В каком-то смысле оба первых трактата раздела Кодашим — Зевахим и Менахот — это одна книга. Ее первая часть — Зевахим, вторая — Менахот.
Поэтому настоятельно рекомендуем еще раз прочесть введение к трактату Зевахим (см. Введение к трактату Зевахим), а также его первые листы (см. обзоры листов 2 и 3 трактата Зевахим).
Само слово менахот, вынесенное в название трактата — множественное число от слова минха. Понятие это весьма емкое и имеет более пяти граней понимания.
Наиболее функциональное и часто встречающееся в языковой практике значение выражения минха (от слова — менуха) — «отдохновение». Оно содержит в себе некий образ приятной предвечерней прохлады после жаркого летнего дня.
В Торе это слово употребляется для обозначения приношения бедного человека, у которого нет денег на приобретение предназначенного для приношения животного. Такой человек может впасть в состоянии депрессия, считая себя неудачником. Однако Тора открывает перед нами иную грань Истины: ее законы позволяют и неимущему прийти в Храм со своим приношением, ценность которого в «глазах» Всевышнего ничуть не меньше, чем приношение богача. Это помогает бедняку почувствовать «веяние прохлады», сбросить напряжение и испытать состояние внутреннего успокоения.
И хотя существуют менахот, не связанные с финансовым положением человека, основное значение слова минха в контексте корбанот (приношений) — «приношение неимущего».
Минха, как правило, состоит из муки (в количестве примерно двух килограмм), смешанной с пол-литровой порцией оливкового масла. При этом, на многие виды менахот сверху кладется левона — крупицы высохшей смолы определенного дерева.
Минха может быть принесена как в сыром виде (тесто), так и в испеченном или поджаренном (хлеб, лепешки, сухарики). Каким образом в том или ином случае готовить минху, определяют законы Торы.
В технологии осуществления процедуры приношения различных видов минхи есть некоторые различия. Однако выделим здесь главные, общие черты.
1. Принося минху, человек устно посвящает Всевышнему ее ингредиенты, и с этого момента для личных целей использовать их уже нельзя.
2. Мука и оливковое масло смешиваются в особом сосуде, а горстка левоны насыпается сверху.
3. Если минху приносят не в сыром виде, из теста пекут хлеб (или жарят лепешки), затем этот хлеб или лепешки разламывают на мелкие кусочки, смазывают остатками оливкового масла и посыпают левоной.
4. Все предыдущие этапы (посвящение ингредиентов, приготовление смеси муки с маслом, добавление левоны и выпекание — если требуется) выполняются тем, кто приносит минху — на внешнем дворе территории Храма. И только на этом этапе в «работу включается» коэн (служитель в Храме). Он берет сосуд с минхой и подносит к юго-западному углу мизбеаха (в условном переводе — жертвенник). После этого символического действия здесь, у мизбеаха, пока больше ничего не делается — коэн несет минху к тому месту, где он будет совершать собственно процедуру приношения.
5. Левона (крошки смолы) сдвигаются к одной из стенок сосуда — чтобы очистить поверхность минхи.
6. Коэн берет одну горсть минхи (теста или сухариков) и кладет в особый сосуд. Туда же помещают собранную с поверхности левону — всю, до единой крошки. Процедура, когда из полученного коэном сосуда берут горсть минхи, называется — кемица, содержимое горсти — комец.
7. Теперь смесь в особом сосуде переносят к мизбеаху и сжигают.
8. Оставшаяся часть минхи (реально — почти 99 процентов) передается коэнам, и они могут использовать ее в пищу. Но только — на территории Храма. Ни в каком другом месте Иерусалима есть минху не разрешается.
Существуют виды минхи, которая полностью, без остатка сжигается на мизбеахе.
Процедуры приношения менахот и зевахим (приношения животных) имеют — и не случайно — общую черту: их осуществление проходит в четыре этапа (об этапах процедуры приношения животных — см. в обзорах листов 2 и 3).
Этап первый: шехита — для зевахим, кемица (отделение горсти) — для менахот.
Этап второй: кибул дам (когда кровь зарезанного животного собирают в сосуд) — для зевахим, помещение комеца в сосуд — для менахот.
Этап третий: перенесение сосуда — и для зевахим и для менахот.
Этап четвертый: зерика — для зевахим, актара (сожжение комеца) — для менахот.
Все четыре этапа должны быть совершены так, чтобы минха считалась «принятой», иными словами — «угодной» Всевышнему.
Во второй его части трактата Менахот рассматриваются также правила, регламентирующие приношение вина.
Приношения этого вида довольно часто осуществляются вместе с некоторыми видами зевахим или менахот. Однако иногда вино приносится и — отдельно.
В чем заключается процедура приношения вина?
Вино поднимают на мизбеах и выливают в особые чаши, закрепленные на юго-западном углу верхней плоскости мизбеаха (об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54 трактата Зевахим). Из этих чаш вино по особым каналам стекает в полость Храмовой горы, расположенную глубоко в земле.
Количество вина для каждого приношения колеблется от полутора до трех литров.
Важно подчеркнуть, что приношение менахот и вина, так же, как — зевахим, имеет глубокий смысл, содержащий в себе намек на устройство высших миров. Эти приношения помогают человеку приблизиться к постижению идеи Единства Творца (см. об этом в обзоре листа 120 трактата Зевахим).
В трактате Менахот — 13 глав и 110 листов.
Элиягу Эссас
Наш трактат начинается с обсуждения закона, устанавливающего, каким образом влияют на статус минхи (мучного приношения) ошибочные намерения коэна (служителя в Храме) во время осуществления процедуры ее приношения. В этом контексте рассматривается ситуация, когда коэн, по какой-либо причине, совершает одно из предусмотренных этой процедурой действий (см. Введение в трактат), ориентируясь не на тот вид минхи, который полагается принести в данном конкретном случае. Или — мысленно «приписывает» минху не тому человеку, от имени которого ее приносят в Храме.
Вспомним, что аналогичная ситуация обсуждалась и в трактате Зевахим (см. обзор листа 3 трактата Зевахим). И там давалось очень похожее (правда, не во всех деталях) решение.
Итак, Мишна нашего листа сообщает:
Каждая минха, кемица которой (значение терминов — см. Введение в трактат) взята с ошибочным намерением — принести в Храме не тот вид минхи (который собирался осуществить человек; или — от имени «постороннего» человека, не того, кто должен был принести в Храме эту минху), считается пригодной (угодной Небу); впрочем (тому, кто принес минху, она) не засчитывается — обязательство, взятое человеком, который принес минху (добровольно или, подчиняясь определенным законам Торы), будет невыполненным...
Далее Мишна отмечает, что это правило не распространяется на минху-хатат (призванную искупить некоторые прегрешения) и минху-кенаут (этот вид минхи должен принести муж, заподозривший свою жену в неверности). В этих двух случаях ошибка в намерениях по поводу вида (или «принадлежности») мучного приношения не только приводит к тому, что процедура не засчитывается выполнением обязательства, но и делает минху «неугодной Небу».
Поясним: если минха — «угодна Небу», по завершению процедуры приношения коэны могут ее есть. Но если «угодной» она не считается (как в случаях с минхой-хатат и кенаут, составляющих исключение), есть ее нельзя. Такую минху полагается уничтожить.
Подчеркнем один важный момент. Говоря о кемице, взятой с ошибочным намерением, Мишна подразумевает, что этот этап назван в ней лишь для примера. Следует понимать, что выведенные здесь правила в равной степени касаются и остальных этапов процедуры приношения минхи — помещение кемицы в специальный сосуд; перенесение сосуда к мизбеаху (в условном переводе — жертвенник) и актара (сжигание кемицы).
Приступив к обсуждению Мишны, Талмуд анализирует слова — «...считается пригодной; впрочем, не засчитывается...».
И выдвигает вопрос: почему в этом контексте употреблено слово «впрочем»? Логичнее, наверное, было бы сказать: «...считается пригодной, но не засчитывается».
Но заслуживает ли вводное слово отдельного изучения?
Безусловно, заслуживает. Ведь в Письменной и Устной Торе не бывает «случайных», «лишних» слов. И задача Учителей (а также — учеников!) — понять глубокий смысл каждой, в том числе — и «служебной», языковой единицы текста.
Исследовав значение слова «впрочем», Талмуд заключает, что в нем содержится намек на отношение к процедуре приношения минхи в целом. Условно в контексте этой Мишны мы могли бы перевести слово «впрочем» выражением — «попутно отметим». И употреблено оно здесь, чтобы оттенить главное: минха — все же пригодна, а потому, совершив ошибку на одном из этапов, допускать небрежность во время остальных действий (в процессе осуществления трех из четырех этапов) процедуры приношения — запрещается. Чтобы Коэн не подумал: раз уж я ошибся — какая разница, что я буду делать дальше.
Из этого вытекает серьезный мировоззренческий вывод, касающийся и других аспектов нашей жизни
Нередко человек рассуждает так: я не выполняю или выполняю (пока) — не лучшим образом некую заповедь (скажем, в соблюдении законов шаббата); стоит ли мне стараться, прилагать усилия к тому, чтобы выполнять другую заповедь (допустим, соблюдать кашрут)? Все равно, дескать, я «не угоден Небу».
На это Тора отвечает: подобные рассуждения — неверны. Даже если один этап приношения минхи сделан с ошибкой, минха — «угодна» (читай — человек «угоден Небу»), и остальные этапы необходимо провести по всем правилам.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать первую Мишну трактата. Напомним, что ее ключевая тема — статус минхи (мучного приношения), в осуществлении процедуры приношения которой коэн (служитель в Храме) допустил ошибку.
В ней было сказано, что в случаях, когда коэн, совершая одно из предусмотренных этой процедурой действий (см. Введение в трактат), мысленно ориентируется не на тот вид минхи, который полагается принести в конкретном случае, или мысленно «приписывает» минху не тому человеку, от имени которого осуществляется в Храме процедура приношения, минха остается угодной Небу; но связанное с этим приношением обязательство (или обещание) считается невыполненным (см. обзор листа 2).
Там же, в тексте предыдущего листа (в нашем прошлом обзоре этого не было), всплывает проблема, анализу которой и посвящен, в основном, наш лист. Талмуд приводит взятое из Устной Торы высказывание раби Шимона (раби Шимон бар Йохай — один из величайших Учителей Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), из которого следует, что минха не только угодна Небу, но и засчитывается выполнением обязательства даже в том случае, когда коэн допустил ошибку.
Как это согласуется с нашей Мишной? И вообще — что имел в виду раби Шимон?
Талмуд углубляется в исследование текстов Мишны и высказывания великого Учителя. И вскрывает некие нюансы, важные для понимания этих текстов.
В частности, обнаруживается, что Мишна, выводя положение — «выполнение обязательства не засчитывается», подразумевает определенную ситуацию. Допустим, коэн «путает» один вид минхи с другим, потому что забыл, что сказал ему человек, от имени которого осуществляется процедура приношения. А сам коэн не имеет возможности объективно установить, какую минху в данном случае следует приносить.
Раби Шимон открывает в том же законе иную грань Истины, сосредоточив внимание в своем исследовании на идее, что некоторые виды минхи спутать с другими видами — невозможно. Существует, к примеру, минха, которую перед тем, как передать коэну, поджаривают на специальной сковороде. «Внешний вид» такой минхи прямо указывает на ее принадлежность к конкретной категории. И если, несмотря на это, коэн все же (вслух или мысленно) классифицировал ее неправильно, его слова (или мысли) — очевидная «бессмыслица». И это никоим образом не может повлиять на статус минхи. Она не только угодна Небу, но и засчитывается выполнением обязательства (или обещания).
Далее Талмуд опровергает это объяснение, как бы «примеряя» описанную здесь ситуацию к обсуждению аналогичного закона о приношении зевах (животного происхождения).
Известно: если на каком-то этапе осуществления процедуры приношения предназначенного для этого животного коэн допустил ошибку (неправильно определив вид приношения или — личность «подателя обращения к Всевышнему»), приношение этому «подателю» в любом случае — не засчитывается (см. обзор листа 3 трактата Зевахим).
При этом, также как в нашем случае, есть виды зевахим (мн. число от слова — зевах), которые в процессе осуществления процедуры приношения невозможно перепутать с другими видами. Однако тут раби Шимон не говорит, что в таком случае приношение животного засчитывается. Эту позицию он излагает лишь по отношению к минхе.
На этом основании Талмуд делает вывод: точка зрения раби Шимона имеет иное объяснение. И продолжает исследование.
В процессе этого исследования приводится порядка десяти (!) возможных объяснений, каждое из которых «почти» раскрывает причины того, почему автор Мишны (как правило, это — раби Меир, один из крупнейших Учителей Мишны, коллега раби Шимона) и раби Шимон усматривают в проблеме различные грани Истины. Но только — «почти». Ибо всякий раз находится нюанс, который вновь и вновь восстанавливает противоречие.
В конце концов, подводя итоги дискуссии, раби Аси (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; конец 3‑го века) констатирует: нет возможности постичь глубины Истины, на уровень постижения которых поднимается в своих исследованиях раби Шимон. Так что, окончательного решения выдвинутой на обсуждение проблемы Талмуд не предлагает.
Естественно, если уж раби Аси вынес такое постановление, у нас и вовсе нет шансов постичь суть вопроса. И все же попытаемся внести в данное исследование свою скромную лепту.
Приношения зевах (животное) и минха (мучное) отличаются друг от друга по нескольким «параметрам». Есть среди прочих и такое: минха ассоциируется с особыми усилиями в служении Всевышнему. Ведь часто ее приносят в Храм именно бедняки, у которых нет денег на покупку животного. Поэтому раби Шимон, высказывая свою позицию, как нам представляется, хотел подчеркнуть: в определенных случаях (в отличие от зеваха) ошибка коэна не «дисквалифицирует» минху, она все равно будет засчитана, ибо это — плод особых человеческих усилий. И отношение Неба к ошибке в процедуре приношения минхе, вероятно, будет особым. Там, в высших мирах, скорее всего, не могут не проявить к этому снисхождения...
Элиягу Эссас
На нашем листе Талмуд обсуждает законы, обуславливающие приношение некоторых видов минхи (мучного приношения). Речь идет, в частности, о минхе-хатат (которую приносит человек, нарушивший какой-либо запрет) и — о минхе-кенаут (этот вид минхи должен принести муж, заподозривший свою жену в неверности).
В первой Мишне трактата Менахот (см. обзор листа 2) говорилось: если коэн (служитель в Храме), совершая одно из предусмотренных процедурой приношения действий (см. Введение в трактат), мысленно ориентируется не на тот вид минхи, который полагается принести в конкретном случае, или мысленно «приписывает» минху не тому человеку, от имени которого осуществляется процедура приношения, минха остается угодной Небу (то есть — кошерной; коэны могут ее есть). Исключение составляет минха-хатат и минха-кенаут. Приношения этих видов, если коэн при их осуществлении допустил ошибку, есть нельзя.
На нашем листе сообщается, что к этой группе мучных приношений Талмуд причисляет и минху соты (женщины, которая подозревается в супружеской измене; подробнее см. Введение к трактату Сота). А также — приношение омера (из ячменя, которое приносится на второй день праздника Песах и призвано «получить» благословение Небес на использование плодов нового урожая).
Исследуя суть и истоки запрета на использование минхи этой группы в пищу, если в процессе ее приношения коэн сделал ошибку, Талмуд проводит аналогии с законами приношений зевахим (животного происхождения).
Что касается вида хатат, все совпадает. В трактате Зевахим, например, сказано: в случае, если предназначенное для приношения хатат (символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) животное режут, концентрируясь в мыслях на другом человеке — не на том, который этим приношением демонстрирует свое раскаяние, мясо этого животного есть нельзя (см. обзор листа 5 трактата Зевахим). В то же время к приношениям вида, допустим, ашам (символизирующего искупление вины) это правило не относится. Мясо этого приношения можно есть, даже если допущена ошибка в сопровождающих процедуру приношения помыслах (см. там же).
Поскольку, определяя в этой связи статус приношений омера и минхи соты, Талмуд приравнивает их к минхе-хатат и минхе-кенаут, сказанное выше в равной степени относится к мучным приношениям всех этих видов.
Учителя, тем не менее, продолжают исследование, рассматривая каждый из означенных видов минхи — в отдельности.
Рассматривая с этой точки зрения минху омера, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — логичнее сопоставить ее с приношением зевах категории ашам — от назира (человек, который принял на себя обет не пить вино, на стричься и не касаться мертвых) или мецоры (человек, который болен цараат — особой болезнью духовного происхождения). Осуществленное в Храме приношение зевах-ашам (животного происхождения, «искупительное») для назира означает, что срок его обета закончился, и он «получает освобождение» от принятых на себя ограничений (иными словами — «разрешение» жить, как жил прежде). Для мецоры это — «разрешение» вернуться в стан (по закону, если коэн подтвердил, что у человека — цараат, этот человек до выздоровления и очищения должен находиться вне стана). Если коэн, осуществляя процедуру приношения ашам — мецоры или назира, на каком-то этапе (об этапах приношения зевахим — см. обзор листа 3 трактата Зевахим) имел в виду корбан (приношение в Храме) другой категории или — другого человека (который, быть может, вообще не был ни назиром ни мецорой), мясо такого корбана — некошерно, то есть — для еды непригодно.
Почему? — спрашивает Талмуд. Ведь другие «подвиды» приношения ашам даже при ошибке не утрачивают своей кошерности.
Этот «подвид» приношения ашам (от назира и мецоры; то есть — «позволяющий» вернуться к обычному образу жизни) в каком-то смысле ближе к приношению хатат, чем остальные (к примеру, ашам — от грабителя). Если грабитель, не успев совершить приношение в Храме, умирает, ашам приносят его наследники. Ашам обсуждаемой нами подгруппы, если назир или мецора умирает, не приносится. Точно также — как с приношением хатат.
Минха омера, как мы видим, выполняет в принципе ту же функцию, что и названные здесь приношения зевахим — с ее помощью люди получают разрешение использовать новый урожай. В случае, если коэн спутал вид приношения, эта основная функция минхи омера оказывается невыполненной, и она (минха) становится — для еды непригодной.
Наш лист — прямое продолжение листа предыдущего. Талмуд и здесь ищет объяснения, почему минху омера (мучного приношения, которое совершается на второй день Песаха — 16‑го нисана — дабы «получить разрешение» использовать новый урожай), если коэн (служитель в Храме), осуществляя процедуру этого приношения, ошибочно (вслух или мысленно) обозначил ее, как минху другого вида, нельзя есть. А для этого вновь прибегает к исследованию процедуры приношения зевах-ашам (животного происхождения, в данном случае относящегося к подгруппе «разрешающих»; см. об этом в обзоре листа 4).
Реш Лакиш (раби Шимон бен Лакиш — величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) обращает внимание на то, что ашам мецоры в случае, если предназначенное для этого животное было зарезано «под приношение другого вида», все же приносят на мизбеах (в условном переводе — «жертвенник»). Но вернуться в общину человек не может. До тех пор, пока не будет принесен другой ашам.
Это наблюдение дает ему возможность открыть иную (по сравнению с тем, что говорилось в тексте предыдущего листа — см. обзор листа 4) грань Истины. Минха омера, предназначение которой по ошибке названо (вслух или мысленно) неправильно, — говорит он, — кошерна. Но есть ее нельзя. До тех пор, пока не будет принесена другая минха омера, на сей раз — без ошибок в намерениях.
Есть тут один нюанс, — отмечает Талмуд. — По правилам осуществления процедуры приношения минхи, на мизбеах может попасть только то, что еврею разрешается съесть. Если какое-то время минху есть нельзя, то на мизбеах она не попадает. Стало быть, и процедуру приношения завершить — невозможно.
Запрещенной для еды такая минха вообще не считается, — объяснял Реш Лакиш. — Вторую минху омера по закону приносят в тот же день.
Получается, что срок «негодности» первой, неправильно принесенной минхи омера — столь незначителен, что его как бы вовсе не учитывают. Разрешение на ее использование получают в тот же день — через вторую, по всем правилам осуществленную минху.
Анализируя это положение, рав Шешет (амора второго-третьего поколения, Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века) тоже обращается к подробностям осуществления процедуры приношения ашам — от мецоры. По правилам проведения этой процедуры мизбеах окропляют кровью корбана (приношения в Храме), а потом — маслом. Если по ошибке коэн, сначала окропил мизбеах маслом, а потом — кровью, он должен произвести окропление маслом еще раз (как и положено — после окропления кровью). Эту ошибку коэн исправляет тут же (разумеется, в тот же день). Почему же его изначальные действия (окропление маслом — до окропления кровью) правильными не считаются?
Потому что существует определенный порядок реализации процедуры приношения, — отмечает рав Папа (амора, Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века). — Если же кто-то установленного порядка не придерживается, его действия квалифицируются как нарушение...
Анализируя позиции Учителей разных периодов, Талмуд приходит к заключению, что Реш Лакиш, высказывая свою точку зрения, опирается на закон, разрешающий пользоваться новым урожаем с самого утра 16‑го нисана. Так было даже во времена Храма. Однако до осуществления процедуры приношения минхи омера, мучными приношениями других видов в этот день не занимались...
Интересно отметить, что Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) оказывается в стороне от этой дискуссии по поводу различных нюансов. В проблеме минхи омера он усматривает, если можно так выразиться, «параллельную» грань Истины. Минху омера, принесенную с помыслами о другом виде мучного приношения, можно есть, — говорит он. — И «разрешение» для этого не требуется. То есть — нет нужды ждать, когда принесут другую минху омера, осуществленную по всем правилам.
На чем основана точка зрения Равы?
На открытии, что человеческие намерения в сфере служения Творцу могут иметь значение только в том случае, если в процессе осуществления процедуры приношения «задействованы» два фактора:
— человек, осуществляющий процедуру, имеет полное и неоспоримое право служить в Храме;
— «объект», который используется для проведения процедуры, в принципе пригоден для служения в Храме.
Для приношения минхи омера используется ячмень, который для других видов служения в Храме — не годится. Следовательно, общие правила о намерениях к минхе омера не относятся.
В заключение обзора приведем некоторые, извлеченные из содержания нашего листа, полезные сведения.
Талмуд сообщает: в седьмой год (в год шмиты), когда плоды, выращенные в Эрец Исраэль есть нельзя, разрешается использовать в пищу фрукты и овощи, которые выросли сами по себе — на поле, которое никем не обрабатывается.
И еще: обрезание младенцу можно делать даже в шаббат. Ибо брит-мила (обрезание) на восьмой день от появления мальчика на свет — заповедь Торы...
На нашем листе Талмуд рассматривает законы, определяющие кошерность мучных приношений, процедура осуществления которых проведена не по правилам. Как и на прошлых листах, на нашем — также проводятся аналогии с приношениями зевахим (животного происхождения).
Однако прежде чем перейти к обсуждению конкретных правил, Талмуд предпринимает некое «предварительное» исследования, отмечая в законах — на примере законов, регулирующих осуществление приношений зевахим (животного происхождения) — отдельные детали. В представленных здесь сопоставлениях мы находим «внутренние» параллели и даже как будто бы противоречия.
Животное с физическим дефектом (как врожденным, так и приобретенным) не годится, чтобы стать «объектом» приношения в Храме, — подчеркивает Талмуд. — Точно также не пригоден для служения в Храме коэн, у которого есть физический недостаток.
Однако: животное, которое появилось на свет не естественным образом — матери делали кесарево сечение, нельзя отделять как «объект» приношения в Храме (скажем, первенцы скота в стаде, матерям которых делали кесарево сечение, вообще не считаются «первенцами» и не приносятся в Храм); рожденные таким путем коэны вправе осуществлять храмовое служение.
Перед тем как сжечь тушку голубя (корбан-оф — приношение птицы, категории ола — символизирует тотальную близость к Творцу, в знак чего птица сжигается полностью) на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»), убивают его, казалось бы, «некошерным» способом (этот способ называется — мелика; при мелике нож не используется). Тем не менее, голубь годится для мизбеаха. А если мелику производят для приношения хатат-оф (приношение птицы, символизирующее искреннее раскаяние и желание исправить ошибку), мясо голубя разрешается есть коэнам (хотя в быту мясо птицы дозволяется есть, только если ей сделана шехита — когда животное, в данном случае, птицу, режут предусмотренным Торой, безболезненным способом, используя нож).
И сама мелика, и трапеза, на которой съедается мясо приношения таким образом убитой птицы — все это разрешено лишь на территории Храма, то есть там, где уровень концентрации духовности достигает наивысшей «отметки». За пределами Храма животное (в том числе — птица), убитое любым другим способом, кроме шехиты, считается падалью и в пищу запрещено...
Возникает вопрос: для чего Талмуду понадобились эти сопоставления?
Для того, в частности, чтобы показать, что один закон выводится из другого и применяется — не «автоматически», что существует бесконечное число нюансов, оказывающих влияние на решение поведенческих задач в той или иной ситуации. А в целом, что у Истины, как мы не раз убеждались, знакомясь с основным содержанием листов Талмуда — множество граней, которые, в зависимости от обстоятельств, могут проявляться по-разному.
Подготовив «теоретическую базу», Талмуд приступает к обсуждению Мишны нашего листа.
В Мишне сказано:
Минха-хатат, а также минха любой другой категории (см. Введение в трактат Менахот) не пригодна для дальнейшего использования, если кемицу (значение терминов здесь и далее — см. там же) совершил:
— не коэн;
— коэн (служитель в Храме) в период, когда он считается оненом (онен — это коэн, у которого умер близкий родственник; чтобы вновь, после захоронения усопшего, приступить к служению в Храме, онен должен пройти процедуру духовного очищения);
— коэн в состоянии таме (духовной нечистоты), даже если он очистился, но не успел окунуться в микве (специальный бассейн для духовного очищения);
— коэн, на котором при осуществлении процедуры отделения кемицы не было какой-либо детали предписанной для служения одежды (об одежде коэнов — см. на сайте, к примеру, в обзоре листа 88 трактата Зевахим);
— коэн, который перед служением в Храме не омыл руки и ноги.
Минха также непригодна для дальнейшего использования, если коэн, отделяя комец, сидел, или стоял не на полу, а поднялся на какую-то «подставку» (скажем, забрался на спину животного, встал на табурет и т. п.). Или — если совершил кемицу левой рукой (это необходимо делать только правой рукой).
Минха непригодна (и в том случае), если в составляющей комец горсти муки оказался камешек, соль или благовоние (получится комец в недостаточном для приношения минхи количестве). Или — если (коэн) взял муки больше положенного...
Неужели из-за того, что кто-то «посторонний» (не коэн) извлечет из сосуда щепотку муки, «пропадает» вся минха? — спрашивает Талмуд, приступив к анализу Мишны. — Разве нельзя положить эту муку обратно, дождаться коэна и начать процедуру приношения, как ни в чем ни бывало?
Можно и нужно, отвечает Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век). — И минха не пригодна для дальнейшего использования лишь на тот момент, пока эту, взятую «чужим» человеком щепотку, не вернут на место.
Точно также можно исправить положение, если коэн совершил кемицу левой рукой, — уточняет Талмуд. — Достаточно произвести действие заново, правой рукой — и минха годится для завершения процедуры приношения и для еды...
На нашем листе Талмуд рассматривает законы, связанные с использованием храмовых сосудов и порядком осуществления процедуры приношения минхи (мучное приношение).
На обсуждение выдвигается вопрос: чем храмовые сосуды отличаются от других емкостей? Ведь только в них (и ни в каких других) помещают компоненты, необходимые для приношения минхи.
Они обладают собственной духовной «энергетикой» высочайшего уровня, — объясняет раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — и способны передавать духовность высокого уровня тому, что в них находится.
Учителя начинают углубляться в исследование подробностей.
Допустим, комец (значение термина — см. Введение в трактат Менахот) от минхи в сосуде отделил зар (буквально — «чужой»; в данном случае — не коэн, то есть человек, который не служит в Храме), — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век; ученик, а потом и коллега раби Йоханана). — Можно ли сжигать ее на мизбеахе (иными словами — осуществить процедуру приношения минхи; мизбеах в условном переводе — «жертвенник»)?
Нет, нельзя, — отвечает раби Йоханан. — И возвращать обратно в сосуд с минхой такой комец тоже нельзя.
Но ведь на прошлом листе было сказано, что взятая «чужаком» горсть муки не годится для мизбеаха, но вернуть на место, в сосуд, можно и нужно — придет коэн (служитель в Храме) и отделит ее заново (см. обзор листа 6).
Раби Йоханан имеет в виду ситуацию, когда сосуд наполнен до краев, — уточняет рав Амрам (Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век). — И у человека, который отделил комец, будучи непричастным к служению в Храме, нет возможности положить ее назад в сосуд так, чтобы эта горсть муки оказалась внутри духовного пространства сосуда. И получится, что духовностью она уже «не зарядится».
Но как же тогда он этот комец отделил? — спрашивает Талмуд. — Для кемицы берут только такую муку, которая попадает в сильное «духовное поле» сосуда. А оно — лишь внутри сосуда, на поверхности оно значительно ослабевает.
Речь о сосуде, который наполнен точно до краев — не выше, — поясняет рав Амрам. — И вся мука в нем «заряжена» духовной энергией. Когда зар совершил кемицу, образовалась едва заметная ямка. А теперь представим, что зар ссыпал муку обратно рядом с образовавшейся лункой. И мука на «чуть-чуть» поднялась над краем храмовой емкости. Этого «чуть-чуть» достаточно, чтобы мука оказалась вне «досягаемости» той духовности, которой насыщена полость сосуда. Минху можно «спасти», только если сам коэн аккуратно, точно в лунку, положит эту горсть муки обратно в сосуд.
«Пропитается» ли возвращенная в сосуд горсть муки духовностью, если сосуд стоит на земле? — спрашивает раби Иеремия.
Это — очень серьезная проблема, — констатирует раби Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). И рассказывает по этому поводу поучительную историю.
Как-то раз раби Авими отправился к раву Хисде (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), чтобы уточнить у него законы приношения минхи. А по дороге встретил рава Нахмана (один из крупнейших Учителей Талмуда второго-третьего поколения; 3‑й век). И решил задать ему свой вопрос:
— Можно ли отделять комец из сосуда, который стоит на земле?
— Нет, нельзя, — ответил ему рав Нахман.
— Но тогда получается, что только кемицой должны заниматься три коэна, — удивился раби Авими. — Один будет держать сосуд, из которого берется комец; другой будет держать второй сосуд, в который комец кладется; третий — совершать кемицу. Даже два коэна здесь не справятся, ибо служение левой рукой — запрещено.
— Ежедневным приношением занимались тринадцать коэнов, — сообщил ему раби Нахман. — Так что, нет ничего удивительного в том, что на этапе осуществления кемицы, в реализации процедуры приношения минхи работают сразу три коэна.
Другие Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Тот факт, что в храмовом служении участвовало много коэнов — не доказательство того, что сосуд на этапе кемицы следовало держать на весу, — говорит рав Шешет (великий амора второго-третьего поколения, Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века). — Указаний на этот счет нигде нет.
Комец можно отделять из стоящего на земле сосуда, — подтверждает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век)...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать законы осуществления процедуры приношения минхи (мучное приношение). Речь здесь идет о порядке приношения и составе минхи.
Талмуд выдвигает вопрос: годится ли для сожжения на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник») комец (об этапах приношения минхи и терминологию — см. Введение в трактат Менахот), если после ее отделения и до вознесения ее на мизбеах минха уменьшилась в объеме?
Для выяснения этого вопроса, Учителя, как это часто бывает в Талмуде, пользуются методом сравнительного анализа, проводя аналогии с законами приношений других видов.
В данном случае логические построения слишком сложны для человека «неопытного», непривычного к чтению талмудических текстов в оригинале. Поэтому не будем вдаваться в подробности и ограничимся приведением результатов, к которым приходит Талмуд.
Если после совершения кемицы и до момента, когда комец попадает на мизбеах, объем минхи сократился, — заключает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — отделенная горсть муки все равно пригодна для сожжения на мизбеахе (это — главный этап в процедуре приношения минхи), а сама минха (то, что осталось) пригодна для трапезы коэнов (служителей в Храме).
В чем суть проблемы?
В том, — объясняет Талмуд, — как протекают процессы приобретения духовности приношением. Получает ли минха необходимую для приношения данного уровня духовную «энергию» вся целиком или «высшая энергетика» приношения складывается по частям — в целое?
Из высказывания раби Элазара можно понять, что с его точки зрения, духовность может «перетекать» в минху по частям — от этого мучное приношение свою кошерность, пригодность для мизбеаха и еды не утрачивает.
Раби Ханина усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Одна часть приношения без другой не может получить возвышающую это приношение духовность, — говорит он. И попутно сообщает интересную деталь: не только территория Храма, не только здания и внутренние помещения его, но и вся утварь в Храме имеют высокий уровень концентрации духовности. Даже принадлежащая Храму мера для муки тоже призвана поднять духовный уровень приношения (в частности — минхи).
В Храме существовали отдельно меры для жидкостей (скажем, для масла) и меры для сухих сыпучих продуктов, — уточняет Шмуэль (выдающийся Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — И мера для жидкостей не передает духовность, к примеру, муке (то есть — сухим продуктам), а мера для сыпучих сухих продуктов не может передать духовность — жидкостям.
С сосудами Храма — иная ситуация. По установленным правилам, сосуды, в которых переносили кровь для окропления мизбеаха — скажем, при осуществлении процедуры приношения зевах (животного происхождения) разрешалось использовать и для минхи. Как в сухом виде (мука), так и в смеси с маслом. И во всех случаях сосуды сообщали содержимому — и сыпучему и жидкому — более высокий уровень духовности (об этом см. также обзор листа 7).
Где именно следует совершать кемицу? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: в любой части азары (храмового двора)...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать законы осуществления процедуры приношения минхи (мучное приношение), углубляясь в отдельные детали общего процесса.
Талмуд выдвигает вопрос: где необходимо замешивать тесто для минхи?.
Если муку с маслом смешали за пределами азары (храмового двора), — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — минха будет непригодной для дальнейшего использования: ни для сожжения комеца (значение термина — см. Введение в трактат Менахот) на мизбеахе (в приблизительном переводе на русский — «жертвенник»), ни для еды.
Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век; ученик, а потом и коллега раби Йоханана) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Минха, для приготовления теста которой муку смешали с маслом за пределами храмовой территории, — говорит он, — остается кошерной.
Талмуд исследует позицию Реш Лакиша.
Коэн (служитель в Храме) приступает к осуществлению процедуры приношения, — отмечает он, — на этапе, когда ему приносят сосуды, в которых лежит минха. Первое его действие — совершение кемицы (об этапах реализация процедуры приношения минхи и значении термина — см. Введение в трактат Менахот). И далее вся процедура — на нем. Следовательно, перемешать муку с маслом — а это делается до отделения комеца — может и не коэн. А раз так, то не должно быть и жесткого требования, ограничивающего «пространство» изготовления теста для минхи храмовой территорией.
Дело тут не в том, кто замешивает тесто, — подчеркивает раби Йоханан, — но в том, в чем масло смешивают с мукой. Известно, что для этого используются храмовые сосуды. А их за пределы азары (храмового двора) выносить нельзя.
Талмуд сообщает, что в решении этой проблемы ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Йоханана.
Как расценивать ситуацию, когда еще до отделения кемицы из сосуда взяли часть муки? — спрашивает Талмуд.
Случай — простой, и минха, если кто-то до отделения комеца взял немного муки, не «аннулируется», — отвечает раби Йоханан. — Человек, который должен принести эту минху в Храме, идет домой, берет еще муки и восполняет — до необходимого количества...
Реш Лакиш по этому поводу высказывает иную позицию.
Если мука уже попала в храмовый сосуд, дополнять ее мукой, принесенной из дома, нельзя, — говорит он.
На чем основаны различия в позициях Учителей?
Они по-разному определяют момент, когда минха приобретает нужный духовный уровень для приношения ее перед Всевышним. Раби Йоханан говорит, что это происходит, когда от общего количества муки отделяют комец. Как только мука попадает в храмовый сосуд, — говорит Реш Лакиш, — минха приобретает иной духовный статус.
Раби Йоханан ищет аналоги в процедурах реализации приношений других видов. И находит, что лог (во времена Талмуда — мера объема жидкости) масла, если еще до того, как окропили им руку прокаженного для очищения, оказалось, что масла в сосуде недостаточно, разрешается восполнить. И не было такого правила: если попало масло в сосуд, доливать его — воспрещается. Значит, и при осуществлении процедуры приношения минхи такого правила нет.
Далее Учителя обсуждают другую ситуацию: можно ли сжигать на мизбеахе комец (это и есть центральный момент приношения минхи), если после ее отделения из того же сосуда, взяли муки?
Можно, — говорит раби Йоханан.
Нельзя, — говорит Реш Лакиш, ссылаясь на позицию раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) по этому поводу.
Если минха получила туму (духовную нечистоту), сгорела или пропала, — отмечал раби Иегошуа, — взятый от нее до этого комец сжигать на мизбеахе нельзя.
Раби Иешуа имел в виду случай, когда от минхи ничего не осталось, — объясняет раби Йоханан. — Но если что-то осталось, комец на мизбеахе можно сжечь.
Минха, в которой не хватает муки, — говорит рав Ада бар Аѓава, — равноценна приношению увечного животного. Как известно, поднимать на мизбеах тушу животного с физическим дефектом запрещено...
Речь в данном случае может идти только о минхе омера (ячменной минхе, которую приносят на второй день праздника Песах, чтобы люди могли пользоваться плодами нового урожая), — отмечает рав Папа (великий амора, Учитель Талмуда пятого поколения; конец 4‑го века). — Ибо это — общественное приношение.
Даже в том случае, когда приносят минху омера, — подчеркивает раби Йоханан, — если до совершения кемицы обнаружилось, что муки не хватает, ее можно дополнить мукой принесенной из дома. И минха будет пригодной для дальнейшего использования. Но если «недостача» в минхе омера обнаружилась после отделения комеца, минха останется пригодной для сожжения на мизбеахе, но есть ее (то, что остается) — запрещено...
В Мишне (см. обзор листа 6) говорилось, что в случае, если коэн (служитель в Храме) совершает кемицу, взяв комец (значение терминов — см. Введение в трактат Менахот) из сосуда левой рукой, минха (мучное приношение) непригодна для дальнейшего использования. Наши Учителя отмечают, что ситуацию можно исправить, совершив действие заново — надо положить отделенный комец обратно в сосуд и взять новую горсть муки, теперь уже правой рукой (см. обзор листа 6).
Так ли это в действительности? — выдвигают проблему Учителя. — Ведь в Торе не написано, что кемицу совершают именно правой рукой.
Этого замечания достаточно, чтобы провести тщательное исследование.
Следует отметить, что еще на предыдущем листе Талмуд затрагивает эту важную в еврейской традиции тему, начав анализировать ее не только в приложении к осуществлению процедуры приношения минхи, но — в более широком аспекте, выясняя, какой рукой, правой или левой, осуществляются различные действия в храмовом служении. Однако в прошлом обзоре мы намеренно опустили это обсуждение, ибо в основном оно разворачивается здесь, на десятом листе.
У современного человека тут, вероятно, может возникнуть вполне закономерный вопрос: не надумана ли проблема?
Конечно же, законы существуют, чтобы их исполнять. Но если человек ошибся в такой, по сути — «мелочи», как это может повлиять на ход процедуры приношения? И вообще: почему еврейская традиция придает «распределению работы между руками» такое большое значение?
Исчерпывающий ответ на этот вопрос дать невозможно, ибо объяснение лежит в «схеме» Устройства вселенной (включая высшие миры, куда доступ человеческого разума весьма ограничен). Однако некоторые представления об этом мы все же можем получить, благодаря глубоким исследованиям этой проблемы, которые проведены мудрецами Торы.
Так, скажем, известно от Учителей, что приношения в Храме в целом являли собой практическую реализацию взаимоотношений с Творцом. Известно также, что каждый предмет в Храме (храмовая утварь), который коэны использовали, осуществляя служение — материализованная модель соответствующего элемента духовных миров. Отсюда, как нетрудно понять — такая четкая выверенность всех действий коэна во время служения в Храме. Более того, деятельность коэна в Храме — отражение причинно-следственных связей, которые обуславливают взаимодействие нашей, земной, и высших духовных сфер — мира Истины.
Очень важный момент: в этой «системе измерения» правая рука — олицетворение милосердия, левая — суда. Теперь, надеюсь, ясно, почему большая часть работ в Храме осуществлялась правой рукой. Это делалось для того, в частности, чтобы при осуществлении процедуры приношения «задействовать» силы добра и снискать милосердие Всевышнего.
Вооружившись общими принцами Устройства мира, Учителя, пользуясь методом сравнительного анализа, подробнейшим образом изучают конкретные законы. Не вникая в детали, скажем лишь, что на нашем листе Талмуд отмечает случаи, когда «объект» (или «субъект») действия — правая сторона.
На этапе зерика (окропление кровью мизбеаха, что в условном переводе на русский означает — «жертвенник») при осуществлении приношений категории зевах (животного происхождения), коэн брызгает кровь на мизбеах, окуная в сосуд палец правой руки.
При очищении мецоры (человека страдающего болезнью духовного происхождения под названием цараат) кровью приношения ашам (символизирующего искупление проступка) и маслом окропляют большой палец его правой руки и большой палец его правой ноги.
Если раб по собственному решению (!) остается рабом на дополнительный срок, ему прокалывают правое ухо.
Если бет дин (еврейский суд) освобождает вдову от необходимости вступать в левиратный брак (по закону, если человек умер, не оставив после себя наследников, его вдова обязана выйти замуж за родного брата покойного), в знак того, что он согласен с таким решением, несостоявшийся жених снимает с правой ноги ботинок...
В чем схожи эти случаи между собой?
В представленной выше «системе измерения» — в том, прежде всего, что перечисленные действия, так или иначе, заключают в себе весьма определенную глубокую символику...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, регламентирующие осуществление процедуры приношения минхи (мучного приношения).
В Мишне (см. обзор листа 6) было сказано, что в случае, если во время кемицы (значение термина — см. Введение в трактат Менахот) в горсти муки оказался камешек, кристаллик соли или левоны (см. там же), минха будет непригодной для дальнейшего использования — сожжения на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»). Потому что, как объясняет Талмуд, этот этап предполагает отделение определенного (относительно небольшого) количества муки, а из-за «примесей» ее станет меньше, чем нужно.
Что касается камешка — понятно, — говорят Учителя. — Камешек не сжигают на мизбеахе. Но почему «портит» минху соль и левона? Ведь соль разрешается возносить на мизбеах, а левону (кристаллики смолы особого дерева) вообще — насыпают на минху (которая готовится в виде теста — муку смешивают с маслом).
Все дело в том, — подчеркивает Талмуд, — что комец (отделенная горсть муки) должен быть не меньше и не больше положенного. В противном случае минха не будет кошерной. А соль и левона в рассматриваемых нами случаях занимают место, уменьшая объем муки в горсти. Кроме того, есть еще и другое обстоятельство: мука должна соприкасаться с ладонью коэна (служителя в Храме), а примеси могут «отделить» от ладони часть муки.
Как отделяют комец? — спрашивает Талмуд.
Пальцы руки погружают в муку и загибают, — объясняет Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век), — пока они не коснутся ладони. Это и будет горсть муки, то есть — комец.
Талмуд сообщает и другие подробности о процедуре приношения минхи.
Рассказывает, в частности, что в случае, если минху, как этого требует процедура осуществления некоторых ее видов, надо испечь на специальной сковороде, делают лепешку. Эта лепешка сверху и снизу должна быть абсолютно ровной, чтобы ни одна из ее сторон не возвышалась над другой. Для процедуры выравнивания тоже существуют конкретные правила: сверху лепешку «приглаживают» большим пальцем руки, снизу — мизинцем. Следует отметить, что это считается очень трудной, в каком-то смысле — «ювелирной» работой, сравнимой лишь с меликой (когда предназначенную для приношения птицу убивают особым способом, не пользуясь ножом).
В Мишне нашего листа сказано:
Если (коэн) добавил в муку больше или меньше масла, чем требуется, или положил меньше, чем нужно, левоны (кристаллики смолы определенного дерева), минха будет непригодной (для дальнейшего использования)...
Что подразумевает Мишна под понятиями — «больше» или «меньше» масла? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: если в муку добавят двойную порцию масла, минха будет некошерной, но — сохранит свою пригодность для дальнейших действий, если избыток масла будет незаметен; если же масла в муке не хватит даже на «чуть-чуть», минха — «испорчена».
Талмуд приступает к анализу второй части Мишны, в которой говорится о левоне.
Здесь обращает на себя внимание одна особенность: если о масле прямо сказано — минха непригодна, когда масла «больше» или «меньше», чем следует, о левоне говорится — «если меньше...». Означает ли это, что при избыточном количестве левоны минха остается кошерной?
Нет, — поясняет Талмуд, — и при избыточном количестве левоны минха для дальнейшего использования не годится.
Почему же в Мишне это не уточняется?
Потому что Мишна преподносится обычно в лаконичной форме, и вполне допустимо в ней, что аналогичные ситуации описаны не до конца. Продолжение — подразумевается. Как это было, к примеру, в первой Мишне нашего трактата, когда речь шла об одном этапе процедуры приношения минхи, а подразумевались — все четыре этапа (см. обзор листа 2).
На нашем листе Талмуд обсуждает законы, обуславливающие непригодность минхи (мучного приношения), если, к примеру, процедура ее приношения осуществлялась с неправильными намерениями.
Речь здесь идет о намерениях съесть минху в неположенном месте или в неположенное время, а также — провести какой-либо этап процедуры за пределами азары (храмового двора).
В Мишне нашего листа сказано:
Если на этапе кемицы коэн (служитель в Храме) намеревался съесть минху или сжечь комец (значение терминов кемица и комец — см. Введение в трактат) вне азары, минха становится непригодной для дальнейшего использования. Однако суровое наказание за это коэну не полагается.
Если же, совершая кемицу, коэн намеревался съесть минху не в тот же день (как полагается), а — на следующий, или сжечь комец на мизбеахе (в приблизительном переводе — «жертвенник») — на следующий день, минха будет непригодной, и коэн будет наказан...
Приступив к анализу Мишны, Талмуд, как это часто бывает, рассматривает различные варианты ситуаций.
Допустим, коэн отделил горсть муки (комец), собираясь съесть минху за пределами азары, а когда сжигал этот комец, подумал о том, что съест эту минху назавтра. Что будет в этом случае?
Учителя изучают обстоятельства и приходят к выводу, что такая минха для еды не годится, а коэн, нарушив одновременно запреты «места» и «времени», заслуживает наказания.
Если намерение съесть минху позднее положенного времени, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — предшествовало намерению съесть ее за пределами храмовой территории, коэна, допустившего неверное направление помыслов, следует сурово наказать, и минха для еды будет непригодной. В обратной ситуации (когда «территориальное» нарушение в помыслах предшествовало — «временному») минха по-прежнему будет не годна, но суровое наказание коэну не полагается...
Другие Учителя усматривают в этом вопросе несколько иную грань Истины. Впрочем, почти во всем они соглашаются с раби Иегудой, кроме одного: и в первом и во втором случае, — говорят они, — коэна не наказывают.
Далее Талмуд рассматривает проблемы, которые возникают, когда после завершения этапа кемицы, но до того, как комец приносят на мизбеах, часть минхи пропадает.
Комец на мизбеахе можно сжигать (что является, собственно, центральным моментом всей процедуры приношения минхи), — говорят Учителя. — Но съедать эту минху не разрешается.
Что будет, если в момент, когда сжигается комец, отделенный от этой минхи, коэн подумал о том, что съест ее после положенного времени (при том, что эта минха к моменту, когда комец попадает на мизбеах, уже запрещена для еды)? — спрашивает Талмуд.
В поисках ответа на этот вопрос, Учителя проводят сравнительный анализ, сопоставляя сложившуюся ситуацию с аналогичной — в процессе реализации приношения зевах (животного происхождения).
Напомним, что актара (этап сожжения комеца) в процессе приношения минхи соответствует этапу зерика (окропление мизбеаха кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного). Об этом мы говорили перед тем, как приступить к знакомству с содержанием трактата (см. Введение в трактат Менахот).
Окропление мизбеаха кровью животного, мясо которого, как выяснилось, не годится для трапезы на храмовой территории, даже если это мясо вынесено за пределы азары (храмового двора) — снимает запрет на его использование в каких-то других целях, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). — Но с минхой — другое дело: «дефект» — в ней самой...
Обсудив различные обстоятельства с зевах и минхой, Учителя приходят к выводу, что минха при нарушении законов, обуславливающих «правильность намерений» коэна, совершающего процедуру приношения, в любом случае будет непригодна для еды. Остается вопрос: заслуживает ли «нарушитель» в рассматриваемой ситуации (когда коэн подумал о том, что съест запрещенную для еды минху, да еще — после положенного времени) сурового наказания?
Несомненно, заслуживает, — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века).
Такой коэн от наказания освобождается, — говорит раби Элиэзер (великий тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век)...
Моше Гойхберг
В первой главе трактата Менахот было сказано: в случае, если коэн (служитель в Храме), на каком-то этапе процедуры приношения минхи (мучное приношение) в Храме, скажем, отделяя комец (значение термина — см. Введение в трактат), имел намерение сжечь на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник») или съесть минху по истечению срока, отведенного для данного вида приношения, минха становится — пигуль, то есть непригодной для дальнейшего использования (см., к примеру, обзор листа 12). Такое неправильное намерение коэна, осуществляющего процедуру приношения, называется махшевет пигуль.
Наш лист открывает вторую главу трактата Менахот, посвященную обсуждению различных ситуаций, связанных с махшевет пигуль при осуществлении процедур конкретных видов минхи.
Мы уже говорили о том, что коэну, который, имея махшевет пигуль, в, частности — (сознательно) собираясь съесть приносимую им минху, да еще — после установленного Торой срока (не в тот же день, как это положено по закону, а, допустим — на следующий) может грозить суровое наказание (см. обзор листа 12).
На нашем листе Учителя рассматривают эту ситуацию в деталях.
В первой Мишне второй главы трактата сказано:
Если коэн, отделил комец от общего объема минхи с намерением вознести этот комец на мизбеах или съесть эту минху на следующий день, минха для дальнейшего использования — не пригодна.
Однако в случае, если коэн, отделяющий от минхи комец, планировал сжечь сам комец в тот же день (как положено по закону), а левону (крупицы смолы определенного дерева, которыми посыпалась минха), которую сжигают вместе с комецом — назавтра, — говорит раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — тому, кто принес эту минху она не засчитывается (то есть — Небу она не угодна), но за использование этой минхи в трапезе ответственность коэны не несут...
Однако другие Учителя видят в этом вопросе иную грань Истины
Минха приносящему ее все равно засчитывается, — говорят они — Но для еды она не годится...
Талмуд приступает к анализу положений Мишны.
Раби Йоси делает такой вывод, — объясняет Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — потому что выносит решение, что сожжение комеца и левоны на мизбеахе — отдельные процедуры, каждая из которых, сама по себе, может сделать остаток минхи пригодным (или непригодным) для еды, а приношение — «действительным», иными словами — «угодным Творцу» (или не действительным, «не угодным»).
Вот и получается: если обе процедуры — автономны и независимы друг от друга, неверное намерение по поводу левоны, не делает минху непригодной для дальнейшего использования.
Исследуя позицию других Учителей, Талмуд подчеркивает, что они рассматривают сожжение комеца и левоны как единый процесс, который регламентирован определенными правилами. И если одно из правил нарушено — скажем, коэн, отделяя комец, собирался вознести левону на мизбеахе вне установленного для сожжения комеца срока — минха становится непригодной для трапезы.
Далее Талмуд возвращается к точке зрения раби Йоси и выдвигает контраргумент — со ссылкой на аналогичную ситуацию в процедуре приношения зевах (животного происхождения). Талмуд отмечает, что воскурение внутреннего жира предназначенного для приношения животного, в «системе исследования» раби Йоси тоже как будто бы можно считать «автономной операцией». Тем не менее, он признает, что намерение сделать это по истечению положенного срока, переводит все приношении в «ранг» непригодных.
В приношениях категории зевахим (мн. число от зевах) мясо, кровь и внутренний жир — единое целое. Левона же в приношении минхи — нечто совершенно отдельное. Поэтому тут действуют иные правила — махшевет пигуль относительно левоны не влияет на статус приношения...
Наш лист продолжает развивать тему предыдущего листа, основное содержание которого составляла, как мы помним, дискуссия между раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) и другими Учителями.
Центральный вопрос: как относиться к процессу сожжения на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник») комеца с левоной (значение терминов — см. Введение в трактат) — как к двум «автономным» процедурам или как к единому, цельному процессу? По этому поводу нам были представлены две грани Истины: согласно точке зрения раби Йоси, сожжение левоны — автономное действие и относящееся к нему ошибочное намерение (махшевет пигуль) на этапе кемица (значение термина — см. там же) не влияет на статус минхи (мучного приношения); другие Учителя говорят, что сожжение левоны — часть целостного процесса и касающийся левоны махшевет пигуль (намерение сжечь левону после оговоренного законами срока) делает минху непригодной для трапезы (см. обзор листа 13).
Талмуд углубляется в изучение этих граней Истины, как бы «примеряя» их на аналогичные, по сути, ситуации, которые возникают при осуществлении процедуры определенных приношений категории зевах (животного происхождения).
Рассматривается в частности процедура приношения двух овец в Шавуот, отличающаяся от других корбанот (мн. число от корбан — приношение в Храме) подобного рода тем, что в этой процедуре «участвуют» два хлебных каравая. И вот коэн (служитель в Храме), допустим, совершая шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), подумал о том, что оставит один из хлебов на завтрашнюю трапезу (по закону Торы оба каравая полагалось съесть в тот же день).
Спрашивается: как повлияет на приношение это неверное намерение коэна?
Каравай, который коэн собирался оставить назавтра, — говорит раби Йоси, — непригоден для еды, а того, кто станет его есть, постигнет суровое наказание. Но второй хлеб, хотя и не будет засчитан без первого как приношение, для трапезы — разрешен.
То есть и здесь раби Йоси расценивает приношение двух хлебов как «автономные» действия. Поэтому говорит, что ошибка, допущенная по отношению к одному из караваев, на остальные компоненты корбана непосредственного влияния не оказывает.
Оба каравая для еды запрещены, — говорят другие Учителя. — Ибо все компоненты приношения — единое целое. И каждый из них играет принципиальную роль в «судьбе» остальных. Если какая-то (любая) часть корбана стала непригодной, непригоден для дальнейшего использования и весь корбан.
По той же «схеме» разворачивается дискуссия между раби Йоси и другими Учителями, когда речь заходит о еженедельной смене хлебных караваев в Храме.
Тут следует пояснить, что в Храме, на специальном столе, стоявшем внутри самого здания, в течение недели лежали хлеба. В «наборе» к каждому караваю «прилагались» особые ковши, наполненные левоной (крупицами смолы определенного дерева). Каждую субботу хлеба на столе заменялись на новые, а в ковши насыпали новые порции левоны. Караваи, пролежавшие на столе неделю, коэны должны были съесть в течение субботы.
Интересно отметить, что еженедельная смена хлебов относится к чудесным явлениям, которые имели место в Первом Храме — за семь дней на храмовом столе хлеб совершенно не черствел и оставался таким же свежим, как в первый день, когда его приносили.
Для того, чтобы снятые с храмового стола караваи можно было есть в шаббат производилась процедура воскурения левоны из ковшей — из «набора» с каждым караваем.
Если коэн, воскуряя левону, прилагающуюся к одному из двух этих хлебов, думал о том, что съест этот каравай после исхода субботы (то есть после положенного времени), — говорит раби Йоси, — каравай не годится для трапезы. Если кто-то станет есть его, будет наказан. Но на второй каравай ошибочное намерение не повлияет. Он для трапезы — разрешен.
Оба «набора» — единое приношение, — говорят другие Учителя, — и если левону к одному из караваев воскурили с неправильным намерением, хлеба вообще нельзя есть...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы махшевет пигуль (неправильных намерений коэна на одном из этапов реализации процедуры приношения). На предыдущих листах речь шла о нарушениях в помыслах предписанных Торой, в том или ином случае, временных ограничений — по отношению к одному из «компонентов» корбана (приношения в Храме). На примерах минхи, приношения в праздник Шавуот и «системы замены» хлебных караваев в Храме Учителя выясняют, какое влияние может оказать неправильное намерение, направленное на одну составных частей корбана на другие составляющие это приношение части (см. обзоры листов 13 и 14).
На этот раз с этой точки зрения Талмуд рассматривает ситуации, которые могут возникать в процессе реализации процедуры приношения шаламей тода (символизирует благодарность Творцу за предоставленную возможность справиться с тяжелыми обстоятельствами, за приятное событие и т. п.).
Впрочем, акценты теперь немного смещаются. Талмуд исследует случаи, когда ошибочное намерение относится к какому-то конкретному, одному из нескольких компонентов корбана, но возникает оно (это намерение) на этапе, объект реализации которого — другой компонент того же приношения.
