Трактат Шаббат открывает второй раздел центрального ядра Устной Торы — Мишны. Название второго раздела — Моэд, то есть — «выделенное, предназначенное (время)».
Наиболее яркий пример такого «предназначенного» времени — седьмой день недели, шаббат.
Слово шаббат означает — «(день), когда (конструктивная) деятельность прекращена». Первым шаббатом в истории был седьмой день процесса Сотворения мира, с наступлением которого Всевышний прекратил свою «деятельность» по созданию мира. Иначе говоря, шаббат символизирует факт, что Мир был сотворен за шесть дней.
Тора дает определение, согласно которому евреям в шаббат нельзя заниматься конструктивной деятельностью (книга Шемот, гл. 20, ст. 8‑10). На иврите «конструктивная деятельность» называется — мелаха. И основная задача нашего трактата — в том, чтобы в деталях выяснить, что входит, и что не входит в понятие «мелаха». Насколько важна эта задача — очевидно. Ведь, все то, что входит в понятие «мелаха» делать нам в субботу запрещается, а все, что не входит — разрешается. Это утверждение — верное, но дает лишь весьма общее представление о данной теме. Ибо существует еще и немало нюансов.
Чтобы донести до нас содержание заповедей, Тора пользуется различными методами. Иногда дает точное распоряжение (к примеру — «свиное мясо есть нельзя). В некоторых случаях применяет способ «повторного указания» на какую-либо заповедь. Часто — для того, чтобы связать одну заповедь (скажем, о субботе) — с другой. В данном случае в тексте Торы (Шемот, гл. 35, ст. 1‑4) мы находим повторение запрета на осуществление мелахи (см. выше) в субботу непосредственно перед заповедью о строительстве Мишкана (условно говоря — переносного Храма, который носил с собой народ Израиля в период сорокалетнего странствия по пустыне Синая).
Устная Тора, полученная Моше Рабейну на горе Синай вместе с Письменной Торой, определяет, что мелаха — это действие, осуществление которого было необходимо, чтобы подготовить материалы для строительства Мишкана и для обеспечения его деятельности.
Из трактата Шаббат мы узнаем, что всего насчитывается 39 видов («категорий») действий, без которых построить Храм и/или обеспечить его функционирование было невозможно.
Следует отметить, что каждая мелаха подразделяется на подвиды. Действия, составляющие эти подвиды, также нельзя производить в шаббат. Все это в подробностях рассматривается в нашем трактате.
Кроме того, мы узнаем, что осуществление того или иного действия, включенного в понятие «мелаха», должно быть сознательным. Это подразумевает, что человек, совершающий действие, (в отличие от случайно произведенного действия) испытывает желание его осуществить и ставит перед собой цель, которую хочет достичь в результате этого действия.
Запрещены, как правило, только сознательные действия. Очевидно, что в определении самого понятия — «сознательное» есть множество нюансов, а, значит — и последствий, которые испытывает на себе человек, стремящийся правильно соблюдать законы шаббата. И этому наш трактат уделяет немало внимания.
Как и в любом другом трактате, в трактате Шаббат мы найдем сведения и о других заповедях, а также — о разных явлениях нашего, земного мира и духовных миров.
Трактат Шаббат состоит из 24 глав. Всего в нем — 157 листов.
Элиягу Эссас
Исследование видов работ, которые нельзя осуществлять в субботу, трактат Шаббат начинает с анализа действия, называемого hоцаа — перемещение, перенесение (предмета).
Напомним, что в шаббат запрещено производить 39 видов (категорий) работ. На иврите работа, подразумевающая «конструктивное действие» — мелаха (во множественном числе — мелахот).
Что такое hоцаа?
В самом первом приближении (позднее будут рассматриваться и нюансы) — это перенесение предмета из частного владения (дом, квартира, закрытый двор) во владение общественное (улица, площадь и т. п.).
То есть в субботу нельзя выносить предмет из дома на улицу. И точно так же, нельзя вносить предмет с улицы — в дом.
Познакомимся с терминами. Частное владение на иврите — решут а‑яхид, общественное владение — решут а‑рабим.
Теперь, прежде чем прочесть первую Мишну, задающую тон всей теме, обозначим возникающие с самого начала, по ходу обсуждения нашего листа, вопросы, не связанные с ее содержанием (если не считать ее первого слова — йециот). Их — два.
Вопрос первый. Почему Талмуд начинает изучение мелахот с работы «перемещение»? Ведь в списке всех 39‑ти мелахот (лист 73 трактата Шаббат) она стоит на последнем месте. Пусть даже этот список нам неизвестен — мы можем «вычислить» это путем логического рассуждения. Известно, что перечисление 39‑ти категорий мелахот выведено на основе выяснения субботних запретов — по Модели строительства и обеспечения деятельности переносного Храма (Мишкана). И сам этот факт уже достаточен, чтобы выстроить список мелахот в таком порядке. Начнем с того, что необходимо для создания деталей конструкции Мишкана. Затем идут работы по его построению. Потом — действия, необходимые для обеспечения его функционирования. Становится очевидным, что для того, чтобы Мишкан функционировал, в него нужно приносить необходимые для этого предметы. Поэтому, собственно, мелаха под названием hоцаа и ставится в списке всех мелахот на последнее место. Но почему же Талмуд начитает исследование именно с нее?
Вопрос второй. Первое слово в тексте Мишны не hоцаа, но — йециот (единственное число — йеция). Оно происходит от того же корня, что и слово hоцаа, но имеет несколько иной смысл. Слово йеция означает — «выход». Выход человека из одной точки пространства — в другую. Не перенесение, перемещение чего-то, а именно — выход. Почему же первая Мишна трактата начинается со слова йециот?
Над этими вопросами размышляли многие Учителя, в частности — Тосафот (группа учеников великого Раши — раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век, и их учеников).
Попытаемся и мы внести свою лепту в раскрытие сути текста, и те, кто будет изучать потом тексты Тосафот, Рамбана, Рашбы, Рамбама (его комментарий к Мишне), Сфат Эмет и других комментаторов Талмуда, смогут извлечь пользу из нашего разъяснения.
Но, прежде всего, приведем текст Мишны:
Перемещения (предметов, которые запрещены) в шаббат бывают двух (видов, которые, в свою очередь подразделены) на самом деле на четыре — (для человека, находящегося) внутри (в частном владении — решут а‑яхид). И (точно так же) два (вида, которых) на самом деле — четыре (для человека), находящегося во вне (в общественном владении — решут а‑рабим).
Как это понять? (К примеру) бедный человек стоит снаружи (в решут а‑рабим), а хозяин дома внутри (в решут а‑яхид). Если бедный протянет руку вовнутрь (дома через, допустим, окно) и положит в руку хозяина (скажем, корзинку — чтобы тот дал ему кусок хлеба); или (другой вариант): бедный внесет руку и возьмет из руки хозяина предмет (кусок хлеба), то (в этих двух случаях) бедный человек нарушит закон шаббата, а хозяин — нет.
Или — хозяин дома (находясь внутри) протянул руку (через окно) и вложил в руки бедняка (допустим, кусок хлеба), или — взял, протянув руку, объект (корзину) из рук бедняка (который стоит во вне, на улице) и внес его в дом, то — хозяин дома нарушил (закон шаббата), а бедняк — нет.
Это — первая часть Мишны, которая объяснила нам, что означает «два вида» перемещения предметов, с позиции того, кто — внутри, и два — с позиции того, кто находится снаружи.
Каждый из этих видов действий в шаббат производить запрещено.
Во второй части Мишны мы увидим, как к означенным двум видам прибавляется еще два («два, как сказано в первой части Мишны, — которых на самом деле — четыре»). А, кроме того, нам предстоит понять, чем принципиально (!) отличаются первые два (основных) вида от дополнительных. Однако пока оставим это, и прежде попытаемся раскрыть суть Мишны с несколько иной, более масштабной, точки зрения.
Неизмеримые глубины открывает перед нами сам термин — решут а‑яхид. Понятие «яхид» дословно означает — «единственный». И это определение по большому счету можно дать лишь Всевышнему. По настоящему Единственный — только Он.
Теперь нам понятно, о каком хозяине шла речь в Мишне.
Бедный человек на иврите — ани (первая буква слова — аин; уточнение для тех, кто знает иврит). Производное от этого слова используется в выражении «аниют даат» — «бедность в познании Творца».
Решут а‑рабим (общественное владение) — Творение Всевышнего, в котором «рассеяны» созданные Им искры душ евреев, спущенные в этот мир (в том числе, и) для постижения Его Мудрости. Поэтому некое пространство может во всей своей полноте иметь статус решут а‑рабим, только в том случае, если оно в потенциале содержит достаточно места, для того, чтобы по нему могли (в разумное, короткое время) пройти 600 тысяч человек — по числу душ, которые «стояли» у горы Синай во время дарования Торы.
Далее вспомним, в чем суть субботы. Всевышний сотворил полный, цельный и гармоничный мир за шесть дней. А в шабат — ничего не создавал и не добавлял. И это означает, что даже «перемещение» идей из мира Высшего (решут а‑яхид) в наш мир — нарушение самой концепции Шаббата (с большой буквы). Всевышний уже «не может», так сказать, сам по себе (без участия человека) перемещать в наш мир новые идеи (второй случай в нашей Мишне: хозяин перемещает предмет). Так и человек ничего не может взять сам по себе из решут а‑яхид. Он не в состоянии внести в решут а‑яхид предметы (свои возможности, келим, то есть духовные сосуды — в высший мир), положить в них что-то и «втащить» в наш мир. Об этом и говорит Мишна.
Но что же — можно? Как же мы (если прилагаем усилия) познаем Его Мудрость?
Об этом и сообщает нам вторая половина текста Мишны. В ней сказано, что возможна как бы интеракция Творца и души человека. Но только если Творец и человек к этому стремятся.
Итак, в продолжении Мишны читаем:
Если бедный человек (ани) протянул руку вовнутрь (в решут а‑рабим, а в ней была, к примеру, корзина), а хозяин взял (корзину) из руки человека: или — (бедняк протянул руку, а) хозяин вложил (объект) в руку бедняка, то тогда — оба они не нарушили (законы шаббата в высших мирах).
(И точно так же) если хозяин протянул руку (в решут а‑рабим), а бедняк взял из нее что-то (допустим, кусок хлеба) или вложил в руку хозяина (корзину), оба они не нарушили (законы шаббата в высших мирах).
Здесь, конечно же, необходимо разъяснить выражение — «законы шаббата в высших мирах».
Дело в том, что «оценка» любого действия человека в шаббат может быть «градуирована» лишь с позиций «отношения» Неба к этому действию. Иначе говоря — по тому, что заслуживает человек, осуществив в шаббат то или иное действие.
Рассматривая ситуацию с этих позиций, можно разграничить четыре вида такого отношения к поступкам в шаббат:
1. Хаяв — когда человек реализованным действием нарушил закон субботы и тем самым заслужил (на иврите — хаяв) наказание в земном мире. Суд в определенных случаях вправе приговорить его к суровому наказанию. Если же человек допустил нарушение случайно, он приносил хатат (приношение в Храм, символизирующее искреннее раскаяние и желание исправить ошибку).
Тут следует отметить, что в наше время правила о суде над нарушителем и о приношении в Храме — не действуют. Однако суть и «вес» нарушения и сегодня остались неизменными.
И в любом случае человека ждет наказание в высших мирах.
2. Асур миде-рабанан. Действие не запрещено Торой, но Учителя постановили его запретить. Ибо увидели, что в условиях земного мира это действие приведет к нарушению запрета Торы.
Если человек нарушит запрет (то, что запрещено, на иврите — асур), введенный Учителями (миде-рабанан), он будет наказан не за само действие (как уже говорилось), но — за нарушение «постановления Учителей».
При этом может быть включен «механизм» послабления, который не мог бы «сработать», если бы речь шла о нарушении закона Торы. И человека вообще не станут наказывать.
3. Патур. В дословном переводе это — «освобождение от наказания» (в высших мирах), при том, что человек совершил действие, которое не должен был совершать. На иврите иногда говорят — патур аваль (в переводе — союз «но») асур, то есть — «от наказания за это человек освобождается, но делать это нельзя».
В действительности пункты 2 и 3 представляют собой одно целое. Но мы разделяем их для удобства, когда в дальнейшем понадобится давать ссылки.
4. Мутар. Действие разрешено в субботу (иногда, в редких случаях, патур совпадает с мутар).
Теперь вернемся к тексту Мишны и поясним, что фрагмент фразы в переводе — «оба они (то есть — каждый из них) не нарушили законы шаббата в высших мирах», в оригинале на иврите обозначена одним словом — патур.
Надеюсь, читателю понятно, какую модель представляет вторая половина Мишны. Конечно же, речь идет о желании человека познать Творца — через открытие своих каналов восприятия мира (внесение корзины в дом). А затем — получить знания. Точно также — возникновение желания Творца дать человеку знания (перенесение куска хлеба из решут а‑яхид) и активное желание человека получить эти знания — не противоречат идее Шаббата. Ведь еще накануне — в «пятницу вечером» (шестой день Сотворения мира) Адам и Хава совершили известный поступок, и в духовных мирах произошло «разрушение абсолютной цельности и гармонии» (на иврите — шевират а‑келим). И поэтому наш мир с тех пор пребывает в состоянии восстановления (тикун а‑олам). А этот процесс требует участия и снизу (в нашей модели — бедняк) и сверху (хозяин). Ибо лишь процесс Сотворения (а, значит — и Шаббат) осуществляется в одностороннем порядке: Творец — мир. Тогда как тикун-олам возможен только в том случае, если желание восстановить цельность мира (hиторерута) пробуждается и снизу (дели-тата) и сверху (деле-эйла). И в решут а‑рабим и в решут а‑яхид. Причем, определяющий фактор в этом процессе — hиторерута дели-тата, иными словами — наше стремление и готовность здесь, в этом мире, прилагать усилия к восстановлению его цельности и гармонии (тикун олам).
