, немало приходится потрудиться порой, чтобы постичь логику его посылов и выводов, но ошибаться он не может, ибо Всевышний ограждает его от ошибок.
И не только самого праведника, но даже — скотину его, — добавляют Учителя.
Далее Талмуд рассказывает красивую историю.
Случилось так, что раби Пинхас бен Яир отправился выкупать пленных. Неблизкий путь ему предстояло пройти. И вот оказался он на берегу реки Гинай. Глубокая была река — вброд не перейдешь. И обратился раби Пинхас к реке с просьбой:
— Расступись, пожалуйста, чтобы мог я перейти на другой берег.
Ответила ему река:
— Ты выполняешь волю Творца, и я выполняю волю Творца. Тебе, быть может, и не удастся исполнить возложенную на тебя миссию. Ну а я свою — наверняка и дальше буду выполнять...
— Это — как посмотреть, сказал реке раби Пинхас. — Может статься, и пересохнешь, если не расступишься передо мной.
Задумалась река и решила пропустить раби Пинхаса — расступилась перед ним.
Но раби Пинхас был не один. Шел вместе с ним человек, который должен был позаботиться о пшенице для мацы на Песах.
Река расступилась и перед ним.
А еще с ними шел торговец-нееврей.
Река и перед ним расступилась...
И вот остановился раби Пинхас отдохнуть на постоялом дворе. Радушный хозяин позаботился не только о нем, но и о его осле — насыпал ослу раби Пинхаса ячменя. А осел стоит и — не ест. Хозяин велел слуге просеять ячмень. Но осел все равно к еде не притронулся. В чем тут дело?
Быть может, десятину не отделили от этого ячменя? — спросил раби Пинхас бен Яир.
И в самом деле. Как только отделили от ячменя десятину, осел тут же принялся за еду.
Но разве в подобных случаях, если нет уверенности, что десятина отделена от урожая, для осла надо было ее отделить? — спрашивают Учителя. — Ведь мы учили, что это делается, только если плоды предназначаются человеку.
Как выяснилось, ячмень и в самом деле изначально предназначался для людей. А при таких обстоятельствах, даже если часть от него отдают ослу, а уверенности в том, что десятина отделена — нет, ее необходимо отделить.
Это — свидетельство, что особые знания мудреца «одухотворяют», поднимают на более высокий духовный уровень все, что мудрецу принадлежит, — заключает Талмуд...
На нашем листе Талмуд возвращается к основной теме трактата — шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2).
Теперь в эпицентре обсуждения — определенное состояние ножа, которым, совершая шехиту, можно резать животное.
Если перед тем как зарезать животное шохет (человек осуществляющий процесс шехиты) раскалил нож, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — шехита будет кошерной (то есть прокаливание ножа не создает никаких дополнительных проблем; об основных ошибках при шехите — см. обзор листа 2). Ибо убивающий животное надрез производится быстро, до того, как нож успевает обжечь телесную ткань.
Но ведь боковые поверхности ножа могут обжечь шею животного, — отмечают другие Учителя. — Как это расценивать?
В процессе шехиты разрез расширяется, — поясняет Шмуэль. — И только острие лезвия соприкасаются с телесными тканями животного.
Исследуя ситуацию, Талмуд, как обычно, пользуется методом сравнительного анализа, рассматривая виды кожных поражений, наличие которых «диагностируется» как цараат (болезнь, возникающая по причинам духовного характера; заболевший называется — мецора).
Существует два вида таких поражений кожи: шхин и михва, — сообщает Талмуд.
И выдвигает на обсуждение вопрос: если, допустим, человека ударили раскаленным металлическим прутом, какое он получит поражение кожи — шхин или михва?
Если человека ударили горячим камнем или деревянной палкой, или он обжегся водой горячего источника Твери (город в Эрец Исраэль), или на его теле образовалась рана от свинца в руднике, то есть — чем угодно, что не нагревалось на огне, это будет кожное поражение, которое квалифицируется как шхин. Если же «виновник» ожога — уголек или горячая зола, раскаленная известь и т.п., то есть все, что было нагрето в огне, человек получает повреждение кожи типа махва.
Талмуд приводит некоторые правила, связанные с такими кожными повреждениями.
Человек, получивший любое из этих повреждений, в течение недели не должен выходить из дома. Если область поражения (для того, чтобы объявить человека мецорой, нужно, чтобы она была не меньше определенного размера) у него увеличилась или на покраснении появились белые пятна, его объявляют мецорой.
Выше мы говорили, что мецора — состояние человека, который, совершив какую-либо ошибку, нарушил, скажем так, «духовное равновесие». А тут он становится мецорой в результате физического воздействия. Как же так?
Но не будем забывать, что и явления физического плана — от Всевышнего и могут быть «реакцией» на образовавшиеся духовные «неполадки». Это и выясняется в процессе «карантина», когда человека запирают в его доме на семидневный срок.
Если человек получил удар раскаленным металлическим прутом, что возникает раньше: повреждение от ушиба или — ожог? — спрашивает Талмуд.
И приходит к выводу, что сначала образуется рана от удара, а позднее образуется ожог.
По аналогии Учителя заключают, что Шмуэль, объясняя, почему раскаленный на огне нож не делает шехиту некошерной, точно описывает ситуацию. Тем более, что нож для шехиты, в отличие от тупого предмета — прута, хорошо заточен, и острие у него — очень тонкое.
Почему ножом, который использовался в ритуалах поклонения идолам, можно делать шехиту, но мясо резать — нельзя? — спрашивает рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век).
И дает такое объяснение. Потому что при шехите нож как бы понижает «статус» животного — живое животное стоит дороже зарезанного. Когда им орудуют, разделывая тушу, нож, наоборот, как будто бы повышает «статус» мяса — из него готовят кушанья, которые будут съедены человеком.
Как же можно резать кошерное животное ножом, который использовался в ритуалах идолопоклонников? — спрашивает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — Ведь его лезвие впитало в себя некошерный жир.
Рав Нахман подразумевал, что идолопоклонники применяли его, заготавливая дрова, — уточняет Талмуд.
Впрочем, многие Учителя говорят, что делать шехиту и резать мясо можно и ножом, взятым у нееврея.
Если таким ножом режешь мясо, — отмечает Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — достаточно срезать с него и не использовать в пищу его верхний слой.
Такой нож без боязни можно использовать, — говорит Раба бар бар Хана, — если его хорошенько промыть водой. Также, промыв водой, можно делать взятым у нееврея ножом и шехиту.
Потому что из разреза вытекает много крови, — объясняют слова Рабы некоторые Учителя, — и ничего «постороннего» в мясо животного не попадает.
Однако другие Учителя усматривают в данном вопросе иную грань Истины.
Нож входит в определенное место на шее животного под нажимом, — говорят они. — И впитавшиеся в него частицы некошерного могут проникать в мясо животного, которому делают шехиту.
Талмуд выдвигает на обсуждение новую ситуацию. Допустим, ножом зарезали животное. А оно оказалось больным. Можно ли использовать его для другой шехиты?
Изучив обстоятельства, Учителя приходят к выводу, что пользоваться этим ножом можно. Их точки зрения расходятся лишь в одном: какую «обработку» должен пройти этот нож.
Некоторые Учителя говорят: чтобы снять с ножа жир больного животного, нож этот надо промыть холодной водой. Другие — горячей. Третьи — достаточно хорошо протереть его жесткой тряпкой. Принятая ѓалаха (практический еврейский закон) — достаточно промыть нож холодной водой...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с осуществлением процесса шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
Завершая анализ ситуаций, которые могут возникать, когда шохет (человек, делающий шехиту; подробнее — см. в обзоре листа 2) пользуется ножом, взятым у другого человека, Талмуд ставит принципиальный вопрос: сколько ножей требуется шохету?
Шохету нужны три ножа и две посудины с водой, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век). — Одним он режет животное, другим — разделывает тушу, третьим — вырезает запрещенный для еды внутренний жир. В одной посудине он моет мясо, в другой — жир.
Другие Учителя усматривают в этом иную грань Истины.
Достаточно двух ножей и одной посудины, — говорят они. — Один для шехиты, а другим можно сначала разделать тушу, а потом — вырезать жир. С тремя ножами легко запутаться. Так же — и с двумя посудинами. Достаточно одной...
Обсудив некоторые детали процесса шехиты, Учителя переходят к общим вопросам.
Мудрец Торы должен уметь грамотно писать, делать шехиту и обрезание, — говорит Рав.
А еще — правильно повязывать тефиллин, благословлять жениха и невесту под хупой и завязывать цицит, — дополняет рав Хананья бар Шамая высказывание Рава.
Если шохет не достаточно хорошо знает законы шехиты, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — мясо животного, которое он зарезал, нельзя есть.
Поэтому так важно, чтобы мудрецы Торы хорошо знали все подробности процесса шехиты, — заключают Учителя. — И, экзаменуя шохета, внимательно следили за каждым его движением. Замечать его ошибки — дело непростое. Трудно, к примеру, на глаз определить, не нажал ли он на нож с большим, чем требуется, усилием. А если при шехите имела место дераса (одна из основных, недопустимых ошибок при шехите — об этом см. в обзоре листа 2), кошерной она уже не считается. Или — шеѓия (см. там же). Заметить, что шохет на долю секунды остановил движение ножа — очень сложно. А ведь это — свидетельство того, что шохет не достиг нужного уровня в своем мастерстве. И, следовательно, нельзя ему давать разрешение на самостоятельную практику.
Шохету необходимо быть человеком очень ответственным, — говорит Шмуэль. — Всякий раз после шехиты он должен проверять место надреза — все ли сделано правильно.
Будет ли шехита считаться кошерной, если шохет не сделал такую проверку? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: нет, не проверив надрез после шехиты и сразу приступив к разделыванию туши, шохет ставит под сомнение всю свою работу. Мясо после такой шехиты не годится в пищу. Более того, считается, что оно «заряжено» тумой (духовная нечистота).
Если этап проверки пропущен, — уточняют Учителя. — Есть опасность, что животное было зарезано некошерным способом. И тогда его мясо — невела (падаль). А употреблять в пищу невелу запрещено законом Торы.
Впрочем, рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Если проверка после шехиты не произведена, — говорит он, — мясо животного есть нельзя. Но невелой оно не становится, и тумы в нем нет.
Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: надо ли шохету каждый раз перед шехитой проверять состояние ножа или это можно делать периодически?
Нож следует проверять перед каждой шехитой (если на его лезвии образовалась даже крошечная зазубрина, он уже не годится для шехиты — см. обзор листа 2), — дает разъяснение раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — Обычно проверку производит проживающий в данном населенном пункте признанный знаток Торы. Однако в случае, если в селении нет такого мудреца, шохет проверяет нож сам. Ведь он — тоже знаток Торы. В противном случае, если человек не достиг в изучении Торы достаточного уровня, никто не аттестует его как специалиста в шехите.
Интересно проследить, как Учителя, чтобы оградить людей от возможных ошибок, моделируют самые разнообразные ситуации. На нашем листе обсуждается, к примеру, такой случай. Только что сделали шехиту, и еще не успели осмотреть тушу животного — не было ли у него каких-либо скрытых болезней (и тогда, быть может, мясо его не годится для еды). А тут подкрался волк и утащил внутренности зарезанного животного. Люди напугали его, и он убежал, бросив добычу. На внутренностях, которые были украдены волком, естественно, остались дырки от его зубов. Спрашивается: можно ли считать мясо этого животного кошерным, пригодным для еды? Ведь нет гарантии, что на том самом месте, где волк продырявил внутренности зарезанного животного, были признаки какого-то опасного заболевания.
Вероятность этого слишком мала, — отвечает рав Ѓуна. — В таких случаях мясо остается кошерным.
Но почему же тогда запрещается есть плод инжира, если его клевала птица? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: тут действительно есть опасность, что в том же месте плод попробовала змея и оставила в нем свой яд.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с осуществлением процесса шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин). И в частности — случаи, когда допущенная ошибка или небрежность могут сделать шехиту некошерной (то есть мясо зарезанного животного нельзя будет есть).
В этой связи ранее мы уже перечислили пять обстоятельств, которые способны нанести шехите непоправимый урон (см. обзор листа 2). Среди них — так называемый икур (наличие на лезвии ножа зазубрины, что приводит к разрыву, а не к разрезанию, как положено по правилам, телесной ткани животного). Об этом и пойдет здесь речь.
На предыдущем листе мы говорили о том, что шохет должен проверять нож перед каждой шехитой (см. обзоре листа 9). Талмуд, обозначив и рассмотрев одно правило, добавляет второе: если нож перед шехитой подвергли тщательному осмотру и он был признан идеальным, а сама шехита прошла без ошибок, кошерной ее можно считать только после вторичной проверки ножа — уже после шехиты. Ведь нельзя сбрасывать со счетов вероятность, что шохет, производя надрез, в самом начале, повредил нож о шкуру животного. В случае, если при вторичной проверке зазубрина найдена, мясо животного, зарезанного таким ножом, употреблять в пищу нельзя.
Положим, нож проверили не сразу. Шехиту, воспользовавшись им, сделали утром, а проверку произвели вечером, после того, как целый день рубили этим ножом кости, — вносит уточнение рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век). — Во время этой проверки на лезвии ножа обнаружили зазубрины... Понятно, конечно же, что они образовались, скорее всего, из-за того, что ножом рубили кости. Но шехиту, тем не менее, придется признать некошерной.
Иную грань Истины видит в этом рав Хисда (ученик рава Ѓуны; один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век).
Удары о кости почти наверняка повреждают нож, — говорит он. — А вероятность появления зазубрины от соприкосновения со шкурой животного — чрезвычайно мала. Поэтому в данном случае шехиту следует считать кошерной. Когда повреждение может быть вызвано двумя причинами, выбирают ту, которая по логике вещей воспринимается реальной. А ту, что — под большим сомнением, просто не принимают в расчет.
Высказывая свою позицию по этому поводу, Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) проводит аналогию с процессом духовного очищения в микве (специальный бассейн для духовного очищения, в воды которого человек окунается с головой, и на его теле при этом не должно быть никаких посторонних предметов или наклеек).
Допустим, — говорит он, — человек, чтобы очиститься от тумы (духовная нечистота) ,окунулся в воды миквы, а потом обнаружилось, что к его телу прилип, например, кусочек стружки. Даже если он после миквы целый день строгал доски, можно считать, что он прошел процесс духовного очищения лишь в том случае, если он точно помнит, что в момент, когда он вышел из воды, этого кусочка стружки на его теле не было. Если же он этого не помнит, его статус определяется по сомнительному фактору — считается, что в микве его тело не было полностью освобождено от посторонних вещей. И ему, чтобы наверняка знать, что он — таѓор (духовно чистый), придется снова пойти в микву.
Так же и со шехитой. Мы должны точно знать, что мясо зарезанного животного пригодно для еды. А для этого нужна уверенность в том, что от начала и до конца шехиты, нож, с помощью которого она производилась, был в идеальном состоянии.
Отметим, что, в конце концов, выведенная Учителями ѓалаха (еврейский практический закон) звучит так: если на ноже уже после шехиты обнаружена зазубрина, и человек не рубил этим ножом кости, мясо зарезанного животного будет считаться невелой (непригодным в пищу). Но если зазубрины оказались на ноже, которым после шехиты рубили кости, шехита признается кошерной, и мясо животного разрешается есть.
Талмуд рассказывает, что однажды рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века) запретил для употребления в пищу мясо тринадцати животных. Им делали шехиту — одну за другой. И, проверив нож по завершению всех процедур, увидели, что на нем — небольшая зазубрина. Никто, конечно же, не смог определить, в какой момент она образовалась. Может, и сразу, в процессе первой шехиты...
Поэтому рав Каѓана постановил: если режут подряд несколько животных, нож следует тщательно осматривать после каждой отдельной процедуры.
На нашем листе Талмуд исследует «методику» применения принципов, на основе которых наши Учителя выносят свои решения.
Знакомясь с содержанием листов разных трактатов, мы не раз сталкивались с такой ситуацией, когда Учителя, обсуждая спорные вопросы, выводили ѓалаху (еврейский практический закон) по «большинству» голосов. Тем же методом пользовались и судьи Санѓедрина (Верховного суда), если по поводу приговора у них не было единого мнения.
Талмуд задается вопросом: откуда нам известно, что мы должны руководствоваться этим принципом?
И отвечает: это — один из тех «инструментов» познания Торы, которые были получены Моше от Всевышнего на горе Синай.
В любом спорном случае, изучив открытые мудрецами грани Истины, Талмуд дает ту рекомендацию, которая высказана большинством Учителей.
При этом Тора учит искренности и принципиальности. В ее тексте есть такая фраза: «Не склоняйся к большинству назло...» (Шемот, гл. 23, ст. 2).
Здесь подразумевается не только «злой умысел», — поясняют Учителя, — но и самоуважение, твердость убеждений.
Принцип «большинства» применяется и в иной плоскости, — отмечает Талмуд. И описывает такую ситуацию.
Допустим, в мясном ряду — десять магазинчиков. В девяти из них продают кошерное мясо и только в одной — некошерное. И вот на земле в этом ряду найден кусок мяса. Спрашивается: что мы должны о нем сказать — кошерный он, этот кусок, или некошерный?
Мы говорим: «это — кошерное мясо». Потому что и здесь используется принцип «большинства». А большинство магазинчиков этого ряда торгуют кошерным мясом.
Раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век) приводит другой пример.
В Торе о корбане-ола (приношение в Храме, символизирующее тотальную близость к Творцу, в знак чего тушу предназначенного для приношения этого вида животного сжигают полностью): «И разделит ее на части...» (Ваикра, гл. 1, ст. 6).
Тушу животного разрезают на части, чтобы осмотреть мясо — так определяют, не было ли у животного какой-то болезни, которая делает его мясо непригодным для сожжения на мизбеахе (в приблизительном переводе — «жертвенник»). Но ведь отдельные органы при разделывании туши не вскрываются. И хотя внутри них может быть какой-либо изъян, если признаки заболевания на открытых частях туши не обнаружены, мясо животного признают пригодным для реализации дальнейшей процедуры приношения. Ибо в своем «большинстве» мясо животного не имеет дефектов.
Факт, что нам следует руководствоваться принципом «большинства», — говорит Мар бар Равина, — подтверждается и запретом из Торы, касающимся пасхального приношения.
В Торе сказано: «И кость его не сломайте...» (Шемот, гл. 12, ст. 46).
Но ведь и внутри кости животного может быть скрыт какой-то дефект. Следовательно, из повеления «не сломайте» мы делаем вывод: даже если допустить, что внутри кости предназначенного для корбана-песах животного есть изъян, мы проводим процедуру приношения. Поскольку в основном животное — в порядке.
Указание на то, что в случае, если нет способа проверки, применяют принцип «большинства», прочитывается в законах приношения двух козлов в Йом Кипур (см. обзоры листов 66, 67 и 68 трактата Йома), — говорит рав Аха бар Яаков (великий Учитель Талмуда 3‑го поколения, начало 4‑го века). — Как написано в Торе: «И возьмет двух козлов...» (Ваикра, гл. 16, ст. 7). Берут двух одинаковых козлов, по внешним признакам пригодных для приношения (то есть — без видимых физических дефектов) и по жребию определяют, какой из них попадет на мизбеах. Другого — отводят в пустыню и сбрасывают со скалы. Первому делают шехиту, и становится окончательно ясно, здоров он или болен. Но второго отправляют в пустыню — живым. А что, если он — болен?
Но, может быть, козла отпущения проверяли после того, как сбрасывали его со скалы? — высказывают гипотезу Учителя.
Но тут же ее отметают. Козел падал на камни, с высоты...
Так что остается одно: принцип «большинства». Если большинство козлов без видимых дефектов оказывается здоровыми и пригодными для приношения в Храме, то и этого, «непроверенного» (ему не делали шехиту) козла следует считать пригодным для приношения.
Рамки наших обзоров не позволяют нам полностью привести то множество примеров, которые обсуждает Талмуд, выверяя сферы использования принципа «большинства» в жизненной практике.
Поэтому, в дополнение к сказанному, дадим лишь еще один, непосредственно касающийся основной темы нашего трактата.
Теоретически, может случиться такое, что у животного перед шехитой, в том самом месте, где делается надрез, произошел внутренний разрыв тканей, — отмечает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — И тогда, казалось бы, шехита будет некошерной. Но на практике проверить это невозможно. Поэтому, мы, исходя из опыта, который свидетельствует — со здоровыми животными обычно, в большинстве случаев, такого не бывает, теоретические допуски такого рода не учитываем.
Сегодня, возможно, мы сказали бы, что Талмуд, исследуя ситуации и делая выводы, широко использует теорию вероятности...
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к теме — кто может делать шехиту, обозначенной в первой Мишне трактата словами: «Все могут...» (см. обзор листа 2).
Но теперь, вычленив категорию людей, которым на законных основаниях разрешается этим заниматься, Учителя как бы «под микроскопом» рассматривают детали проблемы.
Напомню, что шохетом (человек, который осуществляет процесс шехиты) может стать человек, который хорошо ориентируется в законах Торы вообще и законах шехиты — в частности (подробнее см. первую часть обзор листа 2).
Здесь, на нашем листе, Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век) говорит: если человек видел от начала и до конца, как шохет делает шехиту, ему можно есть мясо этого животного, если не видел всю процедуру — нельзя.
Возникает закономерный вопрос: есть ли необходимость в «личном» наблюдении за шехитой животному, мясо которого человек собирается есть?
Ведь даже если он точно не знает, насколько основательно данный шохет изучил и усвоил законы шехиты, он может положиться на принцип «большинства» (см. сайте обзор листа 10). Ибо известно, что большинство шохетов в своем деле — признанные специалисты.
Речь здесь идет как раз о противоположном случае, когда человеку известно, что тот, кто будет производить шехиту, пока не имеет на это «лицензии» (не сдал, к примеру, экзамен). Однако решается воспользоваться его услугами на основании того, что видел, как этот, претендующий на «звание шохета» еврей по всем правилам осуществляя процедуру. Правда, не наблюдал за всем процессом этой шехиты до конца. И сделал вывод: если часть предусмотренных законами шехиты действий — правильны, то и остальные будут правильными.
От подобного отношения к шехите и предостерегает Рав. Чтобы доверять такому шохету, — наставляет Учитель, — надо видеть, как он проявляет себя на протяжении всего процесса шехиты, от начала и до последнего движения. Только так можно быть уверенным, что он, как правило, не допускает малозаметных, на поверхностный взгляд, но весьма принципиальных ошибок (об этих ошибках — см. обзор листа 2).
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию. К примеру, у человека пропали козлята или, скажем, куры. Потом он нашел их — зарезанными. Спрашивается, можно ли их использовать для еды?
Нельзя, — говорит рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век).
Можно, — говорит раби Ханина (амора первого поколения, один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Талмуд начинает исследовать позиции Учителей. И выясняется, что никаких противоречий между их точками зрения нет. Просто они рассматривали разные обстоятельства этой ситуации.
Рав Иегуда допустил, что тушки потерянных животных найдены среди уличного мусора. И тогда, естественно, они, скорее всего, были убиты каким-либо способом, не имеющим отношения к шехите. Значит, стали — невелой, а невелу есть запрещено.
Раби Ханина рассматривает ситуацию, когда тушки потерянных животных найдены в доме. И, следовательно, скорее всего, им была сделана шехита. Мы будем считать, что эта шехита — кошерна, — говорит он, — потому что большинство шохетов в своем деле — знатоки.
Но ведь возможен и третий вариант развития событий, — отмечает Талмуд. — Положим, тушки потерявшихся животных обнаружены в мусоре в доме. Как расценивать такую ситуацию?
И объясняет, если мясо выбросили, это может означать только одно: оно стало невелой, и употреблять в пищу его, естественно, нельзя...
Талмуд переходит к обсуждению следующей части Мишны, где сказано, что душевно больной, глухонемой и несовершеннолетний не могут стать шохетами (см. заключительную часть обзор листа 2). Им не разрешается резать животное даже под наблюдением специалистов и знатоков Торы. Даже если животное не предназначено для приношения в Храме и готовится для бытовых целей — для еды.
И это нетрудно понять. Ведь шехита, как мы могли убедиться, в любом случае, не зависимо от предназначения животного — дело чрезвычайно ответственное. А представители перечисленных категорий рода людского не способны в полной мере отвечать за свои действия. Тем более, что в процессе шехиты, как мы уже говорили, один не рассчитанный нажим на нож или остановка на долю секунды превращает всю процедуру — в некошерную.
Впрочем, в следующей за этим указанием фразе Мишна сообщает: если любой (человек) совершил шехиту, а другие (компетентные в этом деле люди) наблюдали — его шехита считается кошерной (см. там же).
Должны ли мы понимать слово «любой» так, что и шехита глухонемого, душевно больного и несовершеннолетнего постфактум (если сделана под наблюдением сведущих людей) будет кошерной?
И отвечает: их шехита в данных, подчеркнутых Мишной, обстоятельствах будет кошерной.
Что это за обстоятельства? Какие ситуации выдвигает на обсуждение Талмуд, рассматривая вопросы кошерности шехиты, совершенной душевно больным или, скажем — ребенком, не достигшим 13-летнего возраста (по еврейскому закону мальчик считается совершеннолетним в 13 лет)?..
Об этом мы будем говорить в обзоре следующего листа.
На предыдущем листе Талмуд, как мы помним, перешел к обсуждению следующего пункта Мишны (см. обзор листа 2), в котором запрещается делать шехиту душевно больным, глухонемым и подросткам, не достигшим совершеннолетия. Но если все же на глазах сведущих в законах шехиты людей, кто-либо из них все же сделал шехиту, она признается кошерной, и мясо зарезанного животного будет пригодным для употребления.
Что же имеется в виду?
Этот вопрос, заданный в конце прошлого обзора (см. обзор листа 12), мы сейчас и рассмотрим.
Речь, прежде всего, идет о гипотетической, маловероятной ситуации: допустим, подросток или психически нездоровый человек при свидетелях метнул нож в стену, а попал — в шею животного (в то место, где производится надрез при шехите), и животное погибло.
Перед тем, как раскрыть позиции Учителей, отметим, что еврейская традиция в данном вопросе выделяет несовершеннолетнего, глухонемого и сумасшедшего в одну группу, основываясь на том, что их поступки достаточно часто — спонтанны и безотчетны.
Итак, можно ли признать кошерной такую случайную шехиту? — спрашивает Талмуд.
Раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век) отвечает на этот вопрос утвердительно. Но вносит уточнение: в случае, если нож своим лезвием «чиркнул» по шее животного, летя в стену, а потом, «рикошетом», отлетев от стены, снова «прошелся» по шее животного — в обратном направлении.
С этим еще можно согласиться, — подчеркивает раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — только если мы говорим о «бытовой» шехите. Ибо при шехите животного, предназначенного для приношения в Храме, принципиальное значение имеет намерение. Здесь же намерение вообще отсутствует.
Попутно Учителя рассматривают вопрос: можно ли считать реализацию неосознанного побуждения представителей данной категории людей — действием?
Если и можно назвать их физические усилия действием (как, например, в ситуации, когда дети делают из дерева совок для песка), — говорит раби Ами (один из самых выдающихся учеников раби Йоханана; 3‑й век), — то все равно — не вполне полноценным. Намерения же их в расчет не принимаются. Даже если их поступки целенаправленны и вполне логичны.
Случайная шехита, в ситуации, о которой мы говорим, не может подготовить животное к реализации процедуры приношения в Храме, — констатирует Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Это — исключено. Ибо в Торе, там, где речь идет о приношениях, четко сказано: «И зарежет быка...» (Ваикра, гл. 1, ст. 5).
Сама форма глагола подразумевает активное, намеренное действие.
Далее на нашем листе приводится вторая Мишна трактата Хуллин.
Вы ней читаем:
Шехита, сделанная неевреем — некошерна.
После такой шехиты мясо животного (распространяет туму — духовную нечистоту) и передает нечистоту тому (человеку), который его несет...
Талмуд приступает к обсуждению новой Мишны. И задается вопросом: если мясо зарезанного нееврем животного нельзя есть, можно ли использовать части его туши в каких-то иных целях?
У нас нет уверенности в том, что эта шехита не была произведена во имя идола, — говорит раби Элиэзер (великий тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — По этой же причине нельзя пользоваться частями туши животного, зарезанного самаритянином, который все же, пусть не все, но соблюдает заповеди Торы, особенно — законы кашрута (см. обзоры листов 3 и 4). А после шехиты, сделанной неевреем, который далек от Торы, — ничем от этого животного тем более пользоваться нельзя.
Попутно Талмуд рассматривает некоторые нюансы отношения к неевреям.
Большинство неевреев не режут животных во имя идолов, — отмечает рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век). — И вообще, их не следует относить к «изменникам веры». От них, кстати говоря, принимаются приношения в Храме. Но от евреев, которые отошли от еврейской традиции, нарушают законы еврейской жизни (на иврите такой еврей называется — мумар) приношения в Храме не принимаются.
Неевреев, живущих вне Эрец Исраэль, мы не считаем активными идолопоклонниками, — добавляет раби Йоханан. — Просто они сохраняют обычаи своих предков.
Возвращаясь к содержанию Мишны, Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) вносит уточнение: для того, чтобы получить туму от мяса зарезанного неевреем животного, совсем необязательно прикасаться к нему: достаточно находиться с этим мясом в одном помещении.
На нашем листе дается новая Мишна, в которой сказано:
В случае, если шехита сделана ночью или — слепым, она кошерна...
Кошерной такая шехита признается только постфактум, уточняет Талмуд, тщательно проанализировав это положение.
Но ведь шехиту делают и днем и ночью. Причем, где угодно — даже на корабле и на крыше дома. Почему же ночная шехита признается только постфактум? — спрашивает Талмуд.
В общих правилах имеется в виду, что люди, собираясь производить шехиту, разжигают костер, пламя которого хорошо освещает место реализации шехиты, — поясняет рав Папа (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда 5‑го поколения; конец 4‑го века), — Здесь же, в этой Мишне, не напрасно подчеркивается — «ночью или — слепым...». Подразумевается, что шехиту совершили ночью, в темноте...
На нашем листе Талмуд рассматривает законы, связанные со шехитой, которую совершили в один из дней, когда работать в принципе запрещено.
Имеется в виду шаббат и Йом Кипур. И в Мишне по этому поводу сказано:
Если (шохет) делает шехиту в шаббат или в Йом Кипур, несмотря на то, что он заслуживает строжайшего наказания, мясо зарезанного (в таки дни) животного — кошерно...
Но есть его в этот день — нельзя, — подчеркивает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), анализируя содержание Мишны.
Известно, что в шаббат можно срезать тыквы и резать мясо для собак, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — но кормить их этим разрешается только после исхода субботы. Даже если животное погибло в шаббат, несмотря на то, что предназначение этого животного внезапно изменилось, кормить его мясом собак в течение субботних суток нельзя. Аналогично — и в нашем случае. Если уж человек зарезал животное в шаббат, использовать мясо в субботу — запрещается. Точно так же, как все, что не было готово к употреблению до наступления шаббата.
Аналогия тут не совсем точная, — отмечает Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — В своем высказывании раби Иегуда выделяет фактор предназначения. «Даже если предназначение изменилось...», — говорит он. Имея в виду, что животное должно было пойти на мясо для людей, но когда погибло, стало пригодным лишь для кормления собак... Однако здесь открывается и другая грань Истины: животных держат в хозяйстве не только для того, чтобы получить мясо. Какое-то количество особей нужны хозяину скота, чтобы давали молоко, чтобы был приплод и стадо увеличивалось... И если он зарезал животное, от которого получал, например, молоко, значит, он изменил его предназначение. Так что, слово «даже» здесь не подходит.
Но для чего Учителя в тончайших деталях исследуют и уточняют то, что, казалось бы, сказано ясно и однозначно: «то, что не готово к употреблению до наступления субботы, использовать нельзя»?
И тут мы, в который уж раз, констатируем: Учителя моделируют самые разнообразные, связанные с определенным постановлением ситуации для того, чтобы максимально представить возможные обстоятельства и оградить людей от ошибок
Учителя расширяют сферу обсуждения, и рассматривают такую ситуацию.
Допустим, человек перед самым шаббатом взял у самаритянина (нееврей, который частично соблюдает законы Торы) вино и не успел отделить от него труму и маасер (части урожая, которые каждый еврей в Эрец Исраэль должен отделить в пользу коэнов, левитов и бедных — подробнее см. на сайте, например, в обзоре листа 66 трактата Менахот). Спрашивается: может ли он просто сказать: «столько-то отделяю на труму, столько-то — на маасер» и пить в шаббат это вино, а саму процедуру отделения провести после субботы, постфактум?
Нет, не может, — говорит раби Иегуда. — Насчет самаритян известно, что эту мицву (заповедь) они не выполняют. И существует четко сформулированный закон: еврей, проживающий в Эрец Исраэль, не имеет право использовать продукт для своих нужд, не отделив от него труму и маасер. В шаббат процедуру отделения не производят. Следовательно, в субботу это вино пить нельзя — оно до субботы к употреблению «не готово».
К тому же, есть и еще один нюанс, — продолжает раби Иегуда. — К примеру, человек сказал — «отделю так-то и так-то...». А в шаббат бурдюк случайно продырявится. И тогда отделить от вина положенные части он уже не сможет...
Попутно Талмуд дает такое наставление. Мы знаем, что в пределах эрува (объединение владений в единое «пространство», внутри которого разрешается переносить вещи в субботу) можно в шаббат переносить сосуды. Однако, если сосуд разбился, его обломки разрешается переносить лишь в том случае, если они пригодны для использования. Скажем, каким-то куском разбитого глиняного сосуда можно накрыть бочку...
Однако раби Иегуда усматривает здесь иную грань Истины.
Переносить обломки сосуда в шаббат разрешается, только если их можно применить в тех же целях. То есть, в них можно что-то положить или налить.
Изучив позицию Учителя, Таплмуд заключает: с точки зрения раби Иегуды тут решающую роль должен сыграть фактор предназначения предмета перед шаббатом. Если сосуд предназначался, чтобы в шаббат в него наливали вино или масло, то и обломки, чтобы их можно было переносить в субботу, должны сохранить то же предназначение...
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать Мишну, представленную на предыдущем листе (см. обзор листа 14), по-прежнему рассматривает законы, связанные со шехитой (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2), которую совершили в один из дней, когда работать (в том числе — производить шехиту) по определению Торы — запрещено.
В обзоре предыдущего листа говорилось о том, что тот, кто режет животное в шаббат, заслуживает сурового наказания, мясо же зарезанного в субботу животного — кошерно, но есть его можно только после исхода шаббата (см. обзор листа 14).
Теперь Талмуд углубляется в обсуждение деталей, пользуясь методом сравнительного анализа и находя аналогии в других законах шаббата.
В частности, мы узнаем, что свечи (или масляные светильники) в субботу переносить разрешается. Любые, кроме тех, которые зажжены для этого шаббата.
Почему нельзя перемещать именно те свечи, которые горели в шаббат? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: потому что перед шаббатом человек предназначил их для «запрещенной» работы (после наступления субботы свечи зажигать нельзя).
В случае со шехитой в шаббат, — отмечают Учителя, — есть существенное отличие: до шаббата животное не предназначалось для еды. Так, может быть, если его зарезали в субботу, есть его мясо в этот день не запрещено?
Сразу же подчеркнем, что Талмуд, разносторонне анализируя проблему, моделирует гипотетические ситуации — в стремлении предугадать возможные варианты развития событий и оградить людей от ошибок.
Итак, отметив отличие смоделированного случая от известного правила, Талмуд задает вопрос: быть может, мясо зарезанного в шаббат животного все-таки можно употребить в пищу в тот же день?
Чтобы ответить на этот вопрос, Учителя пользуются другой аналогией.
Существует строгий порядок приготовления пищи: еда на всю субботу должна быть готова к наступлению шаббата, ибо в субботу варить, жарить и тушить продукты — нельзя.
А что, если все же приготовили блюдо в шаббат? Можно ли есть эту пищу? — спрашивает Талмуд.
Только если это получилось случайно, по ошибке, — говорит раби Меир (из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век).
Если это произошло случайно, по ошибке, — уточняет раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — приготовленное в шаббат блюдо разрешается употреблять в пищу, но — лишь через некоторое время после исхода субботы. Если же еда приготовлена в субботу намеренно, есть ее вообще нельзя.
Если это произошло случайно, — вносит свое дополнение раби Йоханан а‑Сандлар, — после исхода субботы любой человек может есть это блюдо, кроме того человека, который приготовил его в шаббат. Если это сделано специально, никому эту пищу есть не разрешается: и тому, кто готовил, и тем, кто не имел к отношения к процессу приготовления.
На этом этапе обсуждения Талмуд подводит некий итог. Если шехита сделана в субботу, мясо этого животного нельзя употреблять в шаббат в любом случае. Это подчеркнуто и в Мишне — приравниванием в этом законе шаббата к Йом Кипуру (см. обзор листа 14). А День Суда в этом смысле не делает различий между намеренной шехитой и непредумышленной (это — день поста, когда вообще нельзя ни есть ни пить). В Храме в этот день совершались приношения и шехиту делали. Но мясо зарезанных животных коэны (служители в Храме) ели, естественно, после исхода Йом Кипура.
Мишна лишь доводит до нашего сведения, — говорит раби Иегуда, — что мясо животного, которому сделана непреднамеренная шехита — кошерно (в принципе пригодно для употребления в пищу).
Талмуд изучает позицию раби Меира. Почему он разрешает есть мясо животного, зарезанного в шаббат. И тщательно проанализировав точку зрения Учителя, обнаруживает: раби Меир имеет в виду неординарную ситуацию, когда в доме — тяжело больной. Если его жизнь — под угрозой и для улучшения состояния он нуждается, скажем, в телячьем или курином бульоне, то шехиту можно сделать в шаббат. Разрешается также прямо в субботу сварить больному бульон и немедленно, не дожидаясь исхода субботы дать ему этот суп, чтобы он съел его.
Раби Иегуда же, настаивая на строгом запрете, подразумевает, что мясо зарезанного в шаббат животного нельзя есть здоровым людям.
В заключительной части нашего листа Талмуд приводит новую Мишну.
В этой Мишне читаем:
Если шехита произведена обоюдоострым ножом, камнем или стеблем тростника, она считается кошерной. Все могут делать шехиту любым (острым) предметом, кроме серпа с зазубринами, зубов и когтей животного...
Приступив к анализу новой Мишны, Талмуд дает уточнение: такого рода шехита считается кошерной только постфактум. Изначально планировать шехиту, не собираясь использовать предназначенный для этой процедуры нож (см. обзор листа 2) — запрещается.
Мы продолжим, вслед за Талмудом, рассматривать эту Мишну в обзоре 16‑го листа...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание Мишны, приведенной в конце предыдущего листа (см. обзор листа 15). Речь, как мы помним, идет о предметах, которыми можно воспользоваться при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2), чтобы процедура при этом оставалась кошерной.
Талмуд углубляется в анализ деталей. Однако, прежде чем взяться за разбор конкретных подробностей, отметим принципиально важный момент: шехита, произведенная разрешенными Мишной предметами — не обычным пригодным для этой цели ножом (см. обзор листа 2), как подчеркивает Талмуд на предыдущем листе, будет считаться кошерной только постфактум (см. заключительную часть обзор листа 15)).
Талмуд рассматривает возможные варианты.
Почему, например, нельзя заранее планировать шехиту с использованием обоюдоострого (с двумя лезвиями) ножа?
Потому что, — объясняют Учителя, — шохет (специалист, осуществляющий шехиту) может подготовить к шехите одно лезвие, убедиться, что оно заточено правильно и зазубрин на нем нет. А на другой его стороне останутся зазубрины, но на них он не обратит внимание, ибо не собирается пользоваться этой стороной. Но вот, скажем, кто-то отвлек его, и шохет перепутал, каким из лезвий ножа он намеревался резать животное. Шехита в этом случае будет некошерной, ибо зазубрины на лезвии не разрезают, как положено, а рвут телесную ткань (это относят к число основных ошибок при шехите, называемой икур — см. обзор листа 2).
Какие проблемы могут возникнуть, если человек для шехиты воспользовался тростником или камнем?
В связи с этим Талмуд выводит общее правило: шехиту, чтобы постфактум она была кошерной, можно делать камнем и тростником, не только оторванными от земли, но и — соединенными с ней.
Впрочем, Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Если тростник не срезан, а камень не отколот от скалы, — говорит он. — пользоваться ими для шехиты запрещается.
В чем тут дело? Почему в случае, если ребенок бросал нож в стену и по стечению обстоятельств попутно произвел на шее животного надрез, шехита считается кошерной (подробнее об этом — см. обзор листа 13), а в случае, когда надрез образовался от острого каменного выступа в скале получается некошерная шехита?
Для того, чтобы шехита была кошерной, — разъясняет Талмуд, — необходимо, как минимум, чтобы человек приложил к осуществлению процедуры усилие.
Обстоятельства, когда нож брошен в стену, можно рассматривать с разных сторон. С одной — нож этот брошен человеком, с другой — стена какого-либо помещения тоже не появилась сама по себе. Она — плод человеческого труда. То есть, как ни посмотри, все получается, что такая случайна шехита — дело человеческих рук, результат человеческих усилий. Что же касается острого каменного выступа в скале, то гора — естественное природное образования, и человек к ее возникновению не имеет никакого отношения.
В этом ключе Талмуд моделирует и рассматривает другие ситуации.
Допустим, некто прикрепил нож к вращающемуся колесу. И при вращении колеса этим ножом была осуществлена шехита. Спрашивается: будет ли она постфактум кошерной?
Это зависит от конкретных обстоятельств, — сообщают Учителя. Если человек при этом сам крутил колесо, шехиту можно признать кошерной. Если колесо вращалось от напора воды, тут — два варианта. К примеру, если человек открыл водопроводный кран, под напором воды завертелось колесо, и прикрепленный к нему нож сразу же перерезал шею животного, шехита будет постфактум кошерной. Ибо в данной ситуации человек, пусть и опосредованно, но все же приложил усилие к шехите. Но если колесо, к которому крепится нож, вертится под напором проточной воды ручейка, произведенная таким способом шехита — некошерна.
На чем основано правило, что человеческое усилие — необходимое условие реализации шехиты? — спрашивает Талмуд.
И исследуя тексты Торы, дает объяснение: это указание вложено в содержание фразы об Аврааме — «И взял нож, чтобы сделать шехиту» (Берешит, гл. 22, ст. 10). То есть здесь в качестве примера дается активное действие.
Что касается листьев тростника, — отмечает рав Ицхак, — пользоваться им вместо ножа — не рекомендуется. Даже если они крепки и остры, не стоит ими резать мясо и делать шехиту. Потому что тростниковый лист может расщепиться, и человек в результате, не исключено, получит ранение. Но если таким плотным тростниковым листом все же сделана шехита, она считается кошерной.
Талмуд выдвигает на обсуждение такой вопрос: можно ли считать шехиту кошерной, если брошенный нож торчит в стене, и смертельная рана (надрез на шее животного) появилась от того, что оно споткнулось и упало прямо на его лезвие шеей?
Если животное, которое сверху упало на нож — большое и грузное, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), детально изучив обстоятельства, — шехита будет некошерной. Ибо тут явно имела место дераса (излишний нажим на нож, что считается одной из пяти основных, недопустимых при шехите ошибок — см. обзор листа 2).
Но если жертвой такого несчастного случая оказалась птица — скажем, курица или голубь, — уточняет рав Папа (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда пятого поколения; конец 4‑го века), — шехита может считаться кошерной.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание последней Мишны. И концентрирует внимание на том ее «пункте», где сказано, что нельзя, осуществляя шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2), пользоваться серпом (см. обзор листа 15). На серпе от жатвы достаточно жестких стеблей зерновых, как правило, образуются зазубрины. А использование лезвия с такими повреждениями делает шехиту некошерной. Это — одна из пяти основных, недопустимых при шехите ошибок, которая носит название икур (см. обзор листа 2).
...И пилой, — уточняет Талмуд, изучая детали обстоятельств.
Почему — «и пилой»? — спрашивают Учителя.
В ответ Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век) рассказывает, что в свое время его отец специально консультировался по этому поводу у знатоков законов шехиты. И, в частности, спросил их, что следует считать «зазубриной». Зазубрина — это как зубчик пилы. Даже — самой, что ни на есть, частой и мелкой. Отсюда мы и делаем вывод, что пилой для шехиты пользоваться запрещено.
И вообще, — говорят другие Учителя, — нож, имеющий несколько повреждений, уподобляется пиле. Но если у него — лишь одна зазубрина, он пригоден для шехиты.
Как же так? Ведь рассматривая «список» недопустимых при шехите ошибок, мы говорили, что даже одной микроскопической зазубрины на лезвии ножа достаточно, чтобы испортить шехиту (см. обзор листа 2).
Здесь имеется в виду, что это единственное повреждение обнаружено на тупой части ножа — обратной стороне режущего лезвия, — разъясняет Талмуд.
Откуда известно, что нож необходимо проверять перед шехитой? — спрашивает рав Хисда (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век).
Исследовав источники, Талмуд отвечает: об этом сказано в Танахе, во фрагменте, где приводится повеление еврейского царя Шауля — «И будете делать шехиту этим (ножом)» (Невиим — Пророки, книга Шмуэля, гл. 1, ст. 14). То есть, прежде чем приказать — «режьте животное этим ножом», царь его проверил и убедился, что он пригоден для шехиты. В противном случае в уточнении — «этим» — не было бы смысла.
Далее Талмуд описывает различные способы проверки ножа.
В Эрец Исраэль было принято убеждаться в пригодности ножа, поднимая его вверх так, чтобы на него упал солнечный луч. В городе Наѓардеа (Вавилон) с этой целью проводили лезвием ножа по воде. Рав Шешет (амора второго-третьего поколения, великий Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века) проводил по лезвию ножа языком. А рав Аха бар Яаков (великий Учитель Талмуда 3‑го поколения, начало 4‑го века) использовал для этого волос: если волос скользил по лезвию ножа, не застревая, значит, нож пригоден для шехиты.
Нужно проверять нож пальцем или о ноготь, — рекомендует рав Папа (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда пятого поколения; конец 4‑го века).
Необходимо проверять три «позиции» ножа: режущее острие и две стороны лезвия, — говорит Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века).
Однако рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) в этом вопросе усматривает иную грань Истины.
Нужды в этом нет, — подчеркивает он. — Достаточно тщательно проверить поверхность самого острия. Если она — гладкая, нож пригоден для шехиты. Ведь известно, что при шехите надрез в телесной ткани расширяется, и боковые поверхности лезвия их не касаются. Поэтому шехита, произведенная, скажем, раскаленным ножом, как мы говорили — кошерна (см. обзор листа 8). Тут, по сути — аналогичный случай.
Попутно на нашем листе Талмуд рассматривает и другую связанную со шехитой проблему.
В пустыне, до того, как еврейский народ вошел в Эрец Исраэль, можно было есть мясо без шехиты, — отмечают Учителя. — И только на Земле Израиля шехита получила повсеместное распространение. Означает ли это, что в период изгнаний шехита — не обязательна?
Обсуждая этот вопрос, Учителя высказывают различные точки зрения.
Одни говорят, что быт поколения Пустыни не может служить примером для последующих поколений. Ибо в основном евреи питались манном. Поэтому нельзя делать выводы на основании поведения евреев, которые сорок лет вели «небесный» образ жизни.
Другие ссылаются на текст первой Мишны нашего трактата, на более глубоком уровне анализируя фразу — «Все могут делать шехиту...». В нее, — подчеркивают они, — вложен и такой смысл: «Все и всегда должны делать шехиту...».
Раби Ишмаэль открывает в этом совершенно иную грань Истины.
Евреям, — говорит он, — во все времена было запрещено есть мясо животного, не сделав шехиту...
Моше Гойхберг
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущих листов — какими режущими предметами можно пользоваться для шехиты и какими нельзя (см. обзоры листов 15, 16 и 17).
Шехиту можно делать даже серпом... — говорят представители школы Ѓилеля (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век).
Но ведь в Мишне говорилось, что серпом шехиту производить нельзя (см. обзор листа 15). И Учителя дали этому запрету вполне достаточное, с практической точки зрения, обоснование (см. обзор листа 16).
Учителя школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) придерживаются позиции Мишны.
Принципиального противоречия между представителями разных школ нет, — разъясняет Талмуд. — Ибо сторонники школы Ѓилеля вносят существенные уточнения: серп, которым режут животное, должен быть коротким, и «техника» осуществления шехиты при этом должна быть особой. А самое главное — не отрицают, что мясо зарезанного серпом животного не пригодно в пищу еврею, а неевреи могут его есть (вспомним, что по закону Всевышнего и неевреям предписывалось делать шехиту — см. Введение в трактат Хуллин).
Главное расхождение в позициях представителей разных школ заключается в оценке статуса мяса зарезанного с помощью серпа животного.
Сторонники школы Шамая называют его невелой. Подразумевается, что оно «заряжено» тумой (духовная нечистота; подробнее о туме). Следовательно, есть его запрещается.
Сторонники школы Ѓилеля не называют мясо животного, зарезанного серпом — невелой.
Может сложиться и такая ситуация, — отмечает Талмуд, — когда на серпе нет ни единой зазубрины. Тогда, в случае, если нет другого выхода, им можно воспользоваться при шехите как ножом...
Далее Талмуд переходит к обсуждению «анатомического» аспекта шехиты.
Мы уже говорили, что шехита — это процедура, в процессе которой режущим инструментом животному перерезают трахею (дыхательный канал) и пищевод (см. обзор листа 2). Нам также известно, что рассечение ткани выше или ниже установленного для шехиты места на шее животного — это одна из пяти основных, недопустимых ошибок, каждая из которых приводит к тому, что шехита становится не действительной, а мясо зарезанного животного определяется как невела, то есть употреблять его в пищу не разрешается. «Анатомическая» ошибка в терминологии Талмуда носит название — а‑грама (см. там же).
Поскольку и этот промах ведет к серьезным негативным последствиям, Талмуд в подробностях обсуждает «метрические» параметры, уточняя местонахождение органов — «объектов» шехиты.
В Мишне по этому поводу сказано:
Если шехита произведена внутри кольца, и при этом нож не вышел за пределы кольца, оставаясь внутри его периметра, шехиту признают пригодной.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе раби Йоси бар Иегуда.
Считается, что шехита сделана правильно, — говорит он, — если большая часть дыхательного канала (трахеи) перерезана в предназначенном для этого месте.
Если шехита сделана с одной из боковых сторон шеи, процедура (постфактум) признается кошерной.
Мелика (особый, предписанный Торой способ умерщвления птицы, предназначенной для приношения в Храме; нож при этом не используется; подробнее о процедуре — см. обзоры листов 64 и 111 трактата Зевахим), произведенная с боковой стороны шеи — не действительна.
Если при шехите надрез ножом делается с тыльной стороны шеи (со стороны загривка), процедура — некошерна (в любом случае).
Мелика с задней стороны шеи — кошерна (именно сзади, по установленным правилам, и производят мелику).
Фронтальная мелика (со стороны горла птицы) — не действительна...
Приступая к анализу Мишны, Талмуд разъясняет некоторые подробности анатомии животного. При этом вводится термин — гаргирэт (хрящевидное, состоящее из последовательно соединенных друг с другом «колец» образование, внутренние стенки которого формируют дыхательный канал).
Отмечая, что шехита делается «внутри кольца», Мишна имеет в виду верхнее (так называемое, «большое») кольцо, примыкающее к основанию черепной коробки животного. Оно имеет форму конуса (с расширением к голове). Здесь, в пределах большого кольца и производится надрез при шехите.
Слова Мишны — «нож не вышел за пределы кольца», — разъясняет Талмуд, — подразумевают, что лезвие ножа не должно перерезать верхнюю часть (большое кольцо) полностью, нарушая его верхнюю границу. Если же эта граница нарушена, несмотря на то, что большая часть процедуры была проведена правильно, шехита признается некошерной, и мясо животного приобретает статус невелы.
В отличие от других Учителей, раби Йоси бар Иегуда (его точка зрения включена в текст Мишны) подчеркивает, что нарушение верхней границы кольца в самом конце шехиты — существенной роли уже не играет. Главное, что надрез сделан в том месте, где его и следовало сделать. И этого вполне достаточно (если, конечно же, нет иных ошибок), чтобы признать шехиту кошерной и разрешить использовать мясо зарезанного животного для употребления в пищу.
Обсуждение других положений Мишны пренесено на следующий лист...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну, текст которой приведен на предыдущем листе (см. обзор листа 18). В ней, как мы помним, разбирается «анатомический» аспект шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2), и с этих позиций даются указания, при каких условиях шехита будет считаться кошерной, а мясо зарезанного животного — пригодным для употребления в пищу.
На предыдущем листе Талмуд, обозначив «параметры» проведения процедуры обсуждает два первых пункта Мишны (см. обзор листа 18). И теперь, на этом листе, приступает к анализу других ее положений.
Следующая установка Мишны — «если шехита сделана с одной из боковых сторон шеи...» (см. там же).
По узаконенным правилам реализации процедуры, предполагается фронтальный надрез, в область горла — подчеркивает Талмуд. Таким должен быть изначальный план действий шохета (специалист, совершающий шехиту — см. обзор листа 2). Однако, если по каким-либо причинам надрез сделан с боковой стороны шеи животного, шехита и в этом случае признается действительной.
Впрочем, некоторые Учителя усматривают в содержании этого пункта Мишны иную грань Истины. С их точки зрения, в ней сказано, что изначальное намерение шохета сделать надрез с боковой стороны не оказывает влияние на статус шехиты. То есть этот момент, как они говорят, не имеет принципиального значения. А если и имеет, то — лишь для мелики (особый, предписанный Торой способ умерщвления птицы, предназначенной для приношения в Храме; нож при этом не используется).
Но ведь в том случае, если нож входит в шею животного сбоку, существует опасность, что с самого начала, еще до того, как трахея и пищевод — перерезаны, будут повреждены шейные позвонки, — приводит Талмуд контраргумент. — И животное сразу становится непригодным для шехиты, ибо оно приобретает непредусмотренный» физический дефект. Кроме того, это повреждение — прямое нарушение указания Торы, согласно которому животному в процессе умерщвления строжайше запрещено причинять боль (см. Введение в трактат Хуллин). А повреждение позвонка — «процедура» весьма болезненная.
Если же шохет, производя боковой надрез, не задел позвонки, шехиту можно считать кошерной. Это и есть — «признание пригодности шехиты» по факту ее успешного завершения.
Далее Талмуд рассматривает процесс мелики (подробнее о процедуре — см. обзоры листов 64 и 111 трактата Зевахим). И отмечает, что и фронтальная и боковая процедура мелики не может быть кошерной. Если же коэн (служитель в Храме), осуществляющий мелику (к реализации этой сложной процедуры никто, кроме коэнов, не допускается) совершил в этом ошибку, птица будет непригодной для дальнейшего использования.
Мелика кошерна в одном случае, — подчеркивает Талмуд, — если она делается со стороны «загривка». И отыскивает источник такого указания в Торе. А в Торе о мелике именно так, однозначно и четко, сказано: «...со стороны загривка» (Ваикра, гл. 5, ст. 8).
Такая ситуация при шехите исключается — безоговорочно.
Рассматривая заключительную часть Мишны, Учителя проводят сравнительный анализ процессов шехиты и мелики. И обращают внимание на некоторое, можно сказать — прямое «противопоставление». Если шехита сделана со стороны горла животного, она — кошерна, и мясо зарезанного животного пригодно для дальнейшего использования (и для еды и для реализации процедуры приношения в Храме). Сделанная со стороны горла мелика — грубая ошибка. Такая мелика — не действительна, а мясо птицы не годится для дальнейшего использования.
Еще один отличительный нюанс. Для реализации мелики «кошерен» весь загривок. Для осуществления кошерной шехиты пригоден лишь строго определенный участок шеи.
Иными словами, все то, что кошерно для шехиты, некошерно для мелики, и — наоборот: все, что кошерно для мелики, некошерно для шехиты, — заключает Талмуд...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну (см. обзор листа 18). В ней, как мы помним, разбирается «анатомический» аспект шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2).
На прошлом листе (см. обзор листа 19) Талмуд рассматривал практически всю Мишну. Включая и ее завершающую часть, где проводится сравнение между шехитой и меликой (особая процедура подготовки птицы для приношения в Храме; подробнее — см. обзоры листов 64 и 111 трактата Зевахим). Эти заключительные пункты Мишны, касающиеся мелики, остаются предметом исследования Учителей и на нашем листе. Углубленно анализируются отдельные детали и нюансы процедуры.
Учителя отмечают, в частности, что процедуры подготовки птицы для приношения хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку) и приношения ола (всесожжения; символизирует тотальную близость к Творцу, в знак чего мясо предназначенного для приношения животного сжигается полностью) имеют существенное отличие. При мелике для хатат разрезают либо пищевод либо трахею. При мелике для корбана-ола (приношения всесожжения) перерезают и пищевод и трахею.
И в этом позиции Учителей расходятся.
Достаточно перерезать большую часть трахеи и пищевода, — говорит раби Элиэзер сын раби Шимона.
Иную грань Истины открывают в этом вопросе другие Учителя.
Необходимо, — говорят они, — перерезать и трахею и пищевод полностью.
Как обычно в спорных ситуациях, Талмуд пользуется в своем исследовании методом сравнительного анализа. А поскольку предмет дискуссии, по сути — «констатация смерти» птицы, Учителя изучают ѓалаху (еврейский практический закон), касающуюся гибели человека.
По ѓалахе, — говорит Талмуд, — смерть констатируют, если у человека при падении перебиты шейные позвонки. И даже если все еще продолжаются предсмертные конвульсии, считается, что тот кто, дотронулся до него в этот момент, получил туму (духовную нечистоту, источником которой становится мертвое тело) и должен будет пройти процедуру очищения.
В связи с этим Талмуд приводит цитату из Танаха, где рассказывается о гибели первосвященника Эли: «И вот, когда упомянули о Ковчеге Завета (который попал в руки филистимлян), опрокинулся он с кресла назад... и сломал шейные позвонки и умер...» (первая книга пророка Шмуэля, гл. 4, ст. 18).
Случай описанный в Танахе, не может служить примером для выведения ѓалахи, — констатирует рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век). — Ибо из контекста ясно, что первосвященник был очень стар, и его возраст тоже сыграл свою роль в его гибели.
По ассоциации Талмуд припоминает еще одну дискуссию, завязавшуюся между раби Элиэзером, сыном раби Шимона и другими Учителями.
Тогда обсуждалась фраза из Торы «А второго сделайте приношением ола по закону» (Ваикра, гл. 5, ст. 10).
О чем здесь идет речь?
О том, что человек, который стал свидетелем происшествия, но не пришел в бет дин (еврейский суд), чтобы дать показания, раскаявшись, обязан совершить приношение в Храме. Если он богат или — среднего достатка, ему полагается привести в Храм овцу, если беден — приносит двух голубей: одного — как корбан-хатат, другого (упомянутого в стихе) — как корбан-ола.
Каков же предмет дискуссии?
Учителя обсуждают вопрос, что подразумевается под выражением — «по закону». Какой именно «закон» имеется в виду: закон, обуславливающий приношение корбана-хатат — овцы или — корбана хатат голубя?
Если предположить, что в этой фразе говорится об овце, то процедуру приношения можно осуществлять только днем, только правой рукой и т.п. Но ведь те же законы действительны и при реализации процедуры приношения голубей...
Сравнивая законы приношения животного и птицы, и устанавливая их аналогичность, Талмуд приходит к выводу, что и в обсуждаемом пункте законы аналогичны. То есть, если при шехите, которое делается животному, предназначенному для приношения хатат, полностью перерезают пищевод и трахею, то и мелике следует перерезать трахею и пищевод птицы — полностью...
На нашем листе Талмуд возвращается к ранее выведенному правилу, которое выстраивается в результате сравнительного анализа процедур шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2) и мелики (особая процедура подготовки птицы для приношения в Храме; подробнее — см. обзоры листов 64 и 111 трактата Зевахим): то что не годится для шехиты, пригодно для мелики и — наоборот (см. обзор листа 19).
Это правило становится «отправной точкой» нового исследования. Учителя абстрагируются от конкретностей, вычленяя структуру самого положения: то, что пригодно для одного случая, непригодно — для другого, и — наоборот. И «перемещают» анализ в иную плоскость.
Теперь речь идет лишь о мелике. Объектом сравнения становятся голуби — дикие и домашние.
В Мишне нашего листа сказано:
То, что пригодно для диких голубей, непригодно — для домашних...
Заканчивается Мишна обобщением:
И те и другие не пригодны для приношения, когда в их оперении появляется золотистый оттенок.
Что здесь имеется в виду?
Талмуд предпринимает поиск различий между процедурами приношения диких и домашних голубей.
Для осуществления процедуры приношения в Храме Тора позволяет использовать и домашних и диких голубей. Но дикие особи годятся для этого, только если они — взрослые. Обратная ситуация — с домашними голубями: для приношения подходят только птенцы. Об этом и говорится в первом положении Мишны.
Что же касается окраса оперения (заключительная часть Мишны), дикие голуби могут стать объектом приношения через некоторое время после того, как перья вокруг шеи приобретают красновато-золотистый оттенок. Для дикого голубя это — признак, что он «входит в пору взросления», но пока еще не считается взрослой особью. Поскольку из домашних голубей для приношения в Храме следует отбирать птенцов, тот же признак свидетельствует, что особь перестала быть птенцом. Поэтому при наличии красновато-золотистого оттенка в оперении ни дикие, ни домашние голуби для приношений в Храме не годятся.
Учителя, обнаруживая наблюдательность и знание зоологии, дают и более подробное разъяснение.
Когда птенцам где-то около трех месяцев, «детский» пух, сначала — с тел, потом — с шеи и головы, выпадает, и на его месте появляется настоящее оперение. В период, когда перья только начинают отрастать, вокруг шеи они имеют красновато-золотистый оттенок.
И тут возникает, надо отметить, некая неопределенность.
В связи с этим раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век) выдвигает на обсуждение такую ситуацию.
Допустим, некто сказал: «принесу в Храм для приношения ола (всесожжения; символизирует тотальную близость к Творцу, в знак чего предназначенное для приношения этого вида животное сжигается полностью) либо диких, либо домашних голубей». И вот принес он и дикого голубя и — домашнего. И оба приобретали уже новое оперение, а новые перышки на шее только что начали приобретать золотистый оттенок. Спрашивается: можно ли считать, что этот человек выполнил данный обет?
Если полагать, что легкий золотистый оттенок оперения — признак «неопределенного возраста», то обет формально — выполнен. Ибо эта «неопределенность» позволяет квалифицировать дикого голубя, как взрослую особь (и, значит, он годится для приношения в Храме), а домашнего — как птенца (что тоже вполне соответствует правилам осуществления приношения птицы).
Но это состояние голубей (когда их оперение вокруг шеи имеет легкий золотистый оттенок) можно расценивать иначе. То есть — считать, что они еще не достигли «взрослости», но из детского возраста — вышли. Тогда обет не выполнен. Ибо и дикая и домашняя особь для приношения в Храме не пригодна.
Существует, впрочем, и другой вариант: человек принес голубей в этом «неопределенном» состоянии и передал их коэну (служитель в Храме), которому и предстоит решить, годятся ли они для реализации процедуры приношения. В этом случае тоже можно сказать, что человек свой обет выполнил.
Учителя открывают и иную грань Истины: возможно, речь идет вообще о приношении сыновей Ноаха. А для них таких ограничений на возраст особей — нет. Главное — чтобы птицы были из разряда «кошерных»...
Наш лист — прямое продолжение предыдущего. Здесь Талмуд развивает тему «противоположностей», когда то, что годится в одном случае, категорически неприемлемо — в другом (см. обзор листа 21).
Однако теперь сфера исследования применения этого «правила противоположностей» меняется. В данном случае противопоставляются способы умерщвления рыжей коровы (пепел которой используется для духовного очищения; подробнее — см. обзор листа 14 трактата Йома, а также — обзор недельной главы Хукат, первый годовой цикл) и — теленка (в процедуре искупления и очищения старейшин города в случае, если за городской чертой найден убитый человек).
Речь о том, что рыжей корове, пепел которой предназначается для духовного очищения, делают шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2), теленка же для «искупления» умерщвляют ударом в затылок, пробивая ему затылочную кость (эта процедура на иврите называется — арифа).
В Мишне по этому поводу сказано:
То, что делает пригодной (для использования рыжую) корову, непригодно для теленка (используемого в аналогичных целях). И то, что пригодно для теленка (арифа), для (рыжей) коровы — не годится (то есть ей нужна шехита).
Талмуд изучает источники положений Мишны.
И обнаруживает, что о рыжей корове в Торе говорится в такой фразе: «И сделают ей шехиту...» (Бамидбар, гл. 19, ст. 3).
О теленке «искупления» в Торе написано: «И (сделают) этому теленку арифу у реки» (Дварим, гл. 21, ст. 4).
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: нельзя ли вывести означенное в Мишне правило каким-либо из способов, которые были получены Моше на горе Синай — для углубленного постижения Торы?
В частности, Учителя предлагают воспользоваться принципом каль ва-хомер (если в одном, более сложном случае разрешается поступать так-то и так-то, то в другом, более простом — тем более).
Талмуд отвергают всякие попытки, сделанные в этом направлении. Ибо все, что обуславливает процедуру приношения рыжей коровы, Тора помещает в категорию хукат, то есть — законов, не поддающихся логическому осмыслению. Эти законы — установления Торы, а потому никакие «инструменты» исследования, в том числе и принцип каль ва-хомер, для их изучения не годятся.
На это некоторые Учителя отвечают контрдоводом, приводя в качестве аргумента ситуацию с двумя козлами в Йом Кипур. Когда одного из них используют в качестве искупительного приношения в Храме, а другого, козла «отпущения», отсылают в пустыню и сбрасывают со скалы (подробнее об этом — см. обзоры листов 66, 67 и 68 трактата Йома). А участь каждого из них определяется по жребию. При этом закон о козлах включен в группу хукат. Тем не менее, мы можем сказать: «если один из козлов годится, для искупительного приношения, то и другой для этой цели пригоден — тем более». Или — «если одного из козлов можно отослать в пустыню (чтобы унес с собой тяжесть дурных проступков народа), то и другого, тем более, можно сбросить со скалы». И здесь это вполне легитимно: для приношения в Йом Кипур отбирают абсолютно одинаковых козлов.
Но тогда получается, что сам факт, что законы относятся категории хукат, не исключает возможность их исследования с использованием одного из принципов постижения Торы. Почему же принцип каль ва-хомер в сопоставлении законов, касающихся приношения рыжей коровы и теленка «искупления» — не применим?
Потому что в Мишне, в отличие от ситуации с козлами в Йом Кипур (они — совершенно одинаковы), сопоставляется «вид» с «частностью». То есть все абсолютно рыжие коровы (так, чтобы не было ни одного волоска другого цвета) годятся для духовного очищения, но, когда речь идет о теленке «искупления», имеется в виду конкретная, выбранная для такой цели особь (недаром в Торе сказано — «...этого теленка»). Ведь теленка вообще, как вид животного, можно использовать и для иных целей, в том числе — и для других видов приношения в Храме. И тогда ему полагается делать шехиту...
Наш лист — прямое продолжение предыдущих листов. Талмуд развивает и расширяет тему «противоположностей» — «то, что приемлемо относительно одной категории, скажем, явлений, неприемлемо — для другой (см. обзоры листов 21 и 22).
На этот раз «объектами» сравнения и противопоставления оказываются коэны и левиты (и те и другие — служители в Храме).
В Мишне по этому поводу читаем:
Некоторые особенности, определяющие пригодность для служения в Храме коэнов, не годятся для того, чтобы служить в Храме — левитам.
И наоборот: то, что хорошо для левитов, не годится для коэнов...
О чем именно идет речь?
Талмуд сообщает, что коэнам разрешается служить в Храме, начиная с возраста возмужалости и до глубокой старости. Левиты же, которые обеспечивали музыкальное сопровождение храмовых служений, приступали к исполнению своих обязанностей в Храме в 30 лет и заканчивали свою деятельность — в 50 лет (об этом сказано в Торе — Бамидбар, гл. 4, ст. 3).
Однако у коэнов были свои ограничения. Они не имели права служить в Храме, осуществлять процедуры приношения, если обладали каким-либо физическим недостатком. На левитов это ограничение не распространяется.
Анализируя содержание Мишны и сравнивая порядок служения левитов и коэнов, Учителя и здесь предпринимают попытку вывести правило, используя принцип каль ва-хомер (если в одном, более сложном случае разрешается поступать так-то и так-то, то в другом, более простом — тем более). И тогда получается такая «конструкция»: если коэны, возраст которых не принципиален для служения в Храме, а ограничения связаны лишь с физическими дефектами, то левиты, срок служения которых в Храме — ограничен, тем более не должны выполнять свои прямые обязанности в Храме, если у них есть какой-либо физический недостаток.
Но такое логическое построение оказывается явно несостоятельным. Ибо в Торе устами Моше недвусмысленно сказано: «А вот что — левитам: с 25-летнего возраста и выше будут приходить они, чтобы осуществлять служение свое в Шатре Собрания (Храме), чтобы исполнять (порученные им) работы... С 50-летнего же возраста службу они не несут и не работают в Храме...» (Бамидбар, гл. 8, ст. 25‑25).
Иными словами, пригодность левита для службы в Храме определяется лишь возрастным, и — никаким другим, критерием.
Не годится и прямо противоположная конструкция: если для левитов физический порок не имеет значения, лишь срок службы — ограничен, то для коэнов, которые отстраняются от службы в Храме даже из-за физического дефекта, возраст, тем более, должен иметь решающее значение. Ибо в приведенном выше фрагменте говорится со всей ясностью — «Вот что — левитам...». То есть возрастной ценз установлен исключительно для левитов. Так что, на коэнов это правило ни коим образом не распространяется.
Далее Талмуд обращает внимание на противоречие в тексте Торы. В 4‑й главе книги Бамидбар написано, что левиты приступают к служению в Храме в 30 лет, а в 8‑й главе той же книги — с 25‑ти. Как это понимать?
Проведя тончайший анализ обоих фрагментов, Талмуд дает заключение: с 25‑ти лет левиты должны были начать обучение, чтобы к 30‑ти годам — выучить все законы, связанные с исполнением вверенных им обязанностей. И в тридцать они приступали к непосредственному служению в Храме.
Отсюда Учителя, совершенно неожиданно, выводят такое правило: если за пять лет, изучая Тору, человек усваивал что-то и забывал «пройденное», он не сумеет достичь в ее познании высокого уровня.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривает раби Йоси.
Способности ученика достичь высот в постижении Торы, — говорит он, — видны уже и через три года регулярных занятий.
Но и рав Йоси на основе собственных исследований подтверждает, что подготовка левитов к служению в Храме занимала не менее пяти лет.
Возрастные ограничения, отмеченные в Торе, — подчеркивает далее Талмуд, — существовали лишь в период Мишкана (переносной Храм в пустыне). — Ведь именно левиты должны были переносить части конструкции Мишкана с места на место. А для этого требовались люди, обладающие физической силой. В эпоху стационарного Иерусалимского Храма возрастной ценз служения левитов был отменен. Они выполняли свои обязанности по музыкальному сопровождению храмовых служений до тех пор, пока голоса их оставались достаточно сильными и приятными.