Приводится здесь цитата из Торы, где сказано: если человек дал обет принести за какое-либо благодеяние благодарственный корбан Всевышнему, «... да принесет он (этот) корбан с хлебами» (Ваикра, гл. 7, ст. 13). Отсюда следует, — говорят Учителя, — что к шеламим (приношение, символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу) нужно приносить хлеба (лахмей тода — хлеба благодарности).
Какие особенности имеет процедура приношения корбана-шеламим?
Этот вид приношения подразумевает, что отдельные части корбана сжигаются на мизбеахе (в приблизительном переводе — жертвенник), другие — съедаются коэнами (служителями в Храме).
В Мишне нашего листа говорится:
Корбан тода (благодарственное приношение) может сделать сопровождающие его караваи хлеба непригодными для использования, но караваи не могут сделать непригодным корбан-тода...
Далее Талмуд разбирает в подробностях, каким образом это может произойти на практике.
Допустим, человек, совершая шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) животному, предназначенному для благодарственного приношения, имел намерение есть его мясо на следующий день (мясо приношения тода по закону полагается съедать в тот же день). К чему это приведет?
К тому, что непригодным для еды станет не только мясо этого животного, но и хлебные караваи (лахмей тода). И если кто-либо все же решится использовать этот хлеб в трапезе, такого человека ждет суровое наказание Небес.
Однако, если совершающий шехиту человек собирался съесть мясо корбана вовремя, но подумал при этом, что хлеб оставит на следующий день, непригодными для еды станут лишь караваи. Мясо же можно будет поднимать на мизбеах, а по завершению процедуры приношения — съесть.
Талмуд возвращается к приношению двух овец в праздник Шавуот (в процедуре которого также присутствуют два хлебных каравая). И уточняет: здесь применим тот же закон, как и с приношением тода — если в момент, когда режут этих овец, человек собирался есть их мясо после установленного законом срока, ни мясо, ни хлеб не пригодны для еды; в обратной ситуации (когда он в помыслах переносит эти хлеба на завтрашнюю трапезу) для еды не годится лишь хлеб, а мясо есть разрешается.
Откуда такое «неравенство»? — спрашивает Талмуд. Ведь и хлеб тоже — приношение тода.
И представляет два варианта ответа.
Хотя хлеба, приносимые с благодарственным корбаном, и называются — тода, их связь с приношением зевах (животного происхождения) является односторонней. Иначе говоря, хлебные караваи рассматриваются как неотъемлемая часть корбана-тода и всецело зависят от соблюдения правил осуществления процедуры приношения. «Мясная» же часть приношения тода по отношению к хлебным караваям — автономна и не зависит от мыслей человека по поводу съедения хлебов.
В процедуре осуществления приношения (овец в Шавуот и корбана-тода) караваи играют роль «добавочного» приношения. Поэтому они как бы «подчинены» всему, что происходит с приношением зевах — если мясо становится непригодным для еды, то и хлеб нельзя использовать.
Оба эти объяснения демонстрируют, что взаимодействие (способность или неспособность влиять друг на друга) различных частей приношения определяется не тем, как они называются, а той ролью, которая отведена каждой из частей в реализации процедуры приношения...
Наш лист — заключительный во второй главе трактата Менахот. И начинается он с Мишны, содержание которой завершает обсуждение проблем, связанных с ситуацией, когда человек на одном из этапов реализации приношения имел ошибочные намерения (махшевет пигуль), которые делают все приношение непригодным для использования.
Речь идет о намерения съесть один из компонентов корбана (приношение в Храме) позднее предписанного Торой срока. В данном случае с этой точки зрения разбираются законы, действующие при осуществлении процедуры приношения минхи (мучного корбана).
Вспомним, в чем заключалась процедура приношения минхи.
Из общего количества помещенной в специальный сосуд минхи коэн (служитель в Храме) отделял горсть муки (комец — точное значение терминов дано во Введение в трактат Менахот) и сжигал (воскурял) этот комец на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник). Затем он сжигал на мизбеахе сопровождающую это приношении левону (крупицы смолы особого дерева). Обе горсти (муки и левоны) вместе называются матиром. То есть — «набором», правильное сожжение которого на мизбеахе искупает вину и «разрешает» коэнам есть остаток минхи. При этом, по установленным Торой правилам, съесть ее надо было в тот же день, когда осуществлялась процедура приношения.
Итак, в Мишне нашего листа сказано:
Если, сжигая комец или левону, коэн намеревался есть остатки минхи на следующий день (то есть — после установленного срока) его помыслы считаются махшевет пигуль и минха становится непригодной для еды. Того, кто все же будет ее есть, ждет суровое наказание. Такова позиция раби Меира (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век).
Другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Есть такую минху не следует, — говорят они, — но запрещенной для использования она не становится, поэтому и наказание тому, кто ее ест, не полагается (даже если это сделано намеренно). Однако они полностью поддерживают позицию раби Меира в ситуации, если неправильные помыслы были у коэна и во время сжигания и левоны и во время сжигания комеца.
Приступив к анализу Мишны, Талмуд тщательно изучает предмет заключенной в ней дискуссии. И выясняет, что центральное место в ней занимает вопрос: делает ли махшевет пигуль, имевшая место при сожжении лишь половины матира (в нашем случае — одной из двух горстей: комеца или левоны) минху непригодной для дальнейшего использования.
Как расценивается ситуация, когда левона вообще не используется (некоторые виды минхи добавления Левоны не требуют) и матир состоит лишь из комеца — горсти муки? — спрашивает Талмуд.
В таком случае, — говорят Учителя, — остаток минхи нельзя есть, а тот, кто притронется к нему, заслуживает наказания.
То есть тут их позиция полностью совпадает с точкой зрения раби Меира.
Исследуя положения Мишны, Талмуд обращает внимание на «странную», на первый взгляд, формулировку. В случаях, когда весь матир мучного приношения заключается лишь в одной горсти муки (комеце), а левона вообще не входит в состав приношения, совершенно очевидно, что махшевет пигуль (неправильное намерение — съесть минху после отведенного для этого времени) оказывает на все приношение «роковое» влияние. Ясно, что минха будет непригодной для еды. Почему в Мишне написано, что Учителя «соглашаются» с раби Меиром? Ведь они как раз остаются на своих позициях. Это ситуация — «совпадает» с увиденной ими гранью Истины.
Следует подчеркнуть, что вся Мишна нашего листа, по сути, составлена из тонких нюансов. И Учителя, говоря, к примеру, что в случае, если коэн имел намерение съесть минху позднее установленного для этого времени, сжигая на мизбеахе что-то одно — комец или левану, остаток минхи есть не следует, хотя она, с их точки зрения непригодной для дальнейшего использования не становится, делают некий «допуск» — на недопонимание другой ситуации. Чтобы оградить человека от возможной ошибки ошибки. Ведь если бы они определенно сказали, что такую минху можно съедать за трапезой, кто-то мог бы подумать, что минха годится для еды и в том случае, когда коэн имел неправильное намерение, сжигая комец — в случае, когда левона для приношения минхи не требуется...
Александр Капер
Наш лист открывает третью главу трактата Менахот, которая является прямым продолжением предыдущей.
Напомним основные моменты, рассмотренные во второй главе.
Минха (мучное приношение), как нам уже известно, делится на две неравные части: одна из них — комец (горсть муки), отделяется и сжигается на мизбеахе (в приблизительном переводе — «жертвенник»); вторую, остаток минхи, который на иврите называется шираим — в большинстве случаев съедают коэны (служители в Храме).
Мы знаем, что законы Торы устанавливают определенный временной регламент — когда комец нужно сжечь и когда полагается съесть шираим (остаток минхи). Существуют и «пространственные» ограничения: сжигают отделенный от минхи комец только на мизбеахе, который стоит на территории Храма; и шараим тоже съедают в пределах азары (храмового двора).
Мы проследили в общих чертах, как наши Учителя анализировали различные ситуации. Талмуд сообщает: если коэн осуществляя актару (сжигание комеца — об этапах реализации процедуры приношения минхи см. во Введение в трактат Менахот) подумал о том, что может сделать это в неположенном месте или, пропустив установленный срок; или, допустим, собирался съесть шираим за пределами азары или — назавтра (остаток минхи полагается съесть в тот же день, когда производят процедуру приношения), минха становится не годной для дальнейшего использования.
На нашем листе ситуации разворачивается в ином ракурсе. Положим, коэн все перепутал: комец решил съесть — в неположенном месте или — назавтра, а шираим — сжечь. Да еще — за пределами азары или в неположенное время. Спрашивается, как эта путаница повлияет на статус минхи?
В Мишне нашего листа сказано:
Если кемицу (этап отделения комеца от минхи) производят, чтобы съесть то, что есть не полагается (да еще в неположенном месте или в неположенное время), или, чтобы сжечь то, что не сжигают (также в неположенное время или в неподходящем месте), минха остается пригодной (для дальнейшего использования).
Иную грань Истины в этом вопросе видит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). В этих случаях, — говорит он, — минха не годится для использования.
Если коэн отделяет комец, чтобы съесть то, что едят (но в неподходящем месте или в неположенное время) — в объеме, меньше кезаита (размер маслины средней величины), или сжечь то, что сжигают (но в неподходящем месте или, пропустив установленный срок), размером меньше маслины — минха остается пригодной для (дальнейшего) использования.
Минха будет (также) кошерной, если коэн (осуществляя один из этапов процедуры приношения минхи) предполагал (в неподходящем месте или в неположенное время) съесть часть шираим в объеме половины кезаита и — сжечь (нарушая временные или «пространственные» ограничения) часть комеца того же размера (в половину маслины). Половины (кезаита) для еды и сожжения в объем целой маслины «не соединяются»...
Отметим: выражения Мишны «съесть то, что не едят», означает — комец (для него в процедуре приношения минхи уготовано сожжение); «сжечь то, что не сжигают» — шираим (остаток минхи, предназначенный для трапезы коэнов).
И еще важно подчеркнут такой момент: нарушение «пространственного» и временного регламента в помыслах коэна, когда он осуществляет какой-либо этап процедуры приношения минхи, не влияет на статус самой минхи только в том случае, когда намерения коэна имеют отношения не к полным объемам частей приношения, но — лишь к минимальным размерам (меньше кезаита).
Анализируя положения Мишны, Талмуд детально исследует позицию раби Элиэзера.
Раби Элиэзер, как это часто делается, проводит аналогию между минхой и приношениями категории зевах (животного происхождения). Это — понятно. Но на чем, собственно, он строит свою позицию?
Выясняется, что источник его точки зрения — фраза из Торы: «И если, съедая, съедено будет от мяса корбана (приношение в Храме) шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу) на третий день, (приношение) это не угодно Всевышнему...» (Ваикра, гл. 7, ст. 18).
Но какая здесь связь с рассматриваемой ситуацией?
Учителя объясняют: если в Торе рядом встречаются два однокоренных слова, это делается для усиления значения — чтобы показать, что в этом фрагменте следует искать глубоко спрятанный намек.
Детально изучив фразу, раби Элиэзер приходит к выводу, что данный повтор подразумевает метафору: нечто «съедается» не только человеком, но и — огнем на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»). В таком случае, положение Мишны вовсе не указывает на то, что коэн «перепутал все на свете» и собирался съесть комец, а шираим — сжечь. Это ему и в голову не приходило. Мысленно он нарушил лишь «пространственные» или временные ограничения. Следовательно, такая минха для еды уже не годится.
Но почему же тогда другие Учителя придерживаются иной точки зрения? Что видят они в приведенном выше отрывке из Торы?
Некоторые Учителя объясняют, что данный стих подчеркивает: не имеет значения, какой образ возникает в мыслях коэна, когда он думает об актаре (процедуре сожжения части минхи на мизбеахе).
Некоторые — что здесь содержится намек на минимальный размер части приношения (до кезаита, не больше), который коэн в помыслах в нарушение установленного регламента собирался съесть или сжечь...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему, анализ которой был начат на предыдущем листе (см. обзор листа 17).
В прошлом обзоре мы остановились на том, что Учителя, в поисках решения стоящих перед ними проблем, сопоставляют законы приношения минхи (мучного приношения) с правилами, регламентирующими осуществление процедуры приношения корбанот (приношение в Храме) категории зевах (животного происхождения).
Если, совершая шехиту (когда животное режут особым, предусмотренным Торой, безболезненным способом), человек намеревался даже часть крови, собранной в специальный храмовый сосуд из туши животного оставить — назавтра, — говорит раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — чтобы окропить ею мизбеах (в условном переводе — «жертвенник») позднее установленного для этого времени, мясо корбана будет непригодным для дальнейшего использования. Потому что по закону этап зерики (об этапах осуществления процедуры приношения категории зевах — см. обзор листа 2 трактата Зевахим) необходимо провести в тот же день, когда животному делают шехиту.
По этому поводу Талмуд от имени Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) рассказывает весьма поучительную историю.
Как-то раз отправился Раби к раби Элазару (великий Учитель Мишны, конец 2‑го век), чтобы, по словам Раби, «проверить свои качества» (Учителя Мишны часто наведывались друг к другу и «экзаменовали» один — другого в знаниях Торы; это они называли — «проверкой собственных качеств»). И застал у раби Элазара его ученика — Йосефа Бавли. Учитель объяснял ученику суть различных законов.
Долго говорил раби Элазар, а Йосеф Бавли и Раби его слушали. И вот, в момент, когда речь зашла о некоторых тонкостях процедуры приношения зевах, Йосеф Бавли спросил:
— Пригоден ли корбан, если человек, совершая шехиту, намеревался перенести зерику (окропление мизбеаха кровью животного) назавтра?
— Да, корбан остается пригодным для дальнейшего использования, — ответил ему раби Элазар. — Однако раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) усматривал в этом вопросе иную грань Истины. С его точки зрения, мясо корбана в такой ситуации становился негодным.
Лицо Йосефа Бавли просияло.
Заметив это, раби Элазар спросил:
— Что так обрадовало тебя, когда ты услышал, что говорил по этому поводу раби Элиэзер?
Ответил ему ученик:
— Когда я учился у раби Иегуды (великий Учитель Мишны, 2‑й век), он говорил мне то же самое, что и раби Элиэзер — корбан в этом случае непригоден для использования. Однако потом я обошел всех учеников раби Иегуды, чтобы хоть кто-нибудь из них подтвердил, что слышал это от своего Учителя, и я все понял правильно. И не нашел подтверждения. А ты сейчас, будто вернул мне «потерю»...
В глазах раби Элазара сверкнула слеза. И промолвил он:
Счастливы ученики, которым дороги слова Торы и слова мудрецов. Как сказано — «...любил я Тору Твою, весь день речь моя — о ней» (Теилим — Псалмы царя Давида, пс. 119, ст. 97). Та грань Истины, которую видит раби Иегуда, передана ему отцом, раби Илаем, а раби Илай был учеником раби Элиэзера...
Но какую же «пропажу» вернул раби Элазар своему ученику — Йосефу Бавли? Ведь его позиция расходится с точкой зрения раби Иегуды. Выходит, что вопрос о пригодности корбана в случае, когда коэн во время шехиты собирался оставить кровь животного назавтра — предмет дискуссии Учителей?
Никакой дискуссии по этому поводу нет, — заключает Талмуд. — Существуют некие тонкие нюансы, способные изменить ситуацию (рамки обзора не позволяют нам вникать в подробности обсуждения вариантов). Но в целом все Учителя придерживаются единой точки зрения: если коэн, совершая шехиту, намеревался отложить зерику на следующий день, мясо приношения непригодно для дальнейшего использования.
Как мы помним, этап зерики в процедуре приношения корбана категории зевах (животного происхождения) в процессе приношения минхи соответствует актаре (сожжению комеца — значение терминов см. во Введение в трактат Менахот). Отсюда следует вывод: если коэн, совершая кемицу (этап отделения горсти муки от минхи), думал оставить комец до завтра, приношение не годится для дальнейшего использования.
Далее, в новой Мишне нашего листа перечислены возможные ошибки, которые на статус минхи влияния не оказывают. Здесь, в частности, говорится, что минха остается пригодной для использования, если коэн:
— не вылил в муку все масло;
— не смешал муку с маслом, как следует;
— не посолил;
— не поднес минху к юго-западному углу мизбеаха (в условном переводе — «жертвенник»);
— не разделил тесто на хлеба или — разделил, но сделал их большего размера, чем положено...
Обсуждая положения Мишны, Талмуд выдвигает вопрос: как получается, что минха остается пригодной, если в ней недостаточно масла? Ведь правила предусматривают, что в ней должно быть определенное количество масла — не меньше и не больше. В противном случае минха становится непригодной для использования (см. об этом в обзоре листа 11).
Исследовав ситуацию, Талмуд приходит к выводу: Мишна подразумевает, что масло до нужного объема может добавить и не коэн (до этапа кемицы — см. Введение в трактат — готовить минху имеет право любой еврей). Но восполнить недостающее количество надо обязательно...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну, помещенную на 18‑м листе. Напомню, что в ней перечисляются возможные ошибки в процедуре приношения минхи (мучное приношение), которые, тем не менее, не делают ее непригодной для дальнейшего использования (см. обзор листа 18).
Анализируя проблему, которая возникает, когда речь идет о том, что в минху добавлено недостаточное количество масла, Талмуд вновь исследует процедуру приготовления минхи.
Ранее мы уже говорили, что до отделения комеца (горсти муки, сожжение которой на мизбеахе, что в приблизительном переводе означает — «жертвенник», является центральным моментом всей процедуры приношения этой категории) — вливать в муку масло, замешивать тесто — имеет право любой еврей. Совсем не обязательно, чтобы этим занимался коэн (см. Введение в трактат Менахот и обзор листа 18).
Однако из содержания нашего листа мы узнаем, что раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины. Масло в муку может влить только коэн, — говорит он.
Талмуд начинает изучать истоки позиций.
И раби Шимон и другие Учителя делают свои выводы, исследуя фрагмент Торы: «И душа (еврейская), когда принесет мучной корбан (приношение в Храме) Всевышнему, мука отборная будет приношением ее; и выльет на нее масло и насыплет на нее левону (крупицы смолы особого дерева) и передадут ее сыновьям Аарона-коэна...» (Ваикра, гл. 2, ст. 1‑2).
Точка зрения большинства Учителей как будто бы очевидна. Ведь сказано в этом отрывке: «нальют масло, добавят левону, потом передадут — коэнам».
Как же прочитывает этот фрагмент раби Шимон?
Раби Шимон отмечает, что масло вливают одни коэны, а комец отделяют — другие, — объясняет Талмуд. Ведь нигде не сказано, что до этого минхой занимается зар (в буквальном переводе — чужой; здесь — тот, кто не служит в Храме).
Однако сам же таким объяснением не удовлетворяется и принимается изучать буквенный состав слов цитаты.
В процессе этого исследования обнаруживается, что в начале означенного фрагмента стоит буква вав (которую в данном случае на русский язык мы переводим как союз «и»).
Талмуд выдвигает вопрос: какую смысловую нагрузку несет здесь этот союз?
И отмечает: раби Шимон придает ему значение — «соединительного». Тогда выстраивается такая логическая цепочка: если после перечисления действий, необходимых для приготовления минхи речь идет о коэнах, то и до этого, в самом перечислении подразумеваются тоже — коэны.
Далее Талмуд переходит к обсуждению другой, «параллельной» темы.
Если в том или ином (любом) фрагменте Торе, — говорит Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век), — детально описаны подробности исполнения какой-либо заповеди и при этом употребляется слово хука (закон, который может не иметь объяснения, почему надо делать так, а — не иначе), это означает, что все эти подробности принципиально важны, а в случае, когда допущено даже малейшее нарушение указаний, заповедь выполненной не считается.
Приводится здесь и конкретный пример, касающийся исполнения заповеди о рыжей корове. В Торе по этому поводу сказано: «Это закон (в оригинале — хука) Торы, повеление Всевышнего...» (Бамидбар, гл. 19, ст. 2). И далее даются подробности исполнения заповеди. Это означает, — подчеркивает Рав, — что каждую деталь надо выполнить точно по указаниям. Даже малейшее отклонения от описанных правил повлечет за собой невыполнение заповеди.
Талмуд исследует позицию Рава и обнаруживает: всякий раз, когда в тексте Торы встречается слово «Тора», где-то рядом обязательно должно быть и слово хука. А если уже есть слово хука, то и без слова — «Тора» надо понимать, что все описанные в этом фрагменте детали имеют принципиальное значение.
Теперь Талмуд сообщает: поскольку при описании подробностей осуществления всех этапов приношения минхи в Торе употреблено слово хука, каждая, даже самая незначительная, казалось бы, деталь имеет принципиальное значение. Следовательно, если какое-то «мелкое» требование не выполнено, минха уже непригодна для дальнейшего использования.
Более того, описание процедуры приношения минхи повторяется в Торе дважды (в главе Ваикра и Цав книги Ваикра). И это тоже подчеркивает, что все (буквально все) детали процедуры для исполнения — обязательны.
Однако в процессе дальнейшего анализа Талмуд выясняет, что речь идет в основном о безукоризненном подчинении указаниям, которые относятся к этапу кемицы (отделение от общей массы минхи — комеца, то есть горсти муки, которую полагается сжечь на мизбеахе, что, собственно, и составляет основу процедуры приношения минхи). На других этапах незначительные отклонения от «нормативов» — допускаются...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать высказывания Рава (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век). Излагая свою позицию, Рав отмечает, в каких случаях указания Торы по поводу реализации процедуры приношения минхи должны выполняться без малейших отклонений, в каких — незначительные отклонения допускаются (начало этого обсуждение и суть позиции Рава — см. в обзоре листа 19).
Рав говорил, в частности: если какая-либо подробность реализации процедуры приношения минхи повторяется в Торе дважды, это следует воспринимать как намек на принципиальное значение данной «детали», и если именно здесь допущена оплошность, минха будет непригодной для дальнейшего использования.
Надо ли понимать слова Рава так, что в случае, если какое-то указание в Торе не повторяется, можно считать, что незначительное нарушение не препятствует исполнению заповеди? — спрашивает рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век).
Рав Ѓуна приводит свой пример.
Возьмем, предположим, — говорит он, — закон о добавлении соли. В Торе говорится о том, что мясо приношения (категории зевах — животного происхождения) надо солить. Но — не дважды, а только один раз. Согласно логической цепочке, выстроенной Равом, даже если соль забыли добавить к приношению, заповедь все равно должна считаться выполненной. Однако известно, что такая ошибка препятствует дальнейшему использованию корбана (приношения в Храме).
Тут, вероятно, необходимо пояснить, что по правилам, регламентирующим процедуру приношения, корбанот (множественное число от слова корбан) полагалось солить. Пользовались при этом не обычной солью, а — специальной, которая носила название «сдомской». И отличалась она от «бытовой» соли — особой остротой.
Почему добавлению соли придавалось такое значение, что без нее приношение становилось непригодным?
Объяснение этого факта — в системе глубокой еврейской символики, построенной на том, что все в нашем мире, в том числе — неодушевленные предметы и явления, служит отражением элементов духовных миров.
Так, в частности, соль приношения, — объясняет Талмуд, — олицетворяет Союз, заключенный Всевышним с сыновьями Аарона-коэна. Как сказано: «Все приношения, которые отделят сыновья Израиля Всевышнему, дал я тебе и сыновьям твоим и дочерям твоим с тобой — законом вечным, союз вечной соли он...» (Бамидбар, гл. 18, ст. 19).
Комментируя этот отрывок из Торы, Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век) отмечает: у соли — особые свойства, они никогда не портится; поэтому она и стала символом союза Творца с сыновьями Аарона — в знак того, что этот союз будет существовать вечно.
Раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) приходит к тому же выводу — соль принципиально важна в процедуре приношения, в противном случае мясо корбана непригодно для использования. Однако — иным путем. Используя принцип гзера шава — один из методов исследования текстов Торы, которые были даны Творцом месте с самой Торой на горе Синай.
Суть принципа гзера шава заключается в том, что, встречая в тексте Торы одно и то же слово в описаниях разных заповедей, следует иметь в виду: особенность одной из этих заповедей характерна и для — другой.
В рассматриваемом нами случае раби Шимон обнаружил слово «вечный» (употребленное в приведенной выше цитате) — в отрывке, где повествуется о даровании Пинхасу коэнства. Как сказано: «(и дал Всевышний Пинхасу и его потомству) союз коэнства вечный» (Бамидбар, гл. 25, ст. 13).
Из этого повтора одного и того же слова в разных фрагментах Торы, — объясняет Талмуд, — следует: корбан (приношение в Храме) «не действителен» без соли точно так же, как и корбан, процедуру приношения которого осуществили без участия коэна.
Кроме того, в Торе есть фраза, дающая прямое указание (причем, именно для категории — минха) использовать соль для каждого приношения: «И всякую минху посоли... и не прерывай... союз Всевышнего, от минхи Твоей, к любому приношению добавляй соль...» (Ваикра, гл. 2, ст. 13)...
Отметим, что каждый лист Талмуда — «полифоничен»: Учителя анализируют одновременно несколько тем, порой даже, казалось бы, не имеющих друг с другом непосредственной связи. Бывают случаи, когда, рассматривая какую-либо проблему и выдвигая на обсуждение один из ее аспектов, они уходят по цепочке сравнений так далеко, что неопытный в чтении текстов Талмуда человек может потерять основную нить в постановке и разрешении задачи.
Мы заговорили об этом, потому что, анализируя на предыдущем листе проблему добавления соли к приношению (см. обзор листа 20), Учителя, продвигаясь по «трапу» ассоциаций, на нашем листе приходят как будто бы к обсуждению очень важной для всех нас, специфической для еврейской традиции проблеме кашрута. Речь, в частности, идет о крови животного, мясо которого предназначено для употребления в пищу.
Как известно, в Торе существует категорический запрет на употребление в пищу крови животного. Даже если ему по всем правилам сделали шхиту (когда животное режут описанным в Торе, безболезненным способом), есть его мясо, пока кровь из него не выпущена, не разрешается. Для удаления крови мясо подвергают специальной обработке.
Что будет, если некто по ошибке сварил или засолил не прошедшее обработку мясо? — спрашивает Талмуд.
Если человек сварил или просолил мясо с кровью, а потом съел его, — говорит раби Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), — его не наказывают. Надо лишь довести до его сведения, что так делать нельзя.
Если человек съел, к примеру, запекшуюся кровь и хелев (внутренний жир животного, который есть, по закону Торы, запрещается), — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — его ожидает суровое наказание Небес, вплоть до того, что он может быть лишен удела в Будущем мире.
Раби Зейра имел в виду случай, когда кровь сварили на огне, — уточняет Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Абайе же приводит ситуацию, когда кровь запеклась на солнце. А это — разные вещи. Ибо сваренная на огне кровь переходит в иное состояние, это уже как бы — и не кровь. Кровь, разогревшаяся на солнце, остынет и может вернуться в первоначальное состояние. Поэтому еврей, вероятно, будет наказан за то, что съел запекшуюся кровь.
Однако Абайе дает доказательства тому, что и запекшаяся кровь переходит в иное состояние, превращаясь в нечто другое.
Но тогда совершенно неясно, почему в одном случае еврея ждет наказание, а в другом — нет.
Тут Абайе выдвигает весьма неожиданное решение проблемы.
Речь в тексте, который он приводил (см. выше), высказывая свою позицию, — говорит он, — идет о крови животных, предназначенных для приношения в Храме, которую выливают к расположенному в азаре (храмовом дворе), внешнему мизбеаху (в приблизительном переводе — «жертвенник»). А раби Зейра имел в виду кровь, которой окропляют внутренний, золотой мизбеах (то есть — тот, который стоял в самом помещении Храма).
Однако Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) открывает в этом вопросе совершенно иную грань Истины.
Не имеет значение, для чего предназначена кровь, — говорит он. — Важен сам факт, что человек употребил кровь в пищу. И за это он получит наказание. Ибо кровь животного в принципе не предназначена для еды. На это есть особый и однозначный запрет Торы...
Возвращаясь на нашем листе к основной теме трактата — законы, регламентирующие процедуру приношения минхи (мучного приношения) в Храме — Талмуд анализирует ситуации, возникающие, когда часть минхи одного вида попадает в минху другого вида.
В Мишне нашего листа сказано:
Если комец (отделенная от общей массы минхи горсть муки, сжигание которой на мизбеахе, условно говоря — «жертвеннике», является центральным моментом всей процедуры приношения) добровольной минхи попал в минху другого вида (например, в минху коэна гадоль — первосвященника), обе минхи остаются пригодными для дальнейшего использования.
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
В данном случае они становятся непригодными, — говорит он. — Для добровольной минхи тесто замешано густо, у другой замес — жидкий, поэтому масло, добавленное в каждую минху, перемешивается...
Речь идет о такой ситуации, — уточняет Талмуд, — когда комец добровольной минхи (остаток которой съедают коэны — служители в Храме) попадает в минху одного из трех видов (минха коэнов; минха первосвященника; минха, вместе с возлиянием вина на мизбеах сопровождающая некоторые приношения категории зевах — животного происхождения), подлежащую сожжению на мизбеахе — целиком, без остатка.
Но ведь комец тоже сжигается на мизбеахе. Попав в минху-ола (символизирующую тотальную близость с Творцом, в знак чего приношение сжигается полностью), комец, как положено, в любом случае будет сожжен на мизбеахе. И это лишь подкрепляет позицию, высказанную составителем Мишны.
Почему же раби Иегуда высказывает иную точку зрения? На чем основаны его выводы?
Талмуд углубляется в исследование позиции раби Иегуды.
Ход построения логической цепочки изначально подсказан самим раби Иегудой — в Мишне. «Разгадка», как мы понимаем, кроется в том, что добровольная минха, из которой извлечен комец — иной консистенции, нежели минха, в которую он попадает.
И действительно, — подчеркивают Учителя. — В добровольной минхе, по установленным правилам, масла на ту же меру муки — в три раза меньше, чем, скажем, в минхе первосвященника. И получается, что комец добровольной минхи впитывает в себя масло «чужого» приношения. Тогда выходит, что минха коэна гадоль теряет масло, становится, как будто бы, «неполноценной».
Но что это нам дает? Результат все равно будет, казалось бы, тот же: все — и мука и масло — сгорят на мизбеахе.
Чтобы получить на это ответ, Талмуд пользуется методом сравнительного анализа, сопоставляя выводы Учителей с аналогичными законами, регламентирующими процедуру приношения категории зевах.
Как известно, актара (этап сожжения комеца на мизбеахе) в приношении минхи соответствует зерике (окроплению мизбеаха кровью предназначенного для приношения в Храме и зарезанного животного) в процедуре приношения зевах (см. Введение в трактат Менахот). Этот этап и рассматривает Талмуд в поиске обоснования позиции раби Иегуды.
В Мишне трактата Зевахим сказано, что в случае, когда в кровь для окропления мизбеаха смешалась с водой, эту смесь можно употребить по назначению, только если она имеет все же внешний вид крови. Если смешалась — с вином или кровью другого животного, не предназначенного для приношения, «прикидывают», сколько в смеси «инородного вещества». И если его не больше, чем воды, когда количество воды принципиально не меняет вид крови для окропления, смесь пригодна для проведения этапа зерики (см. обзор листа 78 трактата Зевахим).
Талмуд отмечает, что и по поводу крови раби Иегуда открыл иную грань Истины. Если кровь зарезанного для приношения животного смешалась с кровью не отделенных для Храма животных, — говорил он, — этой смесью можно окроплять мизбеах даже в том случае, когда крови корбана в смеси оказалось меньше, чем крови других животных. Но, если эти другие животные были непригодными для Храма, независимо от количественного соотношения, использовать эту кровь для зерики запрещено (см. там же). Суть его точки зрения состоит в том, что в смеси «вещества» одного вида, воздействуя друг на друга, уничтожают важные для приношения свойства.
Теперь мы начинаем понимать, почему раби Иегуда накладывает запрет на использование мучных приношений, если комец одной минхи перемешался с другой минхой. В своем логическом построении он исходит из положения, что обе минхи теряют необходимые для приношения качества...
Барух Шнайдер
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать ситуацию, возникающую, когда разные виды мучных приношений «перепутываются». И рассматривает вопрос, какой статус приобретает смесь приношений.
Как обычно, в подобных случаях Талмуд выдвигает к рассмотрению различные варианты ситуаций и анализирует каждую в отдельности.
Допустим, — говорит Талмуд, — в комец (горсть муки, которая отделяется от общего количества всей минхи и сжигается на мизбеахе, условно — «жертвеннике», что является центральным моментом процедуры приношения минхи) минхи-хатат (символизирующей раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) попало масло, предназначенное для другого мучного приношения (процедура приношения минхи-хатат добавления масла не требует).
Спрашивается, будет такая минха пригодна для дальнейшего использования или нет?
По этому поводу между Учителями разворачивается дискуссия.
Для сжигания на мизбеахе такой комец минхи-хатат — непригоден, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины (отметим попутно, что в разных трактатах дискуссии именно между этими Учителями встречаются достаточно часто).
Если в комеце минхи-хатат будет немного масла, его вполне можно сжечь на мизбеахе, — говорит Реш Лакиш, — и статус минхи от этого не изменится.
Талмуд исследует позиции Учителей, изучая источники. И приводит цитату из фрагмента Торы, в котором о минхе-хатат сказано: «...Не положит в нее масло и не добавит левону (крупицы сухой смолы особого дерева, которыми посыпали другие виды минхи)» (Ваикра, гл. 5, ст. 11).
Как будто бы все ясно и определенно. И это, безусловно, означает, что в противном случае заповедь исполнена неправильно и минха для использования непригодна.
Почему же тогда Реш Лакиш разрешает сжигать на мизбеахе комец минхи-хатат, «сдобренный» маслом? Почему говорит, что она пригодна?
Проведя детальный анализ, Талмуд приходит к выводу: статус минхи-хатат зависит от того, в какой момент в нее попало масло. Если это произошло еще до того, как от нее отделили комец, использовать минху нельзя. Если — после того, она пригодна для дальнейшего использования. Высказывая свою точку зрения, Реш Лакиш подразумевал ситуацию, когда масло попало в минху (точнее — в ее часть) после того, как от нее была отделена горсть муки для сожжения на мизбеахе.
Далее Талмуд занимается изучением других ситуаций, касающихся иных видов минхи.
И приводит Мишну, в которой сказано:
Если (по случайности) соединили две минхи, от которых еще не отделен комец, их можно считать кошерными, если от каждой из них в смеси осталось достаточное для кемицы (процедура отделения комеца) количество муки; если же муки для этого окажется недостаточно, обе минхи непригодны для дальнейшего использования.
Если комец одной минхи попал в состав другой минхи — еще до этапа кемицы (об этапах осуществления процедуры приношения минхи — см. Введение в трактат Менахот), минха не годится для дальнейшего использования, ибо комец отделять от нее нельзя (может получиться, что в составе горсти муки, отделенной от второй минхи, окажется часть комеца первой минхи). Если же коэн (служитель в Храме) все же сжег часть второй минхи, приношение засчитывается лишь хозяевам первой минхи (тем, кто принес вторую минху, в которую до кемицы попал «посторонний» комец, приношение не засчитывается)...
На нашем листе Талмуд обсуждает законы, связанные с «проникновением» тумы (духовной нечистоты) в сосуд, где находится минха (мучное приношение).
Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию. Допустим муку, в количестве, необходимом для одной минхи, разделили на две равных части. И обе половины поместили в специальный храмовый сосуд, где обычно замешивают «тесто» для приношения (соединяя муку с маслом). Причем, так, чтобы одна «горка» муки не соприкасалась — со второй. И вот до одной половины муки дотронулся человек в состоянии таме (духовной нечистоты). Вопрос формулируется так: получит ли при этом туму вторая «горка» муки, находящаяся в том же сосуде?
Безусловно, получит, — отвечает Талмуд. Две части минхи образуют внутри сосуда единое «энергетическое» поле, поэтому в духовном смысле они, даже не касаясь друга друга, «автоматически» соединяются в единое целое.
Что произойдет, — спрашивает рав Каѓана, разворачивая ситуацию под иным углом зрения, — если человек в состоянии таме лишь опустит палец в сосуд, а до муки не дотронется?
Туму получат стенки сосуда, — констатирует Талмуд. — Даже в том случае, если человек их не коснется.
Далее Талмуд усложняет ситуацию. К примеру, к двум отдельно лежащим в храмовом сосуде горкам муки так же, без касания, насыпали — третью, как мы понимаем, не принадлежащую этой минхе. А в результате выяснилось, что третья горка муки «заражена» тумой. Спрашивается: повлияет ли на «духовный статус» муки минхи «посторонняя» мука?
По логике первого примера, как будто бы, и в этом случае вся мука минхи должна была бы стать таме. Однако Талмуд предпринимает детальное исследование и приходит к выводу, что «посторонняя» мука не может стать единым целым с мукой минхи. И, следовательно, минха сохранит свою духовную чистоту.
Из первой темы обсуждения на нашем листе логически вытекает вторая.
Поскольку, как описывается, муку одной минхи разделили пополам, и две части лежат в сосуде, «не контактируя» друг с другом, возникает вопрос: как в этом случае производить кемицу (этап отделения комеца, горсти муки, которая, согласно процедуре приношения минхи, должна быть сожжена на мизбеахе, условно — «жертвеннике»; об этапах осуществления процедуры — см. Введение в трактат Менахот), чтобы минха оставалась кошерной? Можно ли отделять от одной части муки комец для всей минхи?
Если бы две половинки муки для одной минхи поместили в разные сосуды, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — комец от этой минхи отделять было бы нельзя. Но в нашем случае обе горки муки находятся в одном сосуде, а, значит, как сказано выше, они составляют единое духовное целое и отделять комец можно от любой части этой муки — минха будет кошерной.
Здесь, вероятно, необходимо напомнить, что приношение в Храме — акт духовного взаимодействия с Небом. Поэтому в процессе приношения — на всех этапах процедуры, принципиальное значение имеет, прежде всего, именно духовный аспект, а физический порой становится — «формальным». Рассматриваемая здесь ситуация, когда «физически» части минхи разделены, а духовно образуют единство — яркий тому пример. Учителя, исследуя сущность проблемы, оперируют духовными категориями.
Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) «корректирует» описанную Учителями ситуацию по-своему. Коэны (служители в Храме) взяли, скажем, один большой сосуд, — говорит он. — И вставили в него другой, поменьше, с низкими стенками. Первая половина муки для минхи оказалась в большем сосуде, вторая — в меньшем...
Будет ли минха пригодна для дальнейшего использования, — задается вопросом Абайе, — если комец отделить от одной из частей?
И отвечает: даже если мука второй части минхи будет возвышаться над низкими стенками «внутреннего» сосуда и осыпаться на первую половину муки во «внешнем» соседу, то есть — вступать с ней в контакт, кемицу производить нельзя. В противном случае минха будет некошерной.
Другое дело — если части минхи внутри одного сосуда разделены низкой перегородкой. Тут ситуация такова: если две горки муки абсолютно изолированы друг от друга, кемицу осуществлять нельзя; если одна горка возвышается над перегородкой и, осыпаясь на вторую, соприкасается с ней, комец отделять — можно, минха будет кошерной.
Рава предлагает обсудить новый вариант ситуации. К примеру, разделили муку минхи пополам, и вторая половина пропала. Дополнили минху второй, отдельной, горкой муки. Обе горки поместили в один сосуд. И тут обнаружилась пропажа, которую третьей горкой всыпали в тот же сосуд. И вот выясняется, что пропавшая, а затем найденная, мука получила туму. Возникает вопрос: следует ли считать, что вся мука в сосуде стала нечистой.
Тумой «заразится» лишь первая половина муки, — объясняет Талмуд. — Ибо она с той, что пропала и нашлась, составляет духовное целое. Та часть, которую добавили поздней, остается в состоянии таѓор (духовная чистота) — духовно она с пропадавшей частью муки абсолютно не связана.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, связанные с «проникновением» тумы (духовной нечистоты) в Храм. И рассматривает способы избавления от нее.
Здесь анализируется, в частности, весьма «нетрадиционный» в контексте сегодняшнего дня метод духовного очищения — использование для этой цели детали одежды коэна (служителя в Храме), которая называется циц (золотая пластина с надписью, которая надевалась на лоб коэна гадоль — первосвященника).
Впрочем, тем, кто регулярно читает наши обзоры, это сообщение уже не покажется «новостью». Мы уже говорили о том, закон требует от коэна, чтобы, приходя в Храм, он надевал на себя все, что положено. Говорили, что отсутствие в его «костюме» всего одной детали может «испортить» всю процедуру приношения — сделать корбан (приношение в Храме) некошерным. Рассматривали также особые свойства каждой детали одежды коэна (см. обзоры листов 18 и 88 трактата Зевахим). Правда, в общих чертах. В обзоре листа 88 (трактат Зевахим) отмечалось, например, что циц «искупает человеческую наглость».
Теперь же нам предстоит узнать о конкретных проявлениях свойств циц в практике храмового служения.
Здесь Талмуд сообщает, что золотая пластина на лбу главного коэна обладает способностью очищать корбанот (множественное число от слова корбан) от тумы (духовной нечистоты).
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Если комец (горсть муки, отделенная от общего объема минхи) получил туму, и его принесли на мизбеах (в приблизительном переводе — «жертвенник»), особые свойства циц очищают его, и комец становится пригодным для сожжения, а минха — для дальнейшего использования.
Если же комец был вынесен за пределы азары (храмового двора), а потом его принесли обратно в Храм, циц не в состоянии вернуть ему пригодность...
Талмуд приступает к анализу Мишны. И, прежде всего, выясняет истоки ее положений.
Приводится цитата из Торы: «...И искупит (исправит) Аарон ошибку приношений» (Шемот, гл. 28, ст. 38). В этой фразе Талмуд находит намек на возможность исправить «изъян» с помощью циц.
Предпринимая глубокое исследование, Талмуд задается вопросом, о какой ошибке здесь речь. И выдвигает гипотезу: быть может — о неправильном намерении коэна, когда на одном из этапов осуществления процедуры приношения (об этапах — см. обзор листа 2 и 13 трактата Зевахим), он мысленно сформулировал желание съесть мясо корбана по истечению установленного Торой срока?
Но ведь мы говорим о мучном приношении. При чем тут приношение категории зевах (животного происхождения)?
Здесь, вероятно, не лишним будет напомнить, что, анализируя проблемы связанные с процедурой приношения минхи, Талмуд постоянно сопоставляет возникающие ситуации и регламентирующие их законы с законами, которые в аналогичных случаях регулируют процедуру приношения зевах. И это понятно: между процедурами приношения минхи и зевах существует прямая и непосредственная связь. В чем мы могли убедиться, скажем, на примере «схемы соответствия» этапов тех и других приношения (см. Введение в трактат Менахот).
Однако вернемся к приведенной на нашем листе цитате.
Предположив, что под словом «ошибка» Тора подразумевает неправильное намерение коэна, Талмуд вскоре отвергает его — сосредоточив внимание на факте, что неверное направление мысли делает корбан некошерным. А «некошерность» — понятие «фатальное», если можно так выразиться. Если мясо непригодно для еды, его статус уже нельзя, изменить, ситуацию невозможно исправить.
Значит, речь идет о приобретении тумы (духовной нечистоты), — заключает Талмуд. — Регламентирующие это явление законы не так строги, как законы «кошерности». И напоминает о существовании правила: если вся община Израиля — в состоянии тумы, даже служение в Храме в этом состоянии разрешается.
Однако во втором положении Мишны сказано, — отмечает раби Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), — что в случае, если комец, отделенный от минхи, вынесли за пределы азары, ситуация — необратима: минха становится непригодной для использования, потому что «исправить» комец невозможно.
Если бы дело было в том, насколько строг закон, то и комец, вынесенный за пределы храмового двора, можно было бы «вернуть в кошерное состояние». Ибо закон, диктующий «территориальные» ограничения, не строже законов тумы. Ведь были времена, когда мизбеах стоял в Нове, а потом — в Гивоне. О «территориальном регламенте» тогда не говорили.
В Торе сказано не об ошибке человека, совершающего процедуру приношения, но — об «изъяне» в самом корбане, — отмечает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века)...
Так постепенно, шаг за шагом, анализируя с определенных позиций целый спектр законов, регламентирующих осуществление процедуры приношений разных категорий, Учителя приближаются к Истине и находят, порой — в глубочайших смысловых пластах Торы, обоснование положениям Мишны...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, связанные с «проникновением» тумы (духовной нечистоты) в Храм.
На обсуждение выдвигается ситуация, когда, уже после отделения комеца (горсти муки, которая отделяется от общего объема минхи и сжигается на мизбеахе, условно — «жертвеннике», что является центральным моментом процедуры приношения), получает туму (духовную нечистоту) или — вообще пропадает.
В Мишне по этому поводу сказано:
Если (после отделения комеца) остаток минхи, — говорит раби Элиэзер (тана, один из крупнейших Учителей Мишны второго поколения, 1‑й век), — оказался в состоянии таме (духовной нечистоты) или пропал, комец (все равно) можно сжечь на мизбеахе и процедура приношения минхи — засчитывается.
Раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, коллега раби Элиэзера; 1‑й век) открывает в решении этой проблемы иную грань Истины.
(В этом случае) комец становится непригодным для сожжения на мизбеахе, — говорит он...
Если остаток минхи получил туму, пропал или сгорел после кемицы (процедура отделения комеца), но — до того, как комец был помещен в специальный храмовый сосуд, комец нельзя сжигать на мизбеахе, и приношение не засчитывается.
И в этом случае комец на мизбеахе сжигать можно, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), усматривая в проблеме иную грань Истины...
Приступив к анализу текста Мишны, Талмуд детально исследует позиции Учителей.
Изучив точку зрения раби Иегошуа, Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) приходит к выводу, что высказывание раби Иегошуа относится к ситуации, когда тумой «заражен» весь остаток минхи. Тогда комец, по его словам сжигать на мизбеахе нельзя. Но и он (раби Иегошуа) признает, что в случае, когда туму получает лишь часть остатка, минха (в том числе, комец) — пригодна для дальнейшего использования. Но вот, если после кемицы (этап отделения комеца — об этапах осуществления процедуры приношения минхи см. во Введении в трактат Менахот) хотя бы часть минхи теряется, комец на мизбеахе уже не сжигают. И, следовательно, вся процедура приношения не засчитывается выполнением заповеди.
В чем же различие в данном случае между потерей и приобретением тумы? — спрашивает Талмуд.
«Зараженную» тумой часть остатка минхи можно очистить с помощью пластины циц (золотая пластина с надписью, которая надевалась на лоб первосвященника; подробнее о циц и «чудодейственных» свойствах этой детали одежды коэна — см. в обзоре листа 25), — объясняет Рав позицию раби Иегошуа. — Но если этот остаток пропал или сгорел, положение не исправишь.
Отметим, что сам Рав придерживается точки зрения раби Элиэзера. Если даже весь остаток минхи после отделения комеца оказался в состоянии таме, — говорит он, — его тоже можно вернуть в состояние таѓор (духовной чистоты) с помощью циц первосвященника. При этом, если после кемицы минха пропала или сгорела, комец тоже можно сжигать на мизбеахе и приношение будет засчитано как исполнение заповеди. Ведь главный момент, когда искупается проступок человека — актара (сожжение комеца; об этапах осуществления процедуры приношения минхи — см. во Введении в трактат Менахот).
Талмуд предпринимает сравнительный анализ, сопоставляя рассматриваемые здесь ситуации с — аналогичными, которые могут возникать в процессе осуществления процедуры приношения зевах (корбан — приношение в Храме — животного происхождения).
Как мы помним, этап актара в приношении минхи в процедуре приношения зевах соответствует зерике (окропление мизбеаха кровью животного — см. Введение в трактат Менахот). На зерике и концентрирует внимание Талмуд, моделируя схожие случаи.
Если в процессе осуществления процедуры приношения зевах, после этапа кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальный сосуд — см. обзор листа 2 трактата Зевахим), — говорил раби Иегошуа, — что-то случилось с тушей животного (мясо стало нечистым, пропало или сгорело), зерику можно производить, если «нетронутым» осталось мясо или жир, как минимум, в объеме кезайта (размер маслины средней величины). Если же сохранившийся остаток составляют половина кезайта мяса и половина кезайта жира, целое они не составят. И окроплять кровью этого животного мизбеах — нельзя. Даже если при этом абсолютно чистой и сохранной осталась минха (имеется в виду минха, приношение которой «сопровождало» корбан категории зевах)...
Далее Талмуд анализирует следующее положение Мишны.
Чтобы понять его смысл, следует вспомнить: специальный храмовый сосуд — не обычная посуда. Это — некая особая «емкость», внутри которой возникает «энергетическое поле» высочайшего уровня концентрации духовности. Поэтому храмовые сосуды обладают способностью «заряжать» духовностью высочайшего уровня то, что в это «поле» попадает (см. обзор листа 7.
То есть позиция составителя нашей Мишны — очевидна: высокая концентрация духовности, которой в сосуде «заряжен» комец, позволяет использовать его по назначению даже в «экстремальной» ситуации.
Но почему тогда раби Шимон высказывает как будто бы противоположную точку зрения?
По опыту знакомства с содержанием листов Талмуда, мы уже знаем, что позиция раби Шимона по определению не может противоречить указаниям Мишны. Просто решение проблемы зависит от множества факторов, оказывающих влияние на конечный результат.
Не имея возможности в рамках нашего обзора проследить логическую цепочку, выстроенную раби Шимоном, скажем лишь, что, изучая данную проблему, он берет за основу фразу из Торы, в которой о минху написано: «...Святая святых она, как корбан-хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку) и корбан-ашам (символизирует искупление проступка)» (Ваикра, гл. 6, ст. 10). И в центре его внимания оказываются моменты, которые при выведении основной сентенции Мишны по этому поводу не учтены. Поэтому позиция раби Шимона, дополняя ее указание, и включена в содержание самой Мишны...
Рассмотрев различные аспекты законов, регламентирующих действия, предусмотренные процедурой приношения минхи (мучного приношения), возможные варианты ошибок и непредвиденных ситуаций, на нашем листе Талмуд переходит к обсуждению ее «количественного» состава. Выдвигаются необходимые условия, при соблюдении которых минха будет пригодна для приношения. Если же они — нарушены, для использования минха не годится.
В Мишне перечисляются, в основном, предусмотренные законом параметры::
Комец (отделенная от общего количества горсть муки, которую сжигают, что и является центральным моментом осуществления процедуры мучного приношения) должен быть полным.
Исарон (мера объема) муки минхи должен быть полновесным.
Вино (которое льют на мизбеах, условно — «жертвенник») должно быть в том количестве, которое предусмотрено для данного приношения зевах (животного происхождения; для барана — одна мера, для быка — другая), не меньше (в данном случае имеется в виду минха, «сопровождающая» приношение зевах).
Запрещается приносить муку без масла и масло — без муки.
Нельзя проводить процедуру сожжения комеца на мизбеахе без левоны (крупицы смолы особого дерева, которые использовались как благовоние) и сжигать на мизбеахе левону — без комеца.
В поисках обоснования положениям данной Мишны, Талмуд проводит исследование, пользуясь методом сравнительного анализа. Объект для сравнения, как обычно в этом трактате — аналогичные законы приношения категории зевах.
Учителя рассматривают указания, которые даны в других частях Талмуда.
И выясняется, например, что нельзя приносить в Йом Кипур одного козла без — другого (о процедуре приношения двух козлов в Йом Кипур — см. обзоры листов 65, 66, 67 и 68 трактата Йома). А в праздник Шавуот, когда приношение должны «сопровождать» две халы, не приносят одну без — другой.
Так же, как в нашей Мишне, запрещено приносить хлебные караваи без благовоний, а благовония — без хлебов.
Приводит Талмуд и ситуацию с назиром, который в конце срока, назначенного его обетом, осуществляет приношение, которое, кроме зевах, состоит и из двух хлебов разных видов. По этому поводу сказано, что он (назир) не может приносить один хлеб без — второго.
Отмечает Талмуд и закон, предписывающий совершать в Суккот определенные действия с растениями четырех видов. И если хотя бы одного в «связке» не хватает, набор не пригоден для использования...
Как это нередко бывает в Талмуде, упомянув один из законов — по аналогии с обсуждаемой темой, Учителя углубляются в анализ его тонкостей. Так происходит и на нашем листе: Талмуд начинает уточнять детали использования в Суккот растений четырех видов.
Если какое-то растение в связке отсутствует, — говорит рав Ханаан бар Рава, — человек не выполняет заповедь. Но когда все четыре вида — в наличии, он может исполнить мицву (заповедь), даже в том случае, если они не соединены в пучок.
Это высказывание служит для Учителей метафорической основой для вывода, который неопытному в чтении талмудических текстов человеку покажется, вероятно, неожиданным. Так и еврейский народ, — говорят Учителя. — В молитвах Творцу должны быть все вместе: и праведники и грешники (подобно растениям в связке, часть которых дает плоды, часть — «бесплодны»). Как сказано в Танахе: «Разумом (человек) достигает Небесных высот, но основа (этого) — в объединении на земле» (книга пророка Амоса, гл. 9). Но в том случае, когда человек молится в одиночестве, мольба его достигает Небес...
Но почему же тогда выдвигается требование, чтобы для совершения заповеданного в Суккот ритуала эти четыре вида растений связывали в пучок? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: это важно, потому что каждую заповедь следует выполнять наилучшим образом...
Моше Гойхберг
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущего листа (см. обзор листа 27) — состав минхи (мучного приношения), перемещая центр внимания на качественный аспект проблем, которые в этой связи могут возникать в процедуре приношения. Рассматриваются, в частности, ситуации, когда один из элементов в составе минхи непригоден для использования.
Однако, прежде чем приступить к анализу конкретных обстоятельств, непосредственно касающихся мучных приношений, Талмуд разворачивает общую картину взаимовлияния отдельных элементов друг на друга и — на целое, которое они составляют.
В Мишне нашего листа сказано:
Если одна из семи «ветвей» храмовой меноры (светильник в Храме) оказалась с изъяном, вся менора не годится для использования. Непригодна также и каждая «ветвь» в отдельности (из оставшихся шести).
То же правило действует и по отношению семи свечей меноры (в Храме свечи были масляными; они представляли собой «чаши», в которые наливалось масло и вставлялся фитиль).
Текст мезузы должен абсолютно точно соответствовать текстам Торы. Если в тексте мезузы (вставленный в футляр скрученный свиток, выполняющий, согласно еврейской традиции, роль «охранной грамоты»; крепится к дверным косякам еврейского дома) не хватает одного отрывка (на мезузе должны быть: фрагмент из Шма, Исраэль — Дварим, гл. 6, ст. 4‑9 и отрывок «И будет, если послушаешься...» — Дварим, гл. 11, ст. 13‑21), мезуза непригодна для использования. Более того, если в отрывках не хватает (даже) одной буквы (одно из слов написано неправильно, буква затерта или размыта от влажности воздуха), мезузу также нельзя использовать.
То же правило действительно и для тефиллин (кожаные «коробочки», внутри которых — свитки с четырьмя фрагментами из Торы: «Посвяти мне каждого первенца...» — Шемот, гл. 13; ст. 1‑10; «И будет, когда войдешь Ты...» — там же, ст. 11‑16 и два отрывка, которые должны быть в мезузе — см. выше). То есть тфиллин нельзя надевать, если в его текстах не хватает даже одной буквы (тфиллин полагается надевать ежедневно, кроме субботы — на время утренней молитвы).
Запрещено носить цицит (кисти, подвязанные к четырем углам одежды еврея — в знак вечного Союза с Творцом), если не хватает одной кисти (все четыре составляют одну заповедь).
По поводу цицит раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает иную грань Истины. Каждая кисть, — говорит он, — отдельная мицва (заповедь). Поэтому можно надевать цицит и в том случае, если у них лишь, скажем, три кисти. Это будет означать, что одна из четырех заповедей цицит будет не выполнена.
Сразу же отметим, что ѓалаха (еврейский практический закон) не принимает грань Истины раби Ишмаэля и следует точке зрения большинства Учителей.
Талмуд приступает к исследованию положений Мишны и, придерживаясь порядка данных в ней установлений, рассматривает законы, регламентирующие использование меноры в Храме.
Приводится цитата из Торы: «...И сделаешь менору из чистого золота, литой ее сделаешь» (Шемот, гл. 25, ст. 31).
Изучив фразу, Учителя приходят к выводу, что каждую менору следует отлить из цельного куска золота, а потом, применяя специальные методы обработки — придать ей нужную форму, со всеми деталями.
Как это делали мастера древности — загадка. Ведь храмовая менора имела довольно внушительные размеры. Его высота достигала 18‑ти тефахим (мера длины времен Талмуда; в переводе на современную метрическую систему это — более полутора метров).
Отметим любопытный факт. В наши дни Иерусалимский институт исторических исследований «Клей а‑Микдаш» (храмовой утвари) долгое время по всему миру искал специалиста, способного изготовить менору — повторение той, что стояла в Иерусалимском Храме. Однако, при всех достижениях современности, такой мастер не был найден.