И потому — обратите внимание (!) — в Мишне ани (бедняк) всегда первым совершает действие...
Все это и есть ответ на второй вопрос, почему первая Мишна трактата начинается со слова йециот («выходы»), а не со слова hоцаот («перемещения»). Ведь речь идет, в первую очередь, о выходе человека из нашего мира — в духовный мир, или, так сказать, выходе к нам, в наш мир, духовности Творца.
Кстати, отметим, что это разъясняет начальную фразу (она же — припев) текста возвышенного гимна, которым евреи во всех синагогах мира встречают Субботу: «Леха доди ликрат кала, теней шаббат некабла» — «Выйди (с нами) Близкий (наш), вместе встретим Субботу».
Зачем нам приглашать Всевышнего? И почему мы должны встретить субботу именно вместе? Потому что шаббат — время интеракции Творца и Его народа, каждого еврея и — Всевышнего. Человек протягивает руку, а Всевышний вкладывает в нее как бы часть своей Мудрости. И это в шаббат — разрешается. Собственно, для этого и существует шаббат...
На нашем листе Талмуд начинает исследовать текст Мишны (см. обзор листа 2) с того, что проводит параллель с отрывком Устной Торы из трактата Шевуот (лист 2), где, помимо всего прочего, сказано: «Перемещения в шаббат бывают двух видов, на самом деле — четырех» (см. обзор листа 2 трактата Шевуот). Но не говорится в продолжение, как в нашей Мишне — «...для человека, находящегося внутри».
Почему же в трактате Шевуот опущены слова, столь важные для понимания сути Мишны?
Трактат Шаббат, — отвечает Талмуд на этот вопрос, — именно для того и предназначен, чтобы проанализировать суть законов субботы. Поэтому в нем все эти вопросы рассматриваются гораздо подробнее. Читатель, который внимательно прочел обзор предыдущего листа, оценит дополнительную глубину замечания Талмуда — «суть шаббата». Кроме того, концепция, изложенная в обзоре предыдущего листа, поможет нам лучше понять смысл обсуждения разных тем, которое ведут Учителя на нашем листе.
Наша Мишна, — продолжает Талмуд, — приводит восемь случаев, когда та или иная интеракция хозяина дома и бедняка приводит к нарушению законов субботы (четыре — по законам Торы, в первой части Мишны; и четыре — по постановлениям Учителей). Но ведь на самом деле возможных вариантов — двенадцать. Ибо любую интеракцию, представленную во второй части Мишны, можно рассматривать и с позиции бедняка (протянул руку с корзиной вовнутрь, а хозяин взял корзину) и с позиции хозяина (он видит, что бедняк протягивает ему корзину и берет ее).
Почему же Мишна называет лишь восемь случаев? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: потому что Тора рассматривает лишь такие варианты процесса перенесения предметов (hоцаа), когда предмет, чтобы перенести, необходимо поднять (на иврите этот процесс обозначается существительным — акира). Другой вариант, когда имеется лишь завершение процесса (на иврите — hанаха) не обсуждается.
Здесь поясним, что процесс перенесения объектов всегда производится в три этапа: акира (когда предмет поднимают), hоцаа (собственно, перемещение) и hанаха (когда предмет опускают на какую-либо поверхность).
Выведенная в предыдущем обзоре концепция позволяет нам без труда понять подход Талмуда к проблеме: только акира, то есть — «выход из определенного состояния» может привести к нарушению закона субботы. Ведь если перенесение будет «односторонним» (человек, к примеру, возьмет корзину, совершив акиру, через окно внесет ее в дом и положит — hанаха — ее на пол в доме), он нарушит запрет Торы. Ибо «бросит тень» на цельность и полноту мира, сотворенного к седьмому Дню Творения. Но завершение процесса (без начального этапа), само по себе, идею субботы не искажает. Поэтому-то наша Мишна разбирает именно восемь, а не двенадцать, вариантов.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение вполне очевидный, напрашивающийся вопрос: почему Мишна (в своей второй половине) отмечает, что в случае, если работа произведена двумя сторонами (акиру реализует один человек, а hанаху — другой), законы шаббата в высших мирах не нарушаются? Ведь запретное действие, казалось бы, все равно — произведено (!).
В ответ Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века) приводит отрывок из Торы: «...если согрешит кто-либо из жителей Земли по ошибке и сделает что-либо противоречащее заповеди Всевышнего...» (Ваикра, гл. 4, ст. 27). Этот текст, в качестве предваряющего объяснения, дается в том месте, где говорится о приношениях в Храме, в частности — о приношении хатат (символизирует искреннее раскаяние и желание исправить ошибку). Осуществив тонкий анализ этого фрагмента фразы, и обратив особое внимание на грамматическую форму глагола «сделает» (что-либо противоречащее заповеди Всевышнего), Раби приходит к выводу, что нарушение закона в высших мирах произойдет только в том случае, если человек реализует действие «от начала и до конца».
И мы понимаем: в высших мирах «бросить тень» на идею шаббата можно, лишь демонстрируя несовершенство Творения. А это реально выражается в перенесении «объекта» (акира плюс hанаха) из высшего мира — в наш, земной мир. Или — наоборот. Тут не в предмете дело — он будет перенесен из одной точки пространства в другую и в том случае, если процесс его перемещения осуществят два человека (один — акиру, другой — hанаху). Но — в действиях одного человека. Иначе говоря, половина действия идее шаббата не вредит.
На нашем листе Талмуд выдвигает на рассмотрение и еще один вопрос: какой «статус» в описанных выше обстоятельствах имеет рука человека?
Допустим, человек стоит на улице и через окно протягивает руку в дом. Должны ли мы формально считать, что его рука, как часть тела, остается на улице или вынуждены признать, что она, находясь в «объемном» пространстве дома, становится «частью» этого внутреннего пространства?
Рука человека в этой ситуации, — говорит Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — частично «принадлежит» дому, частично — улице.
Понятно, что рука в контексте нашей общей концепции — символ желания человека проникнуть в другой, высший мир (или же — символ желания Творца открыть нам в нашем мире какие-то крупицы своей Мудрости). Отсюда ясен и вывод: рука, символизируя стремление заглянуть в другой мир, естественно, принадлежит одновременно обоим мирам.
Завершив на данном этапе эти основополагающие мировоззренческие рассуждения, Талмуд переходит к рассмотрению практических аспектов законов субботы.
Важно подчеркнуть, что наши обзоры второго и третьего листов трактата Шаббат не преследовали цель подвести читателя к практическим заключениям в установлении ѓалахи (еврейский практический закон). Они сконцентрированы на том, чтобы дать определенную основу для понимания круга вопросов, связанных с обсуждением первой темы трактата — о перенесении предметов из одного вида владения (к примеру, решут а‑яхид) — в другое (скажем, решут а‑рабим).
Заканчивая в данном обзоре разъяснение Мишны, остается отметить, что, представляя собой Устную Тору (Учение жизни), Мишна, конечно же, прежде всего, имеет в виду законы поведения человека, которые он должен соблюдать уже сейчас, в нашем мире.
В следующем обзоре мы приступим к детальному, насколько это возможно, первого закона субботы — о перемещениях предметов из одного вида владения в другое, которые в субботу — запрещены...
Элиягу Эссас
На нашем листе Талмуд, обсуждая детали законов шаббата, продолжает рассматривать ситуацию, обозначенную на предыдущем листе (см. обзор листа 3). Напомним предлагаемые обстоятельства. Некто, чтобы испечь каравай, еще до наступления субботы прилепил к стенке горячей печи кусок теста. И вот шаббат наступил, а тесто так и осталось на печной стенке. Что делать?..
Теперь Учителя усложняют задачу, формулируя проблему иначе: человек прилепил к стенке печи кусок теста для каравая, когда шаббат уже наступил.
Тут возникают два главных вопроса.
Первый — почему он это сделал? И в данном случае на обсуждение выдвигаются три варианта:
1. Некто положил тесто в печь, забыв, что пришла суббота и это нельзя делать.
2. Человек думал, что испечь каравай разрешается и в шаббат.
3. Он совершил преднамеренный поступок (знал, что в шаббат нельзя помещать тесто в горячую печь, но все же сделал это).
Второй вопрос — каковы результаты такого поступка?
Предположим, человек, поместив кусок теста в печь, вскоре понял, что совершил ошибку, — говорит рав Биби бен Абайе. — Можно ли разрешить ему специальной лопаткой снять это тесто со стенки печи еще до того, как оно подрумянилось? Придется ли этому человеку искупить свою вину приношением хатат (приношение в Храме, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку)?
Что имеет в виду рав Биби, задавая такие вопросы? — спрашивают Учителя более поздних поколений. — Может ли в ситуации, которую он исследует, идти речь о приношении хатат?
Допустим, он забыл, что началась суббота, и по ошибке (непреднамеренно) положил тесто в горячую печь. Но ведь потом он вспомнил об этом, понял, что ошибся, и с разрешения раввина вынул не испекшееся тесто из печи. И, следовательно, приношение хатат тут не при чем. Приношение этой категории, по установленным правилам, предусматривает «полную» ошибку. Когда человек, что называется «не ведает, что творит». Да и потом, кто же даст разрешение вынуть из печи, пусть не подрумянившееся, тесто в шаббат?
Если же имеется в виду преднамеренный поступок, опять же мы не будем говорить о приношении хатат. Ибо такой человек должен получить строгое наказание, которое полагается ему за нарушение закона субботы.
Возможно, рав Биби рассматривает ситуацию, — выдвигает гипотезу рав Шила, — когда один человек по ошибке прилепил кусок теста к печной стенке (совершил непреднамеренный проступок), а разрешение вынуть его из печи в субботу дали — другому.
Никто не вправе нарушать закон, чтобы спасти другого человека от наказания за нарушение закона, — резюмирует Талмуд. И гипотеза рава Шилы не получает развития.
Скорее всего, рав Биби имел в виду преднамеренное нарушение субботы, — говорит рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), когда человек, помещая тесто в печь, знал, что шаббат наступил, знал, что этого делать нельзя.
Отметим здесь общий момент: тяжесть проступка (а, соответственно — и наказание) определяется мотивом неправильного поведения нарушителя субботних законов.
Талмуд на этом этапе обсуждения принимает позицию рава Аши и переходит к анализу следующей ситуации.
Допустим, в субботу бедняк просунул руку в окно дома, взял из рук хозяина дома корзинку с продуктами и вынес ее за пределы частного владения. Или, наоборот: в шаббат бедняк внес из общественного владения корзинку с продуктами в дом и передал ее в руки хозяина...
Спрашивается, полагается ли за это наказание и кто именно из двоих участников этого действа несет за него ответственность?
В Мишне нашего листа об этом, в частности, сказано:
Если бедняк протянул руку внутрь дома, взял из рук хозяина (дома) корзинку с едой и вынес ее в общественное владение; или, наоборот — внес в дом корзину с едой и отдал ее в руки хозяина, то ему (бедняку) полагается наказание...
Далее Талмуд приступает к анализу содержания Мишны.
Общий смысл данного текста понятен. Наказание полагается за нарушение субботнего запрета переносить какие-либо предметы из общественного владения (с улицы) — в частное (дом, принадлежащий определенной семье) или из частного владения — в общественное. И его получает тот, кто непосредственно осуществил данную работу (в данном случае — бедняк).
Однако Талмуд начинает детализировать обстоятельства. И уточняет, что корзина в обоих случаях (из общественного владения в частное и наоборот) передается из рук в руки (с ладоней — в ладони). И тогда всплывает вопрос: за что же должны наказать бедняка? Ведь существует правило: наказание полагается, если некто снял «объект переноса» с поверхности, шириной — не менее четырех ладоней (или поставил этот «объект» на такую поверхность). А в нашем случае речь идет о поверхности в две ладони шириной...
На этом наш лист заканчивается. И дальнейшее обсуждение проблемы переносится на следующий лист.
Наш лист — прямое продолжение второй части предыдущего листа. Талмуд углубляется в исследование Мишны, прерванное на самом интересном месте (текст Мишны и начало ее обсуждения — см. обзор листа 4).
В самом деле, за что бедняк заслуживает наказание?
Да, он, как говорится в Талмуде (см. там же), перенес «объект» в шаббат из общественного владения в частное (или наоборот). То есть — совершил запрещенное в субботу действие. Однако в случае, который здесь рассматривается, присутствует обстоятельство, которое, согласно закону, казалось бы, освобождает его от ответственности. Речь о том, что он получил (или передал) корзину — из рук в руки. Выражаясь «юридическим» языком Талмуда, он снял «объект» с двух ладоней хозяина дома и принял его на собственные ладони. А закон уточняет параметры: поверхность, с которой «объект» снимается, а также та, на которую перенесенный «объект» ставится, должна быть не меньше четырех ладоней в длину и четырех — в ширину. Только тогда человеку, нарушившему данный запрет, полагается наказание.
Как же нам понимать положение Мишны?
Скорее всего, есть здесь некие нюансы, которые опровергают наши «подсчеты», обозначенные выражением «с рук на руки».
Учителя выдвигают несколько вариантов объяснений.
1. Мишна подразумевает, что хозяин держал корзину, размеры днища которой превышали указанные в законе параметры (более чем 4 х 4).