Даже, когда голоса левитов уже не годились для пения, — говорит, однако, Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век), они не бросали работу и продолжали выполнять другие обязанности.
Для коэнов же во все времена ни физическая сила, ни красота голоса не играли принципиальной роли в осуществлении их служения в Храме.
Исследуя возрастные особенности, раби Ханина (амора первого поколения, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) отмечает: когда ребенок уже может, стоя на одной ноге, застегнуть обувь — на другой, можно считать, что его детство закончилось.
Сам он был способен на такое и в восемьдесят лет. И потому, на его взгляд, что в детстве мать делала ему массажи, смазывая тело теплым оливковым маслом. Это, как говорит раби Ханина, помогло ему сохранить гибкость до старости...
Наш лист продолжает развивать тему предыдущих листов, тему «противоположностей» — «то, что пригодно для одной категории вещей, непригодно — для другой (см. обзоры листов 21, 22 и 23).
Теперь сравниваются сосуды, сделанные из разных материалов.
В Мишне читаем:
То, что оставляет глиняный сосуд в состоянии таѓор (духовной чистоты), может «зарядить» другие сосуды (сделанные из иных материалов) тумой (духовной нечистотой).
То, что оставляет другие (сделанные не из глины) сосуды в состоянии таѓор, может «зарядить» тумой глиняный сосуд...
О чем здесь идет речь?
Талмуд сообщает, что в случае, если что-то или кто-то, находясь в состоянии таме (духовной нечистоты) соприкоснется с внешними стенками глиняного сосуда, сосуд остается таѓор. Что же касается сосудов, сделанных из любого другого материала, достаточно контакта «заряженного» тумой предмета и с их внешними стенками, чтобы считать, что такой сосуд получил туму.
С другой стороны, если нечто в состоянии таме попадает во внутреннее пространство глиняного сосуда (даже если это подвешено на веревке, и не вступает в контакт с внутренними стенками), сосуд получает туму. Как написано в Торе: «И каждый глиняный сосуд, если упадет в него нечто в состоянии таме, все, что есть в нем — становится таме» (Ваикра, гл. 11, ст. 33). И ничего подобного о сосудах из других материалах не сказано.
Талмуд приступает к анализу содержания Мишны, рассматривая различные детали и подробности, моделируя разнообразные ситуации. И отмечает, что глиняный сосуд легко впитывает туму и передает эту духовную нечистоту всему, что в него попадает. Даже мельчайшие зернышки горчицы пропитываются тумой, если насыпать их в «нечистый» сосуд.
Почему здесь Талмуд употребляет слово «даже»?
Далеко не все зерна горчицы, — объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — касаются стенок сосуда. Но и те, что не вступают в прямой контакт с этими стенками, все равно «заряжаются» тумой, ибо глиняный сосуд, получив духовную нечистоту, имеет свойство заполнять ею все свое внутреннее пространство.
Но, может быть, если мы говорим о горчичных зернах, некоторые отдельные зернышки все же остаются в состоянии таѓор? — спрашивают Учителя.
Нет, — отвечает Талмуд, — туму получает каждое зернышко, независимо от размеров. Дело в том, что передача духовной нечистоты идет не «по цепочке», от зерна к зерну. Тума охватывает весь глиняный сосуд, целиком, «заражая» его содержимое через воздух...
Учителя обращают внимание, что в Торе о «заражении» тумой внутреннего пространства глиняного сосуда сказано четыре раза. Поскольку известно, что текст Торы — предельно лаконичен, и в нем нет и быть не может не только лишних слов, но и лишних букв, это говорит лишь о том, что данный феномен имеет более глубокий, «скрытый» смысл.
В результате тщательного, детального исследования обнаруживается, что повторы здесь нужны для того, чтобы подчеркнуть отдельные моменты:
1. Зараженный тумой глиняный сосуд сообщает духовную нечистоту любой, находящейся в нем, еде и жидкости.
2. Глиняный сосуд может впитать в себя духовную нечистоту, даже не соприкасаясь с источником тумы — через воздух.
3. Это — особенности именно глиняного и никакого другого сосуда.
4. Еда и жидкости получают туму даже в том случае, если они помещены в сосуд из любого другого материала, но он вставлен в глиняный сосуд, «заряженный» духовной нечистотой.
Раши вносит по поводу четвертого пункта некое уточнение.
Если горлышко внутреннего сосуда (из любого материала, кроме глины), — говорит он, — в котором находится еда или жидкость — выше «входного отверстия» получившей туму глиняной посудины, куда он вставлен, содержимое внутреннего сосуда остается таѓор...
Наш лист продолжает расширять границы темы «противоположностей» или, точнее — противопоставлений: «то, что пригодно для одной категории вещей, непригодно — для другой (см. обзоры листов 21, 22, 23 и 24).
Здесь, как и на предыдущем листе (см. обзор листа 24), говорится о правилах распространения духовной нечистоты (тумы). Только теперь в этой связи внимание концентрируется на деревянных и металлических предметах вообще и сосудах — в частности.
В Мишне читаем:
То, что не принимает туму в деревянных предметах (сосудах), принимает — в металлических.
И наоборот:
То, что не принимает туму в металлических предметах (сосудах), принимает — в деревянных...
Казалось бы, эта новая Мишна по содержанию напоминает — предыдущую (см. обзор листа 24). Однако здесь дело принимает совеем другой поворот.
Талмуд, приступая к анализу Мишны, отмечает, прежде всего, что способность принимать туму в данном случае зависит от того, окончательно ли «оформлен» предмет (выглядит, как законченная вещь) или он, чтобы воспринимать его конкретное предназначение — нуждается в доработке.
Исследуя первую часть Мишны, Учителя разъясняют, что обычные, «простые», деревянные предметы, которые невозможно использовать в качестве емкости, в законченном виде имеют свойство «отталкивать» духовную нечистоту. Примером такой законченной деревянной вещи, которая не «заражается» тумой, может служить, скажем, табурет или — стол...
Противоположная ситуация, как выясняется — с предметами, сделанными из металла. Самые простые металлические, законченные вещи способны «пропитываться» духовной нечистотой.
Но если металлический предмет окончательно не «оформлен», даже в том случае, когда его можно использовать в качестве емкости (тут уже анализируется вторая часть Мишны), духовной нечистотой — не «заряжаются».
Иная ситуация, соответственно, как сказано в Мишне — с вещами из дерева. В незаконченном виде они могут «впитывать» в себя туму.
Чем объясняются такие различия?
Они обусловлены особенностями быта тех времен, времен Талмуда.
В ту далекую от нас эпоху металлические предметы (более дорогие, чем деревянные) служили, главным образом, для украшения дома — чтобы продемонстрировать благосостояние владельца. Поэтому их бытовое использование в незавершенном виде практически исключалось.
Вещи из дерева были куда менее ценными. Их вполне могли приспособить для бытовых нужд, и, не дожидаясь, когда мастер закончит работу над изделием. Положим, столешницей, без прикрепленных к ней ножек, взяли, да и накрыли бочки с водой...
Из этих соображений в основном и выведено правило: незаконченное деревянное изделие «впитывает» туму.
Законченные деревянные предметы-емкости, — вносят уточнение Талмуд, — тоже способно «заражаться» тумой.
Далее, на нашем листе Талмуд приводит и заключительную Мишну из серии «противопоставлений».
В этой Мишне сказано:
В случаях, когда существует обязанность отделять (массер — десятая часть урожая, которую каждый земледелец обязан отделить, прежде чем использовать его плоды для собственных нужд; подробнее — см. на сайте, к примеру, обзор листа 19 трактата Макот) от горького миндаля, (отделение маасера) от сладкого миндаля — не требуется.
И наоборот:
В случаях, когда существует обязанность отделять (массер) от сладкого миндаля, (отделение маасера) от горького миндаля — не требуется...
Талмуд, изучив содержание Мишны, дает разъяснение.
Дело в том, что горький миндаль годится для еды, только когда он окончательно не созрел и не достиг «стандартных» для этого вида орехов размеров (первая часть Мишны). И, если его сорвали и собираются есть, необходимо отделить от него десятую часть.
В той же ситуации, когда сладкие орехи миндаля не достигли «стандартных» размеров, их не едят. Следовательно, отделять маасер от них нет необходимости.
То есть сладкий миндаль собирают и используют в пищу, когда он окончательно созрел, а, значит, от него нужно отделять десятину. От зрелого горького миндаля десятину не отделяют, потому что для еды он непригоден. Об этом и говорится во второй части Мишны...
На нашем же листе Талмуд приводит еще одну Мишну. Она открывает как бы новую серию правил той же группы, когда в зависимости от обстоятельств эти правила меняются.
Речь, в частности идет о напитке под названием тэмэд (в забродившие виноградные косточки добавляют воду, и получается напиток со вкусом вина), который под влиянием фактора времени обретает иные свойства
Итак, в Мишне говорится:
До тех пор, пока тэмэд не закис, его не приобретают на деньги маасера шени (отделенная от урожая вторая десятина, которую разрешается продать и на вырученные деньги в Иерусалиме, в дни отмеченных в Торе праздников, купить еду и питье для трапез — см. на сайте, к примеру, обзор листа 19 трактата Макот). И если такой тэмэд попал в воды миквы (специальный бассейн для духовного очищения), миква становится некошерной.
Если тэмэд закис, его можно купить на деньги маасера шени (ибо в этом состоянии он считается вином); если же такой тэмэд попал в воды миквы, миква остается кошерной (если цвет воды от этого не меняется)...
Объяснение тут — не сложное: пока тэмэд не забродил (не закис) он относится к категории «вода», а воду на деньги от продажи маасера шени, по установленным Торой правилам, не покупают. И разрешается это с момента, когда тэмэд становится вином.
Нашим листом завершается вторая глава трактата Хуллин. Одновременно завершается и рассмотрение группы законов «противоположностей» — то, что разрешено при одних обстоятельствах, в других — запрещено (см. обзор листа 25).
Речь сначала идет о записанных в Торе обязанностях еврея-крестьянина, которые по установленным Торой же правилам могут меняться в зависимости от определенных условий.
В Мишне нашего листа читаем:
В ситуации, когда (человек) должен принести кальбон, от маасера беѓема (десятина от новорожденных животных стада, которую должен отделить каждый еврей-скотовод) он освобождается.
В ситуации, когда (человек) обязан принести маасер беѓема, от кальбона он освобождается
Прежде всего, отметим, что кальбон — это определенная сумма денег, которая добавляется к ежегодному и обязательному для всех мужчин Эрец Исраэль приношению половины шекеля на Храм.
Талмуд подчеркивает, что тот, кто, выполняя вмененную ему обязанность, дает к своей половине шекеля еще полшекеля — за бедного или в подарок за другого еврея, кальбон выплачивать не должен.
Но есть тут и некие нюансы. К примеру, если одним стадом владеют два хозяина, они, принося в Храм каждый — свои полшекеля, добавить кальбон просто обязаны. Но тогда их освобождают от отделения маасера беѓема.
Освобождаются от отделения маасера беѓема и братья, которые после смерти отца поделили между собой отцовского стада. Ибо на них лежит обязанность принести кальбон.
Если же братья, оставшись без отца, не стали делить принадлежавшее ему стадо, этот скот как бы все еще «числится» за отцом. В этих обстоятельствах сыновья обязаны отделить от приплода маасер беѓема. Но в таком случае от кальбона они — освобождаются.
Следующая Мишна на нашем листе рассматривает особые ситуации, которые могут сложиться в отношениях между людьми.
В ней мы читаем:
В ситуациях, когда отец (по своему усмотрению) отдает малолетнюю дочь в услужение, денежная компенсация за ее соблазнение ему не полагается.
И наоборот:
В ситуациях, когда отец имеет право на компенсацию (за соблазнение дочери), он не может по своему усмотрению отдать дочь в услужение...
Здесь дело — в возрасте девочки (по еврейскому закону, она становится взрослой в 12 лет; это — возраст бат мицвы).
Согласно установленным Торой правилам, отец имеет право, не спрашивая согласия малолетней дочери, сделать ее служанкой в богатом доме. И, проявив свою волю, он лишает себя права на денежную компенсацию, если кто-то в период, когда она находилась в услужении, обидит его ребенка. Но это правило действительно лишь до тех пор, пока его дочке не исполнится 12 лет. После этого он обязан поинтересоваться у нее, согласна ли она быть служанкой в том или ином доме. И если согласие дочери на это получено и с ней случилось несчастье, отцу на законных основаниях полагается получить денежную компенсацию от обидчика.
Теперь прочтем вторую Мишну этой же группы:
Если девочка (в любой момент после обручения) вправе без гета (разводное письмо) отказаться от жениха, ей не нужен обряд освобождения от левиратного брака (на иврите — халица).
И наоборот:
Если ей нужна халица, она не может расторгнуть состоявшее обручение без гета.
Так же, как в предыдущей Мишне, данные ситуации обусловлены возрастом девочки.
Мы узнаем, что в случае, когда семья остается без отца, мать или старшие братья с согласия маленькой (не достигшей 12-летнего возраста) дочери или сестры могут найти ей жениха и провести обряд официального обручения. Но она до 12 лет имеет право «раздумать», и без каких бы то ни было официальных церемоний расторгнуть помолвку. Для этого ей достаточно лишь заявить, что она не станет сочетаться браком с избранным для нее семьей человеком.
Не требуется никаких официальных действий и в случае, если жених этой маленькой девочки умирает. И выходить замуж за его брата она не обязана. Дело в том, по еврейскому закону, если умирает муж, не оставив детей, или — официальный жених, его жена или невеста должна выйти замуж за его брата; если же она или брат не хотят этого, освободиться от такой обязанности они могут лишь через бет дин (еврейский суд).
Когда девочка достигает 12-летнего возраста, она не может, в случае смерти жениха, «просто так» отказаться от брака с его братом. И чтобы расторгнуть помолвку ей потребуется получить от него гет...
Ханох Лернер
Наш лист открывает третью главу Хуллин. Талмуд переходит к анализу этапов самой процедуры шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин, а также обзор листа 2).
В Мишне нашего листа читаем:
Во время шехиты необходимо перерезать дыхательное горло и пищевод (животного) — симаним.
Если (шохет — человек, осуществляющий шехиту) перерезал птице один симан или два — особи (крупного или мелкого рогатого) скота, шехита будет кошерной.
Если перерезана большая часть симана, будет считаться, что симан перерезан целиком.
Если (шохет) перерезал один симан у птицы до половины, или у быка — один симан до конца, а второй — до половины, такая шехита — некошерна, и животное непригодно для дальнейшего использования...
Приступив к анализу Мишны, Талмуд исследует источники ее положений.
Сказано в Торе: «И сделает шехиту быку» (Ваикра, гл. 1, ст. 5).
Эта фраза, — говорит рав Каѓана, — указывает, что шехита делается именно в области шеи животного.
К этому выводу он приходит на основании морфологического разбора слова шехита. Оно образовано от корня шах, что в переводе означает — «склонять». Животное склоняет голову с помощью шеи. А значит и разрез при шехите необходимо делать в области шеи.
Иную грань Истины усматривает здесь раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Слово шохет, — говорит он, — следует читать — сохет (звуки «ш» и «с» в иврите можно передать одной буквой — шин). По своему происхождению оно восходит к корню сах, что в переводе означает — «подавать голос». Голосовые связки находятся в горле животного. Следовательно, именно в этом месте и следует резать животное при шехите.
Однако Талмуд не удовлетворяется ни первым, ни втором разъяснением, полагая, что в них нет столь явной «анатомической» точности.
Но о чем же тогда свидетельствует процитированная фраза — «И сделает шехиту быку».
Талмуд проводит всесторонний и тонкий анализ цитаты. Не вникая в детали этого анализа (он — слишком сложен), скажем лишь, что в результате Талмуд приходит к такому заключению: это сказано, чтобы подчеркнуть, что в случае, если при шехите будет поврежден позвоночник, шехита — некошерна. Ибо это — явный признак, что в процессе шехиты была допущена одна из самых грубых ошибок, дераса (см. обзор листа 2).
Учителя задаются вопросом: откуда вообще мы «извлекаем» законы реализации шехиты?
Из Устной Торы, — отвечает Талмуд. — А Письменная Тора дает лишь самое общее направление.
В качестве примера приводится и другая цитата: «Это закон для животного и птицы» (Ваикра, гл. 11, 46).
О чем здесь идет речь?
О том, — объясняет Талмуд, что, предназначая животное для бытовых целей, то есть — для еды, и животному и птице обязательно надо делать шехиту (если птица предназначена для приношения в Храме, ей, как мы знаем, делают мелику — см. листов 64 и 111 трактата Зевахим).
Талмуд предпринимает тончайший анализ цитаты и выясняет, в частности, что в ней же говорится и об отличиях в процедурах шехиты для птиц и животных. В частности, слово «это» указывает, что требование — «необходимо перерезать большую часть обоих симаним», относится лишь к шехите, которую делают особям крупного и мелкого рогатого скота. К шехите птицы это требование не предъявляется.
Такой вывод можно сделать и на том основании, что птица в ряду кошерных представителей животного мира как бы находится посередине между рыбами и скотом, — отмечает Талмуд. От рыб в контексте нашего обсуждения птица отличается тем, что рыбы для употребления в пищу в шехите не нуждаются. Как сказано: «Крупному и мелкому скоту будет сделана шехита... все рыбы морские будут собраны для них...» (Бамидбар, гл. 11, ст. 22). То есть рыбу достаточно — собрать (выловить), а птице обязательно надо делать шехиту.
Чем же они в этом смысле отличаются от рогатого скота, крупного и мелкого? Тем, что для признания шехиты — кошерной, достаточно перерезать птице один симан...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать отдельные подробности процедуры шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин, а также обзор листа 2). И в частности, концентрирует внимание на шехите, которую делают птицам.
Откуда известно, что, согласно предназначению, в способах умерщвления птицы должны быть столь разительные отличия: в пищу — шехита, как приношение в Храме — мелика (см. листов 64 и 111 трактата Зевахим)? — спрашивает Талмуд. Ведь это — две как бы взаимоисключающие процедуры. При мелике нож не используется, а если предназначенную для приношения птицу зарезали ножом, ее мясо принимает туму (духовную нечистоту), то есть становится невелой (по сути, падалью), которая непригодна для дальнейшего использования (в том числе — и для еды). Шехиту той же птице, но — предназначенной в пищу, наоборот, производят только ножом...
Тщательно изучив проблему, Учителя приходят к выводу, что мелика — слишком сложная процедура, чтобы ее могли производить многие люди. Ее можно доверить лишь избранным — коэнам (служителям в Храме), специально обученным для этого.
В бытовых целях птице делают шехиту. По указанию мудрецов.
Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Оба способа умерщвления птицы, — говорит он, — из Торы. По поводу шехиты птиц Моше получил на Синае подробные указания.
Согласно этим указаниям, — уточняет рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), — птице надо перерезать либо дыхательное горло, либо пищевод.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе рав Ада бар Аѓава.
Птице следует перерезать только пищевод, — говорит он. — Дыхательное горло перерезать нет необходимости.
Той же позиции придерживается и раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). Но вносит — уточнение.
У птицы, чтобы шехита была кошерной, — отмечает он, — достаточно перерезать пищевод и кровеносные сосуды, которые расположены рядом с этим органом. Чтобы кровь из них вытекла (по законам Торы, евреям запрещено употреблять кровь животных в пищу).
Перерезать сосуды необходимо лишь в том случае, — подчеркивает рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), — когда птицу собираются зажарить целиком. Если же хозяйка намеревается приготовить из птицы блюдо, предварительно разрезав ее мясо на куски, в этом нет необходимости — кровь и без того вытечет.
Разрезание сосудов, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — не имеет к процедуре шехиты непосредственного отношения. — Сосуды тут же, после шехиты, можно продырявить колючкой. Этого будет достаточно, и шехита не утратит кошерность.
Большинство Учителей, изучив точки зрения раби Иегуды и рава Хисды, принимает позицию раби Иегуды. Дело в том, что горячая кровь быстрее освобождает сосуды, остывшая вытекает гораздо медленнее и может осесть на стенках сосудов. То есть сосуды лучше все-таки перерезать при шехите.
Так каковы же все-таки правила? Существует ли при шехите птицы выбор между органами (пищевод и дыхательное горло) или же перерезать надо именно пищевод?
Чтобы выяснить это Талмуд изучает проблему, пользуюсь методом сравнительного анализа. В качестве объекта сравнения берется мелика.
По правилам осуществления мелики, согласно указаниям, «линия разрыва» должна пройти через пищевод или дыхательное горло.
Если при мелике существует выбор между этими двумя органами, то и при шехите тоже есть выбор, — заключают Учителя.
Возвращаясь к содержанию Мишны (см. обзор листа 27), Талмуд другое ее положение, в котором сказано: если симан перерезан до половины, шехита птицы не считается кошерной.
В связи с этим Учителя обсуждают проблему, что считать «половиной симана».
Половина — это большая часть, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век). — И подчеркивает, что такое объяснение получил Моше от Всевышнего на горе Синай.
Тем не менее, рав Каѓана усматривает в этом иную грань Истины.
Половина — это половина, — говорит он, — то есть оставшаяся часть должна быть такой же, как первая. Другое дело, что Моше на Синае получил указание, что при шехите птице следует перерезать большую часть симана. Тогда шехита будет кошерной.
Мы видим, что противоречия между позициями Учителей — нет. Оба высказываются за то, чтобы шохет (человек, осуществляющий шехиту) перерезал большую часть одного из предназначенных для шехиты органов (симаним) птицы. Но пользуются лишь разной «терминологией» — в стремлении оградить людей от возможных ошибок...
На нашем листе Талмуд, изучая содержание Мишны (см. обзор листа 27), продолжает рассматривать проблему, что считать — «половиной» (см. обзор листа 28), но теперь — под иным углом зрения.
Если в процессе шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин, а также обзор листа 2) птицы шохет (человек, осуществляющий шехиту) перерезал половину дыхательного горла, — отмечают Учителя, — на мгновение задержался, а потом довел дело до конца, шехита считается кошерной.
Как это понимать? Ведь говоря об основных ошибках, которые делают шехиту некошерной, а мясо зарезанного животного — невелой (непригодным в пищу), мы, в частности, приводили понятие — шеѓия (приостановка во время совершения шехиты движения ножа даже на долю секунды).
Вот тут-то и всплывает снова вопрос, что считать «половиной» процесса.
Если взять за основу позицию Рава (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), который говорил, что половина — это большая часть, ситуация представляется более или менее ясной. Ибо тогда можно констатировать, что приостановка ножа произошла уже после того, как шехита была, по сути, завершена (см. обзор листа 28).
Если же руководствоваться точкой зрения рава Каѓаны, который говорил, что половина — и есть половина, шехита не может быть кошерной, что и записано в Мишне (см. обзор листа 27).
Что же все-таки имеет в виду Рав, говоря, что половина — это большая часть? — спрашивает Талмуд.
И проводит параллель с законами Песаха. Тут, отмечает Талмуд, существует такое правило, что если половина евреев — духовно чиста, то следует считать духовно чистой большую часть народа Израиля. И всему народу разрешено осуществлять свои пасхальные приношения в Храме.
Но тут, со шехитой птицы — совсем другое дело. И, анализируя позицию Рава, Талмуд приходит к выводу, что его точка зрения обусловлена спецификой шехиты.
Шехиту производят быстрым и точным движением (см. обзор листа 2). Если «на глаз» нож прорезает половину дыхательного горла или пищевода, то в большинстве случаев он по инерции обязательно «проскочит» на немного большую глубину. А это уже означает, что шехита — произведена и признается кошерной. То движение, которое делает шохет после приостановки ножа, расценивается как «остаточное» и во внимание уже не принимается.
Здесь, как мы помним, анализируется третье положение Мишны (см. обзор листа 2). В процессе его изучения Учителя заключают, что оно относится к шехите, которую производят, осуществляя процедуру приношения в Храме.
По этому поводу рассказывается, что коэн гадоль (первосвященник) в Йом Кипур, когда приводили ему животное ежедневного приношения, перерезал большую часть симаним, перепоручая завершение шехиты другому коэну — слишком много дел было у него в этот день, и он торопился, чтобы успеть выполнить свои обязанности.
Будет ли животное непригодным для дальнейшего использования, если другой коэн оставленную ему работу, допустим, не завершил? — спрашивают Учителя.
Шехита все равно будет считаться кошерной, — отвечает Талмуд, исследовав ситуацию. — Ведь большая часть симаним — перерезана, а, следовательно, шехита, по сути, завершена.
Тогда зачем же давать поручение другому коэну, чтобы он доделал работу?
Чтобы выполнить мицву (заповедь) наилучшим образом, — подчеркивает Талмуд.
В связи с этим возникает вопрос: что, собственно, называют шехитой?
Это — весь процесс умерщвления животного предписанным способом, говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — от начала и до конца.
Однако Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, ученик, а позднее — коллега раби Йоханана; 3‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Это — момент завершения умерщвления животного предписанным способом, — говорит он.
Талмуд детально изучает позиции Учителей.
Вступив в дискуссию, — отмечает Рава, — эти Учителя рассматривали ситуацию, когда шехита начата за пределами азары (храмовый двор), а закончена — на территории Храма.
С точки зрения раби Йоханана, такая шехита не будет считаться кошерной, ибо резать предназначенное животное вне азары по закону — запрещено.
С точки зрения Реш Лакиша, такая шехита — кошерна, ибо, в свете данного им определения, она произведена на территории Храма.
Попутно, углубляясь в исследование процедуры шехиты, Талмуд выдвигает на обсуждение новые, связанные с определением — что такое шехита, вопросы. Могут ли два шохета делать шехиту одному животному? И еще: может ли один шохет одновременно делать шехиту двум животным?
Если речь идет о животных, предназначенных для приношения в Храме, — говорит рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), — и то и другое запрещено.
Но если шохет все же зарезал сразу двух животных, — вносит уточнение рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — постфактум такая шехита признается кошерной.
Как же решает эти проблемы Талмуд?
Разговор об этом переносится на следующий лист...
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего листа (см. обзор листа 29). Талмуд обсуждает вопросы, какой момент умерщвления животного предписанным способом следует считать шехитой (см. Введение в трактат Хуллин, а также обзор листа 2) и можно ли одному шохету (человеку, осуществляющему процедуру шехиты) одновременно резать двух животных.
Нельзя одному шохету резать двух животных сразу, — говорит раби Элазар, сын раби Шимона. — Так же и два шохета не должны делать шехиту одному животному.
Другие Учителя открывают в этой проблеме иную грань Истины.
Шохеты могут вдвоем производить шехиту одному животному, — говорят они. — И процедура будет считаться кошерной.
Анализируя позиции раби Элазара и других Учителей, Талмуд обнаруживает, что противоречия между их точками зрения нет. Просто они по-разному определяют понятие шехита.
Часть Учителей в своих выводах опираются на заключение раби Йоханана (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), который говорил, что вся процедура, от начала и до конца, и называется шехитой (см. обзор листа 29). И тогда возможен такой вариант, когда одно и то же животное режут два шохета. Первый проводит ножом так, чтобы перерезать большую часть обоих симаним (трахеи и пищевода — в ситуации, когда режут особь из крупного и мелкого рогатого скота) или большую часть, скажем трахеи (если режут птицу), что становится признаком кошерной шехиты (как сказано в Мишне — см. обзор листа 27). Второй — перерезает их симаним окончательно, чтобы выполнить мицву наилучшим образом.
Раби Элазар поддерживает точку зрения Реш Лакиша (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, ученик, а позднее — коллега раби Йоханана; 3‑й век) и называет шехитой заключительный момент процедуры. В таком случае шехиту животному действительно может производить только один шохет.
Есть ведь и другой вариант, — вступает в дискуссию раби Иеремия. — Два шохета могут резать животное, используя один нож, держа вместе этот нож — наискосок.
В таких обстоятельствах, — высказывает возражение Талмуд, — есть все основания опасаться, что шехита будет некошерной. Один шохет понадеется на другого, а в результате будет допущена какая-либо серьезная ошибка. К примеру — дераса, если один из шохетов (или оба) не рассчитает усилие, с которым надо надавливать на нож (см. обзор листа 2).
Даже если животное резали два человека, используя каждый — свой нож, — говорит раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), — и при этом они не допустили ошибок, можно считать процедуру кошерной, и мясо умерщвленного таким образом животного можно употреблять в пищу.
Попутно в эпицентр обсуждения попадает, казалось бы, незначительная деталь. Как нужно направить движение в ситуации, когда шехиту животному делают два шохета вместе, пользуясь одним ножом и держа его наискосок — вверх или вниз? — спрашивает Талмуд.
Учителя тщательно исследуют ситуацию.
Если шохет перерезал пищевод — сверху, а трахею — снизу, или — наоборот, — говорит рав Авин, — шехиту можно признать кошерной.
В случае, если нож, перерезав, допустим, трахею попал в «зазор» между трахеей и пищеводом, — вносит свое уточнение Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век), — шехита будет некошерной. И направление движения, вверх идет нож или вниз, здесь никакой роли не играет...
Учителя моделируют самые разнообразные и даже порой — маловероятные ситуации. Однако вопрос о том, что же такое шехита, так пока и остается открытым.
В заключительной части листа Талмуд приводит новую Мишну, в которой частично как бы подводится итог дискуссии Учителей. В ней мы читаем:
Если человек резал одновременно двух животных, шехита (в обоих случаях) признается кошерной.
Если двое шохетов делают одну шехиту, процедура — кошерна. Даже в том случае, если один из них направлял нож вверх, а другой — вниз...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты шехиты. В частности, рассматривается вопрос, обязательно ли шехита (см. Введение в трактат Хуллин, а также обзор листа 2) должна быть намеренной.
Отметим интересный момент: Учителя уподобляют нож шохета (человека, осуществляющего шехиту) — стреле. Стрела, как и нож, пронзает телесную ткань.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Однажды к Раве (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) пришел раби Йона бар Тахлифа и попросил проверить для него стрелу. Тщательно осмотрел Рава наконечник и констатировал, что он — острый и гладкий.
И вот выпустил раби Йона бар Тахлифа эту стрелу из лука и сбил птицу в полете. Наконечник стрелы вонзился ей в шею, пробив ей трахею. То есть, по сути, он как будто бы сделал птице шехиту.
Можно ли действительно считать это шехитой? — спрашивают Учителя.
«Анатомически» все как будто бы сделано по правилам — перерезана большая часть симана (одного из двух органов, которые по установленным правилам являются «объектом» шехиты). А в Мишне сказано, что при этих обстоятельствах шехита — кошерна (см. обзор листа 27).
Но ведь мы говорили, что орудие шехиты — нож (см. обзор листа 2).
Впрочем, рассматривались и такие случаи, когда шехиту совершали тростниковым листом, и постфактум процедура признавалась кошерной. Есть на этот счет и Мишна, в которой подчеркивается, что в принципе для шехиты годится любой острый режущий предмет — лишь бы на нем не было зазубрин (см. обзор листа 15).
Можно ли включить в разряд пригодных для шехиты острых режущих предметов — стрелу?
Поскольку стрела подвергалась проверке, и Рава констатировал, что ее наконечник остро заточен и не имеет зазубрин, сомнения в основном возникают лишь по поводу размеров наконечника стрелы.
Это дает обсуждению новый поворот — Учителя рассматривают вопрос, какой длины должен быть нож, чтобы произведенную им шехиту можно было бы считать кошерной.
В Мишне об этом сказано:
Положено, чтобы длина ножа в два раза превышала ширину шеи животного (которому делают шехиту). А если нож немного длиннее — шехита тоже признается кошерной...
Это обусловлено характером движений шохета (человек, осуществляющий шехиту), — дает разъяснение Талмуд. — По установленным правилам, он проводит ножом по шее животного, сначала — вперед, потом — назад. Без нажима (дераса считается грубой ошибкой — см. обзор листа 2), как бы «протягивая» нож по горизонтали. На особенности движений шохета указывает и само слово — термин для обозначения процедуры. Ибо этот термин, шехита, образован от ивритского глагола — «протянуть». К примеру, в Танахе «протяжка» золота для изготовления тонкой золотой проволоки называется — шахут (первая книга Мелахим — Цари, гл. 1, ст. 10 и 16).
Можно зарезать животное и маленьким, коротким ножиком, — заключает рав Менаше, проведя глубокий анализ проблемы. — Главное, чтобы он был ровным, без выступов. В противном случае, есть опасение, что выступ окажется препятствием в процессе движения такого ножа.
Какова же все-таки минимальная длина ножа?
Определяя пограничные параметры, Учителя выдвигают на обсуждение различные варианты.
Можно ли сделать шехиту — иглой? — спрашивает рав Аха.
Игра лишь протыкает симаним, — отвечает Талмуд. — Она не в состоянии их перерезать...
Талмуд возвращается к истории со стрелой и констатирует: если наконечник был достаточно толст, чтобы перерезать большую часть одного из симаним, формально действия раби Йоны бар Тахлифы можно квалифицировать как шехиту. Однако необходимо рассмотреть ситуацию и с позиций необходимых для шехиты намерений.
Тут Талмуд приводит Мишну:
Если человек обронил нож на дороге, и на него наткнулось животное (перерезав себе симаним — см. обзор листа 27), шехитой это не признают...
Ибо одно из условий шехиты — намеренность действий, — подчеркивает Талмуд. Как сказано: «И будешь резать и есть» (Дварим, гл. 27, ст. 7). То есть грамматическая форма глагола предполагает активность действий человека.
В этой связи Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: будет ли умерщвление животного (в аналогичной ситуации) считаться шехитой, если человек, допустим, не обронил нож, а бросил его?
Это напоминает рассмотренный ранее случай, когда человек бросил нож в стену и случайно зарезал животное. Раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век) допускает такую вероятность, что при определенных обстоятельствах этот ненамеренный акт можно назвать шехитой; другие Учителя за шехиту подобные действия не принимают (см. обзор листа 13).
Какое же значение имеет для шехиты наличие или отсутствие намерения?
Детально и всесторонне проанализировав ситуацию, Талмуд приходит к выводу, что для шехиты, которая является начальным этапом процедуры приношения в Храме (об этом и говорится в приведенной выше цитате из Торы; см. также об этом на сайте, в обзор листа 3 трактата Зевахим), намерение играет решающую роль. Для «бытовой» шехиты (когда животное предназначается в пищу) намерение не обязательно.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, которые могут возникать в процессе шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также обзор листа 2) должна быть намеренной.
В первой части нашего листа рассматриваются отдельные случаи, когда режут не одно животное, а сразу — два.
Речь идет о шехите рыжей корове, пепел которой в смеси с водой используется для духовного очищения (подробнее об этом — см. обзор листа 14 трактата Йома, а также обзор недельной главы Хукат, первый годовой цикл).
Если человек, осуществляя шехиту рыжей корове, вместе с ней зарезал другое животное, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — рыжая корова не годится для выполнения своего предназначения. Ибо процедура ее подготовки к выполнению особой миссии требует максимальной сосредоточенности, и на какую бы то ни было работу, помимо этой, отвлекаться нельзя.
Ну, а что — со вторым животным? — спрашивает Талмуд.
Рыжая корова для духовного очищения уже не годится, — отвечает раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Но мясо второго, умерщвленного вместе с нею животного, будет кошерным. То есть употреблять его в пищу разрешается. При условии, что это животное зарезано неумышленно.
Иную грань Истины в этом вопросе открывают другие Учителя.
Рыжая корова годится для использования по назначению, — говорят они, — даже если вместе с ней случайно зарезали еще одно животное. Ибо действие без намерения работой не считается.
Если, допустим, совершая шехиту рыжей корове, человек тем же движением попутно разрезал тыкву, рыжая корова будет непригодной для дальнейшего использования. Но в ситуации, когда тыква просто попалась под руку, шехита рыжей корове признается кошерной, считается, что соблюдены все необходимые правила.
Далее Талмуд приводит новую Мишну.
Шехита, — говорится в ней, — не признается, если в процессе ее осуществления:
— нож упал, (шохет) поднял его и завершил процедуру;
— с шохета упала какая-то деталь одежды, и он наклонился, чтобы поднять ее, прервав процедуру шехиты;
— шохет почувствовал усталость, прервал процесс и позвал другого шохета, чтобы завершить шехиту;
— превысил лимит времени, необходимого для реализации шехиты.
Шехита не будет признана, — добавляет раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — если шохет, приступив к осуществлению процедуры, задержался, чтобы проверить нож.
Талмуд сразу же уточняет дополнение раби Шимона: имеется в виду ситуация, когда шохет отвлекается, чтобы зарезать второе животное.
Учителя начинают обсуждать «параметры» необходимого для осуществления шехиты временного лимита. Какова «точка отсчета»?
Расчетное время при задержке, по истечению которого шехита не будет признана, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — определяется в разных случаях по-разному. Если речь идет о шехите птицы, оно будет равно тому временному отрезку, который требуется, чтобы зарезать птицу. Если речь — о скоте, соответственно, критическим периодом будут считать регламент, необходимый для дополнительной шехиты скоту.
Следует учесть то, какому скоту делают «основную» шехиту, — уточняет Раби Йоси бар Ханина (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, вторая половина 3‑го века), — крупному или мелкому. На шехиту особи из мелкого рогатого скота тратят меньше времени, чем на особь из крупного рогатого скота. Соответственно, меняется и время допустимой задержки в процессе основной шехиты.
Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Даже при шехите птице критический срок задержки в процессе шехиты — время необходимое для того, чтобы зарезать достаточно крупное животное, — говорит он.
Однако ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Йоси бар Ханины.
В заключительной части листа Талмуд дает еще одну Мишну:
Если (при шехите) шохет перерезал пищевод и порвал трахею или — порвал трахею, а потом перерезал пищевод, мясо этого животного будет некошерным.
Так же, некошерным будет мясо животного, если шохет перерезал один симан, нож застрял в области второго симана, и шохет подождал, пока животное умрет...
Обсуждение Мишны — см. в следующем обзоре.
Итак, Талмуд приступает к обсуждению Мишны (см. обзора листа 32).
Ранее давалось четкое определение — что нужно для того, чтобы признать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) правильной. Говорилось, в частности, что для умерщвления особей крупного и мелкого рогатого скота необходимо полностью перерезать один симан, а второй, как минимум — более чем наполовину; птице же достаточно более чем наполовину перерезать один из этих органов (см. обзор листа 27).
Теперь Талмуд рассматривает и квалифицирует возможные варианты «анатомических» нарушений.
Установление Мишны о некошерности мяса животного, которому при шехите перерезали пищевод и порвали трахею или — порвали трахею, а потом перерезали пищевод (см. заключительную часть обзора листа 32), ни у кого из Учителей сомнений не вызывает. Разные позиции высказываются ими лишь по поводу того, как квалифицировать такую шехиту.
Это — ошибка шохета (человек, осуществляющий шехиту — см. обзор листа 2), — отмечает раби Иешовав. — Животное зарезано неправильно, его мясо в процессе шехиты становится невелой (как бы — падалью) и есть это мясо запрещается.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривает раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
Употреблять в пищу такое мясо, безусловно, нельзя, — подчеркивает он. — Однако вполне может быть, что шохет все делал правильно. Просто животное изначально было больным, и один из его органов, деформированный недугом, прорвался. В таком случае его мясо следует считать трефой (непригодным для еды, независимо от способа умерщвления).
Если в самом начале процедуры произошел разрыв трахеи, — вносит свои уточнения Рава (один из крупнейших Учителей Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — мы расцениваем это, как будто бы и вовсе не было шехиты, и мясо животного изначально — трефа.
Далее Талмуд приводит Мишну, в которой сказано:
Если зарезал (сделал шехиту) дикое или домашнее (кошерное) животное (включая птицу) и не вышла из него кровь, шехита (при соблюдении всех необходимых условий) признается кошерной. И мясо такого животного не принимает туму (духовную нечистоту; подробнее о туме).
Однако раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) в вопросе, принимает ли туму мясо животного, из которого не вылилась кровь, открывает иную грань Истины.
В процессе шехиты, — говорит он, — мясо животного всегда приобретает способность «заражаться» тумой.
Какие выводы делают Учителя, исследуя данную Мишну?
Тут, прежде всего, выдвигается на обсуждение вопрос: может ли прикасаться к такому мясу человек в состоянии таме (то есть — получивший туму).
Если принять за основу позицию, высказанную в первой части Мишны, — поясняет Талмуд, — следует дать положительный ответ.
Рассматривая проблему, опираясь на точку зрения раби Шимона (включенную в текст Мишны), человек в состоянии таме не должен дотрагиваться до мяса, из которого не выпущена кровь — из опасения, что передаст ему нечистоту. А мясо, «зараженное» тумой, нельзя употреблять в пищу.
Быть может, раби Шимон имел в виду мясо животных, предназначенных для приношения в Храме? — спрашивает Талмуд.
И, проанализировав его позицию, отвергает такую гипотезу. Если бы он говорил о мясе приношения, ему пришлось бы исключить из представленного в Мишне «списка» диких животных, которые (кроме голубей) не могут служить объектом приношения. Но он не делает никаких исключений.
Но самая главная причина, почему мы не можем считать, что речь здесь не идет о приношении, состоит в том, — подчеркивает Талмуд, — что осуществление процедуры приношения исключает саму ситуацию, когда из туши животного не выпущена кровь. Ибо следующий за шехитой этап — кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения животного собирают в специальные храмовые сосуды — см. обзор листа 2 трактата Зевахим). Один из наиважнейших этапов процедуры приношения — зерика (см. там же; когда кровью животного окропляют мизбеах, условно говоря — «жертвенник»).
Обсудив различные варианты и аспекты проблемы, Учителя констатируют, что речь идет о шехите и мясе животного, предназначенного для употребления в пищу, и приходят к выводу, что человек в состоянии таме не должен касаться мяса животного, даже если из него не вышла кровь.
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему предыдущего листа, обсуждая вероятность «заражения» духовной нечистотой. Но если там мы рассматривали варианты, когда мясо впитывает туму (духовную нечистоту) от рук человека (см. обзор листа 33), то здесь, на нашем листе, анализируется как бы обратная ситуация — как человек может получить туму от мяса.
Прежде всего, выделим в этой проблеме основные, «опорные» моменты.
Речь идет о связи человеческой души с духовными мирами, которая осуществляется, как мы неоднократно говорили, через особые соединительные каналы. Чистота, равно как и засорение этих каналов, зависит от поведения человека, от того, как он выполняет заповеди Творца. Процессы духовного характера — неочевидны, не определяются ни на взгляд, ни на слух. Регулировать их человек способен, лишь изучая соответствующие законы и подчиняясь им.
Все это относится и к той пище, которую человек употребляет. Если, к примеру, некто коснулся мертвого тела (или просто находился в непосредственной близости с ним), он «заразился» тумой, духовной нечистотой, которую это тело «излучает». Теперь, чтобы стать таѓор (духовно чистым), человек нуждается в процедуре духовного очищения. Если же, еще не очистившись, он дотронулся до пищевого продукта, этот продукт впитывает в себя туму и пребывает в состоянии таме (духовной нечистоты). Тот, кто ест эту «зараженную» еду, тоже обретает туму.
Так «работает» эта система взаимодействия.
В число продуктов питания, «впитывающих» туму, как мы говорили в предыдущем обзоре (см. обзор листа 33), входит и мясо, которое приобретает эту способность сразу же после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
Обсуждая его свойство передавать туму людям, Талмуд подчеркивает, что каждому человеку следует относиться к еде с должным уважением и проявлять в выборе пищи необходимую осмотрительность.
Учителя различают три степени тумы.
Первую, наивысшую степень человек (или предмет) получает, вступая в контакт с источником духовной нечистоты. При передаче тумы из «вторых рук» сила духовного «загрязнения» ослабевает. Это и будет тума второй и третьей степени (на самом деле процессы приобретения и передачи гораздо сложней, но для лучшего понимания связанных с этим проблем мы представляем их в виде некой схемы).
Впрочем, многое зависит здесь от способа передачи нечистоты и от свойств конкретных веществ и предметов, через которые тума передается.
Учителя задаются вопросом: как эти процессы выражаются при приеме пищи?
Если человек ест пищу, зараженную тумой первой степени, — говорит раби Элиэзер (тана, один из крупнейших Учителей Мишны второго поколения, 1‑й век), — он приобретает первую степень духовной нечистоты. Если продукт питания «пропитан» нечистотой второй степени, он, соответственно, получает вторую степень тумы...
Иную грань Истины усматривает в этом вопросе раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Если человек ел пищу, «заряженную» тумой первой или второй степени, — говорит он, — в любом случае считается, что духовная нечистота, которую он получил — второй степени.
Далее Талмуд соотносит вероятность и силу «заражения» тумой с количеством съеденной пищи.
«Заряженная» духовной нечистотой пища способна передавать туму, — отмечает раби Иегошуа, — если ее объем превышает размеры куриного яйца средней величины. Человек обретает такую способность лишь в том случае, если объем съеденной им пищи превосходит размер двух куриных яиц средней величины.
Отсюда Талмуд делает вывод: пища впитывает туму с большей интенсивностью, нежели человек.
С еще большей интенсивностью, чем твердая пища, поглощают духовную нечистоту жидкости, — сообщает раби Элиэзер...
Как эти выводы и сообщения соотносятся с темой, которая рассматривается в Мишне — при каких условиях после шехиты мясо принимает туму (см. обзор листа 33)?
Об этом пойдет речь на следующем листе трактата.
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему предыдущего листа — вероятность «заражения» духовной нечистотой (см. обзор листа 34), конкретизируя ее, выверяя положения Мишны (см. обзор листа 33) на основе сделанных общих сентенций и выводов.
Согласно положению Мишны, выведенному ее составителями, если после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) из туши животного не вышла кровь, мясо его не принимает туму (духовную нечистоту).
В ту же Мишну включена и противоположная, казалось бы, позиция, высказанная раби Шимоном (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век): в процессе шехиты мясо животного в любом случае обретает способность принимать туму (см. обзор листа 33).
Обсудив общие моменты, Талмуд приступает к детальному анализу конкретных, отмеченных в Мишне обстоятельств.
Особое значение в процессе этого анализа придается сделанному Учителями выводу о том, что жидкости обладают свойством впитывать духовную нечистоту — в наивысшей степени (см. обзор листа 34).
Теперь суть явленного в Мишне противоречия становится более ясной.
Проводник духовной нечистоты при шехите — кровь животного. Ибо Тора включает кровь в число жидкостей. Как сказано: «На землю прольешь ее (кровь), как воду» (Дварим, гл. 15, ст. 23). И если она не вышла из туши животного на поверхность, мясо, если и может «заразиться» тумой, то — в самой минимальной, незначительной степени.
Однако раби Шимон подчеркивает, что при шехите, когда по шее животного проводят ножом, всегда появляется кровь. И это означает, что тума (при наличии источника или — «переносчика») проникает в его мясо.
Но тогда, — отмечает Талмуд, — можно подумать, что туша животного, которое умерло не в результате шехиты, но, к примеру — погибло от сильного удара по голове или умерло от какого-либо заболевания (любой способ умерщвления животного, кроме шехиты, как мы знаем, делает его мясо невелой — то есть непригодным в пищу), не принимает туму.
И объясняет: тут мы имеем дело с совершенно другим явлением, о котором говорится отдельно. В результате сложных духовных процессов туша убитого любым способом (кроме шехиты) животного сама становится источником духовной нечистоты, извне туму — не впитывает, но передает ее во внешнюю среду.
Попутно Талмуд сообщает: если животное, положим, застрелено, и кровь из раны брызнула на растение, это растение получает духовную нечистоту.
Чем же отличается кровь животного, убитого каким-либо другим, кроме шехиты, способом, от крови животного, которому сделали шехиту? — спрашивают Учителя.
Чтобы это понять, следует вспомнить, что до Потопа люди питались лишь растительной пищей. Причинять животным (творениям Всевышнего) вред, а тем более — убивать их строго-настрого запрещалось. После Потопа, когда у человека уже не было той духовной силы, которой обладал Адам и его потомки, Творец разрешил человеку употреблять в пищу мясо животных. Для того лишь, чтобы усилить человеческий потенциал в постижении мироустройства. Но основной принцип — не причинять боли созданиям Всевышнего — остался. И выражение свое он получил в шехите (обо всем этом — см. Введение в трактат Хуллин). То есть шехиту, в сущности, следует рассматривать не просто как физическое, но и как — духовное явление.
По всем правилам сделанная шехита определенным образом видоизменяет объект материального мира (животное), придавая ему возвышенные духовные качества.
И если капли крови из тела животного при шехите (в отличие от крови убитого любым другим способом животного) попадают на растение, на еду растительного или животного происхождения, растение и пища не обретает способность впитывать туму...
На нашем листе Талмуд, продолжает развивать и конкретизировать тему предыдущих листов — вероятность «заражения» духовной нечистотой (см. обзор листов 33, 34 и 35), рассматривает способы передачи и приобретения тумы (духовной нечистоты).
В завершение предыдущего обзора было сказано: если капли крови из тела животного при шехите (в отличие от крови убитого любым другим способом животного; значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) попадают на растение, на еду растительного или животного происхождения, растение и пища не обретает способность впитывать туму. Такова, подчеркивает Талмуд, позиция раби Шимона (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Здесь, на нашем листе, мы обнаруживаем, что все далеко не так просто, как могло показаться на первый взгляд, и узнаем, что другие Учителя, изучая этот вопрос, открывают иные грани Истины.
Раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век), например, анализируя количественный аспект, приходит к неожиданному для нас выводу.
После шехиты, — говорит он, — кровь животного сначала вытекает из его шеи каплями, потом — начинает бить струей. Так вот, капли не сообщают растениям или пище какого-либо вида способность принимать туму. Но струя, когда данные объекты орошаются кровью обильно, это свойство приобретают.
Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), исследуя проблему, выделяет качественный аспект.
Если даже в самом начале шехиты капли крови животного попадают, допустим, на дыню, отделенную для трумы (имеющая особый, духовно возвышенный статус, часть урожая, которую каждый земледелец Эрец Исраэль обязан отделять в пользу коэнов, служителей Храма, которым по закону не полагалось иметь собственные земельные наделы — см. на сайте, к примеру, обзор листа 7 трактата Йома), — говорит Раби, — дыня эта обретает способность впитывать в себя туму.
Однако раби Хия (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века), проводя тонкий и всесторонний анализ проблемы, склоняется к точке зрения раби Шимона, говоря, что кровь животного в процессе и после шехиты, не сообщает продуктам питания такую способность.
Рав Папа (амора, великий Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века) в своем анализе добавляет «временной» аспект.
Если кровь льется на пищевой продукт из надреза на шее животного от самого начала процесса шехиты и до конца, — отмечает он, мы вынуждены констатировать, что этот продукт все же обрел свойство впитывать духовную нечистоту.
Учителя моделируют различные ситуации.
Как в свете нашего обсуждения расценивать ситуацию, когда шохет (человек, совершающий шехиту) перерезал один симан (например — трахею; о симаним — см. обзор листа 27), потом вытер кровь и перерезал второй симан? — спрашивает Талмуд.
Эту ситуацию, — подчеркивает Раби, — следует рассматривать как единый процесс шехиты. — и если кровь попала на пищевой продукт, он получает возможность принимать туму.
Раби Хия указывает здесь на то, что процесс умерщвления животного можно признать шехитой только при его завершении (только тогда можно определить, не допущены ли какие-либо ошибки, не позволяющие считать то, что сделано, шехитой), поэтому кровью шехиты называть кровь, которая вышла, когда был перерезан первый симан, вообще не следует. Точнее, продукт, на который попала эта кровь, определенного статуса не имеет. Он определится по окончании процедуры шехиты.
Если в момент, когда шохет перерезал первый симан, на продукт питания попала кровь, — уточняет ситуацию Талмуд, — и этот продукт контактировал с предметом, «зараженным» тумой, а потом выяснилось, что процедура признана шехитой (то есть шехита была сделана правильно, без ошибок), этот продукт есть нельзя, ибо он в духовном смысле — нечист. Но и сжигать его не полагается.
Далее Талмуд сообщает об особой способности распространения тумы, источник которой — насекомое. Подчеркивается, что этот вид тумы легко передается и впитывается, даже если получивший нечистоту объект размером с чечевичное зернышко...
Моше Гойхберг
Исследуя тексты Торы, Талмуд упоминает установление, разрешающее делать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) только живому животному. В противном случае, такое животное считается падалью, мясо его — невела и употреблять его в пищу запрещается.
В этой связи Талмуд на нашем листе выдвигает на обсуждение вопрос: можно ли и в каких случаях совершать шехиту умирающему животному (на иврите умирающие животные обозначены термином — месукенот), и если — да, годится ли его мясо для еды?
Талмуд приводит по этому поводу Мишну, в которой даются конкретные указания, как следует поступать в ситуации, когда животное при шехите находилось в состоянии агонии, то есть было при смерти. В ней, в частности даются критерии, позволяющие определить, живому ли или уже мертвому животному сделана шехита.
Итак, в Мишне читаем:
Если сразу после шехиты животному, находящемуся при смерти, — говорит раби Шимон бен Гамлиель, — хотя бы по одной из его задних и передних конечностей судорожно дернулись, это считается признаком, что животное (в момент шехиты) все еще было живым, а значит — его мясо разрешено в пищу.
Для того, чтобы считать, что животное было зарезано живым, — говорит раби Элиезер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — достаточно, чтобы из надреза при шехите из шеи животного с силой хлынула кровь (как это происходит обычно, когда режут живое и здоровое животное).
Если шохет делал шехиту находящемуся при смерти животному в ночное время, — добавляет раби Шимон бен Гамлиель, — и не мог в темноте увидеть, дергало ли оно конечностями, била ли кровь из надреза в процессе шехиты, он должен на следующий день при солнечном свете осмотреть шкуру животного. Если вокруг надреза шкура будет обильно обагрена кровью, значит, кровотечение в момент совершения шехиты было сильным и кровь била струей, а, следовательно, животное в этот момент было живым и мясо его — кошерно (то есть — пригодно в пищу).
Иные грани Истины в этом вопросе открывают другие Учителя.
Мясо любого (кошерного) скота, и крупного и мелкого, в статусе месукенот, — говорят они, — пригодно в пищу, если сразу же после шехиты имела место предсмертная конвульсия. Для определения этого, достаточно, чтобы животное дернуло передней или задней конечностью. Или даже — хвостом. Но, если особь мелкого рогатого скота, скажем, коза или овца, после шехиты вытянула заднюю или переднюю ногу, но не согнула ее вновь, ее мясо для еды не годится...
Итак, перед нами — Мишна, представленная различными позициями Учителей.
Талмуд внимательно изучает все высказанные здесь точки зрения. И констатирует, что основная группа Учителей в качестве главного признака кошерности мяса животного в статусе месукенот, которому делают шехиту, выделяет наличие конвульсий после процедуры. И в этом их точка зрения совпадает с позицией раби Шимона бен Гамлиеля. Но — не полностью. В отличие от раби Шимона бен Гамлиеля, который говорил, что мясо животного будет кошерным, если после шехиты конвульсивные движения присутствовали и в передних и в задних конечностях, они давали разрешение на употребление этого мяса в пищу, даже если животное дернуло только хвостом. С другой стороны, по отношению к особям мелкого рогатого скота их требования повышены.
Для мелкого рогатого скота, согласно их позиции конвульсивное движение выражается в том, что после шехиты животное вытягивает и поджимает обратно к телу одну из конечностей. Если же оно лишь вытянуло конечность, но обратно ее не поджало, то у мелкого скота это не является признаком того, что в процессе шхиты оно еще было живым. Однако в случае с крупным скотом, даже если животное по завершению процедуры шехиты только вытянет, или — подожмет одну из конечностей, оно уже будет считаться кошерным, так как для крупного скота это — свидетельство о его жизнеспособности.
Они признают, что сильное кровотечение после шехиты может быть свидетельством, что животное в процессе осуществления процедуры было живым. Но, в отличие от раби Элиэзера, им для определения кошерности его мяса, этого не достаточно.
Как определяется статус месукенот? — спрашивает Талмуд.
Если животное способно есть как здоровое, но не стоит на ногах, мы относим его к этой категории, — дает разъяснение Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век).
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать Мишну, текст которой приведен на предыдущем листе (см. обзор листа 37).
Из содержания этой Мишны ясно, что в случае, если шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) совершают животному, которое — при смерти, чтобы признать его мясо кошерным (разрешенным в пищу) необходимо, чтобы оно в момент завершения шхиты, сделало конвульсивное движение одной из конечностей. Для обозначения такого движения Талмуд пользуется термином — пиркус.
В противном случае, его мясо следует считать невелой (падалью, запрещенной для еды), опасаясь, что в момент совершения шехиты животное уже было мертвым, то есть сдохло само перед самой шехитой.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: каким должно быть это предсмертное конвульсивное движение, чтобы его можно было квалифицировать как пиркус, и в итоге — разрешить использование его мяса в пищу?
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Шел как-то раз по дороге Шмуэль (Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). И видит — идут ему навстречу ученики Рава (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век). И спросил у них Шмуэль, какие именно движения животного их Учитель считал свидетельством того, что животное было живым перед шехитой, определяя, что его мясо после шехиты пригодно в пищу.
И ответили ему ученики:
— Наш Учитель говорит, что животному, которое вот-вот должно умереть, можно делать шехиту, если оно подает голос, справляет естественные нужды или, по крайней мере, прядет ушами...
— Неужели Раву важно, чтобы признать животное при смерти — живым, чтобы оно еще двигало ушами! — с удивлением воскликнул Шмуэль.
И добавил:
На мой взгляд, достаточное свидетельство жизнеспособности животного, чтобы можно было сделать ему шехиту — любое движение, которое не квалифицируется как предсмертная агония.
Но что такое агония? — спрашивает Талмуд. — Какие движения Шмуэль относил к предсмертным?
Говорил Шмуэль, — дает разъяснение рав Анан, — что в случае, если животное в начале шехиты конвульсивно выпрямит согнутую конечность и не согнет ее вновь, это и есть агония. Но если оно согнуло выпрямленную конечность и не разогнуло ее, такое движение мы называем пиркусом, то есть — признаком, что агонии перед шехитой и в начале процесса у животного не было, и животное до и во время шехиты считалось живым.
Это предсмертное движение можно квалифицировать как пиркус, — уточняет рав Хисда (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век), — если животное делает его в процессе шехиты, а не в момент, когда шехита только начинается...
Конвульсивное движение конечностью мы называем пиркусом, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — если оно произведено животным в самом конце, при завершении шехиты. В противном случае, есть опасение, что оно умерло в процессе шехиты, а, значит, мясо его стало невелой.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает рав Нахман бар Ицхак.
Пиркус — это любое конвульсивное движение полагал, — отмечает он, проведя тонкий анализ позиций раби Шимона Бен Гамлиэля и раби Элиэзера, приведенных в Мишне (см. обзор листа 37). — И неважно, произведено оно животным в начале шехиты, в процессе или в момент завершения процедуры. При наличии пиркуса, для того, чтобы признать мясо животного после шехиты пригодным к употреблению в пищу, надо еще, чтобы из надреза на его шее, пульсируя, била кровь. Именно пульсирующая из раны кровь — самый верный признак кошерности шехиты и мяса животного.
В самом деле. Время для шехиты умирающему животному, как правило, не выбирают, — объясняет Талмуд, изучив точку зрения рава Нахмана бар Ицхака. — Нередко такую шехиту приходится делать по ночам, когда освещения, для того, чтобы заметить судорожные движения конечностей, бывает недостаточно. Но факт, сильно ли била из сделанного при шехите надреза кровь, как сказано в Мишне, всегда можно проверить с наступлением утра. И если шкура животного в области шеи обильно смочена кровью, это означает, что шехита была сделана живому животному, и его мясо можно есть...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать отдельные аспекты процесса шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
Речь, в частности идет о шехите, которую делают животному, владелец которого — идолопоклонник.
В Мишне по этому поводу сказано:
Если шехиту животному, хозяин которого — идолопоклонник, делал еврей, отлично владеющий «техникой» шехиты и разбирающийся в ее законах, мясо этого животного годится для употребления в пищу любому человеку, в том числе — и еврею.
Даже в том случае, если идолопоклонник, пригласив еврейского шохета (специалист, осуществляющий шехиту; подробнее — см. обзор листа 2), намеревался принести это животное в жертву идолу. И это — факт, не вызывающий никаких сомнений.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Мясо такого животного — некошерно и не годится в пищу еврею, — говорит он. — Даже если идолопоклонник владеет лишь частью животного, даже если неизвестно, собирался ли он использовать мясо этого животного в ритуале поклонения идолам...
Как же так? Почему это внутри самой Мишны помещены диаметрально противоположные высказывания?
Приступив к анализу Мишны, Талмуд отмечает, что эта разница в позициях составителей Мишны и раби Элиэзера обусловлена их пониманием значения намерения при шехите.
Составитель Мишны (большую часть текстов Мишны составил раби Меир — один из величайших Учителей Мишны, ученик раби Акивы; 2‑й век) решающую роль отводит намерению шохета. И поскольку шохет — «кошерный» еврей, у которого не может быть стремления к идолопоклонству, виды хозяина на использование животного — не важны. Поэтому после шехиты мясо этого животного пригодно для употребления в пищу, в том числе — и евреям. Ибо статуса приношения идолам, даже если владелец животного хотел использовать его в ритуале поклонения идолам, оно не приобретает (по закону Торы, евреям запрещено в каких бы то ни было целях использовать мясо животного в статусе приношения).
Раби Элиэзер на первый план выдвигает намерение хозяина животного. Подчеркивая, что даже в том случае, когда идолопоклоннику принадлежит лишь часть животного, нам не следует исключать такую возможность, что это часть животного предназначена для «участия» в ритуале поклонения идолу. И следовательно, все животное обретает статус приношения идолам. Поэтому любое его использование евреям запрещено. И не нужны никакие доказательства истинных видов идолопоклонника на это животное. Достаточно самого факта: владелец (или совладелец) — идолопоклонник, а, значит, его мысли всегда устремлены к идолопоклонству.
Исследуя проблему, раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) склоняется к точке зрения большинства Учителей: решающее «слово» в намерениях — за шохетом. Выстраивая логическую цепочку, он сравнивает законы осуществления обычной, «бытовой» шехиты, с законами реализации шехиты животному, предназначенному для приношения в Храме.
При осуществлении процедуры приношения в Храме, — отмечает раби Йоси, — мясо приношения на всех этапах этой процедуры, включая шехиту (об этапах — см. обзор листа 2 трактата Зевахим) становится пригодным или непригодным для дальнейшего использования, в зависимости от намерений человека, который занимается реализацией приношения (коэна — служителя в Храме). И если он имел в виду не того человека, от имени которого это приношение делается или подумал о том, что съест мясо приношения в неположенном месте или вне установленного для такой трапезы регламента (о правильных намерениях — см. обзор листа 3 трактата Зевахим), мясо животного уже не годится ни для сжигания на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»), ни для еды.
Далее раби Йоси пользуется одним из основных методов постижения Торы, под названием — каль-ва-хомер. В данном случае этот принцип будет звучать так: если при осуществлении процедуры приношения в Храме решающая роль отводится намерениям человека, реализующего этот процесс, то в «бытовых» условиях, когда животное готовят для употребления в пищу, тем более все решает намерение шохета, а не хозяина животного.
Есть лишь два момента, когда предназначенное для употребления в пищу животное (точнее — его мясо) может стать некошерным, запрещенным евреям и для еды и для любого другого вида использования, приобретя статус приношения идолопоклонников — подчеркивает рав Шешет (великий Учитель Талмуда, 4‑й век). — В момент совершения шехиты — если совершающий шехиту человек имеет намерение принести это животное идолам. И при окроплении кровью этого животного каких-то элементов культа поклонения идолам.
Тогда, действительно, если шехиту совершает «кошерный» еврей, мясо сразу после шехиты можно есть, в том числе — и евреям. И факт, кому принадлежит это животное, не имеет никакого значения...
На нашем листе Талмуд продолжает разговор о намерениях при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
На предыдущем листе Учителя обсудили, чьи намерения имеют решающее значение: хозяина животного, или человека, осуществляющего шехиту (то есть шохета — специалиста, производящего шехиту). И пришли к выводу, что решающая роль отводится намерениям шохета.
Поэтому и было сказано, что в случае, если шохет — еврей, а хозяин скотины — идолопоклонник, евреям разрешается употреблять в пищу зарезанное шохетом-евреем животное (см. обзор листа 39).
Но как быть, если у самого шохета возникли какие-либо «посторонние» мысли о предназначении животного, шехиту которому он делает?
На нашем листе, Талмуд, углубляясь в анализ этой проблемы, рассматривает вопрос: какое намерение шохета способно сделать мясо животного — некошерным.
В Мишне листа по этому поводу сказано:
Если шехита животного была совершена с намерением зарезать его в честь какой-либо горы, или холма, во имя моря или реки, или во имя пустыни, такое животное становится некошерным и запрещено в пищу.
Исследуя положения Мишны, Учителя делают вывод: мясо такого животного, став некошерным, есть нельзя; но использовать его (равно как и другие части этого животного, скажем — шкуру и т.п.) разрешается использовать в иных целях.
Мясо этого животного можно, например, продать нееврею. Но это должно означать, что данное животное, зарезанное в честь горы или реки, не приобрело статус приношения идолам. В противном случае, оно было бы запрещено для любого использования, даже для продажи идолопоклоннику.
Впрочем, некоторые Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Если животное зарезано в честь горы или холма, — говорят они, — В честь моря, реки или пустыни, в честь солнца или луны, звезды или созвездия, в честь великого ангела Михаэля... Или — в честь крохотного червя... Оно во всяком случае, считается приношением идолам, и мясо его запрещено в пищу. А так же все это животное не годится для какого бы то ни было использования.
Как же обстоит дело в действительности? Можно ли разрешить это противоречие?
Тут наличествует существенное различие, — объясняет Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — В Мишне идет речь о том, что человек режет животное в честь горы или реки, не имею в виду приносить его в жертву и не рассматривая гору или реку в качестве идолов. Иное дело, что некоторые Учителя, обсуждая проблему, говорят именно об акте идолопоклонства. Когда гора или река — идолы. И человек, делая шехиту, подразумевает, что это животное будет принесено в жертву духовному источнику этих явлений природы..
Именно такой вид использования животного в полной мере придает ему статус приношения идолам и делает его запрещенным для использования в любых целях.
Абайе обращает внимание и на то, что Учителя, в своем высказывании об идолопоклонстве упоминают, помимо прочего, малаха (некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей; в нееврейской литературе это явление принять называть ангелами) Михаэля.
И задается вопросом: какое отношение имеет духовная субстанция к горам и рекам?
Детально проанализировав позицию этих Учителей, Абайе заключает, что и сами слова «горы» и «реки» в данном контексте — тоже обозначение неких духовных сил, являющихся источниками этих природных образований.
В конце Мишны нашего листа приведен такой текст:
Если шехиту одному и тому же животному, делали два человека, вместе держась за один нож, и один из них (мысленно) посвящает это животное горе или реке, а другой — просто делает, шехиту, чтобы его мясо можно было съесть, шехита признается некошерной, и употреблять мясо зарезанного животного в пищу запрещается...
Речь здесь идет о двух компаньонах, — объясняет Талмуд, — которым, «на паях», принадлежит это животное.
Однако, в ситуации, когда тот, кто намеревался осуществить приношение, посвятив его — горе или реке, не имеет на животное никаких, даже частичных прав, шехита признается кошерной...
На нашем листе Талмуд продолжает разговор о намерениях при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
На предыдущих листах обсуждался вопрос, чьи намерения определяют кошерность или некошерность шехиты: хозяина животного, или — шохета (специалиста, производящего шехиту; см. обзор листа 39). Рассматривались и нюансы размышлений шохета о предназначении животного, которому он делает шехиту. Ибо в некоторых случаях его непрошенное «побуждение» способно превратить мясо этого животного, как бы в «посвященное идолу». А, значит, это мясо становится непригодным не только для еды, но и вообще для какого бы то ни было иного использования (см. обзор листа 40).
В связи с этим на нашем листе Талмуд анализирует отдельные обстоятельства, которые могут придать шехите некую «двусмысленность».
О чем же идет речь?
В Мишне читаем:
Дабы избежать подозрений, шехиту делают так, чтобы кровь животного (из надреза) не лилась в море или реку.
Это разрешается лишь в тех случаях, когда шехиту производят на корабле.
При шехите не собирают кровь животного в сосуд.
Допускается, чтобы кровь животного во время шехиты (из надреза) лилась в яму с водой.
Но если яма — пуста, проливать кровь в нее при шехите запрещается.
В этом пункте Мишна предусматривает особую ситуацию.
Если человек делает шехиту во дворе собственного дома, он вправе вырыть для стока крови специальную яму (чтобы не запачкать двор). Но при этом шехиту он должен производить не прямо над ямой, а на небольшом расстоянии от нее. Чтобы кровь стекала сначала на землю, а потом (по наклонной) — в яму.
Если же шехиту совершают в специально отведенном для этого общественном месте (скажем, на рынке), яму для стока крови не роют...
Талмуд последовательно, одно за другим, анализирует положения Мишны.
Прочтение первого пункта порождает вопрос: о каких «подозрениях» здесь говорится?
Увидев, как шехита делается над водой, — объясняют Учителя, — люди могут подумать, что на их глазах разворачивается сцена из какого-то ритуала идолопоклонников, и животное служит приношением неким духовным силам, создавшим якобы этот водоем (см. обзор листа 40).
Но почему же тогда это не возбраняется на корабле? — спрашивает Талмуд.
И сообщает: потому что во время плавания такие же действия шохета имеют практическое обоснование: он просто не хочет испачкать кровью животного корабельную палубу.
С запретом собирать кровь животного во время шехиты в какой-либо сосуд — все ясно. Ведь это со всей очевидностью указывает на то, что осуществляется некая процедура приношения. А поскольку шехита реализуется вне территории Храма, большинство людей может сделать вывод: данное животное предназначается для приношения идолу.
Но почему же тогда разрешается сливать при шехите кровь животного в яму с водой? — спрашивают Учителя.
Исследовав ситуацию, Талмуд вносит принципиальное уточнение: вода в яме, чтобы не возникало ни малейших сомнений, должна быть мутной и грязной. А если она — прозрачна и чиста, сливать в нее кровь животного при шехите тоже нельзя.
Тут возникает вопрос: почему не разрешается делать шехиту над пустой ямой?
Потому что это, — объясняет Талмуд, — также может напоминать ритуал идолопоклонства.
Каждому понятно, что человек стремиться поддерживать порядок в собственном дворе. Поэтому закон дозволяет ему к моменту шехиты, которую он производит возле дома, вырыть специальную яму, чтобы потом засыпать ее, и двор останется чистым. Но разве в общественном месте чистота не нужна? Почему, к примеру, на рынке ямы для стока крови при шехите рыть не рекомендуют?
В общественных местах для шехиты, — дает пояснение Талмуд, — обычно выделяется особая площадка. Здесь все предусмотрено для удобства шохета и назначены люди, ответственные за уборку...
В заключение рассматриваемой нами главы трактата Талмуд приводит еще одну Мишну, в которой сказано:
Если человек сделал шехиту животному, предназначенному для приношения в Храме, вне азары (храмового двора), мясо этого животного не годится не только для процедуры приношения, но и для еды.
Раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Мясо в данном случае, — говорит он, — можно есть.
В чем же тут заключается проблема?
Стремясь оградить людей от ошибок, Учителя вынесли постановление — запретить употреблять в пищу мясо зарезанного вне азары, отделенного для приношения животного, чтобы никто не подумал, что процедуру приношения, посвященного Всевышнему, можно осуществлять за пределами Храма.
С точки зрения раби Шимона, использование мяса такого животного для еды еще не свидетельствует о том, что посвященные Творцу приношения разрешено осуществлять и за пределами храмовой территории...
Александр Капер
Наш лист открывает следующую, третью главу трактата Хуллин.
Как и две предыдущие, она посвящена проблемам, которые могут возникать при осуществлении шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
Талмуд и здесь, в который уж раз подчеркивает: зарезать животное так, чтобы его мясо годилось человеку для еды — дело очень непростое. И даже если при шехите соблюдены все необходимые правила (см. на сайте, например, обзор листа 2), это еще не означает, что мясо кошерным способом зарезанного животного, безусловно, пойдет в пищу. Ибо может оказаться, что оно, скажем — трефа (то есть животное еще до шехиты имело дефект, из-за которого есть его мясо нельзя).
После шехиты тушу животного полагалось проверить самым тщательным образом. И если обнаруживается, что какой-либо орган животного определенным образом поврежден, мясо его считается трефой (запрещенным для употребления в пищу).
В Мишне нашего листа дается список таких повреждений.
Мясо животного после шехиты считается трефой, если в процессе проверки обнаруживается, что у этого животного:
— пробит пищевод;
— разорван или пробит желудок;
— пробита мозговая оболочка;
— повреждена сердечная стенка;
— сломан позвоночник;
— разорвана печень
— пробито легкое
— пробит желчный пузырь и т. д.
Не будем здесь приводить все случаи. Подчеркнем лишь, что всего в списке обозначены восемнадцать повреждений, в результате которых мясо кошерно убитого животного становится трефой и запрещено для употребления в пищу. В том числе отмечены и ситуации, когда животное задрал волк или оно упало с крыши, повредив большую часть ребер.
Исследуя Мишну, Талмуд выводит общее правило: после проверки мясо кошерно зарезанного животного считается трефой, если в его туше находят повреждение, которое неминуемо (и без шехиты) привело бы это животное к гибели.
Приступив к детальному разбору содержания Мишны, Талмуд ищет источники его положений в Торе.
Приводится, в частности, фраза: «И мясо в поле трефа (растерзанное) не ешьте» (Шемот, гл. 22, ст. 30).
Но здесь речь идет о туше кошерного животного, которое пострадало от нападения хищника, — говорят Учителя. — Нас же в данном случае интересуют другие указания Торы, которые определяют, что некие повреждения (признаки трефы), обуславливающие нежизнеспособность животного, делают его мясо непригодным для еды.
Талмуд цитирует другую фразу из Торы: «И этих животных вы будете есть...» (Ваикра, гл. 11, ст. 2).
И где же тут указания?
Дело в том, что в оригинале (на иврите) слово «животное» обозначено как хая. То же ивритское слово имеет и второе значение — «живое».
То есть фразу можно прочесть и так: «И этих живых (жизнеспособных животных) вы будете есть...».
Талмуд проводит тончайший анализ цитаты. И обращает внимание на употребление в ней местоимения «этих».
Это местоимение, — отмечают Учителя, — несет в себе значимую информацию. Оно сообщает, что мясо именно этих, жизнеспособных, животных разрешается есть. А мясо других животных, даже если они в состоянии прожить еще какое-то, довольно продолжительное время, но имеют повреждение и — обречены на гибель, употреблять в пищу запрещается.
Откуда же столь точный список «медицинских показаний», обуславливающих обреченность животных? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: все виды возможных повреждений, превращающих мясо животного в трефу, продемонстрированы Моше Всевышним на горе Синай. И эта информация от Моше передавалась из поколения в поколение, от учителя — ученику, от отца — сыну...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну, помещенную на предыдущем листе. В ней, как мы помним (см. обзор листа 42), был дан список из 18‑ти видов трефот (повреждений, обуславливающих запрет на употребление в пищу мяса кошерно зарезанного животного). Однако же каждый пункт этого списка — обозначение общего правила. Теперь, на нашем листе, Талмуд начинает выявлять конкретные «параметры» отдельных трефот, которые в той или иной ситуации (в результате тщательнейшей проверки) определяют статус мяса животного после кошерно сделанной шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
К примеру, шохет (человек, осуществляющий процедуру шехиты — см. обзор листа 2), внимательно осмотрев тушу зарезанного им животного, обнаружил, что у него пробит желчный пузырь. Какой вывод он должен сделать?
Если у животного пробита стенка желчного пузыря, — говорит один из Учителей Мишны раби Йоси, сын раби Иегуды, — и желчь из него вытекла наружу, мясо этого животного считается трефой и в пищу не годится.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривают другие Учителя.
Животное с таким дефектом, — говорят они, — как, впрочем, и человек, может прожить достаточно долго, и умереть от чего-то другого. А ведь общий принцип трефы — мясо животного нельзя есть, если оно до шехиты было нежизнеспособным.
В доказательство Учителя рассказывают о пророке Иове (Танах, книга Иовы), которого ранили — его желчный пузырь был пробит — но он остался в живых и прожил еще долгие годы.
Раны Иова были смертельными (у него, к тому же, были повреждены и почки), — возражает раби Йоси. — Но Всевышний, послав ему тяжкие физические испытания, чудесным образом исцелил его, спас от гибели... На основании единичных, а тем более — «надъестественных» явлений, нельзя выводить общий принцип.
Талмуд детально исследует позиция Учителей. Не вникая в подробности этого анализа, скажем лишь, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Йоси.
Впрочем, в этом обсуждении отметим еще один интересный момент.
Аргументируя свою точку зрения, Учителя постоянно сравнивают функционирование органов, жизнедеятельность и жизнеспособность животных с физиологическими особенностями человека, устанавливая их идентичность. Человек отличается от животного только тем, — подчеркивает Талмуд, — что человек получил от Творца бесценный дар — нешаму (душу, связанную с духовными мирами).
Далее Талмуд переходит к обсуждению «параметров» следующего повреждения. Учителя исследуют вопрос: в каких случаях мясо животного будет трефой, если у этого животного повреждена печень.
Понятно, что в ситуации, когда печень по каким-либо причинам полностью перестала функционировать, животное тут же умирает. И есть его мясо — нельзя.
Как квалифицировать обстоятельства, когда животное лишилось какой-то части печени?
Если от этого органа осталась какая-то часть, размером, как минимум, с маслину, — говорят некоторые Учителя, — мясо этого животного после шехиты — кошерно. Так учил раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Раби Йоханан, — уточняют другие Учителя, — высказывался иначе. «Если у животного оторвана печень, — говорил он, — и не осталось от нее ничего, мясо этого животного — трефа», то употреблять его в пищу не разрешается.
Здесь, казалось бы, нет даже повода для дискуссии. Одно высказывание раби Иегуды не противоречит другому, и вместе они составляют как будто бы более точную картину.
Так рассуждал бы обычный, не искушенный в талмудической логике человек.
Однако те Учителя, которые приводят второе высказывание раби Йоханана контрапунктом к первому, детально анализируя его, находят в словах великого Учителя — «и не осталось от нее ничего» глубинный смысл. Этим, — отмечают они, раби Йоханан подчеркивает: даже если осталась присоединенной к системе кровоснабжения в организме хотя бы какая-то часть печени, мясо его после шехиты — кошерно, то есть — пригодно для еды...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать первую Мишну третьей главы трактата Хуллин (см. обзор листа 42) и, продвигаясь по списку (18 видов повреждений, превращающих мясо кошерного, по всем правилам зарезанного животного, в трефу, которая для еды не годится), уточняет «параметры» перечисленных дефектов.
Напомним, что после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин), тушу животного тщательно осматривают. И если обнаруживают, что какие-то органы — деформированы, болезнью или в результате механического воздействия, мясо этого животного в определенных случаях признают трефой.
Здесь, на нашем листе, речь, в частности, идет о трахее.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: какие повреждения дыхательного горла должно иметь животное, чтобы объявить, что его мясо — некошерно?
И дает общее направление исследования: мясо животного будет считаться трефой, если при проверке увидели, что большая часть трахеи разорвана.
Что такое — «большая часть», и в каком направлении — разрыв? — спрашивают Учителя. И чтобы уточнить «параметры», углубляются в исследование анатомии и особенностей функционирования данного органа.
Если дыхательное горло рассечено по вертикали, скажем, сверху вниз, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — со всей очевидностью можно утверждать, что мясо его — трефа. Ибо в этом случае животное не в состоянии дышать, то есть — нежизнеспособно. Сомнительной ситуация может быть только тогда, когда на трахее животного найдена горизонтальная, рваная рана. Если прорвана вся передняя стенка трахеи — это и есть «большая часть». Мясо животного при таких обстоятельствах признается трефой...
Эта позиция нуждается в дальнейшем уточнении, — отмечают другие Учителя. — Ведь в верхней части, ближе к голове, трахея имеет значительное утолщение. Горизонтальный разрыв передней стенки трахеи в области утолщения — это меньшая часть толщины дыхательного горла или, допустим — половина...
В процессе изучения проблемы Талмуд рассказывает такую историю.
Принесли Раву тушу коровы, у которой после шехиты был обнаружен горизонтальный разрыв одной из стенок трахеи.
Рав внимательно осмотрел повреждение и объявил, что мясо коровы можно есть.
То есть Рав увидел, что порвана меньшая часть толщины трахеи, — заключает Талмуд. Поэтому и разрешил употреблять мясо коровы в пищу, признав его — кошерным.
Каким же был разрыв трахеи у этой коровы? — спрашивают Учителя. — Ведь при «измерении» толщины такого повреждения добавляют и глубину полости дыхательного горла...
Действительно, именно это и смутило ученика Рава, рава Аси, — продолжает рассказывать историю Талмуд. «Как же так?!», — недоумевал он.
Но Рав, будучи уверенным в своей правоте, не побоялся утратить авторитет в глазах учеников и отправил тушу той же коровы на проверку к другому известному специалисту.
Тот, осмотрел рану на дыхательном горле зарезанного кошерным способом животного, одобрительно покивал головой и попросил хозяина коровы продать ему несколько килограмм ее мяса.
Мог ли знаток законов Торы купить мясо, статус которого был под подозрением? — вопрошает Талмуд.
И отвечает: разумеется, нет. Просто и этот специалист настолько не сомневался в его кошерности, что для его приобретения не видел ни малейших препятствий.
Тут возникает некая этическая проблема, — отмечают Учителя. — Специалист по законам кашрута дает разрешение на употребление мяса в пищу. Правильно ли он поступил, решив приобрести это мясо для себя? Ведь о выводах Рава ему не сообщили. А сам он должен был бы допустить, что его подход к решению данной задачи в чем-то мог оказаться не вполне объективным.
Этические проблемы возникают в том случае, — дает разъяснение Тадмуд, — когда знаток законов хочет воспользоваться вещью, по поводу которой его попросили высказать суждение.
Здесь же, в нашем случае, речь идет о вполне конкретных анатомических признаках кошерности. И — не о вещи, а о мясе, которое распродают на вес. С таким же успехом любой человек, равно как и специалист по законам кашрута, может купить такое же мясо в другом месте. Так что, никаких проблем этического характера тут нет...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать приведенный в Мишне (см. обзор листа 42) список повреждений в различных органах животного. Тех, из-за которых мясо без ошибок, по правилам, зарезанного животного (см. обзор листа 2) могут признать трефой и запретить в пищу.
На двух предыдущих листах (см. обзоры листов 43 и 44) Талмуд, выделив из списка очередной дефект, проводил исследование, уточняя размеры и характер того или иного повреждения.
На прошлом листе, в частности, обсуждались проблемы с трахеей (см. обзор листа 43). Это обсуждение переносится и на наш лист.
Не повторяясь, напомним лишь основной вывод: если дыхательное горло по горизонтали разорвано на глубину больше половины всего его диаметра, мясо животного, у которого обнаружен такой дефект, считается трефой, и употреблять в пищу его запрещают.
Теперь Талмуд выдвигает новый вопрос: как расценивать ситуацию, когда во время проверки туши после шехиты (см. Введение в трактат Хуллин) в стенках трахеи обнаружено несколько маленьких дырочек?
Если, умозрительно соединив эти дырочки вместе, получим прореху, составляющую большую часть трахеи, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — мясо такого животного будем считать трефой.
Другой Учитель Мишны, раби Иеремия открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Для того, чтобы из-за поврежденной трахеи признать мясо животного трефой, — говорит он, — достаточно, чтобы мелкие отверстия в ее стенках, как бы сложенные вместе, составили площадь, которую занимает исар (монета времен Талмуда). Если же общая величина этих отверстий меньше исара, мясо животного можно объявить кошерным, то есть — пригодным для еды.
Талмуд анализирует позиции Учителей, и в результате приходит к выводу, что противоречий между ними нет.
Как же так? Ведь они высказывают разные точки зрения.
Дело в том, — поясняет Талмуд, — что Учителя, делая выводы, исследуют различные исходные данные. Ведь понятие «маленькое» (отверстие) — относительно.
Раби Иегуда изучает состояние дыхательного горла, многократно «пробитого» таким образом, что образовавшиеся маленькие дырочки столь малы, что воздух почти не пропускают. И трахея способна или не способна функционировать в зависимости от того, много ли таких дырочек возникло на трахее.
Раби Иеремия исследует маленькие дырочки «большей величины», каждая из которых оказывает негативное воздействие на функционирование трахеи.
Далее на нашем листе Талмуд переходит к изучению следующего «пункта» в означенном списке повреждений. Теперь речь идет о травме, которая обнаружена в мозговой оболочке.
Если мозговая оболочка пробита, — говорят Учителя, — мясо животного с таким дефектом — трефа, и употреблять его в пищу запрещается.
Но это, как мы уже понимаем — лишь общее правило. Скорее всего, существуют определенные нюансы, которые позволяют считать мясо животного с повреждением такого рода — кошерным.
Исследуя анатомические особенности животного, Учителя задаются вопросом: какую из оболочек имеет в виду Мишна, выводя закон? Ведь мозг животного имеет двойную защиту. Будем ли мы считать, что мясо животного — трефа, если у него пробита лишь внешняя оболочка или показателем некошерности мяса животного следует считать повреждение внутренней оболочки?
Повреждения внешней оболочки мозга достаточно, чтобы сказать, что мясо этого животного — трефа, — отмечает Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век).
То же самое говорит и Шмуэль (современник и коллега Рава).
Однако Талмуд, изучая наследие этих Учителей, находит у них (и у того и у другого) и такое высказывание: чтобы объявить мясо животного трефой, надо, чтобы у него была пробита внутренняя оболочка мозга.
Как же это понимать? Каковы же «параметры» некошерности животного в данном случае?
Окончательного, отчетливого ответа на этот вопрос Талмуд не дает. Дело, вероятнее всего, в том, что «защитные» пленки мозга столь тонки, что в случае, если пробита внешняя оболочка, повреждение получает и внутренняя.
Наш лист насыщен конкретной практической информацией. И, обсудив проблемы кошерности мяса животного с травмированной мозговой оболочкой, Талмуд тут же приступает к исследованию проблем, возникающих, когда у животного травмирована сердечная мышца.
Общая концепция тут такова: если сердечная мышца животного пробита насквозь, так, что свищ достигает внутренней полости, мясо этого животного признается трефой, и употреблять его в пищу не разрешают.
Зависит ли решение этой проблемы от того, какая часть сердца пробита? — спрашивает раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). — Ведь у сердца — два разных по величине отдела. Будем ли мы говорить, что мясо животного — трефа, если свищ доходит до большей полости, или для констатации некошерности этого мяса достаточно, чтобы сквозное отверстие в сердечной мышце «открывало» полость меньшей величины?
Чтобы выяснить этот вопрос Учителя проводят исследование, пользуясь методом сравнительного анализа. Объектом сравнения становится в данном случае другой жизненно важный орган — легкое.
Изучив различные обстоятельства, Учителя дают заключение: мясо животного будет трефой, если легкое этого животного пробито до внутренней полости.
...До главной, большой полости, — уточняет раби Тахлифа. — Так же и с сердцем. Мясо животного мы признаем трефой, если свищ в сердечной мышце достигает большей полости.
Углубившись в анализ проблем, Талмуд приходит к выводу, что такое сравнение позиций не вполне уместно. Ибо сердце и легкое имеют разное строение. Доли легкого «открываются» в большую полость. Здесь уточнение раби Тахлифы максимально приближено к Истине. Но сердце состоит из как бы «автономных» отделов. И тут мы говорим: независимо от того в стенке какого отдела образовался свищ, мясо животного — трефа...
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать «параметры» отмеченных в Мишне (см. обзор листа 42) повреждений в различных органах животного, из-за которых его мясо полагается объявить трефой и запретить использовать его в пищу.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: какие признаки свидетельствуют, что мясо — трефа, если у животного, как выяснилось при осмотре его туши после шехиты (см. Введение в трактат Хуллин), перебит позвоночник?
Чтобы дать заключение, что мясо животного — трефа, достаточно, чтобы оказался пробитым любой из позвонков, — говорит раби Яаков (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — И не имеет значения, какой глубины это отверстие.
Мясо животного — трефа, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), — если в глубину пробита большая часть позвонка.
Какая же из двух точек зрения — ближе к Истине?
На практике Учителя пользовались обеими рекомендациями, — сообщает Талмуд. — Если по каким-либо причинам возникала необходимость «устрожить» условия, следовали позиции раби Яакова. Однако в большинстве случаев руководствовались правилом, выведенным Раби.
Изучая исследования Раби, Талмуд попутно возвращается к рассмотренной уже теме — повреждение печени, когда часть ее оторвалась (см. обзор листа 43).
Вспомним, что основным критерием кошерности, как отмечали Учителя, служили размеры оставшегося и все еще функционирующего участка печени.
Здесь, на нашем листе, Талмуд подчеркивает, что та же дискуссия развернулась и между учениками Раби: раби Хией (который впоследствии стал одним из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века) и сыном Раби — раби Шимоном.
Если оставшийся участок печени по величине — меньше маслины, — говорил раби Хия, — мясо животного следует объявить трефой. Ибо в этом случае функции печени не восстановимы.
Иную грань Истины усматривал в этом вопросе раби Шимон. Тщательно изучив регенеративные способности этого органа, он заключил, что участок даже меньшего, чем маслина, размера все равно имеет тенденцию к регенерации. А это означает, что животное способно выжить, следовательно, его мясо можно признать кошерным (мясо, как мы помним, называют трефой, если животное в результате повреждения какого-либо органа — нежизнеспособно; см. обзор листа 42).
Приведя две точки зрения этих Учителей, Талмуд рассказывает: обнаружив, что остаток печени у зарезанной коровы меньше маслины раби Шимон велел приготовить для него ее мясо и ел его, обмакивая в соус. А раби Хия мясо такой коровы выбрасывал на корм собакам.
Тут Талмуд выводит неожиданный принцип: богачи, как правило, экономнее бедняков.
Дело в том, что раби Шимон, сын Раби, был сказочно богат. Он вполне мог себе позволить руководствоваться более строгими правилами и определять кошерность мяса животного, согласуясь с позицией раби Хии. Однако он предпринял собственное исследование и нашел-таки возможность экономить на мясе.
В противоположность ему, раби Хия был беден. Но при этом предпочитал придерживаться «устроженной» системы обследования туши животного — чтобы и малейших сомнений в кошерности мяса не возникало.
Анализируя содержание нашего листа, Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век) обращает внимание на то, что Талмуд пользуется здесь необычными речевыми оборотами. Вместо того, чтобы просто констатировать: «это мясо — трефа», говорит — «выбрасывал на корм собакам». Чтобы подчеркнуть кошерность, дает целую фразу: «Раби Шимон ел это мясо, обмакивая в соус». И открывает еще одну грань Истины.
Раши обнаруживает, что таким образом Талмуд сообщает важную медицинскую информацию: плоть органов, обеспечивающих жизнедеятельность организма, очень полезна и восстанавливает здоровье человека. Но лишь в том случае, если при жизни этот орган у животного был в порядке и функционировал нормально. Если же функции главного одного из главных органов — нарушены, не только сам орган теряет целебные свойства, но и мясо этого животного становится хуже, и при его употреблении в пищу человек не получает в полной мере те вещества, которые ему необходимы.
Поэтому раби Хия, увидев, что остаток печени у животного по размеру меньше маслины и констатируя, что это мясо — трефа, выбрасывал его собакам. А раби Шимон, признав такое мясо кошерным (и, значит, его надо съесть), восполнял недостаток важных веществ — соусом, изготовленным из целебных веществ...
О повреждениях легких, которые способны сделать мясо зарезанного животного трефой (не пригодным в пищу), мы уже говорили, рассматривая ситуацию, когда при осмотре туши животного после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин), обнаруживалось, что у него пробита сердечная мышца (см. заключительную часть обзора листа 45).
Теперь, на нашем листе, Талмуд возвращается к теме повреждения легких и всесторонне анализирует возможные варианты.
Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) детально исследует строение легких и отмечает, что в каждой составляющей этого парного органа — пять отделов: три доли в левом легком и две — в правом (подчеркнем, что в Талмуде дан обратный, «зеркальный», порядок — с позиции того, кто осматривает тушу животного). Если с какой-то из сторон у животного в легком не хватает одной доли или, наоборот, обнаруживается — лишняя, мясо его — трефа (для употребления в пищу не годится). Признаком некошерности может быть и какое-либо другое изменение в легком.
Другие Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Лишняя доля в легком, — говорят они, — не считается свидетельством, что мясо этого животного — трефа.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Как-то раз шохет (специалист, осуществляющий шехиту; см. обзор листа 2) принес тушу зарезанной им коровы к Учителю по имени Марэймар, чтобы тот сказал, что делать — у коровы в одном легком при проверке обнаружилась лишняя доля.
В это время сидел у дома Марэймара рав Аха. Увидев, что шохет выходит из дома Марэймара, рав Аха спросил у него:
— Ну, что сказал тебе Марэймар?
— Он объявил, что мясо этой коровы — кошерно, — ответил шохет.
— Наверное, ты что-то неправильно понял, — заподозрил рав Аха. — Вернись и спроси про мясо этой коровы еще раз...
Ведь он всегда говорил, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует позиции Равы.
Вернулся шохет к Марэймару...
Скажи своему советчику, что у входа сидит, — сказал Марэймар, — что ѓалаха следует позиции Равы, когда в легком животного не хватает доли. Но если доли — в избытке — применяется другой закон...
Тут существует некий нюанс, — уточняет Талмуд. — Если лишняя доля в легком животного не нарушает строения органа, мясо этого животного признается кошерным. Если же она возникла между «рядами», мясо — трефа.
Далее Талмуд обсуждает влияние на кошерность мяса животного внешнего вида и степени плотности его легких.
Для начала дается определение: если во внешнем виде легких проверяющий замечает какое-либо изменение, он должен заподозрить, что это — трефа и продолжить проверку самым тщательным образом. Легкие нужно считать нормальными, — говорят Учителя, — если они по цвету — розовые, а на ощупь — мягкие. Это, скажем так — эталон их состояния.
Талмуд перечисляет отдельные признаки непригодности мяса животного в пищу из-за легких. Отмечается, что мясо животного — трефа, если легкие:
— выглядят, как цельный кусок дерева и не видно разделения на доли;
— черного цвета (это — цвет запекшейся крови);
— твердые на ощупь, то есть заметно уплотнены.
Синеватые, красные и даже зеленые легкие свидетельствуют, что мясо животного — кошерно...
На нашем листе Талмуд, обсуждая Мишну (в ней, напомним, дан список повреждений, найденных в туше животных, которые делают мясо животного трефой, непригодным для употребления в пищу — см. обзор листа 42), продолжает рассматривать виды патологического состояния легких (см. обзор листа 47).
Если при тщательной проверке туши животного после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин), — говорит рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), — обнаруживается, что его легкие прикреплены к ребрам, это, само по себе, еще не делает мясо трефным. Но если в месте прикрепления образовался нарост, есть опасения, что мясо этого животного в пищу не годится.
Мар Иегуда, изучив точку зрения Абили, открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Если легкие животного примыкают к ребрам, — говорит он, — его мясо может оказаться некошерным, даже в том случае, когда никакого нароста в месте прикрепления нет.
Но как же определить, годится ли мясо такого животного для еды? — спрашивает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век).
И рассказывает, что Рабин, сын Шва рекомендовал такой способ. Острым лезвием ножа надо отделить легкие от ребер и тщательно осмотреть и ребра и легкие.
Повреждение на ребрах свидетельствует о том, что животное получило в это место удар, и можно считать, что легкие — целы, а значит мясо пригодно для употребления в пищу. Если же ребра — невредимы, приходится констатировать, что проблема — в легких. И тогда мясо животного — трефа. Даже если в месте прикрепления к ребрам они не пропускают воздух.
Рав Нехемия, сын рава Йосефа, в случае, когда обнаруживалась деформация ребер, считал нужным проверить и сами легкие. Для этого он надувал их, и если в процессе такой проверки из легких, в месте прикрепления к ребрам, вытекала жидкость, значит, мясо животного, скорее всего — трефа. Если жидкость при надувании не вытекала, можно с уверенностью констатировать, — говорил рав Нехемья, что мясо животного пригодно для употребления в пищу.
Если две доли легких соединились в одну, — уточняет Рава, — точно установить кошерность мяса нет никакой возможности.
Даже в этом случае легкие можно испытать надуванием, — говорит рав Нехемия, сын рава Йосефа.
Однако рав Аши видит в этом иную грань Истины.
Когда две доли легкого слились в одну, — отмечает он, — метод рава Нехемии не применим. Тут мы должны вынести решение о некошерности мяса животного. Ибо соединение двух долей — явный дефект, который приводит животное к гибели.
Даже если легкое пробито, в отдельных случаях мясо этого животного все равно можно есть, — говорит рав Маньюмей. — В частности, если свищ — небольшого размера, и ребро, к которому примыкает легкое, плотно закрывает его, мясо животного — не трефа. Потому что ребро становится как бы «пробкой» для легкого, и воздух из него не выходит.
В иной ситуации, когда свищ такого размера, что ребро не в состоянии его перекрыть, или же легкое неплотно присоединено к ребру, следует констатировать, что мясо этого животного — трефа (с таким свищом в легком животное долго не протянет). И употреблять это мясо в пищу не полагается.
В конце концов, Талмуд сообщает, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Абили, который говорил, что в ситуации, когда легкое животного примыкает к ребрам, всегда существует опасение, что мясо такого животного — трефа.
В более поздние времена, как отмечают Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), при проверке туши животного после шехиты руководствовались таким правилом: если легкое животного примыкает к ребрам, его мясо — трефа. И не искали какие-либо другие, более точные признаки, а так же никакими особыми методами проверки не пользовались.
Это вполне объяснимо. Если уж есть опасение, что мясо кошерно зарезанного животного — трефа, лучше его не есть вовсе, чем использовать в пищу мясо «под подозрением», снять которое способен лишь специалист самой высокой квалификации...
На нашем листе Талмуд, по-прежнему обсуждает Мишну (в ней перечислены повреждения жизненно важных органов животного, которые делают его мясо трефой, то есть непригодным для употребления в пищу — см. обзор листа 42). И продолжает рассматривать виды «фатальных» для кошерности мяса патологий в легких животного (см. обзоры листов 47 и 48).
В Мишне, — подчеркивает Талмуд, — в частности, сказано: если у животного пробито легкое, его мясо — трефа. Есть его запрещается, независимо от размера и «географии» отверстия.
Однако раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом пункте иную грань Истины.
Сам факт, что легкое пробито, — говорит он, — еще не показатель некошерности мяса животного. Все зависит от величины и местонахождения отверстия. Если оно доходит до трахеи, мясо — трефа, если — нет, мясо животного пригодно для употребления в пищу.
О чем в связи с этим свидетельствует ѓалаха (еврейский практический закон)? Следует ли она позиции раби Шимона?
Талмуд рассказывает, что однажды в доме рава Ѓуны (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век) рав Аха (коллега рава Ѓуны) сказал, что ѓалаха в этом вопросе следует точке зрения раби Шимона. То есть в случае, если при проверке туши животного после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) обнаружилось, что легкое животного пробито, но отверстие не достигает трахеи, мясо этого животного не объявляют трефным.
Однако раву Ѓуне говорили другое. От раби Малоха он слышал, что ѓалаха по поводу отверстий в легком следует позиции составителя Мишны. То есть любого отверстия в легком достаточно, чтобы мясо животного признать трефой.
Когда раби Зейра (один из крупнейших Учителей Талмуда третьего поколения; 3‑й век), — сообщает Талмуд, — прибыл в Эрец Исраэль, встретил он там рава Биби. И рав Биби передал ему точку зрения раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века), который говорил, что ѓалаха в точности совпадает с позицией раби Шимона...
Талмуд детально анализирует позиции названных здесь и других Учителей.
Не будем вникать в подробности этого анализа. И скажем лишь, что в результате Талмуд дает заключение, что в ѓалахе указывается: обнаружив в легком кошерно зарезанного животного отверстие, надо объявить его мясо трефой, без учета каких бы то ни было обстоятельств.
На этом Талмуд обсуждение касающегося легких пункта Мишны (см. обзор листа 42) заканчивает. И переходит к рассмотрению дефектов в пищеварительной системе кошерно зарезанного животного, которые могут стать причиной для объявления мяса этого животного — трефой.
Прежде всего, Талмуд, указывая на некоторые анатомические особенности, отмечает, что на желудке и тонком кишечнике животных есть жир, который в талмудической терминологии носит название — хелев. И напоминает, что хелев нельзя не только употреблять в пищу, но и использовать в каких-либо иных целях.
Этот запрет распространяется на все случаи жизни. Если животное становится объектом приношения в Храме, хелев полностью сжигают на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»). Если животному делают шехиту в бытовых целях, предназначая его мясо для еды, хелев — выбрасывают.
И тот, кто игнорирует это непреложное правило, — подчеркивают Учителя, — получает суровое наказание Небес.
Однако раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Слой жира, который непосредственно покрывает желудок животного, — говорил он, — разрешается есть и использовать его в бытовых целях (как мазь, например, или — средство для смазки).
Когда-то давно этим, выведенным раби Ишмаэлем правилом, — говорит раби Ошия, — руководствовались коэны (служители в Храме), используя хелев с желудка.
Талмуд, углубляясь в историю, проводит тщательное исследование этой версии. И обнаруживает, что раби Ишмаэль лишь цитировал точку зрения своих далеких предков. Сам же он запрещал любой вид употребления хелева, как с кишечника, так и с желудка. И коэны даже в глубокой древности не использовали хелев — ни для еды, ни для каких бы то ни было иных целей...
На нашем листе Талмуд, обсуждая Мишну, где перечислены повреждения жизненно важных органов животного, из-за которых его мясо может стать трефой, то есть непригодным для употребления в пищу (см. обзор листа 42), рассматривает различные ситуации, когда при осмотре туши животного после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) в пищеварительном тракте обнаруживаются отверстия.
Если в кишках кошерно зарезанного животного найдено отверстие, — говорит рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век), но оно заполнено густой слизистой массой, мясо этого животного трефой не считается. Ибо это — «закрытое» повреждение. Такая «пробка», если бы животному не сделали шехиту, позволила бы ему, прожить еще достаточно долгое время (напомним общее правило: после проверки мясо кошерно зарезанного животного считается трефой, если в его туше находят повреждение, которое неминуемо привело бы это животное к гибели — см. обзор листа 42).
Изучив физиологические особенности органов пищеварения и их способность к функционированию в различных обстоятельствах, коллеги рабана Шимона бен Гамлиэля, в том числе — раби Аба и раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), пришли к тому же выводу. Если при осмотре туши животного выяснилось, что в одном из отделов его кишечника имеется отверстие, — констатируют они, — мясо его — кошерно, когда свищ затянут слизью, но если это — просто «дыра», мясо животного — трефа.
Талмуд подчеркивает, что ту же точку зрения высказывал и раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). Однако ѓалаха (еврейский практический закон) этой позиции не следует и придерживается установления, выведенного в Мишне: если в каком-либо отделе кишечника зафиксировано отверстие, мясо этого животного — трефа. Независимо от того, заполнено оно густой слизистой массой или не заполнено.
Далее, в продолжение темы, Талмуд отмечает, что бывают случаи, когда отверстие в органах пищеварения возникает в процессе шехиты или после нее — при неаккуратном обращении с тушей животного.
Но как узнать, был у животного свищ в одном из отделов кишечника до шехиты или это — повреждение, нанесенное ему позднее?
В случае, когда по поводу момента образования отверстия в кишке животного возникают сомнения, — говорит раби Шими бен Хия, — надо рядом с первым проделать еще одно отверстие и сравнить цвет краев обоих свищей (края свежей раны должны быть красноватыми). Если по цвету они — схожи, значит, найденное отверстие, скорее всего, образовалось после шехиты. И тогда мясо животного — не трефа, и его можно разрешить для употребления в пищу. Если же специально проделанное отверстие по цвету отличается от обнаруженного при осмотре туши животного (скажем, оно оказалось гораздо бледнее, чем вновь образовавшееся, или — с синеватым оттенком), мясо такого животного следует признать трефой и есть его, соответственно — запрещается.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Однажды Раве (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) принесли тушу животного, в одном из отделов кишечника которого после шехиты была найдена дыра. Чтобы дать заключение, можно ли есть мясо этого животного, Рава проделал рядом еще одно отверстие. И увидел, что оно — бледнее первого, которое было обнаружено изначально, при проверке.
По «букве закона» надо было объявить мясо — трефой. Рава совсем уж, было, собрался сказать об этом владельцу туши. Но тут пришел сын Равы, то же Учитель Талмуда — рав Мешаршия. Он несколько раз надавил на область проделанного отцом отверстия, и оно стало таким же красным, как первое. Это означало, что дырка появилась в кишках животного после шехиты. И мясо животного можно было признать кошерным.
Как ты догадался сделать это? — спросил у сына Рава, когда тушу унесли.
Это было несложно, — ответил рав Мешаршия. — Я просто представил себе, сколько рук прикасались к обнаруженному при осмотре отверстию, и подумал, что эти прикосновения могли изменить цвет его краев...
С тех пор рава Мешаршию стали считать большим специалистом в деле определения трефы, а его метод распространили и на проверки свищей, найденных и в других органах животных...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать виды повреждений различных частей тела и органов животного, из-за которых его мясо может стать трефой, то есть непригодным для употребления в пищу (см. обзор листа 42). Рассматриваются, в частности, различные ситуации, возникающие, если животное упало с крыши.
В Мишне (лист 42; в нашем обзоре она приведена не полностью) говорится: если животное упало с крыши, всегда есть опасение, что его мясо стало трефой (то есть в его организме появился «дефект», способный привести это животное к неминуемой гибели — см. обзор листа 42). Попутно отметим, что внутренние переломы костей тоже могут стать причиной смерти животного.
Талмуд моделирует варианты обстоятельств.
Допустим, никто не видел, как животное падало с крыши. Но хозяин обнаружил, что оно лежит на земле. И сказали ему, что это самое животное какое-то время назад «разгуливало» по крыше. Как поступают в подобных случаях?
Казалось бы, ситуация — сомнительная. Однако рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век) не усматривает в ней ничего «подозрительного».
Если хозяин оставил животное на крыше, а потом увидел его на земле, — говорит он, — не следует опасаться, что оно переломало кости и объявлять, что его мясо будет трефой, поэтому, дескать, делать ему шехиту (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) бессмысленно.
Чтобы пояснить концепцию рава Ѓуны, Талмуд приводит конкретный случай из жизни.
Однажды, — рассказывает Талмуд, — ягненок Равины (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), находясь на крыше сарая, через дыру в покрытие увидел на полу сарая зерна ячменя. Через дыру в крыше он прыгнул вниз и упал на землю.
Равина не видел, как падал ягненок и засомневался, надо ли считать его — трефным. А чтобы разрешить свои сомнения, он отправился за советом к отцу, раву Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века).
Рав Аши выслушал сына и сказал:
— Если ты оставил ягненка на крыше, а нашел его на земле, не надо опасаться, что он переломал себе кости и думать, что он стал трефным...
То есть полностью подтвердил позицию рава Ѓуны.
Опасения, что животное получило серьезные повреждения, — уточняет рав Аши, — возникают, когда, падая, оно зацепляется за выступы в стене. В нашем случае ягненок прыгнул через дыру, и не было повода заподозрить, что боками он зацепился за выступы...
В результате ягненок Равины не был признан трефой.
Рассказывает Талмуд и другую историю.
В аналогичную ситуацию попал ягненок рава Хавивы (спрыгнул вниз через дыру в крыше). Вскоре рав Хавива обнаружил, что этот ягненок приволакивает задние ноги. Пошел он посоветоваться с равом Йемаром.
Отметим попутно, что наши Учителя, как правило, были хорошими диагностами. И осмотрев больное животное, могли с достаточной точностью определить характер заболевания. Рав Йемар заподозрил, что у ягненка заболевание бедра. Поэтому объявлять его трефой, как он сказал, не следует. Но присутствующий при разговоре Равина поставил другой диагноз. Он посоветовал признать ягненка трефным, ибо у него, скорее всего — поврежден позвоночник.
Как тут поступить?
Решили Учителя зарезать животное и посмотреть, какие в нем произошли изменения.
Равина оказался прав, и ягненка объявили трефным.
Надо иметь в виду, — подчеркивает Талмуд по поводу этого случая, — что в контексте ѓалахи (еврейский практический закон) рав Йемар дал правильный совет, ибо дефект бедра у животных — довольно распространенное заболевание, а перелом позвоночника случается редко. Другое дело, что Равина сумел рассмотреть симптомы редкого заболевания. И это — лишь частный случай.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение иную ситуацию.
Бараны, сражаясь, порой очень сильно бодают друг друга рогами. Спрашивается, должен ли хозяин животного, увидев, что оно получило серьезный удар, заподозрить, что у его барана переломаны кости и объявить его трефой?
На этот вопрос Учителя отвечают так: опасаться, что животное стало трефой надо только в том случае, если баран, получив удар, упал на землю. Но если не упал, даже если после сражения баран выглядит нездоровым, он — не трефа.
На нашем листе Учителя рассматривают и еще один весьма любопытный случай.
Положим, воры украли барана. Потом этого барана у них удалось забрать. Спрашивается: стоит ли опасаться, что вор, чтобы быстрее убраться восвояси, перебросил свою добычу через дворовую ограду, и животное переломало себе кости?
Нет, — отвечает Талмуд, — такое подозрение, как правило — беспочвенно. Даже если вор перебрасывает барана через ограду, то делает это с максимальной осторожностью, чтобы не нанести животному повреждения. Ему же нужно быстрее убежать от дома, где он совершил кражу. А если животное будет не в состоянии бежать вместе с ним, ему придется тащить его на себе. С тяжелой ношей далеко ему не убежать, если в погоню за ним бросятся преследователи.
Но если же вор сам пришел к властям с повинной и признался в совершенной им краже, тут следует подозревать, что кости животного повреждены. Ибо, приняв решение отдать ворованного барана, вор мог перебросить животное через ограду, как попало, не заботясь о его состоянии.
Есть здесь и третий вариант: вор искренне раскаялся в своем проступке. В этом случае он будет обращаться с животным с осторожностью, ибо хочет вернуть его хозяину целым и невредимым...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать виды различных повреждений, из-за которых мясо животного может стать трефой, то есть непригодным для употребления в пищу.
На предыдущем листе Талмуд рассматривал ситуации, попадая в которые животные подвергаются опасности получить переломы костей (см. обзор листа 51). Теперь задача конкретизируется. Учителя возвращаются к тексту Мишны и обсуждают ее установление, касающееся перелома ребер.
В Мишне (лист 42; в нашем обзоре она приведена не полностью) сказано: если у животного сломана большая часть ребер, оно объявляется трефой.
Чтобы разобраться, что подразумевается под выражением «большая часть», Талмуд углубляется в изучение строения костной системы животного.
Нам сообщают, что ребра с двух сторон (по тринадцать — с каждой) крепятся к позвоночнику, который состоит из множества позвонков.
Проведя тщательное исследование, Учителя приходят к заключению, что животное признают трефой, если у него повреждены шесть ребер с одной стороны и шесть — с другой. Или: одиннадцать ребер с одной стороны и одно — с другой.
Но ведь в итоге в обоих случаях получается, что речь идет всего лишь о двенадцати ребрах. Если всего их — двадцать шесть, почему же это — большая часть?
В данном случае рассматриваются повреждения в больших ребрах, — поясняет Талмуд, — в тех, внутренние полости которых заполнены костным мозгом.
Когда мы решаем, надо ли объявлять животное трефой, — вносит свое уточнение раби Зеири, — в первую очередь, смотрим, в каком состоянии та часть ребра, которая расположена ближе к позвонку. Тогда получается, что в каждом ребре сломана большая его часть.
Как расценивать ситуацию, когда часть ребер животного полностью оторвана от позвоночника? — спрашивает Талмуд.
Чтобы признать животное трефой, — говорит Бен Закай, — достаточно, чтобы с одной из сторон большая часть ребер была совсем оторвана от позвонков. Если же повреждения — в костной ткани самих ребер, мясо животного не годится для употребления в пищу, когда пострадала большая часть ребер с двух сторон.
Однако раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Изучая влияние механических изменений костной структуры животного (в области ребер) на его жизнедеятельность, раби Йоханан пришел к выводу, что решающую роль здесь играет не качественный, но — количественный фактор.
Поэтому животное объявляют трефой, — говорит он, только если пострадала большая часть ребер с обеих сторон. Характер повреждений при этом принципиального значения не имеет...
Далее Талмуд переходит к обсуждению другого пункта Мишны (на листе 42), где сказано, что в случае, если животное (овцу, козу и т.д.) задрал волк, его объявляют трефой.
Что имеется в виду под словом «задрал»? — спрашивает Талмуд.
И, изучив возможные ситуации, приходит к выводу, что речь идет о таком случае, когда волк лишь вонзил в тело животного свои когти.
Когда волк перегрыз, скажем, овце горло или переломал ей кости, тут все понятно. Такое животное, если и находят живым, то — в предсмертном состоянии.
Но в нашей ситуации животное — по сути, цело. И его организм, казалось бы, функционирует нормально. Почему же оно — трефа?
Дело в том, — объясняет Талмуд, — что в когтях волка (и других диких, хищных зверей) есть яд. Проникая в телесные ткани жертвы, этот яд ослабляет ее — в такой степени, что она уже не в силах оказывать хищнику сопротивление.
Решение, объявлять или не объявлять домашнее животное после нападения на него трефой, зависит от размеров пострадавшей особи, а также — от размеров совершившего нападение зверя, — говорит раби Иегуда (раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Согласно точке зрения раби Иегуды, к примеру, овцу (как и других особей из мелкого рогатого скота) признают трефой, если в нее вонзил свои когти зверь не меньше волка. Скажем, кот не способен задрать барана или овцу. Что же касается крупного рогатого скота, особь объявляют трефой, если на нее напал лев или какой-то другой хищник большего размера.
По той же «схеме» раби Иегуда рассматривает возможность признания трефой разных домашних птиц. Скажем, голубя объявляют трефой, если в него вонзила когти хищная птица — по размерам не меньше ястреба. Но курица или, допустим, гусь становятся трефой только в том случае, если они пострадали от нападения хищной птицы типа коршуна или — еще больше...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать виды различных повреждений, из-за которых мясо животного может стать трефой, то есть непригодным для употребления в пищу. Речь, как и на предыдущем листе, идет о нападении хищников на домашних животных.
Мы уже выяснили, что кот, к примеру, как отмечают многие Учителя, не может сделать трефой особь мелкого рогатого скота, а крупного — тем более. Напомним, что о серьезных ранениях при этом мы не говорим, и рассматриваем лишь ситуации, когда хищник вонзил в телесную ткань домашнего животного свои когти, в которых есть яд, ослабляющий жертву (см. обзор листа 52).
Однако на нашем листе по поводу кота разворачивается дискуссия.
Не только кот, но даже — крыса, могут сделать некоторых животных трефой, вонзив в них свои когти, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), открывая иную грань Истины. — Все зависит от того, кто именно будет их жертвой.
Талмуд подробно исследует позиции Рава и других Учителей. И обнаруживает, что между их, казалось бы, разными точками зрения нет никакого противоречия.
Когда Рав говорит, что даже крыса может сделать животное трефой, он подразумевает, что этот сравнительно мелкий грызун, когти которого также наполнены ядом, способен в значительной степени ослабить при нападении (вонзив свои когти в телесную ткань) птицу небольшого размера. Овце грызуны и коты, даже вонзая когти в их мясо, вреда не принесут.
Когда Учителя говорят, что животное не будет трефой, если на него напал кот, они имеют в виду, что этот кот вонзил когти в мясо барана.
Рав, кроме всего прочего, отмечает, что ягненок может стать жертвой кота. Если кот вонзит свои когти в телесную мякоть маленького ягненка, этого ягненка придется признать трефой.
Подводя некий итог, можно вывести общее правило: при определении состояния пострадавшего от когтей хищника животного (трефа оно или не трефа) размеры жертвы неизменно соотносят с размерами хищника. Это связано с тем, что у большого хищника когти — тоже большие. Стало быть, в них больше яда. И — наоборот. Поэтому, если на достаточно большое животное напал мелкий хищник, количество яда, попадающего в организм пострадавшей особи столь незначительно, что этот яд не принесет животному вреда и состояние его существенно не изменится. То есть оно в полной мере сохраняет свою жизнеспособность, а значит, и повода признавать его трефой — нет.
Далее рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) выдвигает на обсуждение такой вопрос: могут ли другие хищные («нечистые») птицы, кроме ястреба и коршуна, нанести домашним птицам такой вред, что их придется объявить трефными?
Безусловно, могут, — говорит Ѓилель (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). — Разница между ястребом, коршуном и другими хищными птицами заключается лишь в том, что коршун и ястреб — сильные птицы и могут сделать трефой птицу того же размера, что и они сами; другие же птицы приносит вред лишь тем видам домашних птиц, которые по размеру — меньше.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе рав Каѓана.
Ястреб и коршун — очень сильные птицы, — подчеркивает он. — Они способны, вонзив свои когти в телесную ткань другой птицы, сделать ее трефой, даже если она больше, чем они сами. Другие же хищные пернатые способны в той же степени навредить домашним птицам, если они — меньше их или такие же, как они.
Может ли сделать животное трефой — лиса? — спрашивает Талмуд.
И в ответ на этот вопрос рассказывает историю, которая произошла в местечке Бэй Ѓини, когда жертвой лисы стала овца (то есть лиса вонзила в тело овцы свои когти, но ее спугнули, и овца не пострадала).
Главное, не сам факт, а то, как расценили этот случай Учителя, — отмечает Талмуд. — Но тут мы не имеем достоверных сведений. Есть свидетельства, что овцу признали трефой. Согласно другим сведениям, овцу объявили пригодной для употребления в пищу.
Рав Сафра, в частности, говорит, что на ту самую овцу в Бэй Ѓини напал кот, а не лиса. Другие Учителя сообщают, что это происшествие было связано с собакой...
Вопрос, способна ли лиса сделать животное трефой, так и остается открытым. И это может показаться странным. Ведь лиса, во всяком случае — больше кота, а тем более — крысы. Если эти хищники могут нанести мелким животным непоправимый ущерб, почему же Талмуд не дает однозначный ответ по поводу лиса:
Возможно, у лис, с позиции ѓалахи (еврейский практический закон), имеются какие-либо физиологические особенности?
Сведения об этом до нас не дошли...
Барух Шнайдер
На предыдущих листах Талмуд рассматривал различные виды повреждений жизненно важных органов животного, которые делают особь трефой, то есть непригодной в пищу (см. обзоры листов 42, 43 и т. д.).
Здесь следует напомнить, что сразу же после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) тушу животного, согласно установленным правилам, подвергали тщательнейшей проверке. И если в ней обнаруживались серьезные патологии (в Мишне дается перечисление из 18‑ти пунктов — см. обзор листа 42), из-за которых и без шехиты животного должно было погибнуть, мясо этого животного признавалось трефным.
Теперь, на нашем листе Талмуд переходит к обсуждению дефектов, найденных в туше животного после шехиты, из-за которых мясо трефой не считается. Иными словами, Учителя определяют виды повреждений, при наличии которых животное, если бы не шехита, оставалось бы все же жизнеспособным (см. обзор листа 42).
На первый взгляд, это может показаться излишним. Разве недостаточно подробного разбора всех повреждений, делающих мясо животного трефой? Ведь остальные, стало быть, употреблению мяса животного в пищу не препятствуют. Однако Учителя предугадывают спорные случаи, и, стремясь оградить людей от ошибок и неоправданных запретов, дают соответствующие уточнения,
В Мишне нашего листа сказано:
И вот повреждения, обнаружив которые констатируют, что мясо животного — кошерно и в пищу годится:
— если в трахее обнаружен свищ или даже если в ней имеется продольная трещина, но части дыхательного горла снизу и сверху — сохранились;
— если у животного пробита печень, но некая ее часть, величиной с маслину, осталась невредимой;
— если обнаружена дырка в черепной коробке, но кора головного мозга не имеет повреждений;
— если есть отверстие в сердечной мышце, но оно не достигает полости сердечного желудочка;
— если позвоночник сломан, но спинной мозг не задет;
— если повреждена передняя стенка желудка, но так, что его содержимое не может вылиться наружу, в брюшную полость;
— если у животного нет селезенки или (одной из двух) почек;
— если выбита нижняя челюсть, но пищевод и трахея остались невредимыми;
— если (в результате того, что животное испугалось грома и молний, а также — других природных явлений) легкие сжались и затвердели;
— если с животного содрана шкура...
Талмуд приступает к последовательному обсуждению установлений Мишны.
Рассматривая возможные повреждения трахеи, Учителя вновь, только теперь — как бы под другим углом зрения, задаются вопросом: какого размера должно быть отверстие в трахее, чтобы мясо животного пришлось признать некошерным?
Об этом, собственно, уже говорилось (см. обзор листа 45). Однако Учителя еще раз исследует способность трахеи выполнять отведенные ей функции при тех или иных повреждениях. И приходят к выводу, что животное может прожить еще достаточно долгое время, если свищ в дыхательном горле меньше исара (римская монета, которая была в обращении во времена Талмуда).
Такое заключение дает, в частности, рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век), подтверждая тем самым позицию раби Иеремии (см. обзор листа 45).
По размерам исар равен динару (примерно 1 см в диаметре), — разъяснеет Зеири, предполагая, что не все знают, как выглядит исар, который был довольно редкой монетой.
Интересно отметить, что, рассматривая феномен сжатия легких от испуга (в нашем перечислении — предпоследний пункт), Учителя, изучив характер внезапных перемен «настроения» животного и их влияние на физиологию, делают такой вывод. Если патологические изменения в легких вызваны страхом животного перед каким-либо явлением природы, его мясо признается кошерным, но если животное испугал человек, мясо — трефа.
Далее Талмуд сравнивает списки — первый, в котором обозначены виды увечий, делающих мясо животного трефой (см. обзор листа 42) и тот, что дается на нашем листе (в него включены увечья, при которых животное остается жизнеспособным). И задается вопросом: можно ли считать их исчерпывающими?
Учителя моделируют самые разные ситуации и обнаруживают, например, что ни в одном из них не упоминается вывих бедренной кости.
С таким дефектом животное обречено на гибель, — говорит рав Матна. — Поэтому его мясо следует объявить трефой.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
Вывих тазобедренного сустава делает животное трефой, — говорит он, — только в том случае если порвано или сильно воспалено соединительное сухожилие. При обычном вывихе мясо животного следует признать кошерным — пригодным для еды...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать положения Мишны, где дан список физических повреждений, которые, будучи обнаруженными в туше животного при проверке после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин), не делают его мясо трефным (см. обзор листа 54). То есть употреблять это мясо в пищу — разрешается.
Рассматривая функциональные особенности органов, Учителя детально анализируют «параметры» дефектов, и, изучая их влияние на жизнеспособность животного (именно это определяет кошерность мяса — см. обзор листа 42), выводят уточненные рекомендации.
Речь здесь идет, в частности о селезенке.
Если у животного нет селезенки, — отмечает Мишна (см. обзор листа 54), — мясо его пригодно для еды.
Но если селезенка присутствует, но в ней — отверстие, — вносит уточнение рав Авира, — животное признают трефой, и мясо его есть запрещают. Ибо это может оказаться признаком серьезного заболевания.
Зависит от того, в какой части селезенка пробита, — дополняют другие Учителя. — Если свищ образовался в верхней, утолщенной части селезенки, животное — трефа, если — в узкой части селезенки, мясо этого животного пригодно для употребления в пищу.
Имеет значение и размер поражения вглубь, — подчеркивает Талмуд. — Если в селезенке находят сквозную дыру, мясо животного — трефа. Если остался участок, толщиной с динар, животное — кошерно.
Аналогичная ситуация — с почками, — констатирует Рахми бар Папа. — Если у животного не достает одной почки, его мясо объявляют кошерным, но если одна почка поражена болезнью, мясо такого животного — трефа.
Только в том случае, если патологию находят в том месте, где почка крепится к спине, — поясняют Учителя Эрец Исраэль. — Если же поражение находят, скажем, в передней стенке почки, мясо животного считают кошерным.
Подозрение должны вызывать и «нестандартные» размеры почки, — отмечает Талмуд. — Если почка особи мелкого рогатого скота — с горошину, а крупного рогатого — с виноградную ягоду, мясо животного следует объявить трефным (в пищу оно не годится).
Когда речь идет о жизненно важных внутренних органах животного, — говорит рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — не выводят правила «по аналогии». Допустим, поражение найдено в определенной части какого-либо органа, и мы знаем, что ткань здесь легко регенерируется, аналогичное поражение в той же части другого органа может оказаться для животного губительным. И мы, в отличие от первого случая, во втором — вынуждены объявить, что животное — трефа. Например, гнойное воспаление в легком животного — еще не повод, чтобы после шехиты запретить есть его мясо. Но если такое же воспаление обнаружено в почках, мясо этой особи есть запрещается. У живого организма каждый орган имеет свои конкретные функции...
Затронув в обсуждении проблемы повреждения легких, в развитие темы Учителя рассматривают такое заболевание, как отек легких, и констатируют: если скопившаяся в легких жидкость — мутная и имеет неприятный запах, животное — трефа и использовать его мясо в пищу запрещается.
Попутно обсуждается и пункт Мишны, в котором говорится о сжатии легких животного в том случае, если оно испугалось. Мишна, как мы помним, определяет: если животное испытало страх перед природным явлением (по воле Небес), оно остается кошерным, но, если его испугал человек, его мясо становится трефой (см. обзор листа 54).
Если животное испугалось нападения хищника, и его легкие от этого сжались, — говорит раби Шимон бен Элазар, — его мясо тоже трефа.
Но как, обнаружив после шехиты сжатие легких, определить первопричину испуга животного? — спрашивает Талмуд.
И рассказывает такую историю.
Как-то раз Раба бар бар Хана нашел в пустыне козла. Когда козлу сделали шехиту и подвергли проверке его тушу, обнаружилось, что его легкие — сжаты. Задумался Раба, не знал, как поступить. И решил он посоветоваться с коллегами.
Причину испуга узнать невозможно, — сказали они. — Остается просто проверить состояние легкого. Для этого надо налить в глиняный сосуд теплой воды и на сутки опустить легкое животного в воду. Если за это время оно примет нормальный вид, мясо животного можно есть, оно — кошерно. Если же оно так и останется сжатым, его мясо — трефа...
На нашем листе Талмуд переходит к обсуждению проблем, которые возникают при проверке после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) тушки птицы.
Так же, как при рассмотрении повреждений в теле кошерных млекопитающих (см. обзор листа 42), общее правило здесь таково. Если найденный дефект обеспечивает жизнеспособность птицы, мясо ее — кошерно, если же без шехиты обнаруженный при проверке изъян грозил бы птице неминуемой гибелью, ее мясо — трефа, то есть для употребления в пищу — непригодно.
Мишна нашего листа приводит перечень повреждений, которые делают мясо кошерно зарезанной птицы непригодным для еды.
Мясо птицы признают трефным, — отмечает Мишна, — если при обследовании у нее обнаружены:
— дырка в пищеводе;
— надвое разорванное дыхательное горло;
— свищ в одном из отделов желудочно-кишечного тракта;
— крысиный укус в голову;
— позеленевшие внутренности в результате падения в огонь...
Приступив к анализу Мишны, Талмуд делает некоторые уточнения.
Если птица упала в огонь, ее быстро вытащили, а впоследствии обнаружилось, что внутренние органы у нее остались красными, ее мясо кошерно, пригодно для еды.
И еще: если на птицу напал хищник, но ее удалось спасти, если она ударилась о стену или человек случайно наступил на нее, полагается выждать сутки. И если через сутки птица осталась живой, ей можно делать шехиту. Но после шехиты надо проверить состояние ее внутренних органов с особой тщательностью.
Далее Талмуд рассматривает случай, когда крыса укусила птицу прямо в голову. Мясо такой птицы, — подчеркивают Учителя, — признают трефой, только если в черепной коробке птицы образовалось отверстие, проникающее в мозг. Если же мозг не поврежден, мясо птицы и при крысином укусе остается кошерным.
Но как же это проверить? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: специалисты рекомендуют глубоко засунуть палец в клюв птицы и надавить. Если из дыры начнет сочиться мозговая жидкость, мясо птицы — трефа. Если место укуса останется сухим, мясо пострадавшей от крысы птицы есть — разрешается.
Но мозг защищен двумя пленками, — возражают Учителя. — Как расценить ситуацию, когда внутренняя пленка остается неповрежденной?
Такого практически не бывает, — констатирует Талмуд. — Внутренняя пленка, обволакивающая мозг, настолько тонка, что даже если она не прокушена, то от нажатия — лопнет.
Проверку мозговых повреждений у птицы, которую укусила крыса, надо производить только рукой, — подчеркивает рав Ошайа (Учитель Талмуда третьего поколения в Вавилоне; начало 4‑го века).— И ни в коем случае — не гвоздем. Ибо гвоздь может продырявить голову птицы в том месте, где отверстия изначально, до шехиты, не было.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Раби Нехемия проверял глубину крысиного укуса с помощью гвоздя. И сказали ему другие Учителя: «Острием гвоздя легко продырявить мозговую ткань, так, что и не заметишь. Используя такой метод, ты порой вводишь людей в убытки».
Раби Иегуда делал проверки рукой, и спросили его другие Учителя: «А ты не боишься накормить людей трефой? Ведь зубы у крысы очень острые и кривые. Пальцем не всегда удается нащупать сквозное отверстие...».
Рав Эймор придумал свой способ. Он наливал в место укуса воды, и если вода мутнела и приобретала беловатый оттенок, он объявлял мясо птицы трефой.
В результате Учителя постановили, если у птицы прокушена черепная коробка, ее мясо признается трефой и для еды не годится. Особенно это касается водоплавающих — гусей и уток. У них обволакивающие мозг пленки настолько тонки, что при повреждении черепной коробки, как правило, задет и мозг.
Далее Талмуд переходит к обсуждению повреждений других видов.
Учителя рассматривают, в частности, случай, когда птицы упала в огонь.
Даже если после этого внутренности птицы лишь слегка позеленели, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — мы признаем ее мясо трефным.
А если позеленела только печень, можно ли объявить мясо птицы кошерным? — спрашивает рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века).
Нет, и в этом случае ее мясо — трефа, и употреблять его в пищу запрещается, — отвечают ему другие Учителя.
Но ведь даже если часть печени вообще отсутствует, птицу признают кошерной, — произносит «провокационную» фразу рав Йосеф. — В чем же опасность изменения цвета?
Исследовав проблему, Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) дает такой ответ. Мясо птицы — не кошерно, если печень позеленела в том месте, где она примыкает к кишечнику. И это — признак, что кишечник — поврежден, пострадал от огня. А, значит, мясо этой птицы — трефа.
Но если зеленый оттенок имеют желудок и сердце упавшей в огонь птицы, — отмечает раби Элазар Гаканар, — птицу можно считать кошерной.
Дело в том, что у птицы эти органы зеленоватые от природы, в нормальном состоянии, — разъясняет раби Абаѓу (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, ученик раби Йоханана; начало 4‑го века). И если они изменили цвет — стали красными, птицу признают трефой.
Но тогда проблема усложняется. Не так-то просто, оказывается, определить, кошерна ли птица, опаленная огнем.
Правильно определить состояние птицы можно, отварив некоторые ее внутренние органы, — говорит раби Мани. — Если позеленевшие внутренности при кипячении вновь стали красными, значит, птица — кошерна. Они изменили цвет только от того, что птица наглоталась дыма. Но если так и остались зелеными, мясо птицы — трефа.
Обсудив виды приобретенных патологий, которые делают мясо птицы трефой (запрещенным для употребления в пищу), Талмуд, как и в случае с млекопитающими (см. обзор листа 54), начинает рассматривать изменения в организме птицы, при которых ее мясо остается кошерным, то есть пригодным для еды.
Очередная Мишна дает список таких, не опасных для жизни животного дефектов.
Мясо птицы признают кошерным, — написано в ней, — если при обследовании после шехиты (значение термина — см. Введение в трактат Хуллин) у нее обнаружены:
— продольная трещина в дыхательном горле;
— свищ в зобу;
— крысиный укус в голове, но в таком месте, повреждение которого не угрожает поражением мозга;
— вывалившиеся наружу кишки, но лишь в том случае, если на них нет разрывов и они не перевернулись;
— переломы в ногах;
— переломы в крыльях;
— частично выщипанное оперение...
Талмуд приступает к обсуждению отдельных пунктов Мишны. И сразу же уточняет: если у птицы выщипана большая часть перьев, она остается кошерной.
Но если пострадал пух, — добавляет раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — мясо животного объявляют трефой, и есть его нельзя.
Как-то раз, — сообщает Талмуд, — раби Шимон бен Халафта увидел полностью ощипанную курицу. Решив проверить заключение других Учителей, он завернул ее в теплые тряпки и поместил в теплую печь. И у нее выросло новое оперение...
Исключительный случай — еще не правило, — резюмируют Учителя. — Детали этой истории нам неизвестны. А без них мы не можем делать выводы...
Ко второму пункту, исследовав проблему, Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) вносит свое уточнение.
Даже если у птицы зоб вообще отсутствует, — говорит он, — ее мясо считается кошерным.
Однако Раба (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Мышечная ткань верхней части зоба, — объясняет он, — эластична и частично выполняет функции пищевода. Поэтому, если в этой области находят свищ, мясо птицы признают трефой.
Далее Талмуд переходит к обсуждению различных видов вывихов и переломов.
В связи с этим рассказывается, как к Раве (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) принесли полную корзину птиц со сломанными ногами. Рава проверил их коленные суставы. И обнаружив, что связки целы, объявил, что птицы в корзине — кошерны.
Зачем нужна была такая проверка? — спрашивает Талмуд. — Ведь сказано в Мишне, что переломы в ногах и крыльях не делают птицу трефой.
Эти установления Мишны нуждаются в уточнении, — разъясняют Учителя. Если повреждение на ноге птицы — ниже коленного сустава, ее мясо считается кошерным; если выше — трефным. Об этом, исследуя способность птицы с таким повреждением ноги (выше коленного сустава) к выживанию, свидетельствовал раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Было, что раби Шимона бен Халафты курица сломала ногу над коленным суставом, — рассказывает раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века). — Лечили ее, сделали ей протез, и она осталась в живых...
Эта курица все равно была уже не кошерной, — отмечает Талмуд. — Вряд ли она после того, что с ней случилось, прожила больше года. Скорее всего, гораздо меньше... Тут надо вспомнить одно общее правило: когда животное (в том числе — птица) получило повреждение, которое грозит ей гибелью, даже если человек, обследующий ее, полагает, что она может прожить еще до 12‑ти месяцев, он тем не менее должен объявить ее трефой.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век).
Если получившее повреждение животное не выжило 12 месяцев, его мясо — трефа. Но если это — самка, и за это время она успела родить детеныша, ее мясо считается кошерным.
Так же птица будет трефой, если в области коленного сустава у нее порваны связки, — говорят Учителя.
Если у птицы вывихнут верхний сустав ноги или крыла, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — животное — трефа, и употреблять его мясо в пищу не разрешается. И поясняет: что касается крыла, тут есть серьезное опасение, что у птицы повреждены легкие.
Но ведь легкие можно проверить, — выдвигает возражение Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Для этого их надо надуть и посмотреть, не выходит ли из них воздух. Если же с легкими все в порядке, птицу со сломанным в верхней части крылом можно признать кошерной.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, регламентирующие употребление в пищу продуктов животного происхождения.
Углубляясь в тему, Учителя рассматривают возможности использования «вторичного» продукта, то есть — тех видов пищи, которые вырабатываются животными в процессе их жизнедеятельности.
Скажем — яйцо. Можно ли его есть, если оно снесено курицей, которая признана трефой (мясо ее в пищу не годится)? — спрашивает Талмуд.
И разъясняет, что в данном случае мы сталкиваемся с двумя ѓалахическими (ѓалаха — еврейский практический закон) проблемами.
С одной стороны, согласно соответствующему, установленному Торой положению, зародыш в утробе — неотъемлемая часть тела матери. А потому к нему применимы все законы, которые определяют статус материнской особи.
С другой стороны, вместе с Торой на Синае Моше были даны тринадцать специальных принципов, с помощью которых исследуется Мудрость Творца мира. Среди них есть такой, который на иврите именуется — зе ве-зе горем. Суть его (в упрощении) сводится к тому, что в случае, если какое-либо явление получает «изначальные импульсы» из двух источников — «отрицательного» и «положительного», статус этого явления квалифицируется в зависимости от конкретных обстоятельств.
Возьмем духовную сторону этого принципа. Вопрос тогда ставится так: нейтрализуется ли энергия таме (духовная нечистота), поступающая к объекту от одного из источников, положительной, «чистой» духовной энергией из второго источника, который — таѓор (духовно чист)?
Да, нейтрализуется, — говорит Талмуд. — Когда объект отделяется от источника, «зараженного» тумой.
Учителя анализируют конкретную ситуацию с куриным яйцом.
Если курица получила увечье и стала трефой, яйцо, которое внутри нее и считается ее неотъемлемой частью, как и она — таме (то есть — запрещено в пищу). Но когда она снесет это яйцо, оно существует уже отдельно — вне ее организма. И оно, согласно принципу зе ве-зе горем, становится таѓор, если второй источник зарождения этого яйца, петух находился в состоянии таѓор. А, значит, это яйцо признается кошерным и годится для еды.
Интересно отметить, что принцип зе ве-зе горем применим практически во всех случаях, когда один из источников возникновения — кошерен, а другой — нет. Исключение составляют законы Песаха. Ибо даже незначительного количества хамеца (квасного), запрещенного в Песах, достаточно, чтобы сделать объект некошерным для Песаха.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: пригоден ли для приношения в Храме теленок, рожденный от коровы, которая до его рождения получила увечье и была признана трефой (приношением в Храме могут быть лишь такие животные, которые не имеют ни наследственных, ни приобретенных изъянов)?
Не пригоден, — говорит раби Элиэзер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), тщательно исследовав ситуацию.
Однако раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), изучая предложенные обстоятельства, открывает иную грань Истины.
Теленок, рожденный трефой, — говорит он, — для приношения в Храме не годится.
Как же получается, что Учителя, исследуя один и тот же вопрос, приходят к диаметрально противоположным выводам?
Дело в том, — объясняет Талмуд, — что Учителя анализируют вопрос под разными углами зрения.
Раби Элиэзер, принимая решение, выстраивает логическую цепочку, взяв за основу такую ситуацию: животное стало трефой, когда в ее утробе уже развивался зародыш.
Раби Иегошуа оценивает обстоятельства, когда корову еще до беременности объявили трефой. Продемонстрировав свою способность воспроизводить потомство, она утрачивает статус трефы. И, стало быть, нет никаких препятствий, чтобы ее теленок стал объектом приношения в Храме.
Из содержания предыдущего листа мы знаем, что предельный срок жизни трефы — 12 месяцев. Скажем, если бык, получив повреждение, не прожил и года, его мясо — трефа.
Из этого рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век) выводит весьма неожиданное правило.
Все виды беспозвоночных запрещены в пищу, — говорит он, — потому что срок их жизни не превышает 12‑ти месяцев. То есть все они — трефа.
В завершение обсуждения темы, Талмуд отмечает, что в случае, если у кошерного животного обнаруживается лишний орган, это приравнивается к дефекту (как если бы у животного этого органа не было). И оно признается трефой. Ведь всякое лишнее образование, и это подтверждает современная медицина, оказывает пагубное влияние на жизнеспособность организма.
Впрочем, и в этом правиле есть свои исключения. Допустим, у животного — два желудка. Оно признается трефой, если они функционируют автономно. Если же они соединены и «сообща» выполняют пищеварительную функцию, как единый орган, животное считают кошерным...
На нашем листе Талмуд обсуждает некоторые особые случаи, когда птица, получив повреждение, остается кошерной.
Птица будет кошерной, — сказано в Мишне, — если она:
— пострадала от внутреннего кровоизлияния;
— простудилась;
— попала в облако дыма.
Если же птица случайно выпила яд или ее укусила змея, она остается кошерной, но мясо ее есть нельзя (ибо при таких обстоятельствах приготовленная из ее мяса пища может оказаться опасной для жизни человека).
Анализируя Мишну, Талмуд моделирует другие нетривиальные ситуации и находит для них конкретные решения.
Как, например, поступать, если курица проглотила какой-то острый предмет?
Острый предмет может продырявить птице кишки, — говорят Учителя, изучив вопрос, — Поэтому после шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом; подробнее — см. Введение в трактат Хуллин), органы ее пищеварительного тракта следует проверить с особой тщательностью (после шехиты тушу животного подвергают детальному осмотру, чтобы знать, пригодно ли его мясо в пищу — см. на сайте, к примеру, обзор листа 42). Если туша после шехиты не проверена, мясо поглотившей острый предмет курицы следует считать трефой (то есть — непригодным для еды).
Существуют яды, которые опасны для жизни животного, — отмечает Талмуд, — но человеку не вредят. И если такой яд попал в организм курицы, она не только остается кошерной, но и есть ее мясо — разрешается.
Но как узнать, что животное «приняло» дозу яда? Ведь звери не умеют говорить и не докладывают людям, что с ними случается.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Однажды принесли Раву (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) козленка со сломанной ногой и попросили дать заключение — трефа он или нет. Рав установил, что сухожилия целы и заключил, что мясо козленка пригодно для еды. Что-то в поведении козленка показалось присутствующему при этом Шмуэлю (коллега Рава) подозрительным.
— Козленок сломал ногу в лесу. А там его могла укусить змея, — сказал Шмуэль.
И посоветовал Раву произвести дополнительную проверку — поместить тушу козленка в печь.
Рав так и сделал. Как только он положил тушку в печь, мясо тут же развалилось. Было оно, как оказалось, сильно отравленным.
Попутно Талмуд дает медицинские рекомендации.