Попутно Талмуд сообщает, что серебряные хацерот (трубы, в которые во время странствий еврейского народа в пустыне трубили, созывая старейшин, или для того, чтобы объявить всем об остановке) тоже отливали из цельных кусков. Однако это не было законом. Если, трубу изготовили, допустим, из двух кусков серебра, в нее можно было трубить. В утилитарном смысле она не отличалась от других. Это объясняет, почему в Иерусалимском Храме разрешалось использовать любые предметы, изготовленные Моше Рабейну для Мишкана (переносного Храма), кроме — хацерот...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущего листа — взаимовлияние отдельных элементов «объекта» друг на друга и — на целое, которое они составляют.
Речь шла, как мы помним, в частности — о правилах использования и изготовления меноры (светильника) для Храма (см. обзор листа 28).
На нашем листе, возвращаясь к теме меноры, Талмуд приводит цитату: «На меноре чистой (подчеркнуто мной) расставит он...» (Ваикра, гл. 24, ст. 4).
Детально исследуя эту фразу, раби Йонатан (великий Учитель Мишны, 3‑й век) усматривает в ней намек на необычное обстоятельство. Моше Рабейну, — говорит он, — из «чистого места», то есть — с Небес, была показана менора. Она и послужила ему образцом для изготовления светильника для Мишкана (переносного Храма).
Ту же идею встречаем и в комментариях Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), который отмечает, что Моше делал менору для Мишкана, глядя на Небо, откуда ему «демонстрировали», если можно так выразиться, визуальный образ храмового святильника.
Но тогда, — говорят другие Учителя, — мы должны будем сказать, что и стол для приношений сделан по образу с Небес. Ведь в том же отрывке Торы, где даны указания о столе приношений, употреблено слово «чистый». Но ведь известно, что речь здесь идет о вероятности проникновения в «объект» тумы (духовной нечистоты).
Может ли стол «впитывать» духовную нечистоту, когда сверху на нем были деревянные доски, на которые укладывали хлебные караваи? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: если эти доски не сдвигали, они в любом случае (даже если их касался человек в состоянии таме — духовной нечистоты) не принимали туму. Но если — сдвигали, они могли «заражаться» тумой. Именно об этом и предупреждает Тора, в отрывке, где сказано о столе.
Тора призывает людей к осторожности. Потому что по праздникам доски вместе с хлебами поднимали (то есть снимали с того места, где они не имели способности принимать туму).
Раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века) об этом рассказывает так. Великое чудо происходило в Первом Храме с хлебными караваями. После того, как они пролежали на храмовом столе неделю, их поднимали перед всеми собравшимися в Храме евреями. И присутствующие восклицали: «Взгляните на эти хлеба! Велика любовь Всевышнего к нам! Чудо Он сотворил — хлеба эти так же тяжелы, как сразу же после выпечки».
Кстати, свидетельство, что хлеба «были так же тяжелы», говорит о том, что хлеб в Храме за неделю не высыхал, то есть — не черствел. И это было одним из чудес, которые являл в Первом Храме Всевышний.
Маѓараль (раби Иегуда Лива; один из величайших комментаторов Торы и Талмуда, автор многих основополагающих мировоззренческих книг, главный раввин Праги — Чехия; 16‑й век) дает такое объяснение чудесам, которые Всевышний совершал с хлебными караваями. Народ в те времена был зажиточным и с пренебрежением относился к черствому хлебу. Поэтому Творец еженедельно, восстанавливал как бы «авторитет хлебной продукции».
Далее Талмуд, вновь возвращаясь к меноре, подчеркивает, для нее проблема духовной чистоты всегда — актуальна. Ибо светильники в Храме, как мы знаем, изготавливались из золота, а любой металл, обладая высокой «проводниковой» способностью, беспрепятственно впитывает туму.
Ковчег Завета огненный, огненный стол и огненная менора спустились с Небес, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — Смотрел на них Моше Рабейну и делал для Мишкана (переносной Храм) их точные копии (иными словами, Небеса представили Моше «макеты» будущих элементов Храма — из огня).
Малах (некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей) Гавриэль, — вносит свои уточнения раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — показал Моше «принцип действия» меноры.
В принципе, Моше мог изготовить необходимые для Храма предметы, следуя точным указаниям Творца, — объясняет Маѓараль, — Но, поскольку эти предметы обладают высочайшим уровнем концентрации духовности, в работе над ними потребовалось непосредственное участие Небес. И Гавриэль присутствовал при их изготовлении, как посланник Всевышнего.
Гавриэль принимал участие только в изготовлении меноры, — дополняет Маѓарша (комментатор Талмуда, Польша, 16‑й век), углубившись в исследование темы, — потому что он — малах Огня. К тому же, образ меноры, «технологию» ее изготовления без «макета» и без прямого участия в ее создании Гавриэля трудно было бы представить даже Моше — пророку высочайшего духовного уровня.
Талмуд сообщает, что в иешиве раби Ишмаэля (великий Учитель Мишны, 2‑й век) учили, что Всевышний многое показал Моше с помощью визуальных образов. В частности — восемь видов животных, трупы которых распространяют туму. Ибо написано в Торе без перечисления: «Вот это распространяет туму» (Ваикра, гл. 11, ст. 29). Ибо так говорят, когда слова сопровождаются показом.
Некоторые Учителя отмечают, что сам Всевышний показывал, как надо делать шехиту (когда животное режут указанным в Торе, безболезненным способом).
Творец «воочию», визуальными образами продемонстрировал Моше те «объекты» и явления, — объясняет Маѓараль, — которые «не вписываются» в картину нашего мира, и человеку негде позаимствовать представление об их внешнем виде, сущности и способах функционирования...
На этом листе Талмуд возвращается к анализу последней Мишны нашей главы (см. фрагменты из ее текста в оборе листа 28), которая, как мы знаем, посвящена теме взаимовлияния отдельных элементов «объекта» друг на друга и — на целое, которое они составляют.
Здесь в эпицентр обсуждения попадает положение о мезузе (вставленный в футляр скрученный свиток, выполняющий, согласно еврейской традиции, роль «охранной грамоты»; крепится к дверным косякам еврейского дома). По поводу этого «объекта», напомним, в Мишне сказано, что в случае, если в тексте отсутствует один из двух фрагментов (или даже — одна буква), мезузу использовать запрещено (см. подробности в оборе листа 28).
В процессе анализа этого установления Талмуд обращает внимание на странный, казалось бы факт. В Мишне говорится, что текст мезузы должен точно соответствовать текстам Торы. Зачем же тогда сказано, что в случае, когда даже одна буква (если слово написано неправильно, буква стерта или размыта) пользоваться мезузой нельзя? Разве это естественным образом не вытекает из правила «абсолютной точности»?
Этим Мишна подчеркивает, — объясняет Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — что и в ситуации, когда какая-то буква присутствует, но — не дописана (в ее графическом начертании — дефект), мезуза считается «испорченной».
Тут и без того не возникает вопросов, — отмечает Талмуд. — Каждому ясно: если буква не дописана, ее вообще буквой не считают. И получается, что буква в тексте отсутствует.
Имеется в виду, что в случае, если одна буква касается другой, — дает свое уточнение рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век), — мезуза считается непригодной для использования.
Если в пергаменте (тексты мезузы пишутся на тонком пергаменте из специально обработанной кожи) образовалось крошечное отверстие, — говорит раби Аба, — и фрагмент буквы из-за этого пропал, существуют два варианта ситуации. Если буква, тем не мене, легко прочитывается, мезузой разрешается пользоваться. Если нельзя разобрать, что за буква начертана в этом месте, пользоваться мезузой запрещено.
В случае, если возникает сомнение в том, какая именно буква поставлена в тексте, или в том, что никто не перепутает эту букву с другой буквой, — говорит раби Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), пергамент следует показать ребенку — не слишком «умному», не слишком «глупому». Если он прочтет букву правильно, мезузу использовать можно, если допустит ошибку — нельзя.
Далее Талмуд от имени Рава пересказывает замечательную агаду.
Когда Моше Рабейну поднялся на Небо, он застал Всевышнего за необычным занятием — Творец приписывал к буквам Торы короны.
— Неужели к буквам Твоей Торы надо еще и приписывать короны? — спросил удивленный Моше Рабейну.
— В будущем, через много поколений, — ответил ему Всевышний, — появится на земле человек по имени Акива бен Йосеф, который раскроет тайны каждой из корон на буквах Торы.
— Покажи мне его, — попросил Моше.
— Вернись назад, на землю, и сам его увидишь, — сказал Творец.
Вернулся Моше Рабейну на землю и, оказавшись в иешиве раби Акивы (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), сел в заднем ряду. Слушал, слушал, о чем там говорили — ничего не понял.
Совсем, было, отчаялся Моше, как вдруг один из учеников иешивы спрашивает:
— Каков источник такой-то ѓалахи (еврейский практический закон)?
— Этот закон получил Моше Рабейну на горе Синай, — отвечает раби Акива.
Моше воспрял духом.
Когда он опять вернулся на Небо, то задал Всевышнему такой вопрос:
— Если есть на земле такой выдающийся человек, зачем именно через меня Ты даровал Тору?..
— Замолчи! — приказал Моше Всевышний. — Разве не достаточно того, что таково было Мое решение?..
Какую же награду получит он за столь глубокие знания Торы? — поинтересовался Моше.
В ответ Всевышний опять отправил его на землю, чтобы он своими глазами увидел, какова будет награда.
Спустился на землю Моше и видит: железными гребнями сдирают с тела живого раби Акивы кожу...
И это — награда за верность Торе?! — воскликнул Моше, представ перед Творцом.
Замолчи! — как и в первый раз, ответил Создатель. — Таково Мое решение...
Приведем здесь разъяснения Маѓараля (раби Иегуда Лива; один из величайших комментаторов Торы и Талмуда, автор многих основополагающих мировоззренческих книг, главный раввин Праги — Чехия; 16‑й век).
Конечно же, раби Акива в своих знаниях Торы не поднялся выше духовного уровня Моше, — говорит Маѓараль. — Хотя знания его действительно были весьма глубоки и обширны.
Тору необходимо было оторвать от материалистического понимания мира и поднять к высшим планам Бытия. В этом и заключается символический смысл «путешествий» Моше на Небеса.
Короны над буквами, тайны которых открывал раби Акива — некая возможность, постигая суть Торы, проникать мыслью в принципы существования высших миров, даже не связанные с нашим миром.
Интересен и такой момент: Моше «упал духом», а потом как бы «возродился». Это, по объяснению Маѓараля, означает, что законы высших миров прямо проистекают из «простых» слов Торы, полученных Моше из «рук» Всевышнего.
Что касается раби Акивы, в каком-то смысле он, — говорит Маѓараль, читая агаду, — был оторван от земного мира. Это, с одной стороны, позволяло ему постигать высшие миры, с другой — мешало воспринимать, в отличие от Моше, Тору во всей его целостности. Он отгородил себя от той части Торы, через которую проявляется наш мир.
Раби Акива, — подчеркивает Маѓараль, — был полной противоположностью «злодеям», для которых существует лишь земной мир. Поэтому они и получили возможность расправиться с ним в этом мире, имея в нем временную власть...
На нашем листе Талмуд, обсуждая тему пригодности мезузы (вставленный в футляр скрученный свиток, выполняющий, согласно еврейской традиции, роль «охранной грамоты»; крепится к дверным косякам еврейского дома) для практического использования, продолжает рассматривать возможные варианты формы букв в написании текстов Торы на свитке мезузы (чтобы было понятнее, о чем идет речь — см. обзоры листов 28 и 30).
Семь букв нуждаются в коронах, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Это буквы, составляющие слово шаатнез (смесь в ткани льняных нитей с шерстяными; еврейский закон запрещает носить одежду из такой ткани). Необходимо следить, чтобы соферы (переписчики) не пропускали короны над этими буквами.
Некоторые трудности создает написание буквы хэт (по графическому начертанию похожа на русскую «п»), — отмечает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века). — Стоит немного заострить верхнюю часть буквы, и ее можно перепутать со словом хай (в переводе — «живой»; острый «пик» в ее верхней части как бы напоминает, что Источник жизни, Всевышний — на вершине бытия). Буква ѓэй при малейшей небрежности может быть прочитана как — хэт. Поэтому ее написание требует особой аккуратности.
Порой, даже правильно написанные буквы (в иврите) можно прочитать по-разному, — подчеркивает Талмуд. И приводит конкретный пример.
Будем иметь в виду: поскольку мы ведем наш разговор на русском языке, а цитаты представлены в литературно обработанном переводе, формально обнаружить «момент разночтения» невозможно. Поэтому придется воспринять этот пример как «абстрактную» данность.
Спросил раби Игуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) у раби Ами (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; 3‑й век): почему в пророчестве Иешаягу сказано — «Полагайтесь всегда на Всевышнего, ибо в Нем — скала незыблемая» (Танах, книга пророка Иешаягу, гл. 26, ст. 4)?
В тексте подразумевается, — ответил раби Ами, — что каждый, кто полагается на Творца, обретает высшую защиту — как в нашем мире, так и в мире Будущем. Однако неправильно говорить: «в Нем — скала незыблемая». Написано: «Он — скала незыблемая». Метафорой — «скала незыблемая» — передается ощущение непреходящей, бесконечной силы защиты Всевышнего. А буквы, которые ты принял за предлог «в» (повторим, что конкретное указание здесь — условно), это — буквы Имени Творца.
Попутно мы узнаем, что Всевышний создавал мир из букв своего Имени. Два мира Он сотворил: первый — из буквы ѓэй, второй — из буквы йуд. Одна буква была «расщеплена» на три элемента, из которых возникли вода, воздух и огонь...
Какой же из двух букв был сотворен этот мир, какой — мир Грядущий?
Об этом говорится в самом начале Торы (буквально во 2‑й главе книги Берешит). Не вдаваясь в «морфологические» подробности, дадим лишь конечный ответ: наш мир создан буквой ѓэй, Будущий мир — буквой йуд.
И еще Талмуд сообщает интересную информацию: наш мир подобен строению, у которого — три стены, а четвертая, нижняя — открыта. При этом в левой стене, в верхнем углу, есть «выход в открытое пространство». Это, по существу, описание формы буквы ѓэй. По начертанию она — почти точное повторение русской буквы «п», но отличается от нее тем, что левая «опора» вверху не доведена до конца, до «перекладины».
В этом — суть нашего земного существования. Если кто-то хочет «упасть на дно», у него есть возможность сделать это без труда (нижняя часть «строения» открыта). Тому, кто хочет подняться — помогают: левая опора «вознесет» его вверх, а через узкий «выход в открытое пространство» он поднимется на вершину.
Будущий мир для нас символически представлен очертаниями буквы йуд (маленькая «запятая» на уровни верхней части любой другой буквы). Смысл такой формы заключается в том, — объясняет Маѓараль (раби Иегуда Лива; один из величайших комментаторов Торы и Талмуда, автор многих основополагающих мировоззренческих книг, главный раввин Праги — Чехия; 16‑й век), — что немногие из нас достойны Будущего мира. Однако гематрия (числовое значение) буквы йуд — 10, что в переводе с языка символов следует понимать как «выход в иное измерение». Наклон в начертании буквы тоже имеет символический смысл: «каждый праведник склоняет голову перед величием других»...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать ту же чрезвычайно важную для нашей традиции тему — копирование софером (писцом) текстов Торы (начало обсуждения — см. в обзорах листов 30 и 31).
Речь здесь уже идет о том, как следует писать Книгу Торы (на иврите — Сефер Тора). И в частности, Учителя задаются вопросом, как должна выглядеть ее последняя страница.
Талмуд приводит закон, диктующий определенные правила. Завершая написание Сефер Тора, ее окончание пишут так же, как окончание хумашим (отдельных книг Торы — скажем, Берешит, Шемот и т. д.). С середины страницы (по вертикали) строки укорачивают, так, чтобы, когда текст дойдет до нижней строчки, общее начертание текста напоминало треугольник, обращенный вершиной в нижнюю часть листа.
Последние восемь фраз в Торе (от слов: «умер Моше» и до конца; а Тора заканчивается словами: «...перед глазами всего Израиля»), — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — в синагоге читает один человек.
То есть, если некто уже начал читать этот отрывок, — уточняет ситуацию Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — его не прерывают и не вызывают к Торе другого человека.
Отметим, что при чтении Торы в любом другом месте вызванного к Торе разрешается останавливать, чтобы дальше читал кто-то другой.
Сказано в конце Торы: «И умер там Моше — слуга Всевышнего». Эти слова сам Моше Рабейну написать не мог. И нам остается отметить, что все, что было до этого, записывал Моше. Но последний отрывок «принадлежит перу» Иегошуа бин Нуна (ученик и последователь Моше; возглавил еврейский народ после кончины Моше Рабейну), — комментирует приведенное выше правило раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Однако раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Вся Тора, от начала до самого конца, до последней буквы записана Моше Рабейну под диктовку Всевышнего, — говорит он. — Сама Тора свидетельствует об этом словами: «И возьмите Сефер Тору эту и положите...» (Дварим, гл. 31, ст. 26). Это — распоряжение Моше. А под понятием Сефер Тора подразумевается лишь вся книга, целиком. Творец говорил, а Моше — записывал, повторяя слова Всевышнего вслух, чтобы не допустить ошибки. И только последние восемь фраз он писал молча, чувствуя горечь.
Еще одну грань Истины открывает в этом Виленский Гаон (раби Элиягу из города Вильно; Литва, вторая половина 18‑го века; назван Гаоном — почетнейший титул — за исключительные знания всех разделов Торы и праведность).
Всевышний создал Тору за две тысячи лет до Сотворения мира (этот временной отрезок — чисто духовный, не имеющий отношения к материальному миру, и поэтому мы говорим, что мир существует 5764 года, без учета тех 2‑х тысяч лет — прим. ред.), — сообщает он. — Но ее содержание не было «оформлено» в слова и не существовало в буквенном тексте. Только в момент Дарования Тора «облачилась» в слова. Примерно то же самое происходило и с последними восьмью фразами Торы. Моше записал под диктовку Творца некий «набор» букв, и эти буквы сложились в слова после смерти Моше Рабейну.
Талмуд возвращается к правилу, запрещающему прерывать чтение последних
фраз Торы. И выдвигает вопрос: если и завершающие текст восемь фраз написаны Моше Рабейну, почему их выделяют? Почему для них существует особый порядок?
И отвечает: потому что они написаны в несколько другом стиле, нежели вся Тора.
Впрочем, некоторые Учителя открывают разные грани Истины и в вопросе, как понимать высказывание Рава — «один читает их...».
Под словом «один», — говорят Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — Рав подразумевает понятие — «особый», «возвышенный». И это означает, что только выделяющийся из среды присутствующих в синагоге, неординарный человек достоин читать этот отрывок.
Рав, выводя это правило, заботился о том, чтобы люди, полагая, что заключительные восемь фраз написаны кем-то другим — не Моше Рабейну, не отнеслись к их прочтению с пренебрежением, — подчеркивает раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Поэтому и «поручил» читать этот текст самым мудрым в общине.
Однако совершенно иную грань Истины усматривает в проблеме Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век).
Восемь последних фраз Торы можно читать, даже если нет миньяна (десять взрослых евреев-мужчин), даже если в синагоге находится только один человек, — пишет он в своем Кодексе еврейских законов (раздел «Законы молитвы», гл. 13, ѓалаха 6), — Несмотря на то, что они, как и весь остальной текст, записаны Моше Рабейну, они отличаются от предыдущего текста. Поэтому и законы для них — другие...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать очень важную для нашей традиции тему — законы, регламентирующие отношение людей к Книге Торы — Сефер Тора (начало обсуждения см. в обзоре листа 32).
Тот, кто покупает свиток или книгу Торы, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — делает мицву (выполняет заповедь), но тот, кто сам написал ее текст — как будто бы вновь получил ее на горе Синай. Если же человек купил книгу Торы, внимательно изучил ее текст, нашел в нем ошибку и исправил ее, о таком говорят: он как будто бы сам переписал Сефер Тору...
Талмуд подчеркивает, что Сефер Тора должна выглядеть красиво. И задается вопросом: что это значит?
Тут, вероятно, надо пояснить, что Сефер Тора представляла собой свиток (мы называем его — «книгой»), сделанный из отдельных «листов» пергамента (особым способом обработанной тонкой кожи; на иврите — ириет, единственное число — ирия), сшитых между собой.
На каждом листе (куске пергамента), — говорят Учителя, — должно размещаться от трех до восьми столбцов текста. Поэтому для Сефер Торы надо выбирать не слишком узкие и не слишком длинные листы.
Швы между отдельными листами пергамента украшают Сефер Тору, — отмечает Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — Если, конечно же, ни расположены друг от друга на зрительно выигрышном расстоянии.
Далее Талмуд дает «параметры» столбцов текста: их следует делать шире обычного, чтобы они выгодно отличались от текстов других видов; но и тут надо иметь чувство меры — если они слишком широки, психологически человеку их трудно прочесть, его взгляд будет «скакать» со строчки на строчку.
Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.) усматривают в этом иную грань Истины.
Столбцы не должны быть широкими, если текст написан мелкими буквами, — говорят они. — Если буквы достаточно крупные, проблемы с чтением широких строк нет.
Далее Талмуд уточняет, что ограничения на количество столбцов на одном куске пергамента (листе) касаются лишь начала Сефер Торы. Потом текст можно писать и в один столбец.
Дает Талмуд и параметры «рабочего поля» (места занятого буквами текста) ириет: терех (мера длины, равная примерно 10‑ти см) — от нижней кромки каждого листа; верхняя часть текста должна отступать от края листа на три пальца (по определению Учителей — 2,4 см); расстояние между столбцами — в два пальца); расстояние между строками должно равняться высоте самой строки, между словами — ширине прописной буквы, между буквами — на усмотрение софера (писца), но так, чтобы буквы не касались друг друга.
Необходимо писать буквы так, чтобы по всей ирие они были одинаковой величины, — наставляет Талмуд. — Запрещается произвольно уменьшать или увеличивать их так же, как и расстояние между строками. Если слово состоит, скажем, из пяти букв и не умещается на строке, нарушение ровной вертикали столбца допускается. Однако за «рамкой» не должно оказываться больше двух букв. Однако, если слово, которым, к примеру, заканчивается фраза, состоит из двух букв и на строчке оно не умещается, его необходимо перенести на следующую строку.
Что делать, если в написании Имени Всевышнего допущена ошибка? — спрашивает Талмуд.
Аккуратно выскребают буквы Имени, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), а потом Имя вписывают заново.
Это можно сделать, если буквы еще не высохли, — уточняет раби Ицхак (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, конец 3‑го века).
При этом надо стереть все Имя и все Имя — вписать заново, — подчеркивает раби Шимон Шазури. — Отдельные буквы в этом случае не исправляют.
Иную грань Истины обнаруживает в этом раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век).
Нельзя вписывать Имя Творца на то место, которое выскребли, допустив ошибку, — говорит он. — И вписывать Имя между строк — не разрешается. В случае, когда Софер сделал ошибку в Имени Всевышнего, надо извлечь из свитка всю ирию, захоронить ее, а вместо нее вставить — новую.
Что говорит по этому поводу ѓалаха (еврейский практический закон)?
Она следует точке зрения раби Шимона Шазури.
Однако, скажем, в ашкеназских общинах стирать, а потом восстанавливать Имя Всевышнего все же не принято. Ашкеназы следуют указанию раби Меира. Сефардские евреи допускают исправление. Но делают это с чрезвычайной осторожностью. «Испорченный» лист несут к специалисту, и он, на том месте, где стоит неправильно написанное Имя Творца, срезает с ирии тончайший слой кожи. Так, что «невооруженному» глазу дефект незаметен. Сюда и вписывают Имя Творца, теперь уже — правильно. Следует добавить, что срезанный кусочек не выбрасывают, а несут в генизу (место захоронения святых текстов).
На предыдущем листе Талмуд, обсуждал законы, регламентирующие отношение людей к Книге Торы — Сефер Тора. Рассматривая, в частности, проблему, возникающую, когда в написании Имени Всевышнего допущена ошибка, Талмуд говорит, что ѓалаха (еврейский практический закон) в этом вопросе следует позиции раби Шимона Шазури, который отмечал, что исправить ошибку в Имени можно лишь, переписав это Имя целиком (см. обзор листа 33).
На нашем листе Талмуд приводит другие случаи, в которых ѓалаха так же следует точке зрения раби Шимона Шазури.
Приведем здесь лишь некоторые примеры.
Один из них касается ситуации, когда осужденного и приговоренного к высшей мере наказания ведут на эшафот.
Если приговоренный по дороге к месту казни, — говорит раби Шимо Шазури, выкрикивает: «Напишите жене моей гет (разводное письмо)!», судьи обязаны сделать это.
Тут, вероятно, надо разъяснить смысл этой ѓалахи. Современному человеку, пожалуй, непонятно значение этого последнего «наказа» осужденного. Ведь в данном случае жена становится вдовой, то есть — остается без мужа. Какое значение, казалось бы, имеет для нее разводное письмо? Зачем оно ей, если и без гета, она, потеряв мужа, все равно будет свободна от супружеских уз?
Тут дело в том, что вдова, если в браке у них с мужем не было детей, по закону должна была вступить в левиратный брак (выйти замуж за брата покойного мужа). И если она не хочет выходить замуж за деверя, у нее — один путь: обратиться в суд и отдать решение ее судьбы в руки судей. Но с получением гета она приобретает статус разведенной женщины, и обязанность вступать в левиратный брак с нее снимается.
Так вот, если приговоренный к высшей мере наказания, зная, что брак с его братом не принесет его, считайте, почти бывшей жене ничего хорошего, просит дать ей разводное письмо, просьбу его, согласно точке зрения раби Шимона Шазури, надо удовлетворить.
То же правило распространяется и на ситуацию, когда человек смертельно болен и, умирая, завещает написать гет жене, — подчеркивает раби Шимона Шазури.
Другой пример ѓалахи, которая выведена на основе позиции раби Шимона Шазури, относится к закону отделения маасера (каждый еврей-земледелец имеет право пользоваться плодами снятого урожая только после того, как он отделил от него десятую часть — в пользу коэнов). Конкретнее, речь идет об урожае, купленном у еврея, и покупатель знает, что продавец может отнестись к выполнению заповедей с некоторой небрежностью. То есть, у покупателя нет уверенности в том, что от купленного им урожая маасер отделен.
В таком случае покупатель сам отделяет маасер. Но что делать, если, отделив от приобретенных плодов десятую часть, человек (или кто-то из членов его семьи) перепутал отделенное с оставшейся частью урожая?
Ему следует спросить у продавца, отделил ли он маасер, — говорит раби Шимон Шазури. — И если ответ будет положительным, он вправе пользоваться купленными плодами.
Речь о том, что человек (покупатель) по ошибке перепутал отделенный им маасер с оставшейся частью купленного им урожая, — уточняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — и понял это только в шаббат. Отделять маасер в шаббат — запрещено. С другой стороны, — нельзя омрачать шаббат разного рода «неприятностями». А, человеку, положим, нечего есть, если он не будет брать плоды от купленного урожая. Поэтому раби Шимон Шазури и разрешает пользоваться этими плодами, если продавец заверил его, что отделил маасер, сняв плоды с поля. И открытой им грани Истины придерживается ѓалаха.
Как поступать в случае, если «путаница» обнаружена в будни? Тогда весь урожай посвящается коэнам и плоды есть нельзя?
И в этой ситуации покупатель может спросить у продавца, отделил ли он маасер, — говорит раби Шимон Шазури. — А, получив утвердительный ответ, имеет право использовать купленную продукцию по своему усмотрению...
На нашем листе Талмуд возвращается к обсуждению Мишны (см. ее текст — в обзоре листа 28). Рассматривает законы, регламентирующие написание Сефер Торы (см. также обзоры листов 32 и 33) и переходит к анализу положений, касающихся тефиллин (состоят из кожаных коробочек, в которых находятся свитки с отрывками из Торы и кожаных ремешков; коробочка, согласно соответствующей заповеди, прикрепляется на лоб, а ремешки — наматываются на правую руку) и мезузы (вставленный в футляр скрученный свиток, выполняющий, согласно еврейской традиции, роль «охранной грамоты»; крепится к дверным косякам еврейского дома).
Если ирия (Свиток Торы пишется на отдельных листах пергамента, изготовленного из тончайшей кожи — на иврите такой лист называется ирия — сшитых между собой) порвалась, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), ее можно зашить. Но только в том случае, если этот разрыв — между написанными строками Торы. И не простыми нитками, а — специальными, сделанными из жил кошерного животного.
Имеет значение, — уточняет Талмуд, — и количество строк, под которыми образовалась прореха. Если это — три строки или более, ирию следует изъять из общего ряда, отнести в генизу (место захоронения) и заменить на новую.
Это правило относят к старой Сефер Торе, — дают Учителя дополнительное указание. — Если разрыв обнаружился на новом свитке, ирия захоронению не подлежит. Она в любом случае зашивается. Ведь на новом свитке прореха не является признаком «ветхости».
Мезуза, текст которой написан короткими строчками (даже — по два слова в каждой), — говорит Рав, — пригодна для использования.
Тем более, не вызывает сомнений в пригодности мезуза, — говорит рав Нахман бар Ицхак, — в тексте которой строчки — разной длины (в одной, скажем — три слова, в другой — два). Ведь именно так и написана Шира (имеется в виду песнь, в которой Моше и весь еврейский народ восславили Творца, когда Он раздвинул перед ними воды Тростникового, теперь его называют — Красным, моря).
Если другие тексты Торы в Свитке написаны таким образом, Сефер Тора считается некошерной. Мезуза — другое дело. В ней как раз тексты, как в Сефер Торе, не должны напоминать треугольник, обращенный вершиной к нижней части ирии (об этом см. — в обзоре листа 32).
Последние слова завершающего весь текст отрывка Торы в мезузе (о том, какие отрывки помещены в свитке мезузы — см. в обзоре листа 28), — говорит рав Хисда (амора, великий Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), — должны быть написаны отдельной строкой.
По этому поводу разворачивается дискуссия.
Предмет этой дискуссии — понимание смысла этих последних слов: «...Как дни Небес над землей», что должно найти отражение в форме написания.
В этой фразе подчеркивается, — отмечают некоторые Учителя, — что Небеса очень далеки от земли. Поэтому следует предпоследнюю строку закончить словом «Небес», а остаток фразы перенести на отдельную строчку — так, чтобы слово «Небес» оказывались с левой стороны, а слова «над землей» — справа (напомню, что в иврите слова пишутся справа — налево).
В книге Теилим (Псалмы) сказано: «Как высоки Небеса над землей» (гл. 103), — открывают другие Учителя в этом вопросе иную грань Истины. В нашей фразе заключен тот же смысл. Поэтому необходимо написать слова «над землей» — прямо под словом «Небес», то есть — справа.
Перед тем, как прикреплять мезузу на дверной косяк, — говорит рав Хэлбо, — свиток необходимо свернуть слева — направо, начиная скручивать пергамент со слова «Един», завершающего фразу «Слушай, Израиль...». И еще: каждый из двух отрывков в мезузе должен быть «закрытым».
Это означает, что каждый фрагмент из Торы в мезузе должен начинаться с красной строки (с отступом от правого края текстового блока), — объясняют Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.)...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну (см. обзор листа 28). Рассматриваются, в частности, законы написания Сефер Торы. В сопоставлении с законами написания отрывков из Торы в тефиллин (состоят из кожаных коробочек, в которых находятся свитки с отрывками из Торы и кожаных ремешков; коробочка, согласно соответствующей заповеди, прикрепляется на лоб, а ремешки — наматываются на правую руку) и мезузе (вставленный в футляр скрученный свиток, выполняющий, согласно еврейской традиции, роль «охранной грамоты»; крепится к дверным косякам еврейского дома).
Нельзя делать мезузу из ветхой Сефер Торы или свитка, помещенного в тефиллин (в тексте мезузы — два отрывка, тефиллин — к тем же двум добавлены еще два и получается — четыре; подробнее об этом см. в обзоре листа 28), говорят Учителя. Ибо Сефер Тора — объект наивысшего уровня концентрации духовности, тефиллин в этом смысле находятся на более низком уровне, а мезуза в этой шкале — еще ниже. А снижать уровень духовности — запрещено.
Кроме того, в системе изготовления и написания тефиллин и мезузы есть некие отличия.
К примеру, текст для тефиллин пишут на клафе (тончайшем слое кожи кошерного животного, срезанном с внутренней стороны — обращенной к мясу). Мезузу же можно писать и на дуксусте — тонком слое кожи, который можно срезать уже после того, как срезали самый верхний слой для текстов тефиллин (но ни в коем случае — не с внешней стороны кожи животного, со стороны волосяного покрова).
Или, скажем, для тефиллин кожу перед написанием букв не расчерчивают. Правила написания текстов для мезузы требуют, чтобы строки по горизонтали были идеально ровными. Для этого кусок клафа или дукстуса расчерчивают (разлиновывают), так, что на коже остаются вдавленные прямые горизонтальные линии.
Совсем необязательно переписывать текст на свитки тефиллин или мезузы со Свитка Торы, — отмечает Талмуд.
Предполагалось, что любой софер (переписчик) знает необходимые фрагменты Торы наизусть.
Попутно Талмуд предостерегает: нельзя класть Сефер Тору на пол или на кровать. По полу ходят ногами, а на кровать садятся. Нарушение этих правил считается неуважением к Торе — объекту, как мы говорили, наивысшей концентрации духовности.
Возвращаясь к мезузе, Талмуд уточняет детали ее «установки»: мезузу крепят именно на дверном косяке, с внутренней стороны дверной «коробки», справа, в ближайшем к улице прямоугольнике, шириной в терах (во времена Талмуда — мера длины, равная примерно 10 см). Чтобы она как бы встречала каждого входящего.
По высоте, — отмечает Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — надо мысленно разделить дверной косяк на три части. Мезузу вешают в верхней трети.
Если мезузу прибили к стене за дверью или — на шесте у входа, можно считать, что дом как будто бы вообще остался без мезузы.
Дом, в котором мезузы укреплены, не по правилам, — поясняет Раши, — не защищен от «темных сил». До тех пор, пока их не установят заново — так, как того требует ѓалаха (еврейский практический закон).
Сначала в доме устанавливают дверной косяк, — говорит рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне), — а затем на него укрепляют мезузу. Запрещается сначала прибивать мезузу к косяку, а потом устанавливать дверную «коробку» в проеме.
Как прибивается мезуза: вертикально, горизонтально или наискосок? — спрашивает Талмуд.
В этом вопросе Учителя усматривают разные грани Истины.
Скрученный свиток (см. обзор листа 35) устанавливается вертикально, — говорит Раши.
Горизонтально... — говорит рабейну Там.
Подчеркнем, что в наше время мезузу принять устанавливать под небольшим наклоном: верхняя часть — ближе к входу в дом, а нижняя устремлена к внутренним помещениям.
Талмуд приводит цитату из Теилим (Псалмы царя Давида): «Всевышний хранит и защищает тебя...» (пс. 121).
У земных царей заведено, что сидят они внутри дворцов, — комментирует этот отрывок раби Ханина (амора первого поколения, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — а народ охраняет их снаружи. Не таков Царь наш Небесный. Народ Его сидит внутри своих домов, а Он с помощью мезуз охраняет народ Свой — снаружи...
Наш лист завершает третью главу трактата Менахот, продолжая обсуждение последней в этой главе Мишны (см. обзор листа 28).
Речь идет о правилах написания фрагментов Торы для тефиллин (сделанные из кожи — накладываются на верхнюю часть лба и ремешки — наматываются на левую руку; надеваются ежедневно, кроме субботы, во время утренней молитвы; какие отрывки пишут для тефиллин — см. обзор листа 28).
В частности, Талмуд подчеркивает, что тексты тефиллин должны быть написаны по всем правилам ѓалахи (еврейский практический закон). И если хотя бы одна буква отсутствует (или одна — лишняя) или слово написано неправильно, тефиллин не пригодны для использования.
По поводу фрагментов из Торы, которые должны быть на тефиллин, Письменная Тора не дает прямых указаний. Сказано лишь в общих чертах: «...слова эти будут у тебя привязаны к руке твоей и будут украшением (на иврите — тотафот) между глазами твоими...».
Подробности сообщаются в Устной Торе.
В Талмуде, например, Учителя «извлекают» указание о том, что в тефиллин должны быть именно четыре фрагмента, из слова тотафот.
Каждый фрагмент, — продолжает Талмуд, — следует писать на отдельном пергаменте (особым образом обработанной кожи кошерного животного), и каждый — помещают в отдельный «домик». Причем, все четыре «домика» делают из одного куска кожи. И это должен быть клаф (см. обзор листа 36). Кроме того, между «домиками» прокладывается специальная нить, отделяющая эти «домики» друг от друга. Отдельные «коробочки» объединяются в единый «блок», но так, чтобы было видно, что этот блок составлен из четырех частей.
Концентрация духовности в коробочках тефиллин выше, чем в ремешках, — подчеркивает Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век).
Поэтому, — подчеркивает Талмуд, — теоретически можно было бы сделать из кожи, предназначенной для изготовления ремешков, «домики» для фрагментов Торы. Однако из кожи для коробочек ремешки делать нельзя, ибо запрещено понижать уровень духовности (см. обзор листа 36).
Намек на высочайший уровень духовности коробочек тефиллин прочитывается в тексте Торы, где сказано: «...и увидят все народы...» (Дварим, гл. 28), — говорит раби Элиэзер (тана, один из крупнейших Учителей Мишны второго поколения, 1‑й век).
Далее Талмуд сообщает, что отдельные скрученные пергаменты с фрагментами из Торы, вкладываются в «домики» в определенном порядке: один за другим, справа налево. Строго определенным образом крепится и ремешок, с помощью которого блок коробочек тефиллин надевается на голову. Это, как и другие детали, оговорено в ѓалахе, полученной Моше Рабейну от Всевышнего на горе Синай. Поэтому сама ѓалаха и называется — «ѓалаха Моше ми Синай».
По правилам изготовления тефиллин, — указывает Талмуд, — ремешки с внешней стороны красят в черный цвет. А «домики» должны быть квадратной формы (то есть ширина каждой стороны коробочки должна равняться высоте). Так же аккуратно, строго по прямой, сшивают края квадратиков.
Клаф (см. обзор листа 36) перед тем, как писать тексты, следует тщательно проверить и убедиться, что на нем нет дырочек и даже едва заметных прорех, — отмечает Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Иначе при написании фрагментов могут возникнуть проблемы.
Однако рав Дими усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Если отверстие очень маленькое и при написании текстов может быть заполнено чернилами, — говорит он, — клаф пригоден для использования (изготовления тефиллин).
В случаях, если с внешней стороны на коже «домика» обнаруживается дырочка, тефиллин не пригодны для использования.
Однако, если даже две прорехи найдены с внутренней стороны коробочки, — поясняет Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — тефиллином можно пользоваться. Если эти прорехи не расположены одна напротив другой...
Ханох Лернер
На нашем листе Талмуд, вновь возвращаясь к анализу Мишны (см. в обзоре листа 28), приступает к обсуждению положения, касающегося цицит (кисти, которые еврей привязывает к четырем углам одежды в знак Союза с Творцом).
Не пересказывая содержание Мишны, скажем лишь, что ее цель — установить законы взаимовлияния отдельных элементов «объекта» друг на друга и — на целое, которое они составляют. Рассматривая с этих позиций правила ношения цицит, Талмуд углубляется в уточнение отдельных деталей.
Здесь следует пояснить, что по правилам изготовления цицит, две нити из шерсти в каждой кисти должны быть белого цвета, две — цвета тхелет (голубой цвет определенного оттенка; для окрашивания нитей в этот цвет краску делали, используя улитку особого вида — хилазон; много лет назад секрет производства краски тхелет — утрачен).
Талмуд задается вопросом: будет ли считаться выполнением заповеди ношение цицит, у которых все нити — голубые или — белые?
Ответ дает конкретная Мишна, в которой сказано:
Если изготовил (нити) цицит белыми или — голубыми, цицит все равно пригодны для использования...
Приступив к анализу положения Мишны, Талмуд обращается к тексту Торе, к отрывку, где говорится о цицит: «...и скажи им, чтобы они делали себе цицит на краях одежд своих во всех поколениях своих и вставляли в цицит голубую нить» (Бамидбар, гл. 15, ст. 38‑39).
Из этого фрагмента мы узнаем, что белые нити без голубых, а голубые — без белых в цицит не вставляют, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Но ведь в тексте о белых нитях ничего не сказано. Как же Раби выводит это правило?
Свой вывод Раби делает, исходя из того, что кисти цицит привязывались к краям одежды (об этом написано в отрывке). А одежду изготавливали из материи, сотканной из льняных нитей, которые имеют белый цвет. О нитях тхелет сказано прямо...
В таком случае возникает вопрос: как Раби понимает содержание нашей Мишны?
Речь в этой Мишне, — разъясняет Раби, — идет о порядке прикрепления нитей цицит. Здесь говорится, что можно сначала подвесить голубую нить. Но тогда ее не нужно отрезать, пока не привяжут белые нити. Вообще-то, по правилам следует сначала подвязывать белые нити, а тхелет — потом. Однако, если сплел цицит в обратном порядке, они пригодны для ношения. Но если не подвесил белые нити или тхелет заповедь не будет выполненной. Ибо каждая нить — отдельная мицва. А исполнить одну без другой — в данном случае просто невозможно.
Каждую заповедь надо исполнять наилучшим образом, — подводит Талмуд некий итог. — А для этого необходимо вначале подвязывать белые нити, потом — вплетать тхелет.
В конце концов, дело не в цвете нитей, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Если оборвались белые нити и нормальной длины остались только голубые или голубые оборвались и остались нужной длины — белые, цицит все равно годятся для выполнения заповеди.
Какой же длины должны быть остатки оборвавшихся нитей, чтобы цицит не утратили кошерность? — спрашивает Талмуд.
Чтобы из их можно было связать узелок, — отвечает Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век).
А если нити — толстые, и узелок из обрывков не свяжешь...Будут ли цицит кошерными, если эти толстые нити той же длины, как и тонкие, которые можно завязать в узелок? — спрашивает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века).
Безусловно, — отвечает рав Аха бар Рава (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне, 4 век). — Если нити цицит — толстые, исполнение мицвы (заповеди) будет более заметным.
Талмуд сообщает, что верхние узлы на цицит как бы отделяли кисти от одежды, превращали наряд человека и кисти цицит в «автономные объекты».
Для чего это нужно?
Для того, — объясняет Талмуд, — чтобы человек подвязывая шерстяные нити цицит, мог носить любую одежду, в том числе — из льна (в Торе дается закон, запрещающий носить вещи из смести шерсти и льна; на языке Торы такая смесь называется — шаатнез).
В подтверждение этого разъяснения Талмуд приводит цитату из Торы: «Не надевай шаатнез и цицит сделай себе» (Дварим, гл. 22, ст. 11‑12).
Если бы шерстяные цицит нельзя было бы подвязывать к льняной одежде, — подчеркивает Талмуд, — специально о них в этой фразе не говорилось бы...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущего листа (см. обзор листа 38) — законы, связанные с выполнением заповеди, предписывающей мужчинам-евреям носить цицит (кисти, которые еврей привязывает к четырем углам одежды в знак Союза с Творцом).
Учителя рассматривают проблемы, возникающие, когда обрываются нити кистей цицит.
Если даже одна нить оторвалась в том месте, где цицит соединяется с одеждой, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — цицит не годится для использования.
Однако Рава (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне, 4‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Мы выяснили, — говорит он, — что одинаковая длина нитей важна лишь при изготовлении цицит. Потом, в случае, если оставшийся кончик оборванной нити можно завязать в узел, цицит все равно будут кошерными (см. обзор листа 38). Что меняется в ситуации, когда нить отрывается в месте прикрепления к одежде? Ведь всегда остается кусочек нити и чаще — достаточный для узелка. А если это так, то место обрыва не имеет значения...
Нить, которой оборачивают остальные нити, тоже входит в число восьми, необходимых для изготовления кошерных кистей для цицит, — отмечает Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Учителя углубляются в изучении проблемы, в каком месте кисти нить должна быть перевязана.
Если большая часть нитей (по длине) перевязана, скажем — на две трети, и только одна треть их длины висит свободно, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — считается, что заповедь исполняется.
Однако, и мы не раз говорили об этом, — подчеркивает Талмуд, — необходимо стремиться к тому, чтобы выполнить мицву (заповедь) наилучшим образом. В нашем случае это означает, что большая часть длины нитей свисает свободно.
Самое правильное — сделать так, чтобы нити на две трети длины свисали свободно, — уточняет Рав.
Далее Учителя выясняют, сколько раз одной нитью надо обматывать остальные, чтобы получилась кошерная кисть цицит. И приходят к выводу: одной нитью следует обмотать остальные не менее семи и не более тринадцати раз.
Количество «закруток», — объясняет Талмуд, — имеет символическое значение. Семь — соответствует семи уровням Небесных сфер. Намек на это содержится в указании вплетать в кисти нити цвета тхелет (голубой цвет уникального, наиболее близкого к цвету Небес оттенка; эти нити красили особой краской, изготовленной по особому, ныне утерянному рецепту — из улиток хилазон). В число тринадцать включается метафорическое выражения семи небесных уровней и добавляется шесть пространственных «промежутков» между ними.
Анализируя законы изготовления цицит, Талмуд рассказывает такую историю.
Как-то раз сидели и беседовали Рав и Рава бар бар Хана. Вдруг видят: идет мимо них человек в голубой одежде. И все нити его цицит — тоже голубые (на предыдущем листе говорилось, что часть нитей в кистях должна быть голубого цвета, часть — белого; см. обзор листа 38). Более того, все нити цицит были сплетены и завязаны, так, что свободно вообще не свисали.
Красивая одежда на нем, — заметил Рав. — Но цицит совсем не годятся...
На мой взгляд, цицит тоже хороши, — сказал, посмотрев прохожему вслед Раба бар бар Хана.
Дело в том, что Рав и Раба бар бар Хана открыли в вопросе изготовления кошерных цицит различные грани Истины.
С точки зрения Рава (см. выше), нити цицит должны были свободно свисать. Связав их так, человек обеспечивал себе наилучшую возможность исполнения заповеди.
Позиция Рабы бар бар Ханы состояла в том, что даже в том случае, если нити оплетены до самого конца, цицит остаются кошерными.
Рассматривая законы цицит в предыдущем обзоре, мы говорили о том, что шерстяные нити цицит можно подвязывать к любой одежде, в том числе — и к одежде из льна (шаатнезом это не считается — см. обзор листа 38).
А если — наоборот... Можно ли привязывать к шерстяной одежде кисти цицит, сплетенные из льняных нитей? — спрашивает Талмуд на нашем листе.
И отвечает на этот вопрос утвердительно. Ибо в принципе ситуация здесь — та же.
Чтобы оградить людей от ошибок, Учителя вникают в самые разнообразные подробности. И задаются, в частности, вопросом, какие нити цицит (шерстяные или льняные) нужно подвязывать к шелковой одежде. Казалось бы, если сказано: и шерстяные и льняные — «в любую» (см. обзор листа 38), значит и шелковая одежда — не исключение. Однако...
К шелковой одежде цицит вообще не привязывают, — говорит рав Нахман (великий Учитель Талмуда). И обосновывает свой вывод тем, что в Торе, во всех фрагментах, где упоминаются цицит, речь идет исключительно о шерстяных или льняных нитях и об одежде — льняной или шерстяной.
Другие Учителя усматривают в этом иную грань Истины.
Для шелковых одежд нужны кисти из шелковых нитей, — говорят они.
Проведя детальный анализ, Талмуд дает заключение: цицит можно делать лишь из таких нитей, которые не подвержены «заражению» болезнью цараат (заболевание духовного происхождения). То же относится и к одежде. Ее рекомендуют шить из ткани, сотканной из овечьей шерсти, ибо шерсть овец «устойчива» против цараат
Лен эту болезнь вообще не принимает. Тогда как шерсть кроликов, верблюдов и козлов подвержены «заражению» этим заболеванием — в высокой степени. Тем же свойством обладает и шелк.
Попутно Талмуд дает очень важное разъяснение: нельзя делать цицит из шерстяных и льняных нитей — вперемешку...
На предыдущих листах, как мы знаем, довольно подробно, казалось бы, обсуждалась проблема соответствия материалов одежды и кистей цицит, которые к этой одежде подвязываются (см. обзоры листов 38 и 39). Однако Талмуд на этом не останавливается и на нашем листе обсуждает ту же тему. Учителя вникают в детали и мельчайшие подробности, чтобы максимально оградить людей от возможных ошибок.
Талмуд выдвигает вопрос: можно ли делать цицит из льняных и шерстяных нитей — вперемешку?
Анализируя проблему, Талмуд вновь приводит цитату из Торы — «Не надевай шаатнез (запрещенная для ношения смесь в одной ткани шерстяных и льняных нитей) и цицит сделай себе» (Дварим, гл. 22, ст. 11‑12).
Изучая эту цитату, Учителя открывают разные грани Истины.
Последователи школы Ѓилеля (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) рассматривают эту фразу таким образом: если бы запрет на шаатнез касался и цицит, о них не было бы нужды упоминать отдельно. А потому, законы шаатнеза, надо понимать, на цицит вообще не распространяются.
Не бывает так, чтобы выполнение заповеди предусматривало нарушение какого-либо закона Торы, — говорят сторонники школы Шамая (современник и коллега Ѓилеля). — Поэтому, как и в одежде, смешивать шерстяные нити с льняными в кистях цицит строго запрещается.
Отметим, что представители школы Шамая ввели некое устрожение рассмотренных нами на предыдущем листе правил (см. обзор листа 39). Они не разрешали подвязывать к шерстяной одежде льняные цицит и к льняной — шерстяные.
Анализируя позиции двух этих школ, Талмуд применяет метод сравнительного анализа. Для сравнения берется закон, запрещающий жителям Иерусалима продевать шерстяные нити в льняной талит (некоторое подобие прямоугольного покрывала с кистями по двум, более узким сторонам; евреи надевают талит на время утренней молитвы). Если придерживаться позиции школы Ѓилеля, получается, что этот запрет — необоснован.
Талит представляет собой единый кусок ткани и целиком служит для выполнения заповеди, — объясняет Талмуд. — Если разрешить продевать в льняной талит шерстяные нити, люди, не слишком сведущие в нюансах законов Торы, могут предположить, что и в одежде это допустимо. Эти нюансы необходимо доводить до сведения всех и каждого...
Далее Талмуд возвращается к цвету нитей цицит и сообщает, что в цвет тхелет красят шерстяные нити. Поэтому, главным образом, изначально подвязывали шерстяные нити и к льняной одежде. Но если кто-то все же опасается нарушить закон запрета на шаатнез (смесь шерстяных и льняных нитей в одной ткани), он может подвязать к одежде из льна льняные нити. И пусть все они будут белыми. Заповедь все равно будет выполнена.
Ни в коем случае нельзя «подделывать» цвет тхелет, то есть пользоваться какими-то, пусть даже близкими по цвету, другими красками. Нити для цицит разрешается красить только специальной краской, изготовленной из улиток определенного вида.
Если стремление наилучшим образом исполнить заповедь сталкивается с запретом, — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — и есть возможность исполнить заповедь, не нарушая запрет, необходимо поступить именно так. Реш Лакиш тем самым подчеркивает, что лучше подвязать к цицит только белые нити, чем воспользоваться для окраски любым другим, кроме разрешенного Торой, составом.
И даже истинная тхелет не всегда бывает пригодной для окраски нитей цицит, — предостерегает Талмуд. — Если эта краска, к примеру, сделана для пробы, использовать ее нельзя
Попутно отметим: поскольку секрет изготовления краски тхелет давно утерян, в наши дни принято носить чисто белые цицит.
Талмуд дает еще одно предостережение: если угол одежды, к которому подвязывают одну из кистей цицит, оторвался, к другому месту одежды крепить эту кисть нельзя. Ибо в этом случае запрет на шаатнез будет нарушен. Полагается сначала отреставрировать порванную одежду и только потом подвязывать к ней цицит — на угол.
Не следует ночью укрываться одеждой с цицит, — сообщает раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). — По ночам заповеди ношения цицит — нет. И если человек прикрепил льняные цицит к шерстяной одежде, а ночью использовал ее, чтобы укрыться, считается, что он нарушил запрет на шаатнез.
Одежда для подвязывания цицит непременно должна быть с четырьмя свободными (не сшитыми между собой углами), — подчеркивает рав Ѓуна (один из известнейших в свое время Учителей Талмуда второго поколения, 3‑й век). Если у одежды свободны лишь три угла, она для цицит не годится.
Если к одежде уже прикреплены цицит, не стоит добавлять дополнительные кисти, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Ибо в процессе выполнения заповеди, нельзя что-то убавлять и прибавлять. Необходимо следовать закону Торы с максимальной точностью...
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему предыдущих листов — законы изготовления, прикрепления и ношения цицит (см. обзоры листов 38, 39 и 40). На этот раз в центре внимания — одежда, пригодная для прикрепления кистей цицит.
На предыдущем листе упоминалось, что для цицит годится одежда с четырьмя свободными углами (см. обзор листа 40). Теперь Талмуд дает «метрические» параметры одежды, пригодной для крепления кистей цицит, отмечая, что по размеру деталь костюма человека должна быть такой, чтобы ею можно было накрыть голову взрослого или большую часть туловища не достигшего совершеннолетия юноши. В противном случае укреплять на нее цицит не разрешается.
Можно ли привязывать кисти цицит к одежде, когда ее изготовление еще не закончено? — спрашивает Талмуд.
И по этому поводу рассказывает такую историю.
Пришел как-то раз Раба бар Ѓуна пришел в дом к Рабе бар Нахману и увидел, как тот берет в руки сложенную вдвое по вертикали рубаху с цицит, разворачивает и надевает. И кисти цицит оказываются не на углах, а — посередине.
Но ведь так не носят цицит, — сказал удивленный Раба бар Ѓуна.
Раба бар Нахман быстро снял с себя эту одежду и надел другую...
О чем свидетельствует эта история? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: в прежние времена праведные люди так стремились к тому, чтобы побыстрее исполнить заповедь, что привязывали цицит даже к одежде, которая еще до конца не сделана. Однако из этого рассказа можно извлечь и урок: кисти цицит следует прикреплять к одежде, не торопясь, когда она совершенно готова. А прежде чем взяться за работу, надо одежду развернуть и внимательно посмотреть, к каким местам надо прикреплять цицит.
Сам факт, что для цицит годится лишь такая одежда, у которой четыре угла — свободны, не означает, что в случае, если у человека нет такой одежды, он может не носить цицит, — продолжает Талмуд, стремясь предусмотреть самые разнообразные ситуации. — Каждый обязан позаботиться о том, чтобы у него была пригодная для цицит одежда.
Даже если пригодная для цицит одежда лежит в сундуке, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — к ней необходимо подвязать кисти.
Если пожилой человек приготовил для себя погребальный саван, прикреплять к нему цицит не нужно. Но когда он покинет этот мир, его близкие должны сделать так, чтобы захоронили его с цицит.
Нельзя срезать кисти цицит с порванной одежды, чтобы вместе с остатками ткани пришить их к другой, хорошей, — подчеркивает Талмуд. — Эти цицит для ношения уже не пригодны. Однако снимать сами кисти (без кусочков ткани, к которой они крепятся) с ветхой одежды, чтобы перенести — на новую, разрешается. Если, конечно, нити остались неповрежденными.
Цицит требуют к себе бережного, уважительного отношения, — наставляет Талмуд. — О них следует заботиться во всех ситуациях, когда есть даже минимальная опасность, что они могут пострадать.
Талмуд приводит конкретные примеры из жизни, показывая, как наши Учителя ограждали цицит от возможных «неприятностей».
К примеру, раби Ханина (амора первого поколения, великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — рассказывает Талмуд, — отдавая одежду с цицит в стирку, опасался, что они приобретут другой цвет или порвутся. Поэтому каждую кисть заворачивал в тряпочки.
Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), дабы избежать вероятности каких бы то ни было повреждений цицит, перед стиркой подгибал кисти внутрь одежды и пришивал их к боковым швам.
Далее Учителя уточняют, какой длины должны быть нити цицит после того, как на них завязаны узлы и они связаны в кисти.
Их длина должна быть в четыре пальца (во времена Талмуда «локоть», «палец» и т. п. часто служили мерами длины; в переводе на современную метрическую систему «палец» примерно равен 2,5 см), — говорят представители школы Ѓилеля (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век).
В три пальца, — говорят сторонники школы Шамая (современник и коллега Ѓилеля).
Узел должен быть удален от края одежды не более, чем на три пальца, — уточняет рав Папа (амора, великий Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века), — а от узлов длина нити — в четыре пальца.
В принципе длина нитей цицит не установлена, — подводит Талмуд некий итог. — Однако, обсуждая размеры цицит, Учителя имеют в виду их минимальную длину. Ибо существует определенный предел. И если нити в цицит короче, этого «минимального предела», их ношение уже не считается исполнением заповеди...
Ношение цицит — очень важная заповедь. Об этом мы можем судить хотя бы по тому, как много внимания уделяет Талмуд обсуждению ее законов и отдельных подробностей.