2. Мишна рассматривает ситуацию, когда хозяин дома, отдавая бедняку корзину с едой, держал ее в руках на таком расстоянии от пола, что оно оказалось менее трех ладоней в высоту. И бедняк был вынужден поднимать «объект» снизу. Дело тут в том, что если объект находится на высоте, менее трех ладоней от земли или от пола, эта высота в расчет вообще не принимается. В этом случае следует считать, что «объект» взят как бы с полу или с земли.
3. Бедняк, протягивая корзину хозяину дома или принимая «объект» от хозяина, стоял в углублении (в яме), которое образовалось перед входом. Так, что его ладони оказались на высоте не более трех ладоней от уровня земли.
4. Мишна дает указания при особых обстоятельствах, когда бедняк, передающий хозяину или принимающий из его рук корзину — очень маленького роста. То есть он настолько мал, что его руки не поднимаются над землей на уровень, выше трех ладоней.
Рассмотрев приведенные здесь варианты разъяснений, Талмуд подводит итог: в жизни, конечно же, бывает всякое, но для Мишны, которая обычно дает общее направление накладываемых ограничений, описанные обстоятельства слишком уж «специфичны».
Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), исследуя содержание Мишны, открывает в ней совершенно иную, неожиданную грань Истины. В законе, уточняющем параметры, превышение которых грозит человеку, переносящему в шаббат «объект» из частного владения в общественное (и наоборот), наказанием, — говорит он, — понятие «ладонь» используется лишь как мера длины. И — не более. Эта «мера» применима к любым поверхностям, с которых объект снимается при перенесении «объектов» в шаббат (или на которые «объект» ставится). Но две ладони человека, как важнейшие части его тела — всегда превышение этих ограничительных параметров. Поэтому-то в нашем случае бедняк, который принял (или передал) корзину из рук в руки и перенес ее из частного владения в общественное (или наоборот), должен получить за это наказание.
Как это часто бывает, исследуя конкретную тему, Талмуд попутно дает и некоторые «параллельные», лишь косвенно связанные с ней правила.
Так, на нашем листе разбирается ситуация, когда в субботу, находясь в общественном владении, один человек бросает какой-либо предмет другому человеку, и тот его ловит. Спрашивается, кто из этих двоих заслуживает наказание?
По закону в шаббат запрещается не только переносить «объекты» в общественном владении, но и — бросать их на расстояние, превышающее четыре локтя. Понятно: тот, кто бросил «объект» на запретное расстояние, нарушил закон и подлежит наказанию. Ибо он, безусловно, действовал преднамеренно. Тот, кто этот «объект» поймал, от ответственности освобождается. Все это в том случае, — вносит уточнение Талмуд, — если, принимая брошенный предмет, «партнер» не сдвинулся с места.
Дело тут в том, — объясняют Учителя, — что в случае, если человек, поймав предмет, не сдвинулся с места, действие бросающего можно расценивать как преднамеренное. Ибо его бросок имел определенный адрес и определенную цель. А преднамеренное нарушение запрета — наказуемо.
Если же «партнеру», чтобы поймать предмет, пришлось переместиться в сторону, куда летел «объект», тут, мы можем воспринимать действия бросающего как непреднамеренные (человек, скажем, просто отбросил «объект», никому его не предназначая). В этой ситуации тот, кто бросил объект, от ответственности освобождается.
Как расценивать ситуацию, когда человек, принимающий «объект», сначала было, сдвинулся с места, а потом вернулся туда, где стоял? — спрашивают Учителя.
На этот вопрос Талмуд не дает ответа.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с перенесением предметов в шаббат. И углубляется в анализ различных ситуаций, когда человек в субботний день берет вещь в частном владении и несет ее во владение общественное. Или — наоборот, из общественного владения — в частное (начало обсуждения темы — см. обзоры листов 4 и 5).
Мишна, приведенная на нашем листе, описывает конкретные обстоятельства, вычерчивая одно из направлений исследования. В ней, в частности, сказано:
Тот, кто (в шаббат) выносит (предмет) из магазина на площадь (общественное владение) и идет (с этим предметом) через площадку с лавочками (где обычно сидят продавцы и покупатели), отвечает (за это) по всей строгости закона.
Такой позиции придерживается большинство Учителей, составителей данной Мишны.
Однако Бен Узай (Учитель Мишны) открывает здесь иную грань Истины.
Такой человек, — говорит он, — от наказания освобождается...
Приступая к анализу Мишны, Талмуд ставит перед собой цель — найти логическое обоснование столь разных позиций. А для этого, прежде всего, уточняет терминологию, которой оперируют составители Мишны, приходя к определенным выводам. Ибо главное здесь — к какому виду владений относятся «пункты следования» человека, который в шаббат переносит объект из одного места — в другое. Недаром Мишна подчеркивает: «из магазина» — «на площадь», но — «через площадку со скамейками».
Существует четыре вида владений, — дает определение Талмуд.
1. Частное (решут а‑яхад).
2. Общественное (решут а‑рабим).
3. Кармелит.
4. Птур.
И рассматривает каждый вид владений в отдельности.
Магазин — это типичный пример частного владения. Частным владением также следует считать, например, дом и прилегающий к нему участок, если он с четырех сторон огорожен забором, не менее десяти ладоней в высоту. Иными словами, это — территория, принадлежащая одному человеку или нескольким конкретным людям.
Термин «общественное владение» применим к проезжей дороге, большой площади, сквозной улице и т. п. То есть — к территориям, которыми постоянно пользуется множество людей.
Владение, обозначенное термином «кармелит» — не частное и не общественное. С одной стороны, такое владение конкретным людям не принадлежит, с другой стороны — им, как правило, пользуется ограниченное число людей. К этому виду относится в нашем случае площадка перед магазином, на которой установлены скамейки. На эту площадку люди не ходят толпами. И останавливаются на ней лишь немногие — те, кто оказался тут с определенной целью.
Сюда же, к категории владения кармелит, следует отнести и дворы, куда выходят несколько домов, несквозные улицы и переулки (тупики) и т. п.
Вид владения под названием «птур» это, например — столб (если его толщина менее 4‑х ладоней, а высота — более 10‑ти), траншея (глубиной в 10 ладоней и шириной — менее 4‑х), пространство общественного владения, выше 10‑ти ладоней над уровнем земли.
Теперь вернемся к задаче, которую дает Мишна.
Итак, известно, что в шаббат нельзя выносить предметы из частного владения — в общественное (см. обзор листа 4). Если некто все же сделал это, причем, намеренно, ему полагается наказание. Если он сделал это по ошибке, ему предстоит искупить вину приношением хатат (символизирует раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Однако в Мишне указывается и промежуточный «пункт следования» (площадка со скамейками), через который человек несет из магазина объект. Возможно, это обстоятельство меняет ситуацию?
В данном случае нам необходимо знать, как расценивается перенесение объекта в шаббат из частного владения — в кармелит.
Если частное владение объединено с кармелитом, образуя эрув, — дают разъяснение Учителя, — в пределах эрува переносить предметы в субботу разрешается. Если же эрува нет, подобные действия — запрещены.
Обстоятельства, описанные в Мишне, наличие эрува не предполагают. И, следовательно, в субботу переносить предмет из магазина на площадку с лавочками — нельзя.
Такой запрет существует, — подчеркивает Талмуд. — Но наказание за это не предусматривается. Точно также нельзя в шаббат выносить объекты из владения категории кармелит — в общественное владение. Но тот, кто подобное действие совершил, от наказания освобождается.
Суммируя сказанное, можно понять, на чем основаны позиции составителей Мишны.
Анализируя ситуацию, Бен Узай исходит из того, что человек, взяв в магазине в шаббат какую-то вещь, вынес ее во владение кармелит, где он как бы сделал «остановку», а потом из владения кармелит перенес эту вещь в общественное владение. И получается, что он допустил нарушение, за которое наказание ему не полагается.
На чем же основана позиция других Учителей?
Они рассматривают ситуацию иначе, — разъясняет Талмуд. — С их точки зрения, человек, выйдя из магазина с объектом в руках, все время был в движении и проследовал через площадку с лавочками без остановки. Значит, он просто-напросто перенес вещь из частного владения — в общественное. А это не только запрещено, но и — наказуемо...
Детально исследуя законы шаббата о переносе предметов в субботу, Талмуд на нашем листе продолжает уточнять параметры владений разных видов, соотнося их с реально существующими в жизненной практике территориями (пространствами). И это чрезвычайно важный вопрос. Ибо понимание того, к какому виду владения будет отнесена интересующая нас территория, куда человек намеревается нести предмет, дает ему возможность избежать нарушения запрета на перенесение предметов в шаббат. Ведь этот запрет, как мы успели убедиться, имеет свои нюансы.
На предыдущем листе Учителя отмечали, что владения бывают четырех видов: частное, общественное, кармелит и птур (см. обзор листа 6).
Здесь же, на этом листе Талмуд приводит конкретные примеры. И выясняет, к какому виду владений следует отнести те или иные пространственные «объекты».
Как, допустим, с этой точки зрения определить море или долину?
Это — не частное и не общественное владение, — подчеркивает Талмуд. — Назвать море и долину птуром мы также не можем (см. там же). Значит, остается одно: море и долину следует считать владением кармелит.
Но почему же мы сразу говорим, что долина — не общественное владение? — спрашивают Учителя. — Ведь в некоторых текстах долина все же названа общественным владением.
Талмуд выдвигает возможные варианты, объясняющие, почему долину могли назвать «общественным владением».
Вполне вероятно, что текст был сформулирован так: «в долине в субботу запрещено переносить предмет на расстояние, превышающее четыре локтя (во времена Талмуда — мера длины, примерно, 0,5 м)». Действительно, это правило применимо к общественному владению. Однако отсюда не следует вывод, что долина — общественное владение, а не кармелит.
Рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Если о долине и можно говорить как об «общественном владении», — заключает он, — то лишь в определенном контексте. Речь, скорее всего, идет о территории, на которой имеется карнеф (участок, с четырех сторон огражденный забором). Этот участок, обнесенный изгородью в 10 ладоней (мера длины — около 10‑ти см) в высоту — частное владение. А примыкающая к нему земля — общественное.
Тут возникает интересный вопрос: можно ли в карнефе переносить вещи в субботу?
Формальных возражений по этому поводу, казалось бы, быть не должно. Ведь в частном владении это (в большинстве случаев) разрешается. Однако Талмуд сообщает, что Учители приняли специальное установление: обычный закон о переносе вещей в частном владении распространяется и на карнеф, если в нем стоят жилые дома; если же жилых домов на огражденном участке нет, в субботу здесь нельзя переносить предметы на расстояние, более четырех локтей (как в общественном владении). Но если кто-то в шаббат внес (или бросил) в него предмет из общественного владения, ответственности за это такой человек не несет.
Далее Талмуд вносит в определение видов владений дополнительные уточнения.
В некоторых случаях кармелитом становятся части общественного владения, — говорит раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
К примеру, если жилой дом построен в общественном владении, может получиться так, что по не огражденному участку, прилегающему, скажем, к одному из его углов, большинство жителей населенного пункта ходить не будут — это им неудобно. В такой ситуации означенный участок считается кармелитом.
Если в общественном владении поставили столбы, — приводит свой пример рав Дими, — на которых торговцы могут развешивать свои товары, превращая данную территорию в импровизированный рынок, земля, где стоят эти столбы, рассматривается как кармелит.
Площадка с лавочками, примыкающая к магазину — одно дело, — выдвигают возражение раву Дими Учителя. — Люди используют ее лишь для того, чтобы, допустим, передохнуть, сделав покупки. Совсем другое — пространство между столбами — неудобства для прохожих они не создают. И получается: если площадка, на которой установлены скамейки — кармелит (см. обзор листа 6), то участок земли со столбами — общественное владение.
Рав Хисда (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; 3‑й век) моделирует такую ситуацию. Допустим, в общественном владении вертикально поставили длинный кирпич. Если некто в субботу с расстояния в четыре локтя бросит в него сбоку липкий предмет и предмет этот к кирпичу прилипнет, этот человек будет наказан. Однако, если он бросит тот же предмет вверх, наказание ему не полагается.
В чем суть различия в обстоятельствах, спрашивается, позволяющего по-разному расценивать поведение человека?
Дело тут в том, — объясняет Талмуд, — что поставленный в общественном владении кирпич, высотой более трех ладоней и меньше четырех — толщиной, превращается в птур. Когда человек бросает в этот кирпич липкий предмет, и он к этому кирпичу прилипает, выходит, что он своим броском как бы перенес «объект» из владения одного вида — во владение другого вида. А делать это в шаббат — запрещено. Соответственно, когда он бросает предмет вверх, «объект» как был, так и остается в общественном владении. Поэтому от ответственности этот человек освобождается...
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать законы о перенесении предметов в шаббат. Речь идет о запрете переносить объекты из владения одного вида (к примеру, решут а‑яхид) — во владение другого вида (скажем, во владение, которое на иврите обозначается термином решут а‑рабим; об этом — см. на сайте, например, обзор листа 2).
Из содержания предыдущих листов, которые мы уже обсуждали, нам также известно, что существуют и другие, дополнительные виды владений. Это — кармелит и птур (см. обзор листа 6). Они достаточно тесно связаны с основными видами владений (решут а‑яхид и решут а‑рабим). И иногда непросто определить, к какому виду относится тот или иной «пространственный объект». А ведь от этого зависит, как следует расценивать поступки человека.
Именно такими непростыми случаями и занимаются Учителя на нашем листе, моделируя самые разнообразные ситуации.