Советует, например, в летнее время уменьшить количество употребляемых в пищу яиц и не есть много семечек.
Мед, — подчеркивают Учителя, — очень полезный для организма продукт. Но по утрам, да еще — натощак, употреблять его надо в строго ограниченных количествах. В противном случае, люди подвергают свое сердце опасности...
Далее Талмуд переходит к обсуждению новой темы — признаки кошерности животных.
Что касается млекопитающих, Тора дает описание, определяющее кошерность. Все животные с раздвоенными копытами, которые жуют жвачку — кошерны (их кошерность определяется наличием обоих этих признаков одновременно).
При этом известно, что у жвачных животных нет верхних зубов. Исключение составляют верблюд, заяц и кролик. У верблюда, к примеру, верхняя челюсть снабжена двумя зубами. Но все эти три виды животных — некошерны, их мясо есть нельзя, хотя в Торе они и названы «жвачными». Ведь у кролика и зайца вообще нет копыт, а у верблюда они не раздвоены.
Раздвоенными копытами наделена свинья, но она не причисляется к «жвачным», а потому — некошерна.
Талмуд находит еще один признак кошерности млекопитающего животного: при разделывании туши кошерного животного мясо его на задней части расслаивается и вдоль и поперек. Из некошерных животным таким свойством обладает лишь мясо дикого осла.
Какие из диких животных считаются кошерными? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: те, у которых копыта раздвоены и есть рога. Разрешается, например, есть мясо оленя.
Талмуд сообщает, что в древности жили на земле позднее исчезнувшие дикие животные, мясо которых считалось кошерным. Это был зверь с одним рогом и гигантских размеров. В еврейских источниках оно упоминается под названием — кереш.
С рыбами — понятно: если у рыбы есть чешуя и плавники, она — кошерна.
Как же — с птицами?
Кошерные и некошерные птицы названы в Торе «поименно». Исследовав список, Учителя внесли уточнение: все хищные птицы — некошерны и непригодны для еды.
На основе практических наблюдений Талмуд выделяет три признака кошерности птицы. У кошерной птицы, — отмечают Учителя, — есть «шпоры» на ногах (наподобие лишнего пальца, с задней стороны приподнятого над ступней) и зоб, а защитная пленка желудка у них, когда птицу потрошат, легко снимается.
Если птица при ходьбе выдвигает два пальца вперед, а другие два у нее повернуты назад, — говорит раби Элиэзер бен Цадок, — ее следует отнести к отряду некошерных...
Наш лист имеет в основном философское содержание. В нем приводятся агадот (сравнительно небольшие рассказы, в которых в аллегорической форме излагаются мировоззренческие позиции Учителей), затрагивающие центральную в иудаизме тему — тему сотворения мира и другие глобальные вопросы мироздания.
В частности, Талмуд рассказывает, как однажды в жаркий летний день призвал к себе римский император раби Иегошуа бен Хананью (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) и сказал:
— Хочу увидеть вашего Всевышнего...
— Посмотри на солнце, — предложил императору раби Иегошуа.
— Не могу, — ответил император. — Сегодня слишком яркое солнце, оно ослепляет меня.
— Если ты не в состоянии взглянуть даже на солнце, а оно — лишь слуга Всевышнего и создано Им, как же ты можешь увидеть Творца! — резюмировал раби Иегошуа.
В другой раз призвал к себе император раби Иегошуа и сказал:
— Хочу накрыть стол и устроить трапезу вашему Всевышнему...
— Устрой эту трапезу на морском берегу, — посоветовал раби.
Все лето слуги императора трудились, чтобы устроить на берегу моря роскошный пир. И вот, когда все уже было готово, внезапно поднялся ветер, и снес все сооружения в морскую пучину.
Император велел слугам проделать всю работу заново. Они трудились всю зиму. Но пошел дождь и смыл плоды их трудов в открытое море.
— Как это понимать? — спросил император раби Иегошуа.
— Ты приготовил, — ответил раби, — а слуги Всевышнего пришли и все съели...
Потом обратилась к раби Иегошуа дочь императора.
— Хочу, — говорит, — чтобы ваш Всевышний изготовил для меня украшение из дерева.
Помолился за нее раби, и девушка заболела проказой. По обычаю тех времен надели ей на шею специальное деревянное «украшение», чтобы обозначить больных. Днем, как было принято, сидели такие больные на центральной улице города, чтобы прохожие видели их и молились за их выздоровление.
Шел как-то по этой улице и раби Иегошуа бен Хананья. Увидев дочь императора среди больных, он спросил ее:
— Хороши ли украшения, которые дал тебе Всевышний?
— Передай Ему, чтобы Он забрал их обратно, — попросила она.
— Наш Всевышний не забирает подарки назад, — ответил ей раби...
Следует отметить, что в каждой агаде заложен глубочайший смысл. И всякий фигурирующий в ней персонаж — лишь метафора, позволяющая открывать и осмысливать Мудрость Всевышнего, приближаться к Истине.
Далее Талмуд приводит высказывания Учителей, анализирующих информацию о Сотворении мира.
Бык, которого Адам привел Всевышнему, — рассказывал рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век), — имел всего один рог. На лбу. И создан был сразу же, как взрослая особь — с рогом этим и копытами.
Все творения в момент создания мира появились сразу в свою натуральную величину, — уточняет раби Иегошуа бен Леви (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века). — И произошло это с их согласия.
И еще сообщает Талмуд: повелел Всевышний, чтобы деревья росли по отдельности — по видам. Тогда и травы решили, что Творец хочет, чтобы виды растений вообще не перемешивались...
В Торе написано: «И создал Всевышний два больших светила» (Берешит, гл. 1, ст. 16). А чуть дальше, тут же, дается уточнение: «Большое светило и — малое...».
Как же так?..
Большим создал Всевышний солнце, а луну — поменьше размером. Но ведь и луна тоже — большая.
Рассказывают Учителя, что светила были устроены так, потому что луна сетовала перед Всевышним:
— Невозможно, чтобы два царя пользовались одной короной...
— Вот и станешь ты светилом поменьше, — сказал ей Творец.
За что же мне такое наказание? — возмутилась луна.
По лунному календарю будут отсчитывать евреи месяцы и годы, — ответил ей Всевышний. — Никакого наказания тут нет.
Но луна все не успокаивалась. Поэтому во искупление, что сделал луну меньше размером, Творец постановил каждое новолуние совершать в Храме специальное приношение.
В Торе о третьем дне Сотворения мира читаем: «...И покроется земля травой» (Берешит, гл. 1, ст. 11). А потом, в отрывке, где говорится о шестом дне Творения, сказано: «и никаких растений еще не было на земле» (там же, гл. 2, ст. 5).
Исследуя текст Письменной Торы и оперируя сообщениями Устной, рав Аси заключает, что до шестого дня трава прорастала под землей, и только потом, когда появился Адам и помолился, растения пробились наружу.
Из этого следует и более масштабный вывод: Творец ждет молитвы человека. Молитва вносит благотворные изменения в высшие, духовные миры, которые, в свою очередь, воздействуют на наш мир положительным образом.
Обсудив в форме агадот (сравнительно небольшие рассказы, в которых в аллегорической форме излагаются мировоззренческие позиции Учителей) глобальные проблемы мироздания (см. обзор листа 60), Талмуд вновь возвращается к анализу практических законов и продолжает рассматривать особенности, отличающие кошерную птицу от некошерной (начало см. в обзоре листа 59).
Мы уже говорили о том, что признаки кошерности птицы в Письменной Торе не указаны. Однако Устная Тора доносит до нас информацию о четырех таких признаках (три из них уже были отмечены — см. там же), описание которых, как отмечают некоторые Учителя, было получено Моше на горе Синай.
Перечислим все четыре:
1. Четвертый, дополнительный, палец (наподобие «шпоры»).
2. Зоб (некий небольшой мышечный «резервуар» под клювом птицы, в котором скапливается поглощаемая ею пища).
3. Легко снимаемая с желудка (при потрошении птицы) защитная оболочка.
4. Неупотребление в пищу себе подобных.
Обсуждая эти признаки кошерности птицы, Талмуд, прежде всего, подчеркивает, что все они несколько расплывчаты. И почти по каждому «пункту» существуют некоторые разночтения.
Взять, к примеру, четвертое по счету (в нашем списке) отличие. Явление, противоположное отмеченному в перечне, имеет, по определению некоторых Учителей, как объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), название дорес.
Это понятие, — говорит Раши, — подразумевает способ принятия пищи. Если птица вонзает в добычу когти и при приеме пищи придерживает ее ногой, она — некошерна. Кошерная птица, скажем — курица, склевывает еду клювом, и ее ноги в процессе приема еды не участвуют.
Многие другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Под понятием дорес, — говорят они, — имеется в виду «хищник», который поедает более мелких представителей животного мира. Что же касается способа приема пищи, курица тоже может разделываться со своей добычей точно таким же образом (придерживать когтями и ногой), если это, к примеру — червяк или насекомое. Поэтому они и предпочитают иное разделение: кошерная птица, в отличие от некошерной (хищной) птицы, дичью (себе подобными в дикой природе) не питается.
Талмуд отмечает также, что из всех некошерных птиц только орел не имеет ни одного из четырех признаков кошерности. В то же время, только у голубей есть все четыре признака кошерности.
Поскольку перечень признаков кошерности птицы — проблематичен и является предметом дискуссий между Учителями, Талмуд дает четкую рекомендацию: в обиходе не следует делать попытки самостоятельно определять кошерность птицы по отличительным признакам. Человеку остается лишь руководствоваться в этом вопросе законами, которые установлены Торой. Но и тут все не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Начиная с 16‑го века, каждый из нас может пользоваться достаточно подробными указаниями Шульхан Аруха (полный кодекс еврейских законов, включающий и законы о кошерности животных), где эти законы зафиксированы.
Но как люди справлялись с этой проблемой до этого времени?
В этой связи Талмуд передает такую информацию. После всемирного Потопа Ноах, выйдя из ковчега, осуществил благодарственные приношения Всевышнему, отделив для этого по одной особи из всех кошерных птиц. Названия этих птиц вошли в еврейскую традицию, которая передавалась из поколения в поколение. И если птица относится к одному из видов птиц, принесенных Ноахом, она — кошерна.
Талмуд сообщает также, что в природе кошерных птиц — больше, чем некошерных. Поэтому Тора ограничивается перечислением некошерных видов птиц. Их в перечне — 24 вида. Однако вся трудность состоит в том, что человек далеко не всегда знает, какая птица относится к тому или иному виду (на протяжении истории первоначальные названия некоторых видов птиц были забыты и утрачены). Иначе все было бы просто: если данной птицы нет в списке хищников, это означало бы, что ее мясо разрешается употреблять в пищу.
Если птица — не хищник, и у нее есть хотя бы один из признаков кошерности, — говорит по этому поводу раби Хия (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века), — мясо ее можно есть. Если бы для этого понадобилось бы наличие всех четырех признаков кошерности, не было бы смысла давать в Торе перечисление некошерных видов птиц. У 20‑ти из них есть три признака кошерности, а у ворона, например — два.
Если для того, чтобы птицу признать пригодной для еды, достаточно одного признака кошерности, зачем тогда в Торе отдельно упоминается голубь (обладающий всеми четырьмя признаками кошерности)? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: для того, чтобы подчеркнуть, что именно голубей можно использовать в качестве объекта приношения в Храме (из всех диких птиц голубь — единственная птица, которую можно было приносить в Храме).
В заключение подчеркнем, что еврейская традиция донесла до наших времен пять видов птиц, которые можно считать безусловно кошерными: куры, индюки, гуси, утки, голуби.
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего. Здесь Талмуд углубляется в дальнейшее обсуждение особенностей, отличающих кошерную птицу от некошерной. Мы уже говорили о том, что признаки кошерности птицы в Письменной Торе не указаны. Устная Тора доносит до нас информацию о четырех таких признаках. Три из них были отмечены на листе 59 (см. обзор листа 59). Последний, четвертый — на прошлом листе (см. обзор листа 61).
Речь идет, повторим, о наличии четвертого, дополнительного пальца (наподобие «шпоры»); о наличии зоба (относительно маленький мышечный «резервуар» под клювом птицы, в котором скапливается поглощаемая ею пища); о легко снимающейся с желудка пленке при потрошении птицы; о неупотреблении в пищу себе подобных.
Если бы у нас была возможность точно распознавать все виды птиц, упомянутых в Торе, по их названиям — говорит рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), — чтобы признать птицу кошерной, нам достаточно было бы найти у нее один признак кошерности. Но все 24 вида зафиксированных в Торе, запрещенных для употребления в пищу птиц, нам, к сожалению, не известны (первоначальные названия многих птиц были утрачены). Поэтому мы способны сказать, что птица — кошерна, если у нее имеется два из четырех признаков кошерности. Если, конечно, это — не ворон. Ибо ворон значится в списке непригодных для еды птиц, и мы знаем при этом, что из всех некошерных птиц только у ворона наличествуют два признака кошерности.
Утрата представлений о видах пернатых, названных в Торе в списке запрещенных для еды, — сообщает Талмуд, — сыграла в жизни отдельных еврейских общин свою роковую роль.
К примеру, жители селения Гамарта определяли кошерность птицы по наличию зоба: есть у птицы зоб, полагали они — значит, ее можно есть.
Талмуд предпринимает серьезное «орнитологическое» исследование и выясняет, что, по крайней мере, два вида из означенных в списке Торы некошерных пернатых тоже имели зоб. Это — перес и озния.
Как выглядят эти птицы, восстановить не удалось. Но и некое «частное открытие» по поводу зоба у перес и ознии учит крайней осторожности в вопросе «классификации» пернатых при делении их на кошерные и некошерные.
Селяне Гамарты пренебрегли возможностью, что и у некошерной птицы может быть зоб. И в пищу им попадали непригодные для еды птицы. За то, что ели некошерных птиц, они были наказаны.
Приводит Талмуд и другой пример, рассказывая о населении Верхней Галилеи.
Там специалисты признавали птиц кошерными, если при потрошении с желудка легко отделялась защитная пленка.
Учителя установили, что жители Верхней Галилеи разрешали есть птиц, которые в Торе (в списке непригодных для еды) обозначены под названием «белая спуния», имеющая этот признак кошерности. И тоже, как и жители Гамарты, подверглись наказанию...
Следует отметить, что эти рассказы об имевших место в истории еврейского народа ошибках Талмуд приводит в основном для того, чтобы предостеречь людей, на конкретных примерах показать, сколь опасны суждения о пригодности птицы для употребления в пищу по наличию у нее тех или иных признаков кошерности.
Далее Талмуд сообщает, что для приношения в Храме годились два вида голубей: тор и йона. Причем, условия их использования в качестве объектов приношения были разными. Голубь йона мог быть таким объектом только до тех пор, пока особи не достигли годовалого возраста. Голуби тор — наоборот: их разрешалось приносить в Храме лишь после того, как особям исполнялся год.
Существует еще один вид голубей, — уточняют Учителя. — Это — тасиль. Особи этого вида тоже годятся для осуществления процедуры приношения птицы в Храме. И служат объектами приношения, как и йона, пока им еще не исполнился год.
Попутно мы узнаем некоторые детали, касающиеся процедуры очищения от тумы (духовной нечистоты). Эта процедура состояла в окроплении человека в состоянии таме (духовной нечистоты) смесью пепла рыжей коровы с водой (подробнее — см. обзор недельной главы Хукат, первый годовой цикл, а также обзор листа 14 трактата Йома).
По установленному Торой закону, смесь для использования в процедуре очищения от тумы не годится, если до этого с ее «участием» были произведены какие-либо «посторонние» действия. Так, например, эту жидкость уже нельзя применять по назначению, — заключает Талмуд, — если ее пила птица. Исключение здесь — голубь. Если голубь пил эту особую воду, ею можно окроплять человека в состоянии таме.
В чем же тут дело? Разве голубь «чище» других птиц?
Дело вовсе не в «чистоте», — объясняют Учителя, обнаруживая тонкое знание птичьих «повадок». — Но — в том, как птицы пьют воду. Все пернатые, кроме голубей, набирают воду в клюв, и часть ее выливается обратно. И это расценивается, как произведенные с «участием» воды действия. Голубь же всасывает жидкость. Поэтому статус смеси, даже если он отпил от нее, не меняется.
Впрочем, голуби отряда тасиль, пьют, как все остальные птицы, набирая воду в клюв, — уточняет Талмуд. — Поэтому после них смесь пепла рыжей коровы с водой для очищения уже не используется.
На нашем листе, как и на предыдущем (см. обзор листа 62), Талмуд продолжает рассматривать различные виды кошерных и некошерных птиц, отмечая их характерные особенности.
Есть несколько видов голубей, — отмечает рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век). — И среди них — голуби цуцейни. Это — тор, цуцейни — их название на арамейском языке. Но тогда получается, что использование этих голубей в качестве объектов приношения в Храме — под сомнением. Ведь существует правило: если в названии птицы присутствует дополнительное определение, эту птицу не приносят в Храме.
Здесь вопрос в том, когда это определение было добавлено к названию, — уточняет Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — до дарования Торы или — после. Если — до этого, птица не может быть объектом приношения в Храме. Если — после, птица разрешена для еды и годится для сожжения на храмовом мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»).
Если при разделывании тушки птицы защитная пленка без усилий не снимается с желудка, — говорят Учителя, — ее кошерность, то есть пригодность в пищу — под сомнением.
Это — не общее правило, — подчеркивает Талмуд. И рассказывает такую историю.
В доме Шмуэля (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век) зарезали гуся. Всем известно, что гусь относится к одному из пяти видов птиц, кошерность которых по традиции, восходящей к Ноаху, не вызывает ни малейших сомнений (см. обзор листа 61). Но оболочка с его желудка никак не снималась.
Тогда Шмуэль провел эксперимент. Он положил гусиный желудок на солнце. Под палящими лучами плоть органа размякла, и пленка отслоилась от мышечной ткани. Так, что ее можно было снять рукой.
У птиц, кошерность которых — сомнительна, — сообщает Талмуд. — защитную оболочку даже при подогреве можно снять лишь ножом.
Далее Талмуд идентифицирует известные виды птиц, названия которых отмечены в Торе.
Мы, в частности, узнаем, что шалах — это чайка, которая питается рыбой, вылавливая ее прямо из морской воды. А духифат — удод.
Удод (духифат), — сообщают Учителя, — та самая птица, которая во времена, когда строили Храм, принесла людям ценного червячка под названием шамир. Этого червячка строители Храма использовали для «резьбы» по камню, ибо металлическими инструментами при обработке храмовых камней пользоваться не разрешалось (см. обзор листа 48 трактата Сота).
Два вида некошерных созданий названы в Торе — тиншамет. Оба — летают, оба кричат по ночам. Но одно из них — млекопитающее, это — летучая мышь. Другое, сова, относится к разряду пернатых.
В списках Торы есть птица под названием рехем. Это — особое создание, — отмечает Талмуд. — Обычно она сидит на дереве и издает звуки, похожие на свист. Именно ей, как сообщает наша традиция, предстоит возвестить о приходе Машиаха. Когда она спустится вниз и зальется свистом на земле, мы будем знать, что Машиах — рядом.
Далее Учителя обсуждают общий список некошерных птиц в Торе.
Всего в списке — двадцать четыре некошерных вида птиц, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век).
Как же получается такое количество? — спрашивает рав Ханаан бар рав Хисда. — В Торе эти пернатые перечислены дважды. В книге Ваикра мы находим двадцать видов, а в книге Дварим — двадцать один.
Двадцать четыре вида, — объясняет Рав, — получается с учетом подвидов.
Но тогда их выходит больше двадцати четырех, — отмечают Учителя.
Если мы будем иметь в виду, что некоторые птицы даются в Торе под разными названиями (например, птица, названная в одном месте — даа, в другом именуется — раа), мы получим список из двадцати четырех видов некошерных птиц.
Но ведь в Торе не может быть «путаницы».
Действительно, никакой путаницы в Торе нет, — дает разъяснение Талмуд. — В ней указываются названия, которые в те времена употреблялись в разных регионах...
Обсудив различные способы определения кошерности различных видов птиц (см. обзоры листов 59, 61, 62 и 63), Талмуд переходит к обсуждению признаков кошерности продуктов их жизнедеятельности, то есть — яиц.
Понятно, что яйца некошерной птицы не пригодны для употребления в пищу. Но как их распознать?
Подчеркивая, что в Торе по этому поводу конкретных указаний нет, Талмуд, на основании практического опыта, выделяет два признака, которые отличают яйца кошерной птицы от яиц некошерной:
1. Округлая форма, причем, один конец — заострен, а другой — гораздо более плоский.
2. Желток четко отделен от белка и находится внутри белковой массы.
Соответственно, если у яйца оба конца заострены или оба — плоские, — отмечает Талмуд, — мы квалифицируем его, как яйцо некошерной птицы.
Так же и с расположением желтка. В случае, если мы, разбив яйцо, видим, что желток обволакивает белок, перед нами — яйцо некошерной птицы.
Если белок не отделен от желтка (белковая масса смешивается с желтком), — говорят Учителя, — следует знать, что к нам в руки попало яйцо черепахи или какого-либо другого животного отряда пресмыкающихся.
В стремлении предостеречь людей от ошибок, Талмуд задается вопросом: как быть, если ты покупаешь разбитые яйца в посуде, и невозможно понять, какой первоначальный вид эти яйца имели?
И отвечает на него так. Нет ни малейшего шанса выяснить, какая птица снесла яйца, если они, эти яйца разбиты и их содержимое вылито в посудину. Поэтому, чтобы обезопасить себя, мы ни в коем случае не должны покупать такие яйца у неевреев.
Можно ли полагаться на выделенные признаки кошерности яиц? — спрашивает раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). — Если бы это было так, мы могли бы с их помощью определять кошерность (или некошерность) птиц, которые — под сомнением. Но ведь мы так не поступаем.
Более точным «руководством», — продолжает раби Зейра, — будут, наверное, признаки некошерности яйца. Если у яйца оба конца — плоские, еврей их не станет покупать. А если на вид они похожи на кошерные, и он купил их, а когда разбил и обнаружил, что желток в них обволакивает белок, он не будет их есть... Прежде чем приобретать яйца, необходимо заручиться заверением продавца, что их снесла, скажем, курица или какая-то другая кошерная птица. Тогда признаки кошерности яиц лишь подтвердят правдивость слов торговца яйцами. Но без свидетельства продавца, даже при наличии признаков кошерности, яйца опасно причислять к разряду кошерных. Ведь яйца ворона, к примеру, от голубиных не отличишь...
Можно ли употреблять в пищу кошерные яйца, сваренные в одной кастрюле с яйцами некошерной птицы? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: можно. Потому что скорлупа у яиц — твердая и плотная, и через нее в съедобную внутреннюю часть яйца некошерные элементы не проникают.
Далее Талмуд говорит о законах употребления в пищу кошерных яиц.
Оказывается, и яйца кошерных птиц могут оказаться в таком состоянии, когда есть их нельзя. Не разрешается, например, есть оплодотворенные яйца. Поэтому, разбив яйцо, надо внимательно рассмотреть его содержимое.
Талмуд дает точные указания, когда яйцо годится для еды и когда — не годится.
Если в яйце нет крови, это означает, что оно — не оплодотворено, и его можно есть.
Но и оплодотворенное яйцо разрешено в пищу, если процесс развития зародыша в нем еще не начался. Как определить это по внешнему виду содержимого яйца?
Если в нем найдена капелька крови, но — лишь возле тупого конца, стало быть, семя самца еще не проникло в ту часть яйца, в которой происходит зарождение жизни цыпленка. Это яйцо годится в пищу.
Если капелька крови обнаружена в желтке, следовательно, семя самца достигло цели, и есть это яйцо — запрещается.
Но ведь завязь плода начинается с проникновения семени самца в белковую массу, — подчеркивают Учителя, проведя соответствующее биологическое исследование. — Поэтому, если капелька крови найдена в белке, есть яйцо тоже нельзя.
Поскольку момент начала развития плода в яйце на глаз определить очень трудно, Учителя, чтобы исключить вероятность ошибки, в конце концов, выносят постановление: если в яйце (в белке или желтке) обнаружена кровь, для еды оно — непригодно.
Это правило мы находим и в Шульхан Арухе (кодексе еврейских законов), положениями которого мы и по сей день руководствуемся в быту.
На нашем листе Талмуд возвращается к разговору о признаках кошерности различных видов птиц. Однако теперь подводит некий итог тому, что было сказано ранее (см. обзоры листов 59, 61, 62 и 63).
Если птица относится к отряду хищников, — делает обобщение рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век), — она наверняка некошерна. И сомнений в ее кошерности не возникает, если у нее есть зоб, лишний палец на ногах, а защитная оболочка с желудка при потрошении беспрепятственно снимается (то есть в наличие три из четырех признаков кошерности — см. обзор листа 61).
Если по поводу кошерности птицы возникают сомнения, — говорит раби Элиэзер бен Цадок, — можно провести с ней эксперимент: посадить ее на тонкую натянутую бечеву. Если она, устраиваясь, поставит два пальца перед бечевкой, а два — сзади, эта птица, безусловно — некашерна. Если три пальца будут перед бечевой, а третий сзади, птица — кошерна.
Раби Шимон бен Элазар основывает свои выводы на наблюдениях.
Если птица хватает пищу на лету и тут же ее проглатывает, — отмечает он, — мы констатируем, что она причисляется к отряду некошерных птиц.
Иную грань Истины открывают, изучая поведение птиц, другие Учителя.
Если такая птицы живет в стае кошерных пернатых, она — кошерна. Если же мы видим ее среди некошерных птиц, мы и причислим ее — к некошерным.
Есть, правда тут один нюанс: это правило применимо и будет верным лишь в том случае, если по внешнему виду птица не отличается от остальных птиц стаи.
На этом Талмуд рассмотрение признаков кошерности птиц заканчивает и переходит к обсуждению особенностей кузнечиков.
Вообще насекомых есть запрещено. Однако здесь мы узнаем о существовании насекомых, которые все же пригодны в пищу. Это — саранча и некоторые виды кузнечиков.
В Мишне об этом сказано так.
Кузнечики (и некоторые другие виды насекомых) считаются кошерными, если у них:
— четыре ноги и две из них — длиннее остальных, которыми насекомое отталкивается от земли при прыжке;
— четыре крыла, которые прикрывают большую часть туловища...
Учителя приступают к анализу текста Мишны, выясняя, в первую очередь, откуда взялись ее положения.
Об этом прямо сказано в Торе, — подчеркивают Учителя и приводят цитату: «...однако можете есть всякое летучее насекомое, ходящее на четырех (ногах) и у которого есть пара голеней над ступнями, чтобы скакать ими по земле» (Ваикра, гл. 11, ст. 21).
Цитата и установления Мишны требуют уточнения. Ведь здесь ни в коем случае нельзя допустить ошибку. За исключением немногих видов, насекомые в пищу строго запрещены, как сказано: «...мерзость это для вас» (там же).
Поэтому Учителя старательно изучают мир насекомых, с пристальным вниманием рассматривая отдельные подробности их строения и образа жизни (сегодня эта отрасль науки называется энтомологией).
Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: как понимать выражение — «крылья прикрывают большую часть туловища»? Что имеется в виду: длина туловища насекомого или — его толщина?
Исследовав строение кошерного насекомого, Учителя приходят к выводу, что здесь важно и то и другое — крылья должны прикрывать большую часть туловища насекомого и по длине и по толщине.
В Торе упоминается саранча и четыре вида кошерных кузнечиков: арбэ, салам, харгаль и хагав. И отмечено: «и других по их видам» (Ваикра, гл. 11, ст. 22).
Что это значит?
Талмуд проводит тщательное исследование строения упомянутых в Торе видов и их подвидов. И дает заключение.
У кузнечиков вида арбэ, например, затылок — плоский. И это означает, что все подвиды кузнечика арбэ с плоским затылком будут кошерными.
Учителя обнаруживают, что у кузнечиков обоих видов — арбэ и салам — нет хвостов. Но зато хвост имеется у кузнечика вида харгаль. Значит, вместе с кузнечиком харгаль в разряд кошерных попадают и его хвостатые подвиды.
Одно из наблюдений Учителей состоит в том, что у всех отмеченных в Торе видов кузнечиков голова не удлинена. Как же поступать с теми кузнечиками, у которых голова имеет удлиненную форму? — спрашивают они.
И, изучив проблему, приходят к выводу, что тут следует руководствоваться указаниями Мишны: если у насекомого есть отмеченные в ней признаки, оно — кошерно, даже если его голова имеет удлиненную форму.
Но тогда возникает такой вопрос: зачем в Торе перечислены эти конкретные виды?
Чтобы подчеркнуть, — объясняет Талмуд, — что любой представитель отмеченных групп, независимо от формы головы, наличия (или отсутствия) хвоста и т. д. годится для употребления в пищу...
На нашем листе Талмуд, продолжая энтомологические исследования, завершает обсуждение признаков кошерности отдельных видов насекомых.
В предыдущем обзоре мы говорили, что в общем запрете на употребление в пищу насекомых есть некие как бы исключения, и Тора разрешает есть некоторые виды саранчи и кузнечиков. При этом в ее тексте указаны признаки кошерности: наличие четырех ног (две из них, как подчеркивает Тора, которыми насекомое отталкивается от земли при прыжке, должны быть длиннее остальных), а также перечислены по названиям конкретные виды кошерных кузнечиков: арбэ, салам, харгаль и хагав (см. обзор листа 65).
Здесь Талмуд углубляется в изучение содержания текста Торы по поводу кузнечиков, используя один из тринадцати полученных на Синае принципов исследования. Речь идет о методе — клаль у прат у клаль.
Это такой способ постижения текста, когда общее установление раскладывается на отдельные частности, и на основании изучения частностей делается общий вывод.
Итак, в Торе, когда она начинает давать указания о кошерности кузнечиков, прежде всего, сообщаются общие внешние признаки (см. выше), по которым, рассмотрев насекомое, можно определить, пригодны они для употребления в пищу или — непригодны.
Далее идет перечисление кошерных видов кузнечиков — по названиям. В анатомическом строении представителей каждого из видов имеются свои особенности.
В результате детального исследования Талмуд делает вывод: определяя, что насекомое — кошерно, особенности строения представителей отмеченных в Торе видов и их подвидов можно игнорировать, если у него наличествуют приведенные Торой внешние признаки кошерности.
Вместе с тем, Талмуд предостерегает: поскольку видов насекомых, в том числе, и кузнечиков — великое множество, и отнести их к определенному виду, а также правильно оценить признаки кошерности — достаточно трудно (это может сделать порой лишь специалист), не следует заниматься «любительскими» исследованиями. Надо придерживаться традиции, существующей в определенной местности.
Нам же остается отметить, что все виды насекомых обладают высокого уровня способностью адаптироваться к условиям внешней среды. Поэтому они в большей степени, чем остальной мир живой природы, подвержены мутациям. Эта и ряд других причин привели к тому, что традиция употребления кузнечиков в пищу была утеряна. И в настоящее время, по установлению Учителей, любой вид насекомых для еды — запрещен.
Завершив энтомологические исследования, Талмуд приступает к разбору проблем, связанных с определением кошерности обитателей водных глубин. И здесь демонстрирует глубокие познания в области ихтиологии.
Из обитателей водоемов разрешается употреблять в пищу только рыб. Да и то — не всех. Тех только, которые имеют определенные признаки кошерности. Эти признаки отмечены в Мишне.
Рыба пригодна для еды, — сказано в ней, — если у нее есть чешуя и плавники...
Казалось бы, все просто. Однако Талмуд, приступив к анализу Мишны и углубившись в ихтиологические исследования, обнаруживает в определении кошерность рыб некоторые сложности.
Так, например, из содержания нашего листа мы узнаем, что многие рыбы обрастают чешуей лишь в достаточно «зрелом» возрасте. И вот в сети рыбака попадает мелкая рыбешка — без чешуи. Означает ли это, что есть ее нельзя?
Если малька можно опознать (причислить к определенному виду), — объясняют Учителя, — и при этом известно, что данный вид рыб имеет чешую, рыбешка — кошерна, и ее разрешается есть.
Существует порода рыб, которые, попав на сушу, чешую сбрасывают, — отмечают Учителя. — Годятся ли они для еды?
И, изучив ситуацию, подчеркивают: безусловно, годятся. Ибо, описывая признаки кошерности, Тора имеет в виду внешний вид особей в привычной для них среде. А для рыбы это — вода.
Для употребления рыбы в пищу необходимо, чтобы у нее присутствовали оба признака кошерности или достаточно — одного? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: если у рыбы есть чешуя, но нет плавников, наличия чешуи достаточно, чтобы причислить эту особь к разряду кошерных. Ибо это, скорее всего, означает, что плавники у нее просто не успели вырасти. У всех рыб имеются плавники. Но, если у взрослой рыбы есть плавники, а чешуи — нет, она — не кошерна.
Иными словами достаточным признаком для определения кошерности может быть лишь наличие чешуи.
Тогда возникает вполне закономерный вопрос: зачем же дается второй признак кошерности, если наличия чешуи достаточно, чтобы узнать — эту рыбу разрешается использовать для еды?
На это Талмуд дает такой ответ. Безгранично величие Всевышнего, и только Он может знать о том, что рыбы без плавников не бывает. Поэтому и указывается в Торе дополнительный постоянный признак — наличие плавников...
На нашем, завершающем третью главу трактата Хуллин листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с определением кошерности обитателей вод.
В предыдущем обзоре мы говорили о том, что рыба — кошерна, если у нее есть плавники и чешуя. Причем, наличие чешуи — основной отличительный признак кошерности (см. обзор листа 66).
Поскольку именно чешуя играет в данной дефиниции главную роль, Учителя концентрируют наше внимание на определении, что такое чешуя. Это и понятно: совершенно не сведущий в ихтиологии человек может ошибочно принять за чешую «панцирное» покрытие, защищающее тело некоторых видов некошерной рыбы.
Для того, чтобы наглядно это объяснить, Талмуд приводит цитату из Танаха: «...И в кольчугу из каскасим (каскесет в переводе на русский — «чешуйка»; здесь существительное дается во мн. числе) он одет» (первая книга пророка Шмуэля, гл. 17, ст. 5). И каждому ясно: кольчуга — защитное одеяние воина, состоящее из соединенных между собой отдельных металлических пластин, а, значит, и чешуя рыбы должна состоять из отдельных жестких пластинок (чешуек).
Написано в Торе: «...можете есть из всего, что в воде: всех, у которых есть плавники и чешуя, которые — в воде, в морях или в реках... Все же, у которых нет плавников и чешуи, что в морях и в реках... — мерзость для вас» (Ваикра, гл. 11, ст. 9‑11).
Внимательно изучая этот отрывок, Учителя обращают внимание на то, что Тора дважды повторяет слова — в «морях» и «реках». Поскольку «акцентирующих», то есть просто заостряющих внимание на том или ином указании повторов в Торе не бывает — она крайне «экономично» расходует слова и даже знаки — это может означать одно: в данном фрагменте заключена важная дополнительная информация, которая не лежит на поверхности, но «добывается» исследованием глубинных слоев текста.
О чем же здесь идет речь?
Углубившись в детальный анализ отрывка, Учителя приходят к выводу, что в нем говорится и о «живности», обитающей в стоячих водах (колодец, наполненная водой яма, сосуд с водой), которая — кошерна. Какая же «живность» имеется в виду?
Талмуд объясняет, что в стоячей воде заводятся и размножаются мелкие, не различимые человеческим глазом мошки (у которых, естественно нет ни чешуи, ни плавников). Они, хотя и относятся к разряду насекомых, тем не менее — разрешены для употребления. Поэтому человек может без опасений пить воду, например, из колодца.
Талмуд отмечает, что напитки, изготовленные из стоячей воды, перед употреблением рекомендуется все же процеживать через сито и оставшихся на сите насекомых — выбрасывать.
Только не стоит делать это ночью, — уточняет рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век), — В темноте с сита в стакан может случайно попасть насекомое, и человек этого не увидит.
Более крупные водоплавающие, лишенные чешуи и плавников, в стоячих водоемах сами по себе не заводятся. Но если, скажем, некошерная рыбка попала в аквариум, понятно, что есть ее все равно нельзя.
Как в таком случае квалифицировать пруды и озера? Ведь в них как будто бы тоже — стоячая, непроточная вода.
Однозначного ответа на этот вопрос Талмуд не дает.
Некоторые Учителя говорят, что озерную воду следует считать непроточной, и, стало быть, на ее употребление распространяются законы «стоячей» воды.
Другие Учителя отмечают, что практически всегда вода в озере обновляется: в озерных глубинах бьют природные ключи, в озера впадают и вытекают из них ручьи и речушки. И, следовательно, на употребление «живности», населяющей озера, распространяются законы кошерности, действительные при классификации живой природы водного пространства рек и морей...
Тему кошерности обитателей вод Талмуд завершает упоминанием о ливьятане (в русском прочтении — левиафан, а на иврите имеет еще одно название — танин). Это — водоплавающее существо большого размера, созданное Всевышним при сотворении мира и вскоре «спрятанное» до лучших времен. Из ливьятана в Будущем мире, как сообщает еврейская традиция, изготовят изысканное блюдо для трапезы праведников (подробнее о ливьятане — см. обзор листа 76 трактата Бава Батра).
Люди, не зная, как выглядит ливьятан, — отмечает Талмуд, — иногда называют так китов. Но это — неверно. Кит — некошерное водоплавающее, тело которого защищено гладкой «бесчешуйчатой» кожей. А ливьятан — это большая кошерная рыба, у которой есть и чешуя и плавники.
Моше Гойхберг
Предыдущим обзором (см. обзор листа 67) завершилось наше путешествие в мир птиц, насекомых и обитателей вод. Теперь, на нашем листе, открывающем очередную, четвертую главу трактата, Талмуд вновь возвращается к обсуждению проблем, возникающих при шехите (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
В частности, здесь анализируется закон: если беременной самке, представительнице крупного или мелкого рогатого скота, сделали шехиту, и в утробе ее нашли живой плод, мясо этого плода разрешается есть без шехиты — шехита, сделанная матери, позволяет употреблять в пищу и мясо ее детеныша.
В связи с этим Талмуд моделирует такую ситуацию. Допустим, беременной корове собираются делать шехиту. И вот, еще до того, как шохет (человек, осуществляющий шехиту — см. обзор листа 2) приступил к своим обязанностям, эта корова начала рожать, из его утробы наружу появилась часть детеныша. Как тут поступают?
В Мишне по этому поводу сказано:
Если из утробы беременной скотины (перед шехитой) показалась, скажем, нога, а потом снова скрылась, (после шехиты, сделанной беременной особи) плод разрешен для употребления в пищу.
Если же из чрева матери показалась голова плода, даже если она снова скроется, детеныш считается рожденным.
Если некто разрезал плод в утробе матери, и плод, и поврежденная часть разрешены для еды.
Но если отрезал — почку или селезенку, то есть эти органы запрещено.
Любой орган, отрезанный у плода в чреве матери (как часть от живого) в еду запрещен, — подводит Мишна некий итог, — и при разрезе (в той же ситуации) любого органа, есть все мясо (включая и разрезанную часть) детеныша — можно...
Талмуд приступает к детальному разбору первого пункта текста Мишны. И отмечает, что в описанной в ней ситуации после шехиты, сделанной рожающей особи, роды которой, как видно — затруднены, мясо детеныша, все части его туши, кроме ноги, появившейся на какое-то время из чрева матери, есть разрешается. Но плоть на этой ноге для еды — не пригодна. И даже если сделать шехиту самому детенышу, мясо с его ноги все равно останется некошерным.
Из каких указаний выводится такая резолюция?
В доказательство правильности этого решения Учителя цитируют установление Торы: «Скотину, которую задрал зверь в поле, не ешьте» (Шемот, гл. 22, ст. 30).
Но какое отношение имеет приведенная фраза к нашей ситуации?
В данном случае нам придется поверить Талмуду «на слово». Ибо произведенный Учителями анализ глубинных слоев процитированного текста столь тонок, что без навыка чтения талмудических текстов в оригинале понять выстраиваемую логику решения не удастся.
Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), изучая выводы Талмуда, вносят в предложенную ранее модель некие уточнения. Если перед шехитой из чрева коровы на сносях показалась конечность детеныша, — говорят они, — а потом снова скрылась в материнской утробе, и вслед за этим корова произвела детеныша на свет, этому теленку надо сделать шехиту. Тогда все его мясо будет разрешено для еды без ограничений.
Как поступают, если конечность плода беременной самки частично вышла наружу и не возвратилась назад, в утробу? — спрашивает Талмуд.
И исследовав ситуацию, отвечает: здесь применимы те же, отмеченные выше законы. Правда, с незначительными коррективами. Так, если, скажем, нога детеныша до шехиты показалась из чрева матери и убралась назад, в материнскую утробу, отрезают и выбрасывают только ту часть, которая была видимой. Если же конечность, появившись, не скрылась вновь в чреве коровы, приходится отрезать и выбрасывать и какую-то часть телесной мякоти, которая расположена над «выпавшей» частью и не была видимой.
Что же касается второго установления Мишны, тут все очевидно. Положение о том, что, допустим, теленок, на какое-то мгновение высунувший до шехиты матери голову из чрева коровы, считается как бы рожденным, накладывает на владельца коровы вполне определенные обязательства. Если, например, голова теленка появилась и спряталась, а потом корове сделали шехиту. Живому теленку, найденному в ее утробе, чтобы использовать его мясо в пищу, надо тоже сделать шехиту. Если же его обнаружат мертвым, его мясо — невела (подобно падали). Употреблять в пищу мясо этого теленка законом запрещается, и при прикосновении к нему человек «заражается» тумой (духовной нечистотой).
Дальнейшее обсуждение установлений Мишны Талмуд переносит на следующий лист...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать положения первой Мишны четвертой главы трактата (см. обзор листа 68). В ней рассматриваются особые, неординарные ситуации. Речь, в частности, идет о шехите (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), которую делают беременной самке, представительнице крупного или мелкого рогатого скота, в момент, когда она собирается произвести на свет детеныша.
Мишна моделирует возможные случаи и приводит решения, как следует поступать при том или ином варианте развития событий.
На нашем листе анализируется заключительная часть Мишны — пожалуй, наиболее сложная. Ибо далеко не все здесь так очевидно, как в предыдущих, уже рассмотренных пунктах (см. там же).
Итак, наша Мишна в своей второй части устанавливает, повторим, такие правила:
Если некто разрезал плод в утробе матери, и плод, и поврежденная часть разрешены для еды.
Если отрезал — почку или селезенку, есть эти органы запрещено.
Любой орган, отрезанный у плода в чреве матери в еду запрещен. Если же (в той же ситуации) сделан только разрез любого органа, есть все мясо (включая и разрезанную часть) детеныша — можно.
Что это значит?
Учителя воспроизводят модели конкретных, встречающихся в жизни ситуаций, исследуют их и по каждому случаю выносят решения.
Допустим, у коровы начались роды, но протекают они не обычным путем, а с какой-то серьезной патологией. И вот человек засунул руку с ножом в утробу «роженицы», отрезал теленку ногу и, оставив эту ногу в чреве, сделал корове шехиту.
Как поступить в данном случае? Можно ли есть мясо теленка?
Исследовав «модель», Талмуд приходит к выводу, что мясо теленка, включая и отрезанную ногу, годится для употребления в пищу.
Здесь следует отметить, что, анализируя эту часть Мишны, Учителя в своих логических построениях исходят, по сути, из двух основополагающих в этой области законов Торы. Первый — запрет на употребление в пищу части от живого животного. Этот запрет, кстати сказать, действителен для всех людей на земле — евреев и неевреев. Второй — данное Торой определение, что такое невела (по существу — падаль, мясо мертвого животного, есть которое нельзя). Поэтому-то Мишна и приводит конкретный пример: отрезанная от плода почка или селезенка. Без этих органов животное способно функционировать. А поскольку оно продолжает жить, то не может считаться невелой, и его мясо годится для употребления в пищу. Все мясо, кроме означенной почки или селезенки, это — «часть от живого», на использование которой в еду наложен строжайший запрет.
Рассмотрев конкретные установления Мишнв, касающиеся особых случаев, Талмуд возвращается к общему положению, дозволяющему есть мясо плода в чреве матери, и ищет подтверждение этому в Торе.
Приводится цитата: «И всякое животное с раздвоенными копытами и отрыгивающее жвачку в животном — его ешьте» (Дварим, гл. 14, ст. 6).
Талмуд констатирует, что слова «животное... в животном» и есть прямое указание на то, употреблять в пищу мясо плода, находящегося в утробе самки, которой сделали шехиту — разрешается.
Анализируя эту фразу из Торы, Учителя внимательно исследуют употребление в ней каждого слова.
Сказано: «...всякое животное» (в оригинале на иврите «всякое» — коль). Это слово — «все, всякое», — говорят Учителя, — подразумевает и плод, находящийся в чреве матери. И выражение «все» можно было понять так: «всякое животное и все что в нем». То есть тогда получается, что и отрезанную почку, к примеру, тоже разрешается есть, что противоречит закону Торы — «не ешьте от живого».
Так как же понимать приведенную фразу?
Для того, чтобы исключить подобную трактовку, — подчеркивает Талмуд, — в ней сказано: «его ешьте». Местоимение «его» в данном случае указывает на цельность «объекта». И это означает, что целиком плод разрешен для употребления в пищу, а на оделенные от него части данное установление не распространяется.
Учителя задаются вопросом: на какой стадии развития плода разрешается есть его мясо?
Ответ на него прочитывается в этой же фразе из Торы.
Фиксируя внимание на слове «все, всякий», люди могут ошибочно подумать, что речь идет о зародыше на любой стадии его формирования, — говорят Учителя. — Но Тора подчеркивает: «с раздвоенными копытами». И это означает, что имеется в виду плод, у которого уже есть все необходимые признаки кошерного животного, то есть на сроке, когда он уже может появиться на свет и будет жизнеспособен.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать неординарные ситуации, связанные с появлением на свет детеныша крупного или мелкого рогатого скота.
Речь, в частности, идет о первенце, который по закону Торы в обычных обстоятельствах имеет особый статус — он служит объектом приношения в Храме. Однако здесь Талмуд рассматривает встречающиеся порой нарушения естественного развития событий, когда роды самки затруднены, и она, чтобы произвести плод на свет и остаться при этом невредимой, нуждается в помощи человека.
В Мишне по этому поводу сказано:
Если роды самки, которая производит на свет первенца, затруднены (и нет способа спасти жизнь детеныша), разрешается одну за другой отрезать появляющиеся из ее чрева части плода. Эти части используют на корм собакам.
Если же большая часть плода первенца появилась наружу, а потом обнаруживается что самка не в состоянии разродиться самостоятельно, эту большую часть тоже можно отрезать. Но тогда кормить собак мясом этого плода запрещено. Погибший плод следует захоронить.
При этом следующий рожденный этой же особью детеныш не будет считаться первенцем...
Талмуд приступает к анализу установлений Мишны. И в первую очередь, уточняет «исходные» ее положений.
Разговор, в сущности, ведется, — отмечают Учителя, — о таких патологиях при родах, когда жизни самки угрожает серьезная опасность. И человек должен сделать все возможное, чтобы она осталась в живых.
Почему в первом случае мясом плода разрешается кормить собак, а во втором его туша подлежит захоронению? — спрашивает Талмуд. — Что это означает?
И объясняет: речь, по сути, идет о приобретении плодом статуса первенца.
Появившиеся из материнской утробы части плода не приобретают статус первенца. Для питания человека они не годятся, но могут быть, как указывает Мишна, использованы для других целей (здесь в качестве примера сказано — «как пища для собак»). Если же мы говорим о большей части тела животного, то она, не будучи кошерной, все же расценивается, как целое. И поэтому приобретает статус первенца. А, следовательно, поскольку первенец изначально считается посвященным Храму, к его останкам — особое отношение. Их полагается захоронить, ибо человек не вправе извлечь для себя из того, что посвящено Храму, какую бы то ни было выгоду (кормление собак, разумеется — тоже считается способом использования).
Впрочем, некоторые Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Даже в случае, когда рождающемуся при патологических обстоятельствах плоду отрезают часть за частью, но не отдают их собакам сразу же, складывают в какое-то определенное место, так, что постепенно отдельные части образуют целое, останки плода уже не подлежат использованию — их необходимо захоронить.
Именно эта позиция включена Рамбамом (раби Моше бен Маймон, великий Учитель, Испания — Египет, 12 век) в составленный им Кодекс еврейских законов (раздел законов о первенцах, гл. 4, параграф 14).
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: следующий плод той же самки не будет считаться первенцем в обоих отмеченных в Мишне случаях, или же это касается лишь ситуации, когда его останки преданы земле?
Учителя углубляются в изучение различных определяющих факторов.
Новый детеныш этой самки уже не будет фигурировать в качестве первенца, — говорит Раши (раби Моше бен Маймон, великий Учитель, Испания — Египет, 12 век), — независимо от того, как именно действовал человек, спасая ей жизнь при первых родах. То есть в обоих отмеченных Мишной случаях считается, что она, согласно терминологии Талмуда, «освободилась от первенца».
Однако Рамбам и здесь открывает иную грань Истины.
«Освобождение от первенца», — подчеркивает он, проведя собственное исследование, — происходит лишь в случае, описанном во второй части Мишны. Если же плод извлекался из материнского чрева небольшими частями, и их тут же бросали собакам, следующий плод этой самки будет считаться первенцем, со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть он будет объектом приношения в Храме...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать нетривиальные ситуации, связанные с появлением на свет детеныша крупного или мелкого рогатого скота.
Речь в данном случае идет о вероятности «заражения» человека тумой в случае, если он прикоснулся к погибшему в утробе самки плоду.
В Мишне читаем:
Если (к примеру) пастух дотронулся рукой до погибшего в чреве матери плода скотины, он (пастух) остается таѓор (духовно чистым). Не зависимо от того, (какое животное подвергалось проверке) кошерное (скажем, корова или овца) или — не кошерное (допустим, ослица или лошадь).
Раби Йоси а‑Галили (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в данном вопросе иную грань Истины.
Если самка принадлежит к отряду кошерных животных, — говорит он, — пастух остается таѓор, если она относится к некошерным животным, пастух становится таме (духовно нечистым).
Талмуд приступает к исследованию положений Мишны.
Вопрос, получает ли пастух некую «порцию» тумы в предложенных Мишной обстоятельствах, — отмечают Учителя, — сводится, по сути, к тому, следует ли считать погибший плод кошерного или некошерного животного — невелой (падалью, запрещенной для употребления в пищу и обладающей способностью «впитывать» туму). Поэтому и решать означенную проблему надо на основании существующих законов невелы.
Талмуд возвращается к первой Мишне рассматриваемой главы трактата, в которой сказано, что, если беременной самке сделали шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), ее сформировавшийся плод без шехиты будет пригоден в пищу (см. обзор листа 68). Но ведь при шехите, детеныш, лишенный необходимого для его жизнедеятельности питания, тоже погибает, — отмечают Учителя. — И невелой при этом, как очевидно, не становится. Значит, и в данном, описанном в Мишне случае, он не будет невелой, — заключает Талмуд. И, применяя метод исследования текстов Торы, известный под названием каль ва хомер (то есть от простого — к сложному: если в одном, более сложном случае дело обстоит так-то и так-то, то в другом, более простом — тем более), приходит к такому выводу. Если мясо детеныша, найденного после шехиты в утробе самки, годится даже в пищу, прикосновение к тушке такого детеныша (когда его мать жива, и о возможности его использования в пищу речь вообще не идет), не причинит вред пастуху. Иными словами он, этот пастух, не будет таме. Ибо плод в материнском чреве не принимает и не передает туму.
Но это, выходит, относится лишь к породам кошерных животных. Почему же Мишна указывает, что пастух не получит туму даже в том случае, если прикоснулся к погибшему плоду в утробе некошерной особи?
Здесь за основу логического построения Учителя Мишны берут цитату из Торы: «Если умрет из скотины, (в том числе той) которая будет (предназначаться) для употребления в пищу, всякий, кто коснется невилы, станет таме (духовно нечистым) до вечера» (Ваикра, гл. 11, ст. 39). И исследуют ее методом акаша (тождества; один из 13‑ти способов исследования текста Торы, полученные при даровании Торы у горы Синай).
Понятие «скотина», — объясняет Талмуд, — включает в себя и «нечистых», то есть — некошерных, животных. А на кошерных прямо указывают слова — «которые предназначаются в пищу». Иначе говоря, сама Тора как бы приравнивает состояние кошерных и некошерных животных в духовной «нечистоте». Но тогда одинаково следует относиться и к их детенышам в материнской утробе. Если погибший в чреве кошерной самки плод не считается невелой, не будет невелой и плод, погибший в чреве «нечистой» особи. И, стало быть, прикоснувшийся к нему человек остается таѓор.
На чем же тогда базируются выводы раби Йоси а‑Галили?
Талмуд изучает позицию великого Учителя Мишны и приходит к заключению, что раби Йоси а Галили изучил другой фрагмент Торы, где сказано: «...коснувшийся любой вещи таме или невелы животного таме или невелы некошерной скотины, будет таме...» (Ваикра, гл. 5, ст. 2).
Прежде всего, раби Йоси выясняет, зачем Тора подчеркивает — «невелы некошерной скотины». И говорит, что здесь имеется в виду ее плод. А затем, исследует фразу методом каль ва-хомер. Результат получается такой. Шехиты беременной особи кошерного вида достаточно, чтобы разрешить использовать в пищу мясо ее сформировавшегося плода. Следовательно, этот плод — не невела, и прикосновение к нему не делает человека таме. Если же речь идет о плоде некошерной особи, даже если сделать ей шехиту, ее детеныш от этого не станет пригодным для употребления в пищу. И это означает, что этот плод обладает способностью принимать и распространять туму.
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать особые ситуации, связанные с появлением на свет детеныша крупного или мелкого рогатого скота, углубляется в исследование проблем духовной чистоты и нечистоты.
Талмуд в очередной раз подчеркивает, что человек отличается от животного более высокой организацией разума и наличием свободы воли, дарованной ему Всевышним. При этом основные «параметры» строения тела, устройства организма и функционирование отдельных органов у человека и животного, практически — тождественны. Поэтому Талмуд, чтобы в процессе анализа проблем, затронутых на предыдущем листе (см. обзор листа 71), приблизиться к Истине, изучает аналогичные ситуации из жизни человека.
Вопрос на нашем листе ставится так: получает ли акушерка порцию тумы, коснувшись в материнском чреве тела погибшего плода?
В Мишне по этому поводу сказано:
Если акушерка дотронулась рукой до погибшего в чреве матери плода, она становится таме (духовно нечистой).
Сама же беременная женщина до тех пор, пока погибший плод находится внутри нее, остается таѓор (духовно чиста; см. там же).
Исследуя содержание Мишны, Талмуд, в первую очередь, отмечает, что акушерка, в означенных в Мишне обстоятельствах, получает высокий уровень тумы, такой же, как при «излучении» тумы любым мертвым телом. И пребывает в состоянии таме в течение семи дней. Весь этот период она не имеет права входить в Храм и дотрагиваться до посвященных Храму вещей. А для того, чтобы очиститься от этой тумы, на третий день нечистоты она должна пройти процедуру очищения. Во время этой процедуры человека в состоянии таме окропляют водой, смешанной с пеплом рыжей коровы (см. об этом в обзоре листа 14 трактата Йома). Далее, по истечению семи дней ей следует завершить процесс очищения, окунувшись в микву (специальный бассейн для духовного очищения). С этого момента она возвращается в состояние таѓор.
Можно ли выведенный в этой Мишне закон применить к ситуации, в которой оказывается пастух, коснувшись погибшего в чреве самки детеныша, скажем, коровы? — спрашивает Талмуд.
И проанализировав некоторые особенности детородных органов человека и животного, отвергает такую возможность.
Дело в том, — объясняют Учителя, — что и погибший плод защищен от тумы лишь чревом матери. То есть в чреве погибший плод, по закону Торы, считается таѓор. Но как только его голова оказалась за пределами утробы, погибший плод обретает способность принимать и передавать духовную нечистоту.
В доказательство Талмуд приводит цитату из Торы: «И всякий, кто прикоснется в поле к убитому мечом или мертвому... нечист будет семь дней» (Бамидбар, гл. 19, ст. 16).
Сказано — «в поле», — подчеркивают Учителя. — То есть в открытом месте.
Но почему же тогда считается, что акушерка, дотронувшись до него, получает достаточно «мощный заряд» тумы, а пастух (как сказано в предыдущей Мишне — см. обзор листа 71) остается — таѓор?
Это обусловлено разницей в физическом строении человека и животного, — уточняет Талмуд.
Ребенок, покинув материнское чрево, прежде чем появиться на свет проходит родовые пути. Поэтому акушерка, нащупав головку рождающегося ребенка, не всегда может понять, находится ли она все еще в материнской утробе, или вышла за ее пределы и пребывает в родовых путях. И вот для того, чтобы оградить людей от подобных ошибок, наши Учителя вынесли постановление: если органы ребенка перестали функционировать, акушерка, дотронувшись до него, получает порцию тумы.
Детеныш животного появляется на свет непосредственно из материнского чрева. Поэтому пастух, коснувшийся его тела в утробе самки, ничем не рискует. Ошибка здесь исключена. Как только голова показалась из чрева (детеныш в этой ситуации считается рожденным — см. обзор листа 68), он не может не заметить этого.
Данное исследование объясняет, почему женщина, в чреве которой погиб ребенок остается в состоянии таѓор. Ведь она чувствует собственного ребенка, знает, что с ним происходит, и ей точно известно, с какого момента она становится таме.
На нашем листе Талмуд продолжает моделировать и обсуждать различные ситуации, связанные с появлением на свет детеныша крупного или мелкого рогатого скота (см. обзоры листов 68, 69, 70, 71 и 72).
В качестве некой «точки отсчета» здесь приводится закон, регламентирующий конкретные обстоятельства. Беременной самке животного, которая испытывает затруднения при родах, собираются сделать шехиту (когда животное режут оговоренным в Торе, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин). И вот, еще до того, как шохет (специалист, осуществляющий шехиту — см. обзор листа 2) приступил к своим обязанностям, наружу показалась какая-либо часть плода. Ее, эту часть, согласно установленным правилам, можно отрезать. При этом отрезанная часть способна принимать и распространять туму, оставшаяся же в материнском чреве часть плода считается таѓор.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: как расценивать ситуацию, когда какая-либо часть животного появилась в поле зрения из материнского чрева — после шехиты?
В Мишне по этому поводу дается такой текст:
Если у самки — трудные роды, и еще до шехиты наружу показалась нога (или какая-либо другая часть, кроме головы — см. обзор листа 68) детеныша, и ее отрезали, эта нога принимает и передает туму, остальная часть плода — таѓор.
Если нога появилась после шехиты и не убралась обратно в материнскую утробу, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — плоть детеныша в чреве самки (включая на какой-то момент показавшуюся ногу) становится таме (духовно нечистой).
Талмуд, анализируя содержание Мишны, подчеркивает, что плод остается таѓор, пока самка — жива. Ведь живая скотина туму не «впитывает».
Даже если плод погибает в утробе матери, — говорят Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — с точки зрения его духовной чистоты, он как бы все равно остается живым, ибо нечистоту не принимает.
Однако тут возникает весьма интересный вопрос: почему же после шехиты плоть детеныша становится таме? Ведь речь в данном случае идет об особой процедуре, которая возвышает материальный объект (см. Введение в трактат Хуллин). Кроме того, шехита, сделанная матери, дает возможность использовать мясо сформировавшегося (см. заключительную часть обзора листа 69) плода в пищу.
Сама по себе шехита, сделанная беременной самке, действительно, не может понизить духовный уровень плоти детеныша, а тем более — превратить ее в невелу (падаль, пропитанную духовной нечистотой), — дают разъяснение Учителя. — Дело тут — совсем в другом. В том, в частности, что после шехиты у детеныша отрезают ногу. Именно этот акт часть плода, а вместе с тем и весь плод — в трефу (образно выражаясь, лишает детеныша, если бы он был жив, жизнеспособности — см. на сайте, к примеру, обзор листа 42). А, следовательно, его мясо не годится в пищу и обретает способность принимать и распространять туму.
Шехита, безусловно — процедура, теснейшим образом связанная с духовными мирами, — подчеркивает Талмуд. — Но лишь в том случае, когда она осуществлена при полном соблюдении всех установленных для этого правил (чтобы получить представление хотя бы об основных сложностях реализации процедуры шехиты — см. на сайте, к примеру, обзор листа 2).
Или, допустим, шехита сделана животному, которое оказалось трефой (о признаках трефы — см. обзор листа 42). Даже точность при проведении процедуры тут не помогает — мясо такого животного все равно не годится для употребления в пищу.
Впрочем, некоторые Учителя, не опровергая приведенные здесь доводы, все же усматривают в основном вопросе иную грань Истины.
В самом деле, отрезанная после шехиты нога детеныша считается трефой, — говорят они. — И есть мясо на ней человеку нельзя. Но если рассматривать положение вещей с точки зрения духовной чистоты, мы должны констатировать, что все тело детеныша останется, тем не менее — таѓор. Ибо процедура шехиты — очищает.
Шехита очищает тело беременной особи, — возражает раби Меир. — И это отнюдь не означает, что такое же воздействие она оказывает и на тело детеныша.
Дальнейший ход этой дискуссии переносится на следующий лист...
Итак, на предыдущем листе Талмуд рассматривал ситуацию, когда беременная самка в силу каких-либо серьезных развившихся в ней патологий испытывает затруднения при родах. И вот, когда ей уже собираются сделать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), из ее чрева снаружи появляется нога детеныша. Известно, что в случае, если такое развитие событий угрожает жизни особи-матери, эту ногу могут отрезать. И Талмуд занимается исследованием вопросов кошерности плода (см. на сайте, к примеру, обзор листа 68) и его духовной чистоты (см. обзоры листов 70, 71 и 72).
Обсудив различные аспекты подобных случаев, Учителя выдвигают идею, согласно которой процедура шехиты способна очищать и сделать так, что, допустим, трефа (см. на сайте, к примеру, обзор листа 42) будет духовно чистой. И даже погибший плод после шехиты не будет иметь статус невелы (условно говоря — падали).
Эта мысль и стала на предыдущем листе предметом дискуссии (см. обзор листа 73), которая перенесена и на наш лист.
На чем основывается эта концепция? — спрашивает раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Все как будто бы свидетельствует об обратном.
Взять, положим, мясо некошерных животных. Оно совершенно определенно для употребления в пищу — не пригодно. Таким животным вообще не делают шехиту. А если — сделать, мясо «нечистых» животных все равно от этого не станет кошерным, то есть — разрешенным для еды.
Так же — и трефа. Известно, что после шехиты тушу животного положено тщательнейшим образом обследовать. И если в ней найдено одно из восемнадцати отмеченных в Мишне повреждений (см. обзор листа 42), о котором не знали до шехиты, мясо этого животного объявляют трефой и есть строго-настрого — запрещают.
В доказательство своей точки зрения раби Меир цитирует: «...И всякий скот, у которого копыта раздвоены, но не расщеплены и который не отрыгивает жвачку — нечист для вас. Каждый, кто прикоснется к такому животному, будет — таме» (Ваикра, гл. 11, ст. 26).
То есть даже прикосновений к таким животным надо избегать. А уж о шехите вообще нет и речи.
Положение, раскрывающее глубокий смысл шехиты, — открывают иную грань Истины участвующие в дискуссии Учителя, отвечая раби Меиру, — ее способность духовно очищать трефу, невозможно логически вывести из законов о «нечистых» животных. Они изначально не годятся в пищу, а уж тем более — в статусе невелы. И ничем это не исправишь. Поэтому здесь нужен другой подход — исследование различных состояний кошерных животных, пород, которые самим Творцом определены человеку для еды. И особо пристального внимания заслуживают тут особи, которые на каком-то жизненном этапе, получив, например, серьезную травму, квалифицируются как трефа. То есть, если бы этому животному сделали шехиту, до того, как оно приобрело «фатальный» физический дефект или — до тяжелой болезни, его мясо было бы признано кошерным, пригодным в пищу.
Но разве это доказательство, что шехита может сделать из «трефы» — «кошер»? — спрашивает раби Меир.
Никто и не говорит о ее пригодности в пищу человеку, — парируют Учителя. — Но от тумы, в отличие от невелы, туша кошерного животного шехитой — очищается.
Другой вопрос: может ли шехита очистить детеныша кошерной особи от тумы, если он еще до появления на свет стал трефой, и не было у него периода «пригодности в пищу»?
Нет, не может, — говорит раби Меир. — И, прежде всего, потому, что детенышу, извлеченному из чрева матери после того, как беременной, так и не родившей самостоятельно особи сделали шехиту, отдельную шехиту не производят. И это так, даже если детеныша достали живым, но он — недоношенный, и беременная особь существенно не доносила его до положенного срока. Ибо практика показывает, что в большинстве случаев такой недоношенный детеныш — не жизнеспособен. А, значит, его следует считать трефой.
Иная ситуация, — подчеркивает раби Меир, — когда, положим, теленка, помогая корове разродиться, вытащили из материнского чрева до шехиты, то есть мать в этот момент была жива. И он извлечен почти доношенным. Тогда ему нужно сделать шехиту. Даже если при извлечении ему нанесли травму. А до этого он был цел и невредим.
Другие Учителя и здесь усматривают иную грань Истины.
Шехиту делают детенышу кошерной особи лишь в том случае, — говорят они, — когда он появился на свет при жизни матери естественным образом, то есть — родился сам.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные проблемы, возникающие, когда шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) делают беременной самке, особи крупного или мелкого рогатого скота, и ее детеныш все еще находится в материнском чреве. В предыдущих обзорах нашей главы мы уже рассматривали различные аспекты этой темы (см. обзоры листов 68, 69, 70, 71, 72 , 73 и 74). Теперь Талмуд концентрирует внимание на сроке развития плода и рассматривает вопрос, как влияет внутриутробный «возраст» и состояние еще не родившегося детеныша на его кошерность, то есть — на пригодность в пищу.
Анализируется ситуация, когда в чреве самки после шехиты обнаружен плод 8‑ми или 9‑ти месяцев внутриутробного развития, иначе говоря — сформировавшийся плод, у которого есть все признаки кошерности животного данного вида.
В Мишне нашего листа читаем:
Если после шехиты в утробе скотины найден восьмимесячный плод — живой или мертвый, или — девятимесячный, уже погибший, его нужно резать.
Если девятимесячный плод после шехиты самке найден в ее утробе живым, требуется сделать ему шехиту (чтобы можно было использовать его в пищу).
Такова позиция составителя Мишны — раби Меира (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). Однако другие Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Пока плод (сам) не родился, — говорят они, — (для того, чтобы стать пригодным для еды) в шехите он не нуждается. Шехита матери очищает его (то есть — делает его мясо пригодным в пищу)...
Учителя приступают к анализу текста первой части Мишны.— о восьмимесячном плоде. И приводят цитату из Торы: «...Всякая скотина с раздвоенным копытом... в скотине — ее ешьте» (Дварим, гл. 14, ст. 6).
Речь здесь идет, как очевидно, о плоде кошерной самки, который в рекомендации Торы как бы объединен со своей матерью, составляя с ней единое целое. И поскольку он на этом этапе (находясь в ее утробе) считается частью ее организма, в шехите он не нуждается.
Но почему написано — «его нужно резать»? Что это означает?
Талмуд сообщает, что если бы здесь говорилось о шехите, так и было бы сказано — «ему нужна шехита». Тут разговор — о другом. О том, что кровь найденного в чреве матери, так же, как и кровь любого кошерного животного, в пищу запрещена. И поэтому необходимо сделать разрез, чтобы слить ее из сосудов детеныша.
Попутно Учителя, внимательно изучив ситуацию, отмечают, что жир, покрывающий почки и другие внутренние органы плода (на иврите — хелев), в отличие от хелева самостоятельно родившихся детенышей и взрослых особей (их внутренней жир в пищу запрещен), разрешается есть.
Талмуд выводит это правило методом «исключения», — объясняет Раши (раби Моше бен Маймон, великий Учитель, Испания — Египет, 12 век). — В Торе, в отрывке, где даются указания по поводу приношений в Храме сказано: «Две почки и хелев на них отделите...» (Ваикра, гл. 7, ст. 4). Обычно внутренний жир пригодного и предназначенного для приношения животного полагалось воскуривать на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»). Но поскольку плод, найденный в чреве матери, в принципе не может стать объектом приношения в Храме и жир его не подлежит воскуриванию на мизбеахе, Талмуд делает вывод, что этот жир разрешается использовать в пищу.
По некоторым причинам он просто не попадает в категорию, обозначенную общим понятием «хелев», — уточняют Учителя.
Следует иметь в виду, что мы даем здесь весьма схематичное разъяснение проблемы. На самом же деле, чтобы выяснить это, Талмуд проводит глубокое и тонкое исследование цитаты из Торы и обозначенных в ней обстоятельств. Настолько тонкое, что проследить ход логических построений может лишь человек, имеющий большой опыт изучения текстов Талмуда в оригинале.
Но вернемся к проблемам, которые рассматриваются на нашем листе.
Талмуд обсуждает вторую часть Мишны, в которой (см. выше) говорится о плоде на девятимесячном сроке развития, найденном в материнской утробе.
Почему, согласно точке зрения раби Меира, ему требуется шехита? — спрашивают Учителя. — Ведь и этот плод еще не отделен от организма матери и является как бы ее частью. И, следовательно, сделанная ей шехита, позволяет употреблять в пищу и мясо детеныша. Тем более, что существует установленное Торой правило: в один день шехиту матери и ее детенышу — не производят. Как сказано: «...Ей и сыну ее не делайте шехиту в один день» (Ваикра, гл. 22, ст. 25).
Когда плод сформировался в утробе матери окончательно, он становится самостоятельным животным, — разъясняет свою позицию раби Меир. — Поэтому он и нуждается в отдельной шехите. Которую, кстати сказать, не обязательно делать в тот же день, если он найден, как подчеркивается в Мишне, живым и вполне жизнеспособным.
Отметим, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует в этом вопросе точке зрения Учителей и устанавливает, что даже полностью сформировавшемуся плоду, обнаруженному в утробе самки, которой сделали шехиту, отдельная шехита не нужна.
Учителя моделируют такую ситуацию: беременная особь убита не по правилам шехиты, а в чреве ее найден живой плод на сроке девять месяцев. Спрашивается, как поступать в таком случае.
При таких обстоятельствах детенышу обязательно делают шехиту, — отвечает Талмуд.
На нашем листе Талмуд, отстраняясь от проблем, возникающих при реализации шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) беременной особи крупного или мелкого рогатого скота, сосредотачивает внимание на «смежных» темах. Речь идет о кошерности, то есть — пригодности в пищу мяса животного с отрубленной или сломанной ногой.
Ранее мы уже говорили о том, что мясо кошерно зарезанного животного считается трефой (непригодным для еды из-за серьезных физических дефектов), если в его туше находят повреждение, которое неминуемо (и без шехиты) привело бы это животное к гибели (см. обзор листа 42).