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать проблемы, связанные с цицит (см. обзоры листов 38, 39 40 и 41), возвращаясь к теме их изготовления.
В конце прошлого листа речь шла о длине цицит (см. обзор листа 41). Талмуд и сюда переносит разговор об их «метрических» параметрах, предпринимая исследование методом сравнительного анализа.
Объект сравнения здесь — лулав (см. словарь к празднику Суккот в разделе сайта «Библиотека» — «Праздники», а также — материалы о Суккоте). О лулаве, в частности, сказано, что его длина должна быть не менее трех ладоней (приблизительно 30 см). Однако в целом его высота не ограничивается. Та же ситуация и с цицит, — приходят к выводу Учителя, — Обсуждается лишь минимальная длина их нитей (см. обзор листа 41). Максимальный размер не указывается.
Талмуд дает уточнение: нити цицит должны соединяться в месте крепления к краям одежды, и свободно спадать вниз.
Узел, воедино связывающий нити, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) спускается от края одежды на расстояние, равное высоте верхней фаланги большого пальца, не меньше.
Однако, — подчеркивает Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), — это важно в момент, когда к краям одежды прикрепляют новые цицит. Потом, если в процессе ношения это расстояние укорачивается, цицит не становятся непригодными для выполнения заповеди.
Тот, кто сам делает цицит, получит благословение Неба, — говорит рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век).
При этом следует помнить, — вносит свое уточнение Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), что на изготовление цицит браху (благословение) не произносят.
Не произносят браху лишь в том случае, — говорит рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), — если «объект», который еврей собирается использовать, мог сделать зар (чужой; в данном контексте — человек, не принадлежащий еврейскому народу). Если же изготовить «объект» нееврей не имеет права, еврей перед его использованием обязан прочесть благословение.
Тут дело не в этом, — говорит Рав. — Нееврей не должен заниматься изготовлением цицит.
Учителя обсуждают вопрос, разрешается ли заказывать цицит нееврею, исследуя проблему методом сравнительного анализа.
Известно, что в том случае, если в городе нет моэля (профессионал, специализирующийся на обрезании), — выдвигает Талмуд аргумент, — обрезание разрешается делать и нееврею (конечно же, при соблюдении определенных условий).
Однако Рав и в этом вопросе усматривает иную грань Истины.
Нееврей, — говорит он, — не может делать брит (обрезание) еврейскому ребенку.
Талмуд дает другой пример. Скажем, суккой (шалаш, в котором евреи живут в течение суккотней недели) вполне можно пользоваться, если ее построил нееврей. Главное — чтобы она отвечала всем требованиям, которые предъявляет к ней еврейский закон. Но и в том случае, когда сукку делает еврей, ему не надо читать бразу на ее изготовление.
Но вот, к примеру, тефиллин, изготовленные неевреем, женщиной или несовершеннолетним мальчиком — не пригодны для использования. Эту работу должен осуществлять лишь тот, на ком лежит обязанность надевать тефиллин (каждый день, кроме субботы, во время утренней молитвы; подробнее см. обзор листа 28). Приступая к написанию текстов для тефиллин, — подчеркивает Талмуд, — еврей не должен читать благословения.
Существуют специальные брахот (множественное число от слова — браха) на наложение тефиллин. — отмечает раби Йоханан. — Но на изготовление брахи нет.
Все дело в том, — объясняет Талмуд, — что благословения обычно читают, приступая к непосредственному исполнению заповеди. На каждом еврее мужского пола лежит обязанность носить цицит. Это — заповедь. Надевая их, он произносит браху. Но когда он связывает кисти цицит или прикрепляет их к свободным углам своей одежды, это еще — не исполнение заповеди.
Далее Талмуд предостерегает: нельзя связывать цицит из нитей, свисающих с ткани, из которой сшита одежда; изготовленные таким образом цицит будут некошерными и заповедь в этом случае остается не выполненной.
Возвращается Талмуд на нашем листе и к окраске нитей для цицит в цвет тхелет (голубой цвет особого оттенка, наиболее близкого к цвету Неба). И на этот раз вникает в подробности.
По определенному рецепту изготовленную из улитки хилазон краску растворяют в воде и кипятят в специальном котле. Когда краска предположительно готова, небольшое количество раствора наливают в пустую, очищенную яичную скорлупу и смачивают в нем кусочек ватки. Это — проба. Так определяют, годится ли краска для нитей цицит. Следует иметь в виду: оставшуюся после пробы краску в яичной скорлупе назад, в чан не выливают. Если человек все же вылил в котел остатки взятого для пробы раствора, вся краска становится непригодной для окрашивания нитей цицит.
Изготовление краски тхелет — дело тонкое и сложное, — свидетельствует Талмуд. — Непосвященный человек не сумеет проверить ее качество. Поэтому приобретать эту краску следует только у надежных людей...
Наш лист — непосредственное продолжение текста предыдущего листа.
В прошлом обзоре мы остановились на том, что не посвященный человек не в состоянии проверить качество краски тхелет (см. обзор листа 42).
И только некоторые Учителя могли установить, — сообщает Талмуд на нашем листе, — не «подсунули» ли им в лавке вместо тхелет — подделку. При этом у каждого из них был свой способ.
К примеру, рав Ицхак бар рав Иегуда окрашивал краской тхелет нити для цицит, готовил особый раствор из трав и погружал в него нити на ночь. Если утром он обнаруживал, что они потеряли цвет, это означало, что он приобрел подделку. Если нити за ночь сохранили цвет — краска оказалась истинной тхелет.
Свой способ проверки имелся у рава Ады. Он опускал окрашенные нити в ячменную закваску и кипятил. Если в процессе кипячения цвет улучшался, он понимал, что продавец его не обманул. Если — тускнел, это означало, что краска — не настоящая.
Случилось, — рассказывает Талмуд, — что рав Ахай приобрел краску тхелет и произвел две проверки: одну, пользуясь методом рава Ицхака, другую — методом рава Ады.
И что же у него получилось?
Продержав окрашенные нити в растворе из трав (способ рава Ицхака), поутру он обнаружил, что цвет сошел. Но, прокипятив нити в ячменной закваске (способ рава Ады), увидел, что цвет явно улучшился...
Как это понимать?
Рав Ахай собрался было выбросить купленную краску, подумав, что ему подсунули подделку. Однако, в конце концов, решил все же посоветоваться с коллегами. И коллеги объяснили ему, что и самая настоящая краска тхелет может немного различаться по качеству, скажем, по концентрации компонентов. Раствор рава Ицхака — «едкий». И если погруженные в него нити за ночь не потеряли цвет, краской определенно можно пользоваться. Если же окажется, что цвет утрачен, стоит (как он и сделал) проверить краску еще раз — методом рава Ады. Если в процессе кипячения нитей в ячменной закваске цвет улучшается, значит, краска — кошерна.
Попутно Талмуд объясняет, что краска тхелет делается из улиток под названием хилазон. По цвету эта улитка напоминает море (а море по цвету похоже на небо), по форме — рыбу. Даже кровь у этой улитки — голубая (из крови и делают краску тхелет). И появляется новая улитка хилазон на свет раз в 70 лет. Эти улитки — большая редкость. Поэтому краска тхелет стоила очень дорого.
Все знали, что раби Мани покупал цицит только у известных своей верностью правилам специалистов. И как-то раз сказал ему старец-еврей: «Именно так и поступали в прежние времена».
Но цицит у известных профессиональных мастеров, понятно — и стоят недешево. Не всем по карману. Поэтому наши Учителя вывели определенные правила приобретения цицит на рынке.
Если цицит приобретаются у еврея — они считаются кошерными.
Если — у нееврея, но известно при этом, что он лишь торгует ими, а делает их — еврей, цицит — тоже кошерны.
Если покупатель не знает, откуда у торговца-нееврея цицит, приобретать их не следует. Они считаются непригодными для ношения и, соответственно — для выполнения заповеди.
Талмуд предостерегает: нельзя продавать нееврею одежды, на которых прикреплены кисти цицит. В таких случаях цицит с одежды перед продажей — снимают.
Положим, еврей продал нееврею одежду с цицит, а нееврей отправился в такое место, куда еврею ходить негоже. Люди, увидев свисающие с одежды кисти, подумают, что перед ними — еврей. И скажут: «вот как евреи легко пренебрегают своими законами...».
Наставляли Учителя: цицит должны носить все евреи — коэны, левиты, исраэль (народ Израиля подразделяется на три группы: коэны, потомки Аарона, и левиты, потомки Леви, родоначальника соответствующего колена, осуществляли службу в Храме; остальной народ причисляли к исраэль), геры (в прошлом — неевреи, которые стали частью еврейского народа, пройдя по всем предусмотренным для этого правилам гиюр). Некоторые Учителя накладывали эту обязанность и на женщин.
Однако раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) усматривал в этом вопросе иную грань Истины. Женщины, — говорит он, — не должны носить цицит. И объясняет: женщины выполняют лишь те заповеди, которые не связаны с временными ограничениями; а у заповеди цицит есть временное ограничение — она действительна только днем, ночью эта заповедь не действует.
Отметим, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Шимона.
Зачем, перечисляя группы людей, обязанных носить цицит, отдельно упоминаются коэны? — спрашивает Талмуд. Можно было бы просто сказать — «евреи-мужчины». И этого, казалось бы, уже достаточно.
И дает этому такое объяснение.
Заповедь цицит в Торе упоминается рядом с запретом на шаатнез (смесь в одной ткани льняных и шерстяных нитей — см. обзор листа 38), как сказано: «Не надевай шаатнез и цицит сделай себе» (Дварим, гл. 22, ст. 11‑12). Известно, что у коэнов нет запрета на шаатнез. Отсюда может возникать предположение, что и цицит коэнам дозволяется не носить. Поэтому они и упомянуты в «списке».
Цицит напоминают человеку о необходимости прочесть молитву Шма, Исраэль, — говорят Учителя.
Почему, спрашивается. Потому что эту молитву по утрам читают, начиная с того времени, когда становится настолько светло, что можно различить цвет нитей цицит.
Цицит напоминают человеку обо всех заповедях Торы, — подчеркивает Талмуд. Ибо все заповеди Торы символически «заложены» в цицит (мы получаем представление об этом, произведя математический расчет: числовое значение слова цицит — 600, прибавим к этому числу восемь, количество нитей кисти и число узлов, пять; в сумме получим — 613, то есть — общее количество данных евреям заповедей)...
Подробно проанализировав на предыдущих листах заповедь цицит (см. обзоры листов 38, 39, 40, 41, 42, 43), Талмуд на нашем листе переходит к обсуждению некоторых других заповедей.
Три обязательных благословения произносит еврей по утрам, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — благодаря Всевышнего за то, что сделал Творец его — евреем, не сотворил — женщиной и дал возможность не остаться безграмотным.
Но ведь безграмотность не освобождает человека от исполнения заповедей, — подчеркивает рав Аха бар Яаков (великий Учитель Талмуда 3‑го поколения, начало 4‑го века). — Тогда получается, что эти слова благодарности — бессмысленны.
Надо произносить: «Благодарю Тебя, Всевышний, что не сделал меня рабом!».
Но и раб не освобождается от обязанности исполнять заповеди, — отмечает Талмуд. — Просто в силу его подчиненного положения, у него, как у женщин, есть некие «послабления»...
Выполнение всякой мицвы (заповедь) из Торы вознаграждается и в этом мире и в мире Грядущем, — говорит раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Что за награды ожидают человека за выполнение заповедей? — спрашивает Талмуд.
И в ответ рассказывает такую историю.
Прослышал один еврей, который всегда надевал цицит (в нашем рассказы это — важная деталь), что в далекой стране живет очень красивая и, к тому же — доступная, женщина. А за услуги она берет 400 золотых монет. Послал этот человек той женщине требуемую сумму и «записался» на очередь.
И вот в назначенное время прибыл он в далекую страну, пришел к дому красавицы и сел у входа.
— К тебе — человек, приславший 400 золотых монет, — доложила служанка своей госпоже.
— Пусть войдет, — разрешила красавица.
Вошел он и увидел постель с семью перинами: шесть из них отделаны серебром, а седьмая, сверху — золотом.
И вот поднялась красавица на свою роскошную постель. Еврей поднялся за ней. И в тот самый момент, когда он усаживался напротив нее, цицит хлестнули его по лицу. Опомнился он и спустился на землю.
Красавица спустилась за ним.
— Ни за что тебя не отпущу, пока не поведаешь, какой недостаток ты во мне нашел, — произнесла она.
— Никогда не видел женщины красивей тебя, — ответил ей этот человек. — Но, видишь ли, Всевышний, который воздает и за хорошие и за дурные поступки — по заслугам, дал нам заповедь носить цицит. И вот теперь, когда я остался с тобой наедине, четыре кисти цицит стали как четыре свидетеля...
— Назови мне имя твоего Учителя и скажи, где он живет, — попросила женщина.
Раби Хия (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века)... — ответил еврей.
Рассказывают, что на женщину слова еврея о заповедях произвели такое сильное впечатление, что она, разделив все свое имущество на три части (одной частью откупилась от властей, вторую — раздала бедным, третью — оставила себе), отправилась к раби Хие, поведала ему все, что с ней произошло и попросила помочь ей пройти гиюр (стать частью еврейского народа).
И стала она еврейкой, а потом вышла замуж за того самого человека, который приезжал к ней, предварительно отослав «в счет услуг» 400 золотых монет.
Женитьба на столь необыкновенной женщине стала ему наградой за выполнение заповеди цицит в нашем мире. Какое вознаграждение он получил в Будущем мире — нам неизвестно...
Далее Талмуд вносит некоторые уточнения в порядок исполнения заповеди мезузы (вставленный в футляр скрученный свиток, выполняющий, согласно еврейской традиции, роль «охранной грамоты»; крепится к дверным косякам еврейского дома).
Если человек живет в гостинице в Израиле или снимает дом в чужой стране, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — он может жить без мезузы не более тридцати дней. По истечению этого срока, он обязан прикрепить к дверному косяку входной двери мезузу. Но те, кто снимает дом в Эрец Исраэль, вешают мезузу сразу же, при вселении.
Тот, кто не накладывает тефиллин, — отмечает рав Шешет (амора второго-третьего поколения, великий Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века), — нарушает восемь заповедей; тот, кто не носит цицит — пять, тот, кто не повесил мезузу, нарушает две заповеди.
Тот, кто регулярно накладывает тефиллин, — добавляет Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — продевает дни своей жизни...
В конце нашего листа Талмуд возвращается к основной теме трактата Менахот — порядок приношения минхи (мучное приношение). И приводит Мишну, в которой сказано:
Разрешается возливать вино (сопровождающее приношение минхи) на мизбеах (в условном переводе — «жертвенник») без муки и масла. И наоборот: можно осуществлять процедуру приношения минхи и без вина. При этом минха все равно засчитывается...
Если минха сопровождается возлиянием вина на мизбеах, — уточняет Талмуд, — сначала сжигают комец (горсть муки, которая отделяется от общего количества минхи и сжигается на мизбеахе, что и составляет основной этап приношения минхи), потом — льют вино...
На нашем листе Талмуд рассматривает некоторые законы осуществления приношений в Храме.
Основная тема нашего трактата, напомним — порядок осуществления мучных приношений (мучное приношение на иврите — минха). Тем не менее, речь здесь идет в основном о приношениях категории зевах (животного происхождения). О мучных (хлебных) приношениях говорится лишь вскользь — чтобы сообщить, в каких случаях хлебные приношения могут быть «самостоятельной единицей», в каких — только с приношением зевах.
В Мишне листа сказано:
Быков, баранов и ягнят можно приносить каждого — отдельно.
Если должны принести в Храме быков, но вина для сопровождающих все процедуры их приношения возлияний на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник) — недостаточно, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — Лучше принести одного быка, но — с возлияниями...
Быка, баранов, ягнят и козла праздника Шавуот разрешается приносить и без хлебных караваев. И караваи можно приносить без животных.
Нельзя приносить без хлебов лишь двух ягнят приношения шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу), — говорит раби Акива (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Но хлеба без ягнят приносить разрешается.
Однако раби Шимон бен Нанас (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Ягнят без хлебов приносить можно, — говорит он, — Но хлеба без ягнят — нельзя...
И в доказательство своего высказывания приводит конкретную историческую ситуацию: в период, когда евреи сорок лет странствовали по пустыне, они приносили ягнят без хлеба.
О каких быках и баранах идет речь в Мишне? — спрашивает Талмуд, приступая к анализу текста ее первого положения.
Явно не о тех, что приносят в праздник Суккот. Тут число предназначенных для приношения в Храме животных строго определено...
Методом исключения Талмуд приходит к выводу, что в Мишне листа говорится о приношениях в рош-ходеш (новомесячье) и в праздник Шавуот.
По законам Торы в эти дни приносят двух быков, шесть ягнят и барана с двумя хлебами.
Первое положение нашей Мишны, — объясняет Талмуд, — дает нам понять, что в случае, если в нужный момент нет необходимого количества животных указанных видов и нет денег, чтобы приобрести их, разрешается обойтись тем, что есть в наличии. И мицва (заповедь) при этом будет считаться выполненной.
Скажем, привели в Храм только одного быка. Второго — нет. Значит, надо сделать этому единственному быку шехиту (когда животное убивают предусмотренным Торой, безболезненным способом) и осуществить остальные этапы — согласно правилам проведения процедуры данного приношения.
Или, к примеру, нет шести ягнят. В таком случае, — подчеркивает Талмуд, — надо приносить пять, четыре и даже — одного, если, кроме него, нет в Храме других ягнят
Но если количество — не принципиально, зачем же это указание: должно быть шесть ягнят? — задаются вопросом Учителя.
И, исследовав тему, объясняют: в данном случае закон оговаривает максимальное количество необходимых для приношения животных. А Мишна предлагает разъяснение к закону.
Впрочем, это разъяснение — на том уровне, который мы способны постичь в наши дни, — подчеркивает Талмуд. — В лучшие дни (имеется в виду седьмое тысячелетие), когда окажется среди нас пророк Элиягу, он расскажет, как обстоит дело в действительности.
И не только это, — говорит раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — От пророка Элиягу люди узнают многое из того, что невозможно понять сейчас...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, затронутые на предыдущем листе (см. обзор листа 45), и углубляется в исследование законов, регулирующих приношение двух ягнят в праздник Шавуот.
Талмуд сообщает, что этот вид корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан) по установленным правилам призван «дать разрешение» пользоваться плодами нового урожая. А в осуществление процедуры необходимым элементом включалось приношение двух хлебов.
Раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) выдвигает на обсуждение такую ситуацию
Допустим, ягнятам сделали шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом). И к этому времени принесли в Храм хлебные караваи. И вот обнаруживается, что хлеба пропали. Или, скажем, пропали зарезанные ягнята, а хлеба на месте лежат. Как выйти из этого непростого положения?
Если пропали хлебные караваи, туши ягнят сжигают на мизбеахе (в приблизительном переводе — жертвенник), — заключает Талмуд. — Если — ягнята, то на мизбеахе сжигают хлеба.
Но ведь написано, что хлеба этого приношения принадлежат коэнам (мн. число от слова коэн — служитель в Храме), — отмечает рав Иегуда бар Ханина.
Хлеба отдают коэнам потом, когда процедура приношения уже осуществлена, — уточняет рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век).
Как быть, если хлеба пропали еще до того, как ягнятам сделали шехиту? — спрашивает Талмуд.
Чтобы ответить на этот вопрос, Учителя проводят сравнительный анализ, сопоставляя выдвинутую на обсуждение ситуацию с аналогичными случаями в процедуре приношения других видов.
Взять, к примеру, приношение тода (символизирующее благодарность Творцу за конкретное хорошее событие), — говорят Учителя. — Положено в таких случаях приносить животное с хлебами. Каравай при этом должен быть целым. Если все же разрезали хлеб на куски, возможны два варианта развития событий.
Если это произошло до того, как животному сделали шехиту, приносят новый каравай.
Если — после шехиты, меняют вид приношения. Этап зерики (окропление мизбеаха кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного) проводят, имея ввиду приношение шеламим (символизирующее хорошее настроение и благодарность Всевышнему). Мясо этого животного можно есть, но хлеб для дальнейшего использования не пригоден.
Если еще до того, как предназначенное для приношения тода животное зарезали, хлеб вынесли за пределы Иерусалима, этот каравай можно вернуть назад и использовать его в процедуре приношения, ничего не меняя.
Если такое произошло после шехиты, этап зерики проводят, имея в виду приношение шеламим. Мясо приношения в этом случае разрешается съесть. Однако заповедь считается невыполненной. А хлеб для использования — непригоден. Коэнам же отдают целый каравай, который не выносили из Иерусалима.
Очевидно, — подчеркивает Талмуд, — что в случае, если в Храме в Шавуот собираются осуществить процедуру приношения ягнят, а хлебные караваи пропали (еще до шехиты), следует заменить пропавшие — новыми.
Талмуд сообщает: если хлеб получил туму (духовную нечистоту) — до того, как животному, вместе с которым этот хлеб приносят, нужно использовать другой каравай. Если хлеб стал таме (духовно нечистым) после шехиты, его приходится использовать в процедуре приношения — циц первосвященника очищает карквай (см. обзор листа 25). Мясо при этом остается кошерным, а заповедь считается выполненной.
Важная деталь: ягнят в Шавуот, как бы там ни было, не приносят без хлеба, — отмечает Талмуд.
Если человек принес в Шавуот только два хлебных каравая, — говорят Учителя, — и не имел возможности привести животное, хлеба поднимают на мизбеах, оставляют на ночь, чтобы зачерствели, а потом — сжигают. Это и будет исполнение заповеди приношения в Шавуот...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, возникающие в тех случаях, когда минха (мучное приношение) сопутствует приношению зевах (животного происхождения) и рассматривает взаимосвязи между отдельными частями общей процедуры (см. обзоры листов 45 и 46).
Здесь, в частности, анализируются различные ситуации, в которые «попадает» минха (в данном случае говорится о хлебных караваях) в зависимости от того, какие намерения были у коэна (служителя в Храме) во время шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом). И/или — в процессе зерики (этап окропления мизбеаха, условно — «жертвенника» кровью животного — об этапах приношения зевах см. обзор листа 2 трактата Зевахим).
В предыдущем обзоре говорилось о приношении двух ягнят в праздник Шавуот и подчеркивалось, что оно обязательно совершается с двумя сопутствующими хлебами (см. обзор листа 46).
На нашем листе ситуация конкретизируется.
Если коэн, совершая шехиту для приношения ягнят в праздник Шавуот или на этапе зерики, по ошибке имел в виду приношение другого вида, — отмечают Учителя, — хлеба этого приношения есть нельзя.
В чем тут дело? — спрашивает Талмуд. — Какой статус приобретают хлебные караваи в таком случае?
И объясняет: совершая шехиту (в данном случае — в Шавуот), коэн в помыслах как бы дает приношению, в том числе — и хлебам, определенную духовную «направленность»; и если он думал в тот момент о приношении другого вида, караваи остаются, если можно так выразиться, «без духовного адреса».
Такие, лишенные «принадлежности» хлеба, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — коэнам есть не разрешается (отметим, что остатки минхи всегда съедают коэны).
Означает ли это, что такие караваи подлежат уничтожению? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: коэны есть их не могут, но этот хлеб можно продать.
Такая же ситуация возникает и в том случае, — подчеркивает Талмуд, — если коэн думал о приношении другого вида, окропляя мизбеах кровью зарезанных для приношения в Шавуот ягнят.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: можно ли использовать в общей процедуре приношения ягнят в Шавуот хлебные караваи, которые в промежутке между шехитой и зерикой выносили за пределы Храма, а потом еще коэн в процессе зерики имел намерение съесть мясо ягненка по истечению установленного для этого времени?
Хлеба не становятся запрещенными для использования в процедуре, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век)). — И выполняют «искупительную» функцию. Но коэны не должны его есть. Ведь во время шехиты караваи уже получили статус «посвященных» именно этому приношению. Однако сам факт, что они «побывали» за пределами азары (храмового двора) делает их непригодными для еды. Этап зерики повлиять на их статус уже не может и то, что коэн окроплял мизбеах с неправильными намерениями, не оказывает влияние на хлеба.
Иную грань Истины усматривает в этом вопросе раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
В случае, если коэн на этапе зерики имел неправильное намерение (собирался есть мясо приношения позже установленного времени), — говорит он, — это отражается и на статусе хлебных караваев приношения. Вместе с мясом они становятся непригодными для дальнейшего использования.
Можно ли употреблять в пищу хлеба приношения, если они вынесены за пределы азары и не возвращены на территорию Храма к моменту осуществления зерики с неправильными помыслами? — спрашивает рав Папа (амора, великий Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века).
Не коэнам — можно, — отвечает Талмуд. — А коэнам нельзя есть этот хлеб, даже если зерика проведена без ошибок, по всем правилам...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы приношений, в процедуре осуществления которых допущены ошибки (см. обзоры листов 45, 46 и 47).
Рассматривается, в частности, ситуация, когда человек «перевыполняет план» приношения.
Допустим, к двум зарезанным ягнятам, по установленным Торой законам, должны прилагаться два хлебных каравая. А человек принес — четыре. Как это расценивается?
Если сказано — два, — подчеркивает Талмуд, — то и приносить следует два, не больше.
Но что же делать, если все же принес — четыре?
Коэн (служитель в Храме) берет два из них для приношения, а оставшиеся два — выкупает себе для еды, — объясняет Талмуд.
Однако в процессе дальнейшего обсуждения выясняется, что не все здесь так просто, как может показаться на первый взгляд.
Учителя выдвигают весьма принципиальный вопрос: где, как и какие именно хлеба выкупает коэн для еды?
В самом деле. Все четыре хлебных каравая вносятся на территорию Храма. В момент, когда ягнятам делают шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), происходит и посвящение хлебов Всевышнему.
Если коэн будет выкупать посвященные хлеба за пределами азары (храмового двора), эти караваи (вынесенные за ворота Храма) станут непригодными для употребления в пищу.
Если коэн будет выкупать эти хлеба в храмовом дворе, получится, что в Храме оказались хлеба, которые частью приношения вообще не являются. А, значит, в Храме им — не место...
Как же быть?
Коэн должен выкупать оставшиеся от приношения хлеба — в Храме, — говорит рав Хисда (амора, один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век). — Ведь когда все четыре каравая вносят в азару, каждый из них предназначается для приношения. И никто еще не знает, какие из них будут использованы, какие — останутся лишними.
Иную грань Истины открывает раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Оставшиеся хлебные караваи можно выкупить за пределами храмовой территории, — говорит он. — Ведь в самом начале процедуры приношения (если человек принес четыре каравая) следует произнести: «Только два из них будут посвящены Всевышнему». И получается: те, что остались, не обладают высоким уровнем концентрации духовности. Следовательно, их вынесение за пределы азары не изменит их статус.
Далее Талмуд рассматривает противоположную ситуацию: зарезаны четыре ягненка, а хлебных каравая — всего два. А мы знаем, что по закону положено приносить двух ягнят с двумя хлебными караваями.
В этом случае на этапе зерики (окропление мизбеаха, условно говоря — «жертвенника», кровью животного — об этапах приношения животного происхождения см. обзор листа 2 трактата Зевахим), — дает свое заключение раби Ханина (амора первого поколения, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — для двух из четырех ягнят необходимо изменить вид приношения. Иначе эти два барашка будут лишними и, соответственно — непригодными для дальнейшего использования.
Но и здесь раби Йоханан усматривает иную грань Истины.
Две «лишние» туши зарезанных ягнят так и останутся лишними, — отмечает он. — И ничего тут не сделаешь. Ведь не скажешь человеку: «Иди, согреши быстренько, чтобы появилась у тебя обязанность совершить приношения другого вида». И вообще — нельзя нарушать законы ради того, чтобы выполнить заповедь. А уж ради того, чтобы мясо животного оставалось пригодным для дальнейшего использования — тем более.
Каждый лист Талмуда, как нам известно, имеет обычно несколько «сюжетных линий». В данном случае, обсуждая текущий лист, мы сосредоточим внимание на теме ответственности коэна (служителя Храма) за проведение процедуры приношения.
Как это часто делается в нашем трактате, в целом посвященном порядку осуществления процедур приношения минхи (мучное приношение), Учителя, исследуя проблемы, связанные с теми или иными моментами реализации минхи, выстраивают выводы на основе сравнительного анализа, в котором они отталкиваются от заключений, сделанных ими в процессе обсуждения аналогичных ситуаций, возникающих в работе коэна над приношением зевах (животного происхождения).
На нашем листе Талмуд продолжает углубляться в исследование того же примера, который обсуждался на предыдущих листах (см. обзоры листов 45, 46, 47 и 48): общественное приношение ягнят в праздник Шавуот. Однако теперь он рассматривается под иным углом зрения. Речь идет о помыслах человека, осуществляющего процедуру приношения (об этом в общих чертах мы говорили раньше, знакомясь с содержанием трактата Зевахим — см. обзор листа 3).
Если человек, совершая шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) над двумя годовалыми (как и положено) ягнятами, думал о них, как о взрослых двухлетках, — говорит Раба бар бар Хана, — мясо ягнят остается кошерным и пригодным для дальнейшего использование, но общественное приношение не засчитывается, то есть Небом — не принимается.
Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) видит в этой проблеме иную грань Истины. В этом случае и мясо пригодно для дальнейшего использование, — говорит он, — и само приношение засчитывается.
Учителя, вникая в детали, исследуют позиции коллег.
Если человек, совершая шехиту, ошибся в возрасте предназначенных для приношения ягнят, но при этом мысленно не причислил их к взрослым, зрелым особям, — отмечает рав Хисда (амора, один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век) тонкий нюанс, — мясо корбана (приношения в Храме) остается кошерным и само приношение принимается Небом. Именно это и имел в виду рав, высказывая свою точку зрения. Но и он пришел к выводу, что в случае, если человек режет молодого ягненка, думая о нем, как о взрослом баране, мясо пригодно для дальнейшего использования. Но вот общественным приношением проведенная с такими помыслами при шехите процедура не засчитывается. Ведь получается, что осуществляющий шехиту по ошибке аннулировал необходимый, предусмотренный законами Торы статус ягнят, предназначенных для приношения.
Далее Талмуд обсуждает на нашем листе ситуации, возникающие в процессе осуществления процедуры приношения зевах при ошибочном или намеренном изменении (в помыслах) вида корбана.
Допустим, коэн режет предназначенное для приношения животное с неправильным намерением, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — и тем самым делает его мясо непригодным для дальнейшего использования (см. на сайте, к примеру, обзор листа 7 трактата Зевахим). Если коэн сделал это — умышленно, он должен заплатить хозяину животного, если — по ошибке, от ответственности он освобождается.
Но как отличить преднамеренное изменение статуса приношения от — ошибочного?
Если, скажем, коэн знал, что перед ним — животное, предназначенное для приношения хатат (символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку), — объясняет Талмуд, — но, совершая шехиту, имел в виду корбан-шеламим (символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу), нет сомнений, что он сделал это умышленно. И «мотив» — очевиден: человек хотел растянуть время, в течение которого можно есть мясо корбана. Ибо мясо корбана-хатат полагается съесть в течение суток, а мясо корбана-шеламим — в течение двух дней.
Преднамеренность тут вовсе не очевидна, — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Ошибка и в данном случае возможна. Человек вполне мог подумать, что разрешено резать корбан-хатат, подразумевая, что это — приношение шеламим. И был уверен, что от этого ничего не изменится.
Теперь Талмуд приступает к исследованию аналогичных ситуаций, складывающихся при осуществлении минхи (мучного приношения). Для того, чтобы аналогии были понятными, напомним, что этап шехиты в процедуре приношения зевах в духовном плане соответствует кемице (этап отделения комеца) минхи (см. об этом во Введении в трактат Менахот).
Все минхи, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — от которых был отделен комец (горсть муки, сожжение которой на мизбеахе, условно говоря — «жертвеннике», и является центральным моментом реализации процедуры мучного приношения) с неправильным намерением, остаются кошерными и засчитываются их хозяевам.
Другими словами, отделяющий комец коэн, даже если он, имел в виду не тот вид минхи, на котором ему следовало сосредоточиться, не причиняет вреда приношению.
Иную грань Истины усматривает в этом Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века). Если категория мучного приношения определяется на вид, — говорит он, — коэн, мысленно причислив его к другой группе, меняет статус приношения, и минха становится непригодной для дальнейшего использования.
То есть «судьба» минхи зависит от того, умышленно коэн изменил ее статус или — просто перепутал виды мучных приношений.
На основании детального исследования Учителя выводят основополагающий принцип: характер неправильных намерений человека (случайны они или имеют определенный умысел), совершающего процедуру приношения в Храме — решающий фактор в изменении статуса корбана, обуславливающего возможность его дальнейшего использования.
Об этом говорится и в Мишне нашего листа:
Основные корбанот (приношения в Храме; ед. число — корбан; в рассмотренном выше случае это — ягнята) можно реализовывать без дополняющих (на иврите — мусаф; в нашем случае — хлебные караваи), а корбанот-мусаф — без основных, если это делается по ошибке. Но если основной корбан реализован без сопутствующего — умышленно, корбан-мусаф уже не осуществляется (и наоборот)...
К примеру, если по ошибке не осуществили процедуру приношения ягненка с утра, это делают к вечеру.
На нашем листе Талмуд, продолжает обсуждать проблемы, связанные с неправильными намерениями коэна (служителя в Храме) в процессе осуществления процедуры приношения (см. обзор листа 49). Однако теперь в центре внимания оказывается его, пусть даже и неосознанное, ошибочное стремление осуществить приношение позднее установленного Торой срока.
В прошлом обзоре мы остановились на том, что в случае, если по ошибке ягненка не принесли в Храме с утра, это можно сделать к вечеру.
Почему именно — к вечеру и что это означает? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: если время упущено, теперь можно реализовать процедуру этого приношения только после того, как мизбеах (в приблизительном переводе — «жертвенник») будет обновлен.
С утра в Храме реализуют процедуры разных приношений, — вносит свои уточнения раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век). — А к вечеру на мизбеахе производят воскурение кеторет (благовоний). Эта процедура и очищает мизбеах для новых работ в Храме. Поэтому и разрешается принести после этого не принесенного утром ягненка. Да и то лишь в случае, если утром сделать это забыли или не смогли в силу не зависящих от коэнов обстоятельств. Но, если это было сделано с каким-то умыслом, приношение ягненка так и останется не реализованным.
Попутно Талмуд сообщает и интересную информацию о порядке проведения служений в Храме. В частности, рассказывает, что свечи (заполненные маслом чаши с фитилями) в храмовом семисвечнике (меноре) зажигали с вечера, а утром их поправляли. И еще: столы для хлебных караваев обновлялись в Храме один раз в неделю — в субботу...
Мишна, которая дается на нашем листе, воспроизводит порядок реализации минхи (мучное приношение) первосвященника (на иврите — коэн гадоль), устанавливая временной и количественный регламент.
В ней сказано:
Ингредиенты минхи первосвященника доставляют в Храм целиком, полной мерой (в достаточном для минхи этого вида количестве). Затем это количество делят пополам, и процедуру приношения первой половины производят утром, второй — вечером.
Если коэн, осуществив утром процедуру приношения первой половины минхи, (в тот же день) умер, и вместо него назначен — другой, этот человек (исполняющий обязанности коэна гадоль), к вечеру обязан взять для себя полную меру минхи заново, поделить ее общее количество надвое и вечером совершить процедуру приношения в Храме, использовав вторую половину минхи умершего коэна, соединенную с первой половиной — его собственной. (В этом случае, если рассматривать количественный аспект) получается, что две половины обоих мучных приношений используются по назначению, две — пропадают...
Приступая к анализу содержания Мишны, Талмуд «примеряет» ее положения к другим, аналогичным ситуациям.
Рассматривается, к примеру, такая. Коэн утром совершил процедуру приношения первой половины минхи, а вторая ее часть до вечера получила туму (духовную нечистоту). Спрашивается, что он должен делать в этом случае? Имеет ли он право для реализации второй, вечерней части процедуры принести из дома недостающее количество ингредиентов приношения?
Исследовав ситуацию, сопоставляя предлагаемые обстоятельства с теми, что даны в Мишне, Учителя приходят к выводу: при «заражении» второй половины минхи тумой, первосвященник должен взять из дома муку — в достаточном для целой минхи количестве. Половину использовать во время вечерней процедуры приношения, остальное — неизбежно пропадет.
В заключение Талмуд сообщает, как готовили минху первосвященника.
Из муки и масло замешивали тесто, сформировывали его в халы, выпекали на территории Храма и обжаривали...
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать Мишну предыдущего листа (см. обзор листа 50), выдвигает на обсуждение вопрос: что делать, если коэн гадоль (служитель Храма, исполняющий обязанности первосвященника), осуществив утреннюю часть процедуры своего мучного приношения, умер, а к вечеру нового еще не назначили? Кто довершит начатое? Кто принесет ингредиенты для минхи?
Начатую процедуру довершают общественной минхой, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век). — Нужно взять деньги из общественной кассы и на них приобрести для минхи все необходимое.
Реализовать вечернюю часть процедуры могут другие коэны, в частности — наследники первосвященника (они, разумеется — тоже коэны), — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Они же доставляют в Храм и ингредиенты для минхи.
Талмуд, изучая позиции Учителей, обращается к первоисточнику.
Сказано в Торе: «...Это приношение Аарона и его сыновей, которые принесут корбанот (приношения в Храм; единственное число — корбан) перед Всевышним в день помазания его» (Ваикра, гл. 6, ст. 12‑13).
О чем здесь идет речь? Быть может, здесь подразумевается, что Аарон в день своего помазания на должность коэна гадоль должен был осуществить одно приношение — вместе с сыновьями? Одно — на всех?..
Исследуя более глубокие смысловые слои этого текста, Талмуд приходит к выводу, что речь идет об отдельных приношениях Аарона и его сыновей. Ведь они в «должностной иерархии» — на ступень ниже своего отца.
Прочитываются здесь, — отмечает Талмуд, — и случаи, когда коэн гадоль умирает. Но строгого указания, кто должен сделать то, что он сделать не успел, в Торе нет.
Эта проблема, в зависимости от исторического контекста, решалась постановлением Учителей. А в Храме — следовали этому постановлению.
Когда раби Шимон говорит, что в случае, если первосвященник, реализовав утреннюю часть приношения минхи, покинул этот мир, ингредиенты для вечерней минхи должна принести община, он имеет в виду эпоху Первого Храма, когда уход первосвященника в мир иной был экстраординарным, весьма и весьма редким событием. И один раз во много лет община могла взять на себя расходы на минху первосвященника.
Во времена Второго Храма положение изменилось: кончина коэна гадоль стала «рядовым» событием — первосвященники умирали один за другим, ежегодно. Тогда-то и вынесли решение Учителя — возложить завершение процедуры приношения минхи на его наследников. Об этом и говорит раби Иегуда, излагая свою точку зрения.
В той же фразе из Торы (см. выше) Талмуд, пользуясь методом сравнительного анализа, находит такое указание. Если сам первосвященник по установленным правилам делил приношение минхи как бы на два этапа — утренний и вечерний и утром приносил половину минхи, а вечером — остальное, то после его кончины наследники приносят вечером минху — целиком. Ибо написано в Торе о приношениях сыновей — «корбанот». То есть делить минху на части они не имеют права.
Далее мы узнаем, что минху первосвященника не едят, ибо она по правилам — сжигается полностью.
Здесь же, на нашем листе, Талмуд изучает состав минхи первосвященника. И, в частности, задается вопросом: сколько в ней должно быть масла?
Минха первосвященника в некотором смысле подобна добровольной, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — А изготовление одной добровольной минхи требует одного лога (во времена Талмуда — мера объема жидких веществ) масла. Можем ли мы сказать, что для изготовления минхи первосвященника лога масла достаточно?
Но ведь эта минха делается из теста, замешанного на масле, а потом еще и обжаривается в специальной сковороде, — отмечают другие Учителя. — Следовательно, масла для нее нужно намного больше, чем для добровольной минхи...
В процессе обсуждения выдвинутой проблемы Учителя проводят детальнейший сравнительный анализ, сопоставляя минху первосвященника с минхами самых разных видов. С позиции их предназначения, регламента осуществления процедур, особенностей способов приготовления и т. п. Рамки наших обзоров не позволяют нам вникать в нюансы и подробности. Поэтому ограничимся здесь лишь общим замечанием: это обсуждение для нас — одно из многих свидетельств того, с какой тщательностью Талмуд рассматривает каждый «пункт» правил, регламентирующих осуществление процедур приношений в Храме.
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего. Вспомним, что речь идет о ситуации, когда коэн гадоль (служитель Храма — первосвященник), осуществив утреннюю часть процедуры своего мучного приношения, умирает, а к вечеру, когда положено реализовать вторую часть приношения, нового еще не назначили (см. обзор листа 51).
Как и на прошлом листе, здесь Талмуд по-прежнему обсуждает позиции Учителей. Раби Шимона (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), который сказал, что вечерней частью процедуры будет приношение минхи из общественных средств, что обусловлено, как мы говорили, исторической ситуацией. И раби Иегуды (великий Учитель Мишны, 2‑й век), который говорил, что завершить приношение минхи покинувшего наш мир первосвященника должны его сыновья (см. там же).
Мы узнаем, что противоречия тут никакого нет.
Талмуд сообщает, что в разные времена, по обстоятельствам, по одному и тому же поводу Учителя могли принимать разные решения. И приводит пример с разрешением на «бытовое» использование пепла рыжей коровы (подробно о рыжей корове говорится в трактате Пара; более краткие сведения об этом можно почерпнуть на сайте, к примеру — в обзоре листа 14 трактата Йома и в обзоре недельной главы Хукат, первый годовой цикл)
В Торе есть лишь запрет на использование самой рыжей коровы на сельскохозяйственных и прочих работах. На «бытовое» применение ее пепла запрета в Торе нет.
Тем не менее, в определенный период времени мудрецы Торы, во избежание пренебрежительного отношения к «объекту», которому наша традиция отводит очень важную роль — очищение от тумы (духовной нечистоты), постановили запретить использовать этот пепел как лекарство и для других подобных целей.
Вскоре оказалось, что пепел рыжей коровы стали слишком редко применять и по его прямому, высокому (в духовном смысле) назначению. Особенно, в случаях, когда человек точно не знал, получил он туму или нет. Поэтому запрет на бытовое употребление пепла — отменили.
Но вернемся к минхе первосвященника, который покинул этот мир, не успев осуществить всю процедуру ее приношения до конца.
Разное отношение раби Шимона и раби Иегуды к проблеме, кто «финансирует» минху первосвященника в этой ситуации, — отмечает Талмуд, обусловлена, кроме того, и их различной оценкой поведения общины в подобных случаях, разным пониманием людской психологии.
Когда в чем-то есть срочная необходимость, — говорил, например, раби Шимон, — даже сыновья, по тем или иным причинам, могут не принести к сроку то, что нужно в данный момент Храму (здесь — муку и масло для минхи). В таких случаях лучше всего воспользоваться средствами общественной кассы...
Может ли произойти такое, чтобы процедуру приношения минхи умершего первосвященника в Храме так и не завершили? — спрашивает раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Такого в Храме быть не может, — отвечает Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Минха коэна гадоль приравнивается по статусу к постоянной, ежедневной минхе, которая никогда, при любых обстоятельствах не отменяется.
Раби Йоханан выдвигает новый вопрос по поводу минхи первосвященника: сколько левоны (мелкие крупицы смолы особого дерева, которые используются в процедуре приношения минхи) отделяется для минхи этого вида — одну щепоть или две (имея в виду, что процедура ее приношения разделена на два этапа: утренний и вечерний)?
Отделяют две шепотки, — говорит Аба Йоси сын Дустая. — Одну, вместе с частью комеца (горсть муки, отделенная от общего количества минхи; ее сожжение и есть центральный момент приношения минхи в Храме) минхи, сжигают на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник») утром, другую — вечером.
Однако Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Для минхи коэна гадоль отделяют одну щепоть левоны, — говорят они, — и так же, как комец, делят на две равные части...
Но разве сжигают на мизбеахе половину щепотки левоны? — спрашивает Аба Йоси.
Не следует забывать, что здесь речь идет не о двух мучных приношениях, но — об одном, — подчеркивают Учителя. — На утреннем и вечернем этапах приношения минхи первосвященника в целом используют одну меру муки, которая требуется для приношения одной минхи. А для одной меры муки, соответственно, нужна и одна мера левоны, то есть — щепоть.
Сколько же левоны сжигают вечером в случае, если коэн гадоль умер? — спрашивают Учителя.
И, исследовав этот вопрос, отвечают: целую щепоть...
Разбирая различные законы мучных приношений, мы вскользь уже упоминали о том, что минха (мучное приношение) может быть «сухой», в виде хлебных караваев или — теста. Обсуждение нескольких последующих листов (включая этот) позволит нам получить более ясные представления о том, какой бывает минха и как способ ее приготовления связан с ее предназначением, с принадлежностью к той или иной категории.
В Мишне нашего листа сказано:
Для большинства категорий мучных приношений используется маца (сухая минха, из теста без закваски). Для некоторых — хлебные караваи (вспомним, к примеру, о хлебных караваях в праздник Шавуот — см. на сайте, скажем, обзор листа 45). И только для приношения тода (символизирующее благодарность Всевышнему) — хамец (предварительно заквашенное тесто).
Приступив к анализу Мишны, Талмуд рассматривает, прежде всего, «производственные» вопросы. В частности, Учителя уточняют, откуда следует брать закваску для теста, которое в Мишне названо словом — хамец.
На праздник Шавуот в Храм приносили хлебные караваи, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Так вот от них брали куски, которые и становились закваской для теста. А когда тесто «всходило» (поднималось), его использовали в процедуре реализации благодарственного корбана (приношение в Храме).
Хлеб — не самая лучшая закваска для теста, — отмечает раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — А ведь ее качество имеет принципиальное значение. Если она — не такая, как нужно, теста может быть больше или меньше меры, установленной для приношения минхи. Поэтому нередко закваску приносили из дома, заведомо зная ее свойства.
Далее Талмуд возвращается к началу Мишны и выдвигает на обсуждение вопрос: откуда известно, что большинство менахот (мн. число от слова — минха) должны быть сухими?
Чтобы это уточнить, Учителя, естественно, исследуют источник — текст Торы. И находят соответствующий фрагмент.
В Торе об этом прямо сказано: «Это закон минхи — принесут ее сыновья Аарона пред Всевышним к мизбеаху (в условном переводе — «жертвенник»), а остатки будут есть они, Аарон и его сыновья, в виде мацы» (Ваикра, гл. 6, ст. 7‑9). И далее: «Не должно оно (приношение) быть испечено из квасного» (там же, ст. 10).
Талмуд углубляется в изучение ситуации, выясняя, насколько строг этот закон. Допустим, человек хорошо осведомлен, что приношение следует осуществить в виде мацы, но по ошибке или какой-то случайности в его тесто попала закваска, и он использовал его, реализуя процедуру приношения минхи. Спрашивается, станет ли минха непригодной?
Учителям, разумеется, заведомо известно, что такая минха — не годится, ибо сам текст Торы не допускает иных вариантов. Однако они все же поднимают вопрос, чтобы максимально исключить возможность ошибки.
Разъясняют Учителя и «технологию» приготовления теста для большинства мучных видов приношений в Храме.
Муку заливают горячей водой, — говорит рав Нахман бар Ицхак, — и тщательно размешивают. Даже когда уже не осталось комочков, тесто, пока не поместили его в печь, все равно постоянно помешивают — чтобы «не заквасилось»...
Источник таких указаний Талмуд находит в законах праздника Песах. И дан такой закон — приносить минху в виде мацы — для большинства приношений, чтобы всегда помнили евреи об Исходе из Египта и о могуществе Всевышнего, о том, что Творец сделал ради них, подтверждая, что еврейский народ будет жить вечно и есть у него удел в Будущем мире. Как сказано в Танахе: «Цветущее оливковое дерево, с красивыми плодами — так назвал Всевышний тебя (еврейский народ)» (Пророки, книга пророка Иеремии, гл. 11, ст. 16).
Что это значит? — спрашивает Талмуд. И в ответ рассказывает такую историю.
Предстал Авраам пред Всевышним в высших мирах, чтобы узнать о судьбе своих потомков.
И сказал ему Творец:
— Дети твои игнорировали Мои указания, и поэтому — изгнаны с земли, которую Я обещал тебе.
— Но, может быть, они поступали неправильно, ошибаясь? — спросил Авраам.
— Нет, знали они, что делать нельзя, и делали, — отвечал Всевышний.
— Но, может быть, нарушала запреты меньшая часть из них? — продолжал Авраам свои попытки защитить народ Израиля.
— В том-то и дело, что — большая, — сказал Творец.
— Но разве не защищает их Союз, который они заключают с Тобой, когда делают обрезание? — спросил Авраам.
— Условия нашего Договора они не соблюдают, — ответил Всевышний.
— Но, может быть, Тебе стоило подождать? — старался смягчить гнев Творца Авраам. — Они осознали бы свои ошибки и совершили бы тешуву (вернулись бы на путь Торы).
Когда им хорошо, они не раскаиваются, — сказал Всевышний.
Понял Авраам, что нет у него более аргументов, и заплакал.
Вот тут-то и услышал он, как Творец назвал еврейский народ «цветущим оливковым деревом».
Теперь Талмуд раскрывает значение метафоры. Оливковое дерево не сбрасывает листья и всегда зеленеет. И в этом — намек на то, что еврейский народ будет жить вечно. А, кроме того, плоды на оливковом дереве появляются не сразу — должно пройти какой-то время. То же самое произойдет и с еврейским народом — его время придет...
В развитие темы предыдущего листа — какое тесто используется для мучных приношений в Храме (см. обзор листа 53) — Талмуд на нашем листе обсуждает проблемы, возникающие при его приготовлении.
Вначале речь идет о тесте минхи тода (символизирующей благодарность Творцу), то есть — о тесте, в которое добавляют закваску и оно увеличивается в объеме.
Во многих наших обзорах упоминалось, что для осуществления процедуры приношения минхи по всем правилам требуется четко определенное количество «продукта». Понятно (и мы говорили об этом), что существовала конкретная мера муки. Но у теста с закваской — «собственные законы». Его объем трудно предугадать заранее...
Если замешивали густое тесто, минха получалась больше, чем требовалось, — говорит рав Хисда (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век). — Если — жидкое, теста для полновесной минхи не хватало. Что же делать? Надо отделить часть минхи, заквасить и посмотреть, как поведет себя тесто. А потом, найдя нужные пропорции ингредиентов, перемешать все вместе.
Есть и другая проблема, — отмечает Талмуд. — Очень многое зависит от качества закваски, что, в свою очередь, определяется тем, из чего она сделана.
В быту, сообщают Учителя, — некоторые люди разминали яблоки, смешивали яблочную кашицу с небольшим количеством теста и получали закваску. Так вот, для минхи яблочная закваска — запрещена, ибо она — сомнительного свойства. Чаще всего для этих целей берут куски испеченного хлеба.
Поскольку все же квасное (по современным понятиям оно наиболее близкое — к «дрожжевому») тесто применяется в процедуре приношения лишь одного типа минхи, а тесто, как для мацы — в большинстве видов мучных приношений, Учителя, естественно, возвращаются к обсуждению проблем, возникающих достаточно часто. И главная проблема здесь — уберечь тесто менахот других видов от брожения.
На предыдущем листе уже рассматривался вопрос, насколько «строг» закон, регламентирующий «состояние» теста большинства категорий мучных приношений (см. обзор листа 53). Подчеркивалось также, что это — прямое указание Торы, ибо сказано: «Это закон минхи — принесут ее сыновья Аарона пред Всевышним к мизбеаху (в условном переводе — «жертвенник»), а остатки будут есть они, Аарон и его сыновья, в виде мацы» (Ваикра, гл. 6, ст. 7‑9). А раз так — «квасная» минха для всех видов мучных приношений, кроме минхи-тода, для дальнейшего использования непригодна.
Как будто бы все ясно. Учителя, тем не менее, опасаются, что человек все равно может допустить ошибку. К примеру — сделает в перемешивании ингредиентов больший, чем надо, перерыв, не уследит за тестом, не заметит, что оно успело увеличиться в объеме (а это означает, что оно — заквасилось), и отнесет его на мизбеах (в условном переводе — «жертвенник»), нарушив тем самым закон Торы.
Чтобы подчеркнуть всю важность каждой детали и то, насколько внимателен должен быть человек при выполнении заповеди, Талмуд предпринимает отдельное исследование, касающееся отделения трумы (каждый земледелец-еврей, по закону Торы, прежде чем пользоваться плодами урожая обязан был отделить часть от него — в пользу коэнов, служителей Храма) от урожая созревшего инжира.
Известно, что инжир, — говорят Учителя, — собрав с дерева, высушивают, чтобы не испортился. Причем, сушат его — партиями. И получается, что часть урожая инжира — еще свежая, а часть — сушеная.
Мы знаем, что от общего объема урожая следует отделить десятую часть. И инжир принято было отделять не по весу, а — поштучно. При этом разрешалось отдавать коэнам, как свежие, так и сушеные плоды. И в этом был свой резон. Если крестьянин, скажем, мог быстро передать коэну положенную ему часть плодов, он мог отсчитать нужное количество свежих ягод. Если на передачу трумы от инжира требовалось время и возникала опасность, что инжир начнет портиться, коэн получал сушеные плоды.
Но если плоды, так или иначе, отсчитывались поштучно, в чем же тут проблема?
А в том, — подчеркивают Учителя, — что объем сухой ягоды, совершенно очевидно, меньше, чем свежей. И если, к примеру, человек формально отделял труму поштучно от смешанного количества (часть инжира — высушена, часть — в свежем виде) — сушеными ягодами (допустим, от десяти — одну), он практически не выполнял заповедь в точности. То же самое выходило и в обратном варианте: если коэну отдавали свежие ягоды от урожая, часть которого уже высушена, ясно, что к труме волей-неволей примешивалась некоторая доля урожая, которую должен был использовать сам земледелец.
Как же быть?
Учителя рекомендуют производить хотя бы приблизительные «математические» расчеты и, например, на 90 ягод свежего инжира отдавать 10–12 — сушеных...
На нашем листе Талмуд завершает обсуждение параллельной темы — об отделении трумы (каждый земледелец-еврей, по закону Торы, прежде чем пользоваться плодами урожая обязан был отделить часть от него — в пользу коэнов, служителей Храма) от урожая инжира (см. обзор листа 54). Напомним, что главная проблема тут состоит в том, что часть этого урожая, как правило, высушивают. А поскольку сухие плоды по весу и объему — меньше свежих, то при отделении десятой части от общего количества (мы говорили, что расчеты ведутся поштучно — см. там же), у земледельцев возникают определенные трудности. При подсчетах может получиться так, что трума будет меньше, чем положено, или — больше. А выполнение заповеди, — подчеркивает Талмуд, — требует максимальной точности.
В законах учитываются самые разные обстоятельства, — наставляют Учителя. — И если предусмотрена определенная свобода действий, скажем, в зависимости от местных обычаев, то люди и должны поступать так, как принято поступать в том или ином регионе. Но и тогда Учителя дают по этому поводу конкретные рекомендации.
К примеру, когда от урожая инжира отделяют труму, Учителя советуют: в регионе, где принято высушивать инжир, лучше приготовить для коэнов свежие плоды, ибо для трумы следует выбирать лучшие продукты. Но это возможно лишь в том случае, если есть уверенность, что плоды будут доставлены коэнам в полной сохранности. Если такой уверенности нет, нужно отдать коэнам сушеный инжир.
И люди праведные, — отмечает Талмуд, — всегда следовали рекомендациям Учителей.
Но существуют законы, варианты в соблюдении которых вообще не предусматриваются. К таким законам относятся правила приготовления теста для большинства видов минхи (мучного приношения).
На нашем листе Талмуд приводит Мишну, в которой даются специальные указания по приготовлению большинства менахот (множественное число от слова минха):
Все менахот (за исключением благодарственной минхи) надо замешивать на теплой воде. И — следить, чтобы тесто не заквасилось. Но если оно заквасилось, тот, кто использует его в осуществлении процедуры приношения минхи, нарушит запрет Торы. Ибо написано в Торе: «...Всякая минха, которую принесете Всевышнему, да не будет хамец» (Ваикра, гл. 2, ст. 11)...
Учителя, Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век,), в частности, приводят и другую цитату из Торы, где сказано: «Да не будет испечен хамец (заквашенное тесто)» (Ваикра, гл. 6, ст. 10).
Зачем говорится об этом? — спрашивает Талмуд. Ведь из фразы, которая цитируется в Мишне — «...да не будет хамец» абсолютно ясно, что нельзя допускать, чтобы тесто «забродило». Разве не само собой разумеется, что и выпекать хамец — запрещено? То есть фраза эта в тексте Торы как будто бы — лишняя
Но мы знаем (об этом говорилось не раз), что в Торе не то, что лишних фраз — буквы лишней не бывает и быть не может. Следовательно, этот «повтор» помещен здесь намеренно и имеет какой-то более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд.