Допустим, человек воткнул в частном владении шест, высотой в десять локтей (во времена Талмуда — мера длины) — говорит рав Хисда (один из крупнейших Учителей Талмуда в третьем поколении; Вавилон, 3‑й век). — Потом, в шаббат из общественного владения бросил на него какой-либо предмет, который повис на вершине этого шеста. Спрашивается, заслуживает ли такой человек наказание?
Проанализировав «модель», рав Хисда дает такой ответ: человека, совершившего это действие в субботу, необходимо наказать по всей строгости закона.
Но почему? — спрашивают другие Учителя. — Ведь шест — это птур. И, значит, наказание этому человеку не полагается.
Частное владение простирается до самого Неба, — объясняет Талмуд. — Поэтому следует считать, что человек бросил предмет из решут а‑рабим — в решут а‑яхид, а за это, как известно, он несет ответственность.
Талмуд выдвигает на обсуждение другую, весьма интересную ситуацию.
В шаббат человек схватил в общественном владении пчелиный улей и бросил его — в частное... Как нам к этому относиться?
Далее даются уточнения: улей был цилиндрической формы и сплетен из тростника; его высота — 10 ладоней; сверху у него было отверстие. Видимо, для решения задачи все приведенные детали важны.
Если диаметр пчелиного домика был явно меньше 6‑ти ладоней, — отмечает Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — человек заслужил наказание: если — больше 6‑ти ладоней, от наказания он освобождается.
Запреты субботы, как говорилось (см. на сайте, к примеру, обзор листа 2) выводятся на основе перечисления работ, необходимых для строительства и функционирования Мишкана (переносного Храма в пустыне) — объясняет Талмуд. — При сборке и разборке Мишкана переносили с тележек и скрепляли или, наоборот — разъединяли и укладывали на тележки отдельные детали. То есть речь шла о предметах, но — не о целых владениях, на перенесении которых запреты Торы не распространяются. Здесь мы, возможно, имеем дело, с перенесением целого владения из одного владения — в другое владение.
Как мы знаем, пространство, ширина которого — четыре ладони, а высота — десять ладоней, можно определить как решут а‑яхид (частное владение). Теперь посмотрим, что это нам дает в применении к нашему случаю.
Если диаметр пчелиного домика — шесть ладоней или больше, в этот цилиндр можно вписать квадрат, каждая из сторон которого будет иметь длину в четыре ладони (Талмуд производит математический расчет и доказывает, что это действительно так). В этом случае данный улей, сам по себе — частное владение. Поэтому человек, перебросивший такой улей из общественного владения — в частное, от ответственности освобождается.
Если же диаметр цилиндрического пчелиного домика — явно меньше шести ладоней, мы будем рассматривать его как отдельный предмет. А за перенесение (переброску) предмета из решут а‑рабим в решут а‑яхид полагается суровое наказание.
Однако Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) открывает в этой проблеме иную грань Истины.
Даже если диаметр такого пчелиного домика — явно меньше шести ладоней, человек, перебросивший его из решут а‑рабим в решут а‑яхид, от наказания освобождается.
Дело в том, что прутья тростника обычно торчат кверху, — поясняет Рава свою точку зрения, — превышая высоту в десять ладоней. И поэтому мы можем рассматривать этот улей как птур. Следовательно, речь все же идет о перемещении целого владения, и закон Торы к этой ситуации не применим.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение еще одну ситуацию.
Положим, в общественном владении стоит столб (высота — девять ладоней). Очень многие используют его — ставят на него груз, который несут на плечах, чтобы передохнуть или устроить его удобнее.
Известно, что столб толщиной в четыре ладони и высотой от трех до десяти ладоней считается владением кармелит. Если же его толщина — меньше, это — птур.
Как расценивать поведение человека, который в шаббат бросил предмет на верхнюю поверхность этого столба с расстояния, превышающего четыре локтя?
В данном случае толщина столба не имеет принципиального значения, — поясняет Талмуд. — Главные фактор здесь — небольшая высота столба (всего девять ладоней, и это обусловило удобство его использования) и то, что им пользуется много народу. Эти факторы превращают наш столб в неотъемлемую часть решут а‑рабим. И, следовательно, человек, в субботу бросивший предмет на верхнюю поверхность этого столба с расстояния, превышающего четыре локтя, должен быть наказан. Ибо перенесение предметов на расстояние, больше четырех локтей, в шаббат — запрещается.
Как поступают с человеком, который при тех же условиях в субботу бросил предмет в яму, глубина которой — девять ладоней? — спрашивает Талмуд.
Этот человек заслужил наказание, — заключает рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века). — Ибо это — аналогичный случай. Тора теоретически «уравнивает» высоту и глубину. То есть проблема с ямой расценивается так же, как и проблема со столбом, если их измерения одинаковы.
Но Рава и в этом вопросе усматривает иную грань Истины. Яма непригодна для «массового использования», — подчеркивает он. — Поэтому человек, в шаббат бросивший в нее предмет, от наказания освобождается...
На нашем листе Учителя, продолжая обсуждать проблемы перенесения объектов в шаббат (действие hоцаа), моделируют новые ситуации, соотнося их с законами Торы.
Речь идет о запрете переносить объекты из владения одного вида (скажем, общественного владения — решут а‑рабим) во владение другого вида (допустим — частное, решут а‑яхид).
Из содержания предыдущих листов, которые мы обсуждали, нам известно, что существуют и другие виды владений — кармелит и птур (см. обзор листа 6) — которые «встроены», например, в решут а‑рабим. И если человек, совершая действие hоцаа, использует их, общая картина меняется. Другой вопрос — как правильно это определить? Ибо здесь есть немало нюансов.
Выяснением таких нюансов и занимается Талмуд на нашем листе.
К примеру, мы уже достаточно подробно разбирали случай, когда бедняк стоит вне дома (в решут а‑рабим) и берет у хозяина этого дома (из решут а‑яхид) корзинку с едой или, допустим, кусок хлеба; или, наоборот — передает корзину ему (см. обзор листа 2). Теперь Талмуд добавляет к общей картине дополнительную деталь: бедняк стоит снаружи, но — на крыльце. И задается вопросом: как это обстоятельство влияет на решение проблемы?
Если бы он просто стоял перед домом и просунул руку в окно, ему, если не рассматривать некоторые нюансы (см. обзор листа 3), полагалось бы наказание. Может ли изменить ситуацию факт, что человек стоит на крыльце? Ведь он по-прежнему находится вне дома (а, значит, казалось бы — в решут а‑рабим).
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Учителям требуется уточнение. О каком крыльце речь? — спрашивают они.
Если это — маленькое крыльцо (площадью не более 4 х 4 ладони), поднятое от земли на высоту не более 3‑х ладоней, — объясняют Учителя необходимость уточнения, — оно представляет собой владение птур. Тогда, если бедняк взял предмет из рук хозяина (из частного владения) или что-то ему передал, а потом вынес «объект» в общественное владение (или до этого внес «объект» на крыльцо), наказание ему не полагается. Ибо из владения птур разрешается переносить (как вносить, так и выносить) объекты и в решут а‑рабим и в решут а‑яхид.
Чтобы действие hоцаа в данных обстоятельствах не повлекло за собой наказание, — говорят некоторые Учителя, — надо, чтобы на крылечке небольшого размера стоял не бедняк, а — некий посредник (третий человек).
Во избежание путаницы (люди, к примеру, могут неправильно оценить размеры крыльца), — уточняет Талмуд, — Учителя постановили, что переносить объекты в этих условиях (даже если посредник стоит на крыльце «допустимого» размера) надо запретить. Такой запрет ввел в практику, например Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век).
Однако, если все же такое действие совершено, никого их троих участников (хозяин, бедняк и посредник) не наказывают.
Впрочем, и в этом постановлении есть и свои нюансы.
Если дверь в дом открыта, — подчеркивают другие Учителя, — бедняк, стоя на крыльце, может получить от хозяина, скажем, корзину с едой или передать что-то хозяину. Ибо в таком случае крыльцо как бы присоединено к дому и становится частью в решут а‑яхид. Если же дверь дома закрыта, крыльцо следует рассматривать как часть решут а‑рабим. И тогда передавать «объект» в дом (и из дома) — запрещается.
Открытой двери, для того, чтобы объединить дом с крыльцом, недостаточно, — выдвигает возражение Талмуд. — Для этого нужно «отгородить крыльцо от внешнего мира» (решут а‑рабим). Допустим — вертикальной доской (такая доска-знак на иврите — лехи). Тогда каждый будет знать, что крыльцо включено в частное владение.
Никаких проблем в шаббат с действием hоцаа не возникнет, — вносит свое уточнение Рав, — если дом связан со своеобразным переулком, над которым имеется крыша, крыльцо — как бы продолжение этого переулка (и хотя бы половина его оказывается под общей крышей), а дверь в дом открыта.
Крытый переулок Тора считает частным владением, а общая крыша и открытая дверь объединяет с данным решут а‑яхид жилой дом. Переносить в шаббат объекты внутри частного владения по законам Торы — разрешается.
Если же дверь дома закрыта, то крыльцо, независимо от того, находится оно под одной крышей с крытым переулком или нет, по отношению к этому дому считается общественным владением. Поэтому в такой ситуации в шаббат осуществлять с этого крыльца действие hоцаа — нельзя.
Рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) вносит в описание ситуации свое дополнение.
Допустим, — говорит он, — что крыльцо дома полностью находится под крышей, соединенной с крышей переулка. Но крыша над крыльцом как бы разделена надвое — в ней есть некий перпендикулярный просвет, а дверь дома расположена как раз под этим просветом. Если ширина каждой из частей крыши — незначительно меньше 4‑х ладоней, а просвета — меньше 3‑х ладоней, в силу вступает правило «лавуд», согласно которому разделенную надвое крышу следует считать единым целым (получается, что ширина крыши над крыльцом — явно больше 4‑х ладоней).
Если при таких обстоятельствах дверь дома открыта, крыльцо составляет с домом единое частное владение. И, соответственно, для перенесения с крыльца и на крыльцо объектов в шаббат нет никаких препятствий.
Если же дверь — заперта, действие hоцаа в субботу производить нельзя, ибо крыльцо в этом случае рассматривается как часть общественного владения...
В заключительной части нашего листа Талмуд переходит к другой теме и приводит новую Мишну, которая посвящена правилам поведения человека перед субботой
В этой Мишне, в частности, читаем:
Человек не должен сидеть у парикмахера, если еще не помолился минху (послеполуденная молитва, в данном случае — перед наступлением шаббата, но не только), а также — идти в баню, в мастерскую обработки кожи, в суд, не должен садиться за стол и есть...
Прерывают (все виды деятельности), чтобы произнести Шма (молитва Шма, Исраэль — «Слушай, Израиль...»)...
Обсуждение Мишны переносится на следующий лист.
Барух Шнайдер
На нашем листе Талмуд приступает к обсуждению новой Мишны (ее текст помещен в конце предыдущего обзора — см. обзор листа 9).
Прежде всего, отметим, что, начиная с заключительной части предыдущего листа, Талмуд переходит к рассмотрению темы — подготовка к шаббату. В связи с этим в Мишне перечисляются действия, которые запрещается осуществлять накануне шаббата, незадолго до его наступления, а также — перед тем, как приходит время послеполуденной молитвы, то есть — минхи (даже в будние дни).
К таким действиям, напомним, Мишна (в своей первой части) относит стрижку волос, мытье в бане, работу в кожевенной мастерской, проведение трапезы и судопроизводство. Дело в том, что, занимаясь этими и другими подобными делами, человек рискует «увлечься» и пропустить время, когда можно молиться минху (прочесть эту молитву необходимо в интервале, который начинается через полчаса после полудня и заканчивается с заходом солнца).
Поэтому даже в будние дни, — подчеркивают Учителя, — с наступлением времени минхи, прежде, чем приступать к такого рода занятиям (если он собирается сделать что-то из этого днем), человеку следует помолиться.
Во второй части Мишна рассматривает иной вариант.
Допустим, человек прочел шахарит (утренняя молитва) и занялся работой (одним из видов работ, обозначенных в первой части Мишны). В какой-то момент он обнаружил, что может пропустить послеполуденную молитву. Как он должен поступить, если определенная работа, начатая им, к этому времени все еще не закончена?
Любое занятие следует прервать для чтения молитвы Шма, Исраэль, — сказано в Мишне.
Потому что ежедневное ее произнесение (два раза в день) — заповедь Торы (мицва де-орайта), — объясняет Талмуд. — Пропускать это нельзя.
И добавляет: но бросать незаконченную работу для чтения остальных молитв, в том числе молитвы минхи, он — не обязан (это делается по постановлению Учителей — мицва де-рабанан).
Анализируя содержание Мишны, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: какое, собственно, время подразумевается в Мишне?
Да, время прочтения дневной молитвы, казалось бы, уже определено. Однако этот временной интервал, о котором мы говорили, разделен как бы на две части: первая часть этого интервала — минха гдола (большая минха), вторая — минха ктана (малая минха). Время большой минхи заканчивается (и соответственно, начинается время малой минхи) за два с половиной часа до захода солнца.
Тут следует отметить, что «часом» Талмуд называет одну двенадцатую часть светового дня или ночи.
Но вернемся к вопросу, о каком из этих двух временных интервалов идет в Мишне речь.
Рассмотрев ситуацию, Талмуд приходит к выводу, что в Мишне говорится о первой части периода чтения послеполуденной молитвы (о так называемой «большой» минхе). Поэтому и дается такое дополнение: если человек начал заниматься каким-то конкретным делом, то прерываться и бросать его незаконченным он не должен. Потому что до захода солнца у него еще остается немало времени. У него еще есть возможность помолиться минху, завершив процесс.