Теперь, обсуждая влияние на жизненные функции животного повреждений конечностей (ныне эту область практического исследования называют ортопедией), Учителя рассматривают строение ноги. В костно-мышечной структуре ноги выделяют три части: нижняя (заканчивающаяся копытом кость), средняя (включающая переплетение сухожилий) и верхняя. На основании тщательных исследований Талмуд делает вывод: решение вопроса о кошерности пострадавшего животного зависит от того, в какой части ноги животное получило травму.
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Если у скотины отрублена (задняя) нога в нижней ее части, мясо такого животного пригодно для употребления в пищу.
Если же животное лишилось средней части ноги (включая сплетение сухожилий), его объявляют трефой (то есть мясо его в пищу не годится).
Животное — трефа, если (даже без перелома кости) из его ноги вырезано сплетение сухожилий.
Если же повреждение (перелом) найдено в средней части ноги, но сухожилия не задеты, мясо животного остается пригодным для употребления в пищу.
Если в нижней части ноги животного сломана кость и торчит наружу, мясо животного не признается трефой, если большая часть окружающей кость мышечной ткани и кожи — не вырвана.
Но если торчащая кость — оголена, лишена мышц, после шехиты разрешается есть мясо этого животного, но использовать для еды саму поврежденную кость — запрещается.
Приступив к анализу текста Мишны, Учителя отмечают, что «параметры» возможных повреждений указаны в ней недостаточно ясно. И в самом деле. Каждая из частей тоже имеет свое строение. Поэтому, имея в виду, что именно «география» повреждений в ноге определяет, в основном, пригодность или непригодность мяса животного в пищу, Талмуд, одну за другой, подробно исследует отдельные ситуации, выделяя главные факторы.
В частности, Учителя фиксируют внимание на втором пункте Мишны: «Если животное лишилось средней части ноги...».
В данном случае имеется в виду именно то место, — говорит Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век), — которое включает в себя сплетение сухожилий. Если же область отсечения — чуть выше, мясо животного остается кошерным, пригодным для еды.
Это подтверждается и следующим установлением Мишны: «Если из ноги вырезано сплетение сухожилий, мясо животного — трефа».
Рамбам вносит здесь и еще одно уточнение. Если отсечение ноги или перелом — в самом месте соединения сухожилий, — говорит он, — мясо такого животного, вполне возможно, не будет трефой, и тогда есть его — разрешается. Однако оно, определенно — трефа, если линия отсечения — ниже этого «узла».
Как же так? — спрашивает другие Учителя. — Ведь узел, где соединяются жилы — та самая область, повреждения в которой (или ее отсутствие) определяют некошерность животного.
Тут нет ничего удивительного, — объясняет Рамбам. — Все мы знаем: нанесли увечье животному в одном месте — и оно погибает, нанесли в другом — и оно живет. Решающую роль играет здесь факт, задеты или нет жизненно важные сплетения. Если — нет, мясо животного — кошерно.
Поэтому при проверке повреждений требуется особая тщательность, — заключают Учителя.
Как обычно, изучая каждое слово, Талмуд, рассматривая пятое установление Мишны («если... сломана кость и торчит наружу...»), задается вопросом: что подразумевается под выражением «большая часть мышечной ткани и кожи»? Что учитывается при оценке — большая часть мышц осталась на кости или меньшая?
И исследовав ситуацию, выносит решение: оценке подлежит и толщина мышечного покрова и его распределение по окружности ноги. Без учета обоих параметров, оценка не может быть объективной, а это значит, что человек, которому доверили выяснить статус животного способен допустить ошибку.
В заключение Талмуд отмечает, что те же законы о повреждениях ноги животного в подобных ситуациях применимы и по отношению к птице.
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к проблемам, которые могут возникать, если шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) делают беременной особи крупного или мелкого рогатого скота.
В стремлении оградить людей от ошибок, Учителя стараются смоделировать и часто встречающиеся и мало вероятные ситуации. И, подробнейшим образом рассматривая их, по каждому поводу находят конкретное решение.
Учитывается, как мы успели убедиться (см. обзоры листов 68–75), самые разнообразные обстоятельства и повороты событий. И вот теперь, на завершающем этапе обсуждения темы, речь идет о некоторых «физиологических тонкостях».
Скажем, беременной самке собираются сделать шехиту. Но еще до того, как шохет (человек, осуществляющий шехиту — см. обзор листа 2) приступил к выполнению своих обязанностей, особь разрешилась от бремени. И вот, обследуя ее тушу после шехиты (проверка туши, чтобы убедиться, не было ли у животного скрытых дефектов, производится обязательно — см. обзор листа 42), обнаруживают внутри ее чрева — шилью (плаценту, детское место). Спрашивается, какой она имеет статус?
Но зачем, собственно, надо рассматривать «статус» шильи? Ведь Талмуд обсуждает на этих листах проблему кошерности мяса детеныша, найденного внутри беременной особи. А шилья не относится к числу пищевых продуктов. Имеет ли она вообще отношение к данной теме?
Имеет. Ибо Талмуд анализирует ситуации, связанные (обозначим тему более абстрактно) с «объектами», найденными внутри самки, когда она — в особом положении.
Вопрос о кошерности шильи, несмотря на то, что, как правило, ее выбрасывают — тоже не праздный. Ведь обстоятельства могут сложиться так, что человек, коснувшийся шильи, будет опасаться, к примеру, что получил «заряд» тумы.
Это образование (шилья) рассматривается, как часть туши животного, — объясняет Талмуд, — и считается кошерным, то есть — в принципе, после шехиты самке, пригодным для употребления в пищу. И если, допустим, шилья попала в чан, где варится кошерное мясо, оно, это мясо по-прежнему остается кошерным.
Шилья, не являясь едой, не принимает и, соответственно — не передает туму, — говорят Учителя. — Даже если человек дотронулся до шильи мертвой особи, он не становится таме (духовно нечистым) и не должен проходить процедуру очищения.
Однако если шилья, пусть даже частично, вышла наружу до того, как беременной самке сделали шехиту, — отмечает Талмуд, — вся она — не кошерна.
И объясняет: проблема тут в том, что мы обычно не знаем, какую часть тела детеныша обволакивала показавшаяся наружу часть шильи. А если так, резонно будет предположить, что это была, например, голова плода. Тогда мы должны применить указание, касающееся головы рождающегося плода: если наружу, до шехиты, появилась его голова, считается, что детеныш уже родился, и для того, чтобы есть его мясо, ему нужно сделать отдельную шехиту (см. обзор листа 68).
Моделируя различные ситуации, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: что делать с шильей, если она вышла наружу до рождения плода? Можно ли ее просто — выбросить, отдать, к примеру, собакам или ее следует захоронить?
Это зависит от конкретных обстоятельств, — говорят Учителя, проведя соответствующее исследование.
Если речь, скажем, идет не о первом у рожающей самки детеныше, шилью, безусловно, можно отдать собакам.
Если же у особи рождается первенец, ситуация усложняется. Возникает проблема, связанная с предназначением животного данного вида (по закону первенцев кошерных животных полагается отделить для приношения в Храм).
Конечно, может случиться, что родившийся детеныш будет иметь какой-либо врожденный физический дефект, — констатируют Учителя. — И это означает, что для приношения в Храме он не годится. Однако же в большинстве случаев животные производят на свет здоровых, физически нормальных детенышей. Поэтому, если шилья еще до рождения плода-первенца вышла наружу, ее надо захоронить. Независимо от того, какого пола будет детеныш.
Тут Талмуд дает интересное примечание: захоронить шилью можно в любом месте, только — не на развилке дорог. И еще: не вешают шилью на дерево.
Чем обусловлены эти рекомендации?
Дело в том, что идолопоклонники, если детеныш животного рождался мертвым, именно таким образом поступали с шильей. Считалось, что этот ритуал оберегает самку на будущее, и в следующий раз у нее будет нормальный ребенок.
Даже если еврею и не приходит в голову «ворожить», одно лишь внешнее сходство с ритуалом идолопоклонников ставит подобные действия под запрет. Ибо в Торе по этому поводу недвусмысленно сказано: «...И путями их не ходите» (Ваикра, гл. 18, ст. 3).
Ханох Лернер
Наш лист открывает новую, пятую главу трактата Хуллин.
В предыдущей главе вскользь упоминалось, что шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) особи животного и ее детенышу в один день не делают (см. на сайте, к примеру, обзор листа 75).
Теперь этот запрет, в различных его аспектах, становится предметом детального и всестороннего исследования.
Приводится цитата из Торы, где сказано: «Быка или барана вместе с сыном его не режьте в один день» (Ваикра, гл.22, ст.28).
Отсюда следует, что запрещено в один и тот же день совершать шехиту животному и его детенышу, — подчеркивают Учителя. И вносят уточнение: хоть в Торе и сказано — «его», однако речь идет именно о самке, матери этого детеныша. Ибо детеныш, как правило, первое время всегда находится рядом с матерью и привязан к ней больше, чем к отцу.
Исследуя данную фразу, Талмуд делает еще один существенный вывод: несмотря на то, что в тексте Торы написано — «вместе с сыном», здесь подразумеваются детеныши, как мужского пола, так и женского.
Но тогда возникает вопрос: можно ли в один день делать шехиту детенышу и его отцу?
В этой проблеме Учителя открывают разные грани Истины. Отцу в один день с детенышем шехиту делать можно, — говорят одни. Нельзя, — говорят другие.
Как это нередко бывает в подобных случаях, ѓалаха (еврейский практический закон) следует более жесткой позиции. Иными словами, еврейский закон распространяет этот запрет и на отца.
Вникая в мельчайшие детали, Талмуд выясняет, насколько важен отмеченный в Торе порядок действий. Сказано: «Быка или барана вместе с сыном...». Отсюда ясно: если, допустим, быку сделали шехиту, его сыну в тот же день шехиту не производят. Ну, а если шехиту сделали сначала сыну? Глубокий анализ фразы выявляет, что и в обратном порядке запрет тоже действителен. Если вначале зарезали детеныша, по установленным правилам, в тот же день не должны его матери делать шехиту.
В первой Мишне нашей главы сказано:
Запрет на шехиту животного в один день с детенышем действителен, как в Эрец Исраэль, так и за ее пределами; как эпоху Храма, так и во времена, когда Храма нет. И относится не только к «бытовой» шехите (когда животное режут, чтобы использовать его мясо в пищу), но и к шехите, которую делают животному, предназначенному для осуществления процедуры приношения в Храме.
Если «бытовая» (для еды) шехита обоих животных (матери и детеныша) совершена в один день вне азары (храмового двора), мясо этих животных — кошерно.
Однако против того, кто совершил шехиту второму животного (даже если первому делал шехиту кто-то другой), выдвигается обвинение в нарушении запрета Торы. И в случае, если доказано, что этого человека — предупредили, и он действовал умышленно, ему полагается наказание малкот (тридцать девять ударов плетью).
Если же животные (мать и детеныш), зарезанные вне азары в один день, предназначались к тому же для приношения в Храме, человеку, который делал первую шехиту, полагается суровое наказание Небес. За то, что вне азары зарезал посвященное Храму животное (при условии, что он знал, что это делать нельзя и действовал предумышленно). Или — малкот (удары плетью; если при свидетелях его предупреждали, что резать предназначенное для приношения животное вне территории Храма запрещается).
За шехиту второго предназначенного для приношения в Храме животного шохету (человеку, совершающему шехиту — см. Введение в трактат Хуллин) полагается лишь наказание малкот. За нарушение запрета на шехиту в один день «вместе с сыном» (ибо второе зарезанное в этот день животного, мать или сын, свой статус приношения в Храме утрачивает).
При этом оба эти животные становятся пасуль (то есть — непригодными для дальнейшего использования).
Если предназначенным для еды животным, матери и детенышу, сделали шехиту внутри азары, они становятся пасуль (непригодными для использования — как всякое предназначенное для употребления в пищу животное, зарезанное на территории Храма).
При этом за шехиту второму из этих животных, шохету полагается наказание малкот.
Если обе особи (и мать, и детеныш) предназначались для приношения в Храме и были зарезаны в азаре (на территории храмового двора) в один день, первое животное годится для осуществления процедуры приношения. Второе же для осуществления процедуры приношения в Храме — непригодно (потому что шехита была совершена в нарушение запрета). И шохету, если его действия были предумышленными, полагается наказание плетью...
На этом текст первой Мишны главы заканчивается. А обсуждение ее содержания переносится на следующий лист.
Итак, на предыдущем листе Талмуд привел Мишну, установления которой конкретизируют ситуации, связанные с запретом на совершение шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) самке и ее детенышу — в один день (см. обзор листа 78).
Напомним, что этот запрет дается в Торе, где сказано: «Быка или барана вместе с сыном его не режьте в один день» (Ваикра, гл.22, ст.28).
На нашем листе Талмуд приступает к обсуждению содержания Мишны. В центре внимания оказываются отдельные, изложенные в ней подробности, а также — детали, отмеченные в Торе.
Так, на предыдущем листе говорилось о том, что слова «быка или барана» в цитате надо понимать в обобщенном смысле — «особи определенного вида». И речь здесь идет как раз — о самке, матери детеныша (см. обзор листа 78).
Впрочем, некоторые Учителя, как мы уже упоминали, усматривают в этом вопросе иную грань Истины. Этот запрет, — говорят они, — распространяется не только на шехиту самке, но и на шехиту самцу, которую так же нельзя совершать в один день с его детенышем.
Такой позиции придерживается, в частности, раби Хананья, — сообщает Талмуд. И предпринимает исследование точки зрения Учителей, которые относят запрет к одному из родителей детеныша — именно женского пола.
Прежде всего, выдвигается гипотеза, что Учителя приходят к такому выводу, по аналогии рассматривая запрет Торы, согласно которому не разрешается забирать самку из гнезда, когда в гнезде лежат яйца и птица высиживает птенцов.
Тора употребляет в этом фразе выражение — «...брать мать, (сидящую) над детьми» (Дварим, гл.22, ст.6). Откуда следует, — заключают, видимо, Учителя, — что запрещено «брать» именно мать. К отцу этот запрет отношения не имеет. Так и в нашем случае. Речь идет о матери, но не об отце. И это означает, что отцу детеныша можно делать шехиту в один день с ним, с детенышем.
Однако такую аналогию не стоит считать полной, — отмечает Талмуд.
В первую очередь, потому, что в тексте Торы говорится не о домашней птице, скажем, курице, но о пернатых — в условиях дикой природы. Как сказано: «Если тебе встретится (случайно) гнездо с птицей...» (Дварим, гл.22, ст.6). Что же касается запрета — «не делай в один день шехиту взрослой особи и ее детенышу», он (этот запрет) распространяется и на диких животных и на домашних. То есть этот закон — более строг. Следовательно, его «границы» вполне могут быть шире, и с полной уверенностью утверждать, что он не относится к самцам, на основании данных ассоциаций нельзя.
В данном случае Учителя выстраивают логическую цепочку, анализируя грамматические особенности формулировки этого запрета в Торе, — уточняет Талмуд.
В Торе написано — «...вместе с сыном его». Местоимение, обозначающее взрослую особь, стоит в единственном числе. Отсюда можно сделать вывод, что запрет относится лишь к одному из родителей детеныша. Теперь идея воспользоваться аналогией с законом, запрещающим забирать птицу из гнезда, если она высиживает птенцов, будет вполне обоснованной. Если тут имеется в виду представительница женского пола отряда пернатых, то и запрете о шехите подразумевается самка, мать детеныша. И отец тут не при чем.
Анализируя каждое слово представленной в Торе формулировки закона, Талмуд обращает внимание и на употребление слова «вместе». Ведь сказано, что запрещается совершать шехиту животному «вместе с сыном его». Выражение «вместе» подчеркивает особо тесную связь между родителем и детенышем. В мире животных связь с детенышем поддерживает только мать. Она кормит и защищает свое дитя от грозящих ему опасностей. Проявляя знание в области «психологии» животных», Талмуд подчеркивает, что самец, лишен «инстинкта ответственности» за судьбу детеныша. Даже если он испытывает какие-то «нежные чувства» к «сыну» или «дочери», это, скорее — исключение из правил. Значит, в тексте запрета на шехиту в один день речь идет все же о самке, матери детеныша.
На чем же основана позиция раби Хананьи? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: на анализе употребленных в формулировке закона грамматических форм.
В самом деле. Почему нельзя было просто сказать: «Корову или овцу...», то есть — изначально дать точные, не вызывающие сомнений сведения?
Поскольку известно, что в Торе нет ничего случайного, мы вынуждены констатировать, что в употреблении мужского рода в данном случае скрыт некий подтекст. Согласно грамматическим правилам (и в иврите и в русском языке), для обозначения некой «общности», в состав которой входят представители женского и мужского пола, в тексте используется мужской род. Сам факт, что в формулировке запрета подразумевается самка, сомнений не вызывает. Поэтому раби Хананья и делает вывод: данный закон накладывает запрет на совершение шехиты обоим «родителям», если в этот день сделана шехита их детенышу.
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать содержание первой Мишны пятой главы трактата Хуллин. В ней, напомним, обговариваются и уточняются различные ситуации, связанные с запретом на совершение шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) самке и ее детенышу — в один день (см. обзор листа 78).
Это, как мы говорили — запрет из Торы, обозначенный такой фразой: «Быка или барана вместе с сыном его не режьте в один день» (Ваикра, гл.22, ст.28).
Очевидно, что эта короткая и емкая фраза имеет глубокий подтекст, поэтому в Мишне и даются столь обширные комментарии к ней.
Теперь, на нашем листе, Талмуд концентрирует внимание на положении Мишны, касающемся шехиты сделанной в один день самке и ее детенышу, которые, в силу определенных обстоятельств, предназначались для осуществления процедуры приношения в Храме (см. обзор листа 78). Здесь же, в этом установлении, подчеркивается и такой существенный момент: обе шехиты были произведены вне азары (храмовый двор). Тогда как шехита предназначенному для осуществления процедуры приношения животному, по установленным правилам, должна совершаться именно во дворе Храма (см. на сайте, к примеру, обзор листа 47 трактата Зевахим).
В Мишне по этому поводу сказано: если шохет (специалист, который делает шехиту — см. обзор листа 2) производит шехиту первому из этих животных вне азары, он заслуживает строжайшее наказание Небес. Тот, кто сделал шехиту второму такому животному, в случае, если есть доказательства, что его действия — умышленны, решением бет дина (еврейский суд) приговаривается к наказанию под названием малкот (39 ударов плетью; о том, почему в еврейском законодательстве существовали телесные наказания — см. Введение в трактат Макот). Туши обоих животных при этом становятся непригодными для дальнейшего использования (см. обзор листа 78). Разница в наказаниях за первую и вторую шехиту обусловлена тем, что второе животное из-за нарушения запрета Торы (на шехиту матери и детеныша в один день) теряет свой статус «объекта» приношения.
Однако, свидетельствует Талмуд, раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Шехита, произведенная неподобающим образом (не в отведенном для этого месте, в частности; в данном случае — вне азары), — говорит он, — вообще не считается шехитой.
Отсюда следует вывод, что Шохет, зарезавший вне азары первое животное, отделенное для приношения в Храме, как будто бы просто убил его. Если так, тогда получается, что тот, кто вне азары делал шехиту второму животному, не преступил запрет на совершение шехиты самке и ее детенышу в один день (ведь первой шехиты, по сути, как бы и не было). Значит, на второе животное, — подчеркивает раби Шимон, — не теряет статуса объекта приношения. И человек, который сделал вторую шехиту, также получит строгое наказание Небес.
Далее Талмуд переходит к обсуждению следующего установления Мишны. Речь идет о ситуации, когда самке и детенышу, мясо которых предназначалось для употребления в пищу, в один день сделали шехиту на территории Храма. В этом случае, — отмечает Мишна, — мясо обоих животных для еды не годится (см. обзор листа 78).
Раби Шимон, руководствуясь той же логикой, и тут усматривает иную грань Истины.
Поскольку шехита первому, предназначенному для еды животному, скажем — взрослой самке, произведенная неподобающим образом, шехитой не считается, запрет на шехиту ее детенышу автоматически снимается. Но тогда Шохету, который осуществлял вторую шехиту, не полагается наказание.
Здесь же, на нашем листе, Талмуд рассматривает еще одно постановление Мишны. В нем сказано: если шхита животного и его детеныша, которые были предназначены для приношения в Храме, совершена на территории азары, первое животное — пригодно для осуществления процедуры приношения. Второе для этой цели уже не годится. И шохет, осуществивший вторую шехиту, подвергается наказанию (см. там же).
С точки зрения раби Шимона второй шохет, если зарезал второе животное до того, как кровью первого животного окропили мизбеах (в условном переводе — жертвенник), наказания не заслуживает. Ибо никакого запрета он не нарушал. Ведь и в описанном выше случае на этом этапе (до зерики; о этапах осуществления процедуры приношения — см. обзор листа 2 трактата Зевахим) шехита, строго говоря, еще не стала шехитой в полном смысле этого слова. Ибо это понятие предполагает, что данная процедура делает мясо зарезанного животного разрешенным для употребления в пищу. А разрешение это, по установленным правилам, регламентирующим ход осуществления процедуры приношения в Храме, дается только по завершению окропления мизбеаха кровью зарезанного объекта приношения...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты темы, которой посвящена вся пятая глава трактата Хуллин.
Объект анализа здесь, напомним, закон Торы, запрещающий совершать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) животному и его детенышу в один день. Как сказано: «Быка или барана вместе с сыном его не режьте в один день» (Ваикра, гл.22, ст.28).
Талмуд рассматривает установления Мишны, в которой уточняются детали, связанные с этим запретом (см. обзор листа 78).
На предыдущем листе речь, в частности, шла о сути понятия «шехита». Соблюдение предусмотренных для этого всех «технических» правил, — подчеркивал раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — еще не означает, что процедуру, в результате которой (пусть, и кошерным способом) было умерщвлено животное, можно назвать шехитой, в полном смысле этого слова. Но в случае, если акт, формально обозначенный, как шехита, таковым не является, тогда и установления Мишны, конкретизирующие приведенные выше запреты — не действительны (см. обзор листа 80).
Мишна нашего листа анализирует, по существу, завязавшуюся по этому поводу между Учителями дискуссию.
Шехита вообще не признается шехитой, — сказано в Мишне, — если первое (скажем, мать) из двух предназначенных для реализации этой процедуры животных (самки и ее детеныша), как выяснилось постфактум, оказалось:
— некошерным (к примеру — трефой; см. обзор листа 42);
— шор а‑нискаль (бык, который убил человека — его мясо, по закону, не едят);
— эгла аруфа (телица, которая должна стать объектом приношения во искупление неизвестно кем совершенного убийства — ее мясо тоже нельзя есть).
Шехитой в истинном значении этого слова не будет засчитываться также шехита, сделанная животному с намерением использовать какие-либо его части в ритуалах идолопоклонников...
Во всех перечисленных (и других подобных) случаях, зафиксированных после умерщвления самки, запрет на реализацию в тот же день шехиты ее детенышу — снимается. И те, кто осуществит эту шехиту, не несут за нее никакой ответственности.
Такова позиция раби Шимона.
Другие Учителя открывают в этом иную грань Истины.
Даже если после шехиты выяснилось, что мясо животного нельзя есть, — говорят они, — мы, тем не менее, признаем осуществленную процедуру именно шехитой (если, конечно же, она реализована по всем правилам — см. обзор листа 2). И это означает, что второму животному (в нашем случае — детенышу) в тот же день шехиту делать нельзя. В противном случае нарушители запрета должны быть наказаны.
Не признается шехитой лишь любой, не регламентированный определенными правилами, способ умерщвления животного (см. Введение в трактат Хуллин).
Талмуд, приступив к обсуждению содержание этой новой Мишны, приводит точку зрения Реш Лакиша (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), который в процессе анализа дискуссионных проблем открывает неожиданную грань Истины.
Даже в том случае, если, совершая шехиту взрослой самке, шохет (специалист, реализующий шехиту — см. обзор листа 2) предназначал ее для «участия» в ритуалах идолопоклонников, — говорит он, — детенышу в тот же день делать шехиту запрещается. Однако человек, проигнорировавший этот запрет, подлежит наказанию плетью лишь при условии, что не имел намерения использовать какую-либо часть зарезанного в тот же день детеныша в церемониале поклонения идолам и предназначал его мясо для еды.
Как же так? Получается, что за идолопоклонство плетью не наказывают?..
В том-то и дело, — разъясняет свою позицию Реш Лакиш. — Если шхита второму животному была совершена в тот же день, да еще — во имя идола, преступившему закон полагается суровое наказание Небес. Если же есть свидетельства, доказывающие, что все это он делал намеренно, несмотря на то, что получил предупреждения и знал, что ему за это грозит, бет дин (еврейский суд) приговорит его к высшей мере наказания.
Поскольку по еврейскому закону один человек даже за двойное преступление может получить лишь одно наказание, но, как правило — наиболее суровое, воспитательная мера пресечения (см. Введение к трактату Макот) — порка плетьми в описанных обстоятельствах не применяется...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты темы, связанной с запретом Торы, выраженным в словах: «Быка или барана вместе с сыном его не режьте в один день» (Ваикра, гл. 22, ст. 28).
На предыдущих листах выяснялось, запрещает ли Тора в один день делать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) только самке и ее детенышу, или — подразумевает так же и его отца (см. обзор листа 79). Рассматривались некоторые последствия нарушения этого запрета в разных обстоятельствах (см. обзоры листов 80 и 81).
Теперь обсуждение запрета принимает иной оборот. Талмуд ищет решения, моделируя возможные ситуации.
Предлагается проанализировать, в частности, такой случай. К примеру, два человека купили двух животных. И договорились, что поведут их на шехиту в один день. И вдруг они узнают, что приобретенные ими животные — мать с детенышем. И получается, что шехиту в назначенный день можно сделать лишь одной из этих особей. Как тут быть? Чье животное будут резать, в первую очередь?
В Мишне по этому поводу читаем:
Если два человека купили двух животных и собирались сделать им шехиту в один день, а потом обнаружилось, что одно из них — мать, а другое — рожденный ею детеныш, право первенства принадлежит тому, кто первым сделал приобретение...
Рассматривая текст Мишны, Талмуд отмечает, что речь в ней идет о таком случае, когда оба покупателя, узнав истинное положение дел, пришли к Учителю посоветоваться и спросить, кому из них принадлежит право первенства. Но на практике вполне может произойти так, что человек, ни с кем не советуясь, попросту взял да и сделал шхиту приобретенному им животному. И опередил второго, которому в действительности принадлежало «право первенства», поставив его, что называется — «перед фактом». Что сделано — то сделано, события вспять не повернешь... «Проворность вознаграждается», — констатируют Учителя, подчеркивая тем самым, что подобные ситуации не нуждаются в дополнительных комментариях.
Далее Талмуд моделирует иные обстоятельства. Допустим, некто сделал шехиту корове и в тот же самый день произвел шехиту двум ее телятам. Спрашивается, как это надо расценивать: как одно нарушение запрета Торы или — два?
Вопрос разрешает новая Мишна, в которой сказано:
Если человек сделал шехиту корове, а потом, в тот же день — двум ее телятам, считается, что он нарушил закон дважды. И если будет доказано, что его предупреждали, что он несет ответственность, если нарушит запрет, а он не послушался и намеренно реализовал задуманное, (судьи бет дина — еврейского суда) приговорят его к «двойному» телесному наказанию (то есть ему придется пережить порку дважды).
В обратной ситуации, если он сначала сделает шехиту — двум телятам, а потом — корове (их матери), считается, что он нарушил запрет Торы один раз (в момент, когда делал шхиту корове). И если будет доказано, что его предупреждали о последствиях, и он пошел на нарушение сознательно, ему полагается наказание. Но получает он, соответственно, лишь одну «порцию» ударов плетьми...
Руководствуясь принципом, выведенным в Мишне, Учителя оценивают и такую ситуацию. Положим, некто за один день сделал шехиту трем коровам. Первая, самая старшая была матерью второй корове, которая, в свою очередь, являлась родительницей — третьей. И приходят к выводу, что запрет в данном случае нарушен дважды. А, значит, виновного в этом нарушении приговорят к двойной «порции» ударов плетьми.
Если же этот человек сначала сделал шехиту первой корове («бабушке»), потом — третьей («внучке») и только после этого — второй («дочке»), считается, что допущено лишь одно нарушение (когда резал вторую корову; запрет действителен лишь на одно поколение — корове-бабушке и корове-внучке можно делать шехиту в один день). И наказанию тогда он подвергается тоже только один раз.
Следует отметить, что раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) усматривает в этой ситуации иную грань Истины.
Одной шехитой, когда режет вторую корову — говорит раби Меир, — человек умудряется в этой ситуации нарушить запрет дважды. Это следует расценивать именно так. В «одном лице» он делает шехиту матери третьей коровы (первое нарушение закона) и дочери первой коровы (второе нарушение). Такой человек заслужил двойное наказание.
В заключение нашего обзора подчеркнем, что двойное наказание плетьми не приводилось в исполнение сразу же. Более того. Перед исполнением решений суда приговоренного обследовали врачи. По их медицинскому заключению количество ударов могло быть уменьшено, а повторное наказание — даже отменено. Главное — чтобы человек осознал всю тяжесть совершенного им проступка (об этом см. Введение в трактат Макот).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с указанием Торы, согласно которому запрещается в один и тот же день делать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) взрослой особи скота и ее детенышу. В Торе об этом сказано так: «Быка или барана вместе с сыном его не режьте в один день» (Ваикра, гл.22, ст.28).
Напомним, что имеется в виду, прежде всего, самка с детенышем. Однако считается, что этот закон распространяется так же и на самца (см. обзор листа 79).
Моделируя разнообразные обстоятельства (см. на сайте, к примеру, обзор листа 82), в которых могут попадать люди, стремящиеся не допустить нарушения данного указания Торы (за нарушение, кстати сказать, полагается наказание — см. обзор листа 78), Талмуд выдвигает на обсуждение новые ситуации.
Речь идет об определенных периодах года, когда принято устраивать обильные мясные трапезы и торговля скотом становится особенно оживленной.
Такое бывает, — отмечают Учителя, — четыре раза в год: в канун последнего дня праздника Суккот (Шмини Ацерет), в канун первого дня праздника Песах, перед праздниками Шавуот и Рош‑а‑Шана.
Впрочем, раби Йоси а‑Галили (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) добавляет к этому списку еще один день — канун Йом Кипура. Перед суточным постом (когда евреи не едят и не пьют) тоже делают достаточно плотную праздничную трапезу.
Готовясь к праздникам, люди покупают животных, в основном, на мясо. В эти дни шехиту делают большому количеству кошерных особей. Избежать ошибок в предпраздничной суете особенно трудно.
Главный вопрос тут — кто несет ответственность за возможную путаницу?
Талмуд дает на него однозначный ответ: тот, кто торгует скотиной.
В Мишне нашего листа по этому поводу говорится:
В определенные периоды года на торговцев скотом ложится обязанность предупреждать покупателей, что корова (или иное животное), у которой есть теленок или, наоборот — ее теленок, уже продан в этот день для шехиты.
Если торговец, продав в определенный день одно из двух животных (скажем, корову или ее детеныша), выставив на продажу — второе, не предупредит об этом покупателя, существует реальная опасность, что второй покупатель по неведению нарушит закон, запрещающий в один день резать животное и его детеныша.
Обязанность предупреждать человека, приобретающего животное, о том, что сегодня продана для шехиты его мать или ее теленок, — подчеркивает раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — актуальна именно в том случае, когда выставленные на продажу корова и ее теленок, проданы в один и тот же день разным покупателям.
Однако же, если первое животное было продано за день до второго, и у первого покупателя было время и возможность сделать ему шхиту накануне, продавец вправе предположить, что шехита первому животному, скорее всего, уже сделана, и не предупреждать второго покупателя о вчерашней торговой сделке.
Единственное исключение из этого правила, — отмечает раби Иегуда, — ситуация, когда одно из двух животных продано накануне жениху, а второе, на следующий день — невесте. Тут обязанность сообщить о том, что проданные животные — «мать» и «сын», например, с продавца не снимается. Ибо, вероятнее всего, что этих животных приобретают для свадебной трапезы, и велика вероятность, что резать их будут в один и тот же день.
Талмуд на нашем листе сообщает также о существовании особого правила, которое действительно только в означенные периоды (в канун последнего дня праздника Суккот, в канун первого дня праздника Песах, перед праздниками Шавуот и Рош‑а‑Шана). В чем же оно состоит?
Если мясник получил от покупателя динар, на который он обещал продать ему мясо, допустим, быка, он обязан (сколько бы ни стол бык, пусть — тысячу динаров) сделать этому быку шехиту и отдать покупателю мясо, даже если у него нет других претендентов на данный товар. Чтобы не оставить человека без мясных блюд на праздничной трапезе.
С другой стороны, если проверка туши быка после шехиты показала, что мясо этого животного нельзя есть (см. обзор листа 42), или бык внезапно сдох до шехиты, покупатель не вправе требовать свой динар назад.
В другие периоды года — ситуация иная. Продавец, даже получив деньги, до тех пор, пока он не передал в руки покупателя товар, может отказать человеку и не продать ему обещанное мясо (при этом, полученные деньги он, разумеется, должен вернуть). Ответственность за принадлежащего ему быка полностью лежит на мяснике, и поэтому ответственность за быка полностью лежит на мяснике. Следовательно, в случае, если мясо быка окажется некошерным (допустим, трефой — см. обзор листа 42), убытки понесет лишь продавец. Покупатель свой динар не теряет.
На этом пятая глава трактата Хуллин заканчивается. В следующем обзоре мы будем рассматривать очередную, шестую главу...
Наш лист открывает новую, шестую главу трактата Хуллин. Здесь Талмуд переходит к обсуждению новой темы, связанной с процессом осуществления процедуры шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин). В центре анализа всей главы — указание Торы: «Каждый из сыновей Израиля и из геров (тех, кто, пройдя гиюр, присоединился к еврейскому народу), живущих среди них, который поймает в добычу кошерное (пригодное для употребления в пищу) животное или птицу и (в процессе совершения шехиты) прольет его кровь, то покроет ее прахом» (Ваикра, гл. 17, ст. 13).
О чем здесь речь?
Талмуд объясняет, что Тора предписывает здесь засыпать песком кровь, пролитую при шехите, которую делают дикому животному и птице. К примеру, кошерным считается мясо оленя. Его разрешается есть. Интересно отметить, что в Торе домашний скот назван словом беѓема, а дикое кошерное животное имеет название — хая.
Заповедь кисуй а‑дам (буквально — «покрытие крови»), — отмечают Учителя, — имеет несколько аспектов.
Исследованием этих аспектов и занимается Талмуд в шестой глава трактата.
В первой Мишне нашей главы читаем:
Данную заповедь следует исполнять не только в Эрец Исраэль, но и за ее пределами; не только в эпоху существования Храма, но и в периоды, когда Храма нет (во все времена).
При этом она (заповедь) применима лишь в тех случаях, когда диким животным, в том числе — птицам, делают шехиту, предназначая их для употребления в пищу.
Если птицу ловят для того, чтобы сделать ее объектом приношения в Храме, заповедь кисуй а‑дам на нее не распространяется...
Сразу же поясним, что по закону разрешается совершать в Храме процедуру приношения голубей. Осуществление этой процедуры имеет свои, особые правила. Одно из них состоит в том, что для реализации приношения птицы шехиту вообще не делают. Ее умерщвляют совершенно иным способом, который называется мелика (см. обзор листа 111 трактата Зевахим).
Дикие животные, даже кошерные, не могут быть объектами приношения в Храме.
Анализируя содержание Мишны, Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию. Допустим, человек поймал дикое кошерное животное — самку. Эта самка, например, олениха, оказалась беременной, родила детеныша, и олененок вырос в неволе. Надо ли выполнять заповедь кисуй а‑дам, когда этому оленю будут делать шехиту?
Если данный вид дикого кошерного животного в принципе не причисляется к категории домашней скотины, — говорят Учителя, изучив предложенную ситуацию, — при шехите рожденной и выращенной в неволе особи заповедь кисуй а‑дам — действительна
Это логически вытекает из самой, приведенной выше цитаты, — отмечают Учителя. — Сказано: «Каждый... кто поймает в добычу...».
При прочтении цитаты выражение «в добычу», на первый взгляд, может показаться как будто бы лишним, — разъясняет Талмуд. — Вполне достаточно было бы сказать — «поймает». Но тогда мы вынуждены будем признать, что к выращенному в неволе рассматриваемый нами закон Торы не относится...
Дело в том, что в оригинале на иврите тут употреблено выражение йацуд цаид (которое мы переводим — «в добычу»). А в его смысле заключен некий оттенок, указывающий на то, что процедура шехиты, которую делают даже родившемуся в неволе и выращенному человеком животному требует выполнения этой заповеди.
Кроме того, слово цаид, которое обычно переводится, как — «добыча», имеет и второе значение — «провизия», то есть еда вообще. Именно так его и надо понимать в данном случае.
Еще раз подчеркнем, что эта заповедь на процедуру шехиты, которую делают особям домашнего скота (коровам, овцам и т.д.), не распространяется. Ибо в Торе сказано — хая, то есть — дикое животное. Но поскольку по поводу птиц в Торе сказано просто — оф, это означает, что распоряжение Торы включает в себя все виды птиц, в том числе — и домашних.
В отдельных случаях у человека могут возникнуть сомнения, к какой категории отнести то или иное кошерное животное («неопознанное» в этом смысле животное на иврите называется кой), — говорят Учителя. — Оно выращено людьми, на скотном дворе, но... Если человек точно не знает, надо ли считать особь, которой он собирается сделать шехиту — представительницей домашнего скота, ему следует выполнить заповедь кисуй а‑дам (то есть засыпать песком пролившуюся при шехите кровь этого животного).
В ситуациях с коем есть некая проблема, — сообщает Талмуд. — Такому животному не рекомендуется делать шехиту в праздничный день (йом тов). В йом тов засыпать кровь животного песком — запрещается...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать повеление Торы — заповедь кисуй а‑дам (буквально — «покрытие крови»), предписывающую при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), которую делают птицам и пригодным для еды диким животным, засыпать песком пролившуюся на землю кровь. Речь идет, напомним лишь о тех случаях, когда животное режут для еды (обо всем этом — см. обзор листа 84).
Рассмотрев «территориальный», «временной» и некоторые другие аспекты, Талмуд моделирует возможные ситуации и находит для них конкретные решения.
На обсуждение выдвигается, в частности, такой случай.
На нашем листе анализируются обстоятельства, при которых после шехиты, сделанной животному, его мясо есть запрещают (скажем, после обследования туши животного выяснилось, что оно — трефа; см. обзор листа 42).
Здесь мы узнаем, что такая шехита называется эйна реуя. И перед Учителями встает вполне закономерный вопрос: надо ли выполнять заповедь кисуй а‑дам, если в результате мясо животного в пищу непригодно.
В Мишне читаем:
Если сама шехита была совершена по всем правилам (см. обзор листа 2), — говорит раби Меир (великий Учитель Мишны, 2‑й век; составитель многих текстов Мишны), — шохет (специалист, осуществляющий процедуру шехиты — см. там же) обязан засыпать песком пролившуюся при этом (на землю) кровь животного. Независимо от того, будет ли (при проверке) его мясо признано кошерным, то есть — пригодным в пищу.
Другие Учителя открывают в этой проблеме иную грань Истины.
Тора предписывает засыпать после шехиты кровь пригодного для еды животного, — говорят они. — Если же мясо животного оказалось некошерным, это означает, что постфактум процедуру умерщвления животного именуют эйна реуя. Следовательно (если это не шехита), шохет от обязанности выполнять заповедь кисуй а‑дам освобождается.
Если же при самой шехите допущены какие-либо ошибки, и шехита признается некошерной, выполнять заповедь нет необходимости. К этому выводу приходят все Учителя, без исключения...
Сразу же скажем, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения большинства Учителей.
Далее, чтобы оградить людей от возможных недоразумений, Мишна дает перечень случаев, когда шехиту постфактум называют — эйна реуя.
Мясо животного после осуществленной по всем правилам процедуры умерщвления, — уточняется в Мишне, — следует объявить непригодным для употребления в пищу, если:
— обследование туши показало, что животное до шехиты было нежизнеспособным, то есть его мясо — трефа (см. обзор листа 42);
— человек, осуществляя шехиту, имел намерение использовать это животное в ритуале поклонения идолам;
— предназначенное для еды животное зарезано в азаре (храмовый двор);
— шехита сделана животному, которое убило человека (по решению суда, такое животное забивают камнями, и есть его мясо нельзя)...
Точно такой же список приводился на 81‑м листе нашего трактата. Тогда речь шла о заповеди Торы, запрещающей резать в один день взрослую особь и ее детеныша. И в связи с этим данный вопрос — что являет собой процедура, которую можно назвать шехитой, приобретает весьма принципиальное значение (см. обзор листа 81).
Но вот что интересно: на 81‑м листе именно Учителя говорили, что шехита в любом случае остается шехитой, и дискутировали по этому поводу с раби Шимоном (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), который усматривал здесь иную грань Истины.
Перечисляя упомянутые и здесь случаи, раби Шимон отмечал, что, поскольку для еды мясо зарезанного животного не годится, шехитой процедуру умерщвления животного можно назвать лишь условно.
Почему же на нашем листе Учителя изменили позицию?
Никто из Учителей точку зрения не поменял, — говорит раби Хия бар Аба. — Чтобы понять, что происходит в действительности, надо знать, кто именно представлял группу, которая в Мишне, в том и другом случае, названа отвлеченно — «другие Учителя».
Итак, в Мишне нашего листа раби Меир говорит, что даже в том случае, если мясо зарезанного кошерного животного объявляют непригодным для употребления в пищу, процедура его умерщвления (по всем предписанным правилам) все равно считается шехитой.
«Другие Учителя» в данной ситуации, в первую очередь — раби Шимон, который и в прошлый раз отмечал: если мясо животного нельзя есть — шехитой эту процедуру мы называем лишь условно, на самом деле это — не шехита (см. обзор листа 81).
Кто же выдвигал возражения раби Шимону, когда обсуждалась заповедь Торы, запрещающая резать в один и тот же день самку (самца) и ее детеныша?
Прежде всего — раби Меир, — разъясняет раби Хия. — А он, раби Меир, и здесь, анализируя заповедь кисуй а‑дам, говорит, что это повеление Всевышнего надо выполнять даже в том случае, если мясо после по всем правилам произведенной шехиты признают непригодным в пищу.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать заповедь кисуй а‑дам (буквально — «покрытие крови» — см. обзор листа 85), предписывающую при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), которую делают птицам и пригодным для еды диким животным, засыпать песком пролившуюся на землю кровь. Однако теперь для анализа выдвигаются новые обстоятельства. Задача — выяснить, надо ли в смоделированной здесь ситуации ее выполнять.
Речь идет о шехите, в процессе которой роль шохета (специалист, осуществляющий шехиту — см. обзор листа 2), глухонемой (на иврите — хереш), умалишенный (на иврите — шоте) или несовершеннолетний (юноша, не достигший совершеннолетия, в оригинале на иврите обозначен термином — катан).
Тут, прежде всего, необходимо дать «точку отсчета» — как еврейский закон определяет «качество» шехиты, произведенной этой категорией людей.
Нам придется вернуться назад и вспомнить первую Мишну трактата Хуллин, в которой сказано, что все могут совершать шехиту, кроме глухонемого, психически нездорового человека и несовершеннолетнего, ибо они в процедуре шехиты могут допустить существенные ошибки. Но, вместе с тем, говорится и другое: если представители этих категорий людей делали шехиту под наблюдением компетентных в этом деле специалистов, их шехита будет считаться кошерной, и мясо зарезанного ими животного, соответственно, разрешено использовать в пищу (см. заключительную часть обзор листа 2).
Итак, рассматриваемый на нашем листе вариант развития событий — реален. И если такое мясо годится для еды, то процедура, которую совершили глухонемой, психически нездоровый или малолетний (под наблюдением, разумеется) со всей определенностью считается шехитой. Следовательно, если кто-то из них резал птицу или дикое кошерное животное, кровь этого животного (или птицы), пролившуюся при этом на землю необходимо засыпать песком.
Но здесь возникает закономерный вопрос: кто несет ответственность за выполнение этой заповеди? Ведь эти категории людей, с юридической точки зрения — неадекватны, и спрашивать с них по закону нельзя. Кроме того, на них нет обязанности выполнять заповеди Торы.
Этот вопрос и разрешает Мишна нашего листа. В ней читаем:
Если шехита произведена глухонемым, психически нездоровым или несовершеннолетним — под наблюдением специалиста, и процедура признана кошерной, ответственность за выполнение заповеди кисуй а‑дам несет человек, осуществлявший контроль за ее реализацией.
Если же кто-то из них сделал шхиту животному самостоятельно, и никто не контролировал его действия, процедуру объявляют некошерной, а обязанность выполнять заповедь кисуй а‑дам — аннулируется.
Далее Мишна возвращается к заповеди, которая обсуждалась ранее — запрещающей совершать шехиту самке и ее детенышу в один день (см. обзор листа 78). И связывает ее с обстоятельствами, выдвинутыми на обсуждение на нашем листе:
Если шехита произведена глухонемым, психически нездоровым или несовершеннолетним — под наблюдением специалиста, и процедура признана кошерной, нельзя в тот же день делать шехиту другому животному — детенышу (или родителю) первого...
Если же кто-то из них сделал шехиту животному самостоятельно, и никто не контролировал его действия, — говорит раби Меир (великий Учитель Мишны, 2‑й век), ничто в тот же день не препятствует реализации шехиты матери (или детенышу) этого животного.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривают другие Учителя.
Ни матери, ни детенышу животного, зарезанного, глухонемым, умалишенным или несовершеннолетним (без наблюдения), — говорят они, — в тот же день делать шехиту нельзя...
Анализируя вторую часть Мишны, Талмуд разъясняет позиции Учителей.
С точки зрения раби Меира, самостоятельно сделанная шехита глухонемого, человека с больной психикой или ребенка — вообще не считается шехитой, ибо такая процедура — некошерна. Следовательно, этой шехиты как бы и не было. А если так, то закон, запрещающий в течение одного дня резать взрослую особь и ее детеныша, к этой ситуации просто не имеет отношения.
Поскольку данная группа людей не вполне контролирует свои поступки, шехиту, самостоятельно сделанную любым из них, признают некошерной и запрещают есть мясо этого животного, потому что сомневаются, соблюдены ли в процессе осуществления процедуры установленные правила, — подчеркивают другие Учителя. — При этом не исключается, что шехита реализована в соответствии с законами. В таких обстоятельствах процедуру умерщвления животного все же следует считать шехитой, и заповедь, запрещающая в один и тот же день резать взрослое животное и его детеныша, остается в силе.
Означает ли это, что в случае, если человек после того, как, к примеру, ребенок, никого не предупредив, зарезал теленка, в тот же день совершил шехиту корове, его матери, этого человека подвергают наказанию? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: от наказания этот человек освобождается. Ибо остается сомнение — возможно, осуществленная ребенком шехита все же была некошерной (то есть — не шехитой). И тогда получается, что никакого запрета человек не нарушил...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные ситуации, связанные с заповедью Торы, которая называется кисуй а‑дам (буквально — «покрытие крови» — см. обзор листа 84). Эта заповедь предписывает при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), которую делают птицам и диким кошерным животным, засыпать песком пролившуюся на землю кровь.
Проанализировав «сферы применения» заповеди, Учителя переходят к обсуждению отдельных подробностей ее осуществления.
Теперь речь идет о таких случаях, когда в одном месте делают не одну шехиту, а несколько — одну за другой. Возникает вопрос: надо ли засыпать пролившуюся на землю кровь животных после каждой шехиты или достаточно сделать это один раз, когда все процедуры будут завершены?
В Мишне по этому поводу сказано:
Тот, кто производит шехиту, одну за другой, множеству животных или птиц в том же месте, не обязан засыпать песком кровь каждого зарезанного животного по отдельности. Он может сделать это (засыпать кровь всех зарезанных им животных) по завершению всех процедур.
Даже если сначала резали особей скота, а потом, сразу же, нужно было совершать шехиту птицам, нет необходимости закрывать кровь за скотом. Достаточно по завершению работы шохета (специалист, осуществляющий шехиту — см. обзор листа 2) засыпать песком всю пролившуюся на землю кровь (и ту, которая осталась от скота, и ту, которая пролилась при шехите птицам).
Впрочем, раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом иную грань Истины.
Кровь животных и птиц, — говорит он, — следует засыпать песком по отдельности.
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд рассматривает позиции Учителей. И объясняет, что раби Иегуда делает свой вывод, детально изучив указания Торы.
Талмуд вновь приводит цитату, раскрывающую смысл заповеди: «Каждый из сыновей Израиля... который поймает в добычу используемое в пищу (то есть, кошерное) животное или птицу и (в процессе реализации шехиты) прольет его кровь, то покроет ее прахом» (Ваикра, гл. 17, ст. 13).
Здесь он обращает внимание на употребление разделительного союза «или».
Если бы можно было после всех процедур засыпать кровь и скотины и птицы, — отмечает он, — в тексте Торы стоял бы соединительный союз «и». Но поскольку здесь используется слово «или», оно ориентирует нас на «отделение» одного от другого. То есть мы должны засыпать песком кровь скота и птиц — по отдельности.
Если бы в Торе в этом фрагменте употреблялся соединительный союз «и», было бы написано «животное и птица», — подчеркивают другие Учителя, — возникли бы «разночтения». Этот текст по ошибке можно было бы понять так, что заповедь кисуй а‑дам выполняют лишь в ситуации, когда в одном месте делают шехиту и животному и птице. Разделительный союз «или» и дан здесь как раз для разъяснения.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: как быть, если некто, совершив шехиту, по каким-то причинам не засыпал песком пролившуюся на землю кровь животного?
И приводит Мишну, в которой обговаривается и эта ситуация:
В случае, если некто совершил шехиту, которая требовала выполнения заповеди кисуй а‑дам, но сам он это почему-то не сделал, засыпать песком кровь обязан другой человек, обнаруживший эту кровь.
Если же человек, совершивший шехиту, (как положено) засыпал кровь, но она по какой-то причине вновь оказалась на поверхности, — продолжает Мишна, — никто не обязан засыпать ее песком второй раз.
Однако в случае, когда шохет (закончив работу) не выполнил заповедь кисуй а‑дам, но пролитая в процессе его шехиты кровь была засыпана песком сама по себе (скажем, порывом ветра), в ситуации, если она вновь оказалась на поверхности, ее необходимо засыпать песком заново...
Обсуждая положения этой Мишны, Учителя вносят свои уточнения.
Если в момент, когда шохет закончил работу, он обнаружил, что пролившаяся при шехите на землю кровь животного порывом ветра уже засыпана песком и так и не проступила на поверхности, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — этот шохет не обязан выполнять заповедь кисуй а‑дам.
Рассматривая проблемы, связанные с выполнением заповеди кисуй а‑дам, Талмуд старается предусмотреть самые разные, порой — маловероятные случаи. И задает, например, такой вопрос: надо ли засыпать песком кровь, пролившуюся во время шехиты, если оказалось, что она смешана с водой?
Ответ дает Мишна, в которой читаем:
Если пролившаяся на землю во время шехиты кровь животного смешалась с водой, ее следует засыпать песком, если цвет крови в какой-то мере еще сохраняется. Если же на вид незаметно, что в смеси есть кровь, осуществлять заповедь кисуй а‑дам не нужно.
Иная ситуация, — отмечает Талмуд, — когда пролившаяся в процессе шехиты на землю кровь дикого кошерного животного смешалась с кровью домашнего животного (на кровь домашнего скота заповедь кисуй а‑дам не распространяется).
Эту смесь в любом случае необходимо засыпать песком, — говорит раби Иегуда.
Однако другие Учителя, открывая здесь иную грань Истины, подчеркивают, что в этом случае нужно проверить смесь, определив процентное соотношение крови домашнего и дикого животного. И если в ней больше крови домашнего животного, заповедь кисуй а‑дам не выполняют...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать детали выполнения заповеди Торы, которая называется кисуй а‑дам (буквально — «покрытие крови» — см. обзор листа 84). Эта заповедь предписывает при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), которую делают птицам и диким кошерным животным, засыпать пролившуюся на землю кровь.
Теперь речь идет о том, какие подручные материалы можно при этом использовать.
В Торе написано: «Тот из сыновей Израиля... кто поймает в добычу дикое кошерное животное (хая) или птицу (оф), и (сделав шехиту) прольет его кровь, должен засыпать ее прахом» (Ваикра, гл. 17, ст.13).
В Торе, как видим, употреблено довольно емкое по значению слово — «прах». И только условно мы говорили в наших обзорах — «засыпать» песком. Как обстоит дело в действительности?
Это и выясняет Талмуд на нашем листе.
Ориентиром здесь служит Мишна.
Под понятием «прах» (которым, как повелевает Тора, надо засыпать пролившуюся на землю при шехите кровь), — сказано в Мишне, — подразумевается:
— измельченные сухие удобрения;
— мелкий песок;
— известь;
— измельченные глиняные черепки;
— измельченные обломки кирпича.
Те же материалы, но состоящие из отдельных крупиц, не соединяющихся в однородную сыпучую массу, для выполнения заповеди кисуй а‑дам — не годятся.
Если некто просто прикрыл пролившуюся на землю при шехите кровь животного каким-либо предметом или посудой (которые, разумеется, к категории «праха» не причисляются), заповедь считается не выполненной.
«Прахом» (то есть материалом, который пригоден для исполнения заповеди кисуй а‑дам) считается лишь то, в чем может произрастать растение, — дает свое уточнение рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век). — Сыпучую массу, не пригодную для выращивания растений, для исполнения этой заповеди не применяют...
Анализируя текст Мишны, Талмуд проводит детальное исследование приведенной выше цитаты из Торы, чтобы сверить с оригиналом звучания заповеди каждый ее пункт.
Сразу же скажем, изучение фрагментов Торы — целая наука, предполагающая грамматический, буквенный анализ, анализ определенного порядка слов во фразах, привлечение информации, которая дается в Устной Торе и т.п. Поэтому мы в данном обзоре ограничимся лишь сделанными Учителями в результате анализа выводами.
К тому же, некоторые моменты нам и вовсе трудно понять, читая текст Торы в переводе на русский язык. Например, мы говорим здесь, что согласно содержанию заповеди, пролитую на землю при шехите кровь дикого животного нужно засыпать «прахом» — тогда фраза по-русски воспринимается нормально. Однако в оригинале на иврите в этом месте употреблен глагол — «покрыть». И тогда в осмысление текста возникает некая дополнительная грань. Кому-то может показаться, что он как будто бы открывает возможность выполнить заповедь, завалив кровь камнями или, допустим, приспособить на это место перевернутый кверху дном таз.
Вот тут-то, чтобы не вышло ошибки, и дается уточняющие дополнение — слово «прах», — объясняют Учителя. И подчеркивают: прах — это некий образ, воссоздающий в нашем представлении мелкий сыпучий материал.
Но тогда воображение, скорее всего, подскажет нам, что использовать для этой цели нужно лишь мелкий песок или пыль. Откуда же берется рекомендация относительно измельченных удобрений, толченого камня или кирпича?
В том же слове «прах» заключается смысловое «расширение», — говорят Учителя, проводя исследование. — Оно указывает на пыль, мелкий песок и другие подобные им по консистенции и иным свойствам материалы. И одновременно исключает все другие, которые не вызывают таких ассоциаций...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать подробности исполнения заповеди Торы — кисуй а‑дам (буквально — «покрытие крови» — см. обзор листа 84). Эта заповедь, напомним, предписывает при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), которую делают птицам и диким кошерным животным, засыпать пролившуюся на землю кровь.
В Торе об этом сказано: «Каждый из сыновей Израиля и из геров (присоединившихся к еврейскому народу), живущих среди них, кто поймает в добычу пригодное для еды (то есть, кошерное) животное или птицу и (в процессе совершения шехиты этого животного или птицы) прольет его кровь, то покроет ее прахом» (Ваикра, 17, 13).
На предыдущих листах Талмуд анализировал различные аспекты указания Торы (например, «территориальный» и «временной» — см. обзор листа 84). Учителя обсудили разнообразные обстоятельства и выяснили, в каких случаях необходимо исполнять заповедь кисуй а‑дам, в каких делать это нет необходимости (см. обзоры листов 85, 86 и 87). На предыдущем листе говорилось о том, что следует считать «прахом», пригодным для исполнения этой заповеди (см. обзор листа 88).
На нашем листе Учителя дают уточнение, добавляя к прежнему списку измельченный уголь, кхоль (порошок, которым женщины подкрашивали глаза) и пыль, которая образуется при трении мельничных жерновов друг о друга.
Некоторые Учителя говорят, что для этой цели можно использовать и зарних — порошок из мышьяка, который обычно используют для изготовления краски.
Далее обсуждение принимает несколько неожиданный оборот. Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) рассказывает агаду (короткий рассказ с глубоким, метафорически выраженным философским подтекстом). В ней говорится о необычайной скромности нашего праотца Авраама, который сказал о себе: «А я — прах и пепел» (Берешит, гл. 18, ст. 27).
Именно за это, — сообщает Талмуд, — его потомки, сыны Израиля, удостоились награды: им были даны две особые заповеди, дарующие духовное очищение.
Первая предоставляет возможность очиститься от тумы, которую получает человек, прикоснувшись к мертвому телу. Эта процедура осуществляется с помощью особой смеси пепла рыжей коровы (см. обзор листа 14 трактата Йома) с водой.
Вторая заповедь позволяет проверить, виновна ли женщина, которую муж подозревает в измене (см. Введение к трактату Сота). Процедура проверки заключалась в том, что такой женщине давали выпить «горькую воду» — смесь праха с водой (см. на сайте, к примеру, обзор листа 31 трактата Сота).
Почему же здесь не упоминается заповедь кисуй а‑дам? — спрашивает Талмуд. — Ведь и она связана с использованием праха.
И объясняет: в этой агаде речь идет о заповедях, которые «приносят пользу», превращая нечто запрещенное — в разрешенное. Заповедь кисуй а‑дам, наоборот, предназначена для того, чтобы добавить потомкам Авраама еще одну обязанность. Поэтому о ней никак не скажешь, что дана она в награду за скромность праотца.
На нашем листе от имени раби Элиэзера (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) рассказывается еще одна агада.
В ней обсуждается фрагмент Торы, в котором Моше Рабейну, обращаясь к народу Израиля, говорит: «Не из-за многочисленности вашей полюбил вас Всевышний более всех народов и избрал вас, но потому, что вы — меньше всех народов» (Дварим, гл. 7, ст. 7).
Как это понимать? — спрашивают Учителя.
И объясняют: здесь подразумевается не численность народа Израиля, но — его готовность умалить себя перед Всевышним, даже когда Он дарует величие.
Далее приводятся конкретные примеры.
Когда величие было даровано Аврааму, он сказал Творцу мира: «А я — прах и пепел» (Берешит, гл. 18, ст. 27).
Когда Всевышний возвеличил Моше и Аарона, они сказали: «А мы — кто такие?» (Шемот, гл. 6, ст. 8).
Царь Давид, обретя величие, изрек: «А я — червь...» (Теилим, гл. 22, ст. 7).
Представители других народов, — сообщает Талмуд, — вели себя в таких обстоятельствах иначе.
Царь Нимрод, обретя величие, обратился к своим поданным с такими словами: «Давайте построим город и башню с вершиной в Небесах» (Берешит, гл. 11, ст. 4).
Египетский фараон говорил: «Кто такой Всевышний, чтобы я слушался Его голоса?!» (Шемот, гл. 5, ст. 2).
Получив от Творца величие, Санхерив сказал: «Ни один из богов... не смог спасти свою страну от моей руки, и Всевышний не спасет от моей руки Иерусалим» (вторая книга Мелахим — «Царей», гл. 18, ст. 35).
Навухаднецер, наслаждаясь своим величием, изрек: «Я поднимусь за облака, уподобившись Всевышнему» (книга пророка Иешаягу, гл. 14, ст.14).
Царь Цора Хирам, получив от Всевышнего величие, сказал: «...в божественном троне сидел я» (книга пророка Иехезкеля, гл. 28, ст. 2).
Иными словами, благодеяния, оказанные Творцом представителям других народов, не вызывали в них чувства благодарности и ощущение безграничного величия Творца. Напротив, они становились алчными и проявляли непомерную гордыню...
На этом заканчивается пятая глава трактата Хуллин.
Александр Капер
Нашим листом открывается шестая глава трактата Хуллин. И начинается она с обсуждения вопросов кошерности (пригодности в пищу) отдельных органов животного.
Речь здесь идет, в частности, о жиле в задней ноге животного, которая на иврите называется — гид ѓанаше.
Талмуд сообщает, что есть эту жилу по закону Торы — запрещается.
Об этом и говорится в первой Мишне нашей главы.
Запрет на употребление в пищу жилы гид ѓанаше, — уточняет Мишна, — действителен:
— в Эрец Исраэль и за ее пределами;
— в эпоху Храма и в те времена, когда Храма нет;
— при использовании мяса не только домашних, но и мяса диких кошерных животных;
— независимо от того, в правой или левой ноге животного находится эта жила.
Запрещается есть жилу гид ѓанаше, извлеченную из задней ноги найденного в утробе самки детеныша, — продолжает Мишна. — На девятимесячном сроке, когда плод уже окончательно сформировался...
В этом пункте раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает иную грань Истины.
Жилу гид ѓанаше, извлеченную из ноги плода, найденного в утробе матери, — говорит он, — можно есть. Так же, как не попадает под запрет внутренний жир зародыша (в принципе по закону Торы есть жир, покрывающий внутренние органы животного есть нельзя).
Нет запрета на жилу гид ѓанаше только в тех случаях, — завершает свои уточнения Мишна, — когда речь идет о птице...
Далее мы узнаем, что извлечение этой запрещенной жилы из ног животного — обязанность мясника. Обычно он делает это при разделке туши после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) и проверки (зарезав животное, его тушу тщательно обследуют, чтобы убедиться, что в нем нет изъянов, делающих мясо трефой — см. обзор листа 42).
Извлечение жилы из ноги животного — дело очень сложное и хлопотное, — предупреждает раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Поэтому не стоит полагаться на мясника полностью. Купив ту часть туши, в которой должна быть жила гид ѓанаше, прежде чем приступить к приготовлению блюда, следует самому проверить, не осталась ли она на месте.
Впрочем, другие Учителя говорят, что мясникам можно доверять. Несмотря на «ювелирность» работы, они не станут пренебрегать извлечением запрещенной жилы. Ведь в противном случае они растеряют покупателей.
Обсуждая Мишну, Талмуд исследует суть проблемы, выясняет, почему существует этот запрет. И задается вопросом: можно ли вообще считать эту жилу съедобной?
Если в принципе все жилы — не съедобны, — отмечают Учителя, — мы имеем дело с уникальным явлением. Обычно Тора не накладывает запрет на употребление в пищу несъедобных вещей. То есть в случае, если человек съел что-либо не съедобное, считается, что он не нарушил никакого закона Торы.
Изучив ситуацию, Талмуд приходит к выводу, что остальные жилы животного — съедобны, и только гид ѓанаше можно квалифицировать, как не съедобную.
Допустим, человек съел жилу гид ѓанаше, извлеченную из ноги животного, предназначенного для приношения в Храме, — моделирует Талмуд ситуацию. — Как это рассматривать? Такой человек нарушил один запрет — или два (есть мясо животного, которое стало объектом приношения в Храме, дозволяется лишь коэнам — служителям Храма; остальным это запрещено по закону Торы)?
И отвечает: один — съел жилу гид ѓанаше. Закон, запрещающий использовать то, что посвящено Храму, он не нарушил, ибо съел нечто, что едой не считается.
Некоторые Учителя, однако же, открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Жила гид ѓанаше — съедобна, — говорят они, — ибо имеет вкус. Все, что имеет вкус, мы рассматриваем, как пищу.
Следовательно, в случае, если человек использовал в еду жилу гид ѓанаше, извлеченную из ноги животного, посвященного Храму, он нарушил два запрета одновременно.
Затронув проблемы, связанные с приношениями в Храме, Талмуд выдвигает на обсуждение и такой вопрос: надо ли извлекать из задних ног животного жилу гид ѓанаше, если оно (это животное) предназначается для осуществления процедуры приношения ола (всесожжения; символизирует тотальное приближение к Творцу, в знак чего туша животного сжигается полностью)?
Детально проанализировав различные аспекты данной проблемы, Учителя приходят к выводу, что в этом нет необходимости. Но если жила все же была извлечена, отдельно приносить ее на мизбеах (в условном переводе — жертвенник) не нужно...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание помещенной на предыдущем листе Мишны, обговаривающей детали запрета на употребление в пищу жилы гид ѓанаше (см. обзор листа 90).
Внимание Учителей привлекает установление, в котором сказано, что эту жилу нельзя есть независимо от того, в какой из задних ног она находится — в правой или левой (см. там же).
Надо ли понимать данный текст таким образом, — спрашивает Талмуд, — что у животного лишь одна жила гид ѓанаше?
В тексте стоит разделительный союз «или», — констатирует раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Следовательно, жила гид ѓанаше у животного только одна. И находится — в его правой задней ноге.
Знал ли раби Иегуда наверняка, в какой именно из двух задних ног находится та самая, запрещенная для еды жила?
Чтобы выяснить, как обстоит дело, Учителя анализируют сложившийся обычай, связанный с корбанот-песах (пасхальные приношения в Храме; единственное приношение, мясо которого ели не только коэны, но и хозяева принесенных животных, деля трапезу с приглашенными на нее гостями).
И устанавливают, что жилы из ног животных сжигаются после праздника. На всякий случай огню предают все жилы. Стало быть, народ точно не знал, из какой ноги жила считается запрещенной?
Нет, не может такого быть, чтобы столь строгий закон, который выполняется в любых обстоятельствах, не имел на этот счет конкретных указаний, — говорят Учителя.
Речь тут идет о том, — уточняет рав Ина бар Ханина, — что при уборке ненужного, где все перепуталось, трудно установить, какая из жил — гид ѓанаше. Поэтому и сжигали все жилы, из обеих ног.
Нельзя сбрасывать со счетов и другое, — отмечает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века). — В каждой ноге — две основные жилы: одна — ближе к кости, другая — ближе к костному покрову. Та, что расположена в глубине и есть гид ѓанаше. На вторую, «внешнюю», запрет Торы не распространяется, она годится в пищу. Однако в народе не принято ее есть — ее, заодно с гид ѓанаше, сжигают после праздника Песах.
Вообще-то жилу гид ѓанаше совсем не обязательно предавать огню, — добавляет рав Аши. — Поскольку она пищей не считается, ее можно просто выбросить в мусор.
Тому, кто нарушил запрет на употребление в пищу жилы гид ѓанаше, — сообщает Талмуд, — полагается наказание: сорок ударов плетью (на практике — 39; см. Введение в трактат Макот).
Если человек съел две жилы из двух ног или — из одной, — уточняет раби Иегуда, — ему полагается лишь одно наказание, ибо у животного нет второй жилы гид ѓанаше, а остальные в пищу употреблять можно.
Но почему все же на гид ѓанаше наложен запрет? — спрашивает Талмуд.
И дает такое объяснение. Все началось с истории, которая произошла с нашим праотцем Яаковом, когда он сражался с малахом (некая духовная субстанция, осуществляющая связь неба с землей: в русской литературе — ангел) своего брата-близнеца Эсава. Во время этого сражения противник повредил правое бедро Яакова — порвал жилу. В память об этой битве евреям запрещается есть эту жилу в ноге животного.
Откуда известно, что малах Эсава повредил именно правое бедро Яакова? Ведь в Торе об этом не говорится.
Существует закон, согласно которому в опасной ситуации, когда еврей встречает, скажем, разбойника, — объясняет раби Шмуэль бар Нахмани, — и тот собирается на него напасть, нужно повернуться к противнику правой стороной, что обеспечивает большую защищенность.
Иную грань Истины открывает в этой истории Рава бар Ула.
Малах Эсава предстал перед Яаковом в образе мудреца Торы, — говорит он, — А этика поведения предписывает приближаться к мудрецу с правой стороны. Это считается знаком уважения.
Итак, мы понимаем теперь, что жила гид ѓанаше расположена в бедренной части правой задней ноги животного.
Далее Талмуд цитирует фразу из Торы: «И остался Яаков один» (Берешит, гл. 32, ст. 24). И объясняет. Сражение Яакова с малахом Эсава произошло ночью, когда Яаков, переправив свой лагерь через реку, вернулся к месту прежней стоянки за кувшинчиками. Вот тут-то и появился «злой» малах.
Из этой истории мы заключаем, — отмечают Учителя, — что погруженные в изучение Торы люди не должны рисковать собой и выходить ночью в пустынное место в одиночку.
Но почему речь идет именно о них?
То же касается царя и жениха, — добавляют Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.). — И дают этому такое объяснение. Именно знатоков Торы, царей и женихов больше всего ненавидят силы зла, завидуя им. Поэтому одинокие прогулки в ночи для означенных категорий людей особенно опасны.
На нашем листе приводится агада (короткий метафорический рассказ, содержащий мировоззренческие концепции), раскрывающая перед нами интересные подробности из жизни нашего праотца Яакова.
Заинтересовал раби Акиву (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) такой вопрос: почему в Торе написано — «...и засияло для него (для Яакова) солнце» (Берешит, гл. 32, ст. 31)? Разве солнце может подняться или опуститься за горизонт ради одного человека? Ведь оно служит всей планете.
О том, какое объяснение дает этой цитате раби Ицхак (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, конец 3‑го века), мы расскажем в нашем следующем обзоре...
Итак, в предыдущем обзоре (см. обзор листа 91) мы начали излагать агаду (короткий метафорический рассказ, содержащий мировоззренческие концепции), касающуюся некоторых деталей из жизни праотца Яакова.
Формально в агаде разъясняется фраза из Торы — «...и засияло для него (для Яакова) солнце» (Берешит, гл. 32, ст. 31). Разве солнце может вставать для одного человека? — спросил раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
И раби Ицхак (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, конец 3‑го века) рассказывает такую историю.
По дороге из Бэер Шевы в Харан подумал Яаков: «Как же это я не зашел в Иерусалим, не посетил то место, на котором будет стоять Храм. Там молился мой отец. Почему же я там не помолился?».
И сжалась как будто бы земля под его ногами, и оказался он в Иерусалиме. Помолился на том месте, где должен был в будущем стоять Храм, и собирался отправиться дальше.
— Нельзя допустить, чтобы такой праведник покинул священное место, не заночевав, — сказал Всевышний.
И тут же солнце опустилось за горизонт. Яаков остался ночевать в Иерусалиме.
Во сне привиделись ему малахим (некие духовные субстанции, осуществляющие связь Неба с землей; ед. число — малах). По лестнице они спускались с Небес и поднимались обратно. И вот увидели они, что изображение человека в колеснице, которое существовало в духовных мирах, точно соответствует облику Яакова, праведника, живущего на земле. И рассердились они... И вот Всевышний над ними стоит. Творец открылся Яакову, чтобы защитить его от гнева малахим.
И сказал Всевышний Яакову;
— Землю, на которой ты сейчас лежишь, дам тебе и твоим детям...
Но ведь человек, когда спит, занимает совсем небольшое пространство.