Дело в том, — объясняет Талмуд, — что процесс приношения минхи в Храме разделен, скажем так, на «автономные» этапы (об этапах приношения минхи — см. Введение в трактат Менахот), в число которых следует включить и китуф (когда поверхность «лепешки» минхи тщательно разглаживают, чтобы она была, как положено, идеально ровной). Так вот, «повтором» того, что как будто бы уже сказано, Тора подчеркивает, что запрет на хамец действителен для любого этапа работы над минхой. А этап выпечки дается лишь как пример частного, одной из составляющих общего процесса приношения минхи в Храме.
Если на предыдущих листах подробно рассматривался закон, запрещающий использовать в процедуре приношения в Храме (для большинства видов минхи — мучного приношения) квасное тесто (см. обзоры листов 54 и 55), то теперь, на нашем листе, Талмуд выясняет, какую ответственность несет человек, допустивший нарушение этого закона.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: как расценивается проступок человека, который не уследил за тестом минхи (то есть оно — заквасилось) и испек его? Несет ли он за это двойную ответственность или же все это его противозаконное поведение считается одной ошибкой?
Тот, кто испек минху из квасного теста, — говорит рав Папа (амора, великий Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века), — несет двойную ответственность: за то, что при замешивании теста допустил небрежность, и за то, что вопреки запрету, все же испек квасное тесто.
Но так ли это? Ведь человек, по сути, совершил одну ошибку: не уследил за тестом и мог не заметить (или — не обратить внимание), что оно успело закваситься. Начав его выпекать, он лишь следовал правилам, установленным для реализации процедуры приношения минхи.
Учителя детально исследуют ситуацию. И, как обычно в нашем трактате, проводят параллели с аналогичными ситуациями, возникающими в процессе приношения корбана-зевах (приношение в Храме животного), изучению законов которого посвящен предыдущий трактат — Зевахим (см. Введение в этот трактат).
Принципиальное сходство с рассматриваемыми здесь обстоятельствами Учителя находят не в самой процедуре приношения зевах, но — в подготовительном этапе, когда животное еще лишь отделено для приношения в Храме.
Как известно, корбаном может стать только такое животное, у которого нет дефектов и увечий. Однако внутри этого закона есть некие «отступления». Допустим, в случае, когда дефект есть, но зрительно он — не определяется, животное приводят в Храм и используют как «объект» приношения.
На этом и строится обсуждение данной аналогии.
Если быку-первенцу (по закону Торы первенцев полагалось приносить в Храме) ударила кровь в голову, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — ему можно пустить кровь. Но — с большой осторожностью, чтобы не нанести увечье.
Если от кровопускания появится рана, — говорят другие Учителя, — бык все равно не утратит статус первенца.
Раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) усматривает в этом иную грань Истины.
И крошечной ранки достаточно, чтобы бык утратил статус первенца, — отмечает он.
Даже если существует опасность, что бык умрет от кровоизлияния, кровь ему не пускают, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — А если все же сделают это, то он станет непригодным для приношения в Храме.
О чем здесь, по существу, идет речь?
О том, что животное может стать непригодным для приношения как бы в два приема.
На первом этапе, когда произошло кровоизлияние, бык вообще находится под угрозой смерти. И если такое случится, его, естественно, не приносят в Храме.
На втором — он может стать непригодным для этого из-за кровопускания, с помощью которого хозяин пытается спасти ему жизнь.
И каждый этап Учителя рассматривают — по отдельности.
Так и в случае с минхой, — заключают Учителя. — Каждый этап оценивается сам по себе. Если человек «упустил» тесто, и оно стало квасным, он несет ответственность за ошибку. А если к тому же он еще и испек его — считается, что человек совершил две ошибки, и ответственность возрастает вдвое.
По этому поводу Учителя не дискутируют. Все приходят к одному и тому же выводу.
Если человек сделал тесто по всем правилам, но потом положил на него закваску, и оно стало «всходить», — дополняет раби Ами (великий Учителя Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — с него — то же спрос, как и в случае, если бы он приготовил тесто, нарушая правила. Ведь он допустил непозволительную небрежность. А небрежности в осуществлении процедуры приношения в Храме быть не должно...
Еще раз отметим одну из основных особенностей нашего трактата. Мы знаем, что он посвящен менахот (мучным приношениям в Храме; единственное число — минха). Однако, практически на каждом его листе (за редким исключением) подробно рассматривается одна или даже — несколько проблем, касающихся приношений категории зевах (животного происхождения). Зачем это нужно? Ведь законам приношения в Храме животных отведен, казалось бы, отдельный трактат — трактат Зевахим.
Для объяснения этого «феномена» существует несколько причин. Главная состоит в том, что оба трактата — Зевахим и Менахот — составляют, по существу, одну книгу, и содержание их взаимосвязано и тесно «переплетено». Законы осуществления процедуры приношения минхи, хотя и имеют некоторые особенности, но в целом достаточно часто непосредственно вытекают из законов приношения группы зевахим. Напомним, кстати, тот факт, что минха нередко служит заменой приношения зевах. Когда человек — беден, и у него нет денег, чтобы приобрести животное для приношения в Храм, ему разрешают выполнить свой долг перед Всевышним с помощью мучного приношения (обо всем этом — см. Введение в трактат Менахот).
В большинстве случаев детальный разбор ситуаций, возникающих в процессе приношения животного, в нашем трактате, дается как «инструмент» исследования проблем, связанных с процедурой приношения минхи. Однако бывает и так, что видимой связи между уточнениями законов процедуры приношения зевах и минхой, как будто бы и нет вовсе. Но из опыта наших обзоров, нам, конечно же, известно: связь, несомненно, существует. Просто выявляется она в более глубоких смысловых пластах текста Талмуда.
К примеру, на нашем листе Талмуд в нюансах обсуждает проблемы ответственности коэна (служитель в Храме), который положил мясо корбана (приношение в Храме) на угли мизбеаха (в приблизительном переводе — «жертвенник») — в шаббат.
Если коэн в шаббат положил мясо корбана на угли мизбеаха, — говорит Раба бар бар Хана, — и больше к нему не притрагивался, вины на нем нет. Но если положил, а потом еще — и переворачивал с одной стороны на другую, то будет нести за это ответственность.
В чем суть проблемы?
В том, что на горячих углях мясо зажаривают, а готовить пищу в шаббат нельзя. И обсуждение Учителей, по сути, сводится к выяснению обстоятельств, при которых мясо, положенное на угли мизбеаха, может считаться приготовленным.
Если мясо будет готово хотя бы с одной стороны, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — следует считать, что коэн, который положил его на угли мизбеаха, нарушил закон. Он — в ответе за свои действия, даже если не вся обращенная к углям поверхность мяса зажарилась, а только — небольшая ее часть, размером с плод инжира средней величины.
Итак, за «метрический эталон» мы принимаем размер плода инжира, — говорит Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века). И спрашивает: как расценивать поведение коэна, положившего мясо корбана на угли мизбеаха в шаббат, в ситуации, когда на обращенной к углям стороне куска мяса обнаруживаются крошечные прожарившиеся отдельные «корочки», но в целом они составляют объем одной ягоды инжира?
Исследовав предложенную ситуацию, Талмуд приходит к выводу, что и в этом случае коэна привлекают к ответственности...
Зная, что далее речь пойдет о процедуре приношения минхи, резонно было бы предположить, что теперь мы будем говорить об ответственности коэна, который положил в шаббат на угли мизбеаха лепешку минхи. Но нет, Талмуд «принципиально» меняет тему обсуждения. И, возвращаясь к цитате из Торы — «...не будет принесена хамец (заквашенной)» (Ваикра, гл. 2, ст. 11), анализирует вопрос, насколько «глобален» запрет на использование квасного теста в процедуре приношения минхи.
Быть может, этот запрет касается лишь комеца (отделенной от общего количества муки минхи горсти)? — спрашивают Учителя. — Ведь сожжение комеца на мизбеахе — основной этап процедуры приношения минхи.
Учителя изучают проблему, сопоставляя цитату (см. выше) с другими фрагментами Торы. И делают вывод: запрет на заквашивание распространяется на всю минху в целом.
Учителя продолжают моделировать различные ситуации. Вот, к примеру, одна из них.
Допустим, коэн приготовил минху по всем правилам, и она — не заквасилась. Но на мизбеахе, по стечению каких-либо обстоятельств, заквасился комец. Спрашивается, несет ли коэн за это ответственность? С одной стороны, высочайший уровень концентрации духовности мизбеаха способен исправить ошибки. С другой — до тех пор, пока коэн не сжег этот комец, считается, что процедура приношения минхи еще не осуществлена, и тот, у кого этот комец заквасился, как будто бы перед законом ни в чем не виновен.
В подробностях изучив ситуацию, Талмуд дает заключение: поскольку запрет на заквашивание — всеобъемлющ, коэн несет ответственность и за заквашивание комеца на мизбеахе...
Но какая же все-таки связь между мясом корбана на углях в шаббат и частичным или полным заквашиванием минхи?
Над этим полезно поразмышлять каждому из нас. Но здесь на этот вопрос ответим так: предварив обсуждение законов приношения минхи детальным разбором «мелких», как может показаться на первый взгляд, проблем, возникающих с приношениями категории зевах, Талмуд демонстрирует, что буквально во всем, что касается любых приношений в Храме, не может быть «мелочей», что каждая «микроскопическая» подробность имеет принципиальное значение...
На нашем листе Талмуд рассматривает некоторые аспекты приношения в Храме двух хлебных караваев.
Из содержания предыдущих обзоров мы знаем, что в праздник Шавуот положено приносить в Храме двух ягнят с «сопутствующими им» двумя хлебными караваями (см. на сайте, к примеру, обзор листа 46).
Теперь Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: могут ли быть хлебные караваи в Храме добровольным приношением?
В Торе есть такие слова: «Обещания свои исполняй...» (Дварим, гл. 23, ст. 24).
Можно было бы предположить: человек пообещал принести в Храме два хлебных каравая и поэтому обязан выполнить это обещание.
Но нет, ситуация тут гораздо сложней. Талмуд сообщает, что одиночке приносить хлебные караваи в Храме в качестве добровольного корбана (приношение в Храме) не полагается.
Почему это так?
Талмуд углубляется в исследование причин.
Как это нередко бывает в Талмуде, сначала рассматривается некая гипотеза.
Быть может, отдельному человеку не положено добровольно приносить в Храм хлебные караваи, потому что на нем нет обязанности приносить их в праздник Шавуот? Приношение в этот день — общественное. Обязательство приносить два хлебных каравая вместе с ягнятами лежит на еврейской общине, но — не на отдельных евреях.
Но ведь и община не имеет права использовать испеченные хлеба в процедурах осуществления добровольных приношений в Храме. Это специально оговорено в Торе, — подчеркивает Талмуд.
Значит, гипотеза оказалась неверной.
Учили мудрецы Торы: не используется в реализации процедур добровольных приношений ни закваска (хлеба выпекались из теста с закваской), ни финиковый мед.
Талмуд задается вопросом: зачем мудрецы отдельно упомянули и закваску и мед? По логике вещей это должно означать, что у каждого из названных продуктов есть своя особенность.
Учителя говорят, что закваска может «участвовать» в процедуре приношения минхи в Храме. И этим она в интересующем нас аспекте отличается от финикового меда, который в самой процедуре приношения применять нельзя.
Какой же отличительной чертой обладает мед?
Его разрешается добавлять в тесто минхи после отделения комеца (горсть муки, отделенная от общего количества муки минхи; его сожжение на мизбеахе, условно говоря — «жертвеннике», и есть основной этап реализации процедуры приношения минхи). Закваску же и после отделения комеца добавлять в тесто минхи — запрещено.
Попутно мы узнаем об интересном обычае, связанном с приношением в Храм первых плодов нового урожая.
Талмуд рассказывает, что плоды для приношений укладывали в специальные корзины. А чтобы настроение в такие дни было приподнятым корзины с «первинками» украшали... живыми голубями.
Что делали с «сопутствующими объектами», которые таким образом попадали в Храм?
Голубей использовали в качестве приношений ола (символизируют тотальную близость к Творцу, в знак чего мясо животных сжигалось полностью, без остатка), а корзины отдавали коэнам (служителям в Храме).
Но обязанности приносить голубей вместе с «первинками» — не было.
Но как же все-таки Учителя разрешают основной вопрос: почему хлебы не могут быть добровольным приношением?
Добровольное приношение, — объясняет Талмуд, — должно попадать на мизбеах. Но приносить на мизбеах «квасное», даже в минимальных количествах (напомним, что хлеба пекли из заквашенного теста) — запрещено. И в Шавуот «сопутствующие» процедуре приношения ягнят хлебные караваи на мизбеах не попадали.
Но разве «объект», хотя бы часть которого не оказывалась на мизбеахе, можно назвать корбаном (приношением в Храме)? — спрашивают Учителя.
И отвечают: для того, чтобы назвать объект — приношением, этап пребывания его частей на мизбеахе не обязателен.
Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) приводит конкретный пример: лог (во времена Талмуда — мера объема жидких веществ) масла мецоры (человека, страдающего болезнью цараат — духовного происхождения) на мизбеах не попадает, но считается — приношением.
Но ведь масло мецоры лишь сопутствует его приношению ашам (символизирует исправление ошибки), — возражают Раву другие Учителя.
Процедуру приношения корбана-ашам можно осуществить без масла, а лог масла мецора вправе принести даже и через десять дней — нет между ними непосредственной связи, — отмечает Талмуд. — Каждый из этих «объектов» (приношение ашам и масло) имеет самостоятельную духовную значимость.
В заключение Талмуд возвращается к запрету возносить на мизбеах закваску и мед и подводит итог: тот, кто сделал это, заслужил наказание.
Какую ответственность несет человек, который сжег на мизбеахе и закваску и мед? — спрашивают Учителя.
Его наказывают дважды, — подчеркивает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — За каждое нарушение — в отдельности.
Но если человек смешал закваску с медом и сжег на мизбеахе, — уточняет Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — наказание ему полагается одно...
Моше Гойхберг
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать способы осуществления процедур приношения разных видов менахот (мучных приношений; единственное число — минха) в Храме.
Здесь, в частности, приводится Мишна, в которой сказано:
Существуют такие виды менахот, которые полагается приносить с оливковым маслом и левоной (мелкие кристаллики сухой смолы особого дерева, которые использовались в процедуре приношения минхи).
Некоторые виды менахот требуют лишь масла, левона при их приношении не используется.
Есть виды менахот, которые приносят с левоной, но — без масла.
И есть такие, которые не требуют ни масла, ни левоны...
Далее Мишна перечисляет мучные приношения, в процедурах которых используют (или не используют) тот или иной «добавочный» компонент:
Добровольные приношения (по собственной инициативе) приносят с маслом и левоной.
Ибо в Торе о минхе этой группы сказано: «И польет ее маслом, и положит на нее левону» (Ваикра, гл. 2, ст. 1).
К категории менахот, которые приносятся с теми же обязательными компонентами (масло и левона), относятся:
— минха махват (мучное приношение, которое жарили на сковороде);
— минха мархешет (мучное приношение, которое варили в масле, налитом в глубокий сосуд);
— минха маафе (мучное приношение, выпекаемое в печи).
— минха маафе, — дает уточнение Мишна, — в свою очередь, бывает двух видов: халот (мучное приношение, замешиваемое на масле) и ркиким (мучное приношение, которое смазывают маслом уже после замешивания теста).
Об этих «подвидах» мучных приношений в Торе сказано лишь, что к ним добавляется масло. Однако из приведенных выше законов реализации добровольных приношений, изложение которых Тора предваряет словами: «Если кто-либо принесет...»(Ваикра, гл. 2, ст. 1), Учителя делают вывод, что масло и левона — всегда добавляются к минхе, которую человек приносит, как частное лицо.
Масло и левона добавляются при осуществлении процедуры приношения минхи коэна (служителя в Храме), — продолжает Мишна. — и ежедневной минхи коэна гадоль (первосвященника). К той же категории причисляется минха, которую полагается приносить женщинам, и минха нееврея. А еще — минхат а‑омер (особый вид мучного приношения, который приносят на шестнадцатый день месяца нисан, то есть, на следующий день после праздника Песах).
О минхе омера в Торе сказано: «И добавь в него масло, и положи на него левону» (Ваикра, гл.2, ст.15).
Далее Мишна переходит к категории особых менахот, на которые законы обычной минхи не распространяются:
Минха, сопровождающая приношение зевах (животного происхождения) левоны не требует. В нее полагается добавлять только оливковое масло...
Приношениями особого свойства считались и хлеба, которые лежали в Храме перед входом в Кодеш Кодашим (Святая Святых). На них тоже не распространялись законы обычной минхи. Их приносили с левоной и без масла. Ибо сказано о них в Торе: «И посыпь разложенные хлеба чистой левоной» (Ваикра, гл. 24, ст.7).
И, наконец, Мишна говорит о третьей категории менахот, которые приносят без левоны и без масла.
К этой категории относят:
— два хлебных каравая, сопровождающие приношение ягнят в праздник Шавуот;
— минху хатат (символизирующую искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку), которую приносил допустивший какое-либо нарушение бедняк, у которого нет денег на приобретение животного;
— минху соты (жена, которую муж заподозрил в неверности — см. Введение к трактату Сота).
Исследуя источники, Талмуд отмечает, что в Торе особо подчеркнуты особенности минхи бедняка, которую он приносил в Храме за ошибку. О ней сказано: «Не следует добавлять в нее масла, и класть на нее левону, ибо она искупает ошибки» (Ваикра, гл. 5, ст.11).
Приводит Талмуд и цитату о минхе соты: «...Не польет ее маслом и не будет сыпать на нее левону, ибо она — приношение ревности» (Бамидбар, гл. 5, ст. 15)...
На нашем листе Талмуд анализируя Мишну, фрагменты которой помещены в предыдущем обзоре (см. обзор листа 59), продолжает поиски источников ее положений.
О минхе недава (добровольном мучном приношении), — отмечают Учителя, — которая осуществлялась в Храме по личной инициативе человека и могла быть причислена к нескольким категориям менахот (см. там же), в Торе сказано: «И принесешь ты минху, один из этих видов, Всевышнему, и передашь ее коэну (служителю в Храме), и он поднесет ее к мизбеаху (в приблизительном переводе — жертвенник» (Ваикра, гл. 2, ст. 8).
О чем говорится в этом фрагменте?
Этой фразой Тора подчеркивает, — объясняет Талмуд, — что этап процедуры приношения минхи, на котором коэн, еще до этапа кемицы, символически подносит минху к юго-западному углу мизбеаха (об этапах и значении терминов — см. Введение в трактат Менахот), для добровольных мучных приношений всех типов — обязателен.
Попутно мы узнаем, что для некоторых видов менахот при осуществлении процедуры их приношения, необходимо совершать тенуфу (вознесение приношения, символическое его приближение к духовным мирам). Описывает Талмуд и как это делается. Человек, от имени которого реализуется процедура приношения минхи, держит в руках сосуд с ингредиентами приношения На ту руку человека, которая поддерживает дно сосуда, коэн кладет — свою и медленно поднимает ее к Небесам, как бы вознося и само приношение.
Какие еще виды мучного приношения требуют, чтобы минху до отделения комеца (горсть муки, которая отделяется от всей минхи и сжигается на мизбеахе, что собственно, и является центральным моментом всей процедуры приношения минхи) подносили к юго-западному углу мизбеаха (на языке Талмуда это действие называется — агаша)? — спрашивают Учителя. — Какие — тенуфы?
Некоторые такие моменты и обозначены в Мишне нашего листа. В ней, в частности, сказано, что агаша, но — без тенуфы, производится при осуществлении процедуры приношения в Храме добровольной минхи следующих типов:
— :минхи махават (мучное приношение, которое жарили на сковороде);
— минхи мархешет (мучное приношение, которое варили в масле — в глубоком сосуде);
— минхи маафе (мучное приношение, выпекаемое в печи); оно в свою очередь бывает двух видов: халот — минха, замешанная на масле, и ркиким — приношение, которое смазывают маслом после замешивания теста, процедуры приношения которых тоже требуют агаши, но — не тенуфы...
Талмуд, анализирует новую Мишну методом сравнений и сопоставлений (в еврейской традиции этот метод называется — цад а‑шаве, что в буквальном переводе означает — общая, объединяющая сторона). И выясняет, что те же правила (нужна агаша, но тенуфа — не требуется) распространяются и на менахот коэнов, ежедневную минху первосвященника, минху хатат (символизирующую искреннее раскаяние и желание исправить ошибку, принесенную бедняком, у которого нет денег на покупку животного для приношения в Храме), минху, принесенную женщиной, минху нееврея.
Однако раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Менахот коэнов и ежедневную минху первосвященника, — говорит он, — не надо подносить к юго-западному углу мизбеаха (иными словами — совершать агашу), ибо этап кемицы (отделение горсти муки для сожжения на мизбеахе) в процедуре их приношения отсутствует. Они сжигаются на мизбеахе полностью.
Талмуд внимательно изучает позицию раби Шимона и дает заключение: в основе логического построения великого Учителя лежит соображение, что менахот коэнов и минха первосвященника не могут подчиняться тем же законам, что и, допустим минха женщины или — нееврея. Поскольку процедура их приношения имеет принципиальные особенности (отсутствие этапа кемицы и сожжение всей минхи), метод цад а‑шаве применять в процессе их исследованию не следует...
На предыдущем листе Талмуда (см. обзор листа 60) была приведена Мишна, обозначившая различные виды менахот (мучных приношений, единственное число — минха), осуществление процедур которых требует, чтобы сосуд с минхой, еще до этапа кемицы (отделение горсти муки для сожжения на мизбеахе, условно говоря — жертвеннике; об этапах приношения минхи — см. Введение в трактат Менахот) поднесли к мизбеаху (совершили агашу).
Наш лист знакомит нас с новой Мишной. В отличие от предыдущей, она посвящена выявлению видов приношений (не только мучных, отметим), процедура осуществления которых не нуждается в агаше. Но — требует тенуфы (когда коэн, осуществляющий процедуру приношения в Храме помогает владельцу приношения приподнять «объект» приношения вверх, символически приближая его к духовным мирам).
К таким приношениям Мишна относит:
— приношение мецоры (человека страдающего болезнью цараат — духовного происхождения), включающее в себя приношение лога (во времена Талмуда — мера жидкостей, примерно равная одной трети литра) оливкового масла и двух овец (это приношение осуществляется на восьмой день после исцеления);
— корбан-шеламим (приношение животного в Храме, символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу);
— приношение бикурим (первых плодов нового урожая);
— приношение двух хлебов, которые по особому указанию Торы должны были «сопровождать» приношение двух ягнят в праздник Шавуот.
Приступив к анализу Мишны, Талмуд отыскивает источники ее положений.
По поводу приношения мецоры в Торе сказано: «А на восьмой день (исцелившийся мецора) возьмет двух овец ... и (коэн — служитель в Храме) осуществит над ними и логом масла, процедуру приношения и вознесет их тнуфой перед Всевышним» (Ваикра, гл.14, ст.10‑12).
Тут все — очевидно. Талмуд переходит к изучению следующего «пункта» Мишны — бикурим.
О тнуфе в процедуре приношения бикурим, — отмечает раби Элиезер Бен Яаков, — говорится в книге Дварим: «И возьмет коэн корзину (с бикурим) из рук твоих...» (Дварим, гл.26, ст.4).
Свой вывод раби Элиэзер делает, сопоставив приведенную цитату с фрагментом из Торы с указанием насчет корбана-шеламим. Ибо о приношении этой категории тоже сказано — «Руки его принесут приношения Всевышнему ... дабы совершить вознесение (тенуфу) перед Всевышним» (Ваикра, гл.7, ст.30).
Отдельным пунктом к означенному списку Учителя добавляют процедуру приношения (сожжения на мизбеахе, условно его иногда называют — жертвенником, хотя это и неточно) внутреннего жира (на языке Талмуда он называется — хелев) корбана-шеламим.
В Торе об этом написано: «Бедро корбана-шеламим и грудину вознесения вместе с хелевом, который подлежит сожжению, принесут, дабы совершить вознесение (тенуфу) перед Всевышним» (Ваикра, гл.10, ст.15).
Отметим попутно, что бедро и грудину корбана-шеламим, по правилам осуществления процедуры приношения этого вида, отдавали коэнам.
Далее Талмуд подчеркивает, что тенуфа при реализации процедуры приношения корбана-шеламим, совершается, независимо от того, кто владелец приношения: мужчина или женщина. Однако само действие, если хозяйкой животного, предназначенного для приношения корбана-шеламим, оказывается женщина, в нюансах имеет некое отличие. Когда владелец корбана — мужчина, Коэн кладет свою руку на руку хозяина приношения и вместе с ним приподнимает корбан вверх. Но если это — женщина, она в осуществлении тенуфы не принимает непосредственного участия, поручая сделать тенуфу за нее — коэну.
Откуда известно, что приношение двух хлебных караваев вместе с двумя ягнятами в праздник Шавуот тоже требует тенуфы? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: на это есть прямое указание Торы. Ибо сказано: «И вознесет их (сделает тенуфу) коэн вместе с хлебом приношения — перед Всевышним» (Ваикра, гл.23, ст.20).
Далее Талмуд рассказывает, как это указание реализовывали на практике.
Коэн помещал два хлебных каравая рядом с двумя ягнятами, просовывал свои руки под все приношение целиком, приподнимал его и совершал движения во все стороны света, а также — вверх и вниз. Ибо в Торе написано: «...приношение, которое было вознесено и поднято» (Шемот, гл.29, ст.27).
Это — пример того, как вообще нужно делать тенуфу, — подчеркивает Талмуд.
Что касается тенуфы в процедуре приношения ягнят и хлебных караваев в праздник Шавуот, — уточняет Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), — важно помнить, что все элементы приношения (хлеба и ягнят) следует уложить — рядом, а не друг на друга. Это — важная деталь.
Раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), подчеркивая, сколь важно во время тенуфы возносить приношение во все стороны света, а также — вверх и вниз, объясняет, что эти действия символически выражают признание того, что Всевышнему принадлежит вся вселенная, все миры.
А раби Йоси бар Ханина (Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, вторая половина 3‑го века) говорил, что вознесение приношения на четыре стороны света предотвращает опасные ветры; движение вверх и вниз — несвоевременную, причиняющую вред растениям, росу.
Отсюда раби Йоси бар Авин делал вывод, что реализация даже второстепенной составляющей заповеди (например, тенуфа при осуществлении процедуры приношения в Храме) способна предотвратить несчастье...
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать Мишну (см. обзор листа 61), углубляется в исследование особенностей процедур, которые включены в процесс приношения в Храме отдельных видов корбанот (единственное число — корбан, что в переводе на русский язык означает — «приношение в Храме»).
Речь идет о тенуфе (описание процедуры — см. там же). При этом Талмуд, как нередко бывает в нашем трактате, подчеркивая аналогичность законов осуществления мучных приношений и приношений категории зевах (животного происхождения), разворачивает общую картину реализации данной процедуры для корбанот обеих категорий.
Повторим самые основные моменты.
В предыдущем обзоре мы говорили о существовании двух видов тенуфы.
Первый — вознесение (вверх и на четыре стороны света) предназначенного для приношения животного, когда оно еще — живое, то есть — до шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом). И отмечали, что тенуфа этого вида осуществляется в процессе приношения корбана мецоры (мецора — человек, страдающий болезнью цараат, духовного происхождения; подробнее об этом необычном явлении — см. в обзорах недельных глав Мецора и Тазрия, первый годовой цикл) и праздничного приношения в Шавуот (вознесение двух ягнят вместе с сопутствующими им хлебными караваями).
Второй — вознесение (по тем же правилам — см. обзор листа 61) внутреннего жира (на иврите — хелев), грудины и бедра животного, естественно — после шехиты. Эта процедура включена в процесс приношения добровольного, индивидуального корбана-шеламим (приношение, символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу).
На нашем листе Талмуд расширяет сферу исследования, вводя лишь вскользь упоминаемую ранее заповедь осуществления в процессе приношения еще одной процедуры, которая называется семиха (когда хозяин предназначенного для приношения животного перед шехитой возлагает руки на его голову и исповедуется в своих ошибках). И теперь рассматривает, какие категории приношений требуют тенуфы (одного из ее видов) и семихи.
Эти процедуры (семиха и один из видов тенуфы), — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — включаются в процесс приношения трех видов корбанот:
— частное приношение шеламим;
— общественное приношение шеламим (от всей общины Израиля);
— ашам мецоры (ашам — приношение, символизирующее искреннее стремление исправить ошибки).
Далее подробно рассматривается каждое из этих приношений в отдельности. С указанием, какие именно процедуры (семиха и один из видов тенуфы) следует совершать в процессе осуществления приношения той или иной категории.
В процессе приношения частного корбана-шеламим, — сообщает Талмуд, — перед шехитой обязательно производят семиху. Ибо в Торе об этом прямо сказано: «А если он приносит шеламим... да возложит руки свои на голову своего корбана» (Ваикра, гл. 3, ст. 1‑2). А после шехиты и этапа кибул дам (когда кровь зарезанного животного собирают в специальный сосуд — об этапах приношения категории зевах см. обзор листа 2 трактата Зевахим) — совершают тенуфу (в данном случае — вознесение внутреннего жира, бедра и грудины). Тенуфа до шехиты при осуществлении процедуры приношения частного корбана-шеламим не производится.
Иная ситуация — в реализации процесса приношения общественного корбана-шеламим (приношение в Шавуот). Он включает в себя осуществление обоих видов тенуфы (до шхиты и после этапа кибул дам), но руки на голову предназначенных для приношения животных — не возлагают (то есть смиха в этом случае не производится).
Это — ѓалаха (еврейский практический закон), — объясняет Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), — полученная Моше Рабейну на горе Синай. Согласно этой ѓалахе, только два вида общественных приношений включают в себя семиху: приношение козла отпущения в Йом-Кипур (см. об этом в обзорах листов 66, 67 и 68 трактата Йома) и быка, которого приносили члены Санѓедрина (еврейского Верховного суда) в случае, когда они принимали неверное решение.
И, наконец, ашам мецоры — процедура приношения, которое как бы завершало процесс исцеления больного, допустившего ошибку, в результате чего произошла какая-то «поломка» в его связях с духовными мирами, включала в себя семиху (как почти все виды «частных» приношений) и тенуфу — до шхиты. Как сказано об этом в Торе: «И вознесет их тенуфой перед Всевышним» (Ваикра, гл.14, ст.12). Однако тенуфа после шехиты при осуществлении процедуры приношения этой категории не производилась...
На нашем листе Талмуд возвращается к анализу разновидностей менахот (единственное число — минха, то есть — мучное приношение). Речь, в частности, идет о минхе махават (мучное приношение, которое в виде лепешки жарится на сковороде) и минхе мархешет (мучное приношение, которое варят в масле — в глубокой посуде). Эти виды менахот упоминались в Мишне, представленной на листе 59 трактата Менахот (см. обзор листа 59).
В Мишне нашего листа выделяются особенности каждого из этих двух видов приношений. В ней сказано:
Если человек взял на себя обязательство принести минху махават, а (вместо этого) принесет минху мархешет, считается, что обязательство он не выполнил.
(Точно так же) тот, кто обязался принести минху мархешет, не выполняет свое обещание, если (вместо минхи этого вида) принесет минху махават...
Иными словами, несмотря на то, что менахот обоих видов — схожи, одно не заменяет другое. В чем же их принципиальное различие?
В том, — говорит раби Йоси а‑Галили (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — что минха мархешет приносится в сосуде, накрытом крышкой, а минха махават — в открытом.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривает раби Хананья бен Гамлиэль.
Разница, — говорит он, — в качестве менахот. Минху мархешет тушат в масле, в глубоком сосуде. Пропитанная маслом, она получалась мягкой, воздушной. Минху махават жарят на плоской сковороде, в относительно небольшом количестве масла, и поэтому она получается жесткой.
Талмуд детально изучает позиции Учителей. И обнаруживает, что их точки зрения лишь дополняют друг друга. А суть различия, которое обуславливает запрет на замену минхи одного вида — другим, сводится к тому, что минха мархешет изготавливается внутри некой закрытой «сферы» (в сосуде, накрытом крышкой), а минха махават — на плоской поверхности. Как сказано в Торе: : «...и всякое приношение, сделанное в мархешет...и на махават...» (Ваикра, гл.7, ст.9).
Эти различия в способах приготовления менахот указанных видов, — заключает Талмуд, — имеют принципиально важные последствия: корбанот в результате получают разные духовные статусы.
Далее на нашем листе приводится еще одна Мишна, в которой представлены законы реализации мучных приношений категории маафе танур (мучное приношение, которое пекут в печи).
В этой Мишне читаем:
Тот, кто дал обет принести минху маафе танур должен принести именно хлебные караваи, испеченные в обычной печи, а не в купахе (особый вид маленькой печки, в которой помещалась одна кастрюля) и не маафе реафим (хлебы, испеченные на раскаленных кирпичах). Не годится (в данном случае) также хлеб, испеченный в «арабских чанах» (которые представляли собой ямы, выкопанные в песке, стены которых обмазывали глиной; в такой яме разводили огонь и пекли хлеб)...
Мишна приводит еще ряд примеров различных приспособлений, которые использовались в древние времена для выпечки хлеба — с тем, чтобы подчеркнуть, что «печью» они не считались.
В этой же Мишне приводится и позиция раби Иегуды (великий Учитель Мишны, 2‑й век), которые открывает иную грань Истины. Купах, — говорит он, — та же печь, только — малых размеров. Поэтому предназначенные для приношения в Храме хлебные караваи (для минхи маафе танур) можно испечь и в ней.
Тот, кто дал обет принести минху маафе танур, — продолжает Мишна, — должен принести в Храме десять хлебов.
И уточняет: эти хлебные караваи следует либо замесить на оливковом масле (в данном контексте Тора называет такие караваи — мацот), либо смазать маслом потом, когда они испекутся (такие хлеба названы — рекиким).
Все караваи должны быть либо мацот, либо рекиким, — отмечает Талмуд, анализируя Мишну. — Запрещено в один прием приносит в Храм хлеба, часть которых замешана на оливковом масле до выпечки, часть — смазана маслом потом.
Впрочем, раби Шимон и здесь усматривает иную грань Истины. И разрешает приносить в качестве маафе танур частично — мацот, частично — рекиким. И те и другие хлеба, — говорит он, — относятся к одному виду приношения...
Александр Капер
Наш лист открывает новую, шестую главу трактата Менахот. И начинается с Мишны, в которой приводятся законы, регламентирующие приношение в Храме особой минхи (мучное приношение) — минхи омера (слово омер в переводе с иврита означает — сноп).
Отметим, что этот вид минхи приносили раз в год — 16‑го нисана, то есть на второй день праздника Песах. На исходе первого дня Песаха жали ячмень нового урожая. Скашивали не все поле, разумеется, а в количестве, необходимом для приношения минхи. Зерно обмолачивали, перемалывали в муку, эту муку несколько раз подряд просеивали (чтобы она была абсолютно чистой). Затем отделяли от общего объема десятую часть эйфы (во времена Талмуда — мера объема сыпучих продуктов, равная трем сэа; в свою очередь, сэа равна приблизительно 8,3 кг; десятая часть эйфы — примерно 0,3 сэа) и приносили минху в Храм. С этого момента (после осуществления процедуры приношения минхи омера) ячмень нового урожая разрешалось использовать. Такое разрешение имело для земледельцев принципиально важное значение. Минху омера приносили, независимо от того, на какой день недели выпадала эта, намеченная Торой дата. Даже — в шаббат.
Итак, в нашей Мишне обговариваются детали осуществления процедуры приношения минхи омера:
Если дата приношения омера выпадает на субботу, — говорит раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — минху готовят из трех сэа муки; в будни — из пяти сэа.
И в субботу и в будни — из трех сеа, — говорят другие Учителя.
Если дата приношения омера выпадает на субботу, — сообщает раби Ханина (Учитель Мишны первого поколения, известный под именем Сеган а‑Коѓаним, координатор службы коэнов в Храме, 1‑й век), — ячмень жнут в одиночку, одним серпом, а молотые зерна складывают в одну посудину. В будни это делают три человека, используя три серпа и три посудины.
И в шаббат и в будни — одинаково, — говорят другие Учителя. — Жнут — втроем, используя три серпа и три посудины.
Получается, что, с точки зрения большинства Учителей, и в субботу и в будни надо было сжать столько ячменя, чтобы из него получилось 25 кг муки. Причем — самой отборной.
Приступив к анализу первой части Мишны, Талмуд, в первую очередь, сопоставляет ситуации, которые возникают, если земледельцы будут следовать указаниям раби Ишмаэля или — указаниям других Учителей.
Не вдаваясь в подробности математических расчетов, скажем лишь: Талмуд подчеркивает, что из трех сэа муки, при многократном ее просеивании, необходимый для минхи объем набирается с трудом. Пять сэа позволяет просеивать муку столько раз, сколько надо, чтобы мука была самой отборной и не думать о том, что ее может не хватить для приношения минхи в Храме.
Но почему же тогда раби Ишмаэль ограничивает изначальное количество муки в шаббат?
И объясняет: делая свои выводы, раби Ишмаэль исходит из того, что в шаббат, если уж есть такая необходимость — производить работы, то следует сводить их к разумному минимуму.
И в заключение Мишна дает строгое указание по поводу того, откуда следует брать ячмень для минхи омера. Здесь читаем:
Ячмень для минхи омера берут с самого близкого к Храму (по расстоянию) поля...
Обосновывая это установление, Талмуд приводит две причины:
1. Зерно для минхи омера должно быть свежим. Если нести его издалека, по дороге оно может засохнуть, и мука не будет соответствовать «стандартам», предусмотренным для приношения минхи в Храме.
2. Приношение минхи омера — одна из важнейших заповедей Торы. А по еврейскому закону, как только у человека появляется возможность выполнить заповедь, он сразу же должен сделать это. Поэтому и не проходят мимо наиболее близкого к Храму поля, чтобы жать ячмень для минхи с земельного участка, расположенного дальше, чем первое.
На нашем листе Талмуд рассказывает такую историю — о временах, когда воевали друг с другом два принца из рода Хасмонеев.
Аристобулос управлял тогда Иерусалимом. И вот армия Ѓорканоса окружили город.
Ежедневно защитники города спускали со стены державшим осаду войскам сосуд с золотыми динарами (денежная единица того периода). А снизу, взамен, поднимали им животных для приношений в Храме.
Так продолжалось до тех пор, пока некий старец не объяснил Ѓорканосу, что приношения в Храме обеспечивают противнику способность выстоять.
На следующий день, жители осажденного Иерусалима, как обычно, спустили со стены сосуд с золотыми динарами. А взамен враги отправили им — свинью. Когда свинья преодолела половину пути вверх, она зацепилась когтями за камни городской стены. И задрожала земля Израиля.
И сказали мудрецы: «Будет проклят тот, кто выращивает свиней и учит сына греческой хитрости»...
Как раз в ту пору пришло время приносить минху омера. И решили Учителя взять ячмень издалека. Но — откуда? Предлагали разные варианты и не сошлись ни на одном. Тут явился перед ними немой. Одну руку положил на крышу сарая, другую — на стену. Что он этим хотел сказать? Не понимали его мудрецы. Но тут слово взял Мордехай. Тот самый, — сообщает Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), который упомянут в истории Пурима. Ибо известно о нем, что он знал все языки и умел понимать животных и птиц, так что «расшифровать» жесты немого для него не составило труда. И спросил Мордехай:
— Существует ли такое место, которое называется Гагот Црифим (в переводе на русский язык — «крыши сараев»)?
Перебрали Учителя в памяти известные им названия разных мест и сказали:
— Да, существует. Но расположено оно далеко...
— Вот оттуда и следует взять в этот раз ячмень для минхи омера, — заключил Мордехай...
Рассмотрев эту историю, Талмуд делает вывод, что в исключительных случаях, ячмень для минхи омера можно взять и из далеких краев. Но в любом случае эту заповедь надо исполнить...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущего листа (см. обзор листа 64) — законы осуществления процедуры приношения минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах). Однако теперь сосредотачивает внимание на подробном описании процесса подготовки приношения этого вида.
В Мишне нашего листа мы находим такой текст:
Днем, перед праздником, посланцы Санѓедрина (Верховного Суда) выходят на ячменное поле и (рассчитав, сколько ячменя потребуется для минхи омера) связывают не сжатые колосья ячменя в пучки (по сути — снопы), чтобы срезать их было легче. На этом поле собираются все, кто находится неподалеку. И чем больше народу придет, тем — лучше (тем большее значение будет придано исполнению заповеди). Как только на землю опустятся сумерки (на исходе первого дня праздника Песах), человек, назначенный жнецом, спрашивает присутствующий:
— Зашло ли солнце?
— Да, зашло, — отвечают ему люди.
Тогда он указывает на серп и спрашивает:
— Этим серпом мне колосья срезать?
— Да, этим, — подтверждает народ.
После этого он указывает на корзину и спрашивает окружающих:
— Сюда мне колосья укладывать?
— Да, — отвечают присутствующие.
Если второй день праздника выпадал на субботу, жнец должен был спросить:
— В эту субботу сжинать мне колосья ячменя?
— Да, в эту субботу, — отвечали ему...
Интересно отметить, что в наши дни второй день праздника Песах никогда не выпадает на шаббат. Однако в прежние времена, когда начало каждого месяца определялось в Санѓедрине, такое бывало.
Потом жнец задает свой последний вопрос:
— Так я начинаю жать?
И толпа отвечала ему:
— Да, начинай...
Читая описание «обряда» жатвы снопов для минхи омера, можно представить себе грандиозный, масштабный «спектакль», в котором принимала участие многочисленная людская толпа, а любое действие и слово обретало высокий духовный смысл. Здесь не было «статистов». Всякий человек осознавал свою причастность к выполнению важной заповеди.
Каждый свой вопрос жнец задавал трижды, — сообщает Талмуд. — И также, трижды, отвечал ему народ.
Зачем требовалось такое троекратное повторение? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: чтобы даже те, кто утверждал, что колосья ячменя для минхи омера не срезают на исходе первого дня праздника Песах, успели осознать, что ошибаются.
О ком это идет речь?
О цедуким и бейтусим — две «отколовшиеся» в конце эпохи Второго Храма от еврейского народа группы, названные по именам своих основателей: Цадок и Бейтус. Представители этих групп оспаривали установления Учителей, распространяя «собственное понимание» текста Торы.
Цадок и Бейтус были учениками Антигноса — некоего человека из Сохо. «Не будьте рабами, которые за награду служат господину своему (Всевышнему...», — учил их Антигнос. Из его слов Цадок и Бейтус неверный сделали вывод, подумав, что награды в Будущем мире за исполнение заповедей — нет. Так и не поняв, что их учитель имел в виду совсем другое. Он пытался объяснить им, что человек, осуществляющий служение Творцу лишь ради награды получит меньшее вознаграждение, чем тот, кто служит Ему из любви.
Недопонимание этой идеи породило конфликт, который позднее перерос в ожесточенные дискуссии цедуким и бейтусим с мудрецами Торы — по всякому поводу и даже без повода.
Со временем цедуким и бейтусим растеряли своих последователей, и конфронтация с Учителями сошла на нет.
В связи с этим Талмуд сообщает, что есть два периода в месяце нисан, когда евреям запрещено поститься: с 1‑го по 8‑е нисана и с 8‑го нисана — до конца праздника Песах.
В первом случае — потому что в эти дни Учителя одержали победу над цедуким и бейтусим в споре по поводу постоянного приношения в Храме. По установлению Учителей животные для таких приношений приобретались из общественных денег. «Сектанты» же настаивали, что частное лицо должно приобретать животное за собственный счет.
Во втором — потому что в эти дни Учителя одержали победу над цедуким и бейтусим в другом споре: по поводу даты принесения минхи омера (см. выше)...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы осуществления начальных этапов процедуры приношения минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; см. обзоры листов 64 и 65).
Мишна нашего листа повествует о дальнейшей «судьбе» сжатого ячменя. Здесь мы читаем:
Нарезанные колосья ячменя укладывали в коробку, — рассказывает раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — и приносили в азару (храмовый двор). Там ячмень обжигали на огне, чтобы (как полагалось по правилам) слегка прокалить зерна (в оригинале: чтобы выполнить заповедь кали — обжигание огнем).
Перед прокаливанием ячмень тростниковыми ветками и капустными кочерыжками (чтобы не повредить зерна) обмолачивали, — вносят свое уточнение другие Учителя. (Затем) зерна помещают в абув (специальный медный сосуд) с дырками, чтобы сам сосуд не раскалился, — продолжает Мишна, — (после этого) расстилают зерно в азаре, и ветер обдувает его.
(Потом) зерно кладут в мельницу, извлекают десятину от (полученной) муки (см. обзор листа 64), предварительно просеянной в тринадцати ситах.
Оставшуюся муку выкупают, и ее может использовать любой человек.
Перед использованием (этих остатков) муки, — предупреждает раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — надо отделить десятину и халу...
Следует пояснить, что в конце Мишны раби Акива говорит о труме и маасере — частях собранного в Эрец Исраэль урожая, которые отделялись в пользу коэнов и левитов, которые не имели собственных земельных наделов, ибо осуществляли служение в Храме и обучали народ Торе.
Приступив к анализу Мишны, Талмуд, прежде всего, подмечает, как будто бы некое противоречие между позицией раби Меира и точкой зрения Учителей на очередность процедур в процессе подготовки ячменя к изготовлению минхи.
По рекомендациям раби Меира, ячмень, получается, надо было обжигать до обмолота.
Другие Учителя предлагают иную последовательность действий — прокаливать зерно уже без стеблей.
При этом и раби Меир и другие Учителя неукоснительно следуют указаниям Торы. Как это расценить?
Изучив вопрос, Талмуд дает такое объяснение: раби Меир и другие Учителя по-разному понимают использованное в соответствующем фрагменте Торы слово — кали. Его можно перевести и как — «огонь», «обжиг», и как — «инструмент» (в данном случае — абув).
Попутно мы узнаем, что зерно после прокаливания называется клиёт. И если о зерне говорят — клиёт, значит, заповедь «обжига» уже выполнена.
Обсуждая последнюю часть Мишны, Талмуд отмечает, что большинство Учителей освобождали остаток муки (после извлечения необходимого для минхи количества) от необходимости отделять труму и маасер. На этом настаивал только раби Акива. Однако по поводу отделения халы «разночтений» не было: все Учителя, включая раби Акиву, говорили, что без этого остаток муки использовать нельзя.
Для того, чтобы лучше понять суть проблемы, разберемся, что такое трума, маасер и хала.
Те 2 процента, которые отделялись от собранного в Эрец Исраэль урожая в пользу коэнов, носят название — трума гдола (большая трума). От всего, что осталось, полагалось отделить десятую часть в пользу левитов. Это — маасер ришон (первая десятина). Левит, в свою очередь, тоже отделял труму в пользу коэна — десятую часть от своей доли.
Земледельцу, после трумы и первого маасера, полагалось выделить от оставшегося у него урожая маасер шени (вторую десятину). Эти продукты он нес в Иерусалим. В дни больших, отмеченных в Торе, еврейских праздников. Там, в Иерусалиме эти продукты надо было использовать для праздничной трапезы, на которую приглашались бедняки.
Если вторую десятину от урожая трудно было транспортировать, ее разрешалось продать на месте, а на вырученные деньги — купить продукты для тех же целей в Иерусалиме.
Теперь — о хале.
Отделив все, что полагалось, человек имел право использовать собранный им урожай по своему усмотрению. И вот, к примеру, из муки он делает тесто. По закону, надо было отделить часть от этого теста (халу), которая тоже отдавалась коэнам.
Теперь нам проще понять суть дискуссии между раби Акивой и другими Учителями — по поводу того, нужно ли отделять труму и маасер от муки, оставшейся после того, как из общего ее количества взяли муку для минхи омера.
Как определяется момент, когда урожай готов к тому, чтобы выделить труму и маасер для коэнов и левитов? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: этот момент наступает, когда плоды сняты, собраны в одну кучу и эту кучу разровняли.
Зерно для минхи омера приносили в азару (храмовый двор), и там производили над ним все предусмотренные законом действия. В частности, разравнивал зерно — казначей Храма. Из этих фактов большинство Учителей делали вывод, что вся полученная из этого зерна мука принадлежала Храму и, соответственно, как все в Храме, приобретала духовность наивысшей концентрации. От такой муки труму и маасер не отделяют.
Иную грань Истины усматривал в этом раби Акива. Хозяину поля платили только за ту муку, — говорит он, — которая использовалась для изготовления минхи омера. Поэтому оставшаяся часть, по существу, Храмом не приобреталась. А значит, и не имела высокого уровня духовности. Следовательно, от нее полагается отделять и труму и маасер...
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего листа. Начав обсуждение законов отделения халы от теста (см. обзор листа 66), здесь Талмуд развивает эту тему.
Талмуд подчеркивает, что обязанность отделить халу, чтобы отдать ее коэну (служителю в Храме) вступает в силу с момента, когда человек начинает замешивать тесто, то есть в самом начале процесса его приготовления. Иными словами, получается, что необходимость исполнения заповеди — не очевидна. В связи с этим возникает немало вопросов. Как быть, к примеру, в случае, если на начальном этапе тестом занимался человек, по тем или иным причинам освобожденный от такой обязанности, а завершал процесс — другой?
Талмуд разбирает отдельные ситуации. И выдвигает на обсуждение такой вопрос: нужно ли отделять халу, если в начале процесса замешивания теста им занимался казначей Храма?
Учителя всесторонне изучают проблему и приходят к единому выводу: в данном случае обязанности отделять халу нет.
Как обычно, Талмуд (и в тексте нашего листа это особенно заметно), чтобы оградить людей от возможных ошибок, старается описать самые разные, даже порой как будто бы «гипотетические» случаи.
В самом деле. Стоило ли рассматривать вопрос об отделении халы от теста, в процессе приготовления которого принимает участие храмовый казначей? Ведь даже при поверхностных представлениях о порядках произведения храмовых работ ясно, что у казначея достаточно дел, чтобы ему еще тратить свое время на тесто. Понятно и другое: каждый человек в Храме, соответственно «должности», выполнял свои, четко очерченные задачи.
Такая ситуация (с казначеем, который месит тесто), быть может, и выходит за рамки обычного порядка вещей, — подчеркивает Талмуд. — Но исключить ее из круга проблем для обсуждения было бы неправильно.
Мы знаем, что у каждого еврея есть обязанность давать пожертвования на содержание Храма. Причем, в любой форме. Человек может дать не только деньги, но и какие-то предметы, а также — продукты питания. Принять все это полагается казначею. И вот, представим себе, что некто принес — тесто. И казначей просто вынужден им заниматься ...
Талмуд предлагает для рассмотрения иную ситуацию: нужно ли отделять халу, если тесто начал месить нееврей?
Если тесто начал месить нееврей, — дают заключение Учителя, в частности, раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) и раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — отделять от него халу не требуется.
Раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) и раби Иегуда (коллега раби Меира) приходят к тому же заключению, что и другие Учителя. Однако отмечают некий нюанс. В этом правиле, — говорят они, — могут быть исключения. Скажем, если тестом занялся нееврей, который готовится к гиюру (процесс присоединения к еврейскому народу), халу от этого теста необходимо отделить.
Однако Талмуд на этом не останавливается и углубляется в анализ связанных с этой ситуацией проблем. Предпринимается довольно сложное и детальное исследование, в процессе которого Учителя стремятся определить, какой именно фактор, приобретает в принятии решения — отделять халу, если тесто замесил нееврей или не отделять — главенствующее значение. Не вникая в подробности довольно длинного, надо сказать, обсуждения, отметим лишь конечный результат: Учителя приходят к выводу, что решающим фактором следует считать то, что урожай, из муки которого делается тесто, выращен в Эрец Исраэль.
Да, Тора не требует от нееврея выполнения еврейских законов (в том числе отделения залы от теста), — констатируют Учителя. — Но что касается халы, а также трумы и маасера от урожая, выращенного неевреем на еврейской земле, сама ситуация требует «устрожения». Чтобы у «обладателей карманов», как выражается Талмуд, то есть — у богатых и жадных людей (среди евреев), которые стараются буквально на всем экономить, не было соблазна прибегать к хитростям. Ведь если, нееврей не должен отделять труму и маасер, земледелец-еврей может «фиктивно» продать ему свой урожай, а когда тот разровняет кучу с собранными с поля плодами — снова его «купить».
Чтобы у еврея не было возможности прибегать к подобным уловкам, Учителя, воспользовавшись полученным от Творца правом совершенствовать законы, наложили обязанность отделять труму, маасер, а также халу и на неевреев в Эрец Исраэль.
Проанализировав процедуру изготовления минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах — см. обзоры листов 64, 65, 66 и 67), Талмуд переходит к обсуждению подробностей самой заповеди, выполнение которой, как мы уже знаем, дает возможность пользоваться зерном нового урожая.
В Мишне нашего листа говорится:
Сразу же, с того самого момента, как процедура приношения минхи омера в Храме завершена, разрешается использовать новый урожай.
Для жителей (страны), которые живут в отдаленных от Иерусалима районах, это разрешение вступает в силу с полудня (поскольку они не знают, когда именно завершилась процедура приношения минхи омера).
Когда Храм был разрушен, раби Йоханан, сын Закая, постановил, что от нового урожая запрещено есть (и использовать его плоды каким-либо другим образом) в течение всего дня (16‑го нисана), в который (раньше, при Храме) приносили минху омера.
Разве не Торой дан запрет и определен срок? — спрашивает раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). Ведь сказано: «Хлеб и зерно не будете есть до самого этого дня...» (Ваикра, гл. 23, ст. 14). А тем, кто живет вдалеке от Иерусалимо особо разрешено использовать зерно нового урожая, потому что они уверены в том, что в этот день обязательно осуществят процедуру приношения минхи омера...
Талмуд приступает к детальному исследованию содержания Мишны. Для понимания она — отнюдь непроста. И хотя в ней есть как будто бы вполне ясная и четкая фраза — «Сразу же, с того самого момента, как процедура приношения минхи омера в Храме завершена, разрешается использовать новый урожай», последующий текст выдвигает вопросы, которые дают повод для углубленного анализа.
Так с какого же момента можно использовать новый урожай?
Определение этого момента становится особо сложной проблемой во времена, когда Храма нет, а, значит, и институт приношений более не существует...
Когда стоял Храм, — говорят Рав (один из крупнейших Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век) и Шмуэль (великий Учитель Талмуда, коллега Рава), — новый урожай можно было начать использовать после принесения минхи омера. Это — очевидно. Но с тех пор, как Храм был разрушен, зерно нового урожая становилось разрешенным с утра, с восхода солнца 16‑го нисана (в день, когда раньше приносили минху омера).
В подтверждение своего вывода Учителя приводят фрагмент из Торы (частично он цитировался выше, теперь она дается более в более распространенном варианте): «И хлеб и зерно обожженное (кали; значение термина — см. обзор листа 66) и зерно влажное не будете есть до самого этого дня, до принесения минхи омера Всевышнему. Это — закон вечный для всех поколений ваших, для всех ваших населенных пунктов» (Ваикра, гл. 23, ст. 14).
Анализируя этот отрывок, Рав и Шмуэль обращают внимание на то, что здесь как будто бы есть противоречие. С одной стороны, говорится — «до принесения...», с другой — «до самого этого дня». Но ведь известно, что ни противоречий, ни «случайных оговорок» в Торе нет и быть не может. Следовательно, вывод один: Тора, отмечая, что данная заповедь — «вечный закон для всех поколений», дает указания для разных ситуаций. В первом случае — когда Храм есть. И в этой ситуации урожай запрещен, пока не завершат процедуру приношения омера. Во втором — когда Храма нет. Тогда, как велит Тора, новый урожай запрещен «до самого этого дня», то есть с восходом солнца 16‑го нисана урожай становится разрешенным.
Но почему, когда евреи остаются без Храма, предусматривается некое «послабление»? — спрашивает Талмуд. — Ведь в тот период, когда у евреев была возможность совершать приношения в Храме, они, как известно, не осуществляли процедуру приношения минхи омера до восхода солнца. Так почему бы и потом, когда Храм разрушили не давать разрешение на новый урожай, хотя бы — с полудня?
И объясняет: и в эпоху Храма, по «букве» закона, можно было начинать пользоваться новым урожаем 16‑го нисана с раннего утра — в день принесения омера. Однако было принято решения дожидаться завершения процедуры — для наилучшего исполнения заповеди.
С той же целью рав Папа (амора, великий Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века), например, начинал есть хлеб нового урожая с ночи 16‑го на 17‑е нисана. Ибо жил он вне Эрец Исраэль, и в его времена не было Санѓедрина (Верховного суда). Поэтому он не был уверен, что не ошибся с расчетами, определяя начало нового месяца, и на всякий случай делал «допуск» в один дополнительный день.
Есть ли запрет на использование нового урожая за границей? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: только в том случае, если на то будет принято специальное постановление раввинов, в Торе такого запрета нет...