Из этого логически следует, что в случае, когда до захода солнца остается мало времени (вторая часть периода, предназначенного для чтения минхи — минха ктана, так называемая «малая» минха), человек обязан прервать работу и помолится.
По поводу чтения аравита (вечерняя молитва), — подчеркивает Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — иные правила. Известно, что с наступлением времени вечерней молитвы необходимо прерваться, даже если человек находится в процессе трапезы. Чем это объяснить?
Учителя вынесли такое решение, — объясняет Талмуд, — опасаясь, что, выпив вина за вечерней трапезой, человек может опьянеть. И потом помолиться просто не сможет (а прочесть аравит надо обязательно) Насчет минхи такого устрожения нет, потому что днем вероятность, что человек выпьет больше вина, чем следует — минимальна.
Приводит Талмуд и другое объяснение этому, учитывающее человеческую психологию.
Зная, что временной период, когда возможно чтение минхи, ограничен заходом солнца, человек боится опоздать и с большим вниманием следит за течением времени. Для чтения аравита у него, по сути — вся ночь. Засидевшись за трапезой, он может потерять бдительность и невзначай заснуть. А проснется — и выяснится, что он вообще пропустил время вечерней молитвы...
На нашем листе Талмуд обсуждает различные запреты и установления Учителей, выведенные для того, чтобы оградить человека от возможных нарушений законов субботы. Речь идет о непреднамеренных проступках, которые нетрудно совершить по ошибке или оплошности.
Этому и посвящается Мишна, которая приводится на нашем листе. В ней, в частности, сказано:
Незадолго до наступления шаббата портной не должен выходить на улицу (в общественное владение) со швейной иглой, софер (переписчик текстов) — с пером и т. п., дабы (случайно, не заметив, что шаббат уже наступил, или, забыв, что в руке — привычный инструмент для работы) не нарушить шаббат, перенеся инструмент на расстояние в четыре локтя в общественном владении или — из одного владения в другое...
Если подобное произойдет, — подчеркивают Учителя, обсуждая текст Мишны, — это будет непреднамеренный проступок, и наказание за него не полагается. Однако необходимо делать все, чтобы избежать нарушения субботних запретов.
В этой же Мишне рассматриваются и другие проблемы, связанные с использованием свечей в шаббат. В этой ее части мы, к примеру, читаем:
В шаббат запрещается перебирать мелкие вещи и читать при свете свечи...
И еще: Ученикам разрешается читать при свете свечи, но при условии, что за ними (при этом) ведет наблюдение учитель. Самому же учителю читать при свете свечи нельзя...
Тут сразу же следует пояснить, что речь идет не о восковых (или парафиновых) свечах, которыми в основном люди пользуются сегодня, но — о масляных светильниках. Именно такие, масляные, светильники использовали на Востоке во времена Талмуда. Их конструкция имела свои особенности. Они состояли из сосуда (по форме напоминающего маленький заварочный чайник), в который наливали оливковое масло, и фитиля, вставлявшегося, как правило, сбоку. Чтобы увеличить пламя такой свечи, сосуд надо было наклонить, и фитиль активнее снабжался маслом.
Теперь нам проще понять предостережения Мишны. В шаббат, как известно, разжигать, а также увеличивать огонь — запрещено. Если же человек субботним вечером делает что-то с мелкими предметами или читает при свете свечи, он может, чтобы лучше разглядеть эти предметы или текст, машинально, не задумываясь, привычным движением наклонить сосуд. И тем самым — непреднамеренно нарушить один из субботних законов.
Но почему ученикам все-таки можно читать при свете свечи, а их учителю — нельзя?
«Загадки» тут никакой нет. За учениками, как отмечает, выдвигая необходимое условие, Мишна, следит учитель. И в случае, если кто-то из учащихся забудется и встанет со своего места, чтобы наклонить сосуд светильника, учитель успеет напомнить ему, что делать это запрещено. За самим же учителем никто не наблюдает. И он по забывчивости, увлеченный чтением, способен автоматически нарушить запрет.
Анализируя первую часть Мишны, Талмуд выдвигает вопрос: могут ли Учителя наложить запрет на какое-либо действие, чтобы оградить людей от непреднамеренного нарушения другого запрета?
Речь здесь идет, если можно так выразиться, о «двухэтажном» запрете (на иврите — гзера ли-гзера, то есть — «запрет на запрет»).
Учителя, — говорит Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — вполне могут принять гзера ли-гзера (наложить запрет на запрет). И примером этого, — подчеркивает он, — служит как раз наша Мишна.
Иную грань Истины усматривает в проблеме Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век).
Учителя, — говорит он, — не должны накладывать один запрет на другой. И в нашей Мишне (в первой ее части) этого нет.
В ходе исследования позиций Абайе и Равы Талмуд выясняет, что они не противоречат другу. Все дело лишь в том, что Абайе и Рава по-разному расценивают описанные в Мишне обстоятельства.
Логическая цепочка, выстроенная Абайе такова. Учителя принимают установление, запрещающее портному незадолго до наступления шаббата выходить на улицу с иглой для шитья. Нередко портные для удобства втыкают иглу на отворот своей одежды. И, выйдя на улицу, совершенно забывают о ней. Им и в голову не приходит порой, что с наступлением шаббата они, с иглой, скажем, на лацкане, нарушают закон субботы...
Абайе так и представляет себе ситуацию. От какого нарушения Учителя хотят оградить портного этим установлением? — спрашивает он. И отвечает: от запрета на перенесение предметов в шаббат из одного владения в другое. Но ведь Тора не запрещает в субботу переносить объект на одежде, это — устрожение, которое вводят Учителя (гзера дерабанан). И, следовательно, Учителя (как видно из текста Мишны) накладывают один запрет, чтобы человек не нарушил другой, ими же сформулированный. То есть, по сути — принимают гзера ли-гзера.
В свою очередь, Рава допускает, что портной перед шаббатом может выйти со швейной иголкой в руках. И если он забудет о ней, когда наступит шаббат, он, двигаясь дальше, может нарушить запрет Торы на перенесение объектов из одного владения в другое. Именно от этого нарушения и ограждает его установление, выведенное в Мишне. И получается, что никакого наложения одного запрета на другой (гзера ли-гзера) в приведенной здесь Мишне нет...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну, приведенную на предыдущем листе (см. обзор листа 11). В частности — положение, запрещающее в шаббат при свете свечи перебирать мелкие предметы, а также — читать.
Из содержания предыдущего обзора мы знаем, что этот запрет проистекает из закона Торы, согласно которому в субботу нельзя разжигать огонь и увеличивать пламя. Но ведь свечи зажжены еще до наступления шаббата. Так почему же не разрешается использовать их свет в практических целях?
Ответ на этот вопрос тоже дан в предыдущем обзоре. Напомним, что составители Мишны, тщательно изучив возможные ситуации, запретили в шаббат перебирать при свете мелкие вещи и читать, чтобы оградить людей от непреднамеренного нарушения субботнего закона (запрет на увеличение пламени свечи). Казалось бы, каждый и без того понимает, что в шаббат увеличивать огонь нельзя. Зачем же вводить дополнительные запреты?
Все дело в том, что человек способен настолько увлечься своим занятием — чтением, например — что может машинально допустить нарушение, увеличив свет, чтобы лучше рассмотреть, скажем, мелкие буквы. Будем иметь в виду, что речь идет не о привычных для нас восковых или парафиновых свечах, но — о светильниках особого устройства (см. обзор листа 11), использовавшихся во времена Талмуда. Пламя в них можно было усилить, автоматическим движением наклонив этот светильник.
Тут следует подчеркнуть, что даже неумышленное, совершенное по халатности нарушение субботнего закона — проступок, который во времена Храма человек должен был искупить корбаном хатат (корбан — приношение в Храме; хатат — вид приношения, символизирующий искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку).
На нашем листе в процессе обсуждения текста Мишны Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века) вносит в выведенный Учителями закон существенное уточнение. Субботний запрет перебирать мелкие вещи и читать при свете свечи, — говорит он, — действителен и в ситуации, когда свеча стоит высоко, на таком расстоянии от пола, которое намного превышает рост человека.
Понятно, что в ситуации, когда свеча стоит высоко, не существует прямой опасности автоматически нагнуть свечу, — продолжает Раба. — Но важно внести это дополнение, чтобы подчеркнуть глобальность запрета. Иначе в головах людей может возникать некая путаница...
Однако, исследуя содержание Мишны (в частности — пункт, позволяющий ученикам читать при свете шаббатней свечи, если они делают это под наблюдением учителя; см. обзор листа 11), Талмуд приходит к выводу, что этот запрет действителен лишь в ситуации, когда человек читает в одиночестве. Если же рядом с ним, когда он читает, находится кто-то еще — человек, который может напомнить ему о запрете нагибать свечу в шаббат, данный запрет снимается.
Но и тут не все так просто, как кажется на первый взгляд.
Некоторые Учителя вообще запрещают читать при свете субботней свечи, независимо от того, присутствует ли кто-нибудь при этом или нет. Означает ли это, что позиция группы Учителей входит в противоречие с содержанием Мишны?
Исследуя их точку зрения и соответствующий текст Мишны, Талмуд заключает, что никакого противоречия здесь нет.
В Мишне, когда она разрешает вдвоем читать при свете шаббатней свечи, подразумевается ситуация, когда двое людей читают один и тот же текст. В этом случае, — говорит Талмуд, — один человек контролирует действия второго. И если один из них, зачитавшись, протянет руку, чтобы нагнуть светильник (и увеличить пламя), второй напомнит, что делать это нельзя.
Группа Учителей, открывающая в данном вопросе иную грань Истины, рассматривает другую ситуацию: два человека (или больше) в шаббат, сидя в одном помещении, читают разные книги. Погрузившись в чтение, они не в состоянии наблюдать друг за другом, и могут не обратить внимания на то, что кто-то из них потянулся к светильнику, чтобы его наклонить.
Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), анализируя Мишну, уточняет, что правило, запрещающее в шаббат читать при свете свечи (светильника) не распространяется на знатных людей. И мотивирует это тем, что знатные и богатые люди даже в будни сами не нагибают свечу. И в шаббат не станут делать это, тем более. В доме знатного человека, — поясняет Талмуд, — по шаббатам (и в будни) горит множество свечей, и нет необходимости наклонять какую-либо из них, ибо и без того достаточно света.
Однако другие Учителя на этот счет придерживаются иной точки зрения. Талмуд приводит конкретный пример, рассказывая о том, что произошло с раби Ишмаэлем бен Элиша (Учитель Торы), который был очень богат и знатен. Однажды он хотел почитать в шаббат при свете свечи, будучи уверен при этом, что он-то уж точно случайно не нагнет свечу. Но, зачитавшись, в какой-то момент поймал себя на том, что рука его потянулась к свече, чтобы наклонить ее. И тут раби Ишмаэль воскликнул: «Сколь велика мудрость Учителей, запретивших читать в шаббат при свете!».
Тогда раби Ишмаэль все же нагнул свечу, чтобы лучше видеть текст книги, — говорит раби Натан (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — И нарушил тем самым предписание Торы. После этого он записал в своем дневнике: «Я, Ишмаэль бен Элиша читал в шаббат при свете свечи и нагнул ее. Когда будет построен Храм, я принесу лучшее животное в качестве корбана хатат...».
Действительно, история из жизни раби Ишмаэля дает нам, казалось бы, яркий пример того, что и знатному человеку не стоит в шаббат читать при свете свечи.
Но раби Аба (Учитель Талмуда в Эрец Исраэль; начало 4‑го века) усматривает в этом иную грань Истины. Случай с раби Ишмаэлем — не типичен, во всяком случае, не настолько, чтобы делать из него далеко идущие выводы, — подчеркивает он. — Потому что раби Ишмаэль, будучи богатым и знатным, был при этом очень скромным человеком. Особенно — во всем, что касалось изучения Торы. Глубоко погрузившись в чтение текста, он мог случайно наклонить свечу, как всякий обычный человек...
На нашем листе Талмуд переходит к обсуждению других запретов, выведенных Учителями — чтобы оградить людей от опасности нарушения запрета Торы по ошибке или оплошности. В процессе такого обсуждения моделируются новые и новые ситуации, которые могут возникать в жизненной практике, и уточняются различные детали и подробности.
Здесь, в частности, рассматриваются нюансы, связанные с отношениями мужа и жены в период, когда жена — нида (о значении этого понятия — см. на сайте, к примеру, обзоры недельной главы Тазриа, третий, четвертый и пятый годовые циклы обсуждения).
Известно, что Тора в этот период запрещает супругам вступать в интимные отношения. Муж и жена могут возобновить их только после того, как жена окунется в микву (специальный бассейн для духовного очищения), то есть — пройдет процедуру духовного очищения.
Также известно, что Учителя, чтобы оградить людей от невольной ошибки в соблюдении соответствующего закона Торы, все то время, пока жена — нида, не рекомендуют супругам спать в одной кровати.
Разрешается ли супругам при таких обстоятельствах, — спрашивают Учителя, — спать в одной кровати, при условии, что они лягут в постель одетыми? Ведь уже сам этот факт, что они спят, не раздеваясь, может служить напоминанием о запрете на интимную близость.
Чтобы ответить на этот вопрос рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века) проводит параллель с ситуацией, когда на один стол во время трапезы кладут мясо птицы и молочные продукты (см. на сайте, к примеру, обзор листа 104 трактата Хуллин). Можно ли это делать? — спрашивает он.