Для Творца мира, — говорят Учителя, — нет ничего невозможного. В тот момент Он как бы постелил на ложе Яакова всю Эрец Исраэль. И дал намек: если сыновья Яакова пойдут путями отца, они с легкостью овладеют Страной Израиля, будто бы это — совсем небольшой клочок земли...
Еврейский народ в глазах Всевышнего, — подчеркивает Талмуд, — выше малахим. И это понятно: евреи постоянно взывают к Творцу мира, а малахим воспевают Его только один раз в день. Более того, малахим не могут исполнить свою песнь Творцу, пока не поднимутся с земли к Небесам молитвы евреев.
Недаром сказано в Торе: «...и будешь ты править посланниками Всевышнего» (Берешит, гл. 32, ст. 28).
Позднее это подтвердится в пророческих снах Йосефа.
Когда Йосеф находился в тюрьме, отбывающий заключение виночерпий рассказал ему свой сон и изрек: «...И у виноградной лозы — три побега...» (Берешит, гл. 40, ст. 10). Что это означает? — спрашивает Талмуд.
Имеются в виду три малаха, которые защищают еврейский народ в каждом поколении, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век).
Виноградная лоза — это Тора, — поясняет раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), открывая в содержании пророческого сна иную грань Истины. — Три ветви — это предводители еврейского народа: Моше Рабейну, его брат Аарон и сестра их Мирьям. А виноградные ягоды — это праведники, которые есть в каждом поколении.
Виноградная лоза — это Иерусалим, — сказал раби Элазар а‑Модаи (Учитель Мишны, 2‑й век), — Три побега — это Храм, царь и первосвященник.
Иную грань Истины открывает в этом пророчестве раби Иеремия бар Аба.
Лоза виноградная — это еврейский народ, — говорит он. — Под побегами подразумеваются еврейские основные еврейские праздники, во время которых весь народ собирается в Иерусалиме: Песах, Шавуот и Суккот.
Пророчество свидетельствует, — добавляет он, — что придет время расцвета народа Израиля, и удостоится он полного и окончательного освобождения.
Еврейский народ здесь изображен в образе виноградника, — отмечает раби Шимон бен Лакиш, — лоза представляет торговцев, которые заботятся о пропитании всех евреев и дают щедрую цедаку (пожертвование на возвышенные цели), поддерживая учителей и знатоков Торы, выведенных в этом пророческом сне в образе гроздьев. Листья — это крестьяне, которые обрабатывают землю и взращивают виноградник. А сухие ветки — никчемные люди. Недаром говорят в народе Израиля: «Пусть гроздья молятся за благополучие листьев...» (ведь «листья» — земледельцы растят урожай, которым питаются «виноградные гроздья» — знатоки Торы)...
На нашем листе Талмуд возвращается к обсуждению практических вопросов и продолжает рассматривать тему, какие части, составляющие тушу животного в пищу разрешены и на какие накладывается запрет.
Жир, который прикрыт надпочечниками, — говорит Шмуэль (выдающийся Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — можно есть.
Странная выходит картина, — недоумевают другие Учителя. — Ведь именно Шмуэль вывел правило: внутренний жир, накрытый плотью, употреблять в пищу нельзя.
Дело тут в тонкостях физиологии животного, в которых Шмуэль прекрасно разбирался, — объясняет Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Он делает выводы, рассматривая положение отдельных частей тела животного в его естественном состоянии, когда оно выполняет отведенные ему функции. Когда, скажем, бык находится в движении, жир под надпочечниками остается неприкрытым. Но после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) надпочечники опускаются, закрывая собой находящийся под ними жир. Поэтому и возникают «разночтения».
Более того. Шмуэль точно указывает, какой именно жир запрещен для употребления в пищу. Это — жир, который образуется на двух первых «секциях» желудка животного, тот, который откладывается в месте соединения позвоночника с тазобедренной костью... Жир, размещающийся под надпочечниками, в составленном им списке не значится.
У Шмуэля есть указание и по поводу кишок.
В том месте, где кишки соединяются с желудком, — сообщает он, — их необходимо тщательно выскоблить — по длине примерно с локоть. Ибо именно здесь откладывается запрещенный для еды жир.
Что касается жил, тут Шмуэль отмечает, что те из них, что находятся в окружении плечевого сустава передних ног животного, для еды не пригодны.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
Речь идет о переплетении расположенных в этой области сосудов, — уточняет он. — Считается, что употреблять их в пищу не стоит, только потому, что они могут быть не полностью освобождены от крови. Но ведь эту проблему несложно разрешить. Надо лишь все плечо мелко нарезать и просолить. Тогда и вырезать из этой части туши жилы не придется.
Нельзя есть жилы из хвостовой части туши животного, — добавляет рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век). — Их всего пять: три — с правой стороны и две — с левой. Каждая из трех основных жил с правой стороны разветвляется на три более мелкие жилы. Пока мясо еще теплое после шехиты, все они легко извлекаются. Но если оно — остыло, придется выскабливать их.
И вообще, запрещенные для еды жилы (в том числе — сосуды) находятся в пяти местах туши животного, — продолжает рав Иегуда. Те, что расположены в области селезенки и почек, а также — в нижней части ребер, не рекомендуют есть из-за скапливающегося там жира. Сосуды в передних ногах и в челюсти животного не советуют употреблять в пищу, потому что в них может оказаться кровь.
Жилы, которые нельзя есть из-за жира, откошеровать (то есть сделать пригодными в пищу) — невозможно. Но сосуды, которые не едят из-за крови, можно, как говорилось выше, очистить от нее, мелко нарезав и просолив.
Исследует рав Иегуда и проблемы, которые могут возникнуть при употреблении в пищу пленок, обволакивающих разные органы животного.
Так, к примеру, сделав определенные выводы, он говорит, что из-за жира запрещено использовать в пищу пленки на селезенке, и почках, а из-за крови — пленки, защищающие мозг.
Впрочем, с селезенки можно снимать не всю пленку, — подчеркивают Учителя, — но именно с той части, где этот орган соприкасается с желудком. То же самое — с почками: от пленки необходимо очистить лишь их верхнюю часть, там, где откладывается жир. Остальная пленка в пищу разрешена.
Далее Талмуд рассматривает способы предварительной подготовки мяса, после чего из него можно делать разные блюда.
Сообщается, что, прежде всего, мясо надо нарезать на достаточно мелкие куски и засыпать их солью. Таким образом, избавляются от оставшейся в нем крови.
Будет ли мясо кошерным, — спрашивает Талмуд, — если его, большим куском, надеть на вертел и поместить в печь, так, чтобы кровь стекала на угли?
Мясо будет кошерным, — говорит рав Аха (великий Учитель Талмуда, 4 век, Вавилон). — При таком способе обработки из него вытечет вся кровь.
Однако Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века) усматривает здесь иную грань Истины.
Кровь в мясе запечется, — говорит он, — и оно станет не пригодным для еды...
Талмуд вновь возвращается к обсуждению обязанностей мясника (см. обзор листа 90). Мы узнаем, что удаление запрещенного для внутреннего жира производится при разделывании туши. То есть это — забота мясника.
Существует определенное правило, — сообщает Талмуд. — Если помощник мясника при разделке туши оставил в разделанной им части кусок запрещенного жира, величиной с ячменное зерно, хозяин обязан уволить его с работы. Если же этот кусок жира размером с маслину, того, кто допустил эту небрежность, подвергают наказанию...
Обсудив частности — какие жилы и пленки годятся в пищу, какие для этой цели — непригодны (см. обзор листа 93), на нашем листе Талмуд возвращается к проблемам, связанным с запретом на употребление в пищу жилы гид ѓанаше, которая, как было установлено (см. обзор листа 91), находится в бедренной части правой задней ноги животного.
Здесь, в частности, рассматриваются вопросы этического свойства. Талмуд моделирует различные ситуации и находит оптимальные пути их разрешения.
Допустим, еврей собирается послать соседу-нееврею подарок. И для этого выбирает мясо именно с правой задней ноги туши животного. Должен ли он предварительно извлечь из нее жилу гид ѓанаше?
На поверхности — ответ: нет, не должен. Ведь законы Торы, касающиеся кошерности пищевых продуктов, адресованы только евреям, и не имеют отношения к представителям других народов. Следовательно, у них нет ограничения на употребление в пищу жилы гид ѓанаше.
Но, с другой стороны, нееврей, получив подарок, вправе поступать с ним, как ему заблагорассудится. И тут нельзя исключать вариант, что он перепродаст это мясо — еврею.
Положим, еврей отправил нееврею мясо, в котором осталась жила гид ѓанаше. В каком виде должно быть это мясо? — спрашивает Талмуд.
Если еврей хочет послать нееврею мясо с правой задней ноги туши животного, — устанавливает, имея в виду эту ситуацию, Мишна, — он должен отправить всю ногу целиком...
В самом деле. Еврей, которому человек, получивший подарок, продаст эту ногу, сможет увидеть, извлечена жила гид ѓанаше, или — осталась на месте.
Отсюда следует вывод, что посылать нееврею мясо с правой задней ноги туши животного нарезанным на куски — нельзя.
Но тут возникает вопрос: возможно ли, чтобы еврей покупал мясо у нееврея?
Действительно, и неевреям полагалось делать животным шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин). Но ведь всем известно, что евреи тщательно проверяют тушу каждого зарезанного животного, ибо и после правильно реализованной шехиты, его мясо может быть признано некошерным, скажем — трефой (см. обзор листа 42). У неевреев нет такой обязанности.
Речь идет о сравнительно небольшом населенном пункте, — поясняет Талмуд, — где живет много евреев. И именно евреи взяли на себя забой скота. А, значит, и туши они подвергают проверке. И если объявляют, что мясо того или иного животного оказалось некошерным, об этом узнают все. Поэтому в таких местах евреям разрешается покупать мясо и у неевреев.
Но ведь в случае, если нееврей прежде чем продать мясо с ноги туши животного, разрежет его на куски, уже нельзя будет определить, извлечена из нее жила гид ѓанаше или не извлечена.
Евреи разделывают тушу особым образом, — подчеркивают Учителя. — Покупатель сразу поймет, кто разрезал мясо с ноги животного. И если увидит, что это сделано неевреем, скорее всего, не станет его приобретать.
Рассмотрев различные варианты ситуаций, Талмуд приходит к выводу, что хозяин животного, которому сделали шехиту, обязан позаботиться о том, чтобы при разделке туши жила гид ѓанаше была удалена — даже в том случае, когда эта часть туши предназначается нееврею. Этого требуют этические нормы поведения еврея в любом обществе.
Талмуд приводит и психологический довод, почему это так важно.
Если еврей, отправляя правую заднюю ногу от туши животного соседу-нееврею, не позаботится о том, чтобы жилу гид ѓанаше вырезали, он, получается, пойдет на обман. А это запрещено Торой.
В чем же этот обман заключается?
Представьте, сосед получает от еврея мясо. Он, естественно, воспринимает этот дар, как знак расположения к нему. И, конечно же, не сомневается в том, что это мясо во всех смыслах — «в полном порядке». Он благодарен еврею за его старания... И если еврей «подсунул» ему мясо с не вырезанной жилой гид ѓанаше, выходит, что он обманул ожидания соседа.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Однажды Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), переправившись через реку на пароме, поручил своему слуге отблагодарить паромщика. Паромщик-нееврей остался доволен, когда слуга Шмуэля принес ему курицу. Он был уверен, что она — кошерна, а на самом-то деле слуга дал ему курицу, признанную трефой.
Когда Шмуэль это обнаружил, он очень рассердился и наказал слугу, сказав ему, что вводить людей в заблуждение — непозволительно.
Далее Талмуд дает ряд этических указаний:
Нельзя провоцировать человека на незаслуженную тобой благодарность.
Не приглашают человека на трапезу, если заведомо знают, что тот откажется.
Угощая гостя вином из бочки, которая уже продана, необходимо сообщить об этом гостю, чтобы он не подумал, что бочку открыли специально в его честь — из уважения или любви к нему.
Сидя за трапезой в гостях, не угощают детей хозяина (не проявляют доброту за чужой счет).
Не отправляют еврея в продуктовую лавку за покупками, ибо хозяин магазина, увидев, что его клиент — нееврей, вполне может продать ему, скажем, трефное мясо.
Талмуд детализирует последнее (из приведенных здесь) указание, подчеркивая, что открыто о том, что мясо — некошерно, сообщать не следует. Это может обидеть неевреев.
В период римского владычества, — рассказывает Талмуд, — в случае, когда тушу животного признавали трефой, мясники говорили: «Это мясо — для солдат». Для евреев такие слова были «условным сигналом» — они понимали, что им оно не годится. А неевреи охотно его покупали...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать этические проблемы, с которыми может сталкиваться торговец мясом, а также — человек, который приобретает мясо для употребления в пищу.
Мы говорили, что в небольших городках со смешанным населением, где живет много евреев, и именно они, евреи, занимаются шехитой (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) еврей может приобретать мясо даже у нееврея. Ибо в случае, если проверка туши показала, что мясо конкретного животного — трефа (см. обзор листа 42), все в этом городке узнают об этом (см. обзор листа 94).
Однако Учителя, как обычно, и тут моделируют «каверзные» ситуации, которые на фоне общей ясности поставленных проблем, могут поставить в тупик.
Разве даже в этих условиях исключается риск, что торговец-нееврей подменил кошерное мясо — некошерным? — спрашивает Талмуд.
И в ответ рассказывает такую историю.
Идет себе еврей по рынку и слышит, что его окликает мясник. А был тот еврей, надо сказать, в плохих отношениях с этим мясником (тоже евреем).
Приблизился еврей к мяснику, и тот ему говорит:
— Был бы ты моим другом, я бы тебя накормил мясом жирного быка, которому я вчера сделал шехиту.
— Мясо коровы, которую ты зарезал вчера, было не хуже, — ответил мяснику этот человек. — И мне от нее достался лучший кусочек.
— Знай же, — промолвил мясник, — что вчера я сделал шехиту одной корове и двум быкам. Так туша коровы оказалась — трефой (то есть мясо ее в пищу не годилось)...
Далее Учителя принимаются анализировать эту историю.
Не будешь же из-за одного глупца, который отдал трефное мясо нееврею, торговавшему в своей лавке кошерными продуктами, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), — запрещать неевреям торговать мясом!.. И на еврее, который ел мясо коровы, вины нет. Во всем виноват мясник, который отдал нееврею трефное. Он заслуживает наказания, чтобы другим неповадно было так поступать.
Но ведь говорил Рав (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения, 3‑й век), — отмечают другие Учителя, — что мясо, которое «скрылось с глаз» (то есть человек после того, как мясо объявили кошерным не сразу купил его и не ведал, что с ним делали дальше) будет для еды — запрещенным... Этот человек, поскольку не знал даже, чье это мясо — быка или трефной коровы, вообще не должен был его покупать.
В принципе, существует такое правило, — отстаивает свою позицию Раби. — Но оно не распространяется на ситуации, когда шехитой и необходимой дальнейшей обработкой мяса занимаются в населенном пункте исключительно евреи. Если они будут придерживаться установленных законов и предписанных этических норм, все будет в порядке, и мясо без опасений можно покупать и у неевреев.
Есть и другое правило: если на улице городка, где шехиту совершают евреи, найден кусок мяса, — сообщает Талмуд, представляя дополнительный аргумент в пользу точки зрения Раби, — это мясо признается кошерным. Но ведь и тут, казалось бы, оно тоже на какое-то время «скрылось с глаз» (то есть — потерялось). Но на это в таких обстоятельствах, внимания не обращают...
Совсем другой разговор, когда речь идет о населенном пункте, где многие шохеты (ед. число — шохет; специалист, который профессионально, по установленным правилам режет животных — см. обзор листа 2) — не евреи.
В связи с этим Талмуд рассказывает, как однажды Рав, переправляясь на пароме через реку, увидел еврея, который отмывал в речной воде коровью голову. И вот не удержал, да и выронил. Схватил большую корзину и начал вылавливать эту голову из реки. Поймал, вытянул корзину на берег. Глядь, а в ней — две коровьи головы. Кто-то еще при подобных обстоятельствах тоже уронил в воду коровью голову, но вылавливать не стал.
— Что делать? — спросил человек у Рава. — Могу ли я использовать хотя бы одну из этих голов?
— Нет, — ответил Рав. — В наших краях чаще встречается запрещенное мясо, нежели разрешенное. А тем более, ты не можешь отличить, какая из голов — та, что ты обронил...
Интересно, как же сам Рав покупал мясо? — спрашивает Талмуд. — Разве он располагал таким количеством свободного времени, чтобы проследить весь процесс от шехиты животному до окончательной разделки его туши?
И объясняет: известно, что для Рава мясники ставили по его просьбе на кошерном мясе определенный знак. А он приходил и брал «маркированные» куски.
Рассказывает Талмуд и еще одну историю из жизни Рава.
Надумал как-то Рав отправиться в гости к зятю, который жил на другой стороне реки. Подходит он к берегу и видит — паром уже движется ему навстречу. Не пришлось и сигналить, чтобы позвать паромщика.
«Для путника это — добрый знак», — подумал Рав.
И вот добрался он до жилища зятя, слегка приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щель. Видит — висит туша только что зарезанного животного. Тут он распахнул дверь. Присутствующие увидели его, и все, включая шохета (который, отметим, несет за кошерность мяса полную ответственность) вышли навстречу ему.
Пока они обменивались приветствиями, Рав с этой туши глаз не спускал. Потом сказал мяснику:
— Если бы я не смотрел все время на тушу, накормили бы вы моего зятя запрещенным мясом...
Но самое интересное — он (Рав) мясо от этой туши есть не стал. Почему, спрашивается?
По-разному пытались объяснить этот факт другие Учителя. Но те, кто достаточно близко знали Рава, сообщили, что проблемы здесь никакой нет. Просто сам Рав мясо не ел, а покупал «маркированное» мясо в лавке для домочадцев и гостей...
На нашем листе Талмуд продолжает моделировать и рассматривать ситуации, связанные с проблемами кошерности мяса животного, которому по всем правилам сделали шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин). Напомним, что речь идет о разнообразных, встречающихся в практике случаях, когда до этапа разделки туши все шло нормально, и при тщательной проверке туши мясо не признано трефой (см. обзор листа 42).
Моделируя очередную ситуацию, Талмуд рассказывает такую историю.
Было это в городе Наѓардеа. В канун Йом Кипура пришел рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век) в гости к раву Каѓана, который жил на берегу реки. Сидят они во дворе, разговаривают. И вдруг видит рав Нахман, что вороны принесли куриные почки и печень.
И сказал ему рав Каѓана:
— Они пригодны для еды, ибо наверняка — от кошерной курицы. Ведь сегодня все евреи в городе режут кур.
Получается, — констатирует Талмуд, — что части туши кошерной птицы разрешается есть, даже если они побывали в когтях «нечистой» (то есть — некошерной) птицы.
Далее Талмуд обсуждает проблему, влияет ли на части кошерной туши контакт с некошерным мясом (или другими частями туши некошерного животного).
Однажды у рава Хии бар Авины пропали кишки от принадлежавшей ему зарезанной коровы, — сообщает Талмуд. — Выяснилось, что мясник проявил небрежность и бросил их в общую кучу, вместе с некошерными. Как тут быть?
Отправился рав Хия за советом к раву Ѓуне (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век).
— Есть ли на кишках твоей коровы какие-либо пометки? — спросил рав Ѓуна.
— Нет, — ответил рав Хия.
— Тогда можешь ли ты по внешнему виду отличить кишки твоей коровы от — других?
— Конечно, могу, — сказал рав Хия.
— Если ты в этом уверен, — заключил рав Ѓуна, — пойди и забери то, что тебе принадлежит.
Из этого следует вывод, что от соприкосновения с некошерным, кошерное мясо не утрачивает свою пригодность для еды, — отмечает Талмуд.
Рассказывают, что Рава, выбирая куски мяса для еды, не помечал их, но — нарезал треугольниками. И потом, по форме, всегда мог отличить «свое» от «чужого».
В связи с этим Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: что надежнее — различать по виду или по — «маркировкам»?
Как обычно в подобных случаях, рассматривая эту проблему, Талмуд пользуется методом сравнительного анализа.
Учителя исследуют подобные ситуации из других жизненных сфер. Для сравнения берется, в частности, аналогия из судебной практики.
Могут ли приговорить человека к высшей мере наказания за убийство, если свидетели не видели его в лицо, но способны опознать по определенным признакам? — спрашивают Учителя.
Приговор выносят лишь в том случае, — говорит рав Ицхак, — если свидетели видели преступника и в состоянии его опознать.
Не вдаваясь в подробности других аналогий, скажем лишь, что в результате по поводу мяса Талмуд предлагает такое решение: если человек в груде мяса может с уверенностью «опознать» то, что ему принадлежит, ему дозволяется взять это и использовать в пищу. Иными словами — «верь глазам своим»...
Далее Талмуд вновь возвращается к обсуждению проблем, связанных с некошерной жилой в ноге животного под названием гид ѓанаше (см. обзор листа 90).
Ранее, казалось бы, уже были исследованы подробности запрета на употребление этой жилы в пищу. Точно определены ее местонахождение и меры пресечения за нарушение запрета (см. там же), выяснены причины запрета (см. обзор листа 91), выявлены связанные с этим запретом этические проблемы (см. обзор листа 94) и т. д.
Однако Учителя стараются предугадать возможные обстоятельства — в самом широком спектре, чтобы представить ориентиры для наилучшего выполнения заповеди.
На нашем листе Талмуд, например, задается вопросом: надо ли удалять гид ѓанаше полностью, со всеми ее ответвлениями, или достаточно извлечь «ствол»?
И приводит Мишну, в которой сказано:
Жилу гид ѓанаше следует удалять полностью...
Однако раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Чтобы исполнить заповедь, — говорит он, — не обязательно извлекать из мышечной ткани ноги все, даже самые мелкие, ответвления жилы.
Тора запрещает использовать для еды лишь тот отрезок жилы гид ѓанаше, — уточняет Шмуэль (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век), — который расположен в бедренной части правой ноги животного. Но, чтобы оградить людей от ошибок, Учителя вынесли постановление, предписывающее производить удаление всей жилы.
Исследуя различные обстоятельства, Талмуд, в конце концов, вводит параметры, обозначающие «нижнюю» границу нарушения заповеди. Измерительным «эталоном», как и во многих других случаях в Талмуде, служит объем маслины средней величины. Если человек съел кусок жилы гид ѓанаше, размером с маслину, считается, что он нарушил заповедь, и его приговаривают к телесному наказанию.
Но ведь бывают крупные и мелкие животные. И жилы гид ѓанаше у них — разных размеров, — подчеркивают Учителя. — Правильно ли в таких обстоятельствах руководствоваться единой «системой измерения»?
Если животное — крупное, и человек съел жилу гид ѓанаше, размером с маслину, ему полагается наказание, — дает разъяснение Талмуд. — Если же животное — мелкое, считается, что человек нарушил заповедь, съев жилу гид ѓанаше целиком, даже если по объему она меньше маслины...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать одну из основных тем шестой главы трактата Хуллин — запрет на употребление в пищу жилы гид ѓанаше (об этом — см. обзоры листов 90, 91, 94 и 96), уточняя различные детали выполнения этой заповеди.
На обсуждение выдвигается вопрос: можно ли есть мясо с правой ноги животного, если оно было сварено вместе с жилой гид ѓанаше?
В Мишне по этому поводу сказано:
Если сварена правая нога животного, из которой не извлечена жила гид ѓанаше, и мясо и бульон есть запрещается, если в них ощущается вкус запрещенной жилы.
Если в одном чане варились разрешенные для еды и запрещенные жилы, в случае, если невозможно опознать и отделить жилы гид ѓанаше, все содержимое чана есть нельзя.
Если же (человек) может опознать жилу гид ѓанаше, он должен извлечь ее из чана и оценить, ощущается ли в содержимом ее вкус. Если — нет, содержимое чана пригодно для еды...
Тут, пожалуй, может возникнуть такой вопрос: если жилу гид ѓанаше есть запрещалось, откуда же люди должны были знать, какие вкусовые ощущения она способна придать вареву?
Ответ достаточно прост: если известно, что правая нога животного сварена вместе с жилой гид ѓанаше, а мясо и бульон имеют посторонний привкус, все это не следует использовать для еды.
Но если приготовленное блюдо запрещено для еды, разве можно еврею его пробовать? — спрашивает Талмуд.
И в ответ открывает еще одну грань Истины.
Если у человека возникает сомнение по поводу кошерности приготовленной еды, ему следует обратиться к нееврейскому повару. На неевреев такого рода запреты не распространяются, и они, если приготовление пищи — их профессия, могут дать вполне квалифицированный ответ, определив вкус каждой составной блюда. И если такой повар скажет, что чувствует в еде вкус жилы, еврей не будет ее есть.
Существует, кстати сказать, и количественный аспект определения кошерности пищи, в состав которой входит некошерный элемент.
В смеси кошерный продукт по объему должен быть в шестьдесят раз больше некошерного, — отмечают Учителя. — Если данная «норма» некошерного элемента в смеси превышена, вся смесь для употребления в пищу запрещена.
При подсчете процентного соотношения кошерного и некошерного элементов в пище, — вносит свое уточнение раби Ханина (амора первого поколения, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — при определении общего количества пищи учитываются «объемы» не только соуса и навара, но даже — стенок кастрюли...
Разрешается ли есть мясо с правой ноги животного, если она поджарена вместе с жилой гид ѓанаше? — спрашивает Шмуэль (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век).
И, изучив ситуацию, дает заключение: при жарке вкус жилы гид ѓанаше в мясо не проникает, поэтому в этих обстоятельствах это мясо годится для еды.
Однако другие Учителя не сразу принимают позицию Шмуэля. Они исследуют проблему методом сравнительного анализа и приводят установление рава Ѓуны (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век), который сказал: если тушу козленка поджарили целиком, не удалив запрещенный для употребления в пищу внутренний жир, вся эта туша, даже — край его уха, как отмечает Учитель, для еды не годится. Так почему же, спрашивается, с жилой гид ѓанаше — иная ситуация.
Жир при горячей обработке (неважно — варят тушу или жарят) растапливается и впитывается в мясо, — объясняет Шмуэль. — А жила гид ѓанаше может изменить вкус блюда только в том случае, когда ногу варят в воде. Когда ее жарят, жила лишь подсушивается, и вкус ее в мясо не проникает.
Впрочем, однажды, человек поджарил на вертеле тушу молодого козленка, — рассказывает Талмуд, — а потом вспомнил, что не удалил внутренний жир. Отправился он за советом к раби Йоханану (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), и раби Йоханан разрешил ему есть мясо этого козленка. Как это объяснить?
Речь в данном случае шла о крошечном козленке, у которого и жира еще не было, — говорят Учителя. — Удалять из его тушки жир просто не было необходимости.
Не совсем так, — уточняет рав Ѓуна бар Иегуда. — Внутренний жир у козленочка все-таки был, но только — на почках. Но поскольку он был покрыт пленкой, которая при жарке не давала ему проникать в мясо, мясо это можно было есть. Вот если бы тушу сварили, блюдо стало бы непригодным для еды.
Если правую ногу от туши животного, не вырезав из нее жилу гид ѓанаше, засолили, — дополняет результаты своих исследований Шмуэль, — мясо с этой ноги пригодно для еды...
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего листа (см. обзор листа 97). Талмуд углубляется в изучение законов, обуславливающих кошерность смеси, в которой есть некошерные элементы.
На предыдущем листе рассматривался, в частности, количественный аспект данной проблемы. Учителя пришли к выводу, что в случае, если объем некошерного элемента в пище больше одной шестидесятой от общего объема смеси, эта смесь признается для еды непригодной.
Получается, что в ситуации, когда в кастрюле среди кошерных яиц сварили одно некошерное, кошерные яйца разрешается есть, только если их было не меньше шестидесяти штук, — констатирует Талмуд.
Но ведь нам известно, что у яиц — достаточно плотная скорлупа, и поэтому на них данное правило не распространяется (подробнее об этом — см. обзор листа 64), — выдвигает возражение рав Иди бар Авин (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 4‑й век).
В каждом законе имеются свои нюансы, — объясняет Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Действительно, есть такой закон: если в кастрюле вместе с кошерными яйцами сварили — некошерные, кошерные яйца все равно пригодны для еды — общее количество яиц в кастрюле не имеет значение. Однако речь здесь идет о яйцах некошерной птицы. В нашем же случае, говоря — «некошерное яйцо», Талмуд подразумевает такое, внутри которого начал развиваться зародыш. Тут — дело другое. И мы уже вынуждены рассматривать ситуацию с позиции количественного соотношения «ингредиентов». Ибо у яйца, во внутреннем содержимом которого развивается плод, скорлупа становится более рыхлой и не такой прочной, как у яйца в его обычном состоянии, и существует вероятность, что частички некошерного продукта проникнут в кошерный.
На практике, в быту, если речь идет о таких продуктах, которые нельзя «пересчитать поштучно», — отмечают Учителя, — не всякий человек может произвести столь сложные, в сущности, вычисления, когда для получения результата и, соответственно — вынесения решения, необходимо определить вес оказавшихся в смеси кошерных и некошерных «составных». Поэтому, чтобы упростить задачу, в обиход вводятся более доступные параметры. Оцениваются ситуации, когда кошерного продукта в смеси — «много», а объем некошерного — равен примерно объему маслины средней величины.
Однако не стоит полагаться на собственные «ощущения», — дает рекомендацию Талмуд. — Во всех сомнительных случаях, чтобы не допустить ошибку и не использовать для еды запрещенную продукцию, нужно проконсультироваться с опытным в вопросах кашрута раввином.
Далее Талмуд анализирует разные варианты вычисления количественного соотношения кошерных и некошерных элементов в пище на конкретных примерах.
Однажды человек, когда варил мясо, случайно уронил в кастрюлю маленький кусочек внутреннего, то есть — некошерного, непригодного для еды жира. Мяса было «много» — полная кастрюля, а объем жира был приблизительно равен объему маслины. Могу ли я есть теперь это мясо? — засомневался он. И чтобы избежать ошибки пошел за советом к раву Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века).
Производя вычисления, чтобы определить, во сколько раз кошерного элемента в смеси было больше, чем некошерного, рав Аши решил, было, добавить к объему кошерного ингредиента количество жидкости, которая впиталась в стенки кастрюли.
Надо ли при вычислении соотношения кошерных и некошерных элементов учитывать площадь внутренних стенок кастрюли? Правильно ли это? — спросили его коллеги, другие Учителя. — Жидкость, которая впитывается в стенки кастрюли или чана, в котором варится «смесь», также содержит в себе и элементы некошерного.
Тщательно проанализировав представленный ему случай, рав Аши заключил, что мясо, в которое человек обронил крошечный кусочек запрещенного для употребления в пищу жира, можно есть — его объем более чем в шестьдесят раз превышал объем некошерного жира.
Талмуд выдвигает на обсуждение такую задачу.
Человек обронил в стоящий на огне чан с мясом кусочек некошерного жира, размером с половину маслины. Рав Аши, произведя необходимые расчеты, объявил результат: объем кошерного продукта в чане в тридцать раз превышал объем — некошерного. И хотел, было, разрешить использовать это мясо в пищу. Кроме всего прочего, он, прежде всего, руководствовался таким соображением. По закону Торы человеку полагается наказание за нарушение законов кашрута, если он съел некошерный продукт в объеме «маслины». Если — меньше, от ответственности человек освобождается.
— Применяя законы Торы на практике, нельзя отрывать их от конкретных обстоятельств, — объяснил ему его отец. — И никогда не пренебрегай постановлениями Учителей. Учителя в таких ситуациях рекомендуют руководствоваться расчетами «соотношения». Значит, так и надо поступать. И еще: имей в виду, что соотношение «один к шестидесяти» — нижняя граница, начиная с которой смесь определяется, как непригодная для еды. По закону Торы, кстати сказать, некошерное есть вообще нельзя, даже в объеме с половину маслину. И то, что наказание за это не предусматривается, не означает, что некошерное в малых количествах — разрешено.
Если объем кошерного мяса превышает количество некошерного жира, размером с половину маслины, в тридцать раз, это и есть соотношение — «один к шестидесяти», то есть — «нижняя граница».
В результате рав Аши запретил есть мясо, которое принес ему человек для оценки ситуации.
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать законы, регламентирующие возможности употребления в пищу смесей, в которые попадает запрещенный для еды элемент.
На предыдущих листах выяснялось, при каком соотношении кошерного и некошерного продуктов смесь становится запрещенной и выведено постановление: смесь можно есть, если количество кошерного элемента более, чем в шестьдесят раз превышает количество — некошерного (см. обзор листа 97). Рассматривались также отдельные случаи из практики применения данного установления (см. обзор листа 98).
Здесь, на нашем листе, Талмуд вносит в выведенные правила некоторые уточнения.
Если в кошерную пищу попал некошерный элемент, — говорит раби Аси (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; конец 3‑го века), — есть ее можно лишь в том случае, если количество кошерного содержимого в сто раз превышает количество этого некошерного элемента.
Но ведь в ѓалахе (еврейский практический закон) в этой связи фигурирует цифра «шестьдесят», — подчеркивает Талмуд. И поскольку в данном вопросе обнаруживаются две грани Истины, начинает изучать обе точки зрения.
На чем строится логика Учителей, когда они делают вывод, что объем кошерного продукта в «смеси», чтобы ее можно было есть, должен более чем в шестьдесят раз превышать объем некошерного?
Вникая в детали, Талмуд определяет, что Учителя, проводя свое исследование, пользовались методом сравнительного анализа. И «объектом» сравнения стала ситуация с назиром, который, согласно законам Торы, по окончанию срока своего обета (не касаться мертвого тела, не стричь себе волосы и не пить вино) совершал приношение в Храме. Для этого ему полагалось выбрать барана. А мясо этого барана после реализации процедуры приношения ел его сам назир, но плечевую часть передней ноги полагалось отдать коэну (служитель в Храме; не коэны не имели права есть эту часть приношения назира). Как сказано в Торе: «И возьмет коэн сваренную ногу...» (Бамидбар, гл. 6, ст. 19).
Плечевая часть ноги, предназначенная коэну, — отмечают Учителя, — варилась в чане вместе с остальным мясом барана, принесенного назиром. Но для назира она — запрещенный «продукт»...
Учителя рассчитывают соотношение запрещенного и разрешенного. И получается, что предназначенная коэну часть мяса (для назира — запрещенного) по объему, вместе с костью, в шестьдесят раз меньше объема остального мяса животного,
Теперь Талмуд изучает позицию раби Аси и обнаруживает, что он вычисляет соотношение, не учитывая кости. Поэтому у него и получается, что разрешенное в сто раз больше запрещенного, ибо в ноге барана — довольно массивная кость, а мяса на ней мало.
По аналогии Учителя, в том числе — раби Аси, выводят постановление для любой «смеси», когда в разрешенную пищу попадает запрещенный элемент.
Если запрещенный элемент имеет тот же вкус, что и разрешенный для еды продукт, то есть они относятся к одному виду пищи, — вносит свое уточнение раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — использовать для еды эту смесь нельзя, независимо от их количественного соотношения. Исключение здесь — только баран назира, ибо Тора дает ему специальное разрешение на то, чтобы он ел мясо своего приношения.
Далее Талмуд вновь рассматривает конкретные случаи.
Говорится здесь, например, о ситуации, когда в овощи, которые тушатся на огне, попадает кусочек некашерного мяса. Учителя заключают: если объем овощей более чем в шестьдесят раз превышает объем этого некашерного мяса, есть эти овощи (удалив из пищи мясо, разумеется) — разрешается.
Допустим, человек сварил кашу из перловки и чечевицы. При этом перловка, которую он туда положил, была отделена им для трумы (часть урожая, которую земледельцы должны отделить в пользу коэнов, и сам земледелец использовать в пищу эту отделенную часть не должен). Какими правилами надо руководствоваться, чтобы определить, может ли человек съесть эту кашу?
Если в каше ощущается вкус перловки, — дают заключение Учителя, проанализировав ситуацию, — есть ее нельзя, даже в том случае, если чечевицы в смеси в сто один раз больше, чем перловки. Иными словами решающую роль играют здесь вкусовые качества смеси.
Фактор «количественного соотношения» в данном случае не учитывается лишь потому, что и перловка и чечевица развариваются в единую массу, — подчеркивает Талмуд. — И если вкус перловки в смеси не чувствуется, эту кашу без опасений можно съесть. Однако же, если мы говорим о зерновых, которые при варке не теряют форму (например, пшеничные зерна), количественный фактор не сбрасывается со счетов. Когда в каше — трума в виде пшеничных зерен и вкус их в смеси не ощущается, кашу разрешается съесть, только если пшеницы в сто раз меньше, чем другой, не предназначенной для трумы крупы.
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущих, где Талмуд исследует законы, регламентирующие возможности употребления в пищу еды, в которую попадает запрещенный для этой цели элемент (см. обзоры листов 97–99).
Рассмотрев различные правила, помогающие определить, можно ли использовать «смесь» для еды (с учетом «количественного» фактора — см. обзор листа 97 и фактора «качественного», то есть «вкусового» — см. обзор листа 99), Талмуд возвращается к вопросу, как относится к пище, в которую попала жила гид ѓанаше (см. обзор листа 90).
В Мишне нашей главы говорилось, что в случае, если сварена правая нога животного, из которой не извлечена жила гид ѓанаше, и мясо и бульон есть запрещается, если в них ощущается вкус запрещенной жилы (см. обзор листа 97). Но, поскольку жилы, в том числе — гид ѓанаше, вкуса не имеют, — подчеркивает Талмуд, — достаточно извлечь из содержимого эту жилу, и остальное будет пригодным для еды.
Теперь Талмуд рассматривает проблему в ином ракурсе. И выдвигает на обсуждение вопрос: пригодно ли в пищу вареное мясо кошерного животного, если при варке в него попала жила из бедренной части правой задней ноги некошерного (непригодного для еды) животного?
Вопрос этот — принципиальный. Ибо, прежде всего, тут необходимо понять, следует ли особо выделять эту жилу у некошерного животного или расценивать ее, как любую другую.
Детально анализируя ситуацию, Учителя приходят к выводу, что наделять данную жилу в бедренной части ноги некошерного животного особым статусом (как мы это отмечали у кошерного животного) — бессмысленно. В первую очередь, потому, что, говоря о жиле — гид ѓанаше у кошерных особей, мы отмечали, что проблема запрета на употребление этой жилы в пищу — духовного свойства и связана с еврейской историей. Ее запрещается есть в память о ранении нашего праотца Яакова во время сражения с малахом (некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей) Эсава — см. обзор листа 91 (рекомендуем также прочесть обзор листа 92, где описаны интересные подробности из жизни Яакова).
Об этом и сказано в Мишне нашего листа:
Особого статуса гид ѓанаше некашерного животного — не имеет. Однако и она в пищу запрещена...
Как такое может быть? — спрашивают Учителя.
И тщательно изучив ситуацию, дают разъяснение.
Дело тут в том, что особого статуса жила гид ѓанаше некошерного животного не имеет для евреев. Ибо любая часть такой особи, по еврейским законам, в пищу не годится. Но отдельно о запрете на нее говорится потому, что запрет этот распространяется и на бней Ноах (сыновей Ноаха), то есть на представителей всех народов. А ведь для них в пищу пригодна, скажем, и медвежатина и даже — свинина которую, как и медвежатину, евреям есть строго запрещается (см. обзор листа 79 трактата Бава Кама).
Однако и рассматривать гид ѓанаше, как обычный кусочек запрещенного для употребления мяса, — подчеркивает Талмуд, — не следует. Ведь существует правило: если гид ѓанаше некошерного животного попадает в чан, где варится кошерное мясо, независимо от объема, употреблять это мясо в пищу — не разрешается.
Почему же принцип количественного соотношения здесь не действует? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: эта жила квалифицируется как нечто цельное, как отдельное «существо». В силу здесь вступает закон, регламентирующий ситуацию, когда в пищу попадает насекомое: если насекомое упало в чан, где варится кошерная еда, все содержимое чана для употребления в пищу — не годится.
Но то же правило можно отнести и к случаям, когда в процессе приготовления кошерного мяса в кастрюле оказывается некошерный кусочек мяса, — говорят Учителя.
Тут есть свои нюансы, — уточняет Раба бар бар Хана. — Если некошерный кусок мяса, который варился в кастрюле — с кошерным, можно «опознать», и его вкус ни в бульоне, ни в кошерном мясе не ощущается, содержимое этой кастрюли можно разрешить для еды.
На практике это выглядит слишком сложно — очень уж много возникает проблем.
Во-первых, надо быть уверенным, что именно этот, а не какой-либо другой, кусок мяса — некошерный. По виду его не так-то просто отличить.
Во-вторых, кто будет пробовать пищу, да еще и бульон и само мясо, если есть сомнение в кошерности содержимого кастрюли. Надо приглашать повара-нееврея (см. обзор листа 97)...
Поэтому Учителя, чтобы уберечь людей от ошибок, предпочитают здесь «устрожение» и объявляют мясо в таких обстоятельствах — некошерным (не пригодным для еды).
Эту позицию поддерживает, открывая в данном вопросе иную грань Истины, раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Если запрещенный для еды элемент и разрешенный продукт относятся к одному виду пищи, и варились вместе, в одной кастрюле, — говорит он, — все, что было в этой кастрюле, есть нельзя, даже если некошерный кусок «опознан» и удален, а если не опознан — тем более. И никакие «особые свойства» и количественные факторы значения тут не имеют.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с кашрутом (законами, регламентирующими выбор продуктов, которые пригодны в пищу). Речь, как и на предыдущих листах, идет о конкретных запретах (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 97, 98 и 99) и, в частности — о запрете на употребление в пищу жилы гид ѓанаше (см. обзор листа 90).
Учителя углубляются в изучение различных нюансов этого запрета.
Ситуация, которая здесь рассматривается, может, на первый взгляд, показаться странной. Ибо на обсуждение выдвигается вопрос: что грозит человеку, который съел жилу гид ѓанаше из ноги животного в состоянии таме?
О чем же тут говорить? С какой стороны ни посмотри — везде только запреты. Жила, сама по себе — запрещена. К мясу, «заряженному» тумой (духовной нечистотой), даже прикасаться не рекомендуется...
Но вот Талмуд сообщает факт: раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) освободил от ответственности человека, который съел жилу гид ѓанаше из ноги животного в состоянии таме.
Какое же объяснение дает этому факту Талмуд?
Запрет на использование в еду жилы гид ѓанаше действителен, когда речь идет о животном, разрешенном в пищу сынам Израиля, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). Ведь в Торе прямо сказано: «...поэтому не будут есть сыны Израиля жилу гид ѓанаше» (Берешит, гл. 32). А поскольку мясо, получившее туму, евреям есть нельзя, жила гид ѓанаше такого животного под запрет не попадает. Потому и освободил раби Шимон от наказания человека, который такую жилу съел.
Однако Рав (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения, 3‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Тот, кто использовал в пищу гид ѓанаше, животного, которому неправильно (некошерно) сделали шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), допустил серьезное нарушение.
Одно или — два? — спрашивает Талмуд.
Этот человек нарушил сразу два запрета, — говорит раби Меир (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Запрет на использование в еду любой части некошерным способом умерщвленного животного и запрет — на жилу гид ѓанаше.
Запрещена для еды жила гид ѓанаше любого кошерного животного, — уточняет раби Меир свою позицию, — всегда, в каком бы животное не было возрасте. Если к тому же, это животное еще и зарезали неправильно, съев эту жилу, человек нарушает второй запрет — на мясо неправильно зарезанной скотины.
Кроме того, — подчеркивает он, — запрет на мясо неправильно зарезанной особи носит общий характер: ни одну из его частей использовать в пищу нельзя.
Однако другие Учителя открывают здесь иную грань Истины.
В рассматриваемом случае, — говорят они, — нарушитель преступает рамки одного закона: мясо кошерного животного можно есть лишь в том случае, если этому животному сделана шехита — по всем установленным для этого правилам. Но если правила нарушены или же шехита была сделана животному, которому делать «бытовую» шехиту (мы рассматриваем в трактате Хуллин именно бытовые аспекты шехиты) не полагается, ибо оно, допустим, было отделено для приношения в Храме, жила гид ѓанаше теряет свой статус (см. обзор листа 100). И факт, что некто ее съел, нарушением не считается (то есть в этом Учителя следуют точке зрения раби Шимона).
Впрочем, — продолжают Учителя, — исключение из этого правила составляет случай, когда режут, к примеру, быка, который убил человека (ему нельзя делать шехиту, и мясо его нельзя не только есть, но использовать любую его часть каким бы то ни было образом — этого быка отдают под суд и приговаривают к смертной казни). Тот, кто съел жилу гид ѓанаше из правой задней ноги этого быка, нарушает сразу два запрета.
И тут, отметим, Учителя следуют позиции раби Меира.
Если же рассматривать запрет на мясо неправильно зарезанного животного как — общий, распространяющийся на все его части, — отмечает Талмуд, — то и жилу гид ѓанаше не стоит выделять из «общего ряда» составных организма. Тогда получается, что, съев жилу гид ѓанаше, извлеченную из ноги некошерного животного, человек нарушает один запрет.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: когда вступил в силу запрет на жилу гид ѓанаше?
После сражения праотца Яакова, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — с малахом (некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей) своего брата-близнеца, Эсава (об этом — см. обзор листа 91).
С момента дарования Торы на горе Синай, — говорит Рава, открывая иную грань Истины.
Разве Тора давалась еврейскому народу по частям? — спрашивает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века). И подводит итог: все заповеди мы получили на горе Синай, и у каждого закона — своя история...
На нашем листе Талмуд детально обсуждает запрет Торы на использование в пищу любых частей от живого животного.
Этот запрет, — отмечает раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — имеет самое широкое распространение. Каждому человеку положено знать, что он не должен есть части тела от живых птиц, млекопитающих и других животных — кошерных и некошерных (это — актуально, ибо закон, о котором мы говорим, дан не только евреям, но и сыновьям Ноаха, то есть — неевреям, а они могут есть мясо самых разных животных — без ограничения).
Той же позиции придерживается и раби Элазар (коллега раби Иегуды).
Другие Учителя открывают в этой проблеме иную грань Истины.
Запрет подразумевает, — выдвигают они на рассмотрение свои выводы, — что речь идет лишь о кошерных животных.
Действительно, в Торе о запрете есть от живого, говорится прямо, — подчеркивает Талмуд. — Но нет указания, какие именно животные, имеются в виду, только кошерные или — и некошерные тоже. На чем же основаны столь различные точки зрения Учителей?
Далее Талмуд предпринимает глубокое исследование текстов Торы. В нашем обзоре мы его опускаем, ибо в нем Учителя исходят из таких тонких нюансов, что постичь истинный смысл выстроенных ими логических цепочек способен лишь человек, имеющий обширный опыт изучения Талмуда и чтения его содержания в оригинале.
Поэтому ограничимся наиболее простым аспектом обсуждения.
Анализируя вывод раби Иегуды и раби Элазара, с одной стороны, и точку зрения тех Учителей, кто дискутирует с ними — с другой, Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) приходит к заключению, что, в сущности, тут нет никакого противоречия.
Все дело в том, — отмечает он, — что раби Иегуда и раби Элазар рассматривает проблему с общечеловеческих позиций. Но ведь и у остальных Учителей нет никаких возражений по поводу того, что неевреи, которые употребляют в пищу мясо и кошерных и некошерных животных, не должны и есть часть от живого некошерного животного. Однако сами они изучают тонкости этого запрета, только применительно к правилам еврейского образа жизни. И тогда, разумеется, получается, что некошерные животные не попадают в их поле зрения — мясо таких животных еврею использовать в пищу вообще запрещено.
Это лишь, повторюсь — упрощенный вариант объяснения. В действительность существуют нюансы, которые мы оставляем за рамками нашего обзора.
Далее Талмуд подчеркивает: если человек съел орган (или кусок мяса) от живого животного, а потом тут же сделал ему шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в Трактат Хуллин), ответственность за нарушение запрета с него не снимается, и он, несомненно, заслуживает наказание. Хотя, казалось бы, шехита наделена особым духовным статусом и свойством духовного очищения (см. там же).
Более того, из этого запрета вытекают и некоторые другие правила, которые следует соблюдать любому человеку.
Учителя предостерегают: даже когда шехита животному уже сделана, нельзя сразу же вырезать из его туши, скажем, печень (или какой-либо другой орган), чтобы приготовить из нее какое-то блюдо. Это обусловлено тем, что сам точно направленный надрез, который делают на шее животного (см. на сайте, к примеру, обзор листа 2) не занимает много времени, но прекращение деятельности органов — не одномоментный процесс. Поэтому нужно подождать, когда органы перестанут функционировать полностью.
Имеет ли значение в данном случае (применительно к запрету) величина запрещенного «объекта»? — спрашивает Талмуд.
Будет считаться, что запрет нарушен, — говорит Рав, — если съеден отделенный от живого «объект» величиной с маслину среднего размера, не меньше. Ибо все относящиеся к еде запреты вступают в силу, когда в пищу использован, как минимум, этот, скажем так — «эталонный» объем.
Запрет считается нарушенным даже в том случае, — уточняет рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), — если в этот минимальный объем съеденной от живого части животного входят кости и жилы. Несмотря на то, что жилы, к примеру, квалифицируются как несъедобные.
Все это вовсе не означает, — расставляет акценты Талмуд, — что в ситуации, когда запрещенный «объект» слишком мал, меньше объема маслины, запрет нарушать — можно. Обсуждая данную тему, Учителя говорят лишь о возможности освобождения человека от ответственности, если он допустил нарушение случайно или по неведению. Но в принципе запрет на употребление части от живого — очень строг и не предусматривает ни «отклонений», ни исключений из общего правила.
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать запрет Торы на использование в пищу любых частей от живого животного.
На предыдущем листе говорилось о том, что этот запрет Всевышний дал всему человечеству, и поэтому Учителя подчеркивают: запрещено отделять для еды какую-либо часть не только от кошерного (запрет для евреев и неевреев), но и от некошерного (запрет для всего остального человечества) животного (см. обзор листа 102).
Здесь Учителя обсуждают различные ситуации. И анализируя меры пресечения за нарушение данного запрета, подчеркивают: даже в том случае, когда человек съел маленький кусочек мяса от живого животного, настолько крошечный, что по объему он — меньше маслины, он может заслуживать наказание. Хотя, казалось бы, все запреты, связанные с едой, вступают в силу с того момента, когда человек съел запрещенный продукт объемом с маслину и больше.
В каких случаях, человек, употребивший в пищу продукт в малом объеме, который в принципе законом даже не рассматривается, может заслужить наказание? — спрашивает Талмуд.
Решающую роль в этой ситуации играет намерение человека, — говорит раби Элиэзер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Если человек «соблазнился» на кусочек плоти живого животного (неважно, была это особь крупного или мелкого рогатого скота, курица или, скажем, гусь), хорошо зная о том, что закон строго-настрого это запрещает, его следует наказать. Даже если этот кусочек — меньше маслины. Ибо он нарушил запрет — намеренно, поддавшись сиюминутному желанию.
Дело в том, что законы даны человеку — обобщает Талмуд, — чтобы в своих поступках он ими руководствовался и умел, если требуется, ограничивать себя в своих желаниях. Это касается всех заповедей, в том числе, и тех, которые регламентируют питание. И тут, с точки зрения морали и нравственности, а главное — духовности, «размеры» запрещенного объекта не имеют никакого значения.
Другая сторона проблемы — мера ответственности, которую несет человек за нарушение запрета. Тут свою роль играют два фактора: размеры употребленного в пищу запрещенного «объекта» и намерение.
Поэтому мы и говорим: если человек нарушил данный запрет случайно или по неведению и при этом съеденный им запрещенный «объект» оказался меньше маслины, от ответственности он освобождается.
Но может ли такое быть, чтобы в эпоху Талмуда, когда большинство наших предков вели истинно еврейский образ жизни и изучали Тору, кто-то не знал о существовании одного из основополагающих, относящихся к тому же — ко всему человечеству, запретов Торы?
Отвечая на этот вопрос, подчеркнем, что тексты Талмуда составлялись на все времена. Поэтому, обсуждая самые разные проблемы Учителя старались максимально учесть все обстоятельства, не сбрасывая со счетов и возможное незнание еврейского законодательства.
Впрочем, как пример ненамеренного нарушения запрета, Учителя рассматривают в принципе — маловероятную ситуацию, когда человек случайно проглотил крошечное живое существо.
На обсуждение выдвигается вопрос: как расценивать это «происшествие»?
Даже если это существо по размеру — с маслину или чуть больше, человек освобождается от наказания, — говорит раби Элиэзер.
И объясняет: мы говорим о запрете на употребление в еду части от живого животного, а здесь речь идет о том, что человек съел маленькое существо — целиком.
Однако раби Элиэзер открывает иную грань Истины.
Это крошечное существо состоит из отдельных частей и органов, — говорит он. — поэтому в данном случае речь идет о том, что человек случайно съел все части, составляющие живое животное. Именно так и надо эту ситуацию рассматривать. Поэтому, если это существо имеет размер маслины, человек несет ответственность за свой, пусть и нечаянный, проступок.
Ну, а если это существо — меньше маслины?
Тут все Учителя приходят к общему выводу: если человек случайно проглотил маленькое существо, размером — меньше маслины, от ответственности он освобождается...
Моше Гойхберг
На предыдущих листах нашего трактата обсуждались различные проблемы, связанные с шехитой (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), с детальной проверкой туши после шехиты (см. обзор листа 42) и т.п.
В результате мы получили представление о том, какое мясо, согласно законам Торы, можно считать кошерным, то есть — пригодным для употребления в пищу.
Теперь мы открываем новую, восьмую главу трактата Хуллин, которая посвящена очень важной для нас теме — разделение мясной и молочной пищи.
Ни смешивать, ни варить вместе, ни есть мясные продукты с молочными — нельзя. Это — прямое указание Торы, одно из основополагающих правил кашрута.
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Всякое мясо, кроме мяса рыбы, запрещается варить в молоке.
Запрещено также ставить всякое мясо, кроме мяса рыбы, на один стол с сыром.
На один стол с сыром можно ставить блюдо из мяса курицы. Но вместе есть и то и другое — нельзя.
Тому, кто дал обет не есть мяса, рыбу есть разрешается...
Талмуд приступает к анализу первого пункта Мишны. И, прежде всего, уточняет: под выражением “всякое мясо” подразумевается мясо крупного и мелкого скота, мясо кошерных домашних и диких особей (к примеру, мясо оленя, который относится к разряду кошерных животных), а также — птиц.
Почему же тогда разрешается варить в молоке — рыбу? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: рыба к категории “мясо” не причисляется.
С чем это связано?
Если — с размерами, тогда и курицу, пожалуй, можно было бы варить в молоке. По размеру курица, скажем, с тем же быком — не сравнима. А рыба... Иная особь подводного мира по величине вполне сравнима с бараном, а то и — с быком.
Решающий фактор в данном случае — среда обитания, — подчеркивают Учителя. — И бык и курица ходят по земле и дышат воздухом. Поэтому на мясо курицы распространяется тот же закон, что и на мясо коровы или, допустим, овцы.
Следует отметить, что раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в данном вопросе иную грань Истины.
Что касается смешения мяса с молоком, Тора курицу к быку или барану не приравнивает, — говорит он. — Постановление, запрещающее варить мясо курицы и любой другой кошерной птицы в молоке, вынесено Учителями. Чтобы оградить людей от возможных ошибок, чтобы никому и в голову не пришло, что мясо мелких животных употреблять вместе с молоком — можно.
Так или иначе, но ведь и раби Акива не говорит, что мясо курицы варить в молоке разрешается. Он лишь уточняет происхождение этого запрета.
Зачем он это делает? Какая разница, казалось бы, откуда исходит запрет?
Разница есть, — говорят Учителя. — Если бы запрет был из Торы, мясо курицы, случайно сваренное в молоке, использовать было бы нельзя. Эту смесь необходимо уничтожить. В той же ситуации, когда запрет налагается постановлением Учителей, “испорченную” для человека еду можно, например, отдать собакам.
Но что же все-таки — с рыбой? Почему исключение делается именно для нее?
Дело в том, что рыба ни к “мясным” ни к “молочным” продуктам не относится. Ее, так же, как овощи и фрукты, причисляют к категории под названием — парве (см. не сайте ответ “Рыба — это мясо или нет?” — в разделе “Спроси у раввина”).
Оперируя понятиями физического мира, особое отношение к рыбе не объяснишь. Ее “сочетаемость” с молоком выявляется на уровне взаимодействия духовных субстанций.
Далее Талмуд переходит к обсуждению второго и третьего установлений Мишны. И задается вопросом: почему мясное с молочным (в Мишне, конечно же, имеется в виду не только сыр, но и другие молочные продукты) даже на один стол ставить нельзя? Ведь одно дело — сварить или съесть, совсем другое — расположить. Это же совершенно разные вещи.
Ответ прост: Учителя разрабатывают систему бытовых постановлений таким образом, чтобы как можно надежнее оградить людей от ошибок. Если же молочное и мясное лежат на одном столе, существует вероятность, что человек, задумавшись, может машинально съесть после мясного блюда что-то молочное. А это строго-настрого — запрещается.
В развитие темы Талмуд подчеркивает, что после мясного сразу же есть молочное — нельзя. Но вот в обратном порядке — мясное сразу после молочного — есть разрешается. Впрочем, и тут важно соблюсти определенные условия.
Если человек после молочной трапезы собирается съесть, положим, кусок мяса, он должен омыть руки (если он будет есть мясо птицы, это не требуется) и съесть что-то нейтральное — чтобы мясные и молочные “ингредиенты” не перемешались во рту...
Итак, мы рассматриваем восьмую главу трактата Хуллин, посвященную принципиально важной для нас теме — разделение мясной и молочной пищи.
На предыдущем листе говорилось о том, что ни смешивать, ни варить вместе, ни есть мясные продукты с молочными (даже ставить радом на один стол) — нельзя (см. обзор листа 104). А в заключительной части листа Талмуд определил весьма существенное правило: есть молочное сразу после мясного — запрещено, но мясное сразу после молочного есть разрешается. Правда, и тут существуют некие условия (см. там же). Какие же именно?
Выяснением этих условий и занимается Талмуд на нашем листе.
Прежде всего, после молочного блюда, чтобы приступить — к мясной еде, необходимо сделать омовение рук (перед употреблением мяса птицы это не требуется), а потом съесть что-то нейтральное (парве) — чтобы мясные и молочные “ингредиенты” во рту не перемешивались.
Но и это еще не все.
Три вида продуктов, — подчеркивает Талмуд, — для этой цели не годятся:
— мука;
— финики;
— зелень.
Почему для полной очистки рта после мясного эти три вида продуктов не используются? — спрашивают Учителя.
И отвечают: рот надо очистить от остатков молочного блюда как следует, а мука, финики и зелень — слишком “деликатны”, мягки для этого.
Далее Талмуд возвращается к первому установлению: сразу после мясного нельзя есть молочное.
Что в данном случае подразумевается под словом “сразу”?
Мой отец, — рассказывает Мар Уква, — после мясной трапезы не ел молочного сутки. У меня же — иное правило. За одной трапезой мясное и молочное я, разумеется, не ем. Но если, скажем, во время утренней трапезы я ел мясо, то на следующей трапезе позволяю себе насыщаться молочными блюдами...
Забегая вперед, скажем, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует правилу Мар Уквы.
Но тут возникает вполне резонный вопрос: сколько же времени проходило у Мар Уквы между трапезами? Какой перерыв был для него минимальным?
По этому поводу между Учителями разворачивается дискуссия.
Некоторые Учителя Талмуда, среди них, к примеру — раби Ашер, говорят, что мясная трапеза у Мар Уквы была утром, а следующая — вечером. И тогда получается, что перерыв между мясным и молочным составлял у него никак уж не меньше десяти часов.
Поскольку конкретное время Мар Уква не указывает, — отмечают Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — он, скорее всего, подразумевал, что мясная и молочная трапезы могут следовать одна за другой. Важно лишь, снять со стола всю мясную посуду и заменить скатерть. Накрыв стол заново, поставив приборы, предназначенные для употребления молочной пищи, можно тут же есть молочные продукты.
Всесторонне обсудив позицию Мар Уквы, Учителя берут за основу обычный режим питания здоровых людей.
В самом деле. Если у человека нет проблем с пищеварением, нет заболеваний, требующих более частого приема пищи, перерыв между трапезами составляет приблизительно шесть часов.
В результате именно эта цифра и стала “эталонной”. Между мясной и молочной трапезами, — постановили Учителя, — надо сделать перерыв в шесть часов.
Производя “математические вычисления”, Талмуд приводит агаду (короткий рассказ, метафорически выражающий мировоззренческие концепции).
Мой отец (проверяя, все ли в порядке) обходил свои владения дважды в день, — поделился с другими Учителями Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Я же делаю это только один раз в день. Но и это неплохо. Тот, кто ежедневно осматривает свои владения, находит деньги...
От кого-то услышал это высказывание Шмуэля Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века.). Заинтересовался и тоже стал каждый день осматривать свои владения.
И вот однажды видит он: несет человек, которому он сдавал в аренду участок земли, вязанку дров, украденную у него, у Абайе.
— Куда это ты несешь мои дрова? — спросил он.
— Тебе, мой господин... — ответил плут и повернул на дорогу к дому Абайе.
Правду сказал Шмуэль, — подумал Абайе. — если бы не обходил я свои владения каждый день, был бы в убытке.
Примерно такая же история произошла и с раби Аси (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; конец 3‑го века).
Воспользовавшись советом Шмуэля, он обходил свои владения каждый день. И вот как-то раз он увидел, что прорвалась плотина, и вода из водоема заливает фруктовые плодоносящие деревья. Вода могла бы их погубить. Но раби Аси вовремя заметил неладное, позвал рабочих, и они починили плотину...
Прав был Шмуэль, — подумал раби Аси. — Если бы я не осматривал владения изо дня в день, потерял бы урожай.
Будь внимателен к тому, чем владеешь, — наставляет Талмуд. — Забота приносит деньги. Проявишь внимание — найдешь, пустишь все на самотек — потеряешь...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные аспекты темы разделения мясной и молочной пищи.
На предыдущем листе, до агады (короткий рассказ, в метафорической форме выражающий мировоззренческие концепции), речь шла о перерыве, который следует делать, чтобы после мясной трапезы есть молочные блюда, а также — об особенностях трапезы, которая начиналась с молочных блюд, а заканчивалась — мясными (см. обзор листа 105).
Попутно Талмуд дает и некоторые другие правила, которые следует соблюдать в организации трапез.
В частности, отмечает: намереваясь есть хлеб, человек должен сначала совершить омовение рук (с соответствующей брахой — благословением). Поскольку к трапезе принято подавать хлеб, омовение обычно делают перед каждой трапезой. Эта процедура предназначена для духовного очищения и называется — маим ришоним (первая вода). Потому что это — первое омовение, имеющее отношение к трапезе.
После трапезы, — сообщает Талмуд, — тоже нужно совершить омовение пальцев. Чтобы очистить их от “сдомской” соли, которая нередко примешивается к обычной пищевой соли. Эта процедура называется маим ахроним (последняя вода). То есть это омовение — последняя, завершающая трапезу процедура.
Последнее омовение даже важнее первого, — подчеркивают Учителя. — Потому что оно уберегает человека от опасности.
Мы узнаем, что сдомская соль обладает особой едкостью.
К примеру, человек макал яйцо или огурец в соль, и на его пальцах остались мелкие крупинки. Не заметив их, он потер глаза. Из-за этого, — предупреждают Учителя, человек может ослепнуть.
Поэтому некоторые Учителя рекомендуют омывать руки во время перемены блюд. Но это — лишь совет. В свод правил, обуславливающих поведение человека при приеме пищи, эта рекомендация не включается.
Чтобы подчеркнуть, насколько важны процедуры омовения рук, Талмуд приводит весьма поучительную историю.
Как-то приехал из Эрец Исраэль в Вавилон рав Дими и рассказал Учителям, которые жили там, две ужасные истории: не исполнив заповедь маим ришоним, человек по ошибке съел кусок свинины; а женщина, из-за того, что ее муж не совершал омовение рук после трапезы, получила гет (разводное письмо).
Другой Учитель Талмуда по имени Равина рассказал эти истории иначе. Не омыв руки перед трапезой, еврей съел кусок невелы (падали). А женщину убил муж — из-за того, что не исполнял заповедь маим ахроним.
Комментируя эти рассказы, Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век) объясняет: в Талмуде означенные истории приводятся в сокращении. В действительности дело было так.
Некий еврей перед едой не совершал омовение рук. А ел он обычно в трактире, принадлежавшем человеку, который для евреев готовил кошерную еду, а неевреям подавал блюда из некошерного мяса, а порой — даже из свинины.
Но как он узнавал, кому подавать кошерную пищу, а кому подойдет и некошерная еда?
Очень просто: смотрел, совершает ли человек омовение рук перед едой. И если человек делает это по установленным правилам — тут уж он знал, что подать ему на обед.
Поэтому и случилась беда с клиентом-евреем, который не имел обыкновения совершать омовение рук, хотя и ел за трапезой хлеб. Пришлось ему отведать свинины (по другой версии — мяса животного, зарезанного некошерным способом; а оно считается — невелой), хотя и не собирался он нарушать законы кашрута.
Что же произошло с несчастной женщиной?
Путешествуя, раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) и его коллеги — раби Иегуда и раби Йоси остановились на постоялом дворе, принадлежащем еврею по имени Кидор. Дело было перед субботой. Поэтому раби Иегуда и раби Йоси отдали Кидору свои кошельки — на хранение (в субботу нельзя носить деньги с собой). Только раби Меир просто положил кошелек в своей комнате.
Когда суббота закончилась, раби Иегуда и раби Йоси попросили Кидора вернуть им кошельки. Но тот изобразил удивление — никаких кошельков он от них, дескать, не получал.
Утром следующего дня они отправились к жене Кидора и сказали ей, что муж распорядился отдать им их кошельки. А для того, чтобы женщина поверила им, они рассказали, что она подавала мужу на завтрак. Женщина, не заподозрив подвоха, выполнила “распоряжение мужа”.
Но откуда они могли знать, что происходит в доме Кидора?
Дело в том, что Кидор, как заметили Учителя, не исполнял заповедь маим ахроним. Когда человек омывает руки после еды, он заодно, как правило, омывает и лицо тоже. А поскольку, Кидор не делал ни того, ни другого, в его усах застряли пищевые крошки. Так и определили Учителя его утреннее меню.
Узнав, что жена вернула Учителям деньги, разъяренный Кидор (по версии рава Дими) с ней развелся. По второй версии, Кидор свою жену — убил.
Неисполнение заповедей может привести к самым неожиданным последствиям, — заключает Талмуд.
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать правила организации трапезы и, в частности — процедуру омовения рук перед едой и после еды.
Из содержания предыдущего листа мы узнали, к каким последствиям может привести несоблюдение заповедей маим ришоним (первая вода) и маим ахроним (последняя вода). В одном случае, как рассказывает Талмуд, человек, не желая того, нарушил законы кашрута, в другом — рухнула семейная жизнь (см. обзор листа 106).
Здесь, на этом листе, Учителя более детально исследуют эти заповеди.
Для чего изначально было установлено правило омывать руки перед тем как есть хлеб? — спрашивает Талмуд.
И сообщает: оно изначально установлено для коэнов (служителей в Храме), которые едят труму (часть урожая, которую отделял каждый земледелец в пользу коэнов). Дело в том, что трума обладает более высокой концентрацией духовности, нежели остальные, “обычные”, продукты. А руками человек дотрагивается до всего. Поэтому и полагается перед трапезой с хлебом трумы совершить процедуру духовного очищения рук (маим ришоним).
Но ведь остальному народу нельзя есть труму. А заповедь маим ришоним должны выполнять все евреи. Чем это объяснить?
Чтобы коэны не забывали делать это, — объясняет Талмуд, — чтобы привыкли к процедуре, эта заповедь была введена для всего народа Израиля.
Омовение рук совершают не только перед едой, — углубляется в суть процедуры Талмуд, — но и в другие моменты. Например — утром, когда человек поднимается с постели.
Чем объясняется такая необходимость?
Вопрос этот гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Из нескольких назовем лишь одну причину: ночью, во сне, человек теряет контроль над своим телом, и его руки могут получить туму (духовную нечистоту). Чтобы не “заразить” нечистотой предметы своего жилища, человек сразу же, встав с постели, должен очистить руки.
На нашем листе дается пример того, насколько разносторонне и глубоко наши Учителя продумывают проблемы, с которыми может столкнуться человек, стремящийся исполнять заповеди.
К примеру, они отмечают, что существуют местности, где людям не хватает воды не только для многоразового ежедневного омовения рук, но даже — для питья. Как быть в такой ситуации?
В пустынных регионах, в условиях, когда не достаточно воды, — говорит раби Авина (Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), — человек, поднявшись с постели, должен делать утреннее омовение на весь день. И в течение дня — внимательно следить за своими руками, стараться не запачкать их “физически” и внимательно следить, чтобы под руку ему не попалось что-то такое, в чем, по его подозрениям, может оказаться тума.
Разумеется, это трудно. Целыми днями человек работает и дотрагивается до множества вещей. Но в неблагоприятных обстоятельствах приходится быть предельно внимательным.
В принципе, и не в пустыне, даже там, где воды — в достатке, и не возникает проблем с омовением рук, — подчеркивает Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — человек все равно должен с вниманием следить за своими руками.
Далее Талмуд отмечает, что вместо омовения рук из специального сосуда с чистой водой человек может окунуть руки в речку или другой источник воды (но вода должна быть проточной).
Обсуждается вопрос: заменит ли это омовение рук, если человек засунет руки в трубу, по которой течет вода из реки?
Проанализировав ситуацию, Учителя приходят к выводу: если труба — короткая, и ее конец близко к реке, подставив руки под струю, человек может считать, что выполнил заповедь омовения; если труба — длинная, “омовение рук” не засчитывается.
Возвращаясь к сосуду, из которого льют воду на руки при омовении, Талмуд уточняет его “параметры”.
Сосуд должен быть цельным, без отверстий, — говорят Учителя.
Он должен вмещать не менее ревиита воды (ревиит — приблизительно 90 грамм), — вносит дополнение Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — Столько воды требуется для омовения рук одному человеку...
Обсудив с разных сторон процедуру омовения рук, на нашем листе Талмуд возвращается к основной теме главы — разделение мясной и молочной пищи.
Первая Мишна главы, напомню, не рекомендовала ставить мясные и молочные продукты на один стол (см. обзор листа 104). Теперь рассматривается аналогичная ситуация, но — под иным углом зрения.
В Мишне, помещенной на нашем листе, сказано:
Можно связать мясо и сыр в один узелок, но при условии, что они не будут касаться друг друга.
Далее Мишна приводит слова рабана Шимона бен Гамлиэля (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век).
Два постояльца (в гостинице), — говорит он, — едят за одним столом. Один из них ест мясо, другой — сыр. И не опасаются они (что возьмут что-то друг у друга)...
Анализируя содержание Мишны, Талмуд задается вопросом: что произойдет, если мясо и сыр будут соприкасаться друг с другом? Ведь Тора запрещает вместе — варить молочное и мясное. Но когда они — в холодном состоянии...
В процессе исследования Учителя выясняют, что в случае, если холодный мясной продукт контактировал с холодным молочным продуктом, и то и другое разрешается есть, даже не соскабливая слой в месте соприкосновения. Но промыть вступившие в контакт куски сыра и мяса в воде все-таки нужно.