На нашем листе Талмуд, продолжая уточнять законы проведения процедуры приношения омера (см. обзоры листов 64, 65, 66, 67 и 68), подводит некий итог — сравнивает приношение омера (на второй день праздника Песах) с приношением двух хлебных караваев (в праздник Шавуот).
В Мишне листа сказано:
Приношение омера делает разрешенным использование нового урожая во всем Израиле; приношение двух хлебных караваев (в праздник Шавуот) — в Храме.
До приношения омера не приносят минхи (мучные приношения) и бикурим (первые плоды нового урожая; по-русски их называют «первинками»). Если «первинки» до минхи омера все же принесли в Храм, они становятся непригодными для дальнейшего использования...
Итак, Талмуд сообщает, что новый урожай года можно повсеместно использовать лишь после осуществления процедур двух мучных приношений:
1) минха омера;
2) два хлебных каравая в праздник Шавуот.
Далее Талмуд вносит уточнения.
Здесь подчеркивается, что минху омера делают из ячменя, а два хлебных каравая — из пшеницы.
Мы также узнаем, что с момента осуществления процедуры приношения минхи омера плоды нового урожая можно есть. Но мучные приношения разных видов в Храме не совершаются — до праздника Шавуот (6‑го сивана). Приношения менахот (множественное число от слова — минха) в обычном порядке возобновляются только после того, как принесены хлебные караваи.
Кроме того, приношение двух хлебов как бы открывает «новый сезон» приношения бикурим (см. выше).
Как это часто бывает, Талмуд начинает рассматривать разнообразные «гипотетические» ситуации.
Можно ли осуществить эти два «разрешающих» использование нового урожая приношения в обратном порядке? — спрашивает Рами бар Хама (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 4‑й век). — То есть сначала принести в Храме два хлебных каравая, а потом — минху омера.
Может ли такое быть? Ведь известно, что минху омера приносят 16‑го нисана, а хлебные караваи — 6‑го сивана, на пятьдесят дней позже.
Может, — говорит Талмуд. И дает разъяснение.
Допустим, человек после Песаха, но до Шавуота, скажем, в ияре, посеял зерно. Зерно проросло. А в день праздника Шавуот были принесены два хлебных каравая. Прошло десять месяцев, наступил праздник Песах, и на второй день Песаха принесли минху омера. Спрашивается, можно ли засчитать прошлогоднее приношение двух хлебных караваев как минху омера?
Эти два хлебных приношения (минха омера — на второй день Песаха и два каравая — в Шавуот) не могут заменять друг друга, — заключает Талмуд. — Хотя бы потому, что они изготавливаются, как мы знаем, из разных видов зерна. К тому же (и это — главное), эти два мучных приношения выполняют разные задачи (см. выше).
Рами бар Хама выдвигает на обсуждение новый вопрос: в каком состоянии должны быть плодоносные растения к празднику Шавуот, чтобы хлебные караваи «разрешили» есть плоды нового урожая в течение года? Достаточно ли, что до Шавуот появились завязи плодов или нужно, чтобы появились уже сами плоды, пусть — незрелые и маленькие?
Если минха омера «разрешает» использовать новый урожай, когда посеянные зерна лишь проросли, но даже еще не дали всходов, — объясняет Талмуд, — то и два каравая хлеба «разрешают» новый урожай даже в том случае, если на плодовых деревьях к празднику Шавуот появились лишь почки или маленькие листики...
Барух Шнайдер
На нашем листе Талмуд возвращается к обсуждению проблем связанных с отделением маасера и халы от урожая зерновых (подробнее о терминах и сути понятий — см. обзор листа 66), расширяя спектр рассматриваемых ситуаций.
Допустим, человек собрал с поля колосья, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — обмолотил и от полученного зерна отделил маасер. После этого оставшиеся зерна вновь посеял. Спрашивается, надо ли отделять десятину от зерен, которые вырастут?
Разумеется, надо, — отвечает Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — Ведь посев, как правило, производят из тех зерен, которые дал прошлый урожай. И от нового, тем не менее, всегда отделяется и трума (часть урожая, которую нужно отделять в пользу коэнов — служителей в Храме, у которых своих земельных участков не было — см. также обзор листа 66) и маасер. Тем более, что зерна, прорастая, дав молодые побеги, сгнивают в земле — сами становятся землей...
Вот, например, человек отделил десятину от определенного количества выращенного им лука, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — Потом весь оставшийся лук вновь посадил в землю. Когда он уберет урожай, ему надо будет отделять маасер от общего количества лука.
Сняв урожай с растений, выращенных в горшке, — вносит свои уточнения рав Ханина бар Миньюми, — маасер не отделяют. Ибо эти плоды земле как бы «не принадлежат» — отделены от нее стенками горшка. Иная ситуация — если человек продырявил дно стоящего на земле горшка. Тогда растение «контактирует» с землей, и отделять десятину нужно.
Однако Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Чтобы оградить людей от ошибок, — говорит он, — Учителя постановили, что и от плодов, выращенных в горшках, следует отделять маасер, хотя законы Торы этого не требуют. Человеку, не достигшему определенного уровня знаний, трудно понять и усвоить нюансы правил. Он, к примеру, может подумать: если от плодов в горшке не надо отделять маасер, то и запрет Торы на выращивание вместе растений разных видов, на те, что сажают в горшках — не распространяется. Но мы знаем, что запрет этот действителен в любых условиях...
Обсудив некоторые проблемы с отделением маасера, Талмуд рассматривает детали отделения халы от теста, изготовленного из зерновых разных видов.
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Хала (небольшой кусочек теста, который следует отделять от общего количества в пользу коэнов, служителей в Храме; подробнее — см. в обзор листа 66) отделяется от теста, изготовленного из перемолотых зерен пшеницы, ячменя, полбы, овса и ржи.
Урожай зерновых этих видов нельзя собирать до принесения минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; см. обзоры листов 64 и 65).
Если к моменту совершения процедуры приношения минхи омера посеянные зерна пустили корни (проросли), эта процедура «разрешает» использовать в дальнейшем полученный от них урожай; если зерна прорасти не успели, чтобы использовать выращенный из них урожай, придется ждать до следующего Песаха...
Рис и пшено не входят в эту категорию зерновых, — подчеркивает Талмуд, начав анализировать Мишну. — ибо из них не делают мацу. К тому же, мука из риса и пшена не заквашивается.
По ходу обсуждения Мишны Талмуд дает уточнение: собирать урожай означенных в Мишне злаков можно после завершения первого дня праздника Песах, а вот использовать зерна для еды — только после принесения минхи омера.
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать Мишну предыдущего листа (см. обзор листа 70) и обсуждает вопрос, какие работы можно производить в полях, где растут зерновые, до приношения минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; см. обзоры листов 64 и 65).
В Мишне, в частности, говорилось, что минха омера «разрешает» использовать новый урожай, если к 16‑му нисана посеянные зерна проросли, пустили корни (см. обзор листа 70) — даже если ростки еще не пробились из земли.
Что имеется в виду? — спрашивает Талмуд. — Предполагает ли это использование созревших зерновых или речь идет также и о разрешении использовать эти растения еще до того, как на них появились колоски? Положим, на корм скоту...
Исследуя различные ситуации, Учителя приходят к выводу, что до приношения минхи омера можно собирать созревшие зерновые в долинах, где урожаи — плохие. Но связывать их в снопы не принято. Таково решение мудрецов в этих краях.
Кормление животных, — заключает Талмуд, — с приношением минхи омера не связано.
Тут важно другое, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Животных можно кормить, к примеру, овсом, пока колоски не созрели на треть.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривает раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Даже если колосья созрели на треть, — говорит он, — животных все еще можно кормить этими растениями.
И добавляет: разрешается убирать с поля зерновые, когда они еще не созрели и до приношения омера, и в случаях, когда в этом есть практическая необходимость. Допустим, нужно освободить место для посадки деревьев. Или, к примеру, землепашцы решили очистить от растений относительно небольшой участок, чтобы здесь же, на поле, можно было сидеть и изучать Тору...
Иными словами, Талмуд старается донести до сознания людей незыблемое правило: как бы не были строги законы, которым каждый человек должен подчинять свою деятельность, они, эти законы всегда даются с учетом самых разнообразных жизненных обстоятельств.
Далее Талмуд обсуждает проблемы, связанные с пеа (край поля, зерновые на которых жатве не подлежат — его оставляют для бедных).
Если на территории поля, — говорят Учителя, — протекает река или проложена дорога, или — тропинка, по которой летом и зимой ходят люди, это поле рассматривается, как два поля. И на каждом из них в пользу бедняков края оставляют неубранными.
Так же следует поступать, если часть поля засеивается специально для того, чтобы вырастить корм скоту, а другая часть — чтобы вырастить хлеб, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, ученик раби Акивы, 2‑й век).
В этом вопросе другие Учителя усматривают иную грань Истины.
Если часть поля засеяна на корм скоту, — уточняют они, — а другая — чтобы вырастить хлеб, поле надвое не делится и считается единым. Просто, с момента, когда несозревшие колосья срезают для животных, начинается сбор урожая. И, соответственно неубранными оставляют края одного поля.
Жатва не созревших злаковых на корм скоту не считается сбором урожая, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). — Но края поля (пеа) оставляют только на тех земельных участках, с которых собирают зерновые для людей.
Если на земельном наделе, где-то примерно — посередине, образовался участок, растения на котором выедены насекомыми, допустим, стебли съели кузнечики или муравьи повредили корни и растения засохли, — вносит свое уточнение рав Аха бар Ѓуна, — он делится на два поля. Но лишь в том, случае, если земледелец его заново вспахал...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные законы, связанные с приношением минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; см. обзоры листов 64 и 65).
Напомним: на предыдущем говорилось, что новый урожай можно собирать до принесения минхи омера, если надо освободить место для посадки деревьев, для изучения Торы и т. п., словом — для выполнения заповедей (см. обзор листа 71). Просто так, если вздумается, до минхи омера урожай собирать не дозволяется.
Затронув проблемы наилучшего выполнения заповедей, Талмуд возвращается к обсуждению процесса уборки с поля необходимого для минхи омера количества ячменя и ее подготовки к процедуре приношения в Храме (подробнее об этом процессе — см. обзор листа 66). Это происходит, как мы уже знаем, начиная с вечера первого дня праздника Песах (см. обзор листа 65).
Есть такое правило, — сообщает Талмуд, — если сказано, что мицву (заповедь) полагается выполнить днем, весь световой день годится для этого; если — в ночное время суток, для выполнения мицвы можно использовать всю ночь.
Но выполнять «дневную» заповедь ночью нельзя. Так же запрещено выполнять днем — «ночную» заповедь.
К примеру, предназначенному для приношения в Храме животному ночью нельзя делать шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом).
Поскольку минху омера начинают готовить на исходе первого дня праздника Песах, — говорят Учителя, — этот процесс можно осуществлять в любое время ночи, хоть — всю ночь.
В случае, если необходимое для минхи количество ячменя собрали днем, — говорит раби Элиэзер (великий тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — минха будет некошерной, и в процедуре приношения омера в Храме использовать ее нельзя.
Исследуя позицию раби Элиэзера, раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) заключает, что она основана на высказывании раби Акивы (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) — «Всякую работу, которую можно сделать до наступления шаббата, во время шаббата делать нельзя».
И коль скоро здесь приведены слова раби Акивы по поводу работы, запрещенной в шаббат, Талмуд замечает, что жать снопы для минхи омера в шаббат разрешается (об этом мы уже говорили — см. обзор листа 64).
Почему? Ведь в принципе сжать колосья ячменя можно было бы и до шаббата.
Тут Талмуд приводит «живое» воспоминание Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Когда-то мы учили Тору у раби Шимона (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) в Текоа, — рассказывает Раби. — Приносили ему масло со двора и полотенце. Потом вместе с ним шли к источнику и окунались в его водах. И раби Шимон говорил нам, своим ученикам:
Смотрите, как дорога евреям вовремя исполненная мицва! Ведь воскурение жира и внутренностей они могли производить и ночью, когда закончится шаббат. Но они не ждали ночи — сжигали положенные части корбана (в данном случае — животного приношения в Храме) прямо в шаббат...
Также и с минхой омера, — продолжает Раби. — хотя и можно было сжать необходимые для ее приготовления снопы до шаббата, люди не пользовались этой возможностью и выходили на ячменное поле в шаббат. И минха, к тому же, получалась свежей...
Потому и дано разрешение жать колосья ячменя для минхи омера в шаббат — чтобы минха была свежей и колосья не высохли, — подчеркивает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Если отведенный для приготовления минхи омера день выпадает на шаббат, до шаббата готовить минху нельзя.
В шаббат можно молоть муку для двух хлебов, которые вместе с ягнятами приносятся в Шавуот, и печь эти хлеба — добавляет Талмуд...
На нашем листе Талмуд возвращается к наиболее общим проблемам процесса приношения менахот (мучные приношения; единственное число — минха), группируя их по принципу «принадлежности». Речь идет о тех менахот, процедура приношения которых в Храме требует кемицы (этап отделения горсти от всего содержимого минхи — об этапах осуществления мучных приношений см. во Введении в трактат Менахот), а остаток, составляющий большую часть минхи (практически — 99 процентов), съедается коэнами в Храме (съедать минху вне храмовой территории запрещается — см. там же). И хотя об этом в трактате неоднократно говорилось (отделение комеца — горсти приношения — и использование остатка минхи коэнами, характерно для большинства мучных приношений), Талмуд все же, стремясь исключить возможные ошибки, дает конкретный перечень таких менахот.
Этот перечень мы находим в Мишне нашего листа.
К менахот, от которых отделяется комец, а остаток съедается коэнами (служителями в Храме) относятся:
— минха, изготовленная из муки крупного помола;
— минха махават (мучное приношение, которое в виде лепешки жарится на сковороде) и минха мархешет (мучное приношение, которое варят в масле — в глубокой посуде);
— менахот в виде хлебных караваев и лепешек;
— минха омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; см. обзоры листов 64 и 65);
— минха, принесенная от имени женщины;
— минха от имени нееврея;
— минха хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку);
— минха ревности (которую приносит мужчина, подозревающий свою жену в неверности; подробнее о ситуации — см. Введение к трактату Сота).
Эта категория менахот, как видим — обширна и включает в себя мучные приношения разных видов, классифицированных и по составу и по предназначению.
Приступив к анализу Мишны, Талмуд, прежде всего, приводит источник ее положений. В Торе по этому поводу сказано: «...это закон минхи — приносят ее сыновья Аарона... а оставшееся от нее будут есть Аарон и его сыновья... И всякая минха, замешанная на масле и сухая — будет принадлежать сыновьям Аарона» (Ваикра, гл. 6, ст. 7‑9).
Читая цитату, мы теперь уже понимаем, что слова — «приносят ее» подразумевают осуществление этапа кемицы и сожжение комеца на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник»), что, собственно, и представляет собой основу процедуры приношения менахот большинства видов.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: как коэны делили приношения, в частности — минху (то есть ту ее часть, которая остается после кемицы)?
Как это нередко бывает в Талмуде, выстраиваются различные гипотезы. Каждая — тщательно исследуется, а потом, методом исключения, Учителя приходят к единственно правильному выводу.
Это и происходит на нашем листе.
Быть может, к примеру, одному коэну доставалась минха, а другому — мясо приношения зевах (животного происхождения)? — спрашивают Учителя.
Изучив ситуацию и проанализировав источники, Талмуд отвергает эту гипотезу.
Вероятно, делить приношения подобным образом не разрешается, — предполагают Учителя, — потому что мучное и «мясное» (крупный и мелкий рогатый скот) приношения — не равнозначны. Если это так, тогда можно делить между коэнами разные, но приблизительно — равноценные, приношения. Допустим, один коэн берет себе мясо птицы, другой — минху. Ведь и птица и минха — корбанот (приношения в Храме; единственное число — корбан) бедняков.
Исследование этой гипотезы показывает, что и она — неверна.
Учителя выдвигают новый вариант: быть может, одному коэну дается минха одного вида, а другому — иного?
Но и здесь «концы с концами» не сходятся.
Учителя подвергают проверке и такой вариант: между коэнами распределяют менахот одного и того же вида. Но и он при исследовании оказывается несостоятельным.
Остается один метод распределения: каждое приношение делится между коэнами на части.
Кто же имеет право участвовать в распределении частей минхи?
Минху делят между взрослыми коэнами, — отмечает Талмуд. — Свою долю получают даже те, кто имеет физический дефект и не может осуществлять служение в Храме. Несовершеннолетним доля от минхи (как и от приношения категории зевах) не полагается.
Далее Талмуд задается вопросом: связано ли правило — отдавать остаток минхи коэнам с предназначением приношения?
И, тщательно изучив проблему, приходит к выводу, что коэнам положено отдать остаток мучного приношения практически любого предназначения. К этой категории причисляется, скажем, минха-хатат, призванная «очистить» человека от последствий неправильного поступка и минха омера, цель которой — дать людям возможность использовать новый урожай. В тот же «список» входит и минха ревности, предназначение которой — уладить конфликт между супругами...
На нашем листе Талмуд рассматривает законы реализации различных видов мучных приношений, которые осуществляются от имени коэнов (служителей в Храме).
На обсуждение выдвигается вопрос: отличаются ли процедуры приношения менахот (множественное число от слова — минха, что в переводе означает — «мучное приношение») коэнов от соответствующих процедур, когда менахот приносят люди, причисляемые к группе исраэль (как известно, в народе Израиля выделены две группы: коэны и левиты; все остальные причислены к третьей группе, именуемой — исраэль)?
Анализ проводится поэтапно. Каждый вид менахот коэнов изучается отдельно.
Понятно, что и коэны, несмотря на их особое положение в общине Израиля, не застрахованы от ошибок. Следовательно, и коэнам приходится приносить в Храме, скажем, минху-хатат (приношение, символизирующее искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку).
Мы знаем, что минха-хатат относится к категории обязательных приношений. Известно также, что добровольные мучные приношения коэнов сжигаются на мизбеахе (в приблизительном переводе — «жертвенник») полностью, ибо подчеркивают желание «субъекта», посвящающего Творцу свою минху, максимально приблизиться к Нему.
Быть может, и минха-хатат от имени коэна сжигается на мизбеахе полностью? — предполагают Учителя.
По способу осуществления процедуры приношения, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), изучив вопрос, — минха допустившего ошибку коэна не отличается от минхи-хатат любого другого еврея. Точно так же от нее отделяют комец (горсть, извлеченная из общего количества минхи; этап отделения горсти называется — кемица; см. Введение в трактат Менахот). Комец этот сжигают на мизбеахе (этот этап — актара — и есть основной момент процедуры приношения; см. там же). После этого остаток минхи на территории Храма съедают коэны.
Раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), тщательно проанализировав позицию коллеги, открывает иную грань Истины. Комец минхи допустившего ошибку коэна сжигали на мизбеахе, — говорит он. — А оставшуюся часть минхи выкладывали на пепел мизбеаха.
Что имеет в виду раби Элазар? — задается вопросом раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), исследуя точку зрения Учителя. — Если он подразумевает пепел, лежащий на мизбеахе, его позиция, в конечном счете, совпадает с точкой зрения раби Шимона. Но если он имел в виду пепел, собранный с мизбеаха и лежащий внизу, у подиума (некое подобие трапа, по которому коэны поднимались к мизбеаху — об устройстве мизбеаха см. обзор листа 54 трактата Зевахим), получается, что остаток минхи просто выбрасывали.
Предположение, что части пригодной для приношения минхи выбрасывали, — говорит раби Аба, — противоречит здравому смыслу...
Сказано в Торе: «И всякая минха коэна... не будет съедена» (Ваикра, гл. 6, ст. 16), — подчеркивает раби Авина (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века). — Если съедать остаток от минхи коэна не полагается, то не исключается такая возможность, что его могли выбрасывать. Тем более, что минха-хатат, в отличие от менахот других видов, не замешивается на оливковом масле и левона (благовония представляющие собой мелкие крупицы смолы особого дерева) в нее не добавляется.
Талмуд предпринимает детальное исследование проблемы, используя метод сравнительного анализа. Для сравнения берется аналогичная ситуация в процедуре приношения зевах (приношение животного происхождения).
Учителя находят в Торе соответствующий фрагмент, в котором сказано: «И всякое приношение хатат (коэна)... не будет съедено. Да будет оно сожжено на огне» (Ваикра, гл. 16, ст. 23).
В Мишне нашего листа говорится:
Минха (обычного) коэна, а также — минха коэна, отвечающего за подготовку к войне, полностью сжигаются на мизбеахе. Никто из коэнов от этих менахот ничего не получает.
Два хлебных каравая праздника Шавуот не попадают на мизбеах. Их съедают коэны...
Далее Талмуд отмечает, что коэн вправе осуществить процедуру собственного добровольного приношения в любое время (хоть каждый день — по своему желанию), даже в период, когда в Храме служит не его, но — другая группа коэнов. По заведенному в Храме порядку, коэны делились на группы. Одна — служила в Храме, остальные — преподавали Тору и приступали к служению, когда приходила их очередь.
На нашем листе Талмуд переходит к обсуждению отдельных подробностей осуществления процедуры приношения менахот (мучные приношения; единственное число — минха) разных видов.
В Мишне, которая представлена здесь, дается, по сути, инструкция по изготовлению менахот. В ней изложены некоторые, казалось бы, незначительные, но, как нетрудно понять, важные детали процесса. Отметим попутно, что указания адресованы хозяевам минхи. Ибо коэн приступает к своим обязанностям лишь на этапе кемицы, а до этого люди сами занимаются тестом для минхи (подробнее об этом, а также значение термина — см. Введение в трактат Менахот).
Итак, в Мишне читаем:
Ко всем менахот, изготовление которых производится в сосудах, предъявляются определенные требования:
1. Перед тем, как муку насыпают в сосуд, в этот сосуд нужно налить масло;
2. На масле из муки замешивают тесто;
Затем маслом трижды поливают готовую минху, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Однако другие Учителя усматривают в правилах изготовления минхи в сосуде иную грань Истины.
Замешивать тесто в сосуде, — говорят они, — следует, когда в нем уже присутствуют все необходимые ингредиенты. Потом, если надо, добавляют лишь левону (мелкие крупинки смолы особого дерева).
Если минха должна быть принесена в виде хлебов, тесто для них замешивается на масле. Если минха будет принесена в виде лепешки, в тесто масло не добавляют — мажут им лепешку сверху. Остатки масла отдают коэнам (служителям в Храме).
Все менахот, тесто для которых замешивалось в сосуде, после того, как они прошли тепловую обработку (были испечены, сварены или пожарены), необходимо раздробить на мелкие куски. (Для этого) лепешку складывают пополам, затем — вчетверо, и только потом — разламывают.
Минху коэна складывают вдвое, затем — вчетверо, но — не разламывают. Ибо она полностью сжигается на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник).
Исключение составляют хлебные караваи (их не разламывают и не дробят), которые целыми приносят в Храм в день праздника Шавуот.
Приступив к изучению текста Мишны, Талмуд исследует источники, отыскивая в Торе фрагменты, в которых даны указания на интересующую нас тему.
Приводится, например, такая цитата: «Тот, кто приносит минху Всевышнему, из тонкой пшеничной муки должен сделать ее, и пусть польет ее маслом» (Ваикра, гл. 2, ст. 1).
Далее в Торе сказано: «Если требуется принести минху, испеченную в печи, из тонкого помола муки, смешанной с маслом, делается она в виде лепешек пресных, смазанных маслом. Если минха готовится на сковороде (имеется в виду минха-махават — подробнее см. в обзоре листа 63), из муки тонкого помола, смешанной с маслом, делается она — в виде лепешек пресных. Раскроши ее и полей сверху маслом...» (Ваикра, гл. 2, ст. 4‑6).
И еще: «Если минха твоя — из глубокой посуды (имеется в виду минха мархешет — см. там же), из муки тонкого помола, смешанной с маслом, должна быть сделана она» (Ваикра, гл. 2, ст. 7).
Мы видим, что все положения нашей Мишны прямо вытекают из соответствующих текстов Торы.
Для того, чтобы каждый человек мог изготовить минху правильно, Талмуд еще раз описывает сам процесс: сначала в сосуд наливают масло, потом насыпают муку, сверху муку поливают маслом и замешивают тесто. Потом тесто жарят, варят или пекут, делят на кусочки и поливают их маслом.
Когда минха готова, за дело берется коэн — отделяет от нее комец (горсть теста или мелких сухих кусочков лепешки).
Анализируя ту часть Мишны, где объясняется, как и в каких случаях дробят минху, Талмуд вносит некие уточнения.
Учителя подчеркивают, что минху коэна, ответственного за подготовку к военным действиям, не только не дробят, но даже — не складывают, ибо от нее не отделяют комец.
По той же причине не складывали вообще менахот коэнов, — отмечает раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Как обычно, Талмуд, исследуя содержание Мишны, не упускает даже мельчайшие подробности. В частности, выясняет, какого размера должны быть кусочки разломанной минхи. И находит указание: лепешку следует разламывать так, чтобы каждый кусочек был не меньше кезайта (размер маслины средней величины).
Какое благословение читают коэны перед тем, как начинают есть остаток минхи? — спрашивает Талмуд.
Если это — кусочки, величиной с маслину, — отвечает рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), — произносят то же благословение, которое читают на хлеб; если кусочки — меньше, следует читать благословение, которые произносят на прочие испеченные мучные изделия...
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему — детали и особенности приношения менахот (мн. число от слова минха — мучное приношение) различных видов (см. обзор листа 75).
Здесь, в частности, мы узнаем, сколько труда вкладывали в изготовление каждой минхи.
В представленной на нашем листе Мишне читаем:
Всякую минху (чтобы она была угодной Всевышнему) надо триста раз пригладить и пятьсот раз ударить по ее поверхности пальцами...
Что тут имеется в виду?
Процесс идеального выравнивания минхи, — поясняет Талмуд.
Речь — о зерне, — говорят Учителя.
Суть такой процедуры станет, вероятно, понятнее, если мы вспомним описание процесса подготовки зерна для минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах). Там говорилось, что собранное в кучку после обмолота зерно необходимо как следует разровнять, и этому этапу придавалось большое, в определенном смысле — принципиальное, значение (см. обзор листа 65).
И все же... 300 раз — пригладить, да 500 — пальцами «пристучать». Не слишком ли много для одной процедуры?!
Разговор идет и о тесте, — уточняет раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — Ведь его надо хорошо вымесить и, формируя лепешки, их поверхности, сверху и снизу полагается выровнять так, чтобы они были абсолютно гладкими.
Следует учесть и тот факт, что каждая минха, кроме хлебных караваев и минхи коэна гадоль (первосвященника) состоит из десяти лепешек, — добавляет раби Иегуда (один из крупнейших Учителей своего времени, коллега раби Йоси).
Раби Меир (один из наиболее известных Учителей Мишны того же периода), исследуя Мишну, открывает иную грань Истины.
Каждая минха, кроме минхи-тода и минхи назира (назир — это человек, который взял на себя обязательство в течение определенного срока не пить вино, не стричь волосы и не касаться мертвого тела), — говорит он, — состояла из двенадцати лепешек.
Так сколько же лепешек требуется для одной минхи?
Талмуд, пользуясь методом сравнительного анализа, тщательно изучает позиции Учителей. Сравнению подвергаются сходство и отличие менахот различных видов.
Известно, что минха коэна гадоль состоит из двенадцати частей. Можно ли по аналогии сказать, что и минха любого другого вида должна быть в том же количестве? — спрашивает Талмуд.
И сразу же отказывается от этой гипотезы. Ведь минха первосвященника слишком многим принципиально отличается от остальных менахот. Начиная с того, что процедура ее приношения осуществляется в два приема: первая половина — утром, — вторая — к вечеру (подробнее — см. обзор листа 50). Тогда как все другие менахот приносят сразу — начав процедуру приношения минхи, доводят ее до полного завершения. И вообще, минха коэна гадоль — приношение особого статуса и нельзя «извлекать» из ее законов правила приношения остальных менахот.
Точное количество составных частей определено в Торе и для минхи-тода (символизирует благодарность Творцу). Их — десять. К тому же, — отмечают Учителя, — характер осуществления процедуры ее приношения в гораздо меньшей степени отличается от процедуры приношения менахот других видов.
Ее, как и минху другого вида может приносить один человек. Минху-тода, как и другие мучные приношения, нельзя оставлять на ночь. Минху-тода также, как другие менахот, запрещается приносить в шаббат и в том, случае, если в нее проникает тума (духовная нечистота). Ее сходство с остальными мучными приношениями проявляется и в необходимости добавлять левону (мелкие крупицы смолы особого дерева)...
Поэтому Талмуд все же делает вывод, что большинство менахот, как и минха-тода, состоят из десяти частей. И при этом подчеркивает: некоторые люди, чтобы выполнить мицву (заповедь) приносят в Храм минху-тода, состоящую из сорока частей; но, если некто принес — из четырех, мицва все же будет считаться выполненной.
Более того, если из достаточного для одной минхи (которую полагается испечь в печи) количества пресного теста человек испек одну большую лепешку, — говорит рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век), — заповедь тоже будет считаться исполненной.
Далее Талмуд разъясняет, как отделяют от от минхи-тода — труму (небольшую часть — в пользу коэнов). Мы узнаем, что кусок от лепешки отделять нельзя. И правила предусматривают два варианта: труму отделяют, либо от теста, когда оно еще не разделено на части, либо — от десяти лепешек отделяют одну.
Рассматривает Талмуд на нашем листе и проблему просеивания муки, пригодной для изготовления минхи.
Для изготовления минхи омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; см. обзоры листов 64 и 65), — отмечают Учителя, — муку просеивали тринадцать раз. Для хлебов, приносимых в праздник Шавуот — двенадцать раз. Для большинства других менахот — одиннадцать раз.
Не имеет значения, сколько раз просеивали муку перед тем, как замешивать тесто, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век). — Важно, чтобы попадающая в тесто мука была совершенно чистой.
Просеивая муку более десяти раз, — сообщает Талмуд, — пользовались ситами разной «частоты». Сначала — самым «грубым», в конце — «тончайшим». В Храме было тринадцать сит разной степени «частоты»: от относительно редкого — до самого «частого»...
На нашем листе Талмуд, продолжая рассматривать законы менахот (множественное число от слова минха — приношение в Храме), концентрирует внимание на процедуре приношения минхи-тода (символизирует благодарность Всевышнему).
В Мишне о минхе-тода сказано:
На минху (этого вида) должно уходить пять иерусалимских сеа (в древние времена — мера объема сыпучих продуктов) муки.
Здесь Талмуд объясняет, что в период, когда евреи странствовали в пустыне, они также пользовались мерой объема, которая называлась — сэа. Однако это был меньший объем. Пяти иерусалимским сэа соответствовали шесть сэа в пустыне.
Существовали, как мы знаем, и другие единицы измерения объема сыпучих веществ. Это — эйфа и исарон.
Далее Талмуд сообщает, что необходимое для минхи-тода общее количество муки составляло две эйфы или — двадцать исаронов.
Десять исаронов, — продолжает Мишна, — идет на приготовление мучных изделий из квасного теста. По исарону — на каждое.
Десять — на изделия из пресного теста (маца) трех видов (по способу приготовления пресных лепешек).
Нельзя добавлять к установленной для минхи мере, — уточняет Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), исследуя Мишну, — больше одной шестой части от общего количества муки.
Другие Учителя открывают в данном вопросе иную грань Истины.
Для минхи-тода, как и для минхи любого другого вида, необходимо брать установленное количество муки, — говорят они. — Не меньше и не больше.
Талмуд тщательно изучает позиции Учителей. И приходит к выводу, что противоречия между их точками зрения нет. Просто Шмуэль, добавляя свое уточнение, берет в расчет «разночтения» в представлениях о мерах объема. Поэтому и делает «допуск», опасаясь ошибок. Другие же Учителя имеют в виду принятые в Иерусалимском Храме единицы измерения, подразумевая, что в Храме только ими и пользуются.
Важно отметить, что Талмуд, рассматривая позиции Учителей, широко применяет метод сравнительного анализа, глубоко исследует аналоги в различных источниках. Не имея «физической» возможности восстановить цепь сложных логических построений, скажем лишь, что попутно мы можем извлечь некоторые интересные подробности еврейских законов, не имеющих отношения к приношениям в Храме. В ходе данного, предпринятого Талмудом анализа позиций Учителей, мы узнаем, в частности, что по еврейскому закону, продавец, торгуя товаром, не вправе брать с покупателя в качестве прибыли больше шестой части от реальной стоимости (себестоимости) продукта...
Далее Талмуд приводит Мишну, в которой говорится, как от изделий приношения тода отделяют труму (подробнее см. об этом в обзор листа 66).
В Мишне читаем:
Нельзя отделять в качестве трумы часть от мучного изделия. Берется одно (целиком) — из десяти, каждого вида...
Талмуд приводит источник данного положения Мишны. В Торе сказано: «И отделит от него — одно (изделие), трума это будет для Всевышнего» (Ваикра, гл. 7, ст. 14).
Для того, чтобы отделить труму,— отмечает Талмуд, — надо, чтобы все изделия минхи лежали рядом. И от общего их числа берут десятую часть. Так, например, если минха составляет сорок хлебных изделий, четыре из них отдают коэну (служителю в Храме)...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать законы приношения менахот (множественное число от слова минха — приношение в Храме).
Здесь обсуждается, в частности, состав и порядок приношения минхи-милуим (осуществляется при обновлении Храма) и минхи назира (человека, который на определенное время взял на себя обет не пить вино, не стричься и не касаться мертвых).
Тут уместно было бы подчеркнуть, что институт приношений как бы регулировал взаимоотношения человека с Творцом и открывает пути познания Мудрости Всевышнего. Поэтому мы должны воспринимать приношения не как некие «чисто физические» действия, но — как явления духовного плана. На это прямо указывает название раздела Талмуда, в состав которого входит наш трактат. Этот раздел называется — Кодашим. В переводе, если проанализировать гематрию (числовое значение) букв этого слова, это означает — «надежное, неизменное основание пропускных ворот к постижению Единства Творца» (см. об этом во Введении к предыдущему трактату, трактату Зевахим — первому в этом разделе).
Теперь мы можем понять, почему приношения в Храм «сопровождали» практически все события человеческой жизни. Они осуществлялись, когда человек в чем-то добивался успеха, когда он совершал ошибку, нарушая тот или иной закон Торы и т. п. О двух из них и говорится на нашем листе — об обновлении Храма, крупном событии, касающемся всего народа Израиля, и о частном — когда у назира кончался срок обета, и он в чем-то (см. выше) менял свой образ жизни.
Особенности событий, естественно, были отражены в самих процедурах приношений — в способах изготовления отдельных частей менахот и т. д.
По этому поводу в Мишне нашего листа говорится:
Минху милуим приносили в виде мацы (изделий из пресного теста) трех видов:
— халы (из теста, замешанного на оливковом масле; подвид минхи-маафе — мучное изделие, выпеченное в печи);
— лепешки (из круто замешанного теста и смазанные сверху маслом);
— тонкие лепешки (изготовленные из жидкого теста).
Назир приносил в Храм минху в виде мацы — двух видов:
— халы;
— лепешки (из круто замешанного теста и смазанные сверху маслом).
Приступив к анализу Мишны, Талмуд, прежде всего, отыскивает в Торе источник ее положений. И обнаруживает, что о минхе милуим сказано: «...И из корзины с опресноками (пресными мучными изделиями — маца) возьмет (коэн — служитель в Храме) одну халу и еще одну, (из теста) замешанного на оливковом масле, и одну лепешку (Ваикра, гл. 8, ст. 26).
В этой цитате достаточно ясно говорится о трех видах мучных изделий и о способах изготовления двух из них.
Но откуда же взято установление о «тонкой лепешке из жидкого теста»? — спрашивает Талмуд. И предпринимает тонкое исследование, сравнивая составы менахот разного предназначения.
Не будем вдаваться в подробности этого анализа. Ибо пример этот важен для нас, в первую очередь, для того, чтобы мы могли осознать, сколь существенна в процедуре того или иного приношения в Храме каждая, порой, казалось бы, незначительная деталь.
На нашем же листе мы узнаем и о принципиальной значимости временного регламента в процедуре приношения минхи в Храме.
В приведенной здесь Мишне читаем:
Если при осуществлении процедуры приношения корбана-тода (приношение, символизирующее благодарность Творцу), в момент, когда производится шехита (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), сопровождающие это приношения хлеба все еще находятся за пределами азары (храмового двора), они (хлеба) становятся непригодными для дальнейшего использования (в процедуре приношения).
Если шехита животного, предназначенного для приношения тода, уже произведена, а хлеба (сопровождающие приношение этого вида) в печи еще не допеклись, они также не годны для дальнейшего использования в Храме. Даже если (к моменту завершения шехиты) не пропекся лишь один из них...
Почему это так важно, чтобы хлеба во время шехиты находились на территории Храма? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: потому что с самого начала реализации процедуры приношения (шехита — первый этап; об этапах приношения зевах, животного происхождения, см. в обзоре листа 2 трактата Зевахим) на территорию Храма поступает дополнительная духовная энергия. И если к этому моменту хлеба не принесут в Храм, они не будут обладать духовной концентрацией достаточного уровня...
Затронув на предыдущем листе тему «сопровождения» хлебами корбана-тода (приношение, символизирующее благодарность Творцу), на нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы осуществления процедуры приношения этого вида.
Как мы уже знаем, зевах (приношение животного происхождения) и минха (мучное приношение в Храме) — единое целое в составе корбана-тода. Поэтому состояние одной из частей оказывает определенное влияние на другую (см. обзор листа 78).
Прослеживая эту зависимость, Талмуд выясняет, в каких ситуациях, минха-тода остается пригодной для дальнейшего использования в Храме, в каких — использовать ее уже нельзя.
В Мишне листа по этому поводу сказано:
Если животное, предназначенное для приношения тода, зарезали с намерением съесть его мясо после установленного законом времени или — за пределами азары (храмовой территории), минха, сопровождающая приношение, останется пригодной для дальнейшего использования (при том, что мясо этого животного для проведения дальнейшей процедуры приношения не годится; см. на сайте, к примеру, обзоры листов 28 и 31 трактата Зевахим).
Если после шехиты выяснилось, что предназначенное для приношения тода животное было больным (мясо его — некошерно), хлеба использовать нельзя.
Хлеба приношения тода не годятся для дальнейшего использования и в том случае, если человек, совершая шехиту, резал животное, предназначая его для приношения другого вида (мясо животного при этом остается кошерным — см. обзор листа 3 трактата Зевахим).
Если после шехиты обнаружилось, что у предназначенного для приношения тода животного есть физический дефект, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — минха остается пригодной для дальнейшего использования (при том, что мясо этого животного для использования в Храме уже не годится — см. на сайте, например, обзор листа 9 трактата Зевахим).
Раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), вслед за раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), открывает в этом вопросе иную грань Истины.
В этом случае, — говорит он, — и минха для использования в Храме не годится...
Анализируя текст Мишны, Талмуд выявляет общее правило.
Если животное, предназначенное для корбана-тода (приношение в Храме, символизирующее благодарность Творцу), еще до шехиты было непригодным для приношения в Храме (скажем, выяснилось, что у него была какая-то болезнь), сопровождающая его минха — непригодна для дальнейшего использования. И остается годной, если мясо животного изменило свой статус в процессе осуществления процедуры приношения (начиная с шехиты — когда человек, осуществляя шехиту, имел ошибочное намерение).
Об этом мы говорили и раньше. О том, в частности, что законы «об ошибочных намерениях» на минху не распространяются (см. обзор листа 43 трактата Зевахим).
Но почему же тогда мысленное изменение статуса приношения все же делает минху непригодной? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: речь идет о минхе, сопровождающей приношение тода (с определенным составом, изготовленной определенными способами). Для приношения животного происхождения другого вида она, конечно же, не годится.
Далее Талмуд переходит к обсуждению положения Мишны, по поводу которого позиции Учителей как бы расходятся. И тщательно исследует их точки зрения.
На первый взгляд, может показаться, что точка зрения раби Меира ближе к Истине. И даже не потому, что подкрепляется выводом раби Иегошуа.
Талмуд сопоставляет два установления Мишны — о животном, которое, как выяснилось, было больным, и о животном, которое было увечным (с физическим дефектом). И задается вопросом: разве эти два случая не аналогичны? А если речь идет об аналогах, то в обеих ситуациях минху использовать нельзя.
Но о чем же тогда говорит раби Элиэзер?
Внимательно изучив его точку зрения, Талмуд заключает, что раби Элиэзер имеет в виду незначительный дефект (легко восстанавливающееся повреждение глаза), который нетрудно не заметить. Если животное с таким дефектом, — отмечал раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — попадало на мизбеах (в условном переводе — жертвенник), вниз, с мизбеаха, его уже не снимали и продолжали осуществлять процедуру приношения. Отсюда можно сделать вывод, что минха тем более в такой ситуации годится для использования.
В самом деле. Составители Мишны не могли выводить закон, основываясь на предположении, что в Храм приводили и таких особей, увечья которых были заметны. Ведь уже отделяя животное для приношения в Храме, люди следили за тем, чтобы у него не было физического недостатка. Это — жесткое правило.
Так что, как видим, противоречия между позициями раби Элиэззера и раби Меира нет. Они лишь рассматривают разные грани Истины.
Затронута на нашем листе и другая тема — тема возлияния вина на мизбеах. Эта процедура сопровождает приношение в Храме большинства корбанот (множественное число от слова корбан — приношение в Храме). И приведена Мишна, в которой читаем:
Если (сопровождающее) приношение вино уже попало в сосуд, где оно получило духовный «заряд» высокой концентрации, а корбан (по каким-то причинам) стал негодным, его следует использовать с другим приношением.
Если же других приношений (в это время) нет, вино оставляют на ночь, чтобы оно стало непригодным для дальнейшего использования...
На нашем листе Талмуд по-прежнему развивает тему приношений категории тода (символизирует благодарность Творцу) и рассматривает возможные варианты влияния особенностей приношения зевах (животного происхождения) на приношение сопровождающей его минхи (мучного приношения).
В Мишне читаем:
В случаях, если у животного, отделенного для приношения корбана-тода (корбан — приношение в Храме), родился детеныш, или оно внезапно пропало, то есть вместо него «объектом» приношения служит другое животное, процедура приношения минхи «сопровождения» не производится...
Анализируя первое положение Мишны, Талмуд задается вопросом: что происходит, когда у животного рождается детеныш? Почему процедура его приношения в Храме не сопровождается приношением минхи?
И объясняет: этот детеныш рассматривается, как «остаток» основного корбана-тода, и минха в сопровождение процедуры его приношения не нужна.
Что касается пропавшего животного, — отмечают Учителя, продолжая исследовать текст Мишны, — порядок был такой. Допустим, отделенное для приношения животное потерялось. Хозяин отделил от своего стада другое — вместо него. И тут нашлось первое. Хозяин вправе взять в Храм в качестве «объекта» приношения любое из двух — неважно, найденное или замену. И процедура приношения сопровождается минхой. Но, когда он приводит в Храм и другое животное, тоже в качестве корбана-тода, минха уже не требуется.
Но зачем же приносить в Храме обоих животных? — спрашивает Талмуд. И начинает исследовать аналогичные ситуации с корбанот (множественное число от слова корбан) других видов.
Допустим, речь идет о корбане-хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку). Если, к примеру, животное, отделенное для приношения этого вида, пропало, вместо него выбрали другое, в потом первое нашлось, корбаном-хатат в Храме становится одно из них (любое), но второе...
...Второе должно умереть, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Умереть должно потерявшееся животное, — уточняет Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — В случае, если оно нашлось после того, как для приношения хатат, на замену ему, выбрали еще одно животное.
Другие Учителя усматривают в этой проблеме иную грань Истины.
Умереть должно потерявшееся животное, — говорят они, — если оно нашлось, после того, как его замену отвели в Храм, зарезали и произвели зерику (этап окропления мизбеаха кровью предназначенного для приношения животного — об этапах процедуры приношения животных см. в обзор листа 2 трактата Зевахим; именно на этапе зерики происходит исправление ошибки). Но если пропажа нашлась — до этого, найденное животное пасется в стаде, пока не станет непригодным для приношения в Храме.
Талмуд изучает позиции Учителей. В частности — точку зрения Раби. И дает заключение: Раби допускает, что животное, отделенное для корбана-хатат и не использованное по назначению, может пастись в стаде лишь в том случае, если хозяин стада для исправления одного поступка выделил сразу же две особи. Одна попала в Храм, а другая осталась. И резать ее не нужно...
Как эти правила связаны с приношением тода? — спрашивает Талмуд.
И дает такой ответ. Корбан-хатат — приношение самой высокой духовной концентрации, и поэтому процедура его приношения (начиная с ранних этапов — с отделения животного, пригодного для приношения) регулируется самыми строгими законами.
Корбан-тода — приношение более низкой концентрации духовности. Поэтому в тех случаях, где в ситуации корбана-хатат животное должно умереть, корбан-хатат просто не требует минхи.
Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) выдвигает на обсуждение такую ситуацию.
Допустим, человек отделил животное для приношения тода, а оно пропало. Он выбрал для этой цели другое — оно тоже пропало. Отделил третье... И вдруг нашлись первые два. Что следует делать?
Исследовав возникающие проблемы, Учитель дает такой ответ. Можно принести в Храме всех троих. Первое приносится по всем правилам (с минхой), второе минхи не требует, третье приносят — с минхой, ибо оно не считается заменой, но — добровольным благодарственным приношением.
Впрочем, Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) открывает в этом вопросе иную грань Истины. Минха нужна только для первого корбана-тода.— говорит он. — Для второго, а также и — третьего ее не приносят. Ибо третий корбан — тоже замена.
Как быть в случае, когда отделенное для приношения тода животное пропало, для Храма отделили — другое, потом первое нашлось, хозяин скота перепутал первое с вновь отделенным, и одно из двух животных внезапно погибло? — спрашивает Талмуд.
Решение этого вопроса зависит от того, как квалифицируется данное приношение тода, — дает разъяснение раби Хия (Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века). — Если оно — обязательное (по обету), для выполнения обета следует взять новое животное; если приношение — добровольное, человек может привести в Храм животное, оставшееся в живых. Но и в том и в другом случае приносится минха.
Если минха, предназначенная для приношения тода, пропала, вместо нее в Храм приносят другую минху, — говорит раби Аба. — Тут проблем не возникает.
Если человек выделил на приобретение животного для приношения тода деньги, — вносит свое уточнение Рава, — а животное стоило ему дешевле, чем он предполагал, на оставшиеся деньги он приобретает минху. Деньги, выделенные на минху, не имеют такого статуса. И если они остались, человек может потратить их по своему усмотрению...
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать Мишну (см. обзор листа 80), по-прежнему рассматривает сложные ситуации, связанные с осуществлением процедуры приношения категории тода (символизирует благодарность Творцу), которая в обычных условиях сопровождается приношением минхи (мучное приношение). Но чрезвычайные обстоятельства, как мы видели, разбирая содержание предыдущего листа (см. там же), могут ее отменить.
Итак, в ходе обсуждения Мишны Талмуд выдвинул вопрос: как быть в случае, если отделенное для приношения тода животное пропало, для Храма отделили — другое, потом первое нашлось, хозяин скота перепутал первое с вновь отделенным, а одно из этих животных внезапно погибло?
Проблема, как мы могли убедиться, совсем непроста. Учителя предлагают различные варианты ее решения (см. обзор листа 80).
Все как будто бы сходятся в одном: для приношения тода в Храме надо взять еще одно, новое животное (если приношение — обязательное, по обету) или оставшееся в живых (если оно — добровольное, не связанное обязательствами и не допускающее замены) и в любом случае сопроводить процедуру приношением минхи. Но как это преподнести, чтобы избежать возможной ошибки? — вот в чем вопрос.
В данном случае детально рассматривается приношение тода по обету.
Пусть человек приведет новое животное в Храм, принесет минху, — предлагает раби Леви (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, второе-третье поколение, 3‑й век), — и скажет: «Если в живых у меня осталась замена, это животное будет корбаном-тода, и к нему прилагается эта минха. Если оставшееся животное — первое, что было выделено для приношения тода, минха — для него, а новое животное будем считать дополняющим его приношением, как бы его частью».
Изучив вариант раби Леви, Талмуд отвергает его. По весьма принципиальной причине: по законам, регулирующим приношения в Храме, никогда не отделяют животное, чтобы оно стало «частью» другого приношения.
Пусть приведет новое животное в Храм, — говорит раби Ицхак бар Шмуэль бар Марта, — принесет с ним минху и скажет: «Если животное, что осталось у меня — замена, новое станет корбаном-тода. Если же у меня остался корбан-тода, минха посвящается ему, а новое животное будем рассматривать как замену».
Но ведь новое животное, выбранное после всего, что произошло, отделялось с намерением сделать его корбаном-тода, — выдвигает свое возражение рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век). — Мыслительные процессы «регистрируются» в высших духовных мирах. Поэтому намерения с такой легкостью не меняют. А изначально отделять животное, как «замену» — запрещено. И если человек это сделал, ему полагается наказание.
Можно поступить иначе, — говорит рав Дими. — Взять на себя обет принести в Храме новое животное. Тогда и это, новое животное и то, что осталось в живых — оба будут корбанами-тода. И принесенный в Храм хлеб не вызовет сомнений.
Каждый взятый на себя человеком обет должен иметь реальную, не придуманную, причину, — не соглашается с вариантом рава Дими Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века). — Для удобства обеты не дают...
Дискуссия Учителей, которую приводит Талмуд на предыдущем и нашем листах — длинна, местами — необычайно сложна для понимания, ибо построена порой на трудно уловимых нюансах. Поэтому ограничимся наиболее простыми, пересказанными здесь моментами и не будем прослеживать весь ее ход.
Однако отметим, что окончательное решение проблемы в Талмуде мы не находим. Обсуждая данную ситуацию, Учителя, если можно так выразиться — намеренно «сгущают краски». Ибо предлагаемые ими обстоятельства в некотором смысле можно назвать «гипотетическими» — подобные случаи бывали крайне редко. И если такое случалось, проблемы решались на месте, с учетом конкретных деталей. Но «теоретические выкладки» важны Учителям, чтобы максимально оградить людей от вероятных ошибок.
Для нас огромное значение приобретает и то, что попутно, рассматривая позиции Учителей, мы получаем сведения о законах, регламентирующих процессы осуществления приношений в Храме. Узнаем, например, что мыслительные процессы человека, в частности — его намерения, «регистрируются» Небесами. Мы несем ответственность за них, ибо они в любом случае имеют определенные последствия. Узнаем, что обеты не даются без повода, лишь для «удобства» и т. п. Все это помогает нам лучше ориентироваться в жизненных реалиях. Ведь мы знаем, что выведенные в Талмуде законы имеют емкое, общечеловеческое звучание...
В развитие темы, рассматриваемой на предыдущих листах (см. обзоры листов 79, 80 и 81), на нашем листе Талмуд обсуждает проблемы, связанные с приобретением животных, предназначаемых для приношения в Храме корбана-тода (приношение, символизирующее благодарность Творцу; сопровождается, как правило, приношением минхи — мучного корбана).
Чтобы понять содержание этого листа, нужно вспомнить, что каждый земледелец в Эрец Исраэль по закону Торы обязан отделять от собранного им урожая некую часть, которая ему, по сути, изначально не принадлежит. Эта часть, в свою очередь, имеет несколько составляющих:
— трума (небольшая часть урожая, отделенная в пользу коэнов — служителей в Храме, не имевших собственных земельных наделов);
— маасер ришон (первая десятина, десятая часть урожая, отделенная в пользу левитов — служителей в Храме, тоже не имевших своих земельных наделов);
— маасер шени (вторая десятина; десятая часть урожая, отделенная специально для больших, отмеченных в Торе еврейских праздников — подробнее о значении этих понятий см. на сайте, к примеру, в обзоре листа 66 нашего трактата).
В дни больших еврейских праздников, обозначенных в Торе (в их числе — Шавуот, когда в Храме приносят корбан-тода с хлебными караваями) весь народ Израиля собирался в Иерусалиме, и каждый хозяин нес с собой маасер шени. В Иерусалиме из этих продуктов изготавливались блюда для праздничных трапез, на которые приглашались бедняки. Впрочем, нередко бывало, что с доставкой маасера шени возникали трудности. Поэтому крестьянам разрешалось на месте продать отделенную для этой цели часть урожая, а на вырученные деньги, уже в Иерусалиме, купить необходимые для трапез продукты.
Итак, на нашем листе Талмуд сообщает, что на вырученные от продажи маасера-шени деньги дозволяется купить животное для приношения тода и муку для сопровождающей это приношение минхи.
Можно ли часть из вырученной суммы потратить на покупку животного, а пшеницу для минхи «сопровождения» принести из дома, с собой? — спрашивает Талмуд.
Этот вопрос, на первый взгляд, кажется излишним. Что плохого в том, что человек, сэкономив деньги, доставит в Иерусалим для минхи корбана-тода собственную пшеницу?
Ответ, вероятно, прозвучит для нас неожиданно: делать так запрещается, даже в том случае, когда эта пшеница входит в состав маасера-шени, просто от продажи этой части урожая осталось немного зерна.
Пшеницу для минхи корбана-тода, — подчеркивает рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), — покупают на деньги, вырученные от продажи второй десятины.
Почему введено это правило? — задаются вопросом Учителя.
И проанализировав проблему, находят такое объяснение: если бы «объекты» корбана-тода можно было бы выделять из десятины «натурой», получалось бы, что в Храме в качестве корбана приносят непосредственно часть маасера-шени. Но корбан-тода — самостоятельная, независимая, посвященная только Храму «единица». Поэтому «объекты» для нее приобретают на деньги. И пшеница, обменянная на деньги, перестает быть десятиной.
Деньги, вырученные от продажи маасера-шени, кстати, тоже, разумеется, имеют особый статус. Однако они все же абстрагированы от конкретных предметов, а купленные на них вещи могут получать духовность разного, в том числе и самого высокого, уровня.
Если человек решил, что на деньги, которые он взял с продажи маасера-шени, купит животное для приношения шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу), — говорит раби Ами (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль; 3‑й век), — он может купить на них практически что угодно. Потому что корбан-шеламим — приношение относительно невысокого духовного статуса, не превышающего уровень духовности второй десятины.
Если человек потратил часть этих денег, купив, например, кошерное животное для трапезы в Иерусалиме и дикое (некошерное), шкура дикого животного обретает некий духовный статус и, продав эту шкуру, на вырученные деньги можно приобрести кошерное животное — для приношения шеламим.
Если некто сказал, что на деньги маасера-шени совершит приношение шеламим, — он непременно должен это сделать, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Иную грань Истины усматривает в этом раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Даже если, сказав так, не сделает, — отмечает он, — большой беды не будет.
Весь вопрос в том, кому принадлежит маасер-шени, — уточняет раби Иегуда (великий Учитель Мишны, коллега раби Элазара). А вторая десятина — имущество хозяев урожая, от которого она отделена. Раз так, то человек обязан принести шеламим, если сам сказал об этом.
И все-таки вторая десятина — имущество Небес, — вносит свой корректив раби Меир (коллега раби Иегуды и раби Элазара). — И это означает, что человек, произнеся, что на деньги маасера-шени принесет корбан-шеламим, вправе изменить первоначальное решение.
Мы неоднократно (в том числе и — в предыдущем обзоре; см. обзор листа 82) говорили о том, что приношения разных видов получают разные уровни концентрации духовности. Это зависит от, скажем так — «силы», «внутренней напряженности» приношения. И напрямую связано с принципами Устройства нашего мира.
Возьмем, к примеру, приношение хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку). Это — корбан (приношение в Храме) наивысшего уровня концентрации духовности. Тогда как, допустим, у корбан-шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу) — относительно низкий уровень концентрации духовности.
Причины, в сущности, ясны. Приношение, призванное «загладить вину» человека, (корбан-хатат) совершившего проступок (нечаянно нарушившего, положим, закон Торы), должно обладать гораздо большей «энергетикой», нежели то, которое символизирует хорошее настроение (корбан-шеламим).
На нашем листе Талмуд сообщает, что на этапе отделения животных для приношения в Храме и до момента, когда они попадают в Храм, выбранные особи, в соответствии со своим предназначением, начинают получать дополнительную духовную энергию (как говорят, приобретают статус «святости»). Но в полной мене они «пропитываются» духовностью уже на территории Храма, на начальном этапе осуществления процедуры приношения — согласно своему статусу.
Но что происходит, спрашивается, если «объекты» приношений разной концентрации духовности вступают друг с другом в контакт?
Вопрос этот — принципиален. Ибо, по сути, уровень концентрации духовности в «объекте» приношения обуславливает многие правила обращения с корбаном.
В процессе обсуждения проблемы Учителя рассматривают различные ситуации.
Допустим, в посудине варилось мясо корбана-хатат, и туда же добавили кусок мяса приношения шеламим. Естественно, мясо корбана-шеламим пропиталось соком мяса хатат.