Речь тут, разумеется, идет о том, насколько велика опасность, что мясные и молочные продукты при этом случайно смешаются, а смешивать мясное с молочным законом Торы запрещено.
Представители школы Шамая (Шамай — выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) разрешают ставить на один стол блюдо из курицы и молочные продукты. При условии, что участники трапезы соблюдают закон о разделении мясной и молочной пищи.
Это — запрещено, — говорят представители школы Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, 1‑й век).
В результате дискуссии ѓалаха (еврейский практический закон) выводится на основе позиции Ѓилеля. То есть ѓалаха запрещает ставить на один стол мясо птицы и молочную еду.
Признав рассматриваемую ситуацию (см. выше) — аналогичной этой, рав Йосеф запрещает супругам, даже не раздеваясь, ложиться в одну кровать, если жена — нида.
Однако Талмуд выдвигает возражение, отмечая, что данные ситуации, если в чем-то и аналогичны, то и различия между ними тоже есть. Ведь если в случае с мясным и молочным на одном столе человек, который до этого ел, например, мясные блюда, случайно возьмет что-то молочное, тут, возможно, ему некому будет напомнить о том, что он может нарушить запрет Торы на смешение в еде мясного с молочным. В ситуации с супругами — иначе. Если кто-то из них «забудется», другой обязательно напомнит ему о запрете на интимную близость.
Это куда больше напоминает ситуацию, когда двое людей сидят за столом, и один из них есть мясо птицы, а другой — пьет молоко. Талмуд говорит, что это подобно ситуации, когда двое людей, один из которых ест мясо птицы, а другой, скажем — пьет молоко. Такое разрешается лишь в том случае, если у каждого из этих двоих, сидящих за одним столом — своя, отдельная трапеза, а между собой они — не знакомы. Если же это — друзья, организовавшие совместную трапезу, на один стол ставить мясное с молочным они не должны.
Да, ситуация с супругами в одной кровати схожа с ситуацией, когда за одним столом трапезничают двое друзей, — продолжает Талмуд. — Однако, поскольку они спят в одежде, это непривычное для них обстоятельство, может стать дополнительным напоминанием о том, что вступать в интимные отношения им нельзя.
В конце концов, так и не придя к определенному выводу, Талмуд исследует источники. В частности, приводит фразу из Танаха, в которой сказано: «...жену ближнего своего не бесчестил и к жене своей, когда та была нидой, не приближался» (книга пророка Иехезкеля, гл. 18, ст. 6). И анализирует ее.
В этих словах и дается единственно правильное решение проблемы, — заключают Учителя, выстроив такую логическую цепочку.
В этом фрагменте Танаха проводится некая аналогия между чужой женой («жена ближнего») и собственной женой, пребывающей в состоянии ниды. Поскольку с женой ближнего даже уединяться, по законам Торы, запрещено (об этом ясно сказано в другом месте Талмуда — трактат Кидушин, лист 80), то и к собственной жене, когда она — нида, человек не должен «приближаться». То есть, применимо к ситуации в отношениях с женой, когда она — нида, это означает, что спать с ней в одной кровати, даже не раздеваясь, нельзя...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные запреты, выведенные Учителями для того, чтобы оградить людей от опасности невольного (непреднамеренного, допущенного по ошибке или оплошности) нарушения законов Торы.
В необычной для нас Мишне этого листа читаем:
Запреты, приведенные в предыдущей Мишне (на чтение в шаббат при свете свечи и т. д. — см. обзор листа 11), входят в число целого ряда постановлений, принятых Учителями в мансарде дома Хананьи бен Хезкии, где они собирались, приходя его навестить...
Анализируя содержание Мишны, Талмуд рассказывает, как все это происходило.
Хананья бен Хезкия, — отмечает Талмуд, — был одним из величайших Учителей в своем поколении. И вот в какой-то момент он решил разъяснить кажущиеся противоречия в книге пророка Иехезкеля (Танах). Запасся он маслом для светильника, поднялся в мансарду собственного дома и начал писать там комментарии к упомянутой книге, рассматривая, один за другим, самые сложные для понимания фрагменты. В процессе работы к нему приходили другие Учителя. И дом Хананьи бен Хезкии постепенно стал для них местом встреч. Собираясь в его мансарде, они обсуждали законы, принимали постановления, а также — уточняли запреты.
Далее в этой Мишне говорится, что однажды случилось, что среди собравшихся большинство составляли представители школы Шамая (создатель школы — выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). А они, как известно, отличались в некотором смысле большей строгостью в принятии тех или иных решений. Представители же школы Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, современник, коллега и друг Шамая, как правило, дискутировавший с ним), выносившие более мягкие, в определенном смысле, решения, оказались в тот день в меньшинстве.
Используя численное преимущество (подчеркнем, что ѓалаха, то есть — еврейский практический закон, принимается кворумом по большинству голосов Учителей), представители школы Шамая провели на законодательный уровень восемнадцать гзерот (запреты, которые накладываются Учителями). Девять из них касались вопросов духовной нечистоты коэнов (служители в Храме). В этом состоянии (в состоянии таме) им запрещалось есть труму (часть урожая, которую каждый земледелец отделяет в пользу коэнов). Остальные девять гзерот накладывали ограничения в самых различных сферах человеческой жизни. Главные из них относились к проблемам соблюдения законов шаббата и кашрута.
Подробно анализируя гзерот первой «девятки», Талмуд уделяет на нашем листе особое внимание установлению, которое звучит так:
Тот, кто окунулся в маим шеувим («зачерпнутую», то есть вылитую из сосудов воду), считается таме (духовно нечистым)...
И выдвигает на обсуждение вопрос: чем вызвана необходимость принятия такого постановления?
Рав Биби, ссылаясь на точку зрения раби Аси (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; конец 3‑го – начало 4‑го вв.), дает этому такое объяснение.
На определенном историческом этапе миквы (бассейны, наполненные ключевой, дождевой или какой-либо другой, естественным образом собранной водой), в которые по закону Торы надо окунаться, чтобы пройти процедуру духовного очищения, — отмечает он, — нередко загрязнялись. Поэтому люди, окунувшись в микву, чтобы стать чистыми физически, после этого обливались чистой водой из сосуда (маим шеувим). С точки зрения законов Торы в этом нет ничего предосудительного. Ведь человек становился таѓор (духовно чистым; подробнее о значении термина — см. обзор недельной главы Тазриа, первый годовой цикл обсуждения) при омовении в микве. И это — главное..
Но со временем омовение тела после миквы, даже если в этом не было «технической» необходимости (в микве была чистая вода), постепенно превратилось в часть ритуала. И многие люди ошибочно полагали, что не только физически, но и духовно можно очиститься, окатив тело, скажем, чистой водой из сосуда. Чтобы оградить людей от ошибочных представлений о процедуре духовного очищения, Учителя приняли «контрмеры» — постановили, что человек, который после миквы погрузился в ванну с маим шеувим, вновь считается таме. Более того, они уточнение: даже тот, кто после миквы лишь облился водой из сосуда, тоже будет считаться таме. При условии, что выльет на себя не менее трех логов (лог — мера объема жидкости, в современных единицах измерения приблизительно равная 0,5 л) воды...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные постановления и запреты, принятые Учителями (на иврите — гзерот дерабанан), призванные оградить человека от опасности случайного (по незнанию или халатности) нарушения запретов Торы (исурим деорайта).
Ознакомившись вкратце с содержанием предыдущего листа, мы узнали, что, встретившись однажды в доме Хананьи бен Хезкии, Учителя приняли сразу восемнадцать гзерот. Девять из них касались духовной нечистоты (состояния таме), остальные девять гзерот были из разных жизненных сфер, в том числе — уточняли законы шаббата и кашрута (обо всем этом — см. обзор листа 14).
Здесь, на нашем листе, Талмуд концентрирует внимание на постановлении о процедуре нетилат ядаим (омовение рук — процедура не гигиенического, но духовного характера). В центре обсуждения на этот раз оказывается не столько сама суть этого постановления, сколько исторический аспект его принятия и внедрения в жизненную практику.
По некоторым сведениям, — отмечают Учителя, — гзера о необходимости совершать перед каждой трапезой омовение рук, принята в числе тех самых восемнадцати гзерот (см. обзор листа 14) учениками Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) и Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, современник, коллега и друг Шамая). По другим — самими Учителями: Шамаем и Ѓилелем. В этом вопросе, — подчеркивает Талмуд, — они придерживались единой позиции. И никаких дискуссий по этому поводу между ними не было.
Как объясняются данные «разночтения» и кто же все-таки принял гзеру о нетилат ядаим?
В процессе обсуждения проблемы Талмуд приходит к выводу, что противоречий между теми и другими сведениями нет. Постановление, в котором говорилось о необходимости делать омовение рук перед едой, когда-то действительно было принято Шамаем и Ѓилелем. Однако в тот период распространения в народе оно не получило и в быт еврейской общины не вошло.
Лишь спустя годы, между учениками Шамая и Ѓилеля на этот счет возникла дискуссия. И в результате установление о нетилат ядаим было издано вторично. На сей раз его удалось ввести в обиход, и процедура омовения рук перед трапезой стала, наконец, неотъемлемой частью еврейского образа жизни.
Далее Талмуд приводит высказывание рава Иегуды (великий Учитель Талмуда; 3‑й век), который от имени Шмуэля (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век), рассказывает такую историю.
Во времена своего правления Шломо а‑мелех (царь Соломон) издал постановление, обязывающее народ совершать перед трапезой нетилат ядаим. В момент, когда это произошло, раздался Голос с Небес и произнес: «Сын мой! Мудрость твоего сердца радует сердце Мое!» (Танах, Мишлей — «Притчи царя Шломо», гл. 23, ст.15).
Отсюда следует вывод, что постановление, обязывающее совершать омовение рук, восходит еще к временам царя Шломо. Но откуда же тогда информация, свидетельствующая о том, что впервые указ о нетилат ядаим принят Шамаем и Ѓилелем? Ведь они жили позднее, от периода царствования царя Шломо их отделяет целых восемь веков.
Внимательно изучив проблему, Талмуд приходит к заключению, что постановление о нетилат ядаим внедрялось в еврейскую жизнь поэтапно. И каждый раз — на новом уровне.
Указ, изданный царем Шломо, подразумевал совершенно определенную ситуацию. Речь шла о том, что омовение рук люди должны были совершать перед тем, как приступить к трапезе, на которой ели кодашим (то есть те части приношения, которые не сжигались на мизбеахе, условно говоря — «жертвеннике»). Это касалось, в основном, коэнов и в отдельных случаях (на Песах, к примеру) — хозяев тех животных, которые становились объектами приношений в Храме.
Несколько иную ситуацию имели в виду Ѓилель и Шамай (а после них — их ученики). Они расширили рамки действия этого постановления, распространив его также на труму (злаковые приношения, которые каждый земледелец должен был отделить от собранного урожая в пользу коэнов).
Труму, как известно, коэн должен был есть только в состоянии таѓор (духовной чистоты).
Необходимо отметить, что дальнейшее расширение сферы действия установления о нетилат ядаим произошло в еще более поздние времена, когда появилась распространяющаяся на всех евреев обязанность омывать руки всякий раз перед тем, как садиться за стол, чтобы приступить к трапезе с хлебом...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждение восемнадцати гзерот де-рабанан, то есть — постановлений и запретов, принятых Учителями, чтобы оградить человека от опасности случайного (по незнанию или халатности) нарушения одного из запретов Торы.
Они, как мы уже знаем, были выведены на уровень закона последователями двух школ: школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) и школы Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, современник, коллега и друг Шамая) — во время знаменитой встречи Учителей в доме Хананьи бен Хезкии (см. обзор листа 14).
На прошлом листе Талмуд исследовал постановление о нетилат ядаим (омовение рук) — с позиций истории его введения в жизненную практику (см. обзор листа 15).
Теперь, на нашем листе речь идет о постановлении Учителей, согласно которому следует считать, что стеклянные сосуды могут принимать туму (духовную нечистоту), соприкасаясь с ее источником. В то время как Тора не включает их в список видов сосудов, способных принимать духовную нечистоту.
На чем основано такое решение? — спрашивает Талмуд. И выдвигает на обсуждение различные гипотезы.
Первая гипотеза связана с материалом, из которого делают стеклянные сосуды. Быть может, — предполагает Талмуд, — имеется в виду, что в основе стекла — песок, то есть материал, который, как и глина, извлекается из земли. Поэтому было принято решение приравнять стеклянную утварь — к глиняной и распространить на них (стеклянные сосуды) законы тумы, применимые к глиняной утвари. Глина, как известно, впитывает нечистоту.
Однако тут возникает некое «несоответствие». Что касается глиняной посуды, из самой Торы следует, что она, если уж приобрела духовную нечистоту, для использования — вообще не годится. В отличие, скажем, от металлических сосудов, глиняная утварь погружением в микву (специальный бассейн для духовного очищения) — не очищается.
В результате Талмуд приходит к выводу, что сравнение стеклянных сосудов — с глиняными в данном контексте ни к чему не ведет. Тем более, что в трактате Микваот специально подчеркивается, что стеклянные сосуды очищаются от тумы погружением в микву. И это, безусловно, означает, что постановление Учителей, предписывающее считать, что стеклянные сосуды впитывают туму, ни связано с аналогией, касающейся глиняной посуды.
Впрочем, тут же Талмуд отмечает, что в Мишне трактата Микваот, вполне возможно, речь шла об особом случае, когда в стеклянном сосуде образовалось (или было специально сделано) отверстие и его запаяли металлом.