А что, если некто забудет или просто не станет это делать?
Такое, конечно же, может случиться, поэтому составившие Мишну Учителя и предлагают такое ограничение: завязав в один узелок, изолируй молочное от мясного.
Талмуд переходит к изучению фразы рабана Шимона бен Гамлиэля о постояльцах, трапезничающих за одним столом. Почему же нет у них опасений?
Проанализировав обстоятельства Учителя выносят заключение: имеется в виду случай, когда сотрапезники случайно оказались за одним столом и не знакомы.
Если же за стол вместе сели приятели, они должны заказать что-то одно: мясное или молочное.
Как это часто бывает на страницах Талмуда, Учителя начинают моделировать разнообразные ситуации и, исследуя их, выносят конкретные решения.
Приводится в частности такой случай. Два брата, которые обычно ничего друг у друга не берут, сели за один стол, скажем, завтракать. Могут ли они выбрать еду, каждый — на свой вкус?
Законы установлены для всех, — говорит по этому поводу Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — Если по закону знакомые между собой люди не должны есть мясное и молочное за одним столом, они и должны поступать именно так. Их привычки (в данном примере братья ничего друг у друга не берут) не имеют ни малейшего значения.
Талмуд углубляется в исследование, пользуясь методом сравнительного анализа.
Существует, к примеру, постановление: в полупраздничные дни (на иврите — холь а‑моэд; это — неделя Суккота и неделя Песаха) стирать запрещено. Однако Учителя делают исключение для бедняков, у которых — только одна смена одежды. Если она запачкалась, ее разрешается постирать и в холь а‑моэд.
Почему? Если закон — один для всех ситуаций, значит, исключений как будто бы быть не должно. А если они в принципе есть, почему бы для двух братьев, трапезничающих за одним столом не сделать исключение?
На этот вопрос Талмуд отвечает так. Законы даются нам — во благо человека. Выводя их, Учителя стремятся предусмотреть возможные варианты ситуаций.
Если человек имеет одну смену одежды, ему разрешается и в холь а‑моэд ее постирать, ибо иного выхода у этого человека нет. Ведь ходить в грязном — тоже запрещается.
Закон, запрещающий двум братьям есть мясное и молочное за одним столом, нетрудно соблюсти, и вреда от этого никому не будет.
Далее Талмуд приводит еще один закон, содержание которого дается в новой Мишне:
Если капля молока упала на кусок мяса, которое варится в кастрюле (вместе с другими кусками), блюдо, приготовленное в ней, можно есть, если (“пострадавший”) кусок извлечен и в нем не ощущается молочный привкус.
Если же (после того, как в кастрюлю упала капля молока) содержимое кастрюли перемешали, чтобы придать блюду особый вкус, использовать для еды это блюдо запрещается...
Исследовав содержание Мишны, Талмуд дает существенное уточнение: если молоко, случайно попавшее в мясо, которое варится на огне, в объеме не превышает одной шестидесятой от общего объема содержимого кастрюли, мясо разрешается есть...
Барух Шнайдер
Талмуд продолжает всесторонне рассматривать основную тему главы — разделение мясной и молочной пищи.
На предыдущих листах говорилось о том, что вместе есть молочные и мясные продукты строго-настрого запрещается (см. на сайте, к примеру, обзор листа 104). Далее, обозначив закон в общих чертах, Талмуд углубляется в его исследование — анализирует его различные аспекты и разнообразные жизненные ситуации.
На нашем листе Талмуд выдвигает на обсуждение такой важный вопрос: как приготовить для употребления в пищу коровье вымя?
В самом деле. На предыдущем листе, например, речь шла о том, что мясное и молочное можно нести в одном узелке, но так, чтобы эти продукты не соприкасались (см. обзор листа 108). Здесь же мы имеем дело с таким случаем, когда телесная, “мясная” ткань наполнена молоком, вступая с ним, можно сказать, в непосредственный контакт.
В Мишне по этому поводу сказано:
Перед приготовлением вымя разрезается и (содержащееся в нем) молоко удаляется.
Но если (некто) приготовил из вымени (блюдо), не удалив из него остатки молока, нарушением это не считается.
По аналогии Мишна тут же приводит и другой случай:
Перед приготовлением сердце разрезается и (содержащаяся в нем) кровь удаляется.
Но если (некто) приготовил из сердца (еду), не удалив из него кровь, нарушением это не считается...
Итак, наша Мишна выделяет “проблематичные” случаи. И основная проблема состоит в том, что вымя практически невозможно полностью освободить от молока, как сердце — от крови. Такова специфика этих органов.
Но, если вымя не очищается от молока, то, получается, его вообще нельзя есть. В противном случае, мы нарушаем запрет на употребление в пищу молока вместе с мясом. Почему же Мишна не только разрешает есть вымя, но и подчеркивает: если не удалил из вымени молоко — нарушения не будет?
Чтобы ответить на этот вопрос, Учителя тщательнейшим образом исследуют детали запрета на употребление в пищу мяса с молоком.
Прежде всего, — отмечает Талмуд, — согласно указаниям Торы, этот закон распространяется не на все мясомолочные смеси. Скажем, по поводу птицы Тора такую установку не дает. Другое дело, что Учителя ввели дополнительные устрожения и не разрешают варить, к примеру, курицу в молоке. Но и они допускают использование этого варева — его, допустим, можно скормить собакам (см. обзор листа 104).
Выделяет Талмуд и другой момент: в Торе идет речь о молоке, которое получено от коровы при дойке, и существует, как отдельный продукт. Молоко, которое остается внутри вымени, в смеси с “мясной” тканью вымени — не запрещено. Оно составляет с коровой как бы единой целое и имеет иные духовные качества. А ведь именно духовные свойства пищевых продуктов обуславливают запрет на употребление в пищу тех или иных смесей (см. на сайте, к примеру, ответ на вопрос “Есть вместе рыбу и мясо — опасно?” раздел “Спроси у раввина”).
Но все это не означает, что молоко, найденное внутри вымени только что зарезанной коровы (или козы) можно использовать при приготовлении мясного блюда. Делать это — нельзя. Нельзя также пренебрегать рекомендациями Мишны, в которой сказано, что вымя перед приготовлением надо очистить от молока. Просто, если случайно получилось так, что вымя осталось неочищенным, человек от ответственности за это — свободен.
Обсудив содержание первой части Мишны, Учителя более подробно описывают процесс очистки вымени от молока.
Извлеченное из туши животного вымя, — подчеркивают они, — следует разрезать вдоль и поперек, а затем ткань вымени — выжать, чтобы молоко вытекло через эти разрезы. Затем плоть вымени нужно тщательно промыть водой и просолить. Только после этого вымя можно варить или жарить.
Далее Талмуд переходит к обсуждению второй части Мишны, в которой говорится о подготовке сердца животного к тому, чтобы из него можно было приготовить какое-либо блюдо.
В чем здесь проблема?
В момент, когда животному делают шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение к трактату Хуллин), — объясняет Талмуд, — в сердце скапливается кровь. А кровь, как известно, употреблять в пищу нельзя. Это — запрет Торы. Поэтому его разрезают (вдоль и поперек), удаляют кровь, тщательно промывают и просаливают. Только после этого из него можно что-то готовить...
На нашем листе Талмуд продолжает очерчивать круг практических, регулярно возникающих в быту, проблем, связанных с кошерностью пищи.
Речь идет о сложных, неоднозначных ситуациях, когда, с одной стороны, поведение человека регламентируется соответствующим запретом, с другой — жизненной необходимостью.
Что тут имеется в виду?
В предыдущем обзоре мы говорили о предварительной подготовке для еды вымени и сердца (см. обзор листа 109). Теоретически употребление этих органов животного в пищу — проблематично. Ибо плоть вымени вступает в контакт с молоком, а использовать в еде молочное вместе с мясным Тора строго запрещает (см. обзор листа 104). И тут, как мы могли убедиться, в силу вступает иное правило, допускающее, что в мясном продукте (в вымени) останется какое-то небольшое количество молока (см. обзор листа 109). Аналогичное “допущение” делается, когда Талмуд рассказывает о подготовке сердца к употреблению в пищу. В нем скапливается запрещенная Торой для еды кровь, и удалить ее из этого органа всю, без остатка крайне трудно (см. там же).
В этом смысле наш лист, по сути — прямое продолжение предыдущего листа. Ибо здесь речь идет об употреблении в пищу печени.
Проведя биологические исследования, Учителя отмечают, что печень — орган, “занимающийся” очисткой крови. И поэтому он буквально пропитан кровью. Можно ли печень от скопившейся в ней крови полностью освободить?
Талмуд напоминает, что мясо очищают от остатков крови, посыпав его крупной солью — пока посоленное мясо в течение определенного времени лежит на наклонной поверхности, соль постепенно выводит из тканей кровь.
И тут же дается предупреждение: для подготовки печени в еду этот способ — не годится. Если печенку, так же, как мясо, просолить, а потом — сварить в кастрюле или зажарить на сковороде, видно, как выделяется на поверхность оставшаяся в ней кровь. И это означает, что приготовленное блюдо — не кошерно, то есть непригодно для употребления в пищу.
Печень можно есть, если ее приготовить таким образом, чтобы остатки крови сохранились внутри тканей органа и на поверхности не появились.
Стало быть, существует единственный способ приготовления печени для еды — поджаривание над открытым огнем. При этом оставшаяся в органе кровь стекает в костер и для данного куска печени, естественно, уже не представляет опасности. Ну а та кровь, которая при таком способе приготовления все же “застревает” в тканях куска, не считается для еды запрещенной.
Итак, поэтапно опишем еще раз всю процедуру подготовки печени к употреблению в пищу, с самого начала:
1. Сделать на печени в нескольких местах продольные и поперечные надрезы.
2. Тщательно смыть кровь с поверхности куска.
3. На какое-то время положить печень на покатую поверхность и посолить.
4. Надеть печень на шампуры или положить на решетку.
5. Жарить над открытым огнем до готовности.
6. Смыть с поджаренной печени капли крови, которые, выделившись, не стекли в костер.
Вот теперь печень без опасений можно есть. Можно производить над ней какие-либо “кулинарные манипуляции”. Скажем — немного проварить и сделать паштет. Или — потушить с овощами.
После шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение к трактату Хуллин) печень животного необходимо обработать в течение трех суток, — отмечает Талмуд. — Это срок, в течение которого, кровь не засыхает. Потом, если она засохнет, затвердеет, от нее не очистить кусок даже над открытым огнем...
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к теме разделения мясной и молочной пищи.
Обсудив общие проблемы, связанные с запретом Торы на одновременное употребление мясного и молочного (см. обзоры листов 104, 105 и 106), Учителя усложняют задачу, моделируя и исследуя сложные ситуации, разрешение которых, на первый взгляд, может быть неочевидным.
Рассматривается, в частности, такая ситуация.
В кастрюле сварили мясо. После этого в той же кастрюле приготовили рыбное блюдо (рыба, как мы знаем — “нейтральный” продукт, ее мякоть мясом не считается; см. обзор листа 104). На обсуждение выдвигается вопрос: можно ли есть эту рыбу с молочными продуктами?
Напомним, что Талмуд, разбирая конкретные случаи, всегда имеет в виду общее положение. Поэтому по аналогии можно смоделировать и другие, похожие ситуации. Скажем, в “мясной” кастрюле (в которой готовили что-то мясное) вскипятили воду, и в этой воде заварили кофе. Спрашивается, можно ли в этот кофе добавить молоко?
Сформулируем обобщенный вопрос, и он будет звучать так: можно ли есть приготовленное в “мясной” посуде блюдо парве (не молочное и не мясное — рыба, овощи и т.п.) с молочными продуктами?
В чем тут проблема? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: когда в кастрюле варят мясные продукты, мельчайшие частицы пищи этого вида впитываются в стенки посуды, которые потом, в процессе приготовления в той же кастрюле рыбного или овощного блюда “растворяются” в нем. В результате тепловой обработки продукт парве как бы приобретает, если можно так выразиться, “мясной оттенок”.
Как же расценивают данную ситуацию Учителя?
Рыбу, сваренную в “мясной” кастрюле, — говорит Шмуэль (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век), — разрешается есть со сметаной.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает Рав (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
Если рыба приготовлена в мясной посуде, — говорит он, — есть ее со сметаной нельзя.
Талмуд изучает позиции Учителей.
С точки зрения Шмуэля, в рыбу, которую готовили в “мясной” посуде, попадает столь незначительное количество мясных частичек, что в случае, когда при подаче этого рыбного блюда на стол, его смазывают сметаной, проблем “смешения мясной пищи с молочной” не возникает. Другое дело — он запрещает добавлять в рыбу сметану в процессе приготовления блюда (если оно готовится в “мясной” посуде, разумеется).
Позиция Рава строится на том, что и этого незначительного количества мясных частичек, которые попадают в рыбу при ее тепловой обработке в “мясной” кастрюле, достаточно, чтобы запретить смазывать это рыбное блюдо сметаной даже при подаче на стол.
После завершения приготовления рыбного блюда в “мясной” посуде, — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — рыбу разрешается смазать сметаной.
И подчеркивает: ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения Шмуэля.
Вместе с тем, рассматривая случай с кофе, Учителя отмечают, что кипятить для него воду в мясной кастрюле, если человек имеет обыкновение пить кофе с молоком — не следует.
Рассматривают Учителя и обратную ситуацию, выдвигая на обсуждение вопрос: можно ли есть картофель с мясом, если он сварен в кастрюле, в которой кипятили молоко?
Всесторонне исследовав такую ситуацию, Талмуд дает отрицательный ответ: если картофель (равно, как и любые другие овощи) отварили в “молочной” кастрюле, есть его как гарнир к мясным блюдам — не стоит...
В развитие темы смешения разных продуктов, Талмуд продолжает моделировать и рассматривать самые разнообразные ситуации.
На нашем листе, в частности, исследуются проблемы, которые возникают, когда в одной посуде готовят рыбу и мясо.
Формально противопоказаний тут, казалось бы, быть не должно. Ведь запрета на употребление мясного продукта и продукта парве (в данном случае — рыба) не существует (см. обзор листа 104).
Талмуд, тем не менее, приводит высказывание рава Нахмана (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), который говорит: в случае, если рыбу и курицу засолили в одной посудине, рыба становится непригодной для употребления в пищу.
О чем здесь идет речь? — спрашивают Учителя. И детально анализируют установление рава Нахмана.
Главная проблема здесь в том, — отмечает Талмуд, — что кровь, выделяющаяся при засолке из курицы (соль выводит кровь из тканей), впитывается в рыбу. Поэтому такую рыбу есть уже нельзя.
Учителя выясняют “сопутствующие” этому процессу обстоятельства.
Если, к примеру, человек засолил курицу в такой посуде, в которой нет отверстия для того, чтобы кровь вытекала наружу, то и мясо курицы будет для еды непригодным — выделившаяся из мяса кровь вновь впитается в ткани. А мясо с кровью, по указанию Торы, есть запрещается.
Но, поскольку рав Нахман говорит именно о засолке мяса курицы в одной посуде с рыбой, резонно предположить, что он имеет в виду иную ситуацию.
Какую именно?
За “точку отсчета” в нашем исследовании мы должны взять обстоятельства, — говорят Учителя, — когда человек для засолки курицы и рыбы использует специальную посуду, в которой есть отверстие, через которое наружу вытекает кровь.
Но если кровь не остается в посуде, под воздействием соли свободно вытекая наружу, то и с рыбой не будет проблем...
Все дело в том, — объясняет Талмуд, — что процессы засолки рыбы и курицы протекают по-разному. У курицы — относительно толстая кожа, и кровь из нее выделяется медленно. При засаливании рыбы, из ее мякоти выделяется жир и лишняя влага (на кровь рыбы запрета нет). И процесс этот протекает достаточно быстро, ибо кожица у рыбы — тонкая. Поэтому, выделив лишний жир и влагу, еще до того, как из курицы выйдет вся кровь, рыба начнет впитывать ее из мяса курицы. И станет — некошерной (то есть непригодной для употребления в пищу).
Это объяснение — на материальном уровне. Но мы знаем, что проблемы кошерности пищи, в первую очередь, связаны и духовностью.
Прослеживая духовные процессы, которые имеют место при употреблении рыбы и мяса (не только курицы, но и любого другого, кошерного, разумеется), Учителя приходят к выводу, что не просто засаливать вместе, но и подвергать в одной посудине тепловой обработке, а также вместе употреблять в пищу рыбу и мясо — опасно.
О запрете на одновременное употребление рыбы и мяса говорится в полном Кодексе еврейских законов (Шульхан Арух, раздел Йоре Деа, статья 116, параграф 2).
Здесь, в частности, сказано, что нарушение этого запрета может привести к возникновению особого кожного заболевания духовного происхождения под названием цараат.
Главная исходная позиция такого запрета состоит в том, что пища не только вырабатывает жизненную энергию, но в определенной степени выстраивает и духовный облик человека, опосредованным образом влияя на отношения между людьми.
С другой стороны рыбы, по сравнению с животными, имеют принципиальные духовные отличия. Недаром перед тем, как употребить мясо в пищу, человек обязан тщательно, строго следуя инструкциям Торы, подготовить к этому тушу животного. Рыба же (ее кошерные виды, пригодные в пищу) особой обработки не требует.
В чем же все-таки дело?
Ответ на этот вопрос вы найдете в разделе нашего сайта “Спроси у раввина”.
Леви Раскин
На нашем листе Талмуд возвращается к обсуждению проблем, связанных с запретом смешивать в еде мясные продукты с молочными (см. обзоры листов 104, 105, 106 и 111).
Учителя углубляются в изучение деталей этого запрета и вновь обращаются к содержанию первой Мишне восьмой главы трактата Хуллин (посвященной в основном анализу этого запрета). В этой Мишне, напомним, говорится о том, что всякое мясо, кроме мяса рыбы, нельзя ставить на один стол с сыром. А далее сказано: на один стол с сыром можно ставить мясо курицы, но есть вместе и то и другое — нельзя (см. обзор листа 104).
Прежде уже отмечалось в Талмуде, что запрет на употребление мяса курицы с молоком не был дан Торой явно — его на основе анализа вывели Учителя (см. там же). Поэтому и существует некое “послабление”: блюдо из курицы (или какой-либо другой кошерной птицы) можно поставить на один стол с сыром, и это не будет считаться нарушением закона.
Это означает, — отмечают Учителя, — что этот запрет — не всеобъемлющ и не распространяется на все виды мяса.
На нашем листе приводится новая Мишна, в которой сказано:
Мясо чистого (то есть — кошерного) животного запрещено варить в молоке чистого животного.
Если же человек по ошибке сделал это, он не имеет права (не то, чтобы есть), но и как-то использовать эту смесь (к примеру, продать или накормить этим варевом собак).
Однако, мясо чистого животного в молоке нечистого животного или мясо нечистого животного в молоке чистого животного варить — разрешается.
Не распространяется запрет Торы варить мясо в молоке и на мясо диких (некошерных) животных и птиц, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
Раби Йоси а‑Галили (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает здесь иную грань Истины.
Некошерное мясо, — говорит он, — варить в молоке тоже запрещается.
Приступив к анализу содержания Мишны, Учителя на нашем листе выдвигают на обсуждение вопрос: что же все-таки подразумевает Тора, говоря: “Не вари козленка в молоке матери”? И погружаются в исследование фразы.
Эта фраза, — отмечает Талмуд, — без изменений повторяется в Торе трижды. Два раза — в книге Шемот (гл. 23, ст. 19 и гл. 34, ст. 26) и один раз — в книге Дварим (гл. 14, ст. 21). Поскольку Тора не допускает “излишеств”, даже лишнего знака — не то, чтобы фразы, в ней не бывает, это означает, что всякий раз в данную фразу вложен более глубокий, не лежащий на поверхности смысл.
Прежде всего, Учителя обращают внимание, что все три раза во фразе употребляется слово “козленок”. И делают вывод: имеются в виду кошерные животные. К списку животных, которых нельзя варить в молоке, таким образом, можно причислить козу и козла, корову, быка и теленка, барана, овцу и ягненка. На птиц (птица — совершенно иной вид животных) запрет этот не распространяется. К тому же в Торе сказано: “...в молоке его матери”. А у птиц молока не бывает.
Может ли идти речь о том, чтобы варить некошерное мясо в молоке кошерного животного или — наоборот, если известно, что некошерное мясо есть запрещено? — спрашивает Талмуд. — Почему же раби Акива, в отличие от раби Йоси а‑Галили, разрешает варить в молоке некошерное мясо?
Никакого противоречия между позициями раби Акивы и раби Йоси а‑Галили на самом деле нет, — отмечают Учителя, детально исследовав проблему.
Раби Акива, со своей стороны, делает свой вывод на основании анализа текста Торы. Раби Йоси а‑Галили — с учетом постановления Учителей, запретивших варить некошерное мясо в кошерном молоке и кошерное мясо — в молоке некошерного животного.
При этом раби Акива, не отрицает, что делать это не стоит, более того, подтверждает, что есть такую смесь запрещено. Он лишь стремится подчеркнуть, что в случае, если такое произошло, непригодную смесь можно использовать каким-либо образом (продать нееврею или скормить собакам). Ведь кошерное мясо, сваренное в молоке кошерного животного, вообще подлежит уничтожению — использовать его каким-либо образом нельзя.
Раби Йоси а‑Галили, в свою очередь, подчеркивает, что смесь некошерного мяса с молоком кошерного животного (и наоборот) есть запрещается. Но если такая смесь “образовалась”, не возражает против какого-либо иного ее использования...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание Мишны, помещенной на предыдущем листе (см. обзор листа 111).
В центре обсуждения, как мы помним — запрет на смешивание в еде мясных продуктов с молочными (общие положения — см. обзор листа 104).
Здесь Учителя, как и на предыдущем листе, обсуждают фразу из Торы: “Не вари козленка в молоке его матери” (Шемот, гл. 23, ст. 19 и гл. 34, ст. 26; Дварим, гл. 14, ст. 21).
Исключив из списка животных, мясо которых запрещено варить в молоке, птиц, Талмуд задается новым вопросом: почему Мишна обобщает и делает вывод, что под словом “козленок” Тора подразумевает всех кошерных, то есть — пригодных для еды животных (крупный и мелкий рогатый скот)?
Чтобы это понять следует обратиться к тексту оригинала на иврите.
В Торе, для обозначения понятия “козленок” используются два выражения, — отмечает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — В каких-то случаях сказано — гэди а‑изим (то есть — “юное поколение данной особи”). В других — просто гэди. Так, в частности, рассказывая историю о сыне нашего праотца Яакова — Иегуде, который послал женщине козленка (молодую особь), Тора использует слово сочетание гэди а‑изим (Берешит, гл. 38, ст. 20). Тогда почему в нашей фразе “козленок” обозначен одним словом — гэди?
В данном контексте слово гэди дается как обобщение, — объясняет раби Элазар, — и означает “чистое (то есть кошерное) животное”.
Но, может быть, это только “случайность”? — спрашивает Талмуд. И продолжает исследовать тексты Торы.
Учителя обнаруживают в Торе, в книге Берешит (гл. 27, ст. 16) и другой отрывок, в котором также употреблено выражение гэди а‑изим. И здесь тоже совершенно очевидно, что речь идет именно о конкретном животном — младенце данной особи.
Талмуд рассматривает этот факт (разное написание слова козленок) и под иным углом зрения.
Допустим, слово изим в нашем случае просто “пропущено”, и во всех трех фразах подразумевается одно слово “козленок” — детеныш козы. Однако существует принцип изучения Торы, согласно которому, если в двух фрагментах Торы используется одно и то же слово, то закон, данный в одном из отрывков, распространяется и на случай, описанный во втором.
Здесь же мы не находим ничего подобного. В двух случаях выражение употреблено в отрывках описательного характера, и только слово гэди дано во фрагменте, в котором выражен запрет на смешение молока с мясом (в формулировке закона). И это — дополнительное подтверждение, что данное слово (гэди) имеет иной, более обобщенный смысл.
Углубляясь в исследование употребления данных слов в Торе, Талмуд обращает внимание и еще на одну особенность: выражение гэди а‑изим дается с определенным артиклем, а это означает, что имеется в виду какой-то конкретный козленок. Но в формулировке рассматриваемого нами закона — “Не вари козленка в молоке его матери” — слово гэди (козленок) стоит без артикля. И в этом содержится намек на более широкое понимание этого выражения.
Но почему все-таки одна и та же фраза — “Не вари козленка в молоке его матери” — повторяется в Торе три раза.
Первый раз приводится эта фраза, — говорит Шмуэль (один из величайших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век) чтобы подчеркнуть: если сварил человек в молоке внутренний жир животного и съел, он нарушил два запрета Торы. Первый — когда сварил мясное в молочном, второй — когда съел внутренний жир. Ведь есть его запрещено.
Здесь поясним, что слово халав (молоко) на иврите пишется точно так же, как и слово хелев (внутренний жир). Разница — лишь в произношении.
Второй раз — чтобы подчеркнуть: если человек сварил невелу (мясо животного, убитого или зарезанного некошерным способом) и съел это варево, он также нарушил два запрета — на смешение мясного с молочным и на употреблению в пищу невелы. Как мы знаем, мясо животного разрешается есть только после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение к трактату Хуллин).
Третий раз, — продолжает Шмуэль, — чтобы напомнить: “детское место”, оболочку, в которой находился не родившийся плод кошерного животного, извлеченного из материнской утробы, тоже нельзя варить в молоке...
Далее Талмуд переходит к обсуждению следующего пункта Мишны, в котором сказано, что запрет варить мясо в молоке не распространяется на мясо некошерных животных.
То есть варить — можно, но употреблять в пищу — нельзя. Эту смесь разрешается использовать каким-либо иным образом.
Впрочем, об этом мы уже говорили в обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 113). Здесь добавим лишь, что нашем листе Талмуд представляет в подтверждение этой сентенции дополнительный аргумент.
Анализируя фразу из Торы — “Не вари козленка в молоке его матери” — Талмуд подмечает и такую деталь: сказано — “не вари... в молоке его матери”. Если мы выяснили, что “козленок” — обобщенное “понятие”, которое употребляется в данном случае для обозначения всех видов кошерных особей, мы должны согласиться и с тем, что у “чистого” животного и мать — “чистое” животное. Стало быть, о некошерных животных и молоке некошерных животных речь в запрете вообще не идет...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать положение той же Мишны (ее содержание — см. в обзор листа 113).
Мы рассматриваем, напомню, различные аспекты данного нам в Торе запрета на смешивание в еде мясных продуктов с молочными (см. обзор листа 104).
Здесь Учителя, как и на предыдущих листах, обсуждают фразу из Торы: “Не вари козленка в молоке его матери” (Шемот, гл. 23, ст. 19 и гл. 34, ст. 26; Дварим, гл. 14, ст. 21). И концентрируют внимание на проблеме: почему в Торе этот запрет повторяется трижды.
На предыдущем листе по этому поводу была приведена позиция Шмуэля (один из величайших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век), который выделил несколько причин такого повторения (см. обзор листа 114). Теперь Талмуд приступает к детальному рассмотрению этой позиции.
Итак, Шмуэль говорит, что каждое повторение фразы, формулирующей запрет Торы варить мясо в молоке — “Не вари козленка в молоке его матери” — в чем-то конкретизирует запрет, дает некое “расширение” основного правила. В первом случае это запрет на хелев (внутренний жир животного), который нельзя есть и нельзя варить в молоке. Во втором — запрет на невелу (мясо умершего, убитого или зарезанного некошерным способом животного — см. Введение в трактат Хуллин), которую запрещено не только употреблять в пищу, но и варить в молоке. В третьем случае — это намек на запрет варить в молоке оболочку, в которой находился не родившийся плод животного, извлеченный из него при шехите (когда животного режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин).
Но тут естественным образом возникает вопрос: зачем Торе давать “двойные” запреты, причем один из них — “намеками”? Ведь здесь во всех случаях речь идет о весьма принципиальных, важных в быту вещах, составляющих основу еврейского образа жизни. И о каждом Тора и без того говорит ясно и отдельно.
Учителя проводят тонкий анализ позиции Шмуэля, пользуясь методом сравнительного анализа, где за основу сравнения берутся аналогичные, отмеченные в Торе ситуации.
Не будем вдаваться в подробности этого анализа. Ассоциативный ряд, приближающий наших Учителей к Истине, настолько глубок, что он становится чрезвычайно трудным для изложения в наших обзорах листов Талмуда.
Выделим лишь некоторые отмеченные Учителями моменты.
Они подчеркивают, в частности, что нарушение запрета влечет за собой наказание. Поэтому само явление — “наказание” — может в определенной степени стать “показателем”, характеризующим “параметры” самого запрета.
О чем здесь идет речь?
За два нарушения запретов такого уровня, о котором речь идет в нашей главе, человеку полагается одно наказание. При этом, в расчет принимается — более тяжкое.
Поэтому, — приходят к заключению Учителя, — стоит говорить о том, что в одной фразе Тора дает два запрета одновременно: один — прямо, другой — в “подтексте”.
Далее Талмуд, уточняя границы запрета варить мясо в молоке матери, задает новый вопрос: будет ли считаться нарушением, если человек сварил мясо козленка в молоке молодой козочки, у которой никогда еще не было потомства?
Этот вопрос может показаться “чисто теоретическим”: если у козочки никогда не было потомства, значит, у нее никогда не было и молока. Как же человек может сварить мясо козленка в молоке, которое в природе не существует?
Речь идет о беременной козе, у которой уже появилось молоко перед родами, — объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), комментируя этот отрывок Талмуда.
Когда Тора отмечает — “...в молоке матери”, подразумевается не конкретная мать, — отвечает на вопрос Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — но — обобщенный “образ”, который мы причисляем к категории “матери”. Об этом ясно свидетельствует употребленная в нашей фразе грамматическая форма. А поскольку беременная козочка, пусть будущая, но все же — мать, в ее, еще не “оформившемся” окончательно молоке тоже нельзя варить мясо...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты проблем, связанных с запретом на одновременное употребление в пищу мясных и молочных продуктов (см. обзор листа 104).
Казалось бы, все достаточно просто: не смешивай мясные продукты с молочными, не ставь их на один стол и имей два комплекта посуды (“молочный” и “мясной”), соблюдай правила перехода от мясной еды к молочной (см. обзор листа 104), делай необходимый перерыв после мясной трапезы и перед молочной (см. там же) — и можно считать, что одна из основных заповедей кашрута выполняется.
Однако Учителя рассматривают проблемы в более широком спектре и находят такие, которые человека неподготовленного могут поставить в тупик.
Моделируя всевозможные случаи, они выдвигают для анализа, к примеру, такой вопрос: разрешается ли варить и есть желудок животного, в котором найдено молоко?
Эта ситуация вполне тривиальна.
Допустим, владелец скотоводческой фермы решил зарезать теленка и повел его на бойню. Этот теленок только что сосал материнское молоко. И вот, после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) в его желудке обнаружилось молоко. Мясное с молочным оказалось в прямом контакте. Спрашивается, что делают при данных обстоятельствах?
Желудок такого теленка, — говорят Учителя, — надрезают, очищают от содержимого и тщательно промывают. После этого его можно подвергать тепловой обработке и использовать в пищу. Если после подобной обработки разрешается есть коровье вымя, наполненное молоком (см. обзор листа 109), то и желудок, в котором осталось молоко — тоже разрешен.
Далее Талмуд дает нам разъяснение, почему нельзя покупать у неввреев, скажем, сыры.
Учителя сообщают о существовании определенной технологии изготовления сыров, когда в молоко, для быстрого заквашивания добавляют кусок оболочки желудка. Но ведь все, что относится к желудку (и оболочка, конечно же) мы включаем в группу мясных продуктов. И это означает, что такая методика производства сыров для нас не годится.
А как же процентное соотношение мясного в молочном или наоборот — молочного в мясном? — спрашивают Учителя. — По закону, если в молочный продукт попадает мясной “ингредиент”, и его количество не превышает меньше одной шестидесятой от общего объема “смеси”, эта смесь пригодна к употреблению (см. обзор листа 108). Вполне возможно, что при производстве сыра мы сталкиваемся именно с такой ситуацией. В самом деле, для интенсивного заквашивания молока, предназначенного для изготовления сыра, потребуется совсем небольшой кусочек желудочной оболочки.
Детально проанализировав ситуацию, Талмуд дает такое объяснение.
Если сыр производит еврей, который по неведению воспользовался “чужой” технологией и для заквашивания молока положил в него кусочек оболочки желудка, можно сделать проверку и выяснить, каково процентное содержание мясного в общем количестве смеси. Если оно не достигает одной шестидесятой от общего объема, сыр разрешается есть.
И все же специально применять оболочку желудка для скорейшего створаживания молока еврею не следует.
Когда же речь идет о сыре, изготовленном неевреем, ситуация существенно усложняется.
Здесь, кроме смешения мясного с молочным, возникает и другая проблема. Строгие законы кашрута Тора дает исключительно евреям. Тогда как сыновья Ноаха (неевреи) не обязаны знать и выполнять всякие, включенные в еврейские законы тонкости. Поэтому всегда есть вероятность, что желудок, оболочку которого они использовали для приготовления сыра, принадлежал животному, по нашим правилам — непригодному для еды. К примеру, животному не сделали шехиту (и тогда его мясо считается запрещенной в пищу невелой) или — шехиту сделали, но мясо животного оказалось трефой (животное страдало смертельным заболеванием — см. обзор листа 42).
В подобных случаях подсчеты процентного соотношения мясного с молочным производить не требуется. Такая смесь (в нашем случае — сыр и использованием оболочки желудка непригодного в пищу животного) совершенно однозначно для еды — запрещена.
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать законы кашрута, проводит сравнительный анализ некоторых из них, чтобы установить меру строгости наказания за нарушения.
Сравниваются, в частности, запреты на употребление в пищу крови и внутреннего жира животного.
На первый взгляд, это может показаться странным. Ведь и то и другое человеку есть запрещается. Какие же могут быть сравнения? Однако Учителя отмечают, что в некоторых случаях нам приходится сталкиваться с некими нюансами, которые иногда делают более строгим закон, запрещающий есть хелев (внутренний жир), а иногда — более строгим закон, предусматривающий запрет на кровь.
Следует сразу же подчеркнуть, что речь идет о непредвиденных ситуациях, когда запрещенный продукт попадает в человеческую пищу случайно. Ибо преднамеренное нарушение такого рода запретов может дать лишь один результат — строжайшее наказание, посылаемое Небесами, которое мы на своем, человеческом, уровне обозначаем как — карет, “отсечение души от народа Израиля”. В этом мире такое наказание, как сообщает Талмуд, может иметь различные проявления. Человек, например, умирает раньше отведенного ему срока. Или — не оставляет после себя потомство...
В Торе об этом сказано прямо: “Всякий хелев быка и овцы и козы не ешьте... А если кто-то съест хелев... душа его будет отсечена от народа ее... Всякую кровь не ешьте... У того, кто употребит в пищу кровь, душа будет отсечена от ее народа” (Ваикра, гл. 7, ст. 23‑27).
Описывая обстоятельства, при которых запрет на хелев стороже запрета на кровь, Талмуд выделяет три случая:
— когда человек нечаянно съел внутренний жир животного, предназначенного для приношения в Храме;
— когда человек ненамеренно съел хелев животного, мясо которого, по тем или иным причинам было запрещено в пищу;
— когда человек съел запрещенный жир, “зараженный” тумой.
Обсуждая первый пункт “примечаний”, устрожающих запрет, Учителя подчеркивают, что проступок считается тяжким, даже если человек съел внутренний жир животного, предназначенного для “легкого” приношения. То есть — такого, когда животное принадлежит своему хозяину, а не Храму. Ибо в Торе сказано: “Весь хелев — для Всевышнего” (Ваикра, гл. 3, ст. 16).
Мы узнаем, что за каждое из отмеченных в перечне нарушение человек несет повышенную, двойную, ответственность. И искупление может получить, только реализовав в Храме два приношения хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку).
Далее Талмуд сообщает, что к запрету на употребление в пищу крови ни одно из этих “устрожающих примечаний” не относится. Здесь — свои устрожающие правила, не касающиеся запрета на хелев. Точнее — одно правило: запрет на употребление крови в пищу распространяется не только на кровь “чистых” (то есть — кошерных) животных, причем — и диких и домашних, но и на кровь “нечистых” (некошерных) представителей животного мира.
Как же так? Есть ли повод для разговора, если и без того известно, что не только кровь, но и мясо некошерных особей есть запрещается? И еще: почему же здесь сказано, что заповеди, запрещающей есть хелев, данное правило не касается? Разве разрешено использовать для еды внутренний жир некошерных животных?..
Все правильно: употреблять в еду хелев, равно, как и любую другую часть некошерного животного строго-настрого запрещается. Но если человек, по ошибке, все-таки съел “нечистый” внутренний жир, он ответственен только за то, что случайно использовал в пищу часть некошерного животного. Тут же, кстати, заметим, что внутренний жир кошерных диких животных (скажем, оленя) можно есть, не вступая в противоречие с еврейскими законами. Ибо запрещен хелев лишь тех животных, которые в принципе (по своей принадлежности к определенному виду) годятся для того, чтобы стать объектами приношения в Храме.
Если же человек нечаянно употребил в пищу кровь некошерного животного, он несет за это двойную ответственность: за то, что использовал для еды кровь, и за то, что ел некошерное...
Наш лист открывает новую, девятую главу трактата Хуллин.
Если прослеживать смену глав в трактате по «внешнему» содержанию, нужно отметить, что девятая глава, практически — прямое продолжение четвертой главы, а не восьмой, как следовало бы ожидать. Ибо тема нашей главы — духовная нечистота продуктов питания. А свое начало она берет именно в четвертой главе, в которой речь идет о том, надо ли делать шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) детенышу, найденному в утробе самки (начало главы — см. обзор листа 68). Далее, в той же четвертой главе Учителя рассматривают проблемы, которые возникают при взаимодействии человека с «продуктом», который «заряжен» тумой (духовной нечистотой; см. обзоры листов 71 и 77).
Почему же Талмуд нарушает «последовательность» содержания, «преемственность» глав?
Это требует отдельного объяснения.
Дело в том, что в Талмуде как бы нет «сквозной сюжетной» линии. Его структура выстраивается на внутренней связи отдельных частей Мишны. Ибо содержащая законы еврейской жизни Мишна — стержень Талмуда, на который «нанизаны» всесторонние, детальные обсуждения каждого закона нашими Учителями. И Учителя, выстраивая логические цепочки на сложных, не всегда понятных нам ассоциациях, параллельно рассматривают сразу же несколько тем.
Иными словами, последовательность в Талмуде — не нарушается. Просто «цементирующая» отдельные блоки связь лежит в более глубоких смысловых слоях текста.
Следует отметить, что наша глава вообще представляет собой особый случай. Сами Учителя, как подчеркивает Меири (один из крупнейших комментаторов Талмуда; Франция, 13‑й век), поначалу хотели поставить ее в конце всего трактата Хуллин. И только потом приняли окончательное решение: поместить данную главу после восьмой, когда заканчивается обсуждение основных законов кашрута. В частности — проблем смешения разрешенного и запрещенного, а также — запрета на некоторые смеси, отдельные составные которых — кошерны (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 104, 115 и 116).
В сущность, в этом заключена весьма определенная логика. Ведь в нашей девятой главе тоже рассматриваются проблемы разрешенного и запрещенного. Только «разрешенное» в данном случае — продукция не содержащая туму (духовную нечистоту), то есть — таѓор (духовно чистая). А «запрещенное» — пища, «зараженная» тумой.
Чтобы лучше представить себе смысл законов, приведенных в нашей главе, настоятельно рекомендуем предварительно ознакомиться с сутью данных понятий.
Итак, наш лист, как бы вводит нас в тему всей главы, очерчивая круг основных проблем, связанных с «загрязнением» продуктов питания, то есть — с их способностью впитывать, удерживать и распространять отрицательную духовную энергию.
Прежде всего, отметим, что не все продукты и не в любом состоянии имеют способность впитывать (а, значит — и передавать духовную нечистоту). С другой стороны, если они такой способностью обладают, они могут получать туму от простого соприкосновения с «зараженным» предметом или веществом.
К примеру, если в духовно чистый пищевой продукт попадает вещество в состоянии таме (духовной нечистоты), вся смесь может стать духовно нечистой, и тогда она будет запрещена для еды.
Играет ли роль в данном контексте количество продукта состоянии таме, котрый попадает в «чистую» пищу? — спрашивает Талмуд.
Конечно же, играет, — говорят Учителя. — Вся пищевая смесь пропитывается тумой и становится непригодной для употребления в пищу, если попавший в пищу «нечистый» продукт в объеме не меньше куриного яйца (переводя на современные меры веса, это — приблизительно 100 г).
Однако Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век) усматривает здесь иную грань Истины.
И меньшее количество духовной нечистоты, — говорит он, — способно «зарядить» тумой всю еду.
О чем здесь идет речь?
Обсуждение конкретных ситуаций и деталей Талмуд переносит на следующий лист...
Итак, предварив конкретное содержание девятой главы некой преамбулой, Талмуд на нашем листе приступает к обсуждению различных аспектов проблем, связанных со способностью пищевых продуктов принимать и распространять туму (духовную нечистоту; см. обзор листа 118).
В этой «преамбуле» сказано, в частности, что не все продукты, не в любом состоянии и не во всяком соотношении могут впитывать (а, значит — и передавать духовную нечистоту). И распространение тумы в пищевом продукте, в который попал «заряженный» тумой элемент, зависит, к примеру, от величины этого получившего туму элемента. Если такой элемент меньше установленного объема (в качестве единицы измерения в Талмуде используется объем куриного яйца — примерно 100 г), — говорят Учителя, — весь продукт «зараженным» тумой не считается. И, следовательно, он годится для употребления в пищу.
Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век), как мы могли убедиться (см. там же) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Меньшее количество духовной нечистоты, — говорит он, — тоже способно «зарядить» всю еду тумой.
Приступив к конкретному обсуждению темы, Талмуд максимально расширяет ее, рассматривая различные части тела животного, которые могут (или не могут) стать источником распространения тумы.
Вопрос ставится так: учитываются ли при расчете дозволенного объема содержащего туму продукта, части туши животного (или сопутствующие при приготовлении блюда элементы), которые в принципе — либо не съедобны, либо не входят в категорию «мясо»?
Талмуд представляет целый список таких «частей». Это:
— кожа, соединенная с куском мяса;
— желеобразная жидкость, образующаяся при хранении мяса, прошедшего тепловую обработку;
— специи, а также лук и чеснок, добавленные в «испорченное» тумой блюдо;
— жесткая горловая жила, которую невозможно прожевать;
— кости, внутри которых содержится костный мозг;
— рога;
— копыта.
Далее Талмуд обсуждает каждый пункт списка в отдельности.
Разделывая тушу, люди часто не снимают кожу с мяса, — отмечают Учителя. — Ибо она в какой-то степени предохраняет мясо от быстрой порчи. Поэтому, несмотря на то, что сама по себе кожа — не съедобна (следовательно — не способна принимать туму), ее остатки нередко попадают в кастрюлю, где варится мясо.
Теперь представим, что сваренное мясо получило духовную нечистоту. А потом кусочек от него — с остатками кожи попал в другую кастрюлю с «чистой» едой. Как надо рассматривать данную ситуацию?
Если попавший в «чистую» еду кусочек «зараженного» тумой мяса не достигает размера бейца (куриного яйца), — отвечает Талмуд, проанализировав обстоятельства, — но приставший к нему остаток кожи дополняет его до «критического» объема, пищу во второй кастрюле есть тоже нельзя. Ибо мы в данном случае вынуждены констатировать, что она впитала в себя туму.
Та же ситуация возникает, если к запрещенному для еды куску мяса прилип мелко нарезанный лук или чеснок, добавляющий мясному кусочку объем до «критического» размера.
Из костей, содержащих костный мозг и неочищенных от мяса, как известно, варят бульон и готовят различные блюда. Сами по себе, они — не съедобны. Но если кусочек непригодной в пищу (в состоянии таме) кости, объемом с яйцо и более, попадает в кошерную еду, эта еда становится некошерной.
Все дело в костном мозге, который содержится внутри этих костей, — объясняют Учителя, — Он причисляется к категории «мясо». Таким образом, кость как бы становится «хранилищем» мясного продукта. Поэтому при вынесении решения, можно есть данное блюдо или нет, попавшая в него «зараженная» кость рассматривается, как мясо.
Впрочем, Рамбам усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Любая, даже самая мелкая и тонкая кость, — говорит он, — в которой не бывает костного мозга, тоже учитывается при подсчетах, если она прикреплена к мясу.
То же мы узнаем о горловой жиле, рогах и копытах. При расчете «критического» объема их размеры учитываются.
До этого момента мы говорили о «зараженных» тумой (а до того — кошерных) мясных продуктах, полученных после того, как животному по всем правилам сделали шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин, а также — обзор листа 2).
Далее Талмуд подчеркивает: если речь идет о невеле (мясо животного, убитого любым другим, кроме шехиты, способом — употреблять его в пищу запрещается), в силу вступают иные законы. И сообщает, что невела распространяет нечистоту не только на продукты питания, но и на предметы. Критический объем невелы, наносящий вред среде, в которую она попадает — кезайт (размер маслины средней величины). Так вот, если кусочек невелы по размеру меньше кезайта, при расчетах перечисленные в приведенном выше списке элементы к нему не присоединяются...
На предыдущих листах Учителя выяснили, что не все продукты, не в любом состоянии и не во всяком соотношении могут принимать (а, значит — и передавать духовную нечистоту). Способность впитывать туму, отмечает Талмуд, зависит, в том числе, и от объема «зараженного» тумой элемента, который попадает в «чистый» продукт, то есть в такой, который находится в состоянии таѓор (значение термина см. там же). Если такой элемент меньше установленного объема (в качестве единицы измерения в Талмуде используется объем куриного яйца — примерно 100 г), — заключают Учителя, — весь продукт «зараженным» тумой не считается. И, следовательно — годится для употребления в пищу (подробнее обо всем этом см. в обзорах листов 118 и 119).
Обсудив «количественный» аспект проблемы, выявив нижнюю границу объема, начиная с которого запрещенный для еды элемент (таме), присоединенный к «чистому» продукту, «портит» весь продукт (делает его непригодным для употребления в пищу), Талмуд начинает рассматривать «качественный» аспект.
В связи с этим Учителя проводят детальный сравнительный анализ запрещенных для еды (а значит, сообщающих туму) продуктов.
Объектами такого анализа становятся кровь, хелев (внутренний жир, тук, который скапливается, в основном, в области почек) и хамец (квасное — употреблять его в пищу запрещено в течение всех недели праздника Песах).
Мы знаем, что кровь, по закону Торы запрещается употреблять в пищу — об этом говорилось во многих наших обзорах.
На нашем листе Учителя выдвигают на обсуждение вопрос: изменится ли в этом смысле статус крови, если она будет «выступать» в другом качестве?
К примеру, кровь животного высушили на солнце, и она стала «твердым объектом». Конкретно об этом в Торе ничего не говорится.
Тогда возникает сразу же несколько вопросов:
1. Означает ли это, что на кровь в твердом состоянии запрета нет?
2. Несет ли ответственность человек, если он съест немного высушенной крови?
3. Сообщает ли такая кровь туму духовно «чистому» продукту?
Аналогичную ситуацию моделирует Талмуд и относительно хелева. Жир в естественном состоянии мы, скорее всего, отнесем к веществам относительно твердой консистенции. Но, если его растопить или тщательно растереть, получается жидкость или, соответственно — мягкая кашеобразная масса. О жидком жире в Торе как будто бы тоже ничего не написано. Можно ли считать, что жидкий или кашеобразный внутренний жир для употребления в пищу — разрешен? Несет ли ответственность человек, отведавший внутренний жир такой консистенции?
Чтобы ответить на эти вопросы, Талмуд изучает тексты Торы.
В Торе об этом, в частности, говорится так: «...Ибо всякий, кто будет есть тук скота... душа его истребится из народа его... Всякий, кто будет есть кровь, истребится душа его из народа его» (Ваикра, гл. 7, ст. 26‑27).
В самом деле, — констатируют Учителя, — о жире ясно сказано — «есть», но — не «пить».
Однако Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) обращает внимание в этой фразе на одну чрезвычайно важную деталь: для обозначения понятия «душа» в данной цитате используется слово — нефеш (животная душа человека). Хотя, казалось бы, речь здесь в целом, в обоих случаях — и по поводу крови и по поводу жира — идет о духовных субстанциях (запреты на ту или иную пищу обусловлены причинами духовного характера). Выстраивая логическую цепочку, Реш Лакиш, в конце концов, приходит к выводу, что Тора намеренно «заземляет» ситуацию, чтобы показать: запрет дается на конкретный вид продукта — его консистенция и физическое состояние не имеют ни малейшего значения.
Так же и с хамецом. Что с ним не делай, все равно есть в Песах его нельзя.
Поэтому, если человек намеренно съел даже небольшое количество внутреннего жира, крови или хамеца (в каком бы физическом состоянии они ни были), ему полагается наказание Небес — карет (отсечение души от народа). На практике это — к примеру, преждевременная смерть или лишение возможности иметь потомство.
Если же нарушение запрета произошло случайно, человек должен привести в Храм животное, чтобы коэны осуществили процедуру приношения хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку).
Если это так, — выдвигают возражение другие Учителя, — почему же тогда «расплавившийся» на солнце кусочек мяса от туши животного в статусе невелы (падаль, животное, убитое или зарезанное некошерным способом — оно распространяет туму, использовать его в пищу запрещено) считается «чистым» и утрачивает способность принимать и распространять туму? Ведь и здесь, как в рассмотренных нами случаях, меняется лишь физическое состояние «объекта».
Тут переход «расползшегося» на солнце кусочка мяса в иную духовную категорию обусловлен тем, что данный продукт перестает быть едой. Поэтому законы, регламентирующие употребление пищевых продуктов, на него не распространяются.
Почему мы анализируем каждый из приведенных выше случаев в отдельности? — спрашивает Талмуд в заключительной части листа. Ведь правило, по сути, для всех — одинаково. И его можно было бы, наверное, обсудив один из них, распространить на все остальные подобные ситуации (с другими продуктами).
И отвечает: эти три случая следует рассматривать, как виды продукции. Ибо у каждого из них есть свое принципиальное отличие. Каждый из них — уникален.
Хелев запрещен в пищу, но — сжигается на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник) в определенный момент осуществления процедуры приношения в Храме.
Хамец тоже запрещен для еды, но — не весь год, а лишь на время праздника Песах.
Кровь запрещена в пищу, но — «принимает участие» в процедуре искупления человека, допустившего ошибку. Ею в определенный момент процедуры приношения окропляют мизбеах...
На предыдущих листах Талмуд рассматривал проблемы, связанные с присоединением «запрещенного» к «разрешенному», когда разрешенное — продукция в состоянии таѓор (духовно чистая), а «запрещенное» — пища, «зараженная» тумой. То есть речь шла о способности различных видов пищи впитывать, удерживать и распространять отрицательную духовную энергию.
Их предыдущих обзоров мы знаем, что не все продукты, не в любом состоянии и не во всяком соотношении могут принимать и передавать духовную нечистоту (см. на обзор листа 118). Знаем, что достаточно попасть в посуду с «чистой» едой куску мяса, величиной с яйцо (примерно 100 г), и еду с уверенность можно считать «испорченной». Есть ее уже нельзя (см. на обзор листа 119). Знаем, что запрещенный соответствующим законом Торы продукт не разрешается есть в любом случае — в каком бы физическом состоянии он не находился бы (см. на обзор листа 120).
Теперь Талмуд обсуждает конкретные ситуации, когда духовно чистый продукт может стать таме (духовно нечистым).
Как нам известно, туша животного содержит и распространяет туму, если оно умерло само по себе, естественной смертью, или убито любым методом, кроме шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом). То есть — в статусе невелы (падали). Если же животному — кошерному или некошерному (по законам Всевышнего, и неевреям, которым разрешается есть мясо и некошерных для евреев животных, следует забивать скот методом шехиты — см. Введение в трактат Хуллин) — сделали шехиту, его мясо — таѓор.
Однако в определенных обстоятельствах даже после шехиты мясо животного может стать таме (духовно нечистым).
О кошерных животных, которые после шехиты могут быть признаны некошерными, непригодными для еды, в нашем трактате речь уже шла (например, если при осмотре туши выяснилось, что животное — трефа, иными словами — страдало смертельно опасным заболеванием — см. обзор листа 42).
Теперь мы говорим о некошерных животных. При каких же обстоятельствах их туши даже после шехиты могут стать таме?
Об этом и говорится в Мишне нашего листа. Здесь мы читаем:
Если некошерное животное после шехиты (сделанной, чтобы мясо этого животного могли есть неевреи) бьется в предсмертных конвульсиях, оно становится таме и не пригодно для еды (то есть неевреям есть его мясо не рекомендуется).
Однако в этом случае духовная нечистота, которая концентрируется в теле животного, не достигает уровня концентрации духовной нечистоты невелы. В статус невелы это животное переходит после смерти (когда его организм сам по себе перестанет функционировать) или с момента, когда ему, например, отрубают голову (процедура шехиты подобные действия не предусматривает)...
В чем тут дело? — спрашивает Талмуд, приступая к анализу первой части Мишны.
И отвечает: если животное во время шехиты сразу не погибает, это может означать, скорее всего, что процедура реализована неправильно (о правилах осуществления шехиты — см. обзор листа 2).
Обсуждая вторую часть Мишны, Учителя выясняют, в чем различие между духовной нечистотой бьющегося в конвульсиях животного и нечистотой животного в статусе невелы. И проведя соответствующее исследование, заключают: на промежуточном этапе (когда животное агонизирует) животное не передает туму ни человеку, ни предметам, которыми к нему прикасаются. Но в туше животного, получившей статус невелы, концентрация отрицательной духовной энергии столь высока, что она «заражает» нечистотой все вокруг (и человека и предметы), даже на некотором расстоянии.
В статусе невела все животное находится в состояние таме — не только мясо, но и кожа. И если, к примеру, человек прикоснулся к небольшому, размером с кезайт (размер маслины средней величины) кусочку кожи туши животного, которую определили как невела, он, не пройдя специальную процедуру очищения (эту процедуру осуществляют с помощью воды, смешанной с пеплом рыжей коровы; см. обзор листа 14 трактата Йома), не имеет права находиться на территории Храма (даже входить в храмовые ворота ему запрещено)...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные аспекты темы — способность пищевой продукции принимать и передавать туму.
Все эти вопросы, как мы уже знаем, вплоть до мелких деталей, чрезвычайно важны для нас, ибо напрямую связаны с кошерностью пищи, то есть — с ее пригодностью для употребления.
На предыдущих листах Учителя обсуждали с этой точки зрения проблемы, которые могут возникать с тушей животного в целом и с отдельными ее элементами, в частности, с костями и мясом (см. на сайте, к примеру, обзор листа 119).
О восприимчивости кожи к духовной нечистоте ранее говорилось лишь вскользь, косвенно (см. там же). Теперь Талмуд вплотную подходит к анализу свойств кожного покрова.
Прежде всего, проводится классификация видов кожи, которая при определенных обстоятельствах приобретает способность поглощать и распространять туму. «Точкой отсчета», если можно так выразиться, назначается в данном случае — мясо. И тогда условно виды кожи можно поделить на две общие группы: та, что по свойствам близка к мясу и та, что принципиально от него отличается. Под свойствами в нашем контексте подразумевается степень плотности телесной ткани и пригодность для еды.
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Способностью принимать и передавать туму обладают все виды кожи, подобные мясу. В их число входит кожа:
— домашней свиньи;
— покрывающая горб верблюда;
— на голове молодого теленка;
— на ноге животного — от копыта вверх до первого сочленения;
— под хвостом;
— варана, ящерицы и других пресмыкающихся.
Кожа этих (и некоторых других) видов на мертвом животном, — уточняет Мишна, — «заражает» духовной нечистотой не только пищевые продукты и предметы, но и — человека. И добавляет: человеческая кожа тоже имеет способность принимать и передавать туму.
Если кожа всех перечисленных здесь животных была обработана или (человек) сделал из нее подстилку на пол, — заключает Мишна, — она (эта кожа) приобретает статус таѓор.
Далее Талмуд последовательно, пункт за пунктом, анализирует содержание Мишны. И объясняет, что кожа домашней свиньи считается настолько нежной, что обладает особой чувствительностью к духовной нечистоте. Более того, уровень духовной нечистоты, которая может скапливаться в свиной коже, как правило, очень высок — как у невелы (падали).
Почему в Мишне сказано именно — «домашняя свинья»? — спрашивают Учителя.
И отвечают: у дикой свиньи, кабана, кожа намного грубее. Поэтому она считается несъедобной. А если ее вообще не едят, следовательно, и тума в нее не проникает.
Однако раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Кожа кабана, так же, как и его мясо, — говорит он, — тоже способна впитывать и распространять туму.
Талмуд выдвигает вопрос: разве кожа, покрывающая горб верблюда — достаточно нежна, чтобы принимать духовную нечистоту?
И объясняет: пока на верблюде не перевозят грузы, не навьючивают на него тюки, кожа на его горбах относительно рыхлая, не твердая, но когда его используют для транспортировки, его кожа вскоре грубеет и ситуация меняется.
Переходя к следующему пункту Мишны, Талмуд уточняет, до какого возраста теленка называют — «молодым». И дает определение: речь идет о «молочном» теленке, который питается материнским молоком. По завершению этого периода кожа на его голове затвердевает.
Опустим остальные пункты и выделим заключительную часть Мишны.
Тут естественным образом возникает такой вопрос: как это получается, что механическая обработка кожи дает тот же эффект, что и изготовление из нее подстилки на пол?
Этот эффект (приобретение статуса таѓор) при изготовлении кожаного «половичка», — поясняют Учителя, — достигается тем, что по нему ходят в обуви. Под давлением и от трения кожа становится грубой и, условно говоря, не «пропускает» духовную нечистоту.
Духовно чистой кожа «половичка» становится не сразу, — подчеркивает Талмуд. И, исследовав ситуацию, дает весьма конкретное указание: чтобы кожаный «половичек» приобрел статус таѓор, нужно активно ходить по нему примерно то же время, которое требуется на специальную механическую обработку кожи.
Приводится здесь и числовой показатель. Необходимо пройти по такому «половичку» примерно четыре километра, — говорят Учителя, произведя соответствующие расчеты. — Тогда кожа меняет свойства и получает «иммунитет» против тумы...
На нашем листе Талмуд продолжает моделировать и обсуждать ситуации, в которых человек, туша животного и предметы могут (или не могут) получить «заряд» тумы.
На предыдущем листе Учителя рассматривали свойства кожи разных животных и, выяснив, что духовная нечистота проникает только в мягкую, рыхлую кожу, составили список представителей животного мира, кожа которых всегда или в определенные периоды обладает способностью принимать и передавать туму. Мы узнали также, что эту способность имеет и кожный покров человека. Поэтому людям следует проявлять особую осторожность и стараться избегать источников духовной нечистоты (см. обзор листа 122).
Теперь Талмуд, углубляясь в исследование «опасных» свойств кожи, усложняет выдвинутые на обсуждение ситуации.
Рассматриваются, в частности, случаи, когда человеку приходится снимать кожу с туши животного. Здесь может быть два варианта развития событий:
1. Человек — духовно чист, но животное, с которым ему приходится иметь дело, стало источником тумы.
2. Животное пребывает в состоянии таѓор (духовная чистота), но человек, еще до того, как приступил к работе, получил «заряд» духовной нечистоты.
Каждый из вариантов рассматривается в отдельности. Описывается, например, такая ситуация.
Допустим, человек снимает шкуру (грубую, туму не впитывающую) с дикого животного в статусе невелы (падали), собираясь изготовить из нее что-либо из бытовых предметов, скажем — коврик на пол. Угрожает ли ему «заражение» тумой? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: если шкура хорошо отделилась от мяса, можно не опасаться нечистоты; но если на снятой коже оказался кусок мяса, это означает, что человек стал таме (то есть — получил «заряд» духовной нечистоты).
Чтобы человек стал таме, — говорят Учителя, детально изучив проблему, — достаточно, чтобы к коже пристал совсем небольшой кусочек мяса, весом где-то в 33 г. И не имеет значение, какого размера было животное — крупное или мелкое.
Иными словами, «заражает» тумой кожа, прикрепленная к мясу. Отделенная от него кожа — «чиста».
Талмуд особо выделяет ситуации, когда кожа снимается с животного, чтобы сделать из нее бурдюк для вина. Тут работа имеет свои особенности. Ведь для этой цели кожа должна быть цельной, как мешок. А сделать это очень трудно — кожу надрезают у ног и постепенно отсоединяют от мяса в сторону шеи...
Пока не дойдут до груди, — говорят Учителя, — кожа пребывает в состоянии таме и становится чистой, когда преодолен последний этап.
Почему только «до груди»? — спрашивает Талмуд. — Ведь работа еще не закончена. Чтобы получился бурдюк, нужно снять с туши животного почти всю кожу, включая ту, которая покрывает область шеи.
В области шеи кожа прикрепленной к мясу не считается, — объясняет раби Йоханан бен Нури. — Начиная с того момента, когда, снимая кожу с туши животного, дошли до горла, вся кожа перестает передавать духовную нечистоту.
Другие Учителя открывают в этом иную грань Истины.
Пока работа не будет завершена полностью, — говорят они, — кожа продолжает передавать туму...
Сразу же скажем, что ѓалаха (еврейский практический закон) позицию раби Йоханана не поддерживает и следует точке зрения остальных изучающих данную проблему Учителей...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать «пограничные» случаи, разбирая обстоятельства, при которых от одного и того же «объекта» можно или нельзя «заразиться» тумой.
В качестве «объекта» здесь подразумевается кожа (шкура) животного.
На предыдущих листах Талмуд назвал виды кожи, которые способны впитывать духовную нечистоту (туму) и передавать ее прикоснувшемуся к этой коже «субъекту» (см. обзор листа 122). А так же проанализировал некоторые ситуации, когда кожа, несмотря на свою «непроницаемость», все же способна стать источником духовной нечистоты (см. обзор листа 123). Мы узнали, в частности, что человек, снимая такую кожу с туши животного, подвергается опасности «заражения», если оказалось, что к ней прикреплен кусок мяса.
Мишна нашего листа конкретизирует правила, действующие, именно в таком случае. В ней читаем:
Если к коже (снятой с туши животного в статусе невелы, то есть — падали), пристал кусочек мяса величиной с кезайт (размер маслины средней величины), и человек прикоснулся к ее волосяному покрову (в том месте, где «приклеилось» мясо) или к циву (волокна, соединяющие кожу к мясу), этот человек «заразился» тумой.
Понятно, что кезаит — минимальный размер кусочка мяса, который угрожает «заражением». Только если кусок мяса — меньшей величины, человек, дотронувшись до такой кожи, может рассчитывать, что остался таѓор.
Талмуд начинает анализировать Мишну. И, прежде всего, задается вопросом: почему прикосновение к волосяному покрову тоже представляет опасность. С цивом — понятно — эти волокна вступают с мясом в прямой контакт. Но ведь волоски на шкуре отделены от мяса слоем кожи...
Детально исследовав ситуацию, Учителя приходят к заключению, что волосяной покров, вместе с кожей, тоже служит мясу — «защитой». И, следовательно, имеет к нему непосредственное отношение. Но тогда мы должны признать, что, прикоснувшись к нему, мы как будто бы прикоснулись к самому мясу. А оно — невела и насыщено духовной нечистотой высокой концентрации.
Далее Талмуд моделирует различные ситуации.
Допустим, человек взял в руки кожу, к которой «прилепились», не соединяясь друг с другом, два маленьких кусочка мяса, по половине кезаита — каждый. То есть в целом получается кезаит. Спрашивается: получает ли человек в этом случае «заряд» духовной нечистоты.
Проанализировав ситуацию, Учителя отвечают на вопрос отрицательно.
В самом деле. Как говорилось выше, человек получает туму, когда прикасается к коже или волосяному покрову именно в той области, где мясо соединено с кожей. Маловероятно, что человек, который несет кусок кожи, может одновременно иметь тактильный контакт с двумя ее разными участками.
Даже если человек и прикоснулся к коже и в том и в другом месте, к которым прикреплены кусочки мяса, размером с половину кезаита, — уточняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), — он дотрагивается сначала до одного участка, потом — до другого. Пусть два касания произошли один за другим, все равно при каждом из них целый кезаит, представляющий угрозу духовной чистоте человека, все равно не набирается.
Однако раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает иную грань Истины.
Дело не только в прикосновении, — говорит он. — Человеку достаточно такую кожу взять в руки и нести, чтобы стать таме.
К такому куску кожи можно прикасаться, нести его, — возражает раби Ишмаэлю раби Акива (один из крупнейших Учителей Мишны, коллега раби Ишмаэля), — не «заразившись» тумой. Они по сравнению с размерами всей кожи настолько малы, что нет смысла принимать их в расчет. Но если человек проткнул эти маленькие кусочки мяса, скажем, щепкой, и они «шевельнулись», это приравнивается к тому, что он как будто бы переносил их. В этом случае этот человек становится таме...
Ханох Лернер
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему, которой посвящена в целом вся девятая глава трактата Хуллин — приобретение различных видов духовной нечистоты (тумы).
Речь здесь, в частности, идет о конкретных законах “заражения” тумой, связанного с прикосновением к трубчатым костям (то есть — к таким, в которых содержится костный мозг). В этом контексте рассматриваются трубчатые кости человека, животного в статусе пигуль (когда туша становится непригодной для дальнейшего использования, если при реализации процедуры приношения животного в Храме допущена ошибка) или нотар (когда туша становится непригодной для использования из-за того, что мясо приношения не съедено в установленный Торой срок). Обсуждается также результаты прикосновения к туше невелы (когда животное погибает или убито каким-либо некошерным способом) и шерец (в переводе — “нечисть”, “гадость”; здесь — труп одного из восьми видов некошерных животных, распространяющий духовную нечистоту).
Приступив к анализу ситуаций, Талмуд сразу же отмечает, что все эти законы во многом напоминают те, которые рассматривались ранее — в контексте прикосновений к коже и мясу туши такого животного. И происходит это потому, что костный мозг, как мы уже говорили, причисляется к категории “мясо” (см. обзор листа 119).
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Тот, кто касается трубчатой кости мертвого человека, становится таме (то есть пребывает в состоянии духовной нечистоты), независимо от того, было ли в этой кости отверстие, через которое человек мог дотронуться непосредственный до костного мозга.
Таме становится и тот, кто прикоснулся к трубчатой кости туши животного, которое является объектом приношения в Храме, но (из-за ошибки в реализации процедуры) получило статус пигуль или нотар. Даже если отверстий в этой кости не было (а, значит, возможность какого-либо прикосновения к костному мозгу была исключена).
(Однако) тот, кто коснулся трубчатой кости невелы или шереца (см. выше), получает туму только в том случае, если в этой кости есть отверстие (и возможен непосредственный контакт с костным мозгом). Если же отверстия нет (и прикосновение к костному мозгу исключается) человек остается таѓор (сохраняет духовную чистоту)...
Талмуд начинает анализировать содержание Мишны. И, прежде всего, выясняет первопричины, обуславливающие ее постановления.
Когда речь идет о мертвом теле человека, — объясняют Учителя, проведя соответствующее исследование, — решающую роль играет само по себе прикосновение к кости. Даже не сдвинув ее с места, тот, кто дотронулся до нее, становится таме, если эта кость или ее обломок размером, не менее ячменного зерна. И добавляют: касанимем получают заряд тумы от кости человека и в том случае, если в ней вообще нет костного мозга.
Далее Талмуд переходит к обсуждению второго пункта Мишны — о силе негативного “энергетического” воздействия кости животного, туша которого в процессе осуществления процедуры приношения в Храме стала пигуль или нотар. И выясняет, что данное постановление вынесено Учителями, чтобы побудить коэнов (служителей в Храме), осуществляющих процедуру приношения, проявлять особую осторожность и старательность. Ведь если они в процессе реализации процедуры допустят ошибку, то сами, в первую очередь, окажутся в состоянии таме.
Но почему же по отношению к невеле и шерецу порядок — иной?
Исследуя обстоятельства дела, Талмуд цитирует соответствующие отрывки из Торы. А в Торе сказано: “Тот, кто прикоснулся к невеле... станет нечист” (Ваикра, гл. 11, ст. 39). И — чуть раньше: “И прикасающиеся к шерецу... станут нечистыми” (Ваикра, гл. 11, ст. 36).
Отсюда следует, что тума распространяется именно через прикосновение к “падали”, то есть — к плоти сдохшего животного, а не к его костям. Поэтому в случае, если кость невелы или шереца не имеет отверстий, дотронувшийся до нее человек сохраняет духовную чистоту (остается таѓор).
Понятно, что в том случае, когда в этой кости была дырочка (пусть даже очень маленькая), человек, коснувшийся ее, становится таме. Ибо через отверстие он касается плоти падали — содержащегося внутри кости мозга.
Учителя отмечают одну особенность закона о костях невелы и шереца. Тот, кто переносит кости невелы, не касаясь их, — говорят они, — “заражаются” тумой. Но те, кто, не прикасаясь к ним, переносят кости шереца, остаются в состоянии таѓор, то есть — духовно чистыми.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с приобретением различных видов тумы.
Учителя, как и на предыдущем листе, подчеркивают, что тума передается человеку при определенных обстоятельствах определенными объектами. Выяснением обстоятельств, при которых те или иные объекты способны “заразить” человека тумой и занимается Талмуд в нашей главе.
На предыдущем листе рассматривались возможные варианты развития событий в ситуации, возникающей, если человек прикоснулся к трубчатой кости (человеческой или принадлежавшей какому-либо животному — см. обзор листа 125). В числе прочих упоминалась и группа “нечистых” животных, объединенная общим названием — шерец (“гады”, “нечисть” — см. там же).
Теперь, на нашем листе, Талмуд уточняет это понятие.
В категорию шерец, — объясняют Учителя, — входит восемь видов животных, перечисленных в Торе (Ваикра, гл. 11, ст. 29, 30). В данном случае нас особенно интересуют три вида — цав (черепаха), летаа (ящерица) и хомет. Поскольку многие первоначальные обозначения животного мира утрачены, по поводу животного под названием хомет мы можем руководствоваться лишь указанием Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), который в своих комментариях сообщает, что хомет — улитка.
Эти три вида животных категории шерец, в свою очередь, составляют особую подгруппу — от остальных пяти видов животных этой категории они отличаются тем, что размножаются, откладывая яйца.
Талмуд предостерегает: прикосновение к яйцам таких животных таит в себе опасность “заражения” духовной нечистотой. Но вот вопрос: всегда или — только в определенных случаях?
На этот вопрос отвечает Мишна нашего листа. В ней, в частности, сказано:
Тот, кто коснулся яйца шереца, остается таѓор (духовно чистым) в том случае, если в этом яйце не было ни одного отверстия.
Если же человек дотронулся до яйца шереца, в котором было отверстие, он становится таме...
Изучая содержание Мишны, Талмуд приводит цитату из Торы: “Эти (животные группы шерец) — нечисты для вас” (Ваикра, гл. 11, ст. 31). И начинает детально ее исследовать.