Что из этого следует? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: в этом случае мясо корбана-шеламим (которое разрешается есть два дня) придется съесть в течение ближайших суток (за один день и ночь) — по законам проведения трапезы, на которой едят мясо корбана-хатат. Потому что даже сок корбана-хатат способен повысить уровень концентрации духовности приношения любого другого вида.
При этом, — подчеркивает Талмуд, — зародыш животного (если объектом приношения стала беременная особь), предназначенного для осуществления процедуры приношения любого вида, духовность не принимает. Следовательно, и не имеет способности ее передавать.
Человек обязан учитывать особое положение животных, выбранных для приношений в Храме, — отмечают Учителя. — Если, к примеру, он отделил для одного приношения хатат двух животных (скажем, первое потерялось, а потом — нашлось), привел в Храм для осуществления процедуры приношения одно из них, а другое — не понадобилось, оставшееся животное он не может вывести в поле для работы. Оно должно пастись в стаде. До тех пор, пока не получит увечье. Приобретенный физический дефект снимает с него «статус святости».
Выстраивая логическую цепочку, Талмуд рассматривает ситуацию, когда мясо приношения шеламим на начальном этапе осуществления процедуры приношения (об этапах процедуры приношения животных в Храме — см. обзор листа 3 трактата Зевахим) становится непригодным для дальнейшего использования.
Допустим, человек, делающий шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) предназначенному для приношения шеламим животному, думал в этот момент о том, что мясо корбана будут есть позднее установленного законом времени. Его мыслительные процессы как бы ставят преграду притоку духовной энергии, и мясо этого корбана на других этапах процедуры использовать уже нельзя. Более того, «статус непригодности» передается, например, хлебам приношения тода (символизирует благодарность Творцу).
Тщательно исследовав проблемы получения, потери и передачи уровня духовности на примерах приношения зевах (животного происхождения), Талмуд применяет сделанные выводы к менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение). И заключает: минха, как и мясные приношения, способна передавать и принимать различные уровни духовности; даже через жидкость, которая может из нее вытекать. Точно так же она может стать непригодной, контактируя с любыми другими приношениями в статусе пигуль (то есть — утратившими пригодность)...
В нашем трактате довольно подробно обсуждались проблемы приношения в Храме менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение) в праздник Шавуот (см. обзоры листов 45 и 46) и на второй день праздника Песах (см. о приношении минхи омера — в обзорах листов 64 и 65).
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к этим темам. Теперь — чтобы выделить приношение менахот означенных видов в Храме среди других мучных приношений.
Мишна, в частности, отмечает:
Все менахот — как общественные, так и персональные — полагалось приносить в Храме не только из (зерновых) нового урожая, но и из (зерновых) прошлых лет; не только из урожая (зерновых), выращенного в Эрец Исраэль, но и из урожая, выращенного за пределами Земли Израиля.
Исключение составляют минха омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай) и хлебные караваи, сопровождающие приношение ягнят в праздник Шавуот. Их приносят, изготавливая менахот только из зерна нового урожая, причем, выращенного только в Эрец Исраэль...
Талмуд сообщает, что для изготовления менахот отмеченных в Мишне типов (напомним, что эти менахот относились к разряду общественных) требовалась мука самого лучшего качества. Поэтому и зерна для них нужны были — «отборные».
Однако зерновые лучших сортов произрастали, конечно же, не на любой земле. В связи с этим заранее намечали земельные участки с особо плодородными почвами. Такие участки, как рассказывает Талмуд, были, например, в местах под названием Махним и Захта.
Далее, анализируя содержание Мишны, Талмуд отыскивает источники ее положений.
Откуда, скажем, известно, что минху омера следует приносить из ячменя нового урожая, выращенного именно в Эрец Исраэль?
Талмуд приводит цитату, где о минхе омера написано: «...Когда придете в Эрец Исраэль...» (Ваикра, гл. 23, ст. 10).
Отсюда Учителя делают вывод, что заповедь, запрещающая использовать новый урожай до принесения минхи омера, относится лишь к Земле Израиля.
Однако раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
И за пределами Израиля нельзя есть новый урожай до принесения омера, — говорит он.
Талмуд изучает позицию раби Йоси и приходит к выводу, что он дает свое заключение, пользуясь методом сравнительного анализа, в процессе изучения другого фрагмента Торы, где сказано: «Из всех поселений ваших принесете...» (там же, ст. 17).
Речь в этом отрывке идет о приношении двух хлебов в праздник Шавуот. Но, поскольку по «географическим параметрам» обе заповеди (о хлебах и минхе омера) аналогичны — подчеркивает раби Йоси, — эти слова относятся и к принесению омера.
Есть ли между точкой зрения раби Йоси и позицией остальных Учителей — противоречие?
Никакой «конфронтации мнений» здесь нет, — подытоживает Талмуд. — Просто, как отмечал раби Йоси, евреи, живущие за пределами Эрец Исраэль, как правило, не пользовались новым урожаем, пока в Храме не совершат процедуру приношения минхи омера (подробнее об этом см. обзор листа 68).
Талмуд выносит на обсуждение вопрос: как приносили минху омера в год шмиты (седьмой год, когда нельзя обрабатывать поле и собирать с него урожай)?
И разъясняет: в такие годы для изготовления минхи омера использовали ячмень, который вырос сам по себе. Конечно же, возникало немало проблем. Этот урожай надо было охранять — и от животных (чтобы не потравили) и от людей, которые могли на него посягнуть. Для этого нанимали специальных охранников, а зарплату платили им из денег, пожертвованных в Храм.
Тут возникает другая проблема, — отмечает рав Хисда (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век). — Процедура приношения минхи омера предусматривает сожжение комеца (отделенной от содержимого минхи горсти муки, которая сжигается на мизбеахе, условно говоря — «жертвеннике» — см. Введение в трактат Менахот). А ведь в год шмиты плоды урожая сжигать запрещается.
В год Шмиты можно изготовить минху омера и из урожая предыдущего года, — говорит Рами бар Хама (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 4‑й век). — Это разрешено. Новый урожай берут, чтобы выполнить мицву наилучшим образом. Конечно же, зерна должны быть свежими. Но ведь год шмиты — особая ситуация.
Всесторонне обсудив проблему, Учителя приходят к заключению, что надо стремиться выполнить мицву наилучшим образом в любом случае. А общий запрет на сжигание плодов урожая года шмиты на территории Храма не действует. Точно так же, как для приношения минхи омера в Храме снимается запрет на жатву ячменя для нее — в шаббат (см. обзор листа 64; в обычных условиях это — работа, производить которую в шаббат нельзя).
Затронув на предыдущем листе тему выбора земельных участков для особых менахот (минха омера и приношение хлебов в праздник Шавуот; см. обзор листа 84), на нашем листе Талмуд углубляется в ее обсуждение. Теперь речь идет о заведомом выборе поля, от урожая которого можно брать зерно для всех других видов менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение в Храме).
Методом исключения Мишна обозначает поля, зерновые с которых для менахот не годятся. Это — земельные участки:
— требующие орошения;
— нуждающиеся в удобрениях;
— на которых нет деревьев.
Но если некто принес в Храм минху, изготовленную из урожая, собранного с таких полей, она все же будет кошерной...
Далее Мишна дает указания, как обращаются с полем, когда знают, что из выращенного на нем зерна будут делаться менахот:
Поле под зерновые в первый год (только) распахивают, а засевают — на второй год. Сев производят за семьдесят дней до праздника Песах.
Последняя часть нашей Мишны посвящена проверке муки на пригодность для менахот. По этому поводу здесь сказано:
В (промолотую и просеянную) муку погружают руку, берут часть муки на ладонь и тщательно ее рассматривают. Если в ней есть пыль, это означает, что муку надо еще раз просеять. Если в ней завелись червячки, муку надо выбросить (или отдать скоту) — она непригодна для использования...
Талмуд начинает анализировать Мишну, внимательно изучая каждый ее фрагмент.
С орошением и удобрениями — понятно: если почве в естественных условиях не хватает влаги или питательных веществ, она не может считаться плодородной. И, следовательно, на ней не может вырасти отборное зерно (а именно такое, самое лучшее, необходимо для минхи).
Но почему нельзя «присмотреть» для этого поле, на котором растут деревья? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: деревья дают тень, а зерновые любят солнце. Полновесное зерно наливается солнечным светом.
Ячмень для минхи омера, например, вообще выращивают на южных полях Эрец Исраэль, — подчеркивает раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — То есть там, где много солнца.
Талмуд переходит к разбору второй части Минхи и выдвигает вопрос: надо ли на второй год перед посевом вспахивать новое поле?
Земля, чтобы получить с нее хороший, добротный урожай, — говорит рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), — должна быть мягкой и пышной. Поэтому его надо вспахать и в первый год и во второй — непосредственно перед севом.
Но ведь в Мишне не сказано, что и перед севом, на второй год землю тоже надо вспахать...
В Мишне не сказано, — говорят Учителя. — Но это очевидно из практического опыта. Скажем, произвел крестьянин пахоту в первый год. А за зиму землю прибивает дождем, и она становится твердой. А в мягкой, свежераспаханной земле семена быстро дают ростки. Тогда и зерна в колосьях поспеют вовремя... Если хозяин засеял вспаханное поле в указанный срок (за семьдесят дней до праздника Песах), к тому времени, когда солнце начнет припекать, стебель растения уже будет толщиной — с палец и с два пальца — колосок.
Кроме всего прочего, в Мишне говорится об участке, землю которого хорошо обрабатывали и до того, как решили, что нем можно выращивать зерно для менахот.
Если, допустим, в первый год вспахал все поле, — углубляются Учителя в разбор различных ситуаций, — и засеял половину поля, на второй год надо вспахивать незасеянную в предыдущем году половину и на ней же производить сев.
Чья обязанность — проверять муку? — спрашивают Учителя, приступив к обсуждению третьей части нашей Мишны.
Этим занимался ключник в Храме (человек, ведавший хозяйственными вопросами), — объясняет Талмуд.
Люди, которые собирались делать тесто для минхи, приносили муку ключнику, — вносит «процессуальные» уточнения раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — смазывал руку маслом, погружал ее в муку и как будто бы эту муку перемешивал. И так — до тех пор, пока на руку не прилипала пыль. Тогда он возвращал муку хозяину и говорил: «Надо просеять ее, как следует». Если же пыль на руке не появлялась, это означало, что мука просеяна хорошо, и готова для замешивания теста...
Ближе к концу нашего листа Талмуд приводит еще одну Мишну, в которой говорится о масле, пригодном для использовании в Храме (в том числе для замешивания и смазывания менахот):
Самое лучшее масло получилось из олив, которые произрастали в Текоа (поселение к юго-востоку от Иерусалима)...
Талмуд приводит цитату из Танаха: «И отправил Йоав в Текоа (гонцов), и привели оттуда мудрую женщину» (вторая книга Шмуэля, гл. 14, ст. 2).
И отмечает: не случайно женщину привели именно из Текоа — оливковое масло добавляет мудрость, а масло высшего качества — тем более.
На втором месте по качеству — масло из Регева, из олив, которые росли на берегу реки Иордан.
Из олив, растущих на любой земле, масло — кошерно. Но не приносят в Храм масло из оливковых плодов с деревьев, которые растут на поле которое:
— нужно удобрять
— требуется орошать
— где между деревьями посажены злаки (они «отбирают» у деревьев влагу и питательные вещества).
Не приносят в Храм также масло, отжатое из недозревших плодов. Но если некто принес, масло в Храме можно использовать.
Не приносят в Храм масло, сделанное из оливок, долго лежавших в воде, заквашенных или «заваренных» кипятком. И если некто (все же) принес в Храм такое масло, оно для использования непригодно...
В конце предыдущего листа, как мы помним, была приведена Мишна, которая дает указания, какое масло можно приносить в Храм, какое для использования в Храме — не годится (см. обзор листа 85). Теперь же, на нашем листе, речь идет о том, как делали оливковое масло, и о том, какое масло использовалось для храмовой Меноры (семисвечник) и для менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение в Храме).
Итак, в нашей Мишне читаем:
С деревьев собирали три урожая оливок, и из каждого — получалось три вида масла.
Первый урожай собирали с вершины дерева (на вершине, понятно, оливки созревают быстрее). Собранные оливки кладут в корзину и выжимают (вручную), чтобы масло выступило на поверхности. Это — первое масло.
Потом оливки из корзины кладут под деревянный пресс. Из-под пресса вытекает «второе» масло.
Затем оливковый жмых размалывают жерновами, и получается «третье» масло.
Первое масло приносят для Меноры. Второе и третье используют для изготовления менахот.
Второй урожай (с боковых веток) на дереве окончательно не созревает. (Закончив изготовление масла первого урожая) снимали второй урожай. Оливки раскладывают на крыше и ждут, когда они станут мягкими. Затем, в три этапа (так же, как в первом случае), отжимают из них масло.
Первое масло приносят в Храм для Меноры. Второе и третье используют для изготовления менахот.
Третий урожай (с нижних веток) требует дополнительной обработки. Собранные оливки держали под прессом — пока не размякнут. Далее процедура изготовления масла повторялась.
Первое масло третьего урожая тоже годилось для Меноры, остальное использовалось для изготовления менахот...
Самое лучшее — первое масло первого урожая. Практически не уступает ему по качеству первое масло второго урожая. А первое масло третьего урожая не отличается по качеству от второго масла первого урожая...
Самое низкосортное масло — третье, сделанное из оливок третьего урожая...
Приступив к анализу Мишны, Талмуд обобщает практический опыт, накопленный в деле изготовления оливкового масла.
В частности, сообщает, что оливки должны были висеть на дереве, пока не наполнятся маслом.
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) едва ли не по каждому пункту Мишны высказывает иную грань Истины.
Так, например, он говорит, что оливки укладывали не в саму корзину, а вокруг нее, и пользовались не деревянным прессом, а — каменным. Но противоречия в его взгляде на вещи, конечно же, нет. В целом процедура изготовления масла была единой во всей Стране Израиля. И могла отличаться некоторыми нюансами (их и отмечает раби Иегуда) — в зависимости от обычаев в разных регионах Эрец Исраэль.
Более углубленные дискуссии между Учителями возникают, когда они обсуждают проблему использования масла разных урожаев и разных сортов для храмовых нужд.
В самом деле. Разобраться в этих вопросах достаточно сложно.
В Мишне сказано, например, что первое масло третьего урожая было таким же по качеству, как второе — первого урожая. Тогда почему масло «второго сорта», отжатое из оливок с боковых веток, нельзя было использовать для храмовой Меноры? Или, наоборот: почему бы не использовать первое масло третьего урожая, допустим, для замешивания или смазывания теста для минхи? И вообще... Если первое масло из оливок всех трех урожаев — самое лучшее и самое чистое, почему его надо использовать именно для горения в Меноре, а для еды (вспомним, что основную часть минхи съедают коэны) брать то, что «похуже»?..
Самое лучшее масло годится и для менахот, — говорит рав Нахман бар Ицхак.
Но почему же по предписанию оно — лишь для Меноры?
Тора бережно относится к личному имуществу евреев, — объясняет раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Масло первого сорта стоит довольно дорого. И если бы, предположим, было дано распоряжение замешивать тесто для минхи только на масле высшего качества, на каждую минху человеку приходилось бы тратить много денег.
Но зачем же тогда для светильников в Меноре надо было брать дорогостоящее масло? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: таково повеление Творца. Ибо о храмовой Меноре в Торе сказано: «...и возьмут чистое оливковое масло» (Ваикра, гл. 24, ст. 2).
Огонь дает свет, а свет — свидетельство присутствия Всевышнего. Свет (олицетворение добра) разгоняет тьму (метафорическое воплощение зла), наполняя мир духовностью. Поэтому так важно, чтобы в чаши Меноры наливали самое чистое, самое лучшее масло...
К концу нашего листа Талмуд приводит новую Мишну, в которой говорится, о том, откуда приносили вино для возлияний на храмовом мизбеахе (в приблизительном переводе — «жертвенник»):
Самое лучшее вино — из Кеулухим и Атулим. Годилось (для храмовых нужд; оно занимало «второе место» по качеству) и вино из Бейт Рима и Бейт Лавана, из селений, что стояли на горе, а еще — из деревни Синана в долине.
Любое (сделанное евреями из своего винограда) вино — кашерно. Но в Храм приносили, как правило, из этих (выше названных) мест.
Не приносят в Храм;
— вино из винограда, выращенное на земле, которую надо удобрять или орошать.
— вино, сделанное из перезревшего винограда; но если некто — принес, оно считается кошерным.
— вареное или подслащенное вино; и если некто — принес, использовать его в Храме нельзя.
— вино, сделанное из дикого винограда...
И опять же, как в случае с мукой, качество вина и его пригодность для применения в Храме оценивал ключник...
Моше Гойхберг
Наш лист открывает новую, десятую главу трактата Менахот. И начинается она с обсуждения объема мер (мерных емкостей), которые использовались в Храме при осуществлении процедур приношений.
Сразу же скажем, что в нашей главе по этому поводу Талмуд приводит три Мишны. В первой из них — она помещена на этом листе — речь идет о мерах для сухих сыпучих продуктов. В ней, в частности, сказано:
Две меры для сухих продуктов имелись в Храме (с помощью которых отмерялась тщательно просеянная мука для менахот; менахот — множественное число от слова минха, то есть — мучное приношение). Одна вмещала в себя исарон (во времена Талмуда — мера объема, равная одно десятой эйфы; в современных единицах измерения это примерно — 4 литра), вторая — половину исарона.
Раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) усматривает здесь иную грань Истины.
Тремя мерами располагал Храм, — говорит он. — В две из них вмещалось по исарону, в третью — пол-исарона...
Мерной емкостью объемом в исарон, — продолжает Мишна, — пользовались, чтобы отмерять муку для всех менахот (для которых нужен был исарон муки или больше). Для (минхи, сопровождающей приношение) быка особой мерной емкости, вмещающей три исарона, как заповедано в Торе (Бамидбар, гл. 28, ст. 12), не было.
Не было (также) и особой мерной емкости в два исарона, чтобы отмерить муку для (минхи, сопровождающей приношение) барана.
Во всех этих случаях пользовались мерной емкостью объемом в один исарон (три меры — для приношения быка и две — для приношения барана).
Мерной емкостью в пол-исарона отмеряли муку для приношения ежедневной минхи первосвященника. Одну — для утренней порции и другую — для вечерней, перед закатом...
Исследуя содержание первой Мишны, Талмуд ищет источники позиций Учителей. И приводит цитату: «...Исарон, исарон — на одну овечку...» (Бамидбар, гл. 28, ст. 29).
Именно отсюда, из этого повтора, — подчеркивает Талмуд, — раби Меир делает вывод, что в Храме были две меры, в каждую из которых вмещалось по исарону муки.
Зачем же нужны были две одинаковые меры? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: в одну мерную емкость, рассчитанную на исарон сыпучего продукта, муку насыпали с горкой, вторая была чуть больше, и муку насыпали в нее лишь до краев. Первой пользовались, отмеряя муку для приношения большинства менахот. Второй — только для приношения хавитей коэн а‑гадоль (минхи первосвященника).
Теперь как будто бы понятно, почему вторая мерная емкость была чуть большего размера. Ведь минха первосвященника делилась на две части (ее приносили в два приема — вечером и утром). Если бы в данном случае пришлось пользоваться той же мерной емкостью, которая служила для осуществления процедуры остальных приношений, часть муки «с горкой» при разделении надвое, всякий раз оказывалась бы на полу.
Почему же другие Учителя говорят, что в Храме для исарона муки была лишь одна мерная емкость?
Прежде всего, потому, вероятно, что для того, чтобы отмерить нужное количество муки для минхи первосвященника, в Храме была специальная мерная емкость — в пол-исарона. И делить муку на две порции — утреннюю и вечернюю — нужды не было.
Исследовав проблему, Талмуд приводит другую цитату: «...Один исарон — на каждую овцу» (Бамидбар, гл. 29, ст. 4).
И подчеркивает: первосвященник должен был приносить минху из одного исарона, поэтому муку все же делили надвое.
Раби Меир говорит, что муку для минхи первосвященника отмеряли мерной емкостью в исарон.
Другие Учителя отмечают, что муку отмеряли емкостью в пол-исарона.
То есть для того, чтобы насыпать нужное для определенных менахот количество муки, — говорят они, — в Храме хранилась одна мерная емкость, в которую вмещался исарон сыпучего вещества. Это мы знаем, проанализировав вторую цитату. А в первой — содержится намек на существование второй емкости, в пол-исарона.
Кто же все-таки прав?
Тщательно изучив позиции Учителей, Талмуд дает заключение: точка зрения раби Меира не противоречит позиции других Учителей. Они принимают факт, что изначально муку для минхи первосвященника отмеряли мерной емкостью в исарон (как и говорил раби Меир), но прослеживают дальнейший процесс: чтобы поделить общее количество муки на две части, — говорят они, — используют мерную емкость в пол-исарона. Именно для этого она (емкость в пол-исарона) и нужна в Храме...
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать вопрос, какими мерными емкостями пользовались в Храме, рассматривает виды сосудов, которыми в процессе осуществления процедур приношений измерялись жидкости (оливковое масло и вино).
В Мишне читаем:
Семь видов мерных емкостей было в Храме для измерения жидкостей:
1. В один ѓин (во времена Талмуда — мера объема жидкостей, соответствующая 12‑ти логам; лог, в современных единицах измерения жидкости — примерно 0,5 литра).
2. В пол-ѓина. Использовалась для измерения масла, необходимого для замешивания теста минхи-нэсахим, сопутствующей приношению ола (символизирует тотальную близость с Творцом и поэтому сжигается полностью), когда в качестве объекта приношения брали быка; а также — для определения необходимого количества вина, которое возливали при этом на мизбеах (в условном переводе — жертвенник).
3. Емкость в треть ѓина. Ее использовали, как и в предыдущем случае. Только в процессе приношения барана.
4. Емкость в четверть ѓина. Использовалась совершенно так же, как и в двух предыдущих случаях, но — при приношении овцы.
5. Емкость, вмещающая лог (пол литра) жидкости. Лог — «типовое» количество оливкового масла, которое требовалось для приношения минхи. Так что этой емкостью в Храме пользовались особенно часто.
6. Емкость в половину лога (тому, как использовалась эта и последняя, седьмая емкость, посвящена отдельная Мишна).
7. Емкость в четверть лога.
Кроме означенных семи мерных емкостей, — отмечает Мишна, — была еще одна, особая, объемом в полтора лога (примерно 750 мл). Ею отмеряли масло для ежедневного мучного приношения коэна гадоль (первосвященника): полтора лога — утром и полтора — вечером (для минхи первосвященника требовалось 3 лога масла, но приносили ее в два приема — см. обзор листа 87).
В мерной емкости, вмещающей ѓин (приблизительно 6 л) жидкости, — уточняет раби Элиэзер бен Цадок, — были деления с надписями: «для быка» (0,5 ина), «для барана» (треть ѓина), «для овцы» (четверть ѓина).
Анализируя содержание Мишны, Талмуд, как обычно, тщательно исследует источники.
В процессе анализа раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) обнаруживает, что, согласно некоторым сведениям, самой большой мерной емкостью — в один ѓин (6 л) в Храме не пользовались. Ее в храмовом хозяйстве, — говорит он, — вообще не было.
Но зачем тогда Мишна включает ее в общий список? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: такая мерная емкость, безусловно, существовала. Но только — во времена Моше Рабейну. Ее использовали для того, чтобы отмерить необходимое количество масла для проведения процедуры «помазания» Аарона, брата Моше, на «должность» первосвященника. Об этой процедуре говорится в Торе: «...И Аарона и сынов его помажь, и освяти их, чтобы служили Мне» (Шемот, гл. 30, ст. 29).
После помазания Аарона и его сыновей этой мерной емкостью действительно больше не пользовались, и она была захоронена.
Для чего Храму требовалось столько мерных емкостей разных размеров? — задается вопросом раби Шимон.
И приходит к выводу, что каждая из них имела свое предназначение, и в Храме было правило: если конкретной мерной емкостью пользовались для определенных замеров, то брать ее для замеров иного типа не разрешалось.
Однако раби Элиэзер бен Цадок усматривает в этом иную грань Истины.
Такого правила в Храме не было, — говорит он. — Всегда можно было использовать ту мерную емкость, которая в каждом конкретном случае для измерения жидкости казалась более удобной...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать проблемы использования в Храме (в процессе осуществления процедур приношений) различных мерных емкостей.
На предыдущем листе был дан список храмовых мерных емкостей для жидкостей — разных размеров, и указывались сферы использования каждой из них (см. обзор листа 88). Всех (их, как говорит Талмуд — семь, не считая особого «измерительного сосуда», в котором отмеряли оливковое масло для ежедневного мучного приношения первосвященника), кроме двух последних (объемом в 0,5 лога и четверть лога; лог — мера объема жидкости, в современных единицах измерения приблизительно равная 0,5 л). О них и идет речь в Мишне нашего листа.
Емкость в четверть лога, — сказано в Мишне, — использовалась в двух случаях:
— в процедуре очищения мецоры (человека, вылечившегося от болезни духовного происхождения под названием цараат или, как иногда дают это название в переводах — «проказа»);
— в процедуре, которая осуществлялась в Храме, когда человек брал на себя обет и становился назиром (значение термина — см. в обзоре недельной главы Насо, первый годовой цикл).
Мера в половину лога применялась для измерения оливкового масла, необходимого для осуществления в Храме процедуры приношения хлебов тода (приношение, символизирующее благодарность Творцу)...
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд, исследуя источники, вносит различные уточнения.
Рассматривая первый случай применения мерной емкости в четверть лога, Талмуд приводит цитату из Торы: «...И зарежет птицу над глиняным сосудом с живыми водами» (Ваикра, гл. 14, ст. 5).
Именно для этой части ритуала требуется определенное количество воды.
Но сколько на дне сосуда должно быть воды? В Торе об этом ничего не сказано.
Применяя метод сравнительного анализа, Учителя обращаются, в конце концов, к одному из фрагментов трактата Сота, где говорится: воды в глиняном сосуде должно быть столько, чтобы капающая в сосуд кровь птицы была видна на поверхности (см. обзор листа 16 трактата Сота). И в результате выясняется, что для этого нужно именно четверть лога воды.
Откуда известно, что именно четверть лога масла требуется для ритуала принятия обета назиром? — спрашивает далее Талмуд
И отвечает: об этом Всевышний сообщил Моше Рабейну на горе Синай.
Почему для измерения «четвертей» лога жидкостей — воды и оливкового масла — в случаях с мецорой и назиром обязательно были нужны именно храмовые мерные емкости? — задается вопросом раби Иегуда а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века). Ведь храмовые сосуды (в том числе, и мерные емкости, как, впрочем и вся храмовая утварь) обладали способностью сообщать содержимому духовность высокого уровня концентрации. Разве в означенных случаях была в этом необходимость?
Скажем, в ситуации с мецорой. Процесс его выздоровления шел за пределами азары (храмового двора). Более того — вне еврейского поселения. Ив Храме он появлялся, когда никаких признаков заболевания у него уже не было... Зачем вообще повышать уровень духовности воды, в которую капает кровь птицы?
Или в ситуации с назиром. Можно было бы предположить, что оливковому маслу и в самом деле следовало передать дополнительную духовность, чтобы оно, в свою очередь поднимало уровень духовности минхи (мучного приношения) назира. Но известно, что эта минха приносилась вместе приношением барана, и получала высокий уровень духовности при шехите (когда животное режут предусмотренным в Торе, безболезненным способом).
В случаях с мецорой и назиром можно было пользоваться храмовой «четвертной» мерной емкостью, — дает разъяснение раби Хия (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века). — Ибо в ней можно было точно отмерить нужное количество воды и масла. Но обязанности такой не было. Этот мерный сосуд предназначался в основном для разлива оливкового масла в процедуре приношения хлебов коэна гадоль (первосвященника). В составе этой минхи было 12 хлебов, тесто для каждого из которых замешивалось отдельно. Известно, что на все приношение этого вида требовалось 3 лога масла. Вот и измеряли его «четвертями», чтобы равное количество приходилось на каждый каравай...
На нашем листе Талмуд, в продолжение темы предыдущих листов (см. обзоры листов 87, 88 и 89), уточняет предназначение различных мерных емкостей, используемых в Храме.
Вспомним, что на одном из предыдущих листов был представлен список храмовых мерных емкостей для жидкостей, и указывались возможные сферы использования каждой из них (см. обзор листа 88). Мишна нашего листа дает конкретные указания.
Емкостью в лог (приблизительно 0,5 л), — говорится в ней, — пользовались, отмеряя масло для всех менахот (мучных приношений).
Даже в том случае, когда минха была большой и требовала 60‑ти логов масла.
Раби Элиэзер бен Яаков усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Даже самая большая минха, — говорит он, — требует одного лога масла.
Для минхи, сопровождающей приношение быка, — продолжает конкретизировать Мишна, — необходимо 6 логов масла.
Для минхи, сопровождающей приношение барана — 4 лога масла
Для минхи, сопровождающей приношение овцы — 3 лога масла.
Для зажигания (храмовой) Меноры (семисвечника) — 6, 5 логов масла (по 0,5 лога на каждую из семи свечей)...
Каков максимальный размер минхи? — спрашивает Талмуд, приступив к анализу Мишны.
И отвечает: это — минха, на которую расходуют 60 исаронов (1 исарон — приблизительно 4 кг — см. обзор листа 87) многократно просеянной, тонкой муки (тесто замешивалось из расчета: 1 лог масла — на 1 исарон муки). Больший объем теста в специальный, предназначенный для замешивания теста, храмовый сосуд не вмещался.
Рассматривая позицию раби Элиэзера бен Яакова, Талмуд подчеркивает, что ѓалаха (еврейский практический закон) его точке зрения не следует.
Откуда известно, что на каждую свечу храмовой Меноры, нужно было 0,5 лога оливкового масла? — задаются вопросом Учителя, обсуждая последний пункт данной Мишны..
Из практического опыта, — объясняет Талмуд. — Свечи должны были гореть с вечера до утра. И за основу взяли количество оливкового масла, необходимое для горения свечей в зимнее время, когда ночи (темное время суток) — самые длинные. То есть — максимальный расход масла.
Далее Талмуд приводит на нашем листе еще одну Мишну, регламентирующую порядок приготовления менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение) разных видов.
В ней, в частности, сказано:
Разрешается вместе замешивать тесто для менахот, сопровождающих приношение баранов и быков.
Дозволяется также вместе замешивать тесто для нескольких менахот, сопровождающих процедуры приношения нескольких овец.
Можно вместе готовить тесто для частного и общественного мучного приношения (речь о менахот, сопровождающих процедуры приношения в Храме животных).
Можно также смешивать тесто «вчерашней» минхи с тестом минхи — «сегодняшней».
Однако запрещено вместе замешивать тесто для минхи, сопровождающей приношение овец, с тестом минхи, сопровождающей приношение быков и баранов.
Если тесто для менахот этих видов готовили отдельно, а потом одно (по случайности) смешалось с другим, смесь (постфактум) считается пригодной для вознесения на мизбеах (в условном переводе — «жертвенник»).
Если же тесто для менахот этих видов изначально замешивали вместе, для сожжения на мизбеахе оно не годится...
Первые положения Мишны, где говорится о совместном замешивании теста для менахот, сопровождающих приношение быков и баранов, а также — для нескольких приношений овец, достаточно ясны. Это объясняется тем, что способы изготовления теста для менахот этих видов — идентичны.
Понятно и другое: почему нельзя смешивать тесто для менахот, сопровождающих приношения овец и менахот, сопровождающих приношение быков — здесь «методики» приготовления теста различны.
Что имеет в виду Мишна, позволяя смешивать тесто для «вчерашних» и «сегодняшних» менахот? — спрашивает Талмуд.
И поясняет: минху, сопровождающую приношение животного, не обязательно приносить в тот же день, когда осуществляют процедуру приношения зевах (животного происхождения); это можно сделать и через несколько дней. Дав указание о совместном приготовлении теста для «вчерашней» и «сегодняшней» минхи, Мишна подразумевает, что человек вправе сопроводить «двойной» минхой приношение второго животного, и тесто для них (первой и второй минхи) замесить сразу, в одной посудине...
Закончив подробное обсуждение «сфер применения» различных, использовавшихся в Храме для измерения сыпучих продуктов и жидкостей мерных емкостей (см. обзоры листов 87, 88, 89 и 90), Талмуд выделяет в процедуре приношения менахот (множественное число от слова минха — мучное приношения) и рассматривает проблему, связанную со свойствами этих мерных емкостей.
Вспомним, что, рассматривая размеры храмовых мерных емкостей, мы говорили о том, что муку в некоторые из них насыпали с «горкой» (см. обзор листа 87).
Об этой «горке» и пойдет речь на нашем листе.
Известно, что храмовые сосуды (в том числе, разумеется — и мерные емкости) насыщают свое содержимое духовной энергией высокого уровня концентрации. В связи с этим Талмуд задается вопросом: принимает ли эту духовную энергию вещество, оказавшееся над кромкой сосуда?
В Мишне листа по этому поводу сказано:
Все сосуды в Храме принимали нужную меру (веществ), только если вещество в них насыпали (или наливали) с горкой.
Исключения составляла мерная емкость, которой измеряли муку для минхи коэна гадоль (первосвященника; см. обзор листа 87).
При этом переливающиеся через край сосудов жидкости (масло и вино) также насыщались высоким уровнем концентрации духовной энергии. Однако сухие продукты (мука), насыпанные поверх краев (храмовых мерных емкостей), эту энергию не получали...
Приступив к анализу содержания Мишны, Учителя выясняют, в чем причины этих различий — почему переливающаяся через край сосуда жидкость получает духовную энергию, а насыпанный поверх краев сухой продукт — нет.
Сосуды, предназначенные для жидкостей, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — наполнены духовной энергией высочайшей концентрации. Поэтому они способны передавать эту энергию и той части жидкости, которая перетекает через край. Сосуды для сухих сыпучих продуктов такого уровня духовной концентрации не имеют. Поэтому и не в состоянии передать эту «энергетику» даже веществу, которое находится внутри них.
Сосуды приобретают особый «заряд» духовной энергии, когда их смазывают оливковым маслом, — дает свое объяснение проблемы раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, ученик великого раби Акивы; 2‑й век). — Сосуды для жидкостей смазывали маслом не только изнутри, но и снаружи. Поэтому вино или масло, перетекая через края, касались «энергетического слоя» и — тоже «заряжались». Сосуды для сыпучих продуктов смазывали маслом лишь изнутри. Поэтому все, что оказывалось поверх кромок такого сосуда, энергию не получало.
Иную грань Истины усматривает в этом вопросе раби Йоси (ученик великого раби Акивы, один из крупнейших Учителей Мишны, коллега раби Меира).
Все сосуды в Храме были смазаны маслом («посвящены», то есть — снабжены духовной энергией) лишь изнутри, — говорит он. — Все дело в том, что жидкость перетекает через край сосуда, попадая сначала в его внутреннее пространство. Поэтому она и получает особый «заряд» духовной энергии. С мукой (и другими сыпучими продуктами) подобного не происходит...
На нашем листе дана и вторая Мишна, уточняющая, какие корбанот (от слова корбан — приношение в Храме) животного происхождения требуют «сопутствующего» приношения минхи.
В ней мы читаем:
Все корбанот зевах (животного происхождения — см. Введение в трактат Зевахим), как общественные (от всей общины Израиля), так и частные, требуют приношения менахот, кроме:
приношения первенца (первый приплод животного следовало принести в Храме);
маасера (для приношения в Храм в стаде отделялось каждое десятое животное — здоровое и без физических дефектов);
корбана-песах (приношения, которое осуществлялось в праздник Песах);
корбана-хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку);
корбана-ашам (символизирует стремление загладить вину).
Исключение составляет корбан-хатат и корбан-ашам мецоры (человека, очищающегося от болезни духовного происхождения — цараат; иногда в переводах эту болезнь называют «проказой», что, по сути — неточно).
То есть очистительные приношения мецоры сопровождаются приношением менахот. Как сказано об этом в Торе: «...на восьмой день возьмет двух овец... муки, замешанной на масле...» (Ваикра, гл. 14, ст. 10).
В продолжение темы заключительной части предыдущего листа — какие приношения животного происхождения требуют «сопровождения» менахот (от слова минха — мучное приношение; см. обзор листа 91), на нашем листе Талмуд рассматривает вопрос: какие приношения зевах (животного происхождения) требуют смихи (возложение рук на голову предназначенного для приношения животного; при этом обычно перечисляются совершенные ошибки).
В нашей Мишне читаем:
Все коллективные (от имени общины) приношения зевах (животного происхождения) смихи не требуют.
Исключение составляют:
— (коллективное) приношение быка за нарушение мицвот (которое было допущено по ошибочному указанию Санѓедрина — еврейского Верховного суда; это приношение, искупающее непреднамеренную вину, осуществлялось от имени членов Санѓедрина).
— приношение козла отпущения в Йом Кипур (подробнее об этом см. в обзорах листов 66, 67 и 68 трактата Йома).
Все частные приношения зевах требуют смихи.
Исключение составляют:
— приношение первенца от скота;
— десятина (каждое десятое животное в стаде);
— корбан-песах (частное приношение, которое полагалось осуществлять в честь праздника Песах).
Если приношение (вместо отца) осуществляет наследник, — заключает Мишна, — он тоже обязан совершить смиху (в тех случаях, когда это требуется по закону).
Начав обсуждение «пунктов» Мишны, Талмуд обращается к первоисточнику. И отмечает, что о приношении быка за нарушение мицвот (заповедей) в Торе сказано: «...И возложат старейшины общины руки свои на голову быка» (Ваикра, гл. 4, ст. 12).
Изучив другие источники, Учителя сообщают, что в осуществлении процедуры возложения рук на голову быка принимали участие трое судей Санѓедрина (об этом говорится в первой главе трактата Санѓедрин).
Сюда же, в разряд исключений, когда коллективное приношение зевах требует смихи, — говорит раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — следует отнести и особый корбан (приношение в Храме) — приношение козла. Оно осуществлялось, если Санѓедрин ошибочно дозволил народу совершать действия, которые можно было расценивать как аводу зару (идолопоклонство).
Однако, исследовав позицию раби Шимона, Учителя приходят к выводу, что в данном случае смиха не нужна. И ѓалаха (еврейский практический закон) его точке зрения не следует.
Во втором исключении, — подчеркивает Талмуд, — когда общественное приношение требует смихи (приношение козла отпущения), руки на голову козла возлагает коэн гадоль (первосвященник). Ибо указано в Торе: «...И возложит Аарон две руки на голову козла (отпущения)...» (Ваикра, гл. 16, ст. 21).
Почему большинство частных приношений категории зевах требует смихи? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: это продиктовано законами Торы. Ибо в том отрывке, где речь идет о частных приношениях, сказано: «...И возложит руку свою (человек) на голову (предназначенного для приношения) животного» (Ваикра, гл. 3, ст. 2).
Изучая исключения из этого общего правила (приношение первенца, маасер — десятина, корбан-песах) и находя соответствующие указания в Торе, Учителя приходят к выводу, что все это относится и к процедуре приношения птиц...
На нашем, последнем листе десятой главы трактата Менахот, Талмуд завершает обсуждение темы предыдущего листа — когда нужна смиха (возложение рук на голову животного) и в каких случаях в процедуре приношения зевах смиха не требуется (см. обзор листа 92).
В Мишне этого листа обозначены особые обстоятельства. В ней, в частности, сказано:
Все (люди), от имени которых реализуется приношение зевах (в тех случаях, когда это предусмотрено Торой), совершают смиху, кроме:
— глухого;
— психически неполноценного
— ребенка, который не достиг возраста совершеннолетия (по еврейской традиции мальчики достигают совершеннолетия в 13 лет);
— слепого.
Не возлагает руки на голову животного и нееврей, от имени которого совершается приношение в Храме.
Так же не вправе производить смиху раб и шалиах (человек, посланный кем-либо с миссией от его имени; то есть произвести смиху человек может только сам).
Не возлагают руки на голову (предназначенного для приношения) животного и женщины...
В заключение Мишна приводит несколько правил осуществления смихи:
Смиха относится к числу добавочных заповедей.
Для реализации смихи необходимо возложить на голову животного обе руки.
Смиху производят в том месте, где после этого животному делают шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом). То есть, если смиху, к примеру, сделали вне азары (храмового двора), ее придется производить второй раз — на территории Храма. Ибо шехита, совершенная за пределами азары, делает приношение непригодным для дальнейшего использования.
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд задается вопросом: на чем основаны ее указания?
Что касается первых двух пунктов — понятно. Поскольку основная часть процедуры смихи — признание собственных ошибок, становится очевидным, что глухого человека, человека с нездоровой психикой и малого ребенка от процедуры этой необходимо освободить. Ибо они не в состоянии в полной мере осознать происходящее.
Что же касается незрячего, тут Учителя исследуют ситуацию, пользуясь методом сравнительного анализа.
Из содержания предыдущего листа мы узнали, что в процессе осуществления процедуры приношения быка — за нарушение мицвот (заповедей), допущенное потому, что Санѓедрин (еврейский Верховный суд) вынес неверное решение — производится смиха. При этом, руки на голову быка возлагают три члена этого Санѓедрина.
С другой стороны, в трактате Санѓедрин (лист 36; на сайте, в обзоре этого листа данная тема, к сожалению, опущена) сообщается, что незрячего нельзя избрать членом Высшего еврейского суда (Санѓедрина).
Следовательно, и возлагать руки на голову быка (в означенных случаях, а стало быть — и в других) слепой не может.
Такова в данном случае цепь логических построений.
Откуда известно, что смиху не должен производить нееврей? — спрашивает Талмуд. И отвечает: это вытекает как следствие из двух, помещенных рядом стихов Торы. В первом сказано: «И скажи сынам Израиля...» (Ваикра, гл. 1, ст. 2). Во втором — «...И возложит руку свою на голову (предназначенного) для приношения ола (символизирует тотальную близость к Творцу, поэтому туша животного в процедуре приношения ола сжигается полностью) животного...» (там же, ст. 4).
Отсюда Учителя и делают вывод, что смиха — мицва (заповедь), которая относится только к сынам Израиля.
Тот же, только что приведенный второй стих (Ваикра, гл. 1, ст. 4): «...И возложит руку (свою)» дает основание заключить, что не положено делать смиху рабу (за хозяина) и шалиаху (посланнику — за кого-то другого, не за себя). То есть полномочия в данном случае нельзя передать.
А первый — «И скажи сынам Израиля...» (Ваикра, гл. 1, ст. 2) — подчеркивает, что заповедь возложения рук на голову предназначенного для приношения животного адресована лишь мужчинам (сынам Израиля) и женщин — не касается.
Почему Мишна называет заповедь смихи — «добавочной»? — спрашивают Учителя.
Потому что это — момент искупления, — разъясняет Талмуд. — Но как бы — дополнительный. Потому что вина человека, от имени которого осуществляется приношение, искупается на этапе зерики (когда мизбеах, условно говоря — «жертвенник» окропляют кровью животного; об этапах осуществления приношения животного происхождения см. обзор листа 2 трактата Зевахим). Ибо сказано: «...Кровь искупает душу» (Ваикра, гл. 17, ст. 11).
Даже в тех случаях, когда смиха необходима по правилам, но по тем или иным причинам — не сделана, искупление все равно произойдет...
Ханох Лернер
Наш лист открывает следующую, одиннадцатую главу трактата Менахот. И начинается она Мишной, которая дает конкретные указания — как следует готовить особые менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение).
Речь идет о двух видах мучных приношений: штей а‑лехем и лехем а‑паним.
Следует пояснить, что штей а‑лехем — это два хлебных каравая, которые приносили в честь праздника Шавуот. Лехем а‑паним — двенадцать хал, которые каждую субботу раскладывали на специальном столе, что стоял в Храме перед входом в Кодеш Кодашим (Святая Святых).
Итак, в Мишне читаем:
Каждый из двух хлебов (штей а‑лехем) замешивается отдельно из исарона (десятая часть эйфы; мера объема, примерно равная 4 л) муки.
Каждый печется отдельно. Сначала — один, потом — другой. В одной печи не пекут два хлебных каравая одновременно.
Так же, по отдельности, замешивают каждую из 12‑ти хал лехем а‑паним (по два исарона муки — на каждую).
Халы для лехем а‑паним пекутся в печи — по две. Каждую следует уложить и запечь в специальных, предназначенных для этого формах.
После выпечки готовые халы вынимают из печи и перекладывают в другие формы — чтобы они не сломались...
На основании чего установлен именно такой порядок приготовления теста для хлебов, составляющих менахот штей а‑лехем и лехем а‑паним? — спрашивает Талмуд, приступив к обсуждению содержания Мишны. — Чем мотивируется разница между ними в последующем процессе выпечки?
Исследуя источники, Учителя приводят цитату из Торы, в которой о лехем а‑паним сказано: «И возьмешь ты муку и испечешь из нее двенадцать хал, два исарона (муки) будет составлять одна хала» (Ваикра, гл.24, ст.5).
Тора подчеркивает — «два исарона будет одна хала», — отмечают Учителя. И на этом основании делают вывод, что замешивать каждую халу следует отдельно. Ведь иначе можно было бы просто сказать, сколько муки следует взять на все двенадцать хал.
Отсюда же, из слов — «будет одна хала» следует, что все хлеба приношений следует замешивать таким же образом — по отдельности.
Иными словами, это относится не только к тесту, которое замешивали для лехем а‑паним, но также и для штей а‑лехем.
Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: откуда известно, что халы для лехем а‑паним следует выпекать по две?
И поясняет: об этом сказано в Торе — «И положишь ты их» (Ваикра, гл.24, ст.6). То есть класть в печь следует именно «их», по нескольку штук сразу.
Но почему же речь идет о двух, а не о трех, например?..
В данном случае Талмуд руководствуется одним из тринадцати принципов исследования текстов Торы, которые были получены Моше на горе Синай — как «инструмент познания». Согласно этому принципу, в случае если Тора дает указание на множественность, но количество — неизвестно, за единицу отсчета берется минимальное число. То есть — «два».
Поэтому и следует считать, что в печь по правилам кладут по две халы сразу, ибо это составляет минимальное количество, о котором можно сказать — «их».
С другой стороны, из того, что в Торе подчеркнуто — «И положишь ты их», Талмуд так же делает вывод, что данное указание относится именно к «ним», то есть именно к халам, выпекаемым как лехем а‑паним. То есть к хлебам штей а‑лехем это правило не относится — их выпекают по одному.
Анализируя Мишну, Учителя вносят некоторые уточнения.
Так Талмуд сообщает, например, что для каждой халы лехем а‑паним использовались три формы. Вначале замешанное тесто помещали в первую форму — чтобы придать ему необходимые «очертания». Затем в другой форме тесто ставили в печь, где оно выпекалось. И, наконец, вынув готовую халу из печи, ее помещали в третью форму — чтобы она не сломалась...
Как выглядели халы лехем а‑паним? — спрашивает Талмуд.
По этому поводу Учителя высказывают разные точки зрения.
Они напоминали прямоугольные «бруски», — говорит раби Ханина (амора первого поколения, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Халы приношения лехем а‑паним, — говорит он, — были трапециевидной формы: верхняя часть соединялась с основанием под углом...
Наш лист продолжает развивать тему предыдущего листа — порядок изготовления особых менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение в Храме): штей а‑лехем (два хлебных каравая, которые приносили в праздник Шавуот) и лехем а‑паним (двенадцать хлебов, которые каждую субботу раскладывали на специальном столе у входа в Кодеш Кодашим, то есть — Святая Святых). И если на прошлом листе речь шла о законах, связанных с процессами замешивания теста и выпечки этих менахот (см. обзор листа 94), то теперь Талмуд концентрирует внимание на территориальном аспекте их изготовления.
В Мишне нашего листа читаем:
Замешивать и раскатывать тесто для штей а‑лехем и для лехем а‑паним можно вне азары (храмового двора).
Выпекать хлеба штей а‑лехем и лехем а‑паним за пределами территории Храма — запрещается.
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) в этих вопросах усматривает иную грань Истины.
Запрещается не только выпекать менахот этих видов за пределами азары, — говорит он, — но и смешивать ингредиенты, месить, а также — раскатывать тесто для них вне храмовой территории.
Раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) формулирует этот закон так: менахот штей а‑лехем и лехем а‑паним кошерны в азаре и кошерны в Бейт-Паги...
Замешивать тесто и выпекать хлеба этих видов менахот можно в любой день недели, кроме субботы, — продолжает Мишна. — В шаббат делать это нельзя...
Разберемся, прежде всего, что такое Бейт-Паги.
Это — специальное, располагавшееся неподалеку от стены, окружавшей Храмовую Гору, помещение, предназначенное для выпечки менахот, — объясняет Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век).
Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), комментируя этот отрывок Талмуда, уточняет, что, высказываясь таким образом, раби Шимон подразумевал, что вся территория Иерусалима пригодна для приготовления теста и выпечки менахот этих двух видов.
Как же все-таки обстоит дело в действительности?
Анализируя содержание Мишны, Талмуд подчеркивает ее противоречивость. Так, во всяком случае, кажется, на первый взгляд.
Так, к примеру, те составители Мишны, которые говорят, что менахот штей а‑лехем и лехем а‑паним следует выпекать только в пределах азары, основывают свою позицию на том, что печь, где выпекают хлеба этих видов менахот, как и все предметы в Храме, должна обладать высоким уровнем концентрации духовности.
С другой стороны, строгий, однозначный запрет на изготовление этих менахот в субботу как бы понижает статус лехем а‑паним. Ведь на стол у входа в Кодеш Кодашим (Святая Святых) хлеба выкладывались в субботу, а замешивать тесто для них и выпекать их полагалось, получается, накануне, в пятницу.
Разве не теряли они, оставленные на ночь — до акта приношения, приобретенный в печи азары уровень высокой концентрации духовности? — спрашивает рав Шешет (великий амора второго-третьего поколения, Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века). — Ведь, по сути, они должны были бы стать вообще непригодными для приношения в Храме. Как любая, не принесенная минха, которая, получив высокий «заряд» духовной энергии в храмовом сосуде, была оставлена после этого на ночь.
Те составители Мишны, которые говорили, что выпечка хлебов для лехем а‑паним должна производиться только в азаре, — разъясняют кажущиеся противоречия Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — придерживались точки зрения, что приготовление хлебов на храмовой территории еще не придавало им статус приношения. Этот статус они получали только на следующий день, когда были разложены на предназначенном для них столе...
Рассмотрев правила изготовления менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение в Храме) штей а‑лехем (два хлебных каравая, которые приносили в Храме в праздник Шавуот) и лехем а‑паним (двенадцать хлебов, которые каждую субботу раскладывали на специальном столе, что стоял справа от входа в Святая Святых) — см. обзоры листов 94 и 95, на нашем листе Талмуд переходит к обсуждению законов, регламентирующих изготовление менахот других видов.
Речь здесь идет о минхе хавитин, то есть — минхе коэна гадоль (первосвященника — см. об этом в обзоре листа 50).
В Мишне читаем:
Тесто для двенадцати хлебов, составляющих минху хавитин (мучное приношение, половину которого коген гадоль ежедневно приносил утром, а половину — вечером; см. обзор листа 50), замешивают, раскатывают и выпекают внутри азары (храмового двора).
Все процессы изготовления минхи первосвященника (замешивание и обработка теста, выпечка хлебов в печи) разрешается производить во все дни недели, включая субботу.
Однако молоть зерна и просеивать муку для минхи первосвященника — запрещается. Это необходимо сделать заранее...
Поскольку, согласно описанным в Торе общим правилам поведения в шаббат, всякое приготовление пищи (в том числе — замешивание теста и выпечка изделий из него) в субботу запрещено, естественным образом возникает вопрос: почему Мишна дает на это разрешение, делая исключение для минхи первосвященника?
Тесто для минхи коэна гадоль, — объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — месят в специальном, предназначенном для этого храмовом сосуде. На территории азары (храмового двора). И это означает, что само тесто уже приобретает статус приношения. Следовательно, его нельзя приготовить заранее. Если для субботней минхи первосвященника тесто приготовят накануне, за ночь оно станет непригодным для дальнейшего использования, а главное — для вознесения на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник) комеца (небольшой части теста, которую отделяют от общего количества и сжигают на мизбеахе) — менахот необходимо приносить в Храме в день их изготовления. Поэтому в субботу можно не только печь хлеба для минхи хавитин, но и смешивать для нее ингредиенты, месить и раскатывать тесто.
Анализируя содержание Мишны, Талмуд приводит общее правило, которое сформулировал раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). Это правило регламентирует поведение людей в случаях, когда предполагается нарушение законов шаббата — ради выполнения предписанной Торой заповеди (например, осуществление приношений в Храме, если по указанию Торы это надо делать в субботу).
Все связанные с выполнением заповеди работы, которые можно произвести заранее, — говорит раби Акива по этому поводу, — в субботу совершать нельзя. Но те, которые выполнить заранее невозможно, совершать в шаббат разрешается. Ибо иного способа выполнить данную заповедь не существует.
Далее Талмуд возвращается к менахот штей а‑лехем и лехем а‑паним и рассматривает размеры хлебов, составляющих менахот этих видов.
Мы узнаем, что длина каждой халы, входящей в состав минхи штей а‑лехем, равнялась 7‑ми тефахам (тефах — во времена Талмуда мера длины, соответствовавшая ширине ладони), ширина — 4‑м тефахам, высота халы по углам (где она была выше, чем в середине) равнялась 4‑м дюймам (то есть, толщине четырех пальцев). Хлебы же, приносимые в качестве лехем а‑паним, имели 10 тефахов — в длину, 5 — тефахов в ширину, а высота их по углам была 7 дюймов.
По поводу лехем а‑паним, — подчеркивает Талмуд, — в Торе сказано: «И будет разложен на столе лехем а‑паним передо Мной постоянно» (Шемот, гл.25, ст.30).
В буквальном переводе название минхи этого вида означает — «хлеб поверхностей», — отмечают Учителя. И делают вывод: хлеба минхи лехем а‑паним имели не простую форму. Их края по длине загибали вверх, и получалось некое подобие перевернутой буквы «п».
Это, вероятно, было связано с шириной специального стола, предназначенного для этих хлебов. Их укладывали поперек столешницы. В Торе о размере столешницы говорится: «...и ама (локоть) — ширина его (стола)» (Шемот, гл.25, ст.23).
В аме — 5 тефахов, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Стало быть, края хлебов, длина которых равнялась 10‑ти тефахам, загибали вверх на 2.5 тефаха с каждой стороны.
В одной аме — 6 тефахов, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, коллега раби Иегуды). — Поэтому края хлебов приходилось загибать вверх на 2 тефаха с каждой стороны...
Разбирая содержание предыдущего листа, мы остановились на обсуждении размеров предназначенного для минхи (мучное приношения) лехем а‑паним стола, который стоял справа, к северу, от входа в Кодеш Кодашим (Святая Святых) Храма (см. обзор листа 96). На этом столе, как мы знаем, каждую субботу раскладывали 12 свежих хлебов (см. обзор листа 95).
На нашем листе Талмуд, в продолжение поднятой темы, сообщает, что по углам этого стола были установлены четыре золотые подставки, которые стояли на земле — по две друг против друга, и поднимались вверх, возвышаясь над уровнем самого стола.
В каждой из этих золотых подставок имелись специальные пазы — чтобы вставлять в них расположенные поперек стола особые золотые шесты, на которые и укладывали хлебные караваи минхи лехем а‑паним.
В Мишне нашего листа сказано:
...В общей сложности к столу (у входа в Кодеш Кодашим) крепятся 28 (таких) шестов — по 14 с каждой стороны.
Хлебные караваи укладываются следующим образом: нижний каравай должен лежать на самом столе, четыре хлеба, находившихся по середине — на трех шестах (каждый из них) и, наконец, верхний хлеб — на двух шестах...
Устанавливать и разбирать конструкцию из шестов в субботу запрещается. Стол для субботней смены хлебов нужно подготовить заранее...
Откуда известно, что устройство стола для минхи лехем а‑паним должно быть именно таким? — задается вопросом Талмуд, приступая к анализу Мишны. — Кто «придумал» эту особую конструкцию из золотых шестов?
И в ответ приводит фрагмент из Торы, где сразу же после указания по поводу изготовления специального стола для хлебов приношения лехем а‑паним, сказано: «И сделай его сосуды (кеарот), и его чаши (капот), и его приспособления (кесот), и его шесты (менакийот), которыми он будет покрыт, из чистого золота сделай их» (Шемот, гл.25, ст.29).
Тщательно изучив текст этого отрывка, рав Катина приходит к выводу, что в нем говорится об элементах конструкции из шестов. «Его сосуды», — объясняет он, — это формы, в которые укладывали хлеба минхи лехем а‑паним. Они служили, чтобы сохранить внешние «очертания» хлебов (напоминающие перевернутую букву «п» — см. обзор листа 96). «Его чаши» — это базихи, в которые насыпали левону (ароматные кристаллики сухой смолы особого дерева). «Его приспособления» — это упомянутые выше подставки, возвышающиеся по четырем угла стола, а «его шесты» — те самые золотые шесты, на которые укладывали хлеба минхи лехем а‑паним...