.Пользоваться таким сосудом можно, потому что тогда весь сосуд как бы обретает статус «металлического». А металлическая утварь, как известно, имеет способность принимать туму. Но и погружением в микву — очищается.
Возвращаясь к идее, что Учителя вывели данное постановление, приравнивая стеклянные сосуды с глиняными, Талмуд рассматривает проблемы в ином ракурсе, применив метод «исключения».
Глиняные сосуды имеют свойство не принимать туму, если соприкоснулись с ее источником наружными стенками. По этому поводу в другом трактате сказано: «Законы тумы глиняных и земляных сосудов — одинаковы. И те и другие принимают туму от источника, находящегося внутри сосуда, даже если он (источник «нечистоты») не касается их стенок. Однако они не принимают туму от чего-либо нечистого, прикоснувшегося к их стенкам снаружи» (трактат Келим, гл. 2).
Теперь эта аналогия «отпадает» окончательно. В Мишне трактата Келим недвусмысленно подчеркивается, что одни и те же законы тумы применимы к глиняным и земляным сосудам. Если бы и стеклянные сосуды вошли в эту «категорию», Мишна упомянула бы и их. Но поскольку такого упоминания в ней нет, следовательно, стеклянные сосуды «подчиняются» каким-то совершенно иным законам тумы.
Таким образом, снова оказывается у исходной точки своего исследования. Вопрос — что послужило последователям Шамая и Ѓилеля поводом для «устрожающего» постановления — так и остается пока не разрешенным.
Всесторонне исследуя проблему, Талмуд, в конце концов, приходит к выводу, что стеклянные сосуды, с точки зрения их способности принимать туму, Учителя наделили «статусом» металлической утвари. Ведь и те и другие, в отличие, скажем — от глиняных, плавятся, и в случае поломки их можно запаять.
При этом Талмуд подчеркивает, что между законами тумы, применимыми к металлическим сосудам, и законами тумы, действующими по отношению к стеклянным сосудам, есть все же существенная разница.
Если металлический сосуд, который был «нечистым» (в духовном смысле), продырявили, а потом — запаяли, тума в нем до погружения в микву сохраняется. Стеклянный сосуд в аналогичной ситуации становится таѓор (духовно чистым). Ибо он как он как бы сделан заново...
Эта разница объясняется тем, — отмечает Талмуд, — что «нечистым» до погружения в микву поврежденный и запаянный металлический сосуд тоже считается по постановлению Учителей. То есть это — гзера де-рабанан. А из текста предыдущих обзоров мы знаем, что такая гзера призвана оградить людей от нарушения законов Торы, но — не от нарушения другого постановления Учителей (см. обзор листа 11).
На нашем листе Талмуд подводит некий итог начатому на тринадцатом листе обсуждению восемнадцати гзерот — постановлений Учителей. Они были приняты, как мы уже знаем, последователями школ Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) и Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, современник, коллега и друг Шамая) для того, чтобы оградить человека от опасности случайного нарушения запрета Торы (см. обзоры листов 13, 14, 15 и 16).
Здесь приводится постановление, которое служило предметом дискуссии еще между Шамаем и Ѓилелем. Речь в нем идет о плодах. По закону Торы плоды могут обретать способность принимать туму только после того, как они намеренно политы водой или какой-либо другой жидкостью.
В связи с этим Учителя выдвигают вопрос: приобретают ли виноградные плоды эту способность, когда на виноградные ягоды попадает стекающий при сборе урожая сок?
Тут необходимо дать разъяснение. Такая проблема возникает только в том случае, если виноград собирают для того, чтобы сделать из него сок. Дело в том, что сок, который капает на виноградные ягоды, которые предназначены для еды, вытекает впустую (не намеренно). И тогда, естественно, виноград не обретает способность впитывать туму.
Однако в том случае, когда урожай винограда снимают, чтобы сделать из него сок или вино — картина другая. Выжатый сам по себе и стекающий на ягоды сок представляет собой как бы «конечный продукт». Этот сок, казалось бы, тоже выливается впустую, как и в первом случае. В этом тоже нет фактора преднамеренности. Но Шамай, который прослыл сторонником более строгих решений, говорил, что по этому поводу следует принять постановление. Это постановление обяжет сборщиков винограда пользоваться сосудами, которые заведомо находятся в статусе таѓор (духовной чистоты).
Логическая цепочка, которую выстраивает Шамай, детально анализируя процесс сбора винограда, такова.
Снимая урожай винограда, чтобы потом выжать из него сок и сделать вино, люди, чтобы сок не вытекал впустую, могут собирать ягоды в водонепроницаемую посуду (чтобы естественным образом вытекающий из винограда сок не пропадал даром). Ягоды в посуде обязательно будут окроплены непроизвольно стекающим, но в данном случае намеренно собранном в посудине соком. Следовательно — обретут способность впитывать в себя туму.
Если же посуда, в которую собирают этот виноград, окажется таме, то и виноградные ягоды, и выжатый из них потом сок будут тоже «заражены» тумой, что в свою очередь, в значительной степени ограничит возможность его дальнейшего использования.
Именно поэтому Шамай настаивал на принятии специального постановления — собирать виноград только в «чистые» сосуды (сосуды в состоянии таѓор). Чтобы оградить сборщиков виноградных плодов от непоправимых ошибок.
Со своей стороны, Ѓилель, тяготевший к более мягким решениям, усматривал в ситуации иную грань Истины.
Специальное постановление тут не требуется, — говорил он. — Потому что виноград, как известно из опыта, собирают обычно в корзины. И сок, случайно попавший на виноградные ягоды, через щели в корзинах свободно стекает на землю.
Ѓилель, внимательно изучив позицию Шамая, спросил у него:
— Почему же тогда и речи нет о принятии аналогичного постановления по поводу сбора маслин? Ведь урожай маслин, как правило, снимают, чтобы выжать из них масло...
Быть может, придется издать и такую гзеру (постановление), — ответил на это Шамай.
Постановление о сборе винограда, в конце концов, было принято. Хотя и был Ѓилель — наси, то есть главой Учителей своего поколения.
На нашем листе Талмуд рассказывает, как это произошло.
Однажды Учителя, убедившись, что дискуссия между Ѓилелем и Шамаем явно зашла в тупик, решили, как это полагается в подобных случаях, всем вместе детально обсудить ситуацию и принять, наконец, ѓалаху (практический закон) — большинством голосов.
Для этого они собрались в Бейт-Мидраше (Доме учения). И большинство поддержало позицию Шамая...
Александр Капер
Далее, начиная с нашего листа и до конца первой главы, Талмуд занимается обсуждением одной из наиболее важных проблем: какие работы можно производить перед началом шаббата и какие следует запретить.
Сама постановка такой проблемы связана с тем, что некоторые виды работ, если они не закончены к моменту наступления шаббата, в субботу завершать нельзя, другие — можно. Это и выясняет Талмуд, рассматривая данную тему.
Первая Мишна по этому поводу содержит в себе две позиции. В ее тексте читаем:
Чернила (точнее, красители для чернил), а также красящие вещества для производства красок и каршиним (вид бобовых, которые перед тем, как накормить ими животных, надо размягчить), — говорят последователи школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век), — замачивают только в том случае, если процесс их размягчения до наступления субботы будет завершен.
Чернила, красящие вещества, каршиним, — говорят последователи школы Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, современник, коллега и друг Шамая), — можно замачивать перед субботой, даже если процесс их размягчения будет завершен в шаббат...
Не кладут (перед субботой) связки льна в печь — это возможно, только если пар выйдет из них и раскалит печь еще до наступления субботы; не кладут шерсть в чан, при условии, что до шаббата она не успеет окраситься... — говорят последователи школы Шамая.
Процесс окрашивания может завершиться и в субботу, — отмечают последователи школы Ѓилеля.
Перед субботой не расставляют силки на животных и птиц, а также — сети для ловли рыбы, говорят последователи школы Шамая. — Это возможно лишь в том случае, когда есть уверенность, что еще до субботы добыча из силков (сети) будет извлечена...
Приступая к анализу первой части Мишны, Талмуд исследует суть, на первый взгляд, противоположных позиций Учителей.
Спрашивается, откуда представители школы Шамая выводят этот запрет? Ведь процесс размягчения красителей и т. п. протекает без вмешательства человека. Что с того, что некую работу в шаббат будет производит вода?
В процессе исследования этого запрета Талмуд приходит к выводу, что последователи Шамая выводят свое заключение из постановления Торы, в котором ясно сказано, что в шаббат не должен работать не только сам еврей, но «и слуга его, и скот его». То есть все то, что в определенном смысле составляет его собственность. Но если так, — выстраивают логическую цепочку Учителя, представители школы Шамая, — то и предметы, которыми еврей владеет, в субботу нельзя «вовлекать» в какой-либо рабочий процесс.
Последователи Ѓилеля не видят в этом проблемы. Они анализируют тот же запрет Торы, но рассматривают его с другой точки зрения. Наставление Торы, предусматривающее, что и животные в субботу должны отдыхать, предполагает, что, во-первых, человек не должен в этот день их использовать (ведь тогда получается, что он работает), а, во-вторых — животным тоже нужна передышка. Недаром в Торе есть и другой закон — о бережном отношении к скотине. И вообще, Тора запрещает мучить животных. Но на неодушевленные объекты такие законы не распространяются.
За основу составители Мишны, последователи Шамая, — говорят Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — берут в данном случае фразу из Торы: «Шесть дней работай и сделай всю свою работу» (Шемот, гл. 20, ст. 9). Вывод ясен: вся работа должна быть к субботе (к седьмому дню) завершена.
Представители школы Ѓилеля анализируют те же слова, но из другого отрывка Торы: «Шесть дней делай свою работу» (Шемот, гл. 23, ст. 12). И рассматривают их под несколько иным углом зрения. Здесь идет речь лишь об активном участии в «производственных» процессах, которое в шаббат запрещено. Но к неодушевленным объектам это не имеет никакого отношения.
Далее Талмуд приступает к обсуждению следующего пункта Мишны.
Тут, вероятно, требуются некоторые пояснения. Дело в том, что во времена Талмуда связками льна пользовались, чтобы дольше поддерживать тепло в печи. Эти связки сначала замачивались в воде, а потом их помещали во внутреннюю часть печи. При достаточно высокой температуре от этих связок шел пар, который, в свою очередь, нагревал стенки печи. Поэтому последователи Шамая говорили, что этот процесс должен завершиться до шаббата.
Что касается окраски шерсти, тут Учителя, выводя противоположные« рекомендации, просто рассматривали разные ситуации.
Отмечая, что окраска шерсти должна закончиться до наступления субботы, представители школы Шамая имели в виду такой способ, когда чан с краской стоит на огне. Даже если огонь разожжен до субботы, человек, не отдавая себе отчет в том, что нарушает субботний закон, может в какой-то момент подойти к чану и, чтобы поддержать нужную температуру, переворошить под ним угли. Делать это в шаббат запрещается.
Никаких возражений по этому поводу нет и у последователей Ѓилеля. Они также подчеркивают, что окраску шерсти таким методом непременно надо завершить до шаббата. Разрешение на завершение процесса окраски шерсти в субботу они дают, имея в виду, что человек пользуется иным способом — когда в разведенный в воде краситель опускают шерсть, доводят содержимое чана до кипения, а потом, сняв с огня, плотно закрывают чан и «замуровывают» в глину. Далее процесс окрашивание протекает без участия человека.
Анализируя последнюю часть Мишны, в которой говорится о ловле животных и рыб, Талмуд сообщает, что представители обеих школ, по сути, не имеют принципиальных возражений против того, чтобы в пятницу расставлять ловушки, чтобы поймать животное или птицу. Важна уверенность, что еще до наступления шаббата в них попадет добыча.
Но откуда же взять такую уверенность? Ловля животных и птиц — процесс «неуправляемый».
Тут все зависит от особенностей конкретной местности, — объясняют Учителя. — Если леса в регионе густо населены живностью, а ловушка при этом рассчитана на одного животного, добыча, как правило, не заставляет себя ждать. Иное дело — если животных в лесу мало...
В любом случае, если животное или птица попали в силки уже в шаббат, — говорят представители школы Ѓилеля, — это будет нарушением. Но от наказания хозяин ловушки освобождается. С него не требуют и реализации приношения хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку)...
На нашем листе, продолжая углубляться в тему, обсуждение которой ведется с предыдущего листа — какие работы (действия) можно производить перед шаббатом и какие нельзя (см. обзор листа 18) — Талмуд разбирает новые и новые ситуации.
Здесь приводится Мишна, с текста которой мы и начнем наш обзор.
Перед субботой не продают (не одалживают и не дарят) нееврею (какие-то вещи), — говорят последователи школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век), — совместно с неевреем не навьючивают поклажу (в данном случае — купленный товар) на осла и не помогают нееврею взвалить груз (покупку) на плечо. Эти действия разрешается производить, только если груз (покупка) переносится на небольшое расстояние.
Все эти действия можно совершать перед шаббатом, — говорят
последователи школы Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны,
современник, коллега и друг Шамая). — Можно совместно с неевреем навьючивать
груз на осла и помогать нееврею взваливать груз на плечо, даже если груз
доставляют на большое расстояние.
Не отдают нееврею (перед субботой) кожу для выделки и одежду для стирки, — говорят последователи школы Шамая. Это возможно лишь в том случае, когда есть уверенность, что нееврей выполнит заказ до наступления субботы.
Пока солнце в зените, нееврею можно отдать кожу и для выделки и одежду для стирки, — говорят последователи школы Ѓилеля.