Если вся эта группа передает человеку туму, — выстраивают логическую цепочку Учителя, — то и яйцо любого из ее представителей должно быть таме. Тем более, что в этом яйце может оказаться почти сформировавшийся зародыш. Почему же тогда говорится в Мишне, что прикоснувшийся к яйцу шереца человек, в случае, если яйцо — цело и невредимо, остается таѓор?
Потому что содержимое яйца надежно защищено нейтральной (в духовном смысле), достаточно плотной и непроницаемой оболочкой, — объясняет Талмуд. — Сквозь нее образующаяся внутри отрицательная духовная энергия наружу не “просачивается”. Но если в скорлупе яйца появилось отверстие, пусть даже — диаметром с волосок, человек, прикоснувшись к нему, становится таме, как будто бы он дотронулся до трупа самого шереца, зародыш которого находится внутри яйца. Ибо и такая крошечная, казалось бы, дырочка, открывает туме путь наружу.
Но откуда вообще известно, что не только животные группы шерец распространяют духовную нечистоту, но и все, что с ними связано? — спрашивают Учителя. — Те же яйца, например...
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Талмуд анализирует грамматическую структуру приведенной выше фразы из Торы. И обращает внимание на то, что вместо обычной формы эле тмеим (эти — нечисты), Тора употребляет здесь особую форму — эле а‑тмеим, то есть — с определенным артиклем. А это, — отмечают Учителя, — принятая форма “намека”, указывающего на то, что теми же качествами (в данном случае — духовной нечистотой) обладает не только сам объект обсуждения, но и относящиеся к нему “атрибуты”.
Но если — так, можно было бы предположить, что, скажем, любое яйцо шереца, в том числе — неповрежденное, без малейшего изъяна и не содержащее пока еще зародыша, “автоматически” имеет способность распространять туму.
Можно было бы, если бы — не уточнение, которое дается в том же стихе: “...из всего (относящегося к виду) шерец” (Ваикра, гл. 11, ст. 31).
Это уточнение показывает, — подчеркивают Учителя, проведя глубокое исследование, — что человек “заражается” тумой от яйца шереца, только если это яйцо имеет дырочку и содержит зародыш данной особи...
Итак, на предыдущих листах Талмуд анализировал законы распространения духовной нечистоты в ситуациях, связанных с прикосновением к отдельным частям животных в состоянии таме.
Речь шла, напомню, о содержащих костный мозг трубчатых костях человека и животного в статусе невела (падали; погибшего или убитого некошерным способом). А также — об опасности, которая подстерегает людей, прикоснувшихся к мертвому телу животных группы шерец (перечисленные в Торе восемь видов мелких животных, например — черепаха или ящерица). Мы узнали, что даже яйцо черепахи способно нанести человеку духовный вред (обо всем этом — см. обзор листов 125 и 126).
Теперь, на нашем листе Талмуд возвращается к теме духовной нечистоты различных видов пищи (тумат охалим).
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: считается ли “пищей” кусок мяса (с костью или без кости) живого животного, который в результате полученной травмы оторвался от его тела, но — не совсем, и висит, прикрепленный небольшим кусочком телесной ткани? При этом подчеркивает: одно из условий — доподлинно известно, что лечение не поможет и вырванный “клок” мяса к телу уже не прирастет.
Учителя детально рассматривают сопряженные с этим проблемы.
Очевидно, что в пищу этот кусок — не годится. Здесь в силу вступает запрет, предусмотренный заповедью Торы — “не ешь от живого”. Но зачем же тогда выяснять — “пища” это или нет?
Если болтающийся “на ниточке” вырванный кусок плоти животного мы включаем в понятие “пища”, — объясняют Учителя, — это в контексте нашей темы будет означать, что данный кусок мяса обладает способностью принимать и распространять туму (духовную нечистоту).
Прочтем, что сказано по этому поводу в Мишне:
Если какой-либо орган (кость, покрытая мягкими тканями или кусок мяса) кошерного животного вследствие травмы вырван из его тела, но связан с ним небольшим количеством плоти, и заведомо известно, что он не прирастет, этот орган (или кусок мяса) имеет статус пищи и обладает способностью принимать и передавать туму...
Талмуд отмечает: способность принимать и распространять туму, этот кусок приобретает еще до того, как он окончательно отделен от туловища животного, — отмечает Талмуд, приступая к исследованию текста Мишны. — Причем, на тех же условиях, что и обычная пища.
О каких условиях речь?
Дело в том, что по закону Торы, нечистоту может впитать в себя только такая еда, на которую попала жидкость, которая как бы “стимулирует” образование отрицательной духовной энергии. К таким “стимуляторам относится вода, вино, оливковое масло, молоко, мед, кровь и роса. Всего существует семь видов такой жидкости.
Поэтому частично вырванный из тела животного орган (или кусок мяса), также обретает способность принимать и передавать туму только в том случае, если на него попадает жидкость одного из этих семи видов.
В процессе исследования Мишны, Талмуд пользуясь методом сравнительного анализа, сопоставляет “потенциал” не до конца вырванного куска плоти животного с “потенциалом” органа, вырезанного из тела скотины полностью (эйвар мин а‑хай) или вырезанного куска мяса (басар мин а‑хай). И приходит к заключению, что они — в разных статусах, а, следовательно, и “ведут себя” в одних и тех же ситуациях по-разному.
С одной стороны, “висящий на ниточке” кусок мяса (или орган) животного, пострадавшего в результате несчастного случая, так же, как и вырезанный полностью орган или кусок мяса, для использования в пищу не годится.
С другой — отрезанный от живого животного кусок способен впитать в себя (а, значит, и распространить) туму гораздо более высокой концентрации (ибо приобретает статус невелы), нежели — частично оторванный (который невелой, падалью не считается).
Далее Талмуд моделирует такую ситуацию. Допустим, пострадавшему животному сделали шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), и на травмированную часть его туши попала кровь. Спрашивается: приобретает ли от этого частично оторванный от тела кусок (или орган) способность принимать и передавать туму?
Да, приобретает, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — И даже если это животное само по себе сдохло, болтающийся на нем кусок мяса остается в прежнем статусе и не становится невелой.
Однако раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Кровь животного, пострадавшего от несчастного случая, — говорит он, — обагрившая частично оторванный от его тела кусок не провоцирует в нем образование негативной духовной энергии.
Позицию раби Меира по поводу того, что и у сдохшего животного частично оторванный кусок плоти не становится невелой, раби Шимон поддерживает...
В прошлом обзоре мы рассматривали достаточно неординарную ситуацию. Животное получило травму, и какой-либо его орган (скажем, покрытая мышечными тканями кость) или — просто кусок мяса живого животного оказался частично оторванным от его тела. Причем, таким образом, что он все еще соединен с туловищем волокнами плоти. Однако надежды на то, что в результате лечения этот кусок прирастет, уже нет (см. обзор листа 127).
Мы говорили о том, что такой орган по статусу отличается от полностью вырезанного из тела животного куска мяса (см. там же).
На нашем листе Талмуд углубляется в исследование проблемы. Учителя устанавливают, что между частично оторванной от тела животного костью с прикрепленным к ней мясом (на иврите — эйвар мин а‑хай) и просто висящем “на ниточке” куском мяса (на иврите — басар мин а‑хай) есть весьма существенная разница.
В чем же она заключается?
В результате тончайшего анализа Талмуд приходит к заключению, что эйвар мин а‑хай, будучи запрещенным для употребления в пищу, в принципе способен “зарядить” тумой любую еду и посуду, в которую попадет.
Иначе обстоит дело с не до конца оторванным куском мяса без кости (басар мин а‑хай). С одной стороны, использовать его в пищу тоже запрещается. С другой — басар мин а‑хай не обладает способностью принимать и распространять туму.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: сохраняется ли это различие после того, как пострадавшему таким образом животному сделают шехиту?
И в процессе детального и всестороннего исследования приходит к выводу, что разница между частично оторванным куском мяса с костью и — без кости после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) исчезает. Более того, мясо с костью утрачивает статус эйвар мин а‑хай, а вместе с этим — способность впитывать и распространять туму.
Далее Талмуд, продолжая анализировать содержание Мишны (см. обзор листа 127), ставит вопрос иначе: сохранит ли статус эйвар мин а‑хай частично оторванный кусок мяса с костью в случае, если животное с такой травмой умерло само и шехиту ему не сделали. И, соответственно — останется ли у этого куска способность впитывать и передавать туму?
На предыдущем листе и раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) и раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) высказали единую точку зрения: он не будет считаться невелой, ибо был почти оторван еще при жизни животного.
Однако по поводу остального Учителя открывают разные грани Истины.
Частично оторванный при жизни орган животного и после его естественной смерти сохранит статус эйвар мин а‑хай, — говорит раби Меир. — А, значит, в определенных условиях (см. там же) будет распространять духовную нечистоту, передавая ее и еде и посуде.
Этот частично оторванный орган (кусок мяса с костью) станет духовно чистым, — говорит раби Шимон. — И вообще не будет ни впитывать, ни распространять туму.
Чем же отличается после смерти животного частично оторванный при его жизни кусок плоти, от куска, отрезанного от туши невелы (падали)? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: как раз именно тем, что он почти оторвался от тела живого животного, которое не принимает и не передает туму и вообще считается — “чистым”. Часть, отделенная от невелы, в любых условиях так и остается невелой. И, соответственно распространяет духовную нечистоту высокой концентрации.
Но если частично оторванный от туловища живого животного кусок плоти так разительно отличается от невелы, да еще к тому же, как обычная пища, имеет ту же способность впитывать и передавать туму, почему же он не годится в пищу? — спрашивают Учителя.
Таково указание Торы, — отвечает рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век), который, ссылаясь на результаты исследования Рава (Рав — столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание “рав” стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век) приводит цитату из Торы: “А если умрет (какое-либо животное) из животных, которые вам разрешены в пищу, тот, кто прикоснется к нему, будет нечист” (Ваикра, гл. 11, ст. 39).
Ведь умирает не только само животное, но и та часть, которая была отделена от него при жизни, — констатирует Рав. — И, коль скоро даже прикасаясь к любой части туши, человек рискует получить туму, то употреблять это в пищу не разрешается — тем более (на самом деле логическая цепочка, выстроенная Равом, гораздо сложнее — здесь дается лишь ее “схематичный” вариант).
Иную грань Истины в этой проблеме открывает раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век).
В этом отрывке вообще говорится именно о частично оторванном от туловища животного куске мяса, — говорит он. — И подразумевается, что травма оказалась настолько тяжелой, что животное от этого умерло.
Но тогда вся ситуация выглядит иначе. Получается, что после смерти животного частично оторванный от его тела еще при жизни кусок мяса все же способен распространять духовную нечистоту. Почему же Учителя говорили, что он это свойство утрачивает?
Потому что в нем, по сравнению с невелой, концентрация отрицательной духовной энергии слишком мала, — объясняет Талмуд. — Но все же — достаточна, чтобы в определенных условиях привести человека в состояние таме.
Итак, мы рассматриваем необычную ситуацию: животное получило травму — его орган (покрытая мышечными тканями кость; на иврите — эйвар мин а‑хай) или просто кусок его плоти (басар мин а‑хай) оказался частично оторванным от туловища. Этот кусок все еще соединен с телом, но надежды на то, что он прирастет, уже нет (см. обзор листа 127).
Мы говорили о том, что такой орган (или кусок мяса) по статусу отличается от органа, отрезанного от тела живого животного, то есть он не считается невелой (падалью). Учителя обсуждают вопрос: сохраняет ли этот кусок способность впитывать и передавать туму после шехиты (см. Введение в трактат Хуллин). И весь этот разговор, подчеркнем, касался эйвар мин а‑хай или басар мин а‑хай — животного (см. обзоры листов 127 и 128).
На нашем листе Талмуд начинает рассматривать практически ту же ситуацию, только в роли пострадавшего теперь выступает человек (он получает травму — от его тела отрывается кусок мяса, с костью или без кости, и “повисает”, прикрепленный волокнами ткани).
Не до конца оторвавшийся у человека кусок мяса с костью на иврите обозначается термином — эйвар медульдаль, без кости — басар медульдаль.
Направление обсуждения то же, что и на предыдущих листах: Учителя выясняют, имеет ли оторванный кусок способность принимать и распространять духовную нечистоту.
В Мишне нашего листа говорится:
Если у человека частично оторван или отрезан (не до конца отделен от туловища) какой-либо орган или кусок плоти, этот кусок омертвевшим не считается. Даже если точно известно, что он не прирастет...
Приступая к анализу содержания Мишны, Талмуд, прежде всего, отмечает: пока человек жив, повреждения того и другого вида (эйвар медульдаль и басар медульдаль) остаются духовно чистыми (таѓор). Но если человек умирает, характер повреждения (от тела отделился лишь кусок мышечной ткани или мышечные волокна вместе с костью), с точки зрения возможности получения тумы, приобретает принципиальное значение.
Повреждение типа басар медульдаль, приобретенное при жизни, после кончины человека остается в том же статусе, что и при его жизни — духовно чистым. Дело в том, что, так же, как в аналогичной ситуации с животными (см. обзор листа 128), мы относимся к такому куску мяса так, как если бы он еще при жизни был полностью отделен от тела. И, следовательно, после смерти сохраняет тот же статус и — духовную чистоту. Ведь части плоти живого человека считаются таѓор.
С повреждением типа эйвар медульдаль (еще при жизни частично отрезанного органа) — иная ситуация.
Когда пострадавший умирает, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — поврежденный участок его тела эйвар медульдаль (место повреждения — мясо на кости), как и все тело, “напитывается” отрицательной энергией, то есть становится — таме.
Раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
И орган эйвар медульдаль, — говорит он, — после смерти человека тоже сохраняет духовную чистоту, то есть остается таѓор.
Талмуд анализирует позицию раби Шимона.
На чем он выстраивает свою точку зрения? — спрашивают Учителя. — Ведь в любом случае, казалось бы, частично отделенный от тела орган, о котором тут идет речь, должен быть “нечист”...
Чтобы проследить логику раби Шимона, Талмуд выясняет, в чем заключается разница между поврежденным участком тела живого человека и — таким, которое было нанесено после кончины.
Если живой человек получил повреждение типа эйвар и на его теле обнаружена свободно свисающая часть органа (мяса с костью) размером в кезайт (размер маслины средней величины), не меньше, — говорит раби Элиэзер, — этот поврежденный участок считается таме.
Однако раби Нехунья и раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) усматривают в этом иную грань Истины.
Эта поврежденная область, — говорят они, — будет таѓор. И подчеркивают: именно в этом и состоит практическая разница между травмой типа эйвар, полученной живым человеком от “заряженного” тумой поврежденного участка у человека почившего.
Однако, в случае, если от поврежденного у живого человека участка кожи с костью был отделен кусок кости размером с ячменное зерно, он — таме, — вносит уточнение раби Нехунья.
Правда, раби Иегошуа и раби Элиэзер в этом пункте не разделяют его точку зрения и говорят, что такой кусок кости тоже сохраняет духовную чистоту.
На этом девятая глава трактата Хуллин заканчивается.
Нашим листом открывается следующая, десятая глава тракта Хуллин. В ней Талмуд переходит к обсуждению другой темы — законы, связанные с конкретным видом приношения народа Израиля коэнам (потомкам Аарона-первосвященника, служителям Храма), которое носит название — матнот кеуна.
Приводится цитата из Торы, где сказано: “Таким будет удел коэнов от народа — всякий, кто делает шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) животному из крупного или мелкого рогатого скота, должен отдать коэну зроа (бедро), лехайаим (щеки) и кейва (желудок)” (Дварим, гл. 18, ст. 3). То есть эти части туши животного и составляют приношение матнот кеуна.
В Мишне нашего листа читаем:
Каждый обязан отделять для коэнов (означенные в Торе) части туши зарезанного животного. Те, кто живет в Эрец Исраэль и те, кто живет за пределами Земли Израиля. В эпоху Храма и во времена, когда Храма нет.
Речь идет о конкретных частях туши животных, — подчеркивает далее Мишна, — не предназначенных для приношения в Храме — шехиту которым делают лишь для использования мяса в пищу...
Почему Мишна подчеркивает, что такое приношение коэнам не отделяют от туши животного, предназначенного для осуществления процедуры приношения в Храме? — спрашивает Талмуд, приступив к обсуждению ее текста. — Но, быть может, следует отделять для коэнов те же части и, скажем, от приношения шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу; одно из немногих приношений, мясо которого частично могут есть хозяева животного)?
Учителя исследуют тексты Торы и в книге Ваикра находят отрывок, подтверждающий, что перечисленные выше части туши животного, о которых говорит Мишна, как о приношении матнот кеуна, от туши посвященного Храму животного не отделяют. Здесь написано: “Ибо грудину, посвящаемую (Мне), и голень, приносимую (Мне), взял Я у сыновей Израиля и дал их первосвященнику Аарону и его сыновьям как вечное установление” (Ваикра, гл. 7, ст. 34).
Сказано — “...дал их”, — отмечают Учителя. И делают вывод: этими словами Тора дает понять, что грудиной и голенью, приношение коэнам в процессе осуществления корбана-шеламим (корбан — приношение в Храме) и ограничиваются. Все, что — сверх того: к примеру, бедро или желудок коэнам отдавать не нужно.
Но тогда, не исключена вероятность, что и от обычного, предназначенного для еды животного надо после шехиты отдавать не только перечисленные в приведенной выше первой цитате части, но также — бедро и голень, как при осуществлении процедуры приношения шеламим, — выдвигает гипотезу на обсуждение Талмуд. — Попробуем, исследуя данные тексты, применить принцип каль ва-хомер (от простого — к более сложному), получится такая картина: если при исполнении столь высокой духовной обязанности, как приношение в Храме, отдают бедро и голень, то уж при бытовом использовании туши животного, те же органы нужно отдать коэнам — тем более (конечно же — сверх перечисленного).
Подвергая первую приведенную здесь цитату тщательнейшему анализу, Талмуд находит решение и этой проблемы. Ибо здесь сказано: “Таким будет удел коэнов...” (Дварим, гл. 18, ст. 13). То есть — именно таким. И ничего другого отделять коэнам в рамках приношения матнот кеуна не полагается.
Но на этом Учителя не останавливаются и рассматривают данную проблему под иным углом зрения.
Даже если бы во фразе не было бы этих “определяющих” слов, — заключают они, — мы все равно признали бы, что грудина и бедро зарезанного для еды животного не может входить в подношение коэнам — матнот кеуна.
Талмуд анализирует процесс осуществления процедуры корбана-шеламим. И отмечает, что при передаче этих частей коэну положено делать тнуфу (особая церемония, когда коген кладет эти части туши на руки владельца животного и, подложив свои руки снизу, вместе с ним возносит приношение вверх). Есть здесь одно важное обстоятельство: церемонию тнуфы осуществляют только внутри азары (храмового двора). Потому что об этом в Торе прямо сказано: “Вознесите его (приношение) перед Всевышним” (Ваикра, гл. 7, ст. 30). Вот и выходит, что бедро и голень животного, шехита которому сделана, чтобы мясо его съесть, коэну передать невозможно. Ведь вносить на территорию Храма туши таких животных (которые не являются “объектом” приношения в Храме) — запрещается.
Но, поскольку и без того, и без слов “Таким будет удел коэнов...”, совершенно очевидно, что бедро и голень зарезанного для еды животного не нужно передавать коэнам в качестве матнот кеуна (этот вывод подсказан простой человеческой логикой), — сообщает Талмуд, — перед нами встает другой вопрос; что подразумевает Торы под выражением — “Таков удел”?
Этими словами Тора информирует нас, — говорит рав Хисда (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век), — что в случае, если человек, зарезав животное, не отдал коэну то, что ему предназначалось отдать (и тем самым, по сути, присвоил имущество коэна), компенсация за нанесенный убыток служителю Храма не полагается. Ибо его “удел” — получить определенные части от туши животного, “по списку”. И не более того...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание первой Мишны десятой главы трактата Хуллин, в которой изложен закон, предусматривающий право коэна получать некие определенные подношения, обозначаемые на иврите термином — матнот кегуна (в ед. числе — матана, во мн. — матанот; вместе с определяющим словом кеуна — матнот кеуна). Эти матанот, как мы говорили в прошлом обзоре (см. обзор листа 130), обязан дать коэну каждый, кто делает шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) в бытовых целях.
Анализируя Мишну, Учителя подробнейшим образом исследуют ее первоисточник — цитату из Торы, где сказано: “Таким будет удел коэнов от народа — всякий, кто делает шехиту животному из крупного или мелкого рогатого скота, должен отдать коэну (от этого животного) зроа (бедро), лехайаим (щеки) и кева (желудок)” (Дварим, гл. 18, ст. 3). И приходят к выводу, что данный закон не распространяется на шехиту, которую делают животному, предназначенному для приношения в Храме. Дают Учителя и другое заключение: матнот кегуна состоит только из тех частей животного, которые названы в Торе, и ничего к этому не добавляется (см. обзор листа 130).
Тем не менее, все еще осталось не выясненным, кто именно включается в понятие “народ”, который, как говорится в этой цитате, обязан отделять от туш животных после шехиты перечисленные здесь виды матнот кегуна. Следует ли считать, что эта обязанность ложится лишь на людей, относящихся к группе “исраэли” или, быть может, этот закон касается и, к примеру, левитов? Нельзя, в конце концов, исключать и вероятность того, что даже сами коэны, сделав животному шехиту, тоже должны отделить матнот кегуна и отдать названные в Торе части туши другим коэнам.
Анализом этого вопроса и занимается Талмуд на нашем листе.
В связи с этим в Талмуде рассказывается такая история. Некий левит “явочным порядком” забирал себе матнот кегуна, предназначавшиеся коэнам. И вот пришли люди к Раву (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) и сообщили ему об этом.
— Ему мало того, что мы его не заставляем давать подношение! — возмущенно воскликнул Рав. — Так он еще и чужие, не полагающиеся ему подношения себе присваивает!
Что имел в виду Рав, произнося эту фразу? — спрашивает Талмуд.
И выстраивает логическую цепочку.
Не может такого быть, чтобы все левиты подчинялись этому закону, и лишь один из них, от обязанности отделять матнот кегуна — освобождался. Если левит, о котором шла речь, по словам Рава, не приносит матнот кегуна, значит, никто из левитов делать это не должен.
С другой стороны, во фразе Рава звучит явный намек, что, освобождая левита от исполнения заповеди матнот кегуна, ему как бы делают некое одолжение. И это может свидетельствовать о том, что данный левит (и только он) освобожден от заповеди самим Всевышним. И тогда остальные левиты в данном случае причисляются Торой к общей категории — “народ”...
Как же все-таки разрешается эта проблема?
Включаются левиты в понятие “народ” в этом контексте или нет, мы не знаем, — говорит Рав. — Поэтому мы у них не берем матнот кегуна, руководствуясь универсальным принципом Торы – “А моци ме-хаверо, алав а‑раая” (именно на истце, который утверждает, что кто-то ему что-то должен, лежит обязанность это доказать). Иными словами, выходит, что заставить левита делать подношения коэну — нельзя. Для того, чтобы и левиты выполняли данную заповедь, нужно сначала доказать, что и они причисляются к категории “народ”, который обязан приносить матнот кегуна.
Однако другие Учителя открывают в этом иную грань Истины.
Ни коэн — коэну, ни левит — левиту не должны приносить отмеченные в Торе части туши животного после шехиты, — говорят они. — Но левит коэну — должен.
Талмуд анализирует позиции Учителей. И в результате глубокого исследования приходит к выводу, что, подчеркивая — “левит коэну должен”, они имеют в виду приношения других видов — не матнот кегуна.
Что же это за приношения?
Вначале Талмуд выдвигает гипотезу, что таким приношением может быть маасер ришон (первая десятина от урожая, которую, по закону Торы, полагается отделить в пользу служителей Храма). Тора заповедала отдавать ее левитам, но Эзра, возглавивший возвращение евреев в Землю Израиля после семидесятилетнего вавилонского изгнания, постановил, что ее следует отдавать коэнам (которые тоже принадлежат колену Леви и, стало быть, одновременно являются и левитами). Так он наказал левитов за то, что они не хотели возвращаться из Вавилона в Эрец-Исраэль.
Однако, в конце концов, Талмуд отвергает такое объяснение. Ведь сам факт, что левиты лишились права получать маасер ришон, еще не означает, что маасер стали брать у них.
О каком же приношении левитов — коэнам идет речь? — спрашивает Талмуд. И отвечает: о приношении рейшит а‑гез — шерсть от первой стрижки овец, которую не только исраэль, но и левит обязан отдавать коэну.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать пункты Мишны — первой в десятой главе трактата Хуллин (см. обзор листа 130).
В ней, как нам известно, дается закон, согласно которому коэн (служитель в Храме) имеет право получить некое подношение, которое на иврите обозначается термином — матнот кеуна.
Этот матнот, как мы уже говорили, (см. там же), должен принести коэну каждый, кто делает шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) животному (из особей крупного и мелкого рогатого скота), предназначая его мясо для еды (такое животное названо в Талмуде — хуллин).
Мы так же выяснили, что матнот кеуна получают лишь коэны, но — не левиты. При этом левиты от обязанности делать коэнам такое подношение освобождаются (см. обзор листа 131).
В развитие темы на нашем листе Талмуд выдвигает новый вопрос: как поступать, если у первенца из крупного или мелкого рогатого скота, который по закону должен стать “объектом” приношения в Храме, обнаружился дефект, не позволяющий совершить эту процедуру (объектом приношения в Храме может быть лишь совершенно здоровое, полноценное животное — без изъянов)?
Изучив ситуацию, Учителя заключает, что эту особь (мужского пола) целиком отдают коэну. Однако коэн вправе использовать его по своему усмотрению — может съесть его мясо, может продать его, кому хочет, включая исраэли (как известно, народ Израиля делится на три группы: коэны, левиты и исраэли).
Далее Талмуд моделирует ситуацию. Допустим, первенец с дефектом продан коэном обычному человеку (исраэли). И вот он делает шехиту, намереваясь использовать для еды его мясо. Спрашивается: обязан ли он после шехиты принести коэну матнот кеуна?
Случай, действительно — неоднозначный. С одной стороны, от животного, которое должно стать “объектом” приношения в Храме, матнот кеуна отделять не полагается. С другой — поскольку хозяин-исраэли делает этому животному “бытовую” шехиту (предназначая его для еды), он обязан отдать коэну бедренную часть, губы и желудок этого животного (то есть то, что составляет матнот кеуна).
Детально проанализировав ситуацию, Учителя приходят к выводу, что исраэли от обязанности давать коэну матнот кеуна от первенца животного, изначально отделенного для приношения, но имеющего дефект — освобождается.
Теперь Талмуд усложняет обстоятельства.
Предположим, сто человек купили сто животных, чтобы позднее поделить их мясо или, скажем, выручку от продажи мяса. Среди этой сотни оказался и первенец, имеющий физический дефект (то есть для приношения в Храме не пригодный). Он затерялся в общем стаде и различить его — невозможно. И вот пришло время делать животным шехиту. Как быть в этой ситуации?
Данный случай разбирается в Мишне нашего листа. В ней по этому поводу сказано:
Если первенец животного, имеющий физический дефект (шехиту ему можно делать без ограничений), затерялся в общем стаде, все животные которого (кроме одного — не первенцы) принадлежат разным хозяевам, все их владельцы, совершив шехиту (в бытовых целях), свободны от обязанности приносить коэну от туши своего животного матнот кеуна...
Но ведь коэн, казалось бы, может предъявить хозяевам животных претензию, — говорит Талмуд, начиная обсуждать содержание Мишны. — И потребовать, чтобы от туш отделили для него то, что ему причитается.
Теоретически мог бы, но делать это не станет, — подчеркивают Учителя. — Потому, что не в состоянии доказать, что животные — не первенцы, от которых отделять матнот кеуна не положено.
Здесь следует пояснить, что по еврейским законам в спорных ситуациях доказательство должен представить “истец”, предъявляющий претензию на имущество. В предложенных обстоятельствах — это коэн.
Но ведь коэн вправе заявить каждому хозяину, что тот должен ему в любом случае. Если то или иное животное не имеет статуса бехор (первенца), после шехиты коэну обязаны отдать бедро передней ноги, лицевую часть и желудок. Если оно — бехор с изъяном и для приношения в Храме не годится, коэн получает его еще до шехиты.
Почему же Мишна освобождает всех хозяев животных в стаде от необходимости приносить матнот кеуна? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: речь в этой Мишне, и это — очевидно, идет о ситуации, когда коэн, получив “подпорченного” первенца в свое владение, продал представителю исраэль. С этого момента покупатель, уплатив за скотину деньги, ничем коэну не обязан.
Но может случиться так, что полученного первенца с изъяном продал один коэн, а подношение требует — другой. Как тут быть?
Здесь имеет значение лишь тот факт, что человек купил первенца у коэна. Это ликвидирует его “долги” и по отношению к любому другому коэну. В конце концов, у хозяина животного есть товат анаа, — заключает Талмуд, — право решать, кому из коэнов делать подношения.
На нашем листе Талмуд продолжает развивать центральную тему всей десятой главы трактата Хуллин — обсуждение закона, предусматривающего отдавать коэнам (служители в Храме) матнот кеуна.
Повторим, что в этой главе рассматривается подношение, в состав которого входит бедренная часть передней ноги туши животного, его лицевая часть и желудок (см. обзор листа 130). Эти части, как мы уже говорили, отделяют для коэнов от туш особей крупного и мелкого скота — после того, как животному сделали “бытовую” шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин). Иными словами — если животное зарезали для того, чтобы использовать его мясо в пищу (см. там же).
При этом, как мы знаем, закон о матнот кеуна адресован лишь тем евреям, владельцам животных, которые принадлежат части народа, называемой исраэль. На левитов и коэнов он не распространяется (см. обзор листа 131).
На нашем листе Талмуд приводит Мишну, в котором сказано:
В случае, когда шохет (специалист, осуществляющий процедуру шехиты — см. обзор листа 2) сделал шхиту животному, хозяин которого — коэн или нееврей, отделять от него матнот кеуна он не должен, ибо сам хозяин животного свободен от этой обязанности.
Тот, кто вскладчину, вместе с коэном или неевреем, купил животное, предназначенное для (бытовой) шехиты, от необходимости отделять от своей доли в этом животном матнот кегуна — освобождается...
Откуда известно, что коэны и неевреи освобождаются от обязанности приносить матнот кегуна от зарезанных животных, которыми они владеют? — спрашивает Талмуд, приступив к изучению первого пункта Мишны.
И в ответ цитирует фрагмент из Торы: “Таким будет удел коэнов от народа — осуществляющий шехиту особям крупного или мелкого рогатого скота должен дать коэну бедро, щеки, и желудок (от каждого зарезанного им для еды животного)” (Дварим, гл. 18, ст. 3).
Учителя тщательнейшим образом анализируют этот фрагмент.
Из цитаты следует, — отмечают они, — что “удел”, то есть, в данном случае — подношения, полагаются коэну именно от “народа” (как мы выяснили — из группы исраэль). Но — не от других коэнов, которые составляют отдельную, особую группу, и, тем более — не от неевреев, которые в контексте Торы не включены в понятие “народ” (народ Израиля).
Углубляясь в исследование первого пункта Мишны, Талмуд задается вопросом: почему в ней рассматривается ситуация, когда шохет делает шехиту животному, владелец которого — коэн или нееврей? Не проще ли было прямо сообщить, что коэны и неевреи не обязаны приносить матнот кеуна?..
Сразу же ясно, что тем самым в ней подчеркивается важный момент. Какой именно?
Обсудив ситуацию, Учителя приходят к такому выводу. Мишна акцентирует здесь внимание на том, что в обычном случае, когда шохет совершил шехиту животному, которое принадлежит представителю группы исраэль, коэн вправе получить матнот кеуна непосредственно у него, у шохета, не дожидаясь, когда появится хозяин животного. То есть — разрешение владельца для этого не требуется.
Далее Талмуд приступает к исследованию второго пункта Мишны — о ситуации, когда режут животное, которым “на паях” владеют коэн и исраэль или — исраэль и нееврей.
Человек, купивший скотину вместе с коэном или нееврем, может попасть в неловкую ситуацию, — предупреждают Учителя. И моделируют обстоятельства.
Допустим, шехиту этому животному производят в общественном месте, например, на рыночной бойне, чтобы тут же, на рынке продать его мясо. Люди, наблюдающие за шохетом, могут подумать, что он не выполняет заповедь матнот кеуна.
Чтобы такого не произошло, исраэль должен ненавязчиво оповестить “публику”, что он — лишь совладелец животного, а второй его полноправный хозяин, например — нееврей. И всем будет ясно, что обязанность отделять матнот кеуна с него снимается.
Впрочем, если совладелец животного (коэн или нееврей) в то время, когда животному делают шехиту, стоит рядом, на рыночной бойне, специальных сообщений делать не нужно. Окружающие и без того увидят, что этот человек — тоже хозяин животного. И не заподозрят представителя исраэль в попытке уклониться от соблюдения закона...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с особым подношением коэну (служителю в Храме) — матнот кеуна, в состав которого входит бедренная часть от туши животного, его губы и желудок (см. обзор листа 130). Эти части животного отделяют после каждой шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин), произведенной особям крупного и мелкого рогатого скота в бытовых целях (см. там же).
Мишна предыдущего листа сообщает, что действие закона о матнот кеуна не распространяется ни на коэнов, ни на неевреев (см. обзор листа 133).
Теперь Талмуд моделирует новую ситуацию.
Допустим, нееврей решил присоединиться к еврейскому народу и находится в процессе гиюра. Спрашивается: какие правила соблюдаются в этом случае? Если этот человек решил зарезать свою корову, предназначая ее мясо для еды, должен ли он отделять матнот кеуна после шехиты.
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Если человек сделал шехиту своему животному до того, как завершил процесс прохождения гиюра, считается, что зарезанное животное принадлежало нееврею. Следовательно, этот человек не обязан выполнять заповедь матнот кеуна. Даже в том случае, если шехиту производил шохет-еврей (шохет — специалист, по установленным правилам осуществляющий процедуру шехиты — см. обзор листа 2) и мясо — кошерно.
Если же шехита была произведена после того, как владелец животного прошел гиюр и стал евреем (в полном смысле этого слова), он должен отделить туши животного и отдать коэну матнот кеуна (ведь на момент совершения шехиты владелец животного был уже полноправным евреем).
Если же есть сомнения, когда животному была произведена шехита — до или после завершения процесса гиюра, от обязанности отделять для коэна матнот кеуна человек освобождается...
Талмуд начинает рассматривать содержание Мишны.
Исследуя ее первое положение, Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) пользуется методом сравнительного анализа. Объектом сравнения становится другой вид подношений матнот кеуна — из теста, которое замешивает еврей, чтобы изготовить из него хлебобулочные изделия для еды (обязательное отделение халы, небольшого кусочка теста, который отдают коэнам, предусмотрено соответствующим законом Торы).
По установленному закону гер (человек, присоединившийся к еврейскому народу, пройдя процесс гиюра — освоивший и соблюдающий законы Торы) не обязан отделять кусок теста (халу) в пользу коэна, если доподлинно известно, что к моменту, когда он замешивал это тесто, он все еще находится в процессе прохождения гиюра. Если же он замесил тесто после того, как стал настоящим евреем, ему положено отделять халу для коэна, даже если остается какое-то сомнение, что тесто замешано им, когда процесс гиюра не был еще окончательно завершен.
Казалось бы, ситуация с халой аналогична той, которая рассматривается в Мишне нашего листа. Тут возникает закономерный вопрос: почему, в отличие от мясного подношения матнот кеуна, мучное надо отделять в пользу коэна, даже при наличии сомнения в том, что человека можно считать таким же евреем, как все остальные представители народа Израиля? Ведь и в случае с халой, для того, чтобы получить мучное подношение матнот кеуна от гера, коэну, скорее всего, пришлось бы, как говорилось на предыдущем листе (см. обзор листа 133), доказывать, что к моменту, когда гер замешивал тесто, процесс гиюра он уже завершил. Почему в сомнительных ситуациях от обязанности приносить коэну мясное подношение матнот кеуна гер освобождается, но отделять халу в тех же условиях — должен?
Между мучным подношением матнот кеуна и — мясным (которое отделяется от туши особей крупного и мелкого рогатого скота после “бытовой” шехиты) существует принципиальная разница, — объясняет Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). И рассказывает, в чем она состоит.
В случае, когда по закону Торы халу необходимо отделить от теста, есть ее вправе только коэн, — говорит он. — Если же халу съел человек, который к группе коэнов не относится, это расценивается, как тяжкий проступок, за который, если он сделал это сознательно, ему полагается суровое наказание — кара Небес. Более того, Тора предписывает коэну употреблять отделенную от минхи халу только в состоянии таѓор.
Иными словами, речь здесь не идет о передаче “имущества” коэну. Речь — о законе Торы, который обязывает еврея-исраэль (народ Израиля, напомню, разделен на три группы: коэны, левиты и исраэль) отделять часть теста для коэна и строго-настрого запрещает ему употреблять эту часть теста в пищу. Поэтому даже в сомнительных случаях гер делает это — чтобы не нарушить строгий запрет Торы (не съесть самому то, что полагается есть только коэну).
С мясным подношением матнот кеуна — иная ситуации. Закон Торы предоставляет коэну право получить после “бытовой” шехиты особое подношение. Речь здесь идет об обычном мясе, на уровне “имущества”, которое по установленным правилам передается человеком, совершившим шехиту — коэну. Поэтому, если есть сомнения в том, стал человек евреем или еще нет, он от обязанности приносить коэну мясное матнот кеуна — освобождается. Чтобы и в этом случае получить после шехиты определенные законом части животного, коэну надо доказать, что человек завершил процесс прохождения гиюра. То есть тут вступают в силу правила, регламентирующие имущественные отношения.
Александр Капер
Наш лист открывает новую, одиннадцатую главу трактата Хуллин. Эта сравнительно небольшая глава, развивая тему — виды подношений коэнам, посвящена в основном обсуждению проблем, связанных с подношением, которое называется рейшит а‑гез (предусматривающим обязанность каждого еврея-скотовода отдавать шерсть от первой стрижки овец представителям колена Леви).
Талмуд подчеркивает, что по существующим правилам коэнам и левитам не полагается иметь земельную собственность. Ибо им предписано полностью посвятить себя изучению и преподаванию Торы. Поэтому Тора создает для них нормальные условия существования, обязывая остальной народ оказывать представителям колена Леви материальную помощь.
В частности, по законам Торы коэны должны получать двадцать четыре вида подношений. Одно из них — шерсть, полученная от первой стрижки овец.
В первой Мишне одиннадцатой главы говорится:
Заповедь, предусматривающая передачу коэнам шерсти от первой стрижки овец, действительна как в Эрец Исраэль, так и за ее пределами, во времена Храма и в периоды, когда Храма нет.
Однако для выполнения этой заповеди не берут животных, предназначенных для приношения в Храме...
Далее Мишна сравнивает данную заповедь с обязанностью евреев отдавать коэну после каждой, сделанной ими шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) матнот кеуна (подношение), в состав которого входят бедренная часть туши животного, щеки и желудок (см. обзоры листов 130, 131, 132 и 134). И отмечает:
Если мясное матнот кеуна отделяется после “бытовой” шехиты от туши каждого животного из крупного и мелкого скота, независимо от того, сколько животных держит скотовод, то заповедь “первой стрижки” касается лишь овец, да и то, только в том случае, если овец в стаде — много...
Что значит — “много”? — спрашивает Талмуд, приступая к исследованию содержания Мишны. — Какие количественные границы здесь имеются в виду?
Много — это, как минимум, две овцы, — говорят представители школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). И в подтверждение своей точки зрения приводят цитату из Танаха: “...И будет в тот день, дадут человеку жизнь (пропитание) телица (одна) и две овцы” (книга пророка Ишайи, гл. 7, ст. 21).
Иную грань Истины открывают в этом вопросе Учителя школы Ѓилеля (коллега Шамая, его постоянный оппонент в дискуссиях).
Под словом “много” подразумевается, как минимум, пять овец, — говорят они. И подкрепляют свою позицию другой цитатой из Танаха: “...И поспешила Авигаль и взяла двести хлебов, два сосуда с вином и пять взрослых овец” (первая книга пророка Шмуэля, гл. 25, ст. 18).
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение такую проблему: сколько шерсти должно быть у овцы, чтобы ее можно было “включить” в исполнение заповеди рейшит а‑гез?
С пяти овец для этого, — говорит раби Доса бен Ѓаркинос, — надо состричь шерсть, стоимостью не менее полутора манэ (денежная единица времен Талмуда).
Однако другие Учителя усматривают здесь иную грань Истины.
На количество шерсти, — говорят они, — нет никаких ограничений.
Теперь Талмуд задается вопросом: сколько шерсти полагается отдавать коэну?
И отвечает: в Иудее должны дать шерсти на 5 сэла (сэла — денежная единица, составляющая одну двадцать пятую манэ), в Галилее — на 10. В любом случае, шерсти должно быть столько, чтобы ее хватило на изготовление одежды ребенку.
Перед тем, как сделать подношение коэну, — отмечает Талмуд, — шерсть следует отбелить. Ни в коем случае нельзя отдавать ему грязную шерсть.
И еще: если человек не только отбелил шерсть, но и покрасил ее, для выполнения заповеди она уже не годится.
Мы узнаем также о том, что в случае, если человек (еще на овцах) купил шерсть у идолопоклонника, он освобождается от обязанности выполнить заповедь рейшит а‑гез.
Талмуд начинает моделировать разнообразные ситуации, усложняя обстоятельства.
Допустим, человек купил у соседа шерсть с первой стрижки овец. Как поступают в подобных случаях?
Если продавец перед продажей отделил шерсть для выполнения заповеди рейшит а‑гез, покупатель от этой мицвы (заповеди) — свободен. Если — не отделил, это предстоит сделать покупателю.
Или, например, такая ситуация.
Положим, у продавца были овцы двух видов — бурые и белые. Спрашивается: как поступают в подобных случаях?
Если человек продал не бурых, а белых овец, причем, самцов, а не самок, — подчеркивают Учителя, — шерсть с первой стрижки должны отдать коэну оба: и покупатель, и продавец.
В заключительной части листа Талмуд уточняет, почему не отдают коэнам шерсть с первой стрижки овец, предназначенных для приношения в Храме.
Все предельно просто: таково повеление Торы.
В подтверждение приводится соответствующая цитата: “Первинки зерновых твоих, вина твоего, (оливкового) масла твоего и шерсть от первой стрижки твоего мелкого скота дашь ты ему (коэну)...” (Дварим, гл. 18, ст. 4).
Тора подчеркивает — “твоего”, имея в виду, что все это, что положено принести коэну, принадлежит хозяину и не посвящено Храму. Ибо отделенные в качестве “объектов” приношения животные заведомо принадлежат Храму и на их использование налагаются строгие ограничения...
На нашем листе, как и на предыдущем, Талмуд обсуждает проблемы, связанные с подношением, которое называется рейшит а‑гез, предусматривающим обязанность каждого, имеющего отношение к скотоводству еврея, отдавать шерсть от первой стрижки овец представителям колена Леви (см. обзор листа 135).
И начинается он, практически, с того, на чем предыдущий лист заканчивается. А заканчивался он цитатой из Торы, которую Учителя подвергают детальному анализу (см. заключительную часть обзор листа 135). Это начатое на предыдущем листе исследование продолжается и на нашем листе.
Итак, в этой цитате сказано: “Первинки зерновых твоих, вина твоего, (оливкового) масла твоего и шерсть от первой стрижки твоего мелкого скота дашь ты ему (коэну)...” (Дварим, гл. 18, ст. 4).
В прошлом обзоре мы выяснили, что коэнам (служителям в Храме) не отдают шерсть с овец, отделенных для осуществления процедуры приношения в Храме. К такому выводу приходят Учителя, концентрируя внимание на притяжательном местоимении “твой”, всякий раз повторяющемся перед названием “объектов”, которые могут составлять матнот кеуна (подношение коэну). Это местоимение указывает, что человек отделяет матнот кеуна от принадлежащего ему имущества. Следовательно, от животного, предназначенного для приношения в Храме, коэну ничего не отдают, ибо по закону особи, “назначенные” приношением, с момента этого “назначения” принадлежат Храму, и владелец стада не вправе распоряжаться ими как ему вздумается.
Впрочем, раби Илай, углубляясь в исследование цитаты, открывает здесь иную грань Истины.
В Торе написано — “...шерсть от первой стрижки твоего мелкого скота”, — отмечает он. — И это означает, что в случае, когда стадо овец “на паях” принадлежит нескольким хозяевам, они не должны выполнять заповедь рейшит а‑гез. В противном случае тут использовалось бы множественное число.
Та же ситуация возникает, — уточняют другие Учителя, если еврей — не полноправный владелец стада, и его компаньон — не еврей. Ибо на неевреев заповедь “первой стрижки” вообще не распространяется.
Это, кстати говоря, следует из содержания все той же цитаты.
Дело в том, что обычно Тора включает в перечисления понятия одного уровня. В данном случае, до упоминания о шерсти, названы зерновые, вино, оливковое масло. Это, как мы понимаем — трума (небольшая часть урожая, которую каждый земледелец-еврей должен отделять в пользу коэна). У неевреев обязательств по поводу трумы нет. Стало быть, и часть шерсти с первой стрижки они не отдают коэну.
Тем не менее, Учителя, пользуясь методом сравнительного анализа, сопоставляют правила, регламентирующие каждое из приношений.
Законы, следуя которым осуществляют приношение трумы и шерсти — не идентичны, — дает заключение Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — Что касается трумы, ее отделяют и в том случае, когда одним полем владеют несколько евреев. С шерстью, как мы видели, это не так.
Теперь Талмуд, изучая цитату, подвергает анализу словосочетание — “дашь ты”. И моделирует такую ситуацию.
Допустим, хозяин стада посвятил Храму не саму овцу, но — ее шерсть. И вот возникла необходимость произвести первую стрижку этой овцы, чтобы передать шерсть коэну. Как тут быть?
В принципе владелец овцы мог бы это сделать. Для этого он должен произвести стрижку и выкупить шерсть у казначея Храма (то есть уплатить ее стоимость в храмовую казну). После этого шерсть уже принадлежит ему, и он имеет полное право отдать ее коэну.
Однако, внимательно прочитывая процитированную выше фразу, Учителя заключают, что в такой ситуации человек от обязанности выполнять заповедь рейшит а‑гез — освобождается. Ибо в Торе сказано — “дашь”. То есть — отделишь от того имущества, которым владеешь, не усложняя процедуру (то есть, не приобретая за деньги шерсть в свое владение — у казначея Храма)...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты заповеди рейшит а‑гез (подношение представителям колена Леви из шерсти от первой стрижки овец — см. обзор листа 135).
На предыдущих листах Талмуд с разных точек зрения исследовал цитату из Торы, в которой сказано: “Первинки зерновых твоих, вина твоего, (оливкового) масла твоего и шерсть от первой стрижки твоего мелкого скота дашь ты ему (коэну — служителю в Храме)...” (Дварим, гл. 18, ст. 4).
Слово за словом, изучая эту относительно небольшую фразу, Учителя извлекают из нее довольно много информации (см. обзор листа 136).
Теперь вопрос Талмуд концентрирует внимание на словах — “...твоего мелкого скота”. Вопрос ставится принципиально: почему под выражением “мелкий скот” подразумевается именно овца? Ведь для изготовления одежды годится и козья шерсть. Почему же козы не служат “объектом” исполнения этой заповеди?
Выдвинув и обсудив несколько гипотез, Талмуд приходит к заключению, что в данном случае пользуются выводами, сделанными раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века), который за основу своего исследования берет другую цитату из Торы: “...Шерсть от первой стрижки мелкого скота дашь ты ему (коэну)... Ибо его из всех колен избрал Всевышний, чтобы служить от Его имени” (Дварим, гл. 15, ст. 4‑5).
В этой фразе подчеркивается, — говорит раби Иегошуа бен Леви, — что между “первой стрижкой мелкого скота” и служением коэна есть определенная связь. То есть здесь содержится намек на то, что шерсть, которую скотоводы передают коэну, должна быть пригодной для его служения. А поскольку известно, что коэны работали в Храме в одежде из овечьей шерсти, нетрудно понять, что и подношение рейшит а‑гез делается из шерсти, которую получают от первой стрижки овец.
Далее Талмуд возвращается к дискуссии, завязавшейся между школами Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) и его коллеги Ѓилеля. Речь, как мы помним, шла о том, какое количество овец надо иметь, чтобы считать, что их у владельца — “много”. Это — не праздный вопрос. Ибо в первой Мишне нашей, одиннадцатой главы говорится, что владелец овец обязан отделять подношение рейшит а‑гез лишь в том случае, если скота этого вида у него “много” (см. обзор листа 135).
Итак, представители школы Шамая говорят, что при наличии, как минимум, двух овец на их владельца ложится обязанность выполнять эту заповедь.
Представители школы Ѓилеля повышают минимальное число до пяти (см. там же).
На нашем листе Талмуд разъясняет позиции Учителей. И отмечает, что выводы обеих сторон строятся на исследовании приведенного в Торе обобщающего выражения — “мелкий скот”.
Последователи школы Шамая подчеркивают, что и про двух овец уже можно сказать — “мелкий скот”.
Те, кто придерживается точки зрения школы Ѓилеля, говорят, что под этим понятием подразумевается некое стадо, а менее пяти овец “стадом” не назовешь.
Талмуд выясняет позиции других Учителей.
Раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), к примеру, открывает в этом вопросе иную грань Истины. Пользуясь методом сравнительного анализа, он исследует тексты Торы, в частности, фразу: “Когда украдет человек быка или ягненка, зарежет его и продаст, пять (особей) крупного рогатого скота отдаст за (украденного) быка или четыре (особи) мелкого рогатого скота — за ягненка” (Шемот, гл. 21, ст. 37). И приходит к выводу, что четыре овцы — это уже “мелкий рогатый скот”.
Той же позиции придерживается и раби Иегуда а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Вновь затронув количественный аспект темы, Талмуд вносит уточнения и в исследование вопроса, сколько шерсти должно быть на овцах, чтобы от них можно было отделять подношение рейшит а‑гез, и какую часть от общего количества составляет подношение коэну.
Напомним, что раби Доси бен Горкинас говорил, что первая стрижка с пяти овец (здесь берется их количество, согласно точке зрения представителей школы Ѓилеля) должна составлять такое количество шерсти которое по рыночным ценам можно продать за полтора манэ (денежная единица времен Талмуда — см. обзор листа 135).
В одном манэ — 25 сэла. Следовательно, овцы должны дать шерсть на сумму 37, 5 сэла.
Но, как мы знаем, другие Учителя усматривают в этом иную грань Истины. Неважно, сколько шерсти можно состричь с овцы, — говорят они. — Сколько бы ни было, заповедь в любом случае выполнять надо.
Но как отдать коэну шерсть на сумму, скажем, 5 сэла, если у овец — мало шерсти? — спрашивает Талмуд.
И объясняет, что эти расчеты как раз и предусматривают небольшое количество шерсти, а в принципе с овец, как правило, можно состричь большее количество шерсти.
Следующий вопрос: какую часть шерсти от первой стрижки полагается отдать коэну?
Одну шестидесятую — говорят Учителя. — Так, например, если хозяин получил со своих овец шерсти на 60 сэла, то он отдает коэну шерсть, стоимостью в одну сэлу.
Иную грань Истины открывает здесь раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). Если скотовод получил с овец шерсти на шесть сэла, — говорит он, — на пять сэла он отдает коэну и лишь на одну оставляет себе.
Изучив позиции всех Учителей, Талмуд заключает, что точка зрения раби Йоханана не противоречит точке зрения остальных Учителей. Потому что рассматриваются разные ситуации. Раби Йоханан берет случай, когда скотовод получил со своих овец много шерсти. Остальные Учителя — когда шерсти состригли минимальное количество.
На этом одиннадцатая глава трактата Хуллин заканчивается.
Барух Шнайдер
Наш лист открывает следующую, двенадцатую главу трактата Хуллин, которая в основном посвящена обсуждению заповеди Торы, предусматривающей “освобождение птицы-матери”.
О чем идет речь?
В Торе по этому поводу сказано: “Если на пути попадется тебе птичье гнездо, свитое на дереве или на земле, и (ты видишь, что) в нем птица сидит со своими птенцами или сидит она на яйцах, высиживая птенцов, не уноси мать вместе с детьми. Должен ты отпустить ее, а детей (или яйца) — бери себе, чтобы хорошо было тебе, и продлились дни твои” (Дварим, гл. 22, ст. 6‑7).
На взгляд современного человека, такая рекомендация Торы может показаться странной. Ведь птица, понятно, будет страдать, если у нее заберут птенцов.
Но мудрость Торы — неисчерпаема. И ситуация рассматривается здесь с неожиданной для нас стороны.
Если материнский инстинкт птицы, — объясняют Учителя, — окажется сильнее страха перед приближением человека и она, несмотря на угрозу, остается в гнезде, люди не вправе злоупотреблять ее преданностью потомству. А это означает, что они не должны вместе с птенцами забирать ее из гнезда в неволю.
В первой Мишне двенадцатой главы трактата, раскрывающей некоторые подробности выполнения этой заповеди, в частности, сказано:
Эта заповедь действительна не только в Эрец Исраэль, но и за ее пределами (это — важное уточнение, ибо существует заповеди, которые надлежит исполнять только жителям Страны Израиля).
Она действительна также не только в эпоху Храма, но и во времена, когда Храма нет.
Но птиц, предназначенных для приношения в Храме, она не касается...
В процессе обсуждения положений Мишны Талмуд задается вопросом: что имеет в виду Мишна, когда подчеркивает, что предназначенных для приношения в Храме птиц эта заповедь не касается?
И, отвечая на вопрос, моделирует такую ситуацию. Допустим, человек поймал и принес в Храм в качестве “объекта” приношения — голубя. И вот голубь этот улетел. Через некоторое время человек нашел эту птицу, но обнаружил, что она сидит, скажем, на яйцах, высиживая птенцов. Как ему поступить?
В этом случае, — говорят Учителя, — он должен забрать из гнезда именно ее. Забрать и вернуть в Храм — для осуществления процедуры приношения.
Далее Талмуд очерчивает границы применения заповеди, сравнивая ее с другими мицвот (заповедями; ед. число — мицва).
Учителя отмечают, в частности, что заповедь кисуй а‑дам, согласно которой, кровь, стекающую на землю во время шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Хуллин) необходимо засыпать песком (или чем-то еще — см. обзоры листов 84 и 88), имеет гораздо больший “круг действия”, нежели наша заповедь, предписывающая отпускать, не забирать в неволю, птицу из гнезда, в котором находятся и ее потомство.
Действительно, заповедь кисуй а‑дам имеет отношение к шехите, которую делают птицам, но и — диким кошерным животным (к примеру, олень).
Заповедь, обсуждаемая в нашей главе, касается лишь птиц, да и то — не всех. “Объектом” исполнения мицвы становятся здесь только обитающие на воле пернатые женского пола, высиживающие или имеющие “новорожденных” птенцов.
“Спектр” действия нашей заповеди, — уточняют Учителя, — ограничивается птицами, которые обитают вне населенных пунктов — в лесу или, скажем, в поле.
Углубляя это уточнение, Талмуд сообщает, что в эту категорию обычно входят дикие птицы. Но если куры, гуси или утки, которые считаются домашними птицами, сбегают от хозяев, селятся вне городов и деревень, дичают и поймать их так же трудно, как и родившуюся на воле птицу, закон Торы распространяется и на них. Их тоже нельзя забирать из гнезда с птенцами...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать центральную тему главы — заповедь «освобождение птицы-матери» (см. обзор листа 138), анализируя различные ее аспекты.
Напомним, что в Торе об этом сказано: «Если на пути попадется тебе птичье гнездо, свитое на дереве или на земле, и (ты видишь, что) в нем птица сидит со своими птенцами или сидит она на яйцах, высиживая птенцов, не уноси мать вместе с детьми. Должен ты отпустить ее, а детей (или яйца) — бери себе, чтобы хорошо было тебе, и продлились дни твои» (Дварим, гл. 22, ст. 6‑7).
Как это часто бывает, Талмуд детально исследует цитату.
В частности, обращает внимание на уникальность данной мицвы (заповеди). Она, — отмечают Учителя, — едва ли не единственный случай, когда человек не должен специально стремиться к ее исполнению. Нет у него обязанности разыскивать в поле или в лесу гнезда, чтобы «выпустить птицу на волю». Реализация повеления Творца тут — воля случая. Ведь в Торе ясно сказано: «Если на пути попадется тебе...».
Стараясь предусмотреть всевозможные варианты развития событий, Талмуд задается вопросом: действительна ли заповедь, если в гнезде вместе с птицей матерью — один птенец или одно яйцо?
И, анализируя текст, в котором изложены условия выполнения этой мицвы (см. выше), заключает: да, действительна.
На это указывает, — подчеркивают Учителя, — слово «гнездо». Ибо первое условие исполнения заповеди — «Если на пути попадется тебе птичье гнездо...». Следовательно, ты обязан соответствующим образом отнестись ко всему, что в нем находится. Пусть даже в этом гнезде — всего одно яйцо или один птенчик.
Далее Талмуд, углубляясь в изучение цитаты, выясняет, о каких именно птицах говорится в этой заповеди. В Торе написано — «...в нем птица сидит». В оригинале цитаты на иврите слово «птица» обозначено словом ципор. А оно обычно употребляется в Торе только в том случае, когда речь идет о «чистой», кошерной птице, то есть — пригодной для употребления в пищу (к примеру, голуби, дикие утки и гуси, одичавшие особи, которые в прошлом были домашними — см. обзор листа 138). То есть отпустить птицу, взяв яйца или птенцов из гнезда, человек обязан, если эта птица — кошерная. Это — второе условие выполнения данной заповеди.
Для справки отметим, что в иврите для обозначения понятия «птица» существует еще одно слово — оф. Его Тора использует в контексте, когда пригодность птицы для еды не имеет значения. Иными словами, оф — более широкое понятие, включающее в себя и кошерных и некошерных, диких птиц.
Учителя моделируют новые обстоятельства.
Допустим, один человек нашел гнездо в поле, которое принадлежит конкретному земледельцу. Другой — на дороге, которая считается «общественным владением»? Спрашивается: есть ли, с точки зрения исполнения заповеди о птице-матери, между этими двумя ситуациями принципиальная разница?
Выполнить мицву обязаны оба, — заключает Талмуд, исследовав приведенные случаи. — Неважно, в частном владении найдено гнездо или — в общественном. Решающую роль играет здесь первое условие — «Если на пути попадется тебе...».
Зачем Тора дает уточнение — «...свитое на дереве или на земле»? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: если бы было сказано только — «на земле», мы должны были бы понимать, что именно из свитых на земле гнезд надо извлекать и отпускать мать птицу; но выбор — «на дереве или на земле» — дает нам намек на множественность «мест действия», обязывающих нас выполнять заповедь. Иначе говоря, мы выполняем мицву и в тех случаях, когда находим гнездо, например, в горном ущелье, в яме, у воды и т. п.
На нашем листе Талмуд, моделируя разнообразные ситуации, продолжает обсуждать некоторые аспекты заповеди «освобождение птицы-матери» (подробнее о самой заповеди — см. обзор листа 138).
На этот раз, чтобы максимально оградить людей от возможных ошибок, Учителя рассматривают нестандартные обстоятельства.
Допустим, человек, проходя по дороге, увидел гнездо, в котором некошерная птица сидит на яйцах кошерной птицы. И вот он хочет взять оттуда пригодные для еды яйца...
Спрашивается: как он должен поступать? Надо ли ему предварительно «отпустить», прогнать эту дикую птицу?
Или — наоборот: на яйцах некошерной птицы сидит птица кошерная (скажем, дикая утка, в гнездо которой кукушка, по своему обыкновению, подложила свой будущий приплод). И человеку для какой-то цели понадобились как раз эти непригодные для еды яйца...
Вопрос — тот же: как поступить?
Тут, и в том и другом случае, следует определить главный фактор, — разъясняет Талмуд, изучая обстоятельства. — В Торе написано: «Если на пути попадется тебе птичье гнездо, свитое на дереве или на земле, и (ты видишь, что) в нем птица (ципор) сидит со своими птенцами или сидит она на яйцах, высиживая птенцов, не уноси мать вместе с детьми. Должен ты отпустить ее, а детей (или яйца) — бери себе, чтобы хорошо было тебе, и продлились дни твои» (Дварим, гл. 22, ст. 6‑7).
Внимательно читая текст, в котором Тора излагает условия выполнения заповеди, мы видим, что заповедь действительна, если в гнезде с птенцами или — яйцах сидит ципор, то есть — кошерная птица (см. обзор листа 139). О яйцах же и о птенцах — нет, как будто бы, никакой дополнительной информации. Следовательно, в первом случае (когда на кошерных яйцах сидит некошерная птица) от выполнения заповеди человек освобождается.
В обратной ситуации (когда на некошерных яйцах сидит кошерная птица), казалось бы, человек не имеет права забрать птицу-мать — он, рассуждая логически, должен был бы, прежде всего, прогнать ее из гнезда. Но Учителя обращают внимание на фрагмент текста — «...яйца — бери себе». И делают вывод, что речь здесь может идти лишь о кошерных яйцах. Стало быть, и во втором варианте развития событий человек от выполнения заповеди — «отпусти птицу-мать» — тоже освобождается.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение новые обстоятельства.
Предположим, птица не сидит в гнезде, а — порхает над ним. Надо ли и в этом случае выполнять данную заповедь?
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Если птица, порхая над гнездом, в котором лежат яйца или сидят птенцы, задевает их крыльями, тот, кто нашел это гнездо и хочет забрать из него птенцов или яйца, прежде, чем сделать это, обязан отогнать птицу (то есть выполнить заповедь).
Если (в тех же обстоятельствах) в гнезде — один птенец или одно яйцо, заповедь (все равно) остается в силе.
Если, порхая над гнездом, птица не касается крыльями своего потомства, для того, чтобы взять яйца или птенцов, прогонять ее нет необходимости (то есть заповедь не выполняется).
Если птенцы (находящиеся в гнезде) уже умеют летать (то есть — жизнеспособны и без птицы-матери) или же яйца — испорчены (птенцы из них не вылупятся), человек освобождается от исполнения заповеди...
Анализируя содержание Мишны, Талмуд концентрирует внимание на ее последнем пункте. И задается вопросом: на чем основано данное установление?
Проведя детальное исследование, Учителя приходят к выводу, что эта информация «прочитывается» все в той же цитате — «в нем птица сидит со своими птенцами или сидит она на яйцах, высиживая птенцов...».
Схематично логическая цепочка в данном случае такова.
Тора недаром подчеркивает — «с птенцами... или на яйцах». Без материнской «опеки» из яиц не вылупятся птенцы. Так же и с птенцами — заповедь «освобождение птицы» надо выполнять только до тех пор, пока детеныши полностью зависимы от матери и без нее могут погибнуть.
С другой стороны, птенцы — живые существа. По аналогии и яйца для исполнения заповеди тоже должны быть «живыми существами», то есть — полноценными, из которых в будущем вылупятся птенцы...
На нашем листе Талмуд продолжает различные аспекты заповеди «освобождение птицы-матери» (подробнее о самой заповеди — см. обзор листа 138, а также — см. обзоры листов 139 и 140).
Исследуя текст Торы, где описана данная заповедь, Учителя моделируют и изучают новые ситуации.
Прежде чем повторить цитату, отметим, что мы даем ее в переводе «по смыслу», соблюдая правила стилистики русского языка. Поэтому многие информативные моменты в ее «русском варианте» нам не видны.
Итак, в Торе сказано: «Если на пути попадется тебе птичье гнездо, свитое на дереве или на земле, и (ты видишь, что) в нем птица (ципор) сидит со своими птенцами или сидит она на яйцах, высиживая птенцов, не уноси мать вместе с детьми. Должен ты отпустить ее, а детей (или яйца) — бери себе, чтобы хорошо было тебе, и продлились дни твои» (Дварим, гл. 22, ст. 6‑7).
В том месте цитаты, где мы даем перевод — «Должен ты отпустить ее», в оригинале на иврите заключена ценная информация. И если бы мы задались целью сделать «подстрочный» перевод, мы написали бы здесь — «Отсылая, отсылай ее...».
Как известно, в Торе не бывает не только «лишних» слов, но и — «лишних» букв или знаков. Так зачем же здесь дан этот повтор? Какое содержание в него вложено?
Этот вопрос и выдвигает на обсуждение Талмуд. И, проведя тщательный анализ текста, делает вывод: здесь мы прочитываем указание на «длительность», «повторяемость» действия.
Допустим, человек отогнал от гнезда (отослал) птицу-мать, а она вернулась. Он снова ее прогнал, а птица опять вернулась в гнездо... Как быть? Может ли этот человек, в конце концов, нарушить заповедь? И если да — каков «количественный предел»?
Сколько бы раз ни возвращалась птица, — заключает Талмуд, — если в наличии все условия ее соблюдения (птица и яйца, на которых она сидит — кошерны и т.п.; см. обзор листа 139), человек обязан прогонять птицу-мать. А в случае, если у него не хватило терпения — отказаться от своего намерения забрать себе птенцов или яйца.
Но вот, к примеру, человек выполнил, как положено заповедь: прогнал из гнезда птицу и унес домой птенцов. И в какой-то момент — передумал: вернул птенцов в их родное гнездо. Вернулась к птенцам и их мать. Возвращается человек домой и думает: «И зачем это я отнес их обратно в гнездо? Ведь я мог бы вырастить их...». Короче говоря, возникли в его голове новые планы по поводу их использования. Тогда он решил снова взять их себе... Спрашивается: должен ли он и на этот раз выполнить заповедь «отпусти птицу»?
Разобрав ситуацию, Учителя дают на вопрос отрицательный ответ. И мотивируют освобождение от выполнения заповеди тем, что в данном случае человек уже владел птенцами, они были в неволе, в «его распоряжении», и находились в его доме, а на эту ситуацию заповедь не распространяется (см. заключительную часть обзора листа 138, а также обзор листа 139).
Далее Талмуд приводит новую Мишну, в которой говорится о наказании за нарушение заповеди «освобождение птицы-матери».
В ней, в частности, сказано:
Если человек, не прогнав птицу-мать, взял птенцов или яйца из гнезда, ему полагается телесное наказание...
Талмуд анализирует и уточняет содержание Мишны.
Бет дин (еврейский суд) приговаривает такого человека к телесному наказанию, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — И исправления ситуации от него уже не требуют. Ибо он не должен был забирать птенцов до тех пор, пока не прогонит из гнезда взрослую птицу. Отгонять ее после того, как птенцы уже — в его руках, бессмысленно.
Иную грань Истины открывают здесь другие Учителя.
Нарушение этой заповеди — поправимо, — говорят они. — Если человек, стоя перед гнездом с птенцами в руках, видит птицу-мать в гнезде, еще не поздно прогнать ее прочь. И если он сделает это — тем самым освободит себя от наказания. Ибо таково общее правило: если человек в исполнении заповеди допустил ошибку, но — исправил ее (когда это возможно), его не наказывают...
Леви Раскин
Вот мы и подошли к завершению изучения трактата.
Как уже говорилось во Введении к нему, «сверхтема» трактата Хуллин — заполнение духовного вакуума в духовных мирах. В том числе и через строжайшее соблюдение правил шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат) и, как мы узнаем в конце трактата — через бережное отношение к чувствам птицы-матери.
Поэтому нас не удивляет, что обсуждению важнейшей мировоззренческой темы — награда человеку за выполнение заповеди Торы, наши Учителя выделили место именно в конце этого трактата.
Что происходит, когда человек выполняет заповедь?
Он демонстрирует, что воспользовался свободой воли, чтобы сделать свой выбор — выполнить Волю Творца. Этим актом знаменуется объединение (йихуд) духовного «корня» этой заповеди (который находится на определенном «этаже» духовного мира) с реализацией этой заповеди на земле — через поступок человека, выполнившего заповедь.
Тем самым ликвидируется одна из трещин, образовавшихся в высших мирах еще со времен «сверхпроступка» Адама. И — увеличивается «объем» Добра (с большой буквы) в мире. Ведь в каждой трещине как будто бы содержится призыв: «Хочу, чтобы меня залечили, чтобы мир стал лучше».
От выполнения всего лишь одной заповеди и душа человека становится лучше и светлее. Может, это и есть — награда?
В каком-то смысле — да. И в Устной Торе (Пиркей Авот, гл. 4) мы читаем: «(Награда за) исполнение заповеди — (подаренная Свыше) возможность исполнить еще одну заповедь». На иврите это звучит так: «Мицва горерет мицва».
Чем «светлее» душа, тем больше возможностей вокруг как будто «случайно» открывается перед ее обладателем.
Но, с другой стороны, это и — не награда.
Ведь в чем суть наказания? В лишении чего-то. Например, высшее наказание — переход души после смерти человека в такие «помещения» духовных миров, где нет Света Всевышнего и абсолютно или — почти абсолютно отсутствует смысл. Это и есть наказание — душа (в результате) испытывает мучительное страдание.
Так и награда, это — прибавление, увеличение чего-то. Высшая награда — когда душа после смерти человека «купается» в лучах Света Всевышнего. Иными словами — душа испытывает всепоглощающее наслаждение.
Но вернемся к нашей теме. Где и в чем — награда за исполнение конкретной заповеди?
Наши Учителя обращают внимание на слова, завершающие описание заповеди «освобождения птицы-матери»: «...дабы хорошо было тебе и продлишь ты (этим) дни свои» (Дварим, гл. 22, ст. 7).
Что имеет в виду Тора, обещая с такой уверенностью — будет хорошо, и дни продлятся? Ведь вполне может случиться, что человек, выполнив заповедь и «отослав» птицу-мать, спускаясь с дерева, упадет и разобьется. Разве ему будет хорошо? Да и где же тут «продление дней»?
Более того. Талмуд, анализируя текст Торы, приводит именно такой конкретный случай. И тогда наши Учителя делают неминуемый вывод. Слова «дабы хорошо было тебе» относятся к «пространству», в котором ощущение «хорошего» доведено до абсолюта, то есть душа испытывает такое блаженство, которое невозможно «испортить» или «отобрать». Слова «и продлишь ты дни свои» тоже указывают на высшие миры, где дни — очень длинные. И еще здесь содержится намек на период седьмого тысячелетия, когда произойдет надъестественное «возрождение умерших» (техият а‑метим).
То есть — в награду за исполнение заповедей процесс техият а‑метим будет происходить более гладко. А, кроме того, наградой будет также — интенсивность наслаждения Светом Всевышнего.
Этот важнейший принцип сформулирован нашими Учителями так: «награды в этом мире за исполнение заповедей — нет».
И еще: «Если Тора говорит о награде именно в связи с заповедью, всегда имеется в виду мир техият а‑метим».
И заканчивается наш трактат философским вопросом: если Тора пишет о награде за осуществление именно той заповеди, которая связана с бережным отношением к чувствам птицы-матери, то какая же награда полагается человеку за исполнение более трудных (требующих больших душевных и физических усилий) заповедей?..
Элиягу Эссас