Однако Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) усматривает здесь иную грань Истины.
Может ли такое быть, — спрашивает он, — чтобы описанный в Мишне порядок «сборки» конструкции из шестов — заповедь Торы?
Если бы сборка конструкции из шестов была бы заповедью Торы, а не установлением Учителей, запрета на ее установку в субботу не существовало бы. Ведь даже запрещенную по шаббатам в обычных обстоятельствах шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) разрешается совершать, когда речь идет об осуществлении процедуры заповеданного Торой субботнего приношения зевах (животного происхождения). Но сама Мишна в одном из своих пунктов накладывает на субботнюю сборку конструкции запрет.
Талмуд подводит итог: данная ситуация исчерпывающе разрешается правилом, сформулированным раби Акивой (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), которое, как мы помним, приводилось в обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 96). В нем сказано так: все связанные с выполнением заповеди работы, которые можно произвести заранее, в субботу совершать нельзя; но те, которые выполнить заранее невозможно, совершать в шаббат разрешается, ибо иного способа выполнить данную заповедь не существует.
В рассматриваемом нами случае ничто не препятствовало тому, чтобы заранее, до субботы, собрать нужную конструкцию из шестов. А, значит, даже если это — заповедь Торы (как говорит рав Катина), делать это в шаббат все же нельзя...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать тему предыдущих листов — расположение 12‑ти хлебов минхи (мучное приношение) лехем а‑паним на специальном столе в Храме, который был установлен к северу от входа в Кодеш Кодашим — Святая Святых (см. обзоры листов 96 и 97).
В Торе о лехем а‑паним сказано: «И возьми пшеничной муки, и испеки из нее двенадцать хлебов... и разложи их в двух наборах, по шесть — в каждом» (Ваикра, гл. 24, ст. 5, 6).
Почему Тора подчеркивает, что в каждом из двух наборов при раскладывании хлебов на столе должно быть по шесть хлебных караваев? — спрашивает Талмуд, изучая текст этого фрагмента. — Отмечая при этом, что всего хлебов в приношении лехем а‑паним — двенадцать, да еще указывая, что набора — два.
И заключает: чтобы не произошло ошибки, чтобы кто-либо не подумал, что «группировать» хлеба можно произвольно. Чтобы не сгруппировал их, положим, таким образом, что в одном «наборе» будет восемь хлебов, а в другом — четыре...
И все же, почему такая конкретизация в расчетах столь важна?
Об этом и говорится в Мишне нашего листа. И мы читаем:
Когда раскладывают хлебные караваи минхи лехем а‑паним на (специальном) столе, должно следить за тем, чтобы в каждом из двух наборов было по шесть караваев.
Если хлеба разложены неправильно: в одном наборе будет четыре каравая, а во втором — восемь или как-то еще, заповедь приношения минхи лехем а‑паним будет считаться невыполненной...
Что будет, если вместо двенадцати субботних хлебов, в Храм принесут больше, к примеру — четырнадцать караваев и распределят их на два равных по числу караваев набора, по семь — в каждом? — спрашивает Талмуд, анализируя текст Мишны. — Будет ли заповедь считаться выполненной в этом случае?
Заповедь будет выполненной, — говорит раби Иегуда а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века). — Ибо в подобной ситуации верхние (то есть — лишние) караваи можно просто не считать, как будто бы они отсутствуют.
Иными словами, мицва (заповедь) приношения минхи лехем а‑паним в Храме выполняется правильным, точно по указанию Торы, расположением на столе нижних шести хлебов каждого из двух наборов, — заключает Талмуд, исследовав позицию раби Иегуды а‑Наси. — Что касается остальных, дополнительных караваев, которые могут положить на них сверху, они самим фактом своего «участия» в процедуре как будто бы не мешают выполнению этой заповеди.
Однако на каждый из наборов по правилам реализации приношения этого вида необходимо положить левону (мелкие крупинки смолы особого дерева), — отмечают некоторые Учителя. — Ведь в Торе об этом сказано: «И положи на (каждый) набор (хлебов) чистую левону» (Ваикра, гл. 24, ст.7). Как же можно при данных обстоятельствах осуществить указание Торы? Ведь верхние, лишние караваи отделят левону от «основных» хлебов минхи лехем а‑паним...
Предлог «на» (имеется в виду, конечно же, оригинал на иврите, то есть — предлог ал) употребляется в Торе (как и вообще в языке иврит) в нескольких значениях: «на», «возле, «над»... — уточняет раби Иегуда а‑Наси. — Например, в Торе написано: «И повесь над (ал) ковчегом парохет (занавес)» (Шемот, гл.40, ст. 3).
Поэтому, — делает вывод Талмуд, — интересующую нас фразу можно понимать так: «И положи возле (каждого из двух) наборов (хлебов) чистую левону».
В этом случае заповедь беспрепятственно выполняется даже при наличии в приношении «лишних» хлебных караваев...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать тему предыдущих листов — выполнение заповеди приношения в Храме 12‑ти хлебов минхи (мучное приношение) лехем а‑паним, которые раскладывали на специальном столе, установленном к северу от входа в Кодеш Кодашим — Святая Святых (см. обзоры листов 96, 97 и 98).
Речь здесь идет о подробностях осуществления процедуры приношения этого вида.
Мишна этого листа дает такое описание:
В ѓейхале (то есть — в самом здании Храма), у самого входа, в уламе (зале, представляющем собой некое помещении, напоминающее вестибюль), есть так же (кроме стола, на котором каждую субботу раскладывали хлеба приношения) еще два стола: один — из мрамора, другой — из золота.
На мраморном столе полагалось раскладывать только что испеченные, предназначенные для приношения лехем а‑паним хлеба — чтобы остудить их.
На золотом — хлебные караваи, которые (после того, как они пролежали в Храме неделю) снимали со стола у входа в Кодеш Кодашим — перед тем, как вынести их в азару (храмовый двор).
Снятые с (основного) стола в ѓейхале хлеба раздавали коэнам (служителям в Храме)...
Далее Мишна описывает сам процесс приношения:
Каждую субботу в ѓейхал входили четыре коэна (служители в Храме). Двое из них должны были снять со стола (у входа в Кодеш Кодашим) хлебные караваи прошлой недели. Двое других — забрать базихины (ковши) с левоной (мелкие крупицы специальной смолы, которую собирали с особого дерева) приношения прошлой субботы.
Затем в ѓейхал входили еще четверо коэнов. Двое из них несли два набора хлебов лехем а‑паним (по шесть хлебов в каждом наборе — см. обзор листа 98). Двое других держали в руках базихины со свежей левоной.
Те коэны, которые принесли свежие хлебные караваи и левону нового приношения, вставали с северной стороны стола, лицом повернувшись к югу.
Те, кто снял со стола прежние хлеба — с южной стороны стола, лицом — к северу (то есть в процессе этой процедуры восемь коэнов оказывались у стола, по четверо — с каждой стороны, лицом друг к другу).
Затем одновременно первая группа снимала со стола старые, а вторая раскладывала новые хлеба минхи лехем а‑паним — таким образом, чтобы стол (ни на секунду) не оставался пустым, чтобы на нем все время лежали все двенадцать хлебов приношения. Как сказано: «И положи на стол лехем а‑паним (так, чтобы он находился) передо Мной всегда» (Шемот, гл. 25, ст. 30)...
Эта Мишна, как видим — описательного характера. По ходу обсуждения ее текста Учителя обсуждают отдельные детали и вносят некоторые уточнения.
Талмуд сообщает, к примеру, что испеченные хлеба минхи лехем а‑паним раскладывали на мраморном столе в «вестибюле» (уламе) — чтобы они остыли. В случае, если бы их сразу, еще горячими, помещали в золотую «конструкцию» стола у входа в Кодеш Кодашим, они могли заплесневеть.
Для чего, прежде чем вынести в азару (храмовый двор), выкладывали на золотой стол улама караваи прошлой субботы? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: это связано с высоким уровнем в них духовной концентрации. Ибо существует правило: надо стремиться повышать духовный уровень объектов, но — не понижать. Неделю хлеба лежали на золотых подставках стола в ѓейхале. Сразу же после этого помещать их на столе, сделанном из менее ценного и не обладающего высокой духовностью материала — нельзя. Для хлебов минхи лехем а‑паним это было бы понижением духовного статуса.
Далее мы узнаем, что, разложив хлеба предыдущей субботы на золотом столе улама, коэны воскуряли сопровождающую приношение левону. После этого караваи можно было раздать.
Анализируя заключительный фрагмент Мишны, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: так ли уж важно, чтобы две группы коэнов, подойдя к столу возле Кодеш Кодашим, выполняли порученную им работу одновременно — чтобы стол ни на мгновение не оставался пустым?
Это — указание Торы, — отмечает большинство Учителей. Ведь сказано: «...передо Мной всегда» (Шемот, гл. 25, ст. 30).
Однако раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает здесь иную грань Истины.
Слово «всегда», — говорит он, — может означать и — «ежедневно», «каждый день». И, если, к примеру, первая группа коэнов сначала уберет караваи прошлой субботы, а вторая — разложит свежие хлеба в течение того же дня, указание Торы можно считать выполненным.
В заключение Талмуд отмечает: в случае, если на субботу приходился Йом-Кипур и минху лехем а‑паним нельзя было есть, потому что в этот день — пост, их раздавали коэнам на исходе дня. Но съесть их они должны были в тот же вечер...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные аспекты реализации заповеди Торы, согласно которой каждую субботу на специальном столе и в определенном порядке полагалось раскладывать двенадцать особых хлебов минхи (мучное приношение в Храме) лехем а‑паним (см. обзоры листов 96, 97, 98 и 99).
Теперь речь идет о левоне (мелкие крупинки смолы особого дерева), которая сопутствовала минхе этого вида. В частности — о том, какое влияние оказывает на все приношение ситуация, когда ковши (на иврите — базихин) с левоной поставлены на стол с хлебами с опозданием.
В Мишне читаем:
Если хлебные караваи (составляющие минху лехем а‑паним), были разложены на столе (как полагается по закону) в субботу, а сопровождающие их базихин с левоной поставили на стол после исхода субботы, и по окончанию следующего шаббата эту левону воскурили (как предписывает Тора; этот акт позволяет коэнам, служителям в Храме есть хлеб минхи лехем а‑паним), караваи (все равно) считаются — пасуль (непригодными для дальнейшего использования).
Непригодными (как приношение и для еды коэнам) будут и хлебные караваи (составляющие минху) лехем а‑паним, — продолжает Мишна, — если левону воскурили не на исходе следующей субботы (как это полагалось сделать по правилам, регламентирующим осуществление процедуры приношении минхи этого вида), а на следующий же день (или — в один из дней до субботы).
Так же, непригодными в качестве приношения будут и хлеба минхи лехем а‑паним, если они вместе с левоной разложены не в субботу (а в любой другой день недели), и левону воскурили на исходе ближайшего шаббата.
Если хлеба лехем а‑паним и базихин с левоной разложили (на предназначенном для них столе) после исхода субботы, а после исхода следующей субботы воскурили левону, хлеба также считаются пасуль (то есть — непригодными для дальнейшего использования)...
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд отмечает, прежде всего, что судьбу минхи лехем а‑паним определяет, как видно из перечисленных пунктов Мишны — правильное обращение с левоной.
Согласно установленным правилам, регламентирующим приношение минхи этого вида, левона, вместе с хлебами, должна находиться на специальном столе с начала субботы и до окончания следующего шаббата. В этом случае акт ее сожжения можно расценивать как «разрешение» съесть хлеба, с которыми она «соседствовала» в течение этого времени.
В самом деле. В первом и втором пунктах Мишны дается точное указание: если левону в базихин поместили на предназначенный для хлебов приношения лехем а‑паним стол даже на несколько часов позднее хлебов, минха становится непригодной. Более того, нарушается общий порядок проведения процедуры приношения минхи этого вида.
Почему же непригодны хлеба, которые весь период, пока лежали на специальном столе, сопровождались левоной — только попали на этот стол не вовремя? — спрашивает Талмуд, обсуждая третий пункт Мишны.
И отвечает: каждое приношение имеет собственный срок реализации, а в данном случае это условие не соблюдено. Поэтому хлеба, разложенные на предназначенном для минхи лехем а‑паним столе не в субботу, приношением вообще не считаются. Их разрешается есть.
Поскольку такие хлеба приношением не считаются, на них, соответственно, не распространяются и запреты, обычно накладывающие ограничение на минху лехем а‑паним.
Так, например, если в момент сожжения левоны коэн, осуществляющий эту процедуру, имел намерение съесть не вовремя разложенные хлеба на следующий день, непригодными для еды они не становятся.
Если часть от этих хлебов останется на следующий день, этот остаток можно доесть, ибо нотаром (часть приношения, которая осталась не съеденной по истечению срока, в течение которого его разрешается употреблять в пищу) он не считается.
И, наконец, в случае, если кто-либо ел такой хлеб, находясь в состоянии таме (духовной нечистоты), никакой ответственности за это он не несет и не подлежит наказанию. Ибо эти хлеба не имеют статуса приношения.
Тщательно исследуя проблемы, поднятые в последних двух пунктах Мишны, Учителя находят реальный выход из положения. В случае, если хлеба в сопровождении Левоны разложены после субботы, они предлагают не снимать все это со столов после исхода ближайшего шаббата и оставить еще на неделю. Тогда хлеба и сопутствующая им левона обретут статус минхи лехем а‑паним, и порядок осуществления процедуры приношения этого вида в Храме будет восстановлен...
Александр Капер
На нашем листе Талмуд переходит к обсуждению проблем, возникающих в случаях, когда приношение на каком-то этапе получает туму (духовную нечистоту). В частности, Учителя фиксируют внимание на вопросе: когда минху (мучное приношение), «зараженную» тумой, еще можно выкупить и когда сделать это уже нельзя?
В Мишне листа по этому поводу сказано:
Если минха получила туму до того, как была помещена в храмовый сосуд (и «зарядилась» добавочной духовной энергией высокой концентрации), ее можно выкупить.
Если минха получили туму, оказавшись в сосуде или после того, выкупить ее уже нельзя.
Выкупать птиц, дрова, благовония и сосуды Храма в состоянии таме (духовной нечистоты) — запрещается.
Кроме минхи, (в определенных случаях) выкупать можно только предназначенных для приношения животных, получивших туму, и вино возлияний...
Приступив к анализу текста Мишны, Талмуд исследует ее текст методом сравнительного анализа, привлекая к обсуждению знание законов тумы из самых разных сфер еврейской жизни. И, в первую очередь, конечно же — законов тумы, которые вносят определенные ограничения в процедуру реализации приношения категории зевах (животного происхождения).
Сразу же подчеркнем, что поднятая на нашем листе тема крайне сложна для понимания. А в контексте наших обзоров, когда мы как бы «снимаем поверхностный смысловой слой» — тем более. Трудность для осмысления представляет сам термин — тума. В общих чертах это — некая отрицательная, негативно «заряженная» энергия, источник которой, как правило — в мертвом теле человека или животного. Из прошлых обзоров нам также известно, что тума имеет способность передаваться от одного «объекта» — другому. При этом, как отмечают Учителя, в каких-то конкретных обстоятельствах объекты туму не принимают, а, значит, не могут ее передавать.
В сущности, речь на нашем листе идет о возможностях выкупа объекта приношения, если он «зарядился» негативной энергией (то есть — получил туму и стал в духовном смысле — нечистым).
Что значит — выкупить объект приношения?
Рассмотрим это на примере минхи (мучного приношения).
На начальном, подготовительном этапе, человек, от имени которого будет принесена минха, выращивает злаки, превращает зерна в муку, а из муки замешивает тесто. В мыслях он, безусловно, предназначает муку, оливковое масло, а потом и тесто — для приношения минхи в Храме. Однако «официальное» посвящение мучного приношения Храму происходит, когда тесто попадает в храмовый сосуд (для приношения зевах это «официальное» посвящение — шехита, когда животное режут обусловленным в Торе, безболезненным способом).
До того момента, как минха стала «имуществом» Храма, ее владелец еще имеет право «передумать», и, скажем — продать предназначенные для приношения масло и муку, а на вырученные деньги купить ингредиенты для запланированной прежде минхи.
Но с момента, когда минха попадает в сосуд, в любом случае (чиста она или получила туму) владелец минхи утрачивает право продать ее и купить ингредиенты для новой. Она полностью переходит в ведение коэнов (служителей в Храме).
Об этом и говорит на нашем листе Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век).
Менахот (множественное число от слова минха), а также вино возлияния, пока они не посвящены Храму в сосуде, — подчеркивает он, — можно выкупить даже в том случае если они — в состоянии таѓор (духовно чисты).
Впрочем, раби Элазар (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Минха-таѓор, — говорит он, — не выкупается в любом случае, даже на начальном этапе ее приготовления. Кроме минхи-хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку). Этот вид минхи до того, как ее поместили в храмовый сосуд, выкупать разрешается и в состоянии таѓор.
Но как же можно продать, допустим, масло и муку, если они «заряжены» отрицательной энергией? Ведь если это произошло, еврею нельзя употреблять эти продукты в пищу.
Еврею — нельзя, — объясняет Талмуд. — Но у неевреев — другие законы, духовный статус «объектов» для них такого значения не имеет.
Почему же при любых обстоятельствах нельзя выкупать храмовые сосуды и дрова для мизбеаха (в условном переводе — жертвенник)? — спрашивает рав Ѓуна бар Маноах.
Храмовые сосуды легко избавить от тумы, — отвечает Талмуд. — Для этого достаточно окунуть их в микву (специальный бассейн для духовного очищения).
Что же касается дров, по законам, регламентирующим реализацию процедуры приношения, приносить на мизбеах запрещается лишь червивые дрова. А дрова без червяков, само по себе — редкость. К тому же, мизбеах обладает столь мощным «зарядом» духовной энергии, что при горении дрова сразу же очищаются от тумы, если таковая в них имеется...
На нашем листе, в продолжение темы предыдущего листа (см. обзор листа 101), Талмуд углубляется в исследование некоторых деталей законов реализации мучных приношений, рассматривая ситуации, когда минха (мучное приношение) способна принимать туму (духовную нечистоту), когда — лишена такой «восприимчивости».
В частности, Талмуд сообщает: в случае, если коэн (служитель в Храме), отделив комец (горсть муки или теста, которую отделяют от общего количества минхи и помещают в отдельный сосуд) во время актары (этап сожжения комеца на мизбеахе, условно говоря — «жертвеннике»; подробнее о значении терминов и этапах осуществлении процедуры приношения минхи — см. во Введении в трактат Менахот) мысленно сформулировал свое намерение съесть эту минху после положенного срока, минха обретает «восприимчивость» к туме (и, как говорилось в наших обзорах, становится непригодной для дальнейшего использования).
Учителя изучают этот посыл методом сравнительного анализа. В качестве аналога для сравнения берутся соответствующие законы осуществления процедуры приношения категории зевах (животного происхождения).
Тут между законами приношения минхи и зевах как будто бы обнаруживается существенная разница.
Известно, что в случае, если человек, совершая шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), думал о том, что съест мясо корбана (приношение в Храме) по истечению положенного для этого времени, приношение будет непригодным для дальнейшего использования, но не приобретет способность принимать туму.
Впрочем, потом, в процессе обсуждения обнаруживается, что принципиальной разницы между минхой и приношением зевах в интересующем нас плане все-таки нет.
Так, если коэн, осуществляющий процедуру приношения животного, на этапе зерики (окропление мизбеаха кровью предназначенного для приношения животного; об этапах реализации процедуры приношения зевах — см. обзор листа 2 трактата Зевахим) в мыслях имел намерение съесть его мясо после допустимого срока, мясо животного не просто становится непригодным для дальнейшего использования, но и обретает способность впитывать в себя туму.
То есть в действительности получается, что связанные с восприимчивостью к туме законы приношения минхи в этом совершенно аналогичны законам приношения зевах. Ведь этап зерики в процедуре приношения животного в осуществлении процедуры мучного приношения соответствует этапу — актара. Это во всей процедуре (приношения минхи и животного) — «решающие» этапы, когда, собственно, и реализуется истинная цель приношения (о соответствии этапов приношения минхи — этапам осуществления процедуры приношения зевах, см. Введение в трактат Менахот).
Теперь Талмуд, дабы внести ситуативные уточнения, начинает сравнивать законы тумы с законами меилы (запрещающими использовать объекты, «заряженные» духовной энергией высокой концентрации — в бытовых целях).
Рамки наших обзоров не позволяют нам углубиться в этот, прямо скажем, чрезвычайно сложный и тонкий анализ. Здесь скажем лишь, что в ходе этого исследования методом сравнительного анализа выясняется, что детальное изучение законов меилы почти ничего не добавляет к тому, что уже высказано Учителями по поводу законов тумы.
Это и констатирует рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), подводя некий итог. Законы тумы и законы меилы, — говорит он, — разного порядка. Законы меилы связаны с уровнем «насыщения» объектов приношения особой духовной энергией. И если объект по той или иной причине — «опустошается», восстановить прежний уровень духовности в нем уже невозможно. Законы тумы связаны с негативной «энергетикой», от которой в некоторых случаях можно избавиться. Законы меилы охватывают лишь объекты, имеющие отношение к Храму, законы тумы — могут иметь отношение ко всему, с чем в своей жизни сталкивается человек...
Во второй части листа Талмуд обсуждает некоторые подробности самой процедуры приношения минхи. И приводит Мишну, в которой сказано:
Если (человек) обязался принести минху, не указывая, какую именно, в глубокой сковороде, а принес — в мелкой, или — наоборот: обещал — в мелкой, а принес — в глубокой, процедуру приношения осуществлять разрешается,, но само приношение его владельцу не засчитывается, ибо он нарушил взятое на себя обязательство.
Если (человек) сказал: «эту (конкретную) минху я принесу в глубокой сковороде, а принес в мелкой (или — наоборот), приношение непригодно для дальнейшего использования...
Читая текст этой Мишны, мы имеем возможность еще и еще раз убедиться, какое значение в своде законов, регламентирующих осуществление процедуры приношения минхи, имеют даже мельчайшие, казалось бы, несущественные детали...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему, которая возникла в конце предыдущего листа — о том, как влияет на судьбу минхи нарушение данного его владельцем обязательства.
На предыдущем листе, как мы помним, речь шла о случаях, когда человек, к примеру, обещал принести минху в глубокой сковороде, а принес — в мелкой. И подчеркивалось, что каждая деталь, неправильно сформулированное обязательство, имеет принципиальное значение (см. обзор листа 102).
Теперь Талмуд моделирует новые и новые ситуации.
Как расценивать случаи, когда человек, допустим, сказал: «обязуюсь принести минху из ячменя», а принес — из пшеницы? Или сказал: «принесу только муку — без масла и левоны (мелкие крупицы смолы особого дерева)», а принес — с маслом и левоной. Обязался принести половину исарона (во времена Талмуда — мера объема сыпучих продуктов) муки, а принес целый исарон и т. п.
Вопрос сформулирован так: приобретает ли обещание силу обета?
Подобные обещания к обетам не приравниваются, — говорит раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Как это человек может сказать, что принесет минху из ячменя? — спрашивает Талмуд. — Разве он не знает, что из ячменя делается единственная, причем, коллективная минха — минха омера (изготовленное из ячменя нового урожая мучное приношение, после реализации которого разрешено использовать новый урожай; осуществляется 16‑го нисана — на второй день праздника Песах; подробнее об этом см. обзорах листов 64, 65 и 66).
Человек вполне мог не знать, что индивидуальную минху из ячменя не делают, — говорит раби Хизкия (великий Учитель Талмуда четвертого поколения в Эрец Исраэль; середина 4‑го века). — Вот и сказал он, что принесет минху из ячменя. Потом ему объяснили истинное положение вещей, и он сделал все, как следует. Главное во всем этом, что человек обязался принести минху и — принес. Только этот факт имеет силу обета. Но вот если бы он сказал, что принесет минху из чечевицы... Тут — дело другое. Тут можно считать, что он в принципе минху приносить не собирался...
Почему же — другое? — спрашивает Талмуд. — Какая разница — из ячменя он собирался, как объявил, делать минху или — из чечевицы? Ведь и то и другое — не годится...
Разница такова, — дает разъяснение раби Хизкия, — когда человек говорит, что сделает минху из ячменя, ошибка тут вполне понятна. Ведь существует в принципе такая минха — из ячменя (минха омера). Но из чечевицы менахот (множественное число от слова минха) — не бывает. Он нигде не мог об этом услышать. И это может означать только, что приносить минху он вообще не собирался.
Иную грань Истины видит в этом раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Никто со всей достоверностью не может сказать, откуда и какую информацию может получить человек, — говорит он. — Поэтому, даже если человек сказал, что будет делать минху из чечевицы, а потом, получив дельный совет, принес в Храм минху, как положено — из пшеницы, процедуру ее приношения надо осуществить. И с ячменем, кстати сказать, может произойти подобная история. Положим, человек сказал, что изготовит минху из ячменя, узнав о том, что ошибся, он может сказать, что вообще приносить минху не собирался... Поэтому в любом случае, какую бы ошибку человек не допустил в словах, если принес в Храм то, что предписывает принести закон, необходимо провести процедуру приношения.
К аналогичным выводам приходит и Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), исследуя ситуации, когда человек заявил, что принесет муку без масла и левоны, а принес — и с левоной и с маслом, как предписывает закон...
Наш лист завершается Мишной, в которой сказано:
Человек может принести минху в одном сосуде из 60‑ти исаронов муки. Если же он взял на себя обязательство принести минху из 61‑го исарона муки, ему следует использовать два сосуда. В одном будет минха из 60‑ти исаронов муки, а из одного исарона — в другом...
Это правило, как мы уже знаем, обусловлено максимальной вместительностью храмовых сосудов, которые использовали для приношения менахот. Это как раз — 60 исаронов муки (о максимальном размере минхи мы, кстати, уже говорили — см. обзор листа 90).
Приступая к обсуждению трактата Менахот, мы говорили, что во второй его части рассматриваются и правила, регламентирующие приношения вина в Храме (см. Введение в трактат Менахот). Однако до сих пор этой темы мы касались лишь косвенно. Теперь же, в этом обзоре нам предстоит вплотную заняться законами приношения вина.
Как нам известно из Введения к трактату, вино поднимают на мизбеах (в условном переводе — жертвенник) и выливают в специальные чаши, закрепленные в юго-западной части его верхней плоскости (об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54 трактата Зевахим). Из этих чаш вино по особым каналам стекает в полость Храмовой горы. Такова процедура приношения вина в Храме.
На нашем листе Талмуд рассматривает количественные параметры этого вида приношения.
В Мишне, которая приводится здесь, сказано:
Не приносят в Храме в качестве добровольного корбана (приношение в Храме) один лог (во времена Талмуда — мера объема жидкостей, примерна равная 0,5 л) вина.
Приносят в Храм — три, четыре или шесть логов вина. Или еще больше, от шести — и далее.
Процедуре приношения ягненка сопутствует три лога вина, четыре — процедуре приношения взрослого барана. При осуществлении процедуры приношения быка возливают шесть логов вина...
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: если человек взял на себя обязательство принести в Храм определенную меру вина, должен ли он принести все количество с одним корбаном, или может использовать часть этой меры, когда будут реализовывать процедуру приношения другого корбана?
К примеру, человек принес в Храм пять логов вина. И привел предназначенного для приношения барана. Для осуществления процедуры этого приношения, как сказано в Мишне, требуется четыре лога вина. Может ли владелец корбана использовать оставшийся лог вина по своему усмотрению? Скажем — продать, а выручку пожертвовать на ремонтные работы в Храме. Или — добавить к остатку еще два лога вина, чтобы эти три лога возлили на мизбеахе в процессе осуществления ежедневного приношения от общины, объектом которого был ягненок (и соответственно, эта процедура требовала трех логов вина).
В ответ на это Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) сообщает интересную информацию.
В Храме, — рассказывает он, — стояли тринадцать коробок. В шесть из них собирали добровольные пожертвования. В седьмую складывали деньги, оставшиеся от реализации процедуры приношения, скажем, хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку). И т. д.
То есть человек, допустим, выделил определенную сумму на покупку животного, которое должно стать объектом для приношения хатат. В какой-то момент скотина упала в цене. Оставшиеся от удачной покупки деньги он не мог взять себе — они уже посвящены Храму. Поэтому он относил их в Храм, в ту самую коробочку, куда их следовало положить.
Но одно дело — деньги, оставшиеся от покупки объекта корбана-хатат, — продолжает Абайе. — Это в определенном смысле — событие. И совершенно другое — остаток вина в количестве одного лога. Процедуры приношения совершаются в Храме ежедневно. И присоединить вино к одному из них — нет проблем. Поэтому в Храме и нет специальной емкости для хранения остатков винных приношений.
Если же вышло так, что в этот день, — подчеркивает Талмуд, — когда осталось вино, приношений уже не предвидится, вино оставляют на ночь, чтобы оно стало непригодным для дальнейшего использования (см. обзор листа 79).
Сказано в Мишне, что минимальное приношение вина — в объеме трех логов. Если человек захочет, он может добавить еще, — отмечает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). И спрашивает: сколько вина он вправе принести дополнительно.
Если принесет три лога вина, это вино пойдет вместе с ягненком, — поясняет Талмуд. — Если принесет — четыре, вино будет использовано с приношением барана. Но, если, допустим, он принесет пять логов вина, а объект приношения у него — баран, один лог может стать добровольным пожертвованием, «присоединенным» к другому приношению.
Что будет, если человек принес в Храм пять логов вина, а его объект приношения — ягненок (который требует лишь трех логов вина)? — спрашивает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века). — Ведь оставшиеся два лога вина по определению не могут быть возлиянием.
Часто случается, что вино можно приносить в Храм без связи с определенными объектами приношения, — говорит на это Абайе. — Тогда распределить вино несложно. Ну, а в тех случаях, когда вино сопутствует конкретным приношениям, лучше внимательней следить, в каком объеме его приносят.
Приносить в Храм вино без связи с конкретными приношениями разрешается, — подчеркивает раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). — Только масло не приносят без муки и вина.
Почему у вина такая привилегия? — спрашивают другие Учителя.
Потому что вино возливается отдельно от всех других приношений и не смешивается ни с маслом, ни с мукой...
Моше Гойхберг
Наш лист открывает заключительную главу трактата Менахот.
Здесь Талмуд возвращается к теме обетов (взятых на себя человеком обязательств), касающихся приношения менахот (множественное число от слова минха — мучное приношение). Но, если раньше с этой точки зрения мы рассматривали вопросы, связанные с составом минхи и способами реализации ее приношения (см. обзоры листов 102 и 103), то сейчас речь идет, главным образом, о количественных параметрах.
В Мишне читаем:
Если на человеке лежит обязанность принести (минху) из исарона (во времена Талмуда — мера объема сыпучих продуктов, приблизительно равная 4 кг) муки, он принесет исарон.
Если (человек) обязался принести исароны (муки), принесет два исарона (минимальное количества из множества).
Если (человек) четко определил, сколько муки он принесет, но — забыл (о каком количестве шла речь), он должен принести 60 исаронов муки (максимальный размер индивидуальной минхи — см. обзор листа 90).
Если (человек) сказал, что принесет минху из определенного количества муки, но — забыл (о каком количестве шла речь), он должен принести 60 исаронов муки.
В этом вопросе раби Иегуда а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века) усматривает иную грань Истины.
В данном случае, — говорит он, — следует принести несколько менахот, на каждую из которых уйдет от одного до шестидесяти исаронов муки.
Если человек взял на себя обязательство принести минху в Храме (не уточняя, какую именно), он может принести минху любого вида (имеется в виду классификация по способу приготовления).
И здесь раби Иегуда тоже открывает иную грань Истины.
Если человек не указывает вид минхи, — уточняет он, — он должен будет принести минху солет (особый вид минхи, испеченной из тончайшей отборной муки).
Если (человек) сказал: «Я принесу минху» или указал ее вид (в единственном числе), он обязан принести одну минху. Но если сказал — «менахот» или перечислил виды, он (тем самым) обязал себя принести два мучных приношения (как минимум).
Если (человек), обязуясь принести в Храм минху, ясно назвал ее вид, и забыл — какой именно вид им указан, ему придется принести менахот всех пяти видов...
Прежде всего, необходимо внести некоторые уточнения, разъясняющие встречающиеся разночтения в количестве видов менахот в классификации, основанной на разнице в способах приготовления мучных приношений.
Большинство Учителей выделяют четыре вида: минха-солет, минха-махават (испеченная на плоской сковороде), минха-мархешет (приготовленная в глубокой посудине) и минха-маафэ (испеченная в печи).
Однако, поскольку минха-маафе бывает двух видов (они различаются по форме конечного продукта), некоторые Учителя говорят, что в классификации по способу изготовления существует пять видов менахот (подробнее о некоторых видах менахот см. на сайте, к примеру, обзор листа 59).
Анализируя текст Мишны, Талмуд исследует позицию раби Иегуды а‑Наси и выдвигает на обсуждение вопрос: почему, с его точки зрения, в случае, когда человек не указал вид минхи, он должен принести непременно минху-солет?
И поначалу дает такое объяснение: потому что минха-солет в этом ряду занимает как бы главенствующее место — именно с нее начинается в Торе перечисление видов менахот (Ваикра, гл. 2, ст. 4‑7).
Учителя анализируют этот аргумент, используя метод сравнительного анализа — «отправной точкой» служит аналогичная ситуация с приношениями категории зевах (животного происхождения). Если бы в случаях, когда человек не указывает, какое животное он собирается взять для осуществление процедуры, скажем, приношения ола (символизирует тотальное приближение к Творцу, поэтому объект приношения сжигается полностью), руководствовались порядком перечисления животных в Торе, получилось бы, что всякий раз, когда вид животного не упомянут, надо было брать только быка. Ибо с него в Торе начинается перечисление животных, пригодных для приношений данной группы. Но ведь известно: если человек обязался выбрать для этой цели особь из мелкого рогатого скота, он приносит барана. А если барана в нужный момент у него нет, раби Элиезер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), к примеру, разрешает использовать в качестве объекта приношения и голубя...
В конце концов, Талмуд находит позиции раби Иегуды такое объяснение. Если человек говорит, что принесет минху, не уточнив ее вид, это и будет минха-солет. Ибо в данном классификационном ряду она, в отличие от остальных трех видов (см. выше), не имеет названия, указывающего на способ ее приготовления. Ведь солет — лишь разновидность используемой для этой минхи муки...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать положения первой Мишны заключительной главы трактата, в которой сказано, как должен поступать человек, взявший на себя обязательство осуществить мучное приношение (см. обзор листа 105).
В эпицентр обсуждения на сей раз попадает пункт Мишны, где говорится о том, что в случае, если человек обязался принести минху (мучное приношение) из нескольких исаронов муки, но не знает, сколько именно муки должен отмерить для этого, он обязан выделить на приношение 60 исаронов муки.
Раби Иегуда а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века), как мы помним, усматривал в этом иную грань Истины, говоря, что такому человеку придется принести несколько менахот (множественное число от слова минха), использовав на каждую из них, от одного до шестидесяти исаронов муки (см. там же).
Тщательно изучив позицию раби Иегуды, Талмуд вносит существенное уточнение: с точки зрения раби Иегуды а‑Наси, человек, который не запомнил, какое количество муки он обязался принести в Храм для минхи, принесет шестьдесят менахот. Первую сделает из одного исарона муки, вторую — из двух исаронов и т. д. до шестидесятой минхи, на которой он израсходует шестьдесят исаронов муки.
Сколько же всего муки он принесет в Храм?
Это можно подсчитать, пользуясь правилом арифметической прогрессии. Получается — 1830 исаронов муки (в пересчете на современные единицы объема сыпучих продуктов это будет примерно 7320 кг муки).
Что же будет, — спрашивает Талмуд, — если при этом человек еще и запамятовал, какой из пяти видов минхи он обязался принести?
И отвечает: согласно той же логике, полученный результат следует умножить на пять. Ибо в другом пункте Мишны записано: если некто забыл, какую именно минху должен принести, принесет пять менахот всех пяти видов (см. сайте обзор листа 105).
Количество муки выходит просто «запредельным». Иметь плохую память, оказывается — весьма накладно. Слишком дорого «забывчивость» может обойтись человеку.
Так Талмуд, в данном случае — в лице раби Иегуды а‑Наси, учит нас ответственности за свои слова и взятые на себя обязательства. А еще — не давать обеты, если в этом нет крайней необходимости.
Впрочем, вопрос о «запредельном» количестве муки, которое должен отнести в Храм человек, давший обет и страдающий ненадежной памятью, как мы могли убедиться — неоднозначен. Составители основного текста Мишны (см. сайте обзор листа 105) предъявляют к нему гораздо более умеренные требования. Достаточно, с их точки зрения, принести в Храм большой хлебный каравай, испеченный из 60 исаронов муки и — проблема исчерпана.
Однако суть дела тут не столько в «попустительстве», сколько — в опасении, что на территорию Храма попадет что-то, чему не место в азаре (храмовом дворе).
В самом деле. С приношениями обычных размеров трудностей, как правило, не возникает. Существует заведенный порядок, обязанности — распределены. Но все, что выходит за рамки обычного, вносит сумятицу, и уследить, чтобы все протекало по установленным правилам, крайне сложно.
Но и тут не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Возникает проблема иного порядка. Ведь каждая минха имеет свое предназначение, каждый отдельный ее вид требует определенного количества муки и других ингредиентов. Поэтому-то раби Иегуда а‑Наси и предлагает поделить общий объем муки, который следует принести человеку, не запомнившему собственного обета, на ряд менахот.
Однако и это — проблематично. Получается, что часть муки пойдет на обязательные приношения, часть — на добровольные. Допускается ли такое законом?..
Учителя углубляются в тончайший, сложный анализ, вычленяя самые разнообразные проблемы, суть и способы разрешения которых невозможно уяснить в рамках наших ознакомительных обзоров.
И нам, сделав попытку понять, о чем идет речь на нашем листе, остается лишь отметить, какой извилистый и непростой путь логических исследований проходили наши Учителя прежде чем принять по тому или иному поводу ѓалахическое постановление.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты обетов — обязательств, которые взял на себя человек, говоря о приношениях в Храме (см. обзоры листов 105 и 106).
Как это уже бывало в нашем трактате, Учителя с этой точки зрения изучают приношения категории зевах (животного происхождения). Приводится здесь и Мишна, регламентирующая поведение человека, который дал обет принести в Храм какое-либо животное.
В Мишне читаем:
Если сказал (человек): «На мне лежит обязанность принести (корбан — приношение в Храме) ола (всесожжения; символизирует тотальную близость к Творцу, поэтому туша такого животного сжигается полностью)», принесет — овцу.
Иную грань Истины выделяет в этом вопросе раби Элазар бен Азария (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Если сказал так человек, — говорит раби Элазар, — принесет (он) большого или маленького голубя.
Если сказал (человек): «Принесу (в Храме) животное из крупного рогатого скота и не уточнил, какое именно — принесет быка и теленка. Если сказал (просто) — «животное», принесет быка и теленка, козла и козленка, барана и ягненка.
Если назвал (человек), какое именно животное (он) принесет (в Храме в качестве корбана-ола) и забыл (о каком животном говорил), добавляет (к означенному выше списку взрослого голубя и голубенка).
Сразу же подчеркнем, что все сказанное в Мишне до сих пор, касается лишь корбана-ола, а для этих целей годится лишь животные мужского пола.
Далее Мишна переходит к приношениям зевах групп шеламим (символизируют хорошее настроение и благодарность Творцу) и тода (символизирует благодарность Всевышнему).
Прочтем ее продолжение:
Если сказал (человек): «На мне лежит обязанность принести (в Храме) корбан-тода или шеламим, принесет овцу.
Если сказал (человек): «Принесу (в Храме в качестве корбана-тода или шеламим животное) из крупного скота» (не обозначив, какое именно животное он для этого выделит), принесет быка и корову, телку и бычка. Если указал (какое именно) животное (выделит), но — забыл, принесет быка и корову, телку и бычка, козла, козу и козлят мужского и женского пола, барана, овцу и ягнят мужского и женского пола.
Третья, условно говоря, часть Мишны детализирует связанные с корбанот (множественное число от слова корбан) проблемы. Она посвящена обетам, касающимся стоимости, окраса и размеров предназначенных для приношения в Храме животных.
Итак, продолжим чтение Мишны:
Если сказал (человек, что принесет в Храме) быка за манэ (крупная денежная единица времен Талмуда; в манэ было 100 зуз; зуз — денежная единица того же времени, примерно равная 20‑ти долларам) и принес за манэ двух быков, (считается, что) взятое на себя обязательство он не выполнил. И даже если один из быков стоит чуть меньше манэ, все равно (свое обязательство человек) не выполнил.
Если сказал (человек, что принесет в Храме) белого быка, а принес — черного, или — наоборот (обещал черного, а принес — белого), обязательство не выполнено.
Если сказал (человек, что принесет в Храме) большого быка, принес — маленького, обязательство не выполнено. Но если сказал, что принесет маленького быка, а принес — большого, считается, что он выполнил обязательство.
Впрочем, Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) усматривает в последнем пункте иную грань Истины.
Даже если человек обязался принести в Храме маленького быка, — говорит он, а принес — большого, — это — нарушение обещания.
Анализируя первую часть Мишны, Талмуд обращает внимание на расхождение точек зрения безымянного автора Мишны (обычно это — группа Учителей) и раби Элазара бен Азарии.
Почему в тексте Мишны сказано, что в качестве корбана-ола человек непременно должен принести овцу? Ведь в данном случае требуется «минимальное» приношение.
И, исследовав ситуацию, отмечает, что расхождение не имеет «умозрительного» объяснения, оно возникло по чисто практическим соображениям. Дело в том, что в местности, где проживали составители основного текста Мишны, овца стоила дешевле голубя. А в краях, где жил раби Элазар бен Азария, больших денег, чем голубь, стоила овца.
Параллельно Талмуд на нашем листе дает интересную информацию. Сообщает, в частности, что в Храме было шесть специальных копилок, куда люди бросали монеты — на приобретение животных для общественных приношений и на другие нужды Храма.
Всего в Храме было тринадцать копилок, — уточняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век). Но точно предназначение известно только семи из них. В одну складывали новые шекели, в другую — старые шекели. И все знали, что в этих копилках — деньги для покупки животных общественных корбанот. В третьей и четвертой собирались деньги для покупки голубей, в пятой — для покупки дров и т. д.
Для чего же все-таки служили остальные шесть?
Служение в Храме осуществляли шесть семей коэнов, — объясняет раби Хизкия (великий Учитель Талмуда четвертого поколения в Эрец Исраэль; середина 4‑го века). — И в ведении каждой семьи было по копилке...
На нашем листе Талмуд продолжает углубляться в обсуждение проблем обетов — обязательств, которые взял на себя человек, говоря о приношениях в Храме (см. обзоры листов 105, и 106 и 107).
Речь здесь идет о ситуациях, когда человек не в состоянии выполнить то, что обещал, по объективным, не зависящим от него причинам.
В Мишне по этому поводу написано:
Сказал человек: «Этот бык будет (корбаном — приношением в Храме) ола (всесожжения; символизирует тотальную близость к Творцу, в знак чего туша предназначенного для приношения животного сжигается полностью)», а (бык) получил телесное повреждение. Если захочет (этот человек), он может (вместо быка, в счет его стоимости) принести (в Храме) двух бычков.
Сказал человек: «Эти два быка будут (корбаном) ола», а (быки) получили телесные повреждения. Если захочет (этот человек), он может (вместо быков, в счет их стоимости) принести (в Храме) одного (взрослого) быка.
Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) открывает в этом вопросе иную грань Истины и запрещает (такую) замену.
Сказал человек: «Этот баран будет (корбаном) ола», а (баран) получил телесное повреждение. Если захочет (этот человек), он может (вместо барана, в счет его стоимости) принести (в Храме) ягненка.
Сказал человек: «Этот ягненок будет (корбаном) ола», а (ягненок) получил телесное повреждение. Если захочет (этот человек), он может (вместо ягненка, в счет его стоимости) принести (в Храме) взрослого барана.
Раби и здесь открывает иную грань Истины, запрещая (такую) замену...
Прежде всего, чтобы исключить, скажем так, «стратегическое» недопонимание поднятых в нашей Мишне проблем, напомним, что животное, получившее телесное повреждение, не может стать объектом приношения в Храме, ибо по установленным законами Торы правилам, для этой цели годятся лишь особи, лишенные физических дефектов, что символизирует цельность стремления служить Творцу (подробнее о проблемах, связанных с возникновением дефектов у животных, отделенных для приношения в Храме, см. на сайте, к примеру, обзор листа 71 трактата Зевахим).
Первое, что бросается в глаза при прочтении приведенной здесь Мишны, это ее «количественное» отличие от предыдущей Мишны — в «параметрах» возмещения за невыполнение обязательств (см. обзор листа 107). В Мишне 107‑го листа речь в основном шла о наращивании платы за невозможность выполнить обязательство. В нашем же случае, если человек не сумел сделать то, о чем заявил, допускается и минимальная, как бы частичная компенсация — по усмотрению «ответчика».
Принципиальное отличие имеет и позиция Раби. В ситуациях, описанных на предыдущем листе он говорил, что, даже если человек принес в Храме более крупное животное, по сравнению с обещанным, нельзя считать что он выполнил обещание. Здесь же он запрещает частичную компенсацию, подразумевая, как объясняет Талмуд, что возмещение больших размеров будет считаться выполнением обета.
Так ведь и обстоятельства, описанные в Мишнах — различны.
На предыдущем листе описаны случаи, когда человек не выполняет взятое на себя обязательство по субъективным, то есть зависящим от него самого, причинам. Скажем, забыл, о чем говорил, или — неправильно сформулировал свое намерение.
На нашем — разговор ведется о независящих от человека обстоятельствах. К примеру, человек обещал принести в Храме конкретного быка. И вот, допустим, когда он вел это животное с пастбища, бык оступился и повредил ногу...
Анализируя Мишну нашего листа, Талмуд рассматривает проблемы под иным углом зрения и отмечает в ее тексте (по сравнению — с предыдущей) два основных отличия.
1. В нашей Мишне человек говорит — «этот бык будет ола», то есть принимает на себя обет принести в Храме конкретное животное. То есть, в отличие от предыдущей Мишны, «объект» обета — не приношение, само по себе, но — именно животное. И если по объективным причинам это животное сделалось негодным для приношения, человек в принципе свободен от обязательств, ибо ответственность за приношение он на себя не брал и не обещал принести в Храме другое животное.
В отличие от предыдущей Мишны, Мишна нашего листа в каждом пункте вводит оборот — «если захочет». Подразумевая, что человек, по доброй воле, может заменить получившее повреждение животное — на другое и реализовать намеченное приношение в Храме.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: может ли человек, в случае если животное, которое он собирался принести в Храме, стало непригодным для приношения, заменить его на особь другого вида?
По этому поводу высказываются разные точки зрения.
Некоторые Учителя говорят, что замена быка на одного барана, например, будет слишком уж неадекватной и предлагают принести в качестве компенсации — двух баранов.
Однако Раби отмечает, что это внесет путаницу в процедуру приношения. Ведь каждое приношение ола сопровождается минхой (мучным приношением). Если в качестве корбана возьмут двух баранов, то одной минхи будет недостаточно...
Не вникая в детали, подведем некий итог. Подчеркнем, что наши Учителя, возводя Мишну на уровень закона, учитывают все обстоятельства: и «человеческий фактор» и порядок проведения процедур приношения. Поэтому их рекомендации столь конкретны — вплоть до перечисления видов животных, которые могут заменить других, принести которых в Храме по тем или иным причинам невозможно...
Барух Шнайдер
Два завершающих листа нашего трактата как бы подводят итог двум первым трактатам раздела Талмуда Кодашим: Зевахим и Менахот. Обсудив различные нюансы осуществления корбанот (множественное число от слова корбан — приношение в Храме), объектами которых служат животные и мучные изделия, Талмуд обращается к проблеме приношений вне Эрец Исраэль.
В чем суть проблемы?
Дело в том, что на Земле Израиля приношения разрешалось осуществлять только в Храме. На корбанот вне Иерусалимского Храма накладывался строгий запрет. И это понятно — ведь Бейт Микдаш (Храм) в Иерусалиме был, кроме всего прочего, и символом присутствия Всевышнего, а Первый Храм, вообще — прямой реализацией ощутимого присутствия Творца. Приношение корбанот вне храмовых стен можно было бы расценивать как «неуважение» к Высочайшему Присутствию.
Но тут возникает вполне резонный вопрос: продолжает ли действовать этот запрет в периоды, когда Иерусалимского Храма нет?
Устная Тора анализирует не гипотетический, но — вполне реальный, имевший место в истории случай, который не оставляет места для сомнений и дает однозначный ответ. Но прежде — небольшая историческая справка.
После возвращения евреев из семидесятилетнего вавилонского изгнания был построен Второй Храм (352 год до н.э.). Во главе народа стояло «Великое Собрание» из 120‑ти мудрецов, среди которых были и последние в мировой истории пророки: Эзра, Нехемия, Мордехай, Хагай, Захария и Малахи. По мере естественного «убывания» членов Великого Собрания из его рядов, руководство страной переходило в руки оставшихся и появившихся уже на территории Эрец Исраэль новых лидеров. Между первыми членами Великого Собрания и новыми образовалась принципиальная духовная граница. Ведь те 120 человек, которые вошли в Собрании при его создании, были либо пророками, либо «коллегами» пророков.
Поэтому, когда в рядах Собрания из прежнего состава остался последний его член — Шимон а‑Цадик (Шимон Праведный), его роль в принятии решений можно было бы сравнить только с ролью царя. Кроме того, он был коэном, то есть — служителем в Храме. И не простым служителем, отметим. Когда умер Эзра (автор одноименной книги Танаха) — коэн гадоль (главный коэн, первосвященник), эта должность перешла к Шимону а‑Цадику. Эту должность он занимал 40 лет.
Но наступил и его час.
Перед кончиной он объявил мудрецам, что должность главного коэна унаследует не старший его сын — Шими, но — второй сын, Хонио. Возразить против такого решения никто не посмел. И вот Хонио, вместо того, чтобы с чистым сердцем принять свое наследство, задумал «улучшить» завещание отца. Ему импонировала перспектива стать главным коэном, но по отношению к старшему брату он ощущал некий комплекс неполноценности.
Казалось бы, проблемы нет. Ведь именно на него возложил отец обязанности первосвященника. Но Хонио решил утвердить себя в этой должности «более законным путем»... Путем заговора, провокации, которая приведет к смерти Шими.
Он сделал вид, что хочет поделиться с братом некими тайными правилами служения в Храме — их якобы передал ему отец. Шими согласился, и они вместе отправились в Храм.
В момент, когда Хонио завершил свой «тайный урок», Шими очутился у мизбеаха (в условном переводе — жертвенник) в «странном» наряде. На нем была женская кожаная куртка, подпоясанная женским кушаком.
По заранее продуманной схеме, «случайно» рядом оказались другие коэны (среди них были и мудрецы) и увидели то, что по законам Торы считается святотатством и оскорблением Храма.
Разгневанные коэны совсем уж было собрались как следует проучить Шими. Возникла перепалка, началась драка. И вдруг... Вслушавшись в то, что им выкрикивал испуганный Шими, они поняли, что вместе с ним пали жертвой заговора, спланированного Хонио. Теперь они готовы были убить заговорщика. Но Хонио удалось бежать.
Так Хонио бежал из Эрец Исраэль — до самого Египта (тогда Египет был уже частью зарождающейся империи греков). Там он почувствовал себя в безопасности и не без помощи греков построил в Александрии храм, по архитектурным и другим особенностям напоминающий Храм в Иерусалиме.
Итак, коэн (назначенный отцом наследником должности первосвященника) построил Храм. И вокруг этого Храма жили довольно много евреев, обосновавшихся в торгово-финансовом центре греков — Александрии.
Можно ли приносить в «Храм Хонио» (так его стали называть) корбанот? Будет ли приношение иметь статус святости или, наоборот, станет актом идолопоклонства? Какой статус получает коэн, осуществляющий служение в таком Храме?
Об этом — на следующем, завершающем трактат листе...
Две Мишны, приведенные на предыдущем листе, отвечают на все поднятые в прошлом обзоре вопросы (см. обзор листа 109).
В первой Мишне читаем:
Если человек сказал: «Я принесу корбан-ола (символизирует тотальную близость к Творцу, поэтому сжигается полностью), он обязан принести его в Иерусалимском Храме. А если принес в «Храме Хонио» — не выполнил обещанное.
Если человек сказал: «Я принесу корбан-ола в «Храме Хонио», он (все равно) обязан осуществить это приношение в Иерусалиме. Но если принес в «Храме Хонио», считается, что он выполнил обещание (хотя осуществленная процедура не является приношением — речь идет лишь о реализации взятого на себя человеком обязательства).
Это (вообще) нельзя считать обязательством приношения, — говорит раби Шимон (Раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
То есть, с точки зрения раби Шимона, мясо участвующего в реализованной в «Храме Хонио» процедуре приношения животного можно продать или съесть. Иными словами — использовать, как мясо любого другого, не предназначенного для приношения животного.
Далее Талмуд дает уточнения.
Текст Мишны, — отмечает Талмуд, — открывает грань Истины, подразумевающей, что человек, который обязался и осуществил свое приношение в «Храме Хонио», попросту говоря, «сдержал слово». Но за то, что он принес корбан вне Иерусалимского Храма, на него будет возложено суровое наказание.
Позиция раби Шимона открывает нам иную грань Истины — этот человек не подлежит наказанию, ибо само по себе обязательство «принести корбан в Храме Хонио» — абсурдно. И поэтому в расчет оно даже не принимается. А животное, которое участвовало в некоей процедуре, осуществленной в Храме Хонио, не считается приношением.
Как же Тора относится к коэнам, которые служили в Храме Хонио?
В Мишне об этом сказано:
Коэны, которые служили в Храме Хонио, не имеют права (потом) служить в Иерусалимском Храме...
Иными словами, они — дисквалифицируются.
Впрочем, обсуждая текст этой Мишны, Талмуд вносит тонкое уточнение: если коэн, приступив к реализации процедуры приношения не во имя Всевышнего и совершив шехиту (зарезал животное), то есть — осуществив первый из четырех этапов этой процедуры (об этом см. обзор листа 2 трактата Зевахим), тут же сделал тешуву (осознал ошибку и вернулся к законам Торы), этот корбан (если будет принесен в Храме) станет угодным Творцу.
Такова, как видим, сила тешувы — даже столь тяжкий проступок, как акт идолопоклонства, не завершенный, в самом начале, прощается, если человек искренне осознал свою ошибку.
Далее Талмуд, естественно, проводит тонкий анализ ситуации, когда коэн довольно далеко зашел в своих действиях (реализовал не только первый, но и остальные этапы процедуры приношения, включая последний, правда уже не сознательно, но — по ошибке). Будет ли его приношение угодным Всевышнему, если он со всей искренностью сделал тешуву?
Рассматриваются две грани Истины. Но для практической ѓалахи (еврейский закон) принимается правило: в таком случае корбан «угодным» не будет.
Установив, что Храм Хонио, хоть он и был похож на Иерусалимский и в нем осуществлялась служба во имя Всевышнего, все равно Храмом не является, и все ритуалы в нем, по существу, — преступление, Талмуд задается вопросом: как же тогда помогать народам мира приблизиться к Творцу? Ведь человечество в целом, за исключением единиц, не в состоянии посещать Храм в Иерусалиме.
И приходит к выводу, что влияние на сердца людей (неевреев), открывая перед ними возможности духовного роста, оказывают Учителя Торы, занятые постижением ее законов. И такие Учителя есть в любом месте.
И вообще — после разрушения Храма основательное изучение законов Торы о службе в нем обретает духовную силу, эквивалентную служению в Храме (осуществлению приношений)!
Наш трактат завершается такой Мишной:
Говорится (в Торе) о заповеди (корбана) ола — всесожжения из животного: «горение, приятное Небу» (Ваикра, гл. 2, ст. 9); и говорится о (корбане) ола из птицы: «горение, приятное Небу» (Ваикра, гл. 1, ст. 17); и говорится о приношении минхи (из муки): «горение, приятное Небу» (Ваикра, гл. 2, ст. 2). Из этих слов мы узнаем: и богатое приношение и бедное (мука — дешевле) — одинаково приятны Небу. При условии, что к Небу устремляет человек сердце свое (то есть посвящает свои действия Всевышнему).
Слова — «горение, приятное Небу», — добавляет Талмуд, проведя тончайший анализ некоторых фраз из Танаха, — не означают, что Небо (то есть Всевышний) нуждается в этом. Нет. Это человек нуждается в том, чтобы глаза его поднялись к Творцу. В этом — суть приношений.
Прекрасное завершение трактата!
Элиягу Эссас