По поводу данной Мишны у нас может возникнуть вопрос: почему перед шаббатом с точки зрения приверженцев школы Шамая, нельзя продавать что-то нееврею и помочь ему навьючить покупку на осла? Даже если он повезет приобретение в далекие края, что с того? Ведь законы шаббата на неевреев не распространяются. Должны ли мы заботиться о том, что они будут делать в субботу?
Дело в том, — объясняет Талмуд, приступая к анализу содержания первой части Мишны, — что Учителя, принадлежащие школе Шамая, концентрируют свое внимание на том, что, продав, подарив или одолжив нееврею какие-то вещи, которые тот повезет на большое расстояние, еврей становится как бы «соучастником» процесса перемещения груза. Если еврей к тому же еще и помог, скажем, навьючить товар на осла, а нееврей не довез этот груз до пункта назначения до наступления шаббата, люди могут подумать, что этот нееврей — посланник (на иврите — шалиах) еврея. И — заподозрить, что этот еврей продал товар в шаббат, нарушив тем самым субботний запрет.
Если нееврей вышел из дома (или магазина) еврея засветло, — подчеркивают представители школы Ѓилеля, — никому и в голову не придет, что еврей торговал в субботу.
При всем том, что последователи Шамая запрещают еврею продавать товар и помогать нееврею в его погрузке перед субботой, — отмечают Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — в случае, если человек нарушил этот запрет, они освобождают его не только от наказания, но и от обязанности принести в Храме корбан (приношение).
Можно ли угостить нееврея в шаббат? — спрашивают Учителя. — Дать, допустим, ему какую-то еду, которую он отнесет к себе домой. Как мы уже понимаем, здесь имеется в виду закон, запрещающий еврею переносить «объекты» из частного владения в общественное (см. обзоры листов 2 и 3).
Проблемы тут никакой нет, — отвечает Талмуд.
Однако при этом надо иметь в виду, — уточняют Учителя эпохи Тосафот, — что Тора запрещает нарушать покой и духовную приподнятость субботы. Если мы ожидаем в гости нееврея, надо заранее приготовить для него угощение.
Здесь же, попутно, Талмуд дает нам наставление: еврей обязан помогать не только нищим-евреям, но и нищим-неевреям — во имя дружественных отношений с другими народами.
Некоторые последователи Шамая присоединяют к первой части Мишны специальное дополнение, касающиеся законов праздника Песах.
Хамец (квасное, то есть продукты, содержащие муку, крупы и т. п., от которых до Песаха еврей должен очистить свой дом) нееврею продают или отдают только на том условии, — говорят они, — что он будет съеден до праздника. То есть получается, что от хамеца еврей должен избавиться заранее.
Последователи Ѓилеля отвечают на это так: пока еврею еще разрешается есть хамец, он может его продавать или отдавать. То есть — до самого последнего момента.
Приправы (в которых есть хамец и которые хранятся достаточно долго), — вносит свое уточнение раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — нужно продать за 30 дней до Песаха (фактически, сразу же после Пурима).
За месяц до Песаха обычно начинают изучать законы этого праздника, — объясняет точку зрения раби Иегуды Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век). — А потому именно с этого момента человек должен проявить осмотрительность и делом доказать свою готовность со всей ответственностью относиться к правилам подготовки к Песаху.
Далее Талмуд переходит к обсуждению пункта, в котором представители школы Шамая запрещают евреям перед субботой «загружать» нееврея работой. В Мишне идет речь о выделке кож и стирке белья. Но мы понимаем, что сюда же следует включить и другие виды работ. Ибо конкретные примеры в Талмуде обычно следует рассматривать как общее правило.
Анализируя эту часть Мишны, Талмуд приходит к выводу, что последователи Шамая не разрешают еврею перед шаббатом нести нееврею лишь такую работу, которая требует непосредственного участия человека. Если же нееврей должен сделать что-то лишь на начальном этапе, а потом процесс пойдет сам собой, против этого не только представители школы Ѓилеля, но и последователи Шамая не имеют.
Разъясняя содержание последней части Мишны, Учителя эпохи Тосафот добавляют: если нееврей будет выполнять полученный перед субботой заказ в доме еврея и продолжит работу в шаббат, это — запрещено; если он выполняет эту работу у себя дома, в этом нет никакой проблемы.
И еще: еврей перед шаббатом отдавая, к примеру, в стирку неевреям свои рубашки не должен говорить — «сделайте это завтра» (то есть, в субботу).
А что будет, если нееврей все же постирает рубашки и принесет их в шаббат? Ведь ему в этот день можно работать и переносить объекты из одного вида владения в другое владение.
Если он еще принесет стираную рубашку в субботу, — отвечают Учителя, — еврею нельзя будет ее надеть в этот день.
Это правило выводится из другого: если нееврей в шаббат зажжет в доме еврея свечу, еврею запрещается пользоваться ее светом...
На нашем листе Талмуд, рассматривая ту же, что и на предыдущих листах (см. обзоры листов 18 и 19) тему — какие работы (действия) можно производить перед шаббатом и какие нельзя — продолжает моделировать и уточнять разнообразные ситуации
На этом листе — две Мишны. Первая из них, уточнив правила, регламентирующее время, когда можно отдавать белье в стирку нееврею (см. обзор листа 19), дает указания по поводу других видов домашних работ.
В первой Мишне читаем:
В доме моего белые одежды сдавали в стирку нееврею не позднее, чем за три дня до наступления субботы, — говорит рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век).
Нееврею можно отдать в стирку белую одежду и в пятницу. Но сделать это необходимо до заката солнца, — говорят последователи школы Ѓилеля (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век).
Можно ставить под пресс маслины и виноград.
Не жарят мясо, лук или яйцо перед шаббатом, и делают это только в том случае, если известно, что они успеют зажариться до наступления субботы.
Перед субботой не ставят хлеб в печь, если приближаются сумерки и не кладут харару (выпечка) на угли. Делать это можно только в том случае, когда есть уверенность, что еще до наступления шаббата хлеб и выпечка зарумянятся.
Приступив к анализу содержания Мишн, Талмуд отмечает, что уточнение, касающееся «белых одежд», необходимо потому, что его трудней отстирать — на это уходит больше времени, нежели на стирку цветного белья.
Мы видим, что по этому поводу Мишна, как и раньше, по поводу других видов работ (см. обзоры листов 18 и 19), не дает определенного решения. Вначале Талмуд лишь подчеркивает, что высказывание рабана Шимона бен Гамлиэля полностью совпадает с точкой зрения последователей школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). В ходе всестороннего обсуждения Учителя приходят к выводу, что позиция представителей школы Ѓилеля ближе к реальной жизненной практике. И выведенная ими ѓалаха (еврейский практический закон) следует этому решению.
Далее Талмуд переходит ко второму пункту Мишны, в котором говорится о процессе отжима винограда и маслин. Это, по сути — тоже продолжение другой Мишны, в котором рассматривался процесс изготовления виноградного сока (или вина) и оливкового масла (см. обзор листа 17). Здесь же, рассматривая нашу Мишну, Учителя не усматривают никакой проблемы в том, чтобы процесс отжима завершался в субботу. Ведь на данном этапе участие человека не требуется, и работа осуществляется сама по себе.
Мы знаем, что, говоря об отжиме сока и масла, Талмуд подразумевает и другие аналогичные процессы. Поэтому нужно представлять себе, как это делается. Маслины ставят под пресс после того, как их раздробили на мелкие частички. Эту работу производят до наступления субботы (в шаббат такую работу осуществлять нельзя). И тут присутствует важный для нас момент: отжим масла начинается уже при дроблении оливок, так что в субботу он лишь продолжается. Только теперь — без участия людей.
То же самое, по сути, происходит и при изготовлении виноградного вина. До шаббата виноград давят босыми ногами (босыми — чтобы не раздавить косточки, которые придают вкусу вина терпкость). Из ягод выделяется сок. Потом эту массу помещают под пресс (и в субботу человек никакой работы уже не производит).
Два следующих положения нашей Мишны рассматривают процессы приготовления пищи, в частности — поджаривание продуктов и выпечку хлеба и других хлебобулочных изделий. По этому поводу у Учителей так же не возникает никаких разногласий. Тут все очевидно: в шаббат жарить (и дожаривать) мясо, лук и т. п., печь (и допекать) хлеб и т. п. — нельзя. Еду для шаббата следует приготовить (довести до полной готовности) до наступления субботы. И это, как мы понимаем, связано с субботним законом, запрещающим разжигать и увеличивать огонь.
Однако в вопросе о степени готовности выпечки до наступления шаббата Учителя открывают различные грани Истины.
Раби Элиэзер (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), к примеру, говорит, что пирожки, булочки и т. п. можно считать готовыми к шаббату, если у них пропеклась нижняя корочка (во времена Талмуда пекли на углях).
Для того, чтобы считать хлебобулочные изделия готовыми, — говорят другие Учителя, — нужно, чтобы они подрумянились сверху.
На нашем листе приводится и другая Мишна, сообщающая, как поступали во времена Храма, если праздник Песах совпадал с субботой.
Если Песах совпадает с шаббатом, — написано в Мишне, — мясо приношения опускают в печь в сумерках (чтобы к ночи оно было готово).
Тут следует пояснить, что печи в те времена имели форму сосуда, и «входные отверстия» у них были сверху. Поэтому и сказано в Мишне — «опускают».
В связи с этим положением у нас может возникнуть вопрос: надо ли ситуацию понимать так, что во имя великого праздника Учителя сделали исключение? Ведь в обычную субботу дожаривать мясо нельзя.
Исключения никакого нет, — разъясняет Талмуд. — Запрет на «дожаривание» пищи связан с законом, запрещающим разжигать и увеличивать огонь. К обычной субботе мясо готовит, как правило, один человек. И если бы разрешалось доводить пищу до готовности в шаббат, он мог бы, забыв о запрете, переворошить угли в печи, увеличивая «жар». К Песаху же мясо готовит группа коэнов (служителей в Храме). Поэтому в процессе его приготовления всегда есть «наблюдатели», которые, если понадобится, напомнят человеку, что трогать угли в шаббат запрещено.
На этом первая глава трактата Шаббат заканчивается...
Ханох Лернер
Наш лист открывает вторую главу трактата Шабббат. Талмуд переходит к обсуждению очень важной темы — зажигание субботних свечей.
Прежде всего, напомним, что во времена Талмуда не пользовались восковыми или парафиновыми свечами, которые широко применяются в наши дни. Свечами тогда называли небольшие стеклянные сосуды, в которые наливали масло и вставляли фитильки (см. обзор листа 11).
Итак, в первой Мишне главы читаем:
Не делают фитили (для субботних свечей) из лехеша, хосена и калаха. Не пользуются для этого фитилями «Идан» и «фитилями пустыни». Не изготовляют фитили из водорослей.
Не наполняют свечи (для зажжения перед шаббатом) древесной смолой, (пчелиным) воском, маслом «Кик» и подлежащим сожжению животным жиром. Не наполняют их и жиром бараньего курдюка.
Если животный жир растопить, — говорит Нахум-мидиец, — его можно использовать для зажигания субботних свечей.
Однако другие Учителя (это) не разрешают.
Приведя текст Мишны, Талмуд подробно рассказывает обо всех материалах, упомянутых в Мишне. И мы узнаем, например, что лехеш — это «лохматые», как шерстинки, волокна под корой кедрового дерева.
Что же представляет собой хосен?
Это — отходы льна, — говорит рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века).
Однако Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) вносит в вопрос свое уточнение. Это — «полу обработанный» лен, — говорит он.
Калах, который раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век) называет — кулха, а рав Ицхак — гушкера, представляет собой отходы шелка.
Теперь нам остается узнать, что кроется под интригующими названиями «фитиль Идан» и «фитиль пустыни». И Талмуд объясняет: «фитиль Идан» можно было изготовить из волосистых волокон под корой вербы, а «фитиль пустыни» — из высокой травы определенного вида.
Нельзя также делать фитили для шаббатних свечей из волос и шерсти, — добавляет Талмуд. И дает разъяснение: Мишна не включила их в список материалов, которые не годятся для изготовления фитилей для субботних свечей, потому что ее составители сочли, что это и без того ясно каждому. Ведь шерсть от огня сворачивается, а волосы распадаются.
Названные в Мишне материалы не годятся именно для изготовления фитилей для субботних свечей, — подчеркивает Талмуд. — Потому что известно, что пламя таких свечей горит неровно, как бы «подпрыгивает», и вероятность, что кто-то наклонит такую свечу в шаббат, возрастает (см. обзор листа 12). Но их можно использовать для других целей. Например, перед субботой — разжечь ими костер, чтобы греться у этого костра субботним вечером.
Можно ли для изготовления фитилей добавить эти негодные материалы к тем, из которых их положено делать? — задаются вопросом Учителя. И, исследовав свойство подобных «смесей», отвечают на этот вопрос отрицательно. И уточняют: из перечисленных в Мишне материалов разрешается сделать лишь «поплавок», который нужен для того, чтобы фитиль не утонул в масле.
Далее Талмуд обсуждает виды «масел», которые не используют для наполнения субботних свечей. И уточняет, что такое масло «кик».
Это — масло, — сообщает Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — которое делают из того самого вида дерева, под которым отдыхал пророк Йона (Танах, книга Йоны). И называлось оно — Кикайон (отсюда — кик).
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: можно ли смешать «плохое» масло с «хорошим», чтобы улучшить качество «плохого», а затем использовать смесь для зажигания субботних свечей?
Учителя и здесь дают отрицательный ответ. И добавляют: «некачественные» фитили и масло никогда (не только перед субботой, но и в другие дни) не используют для зажигания светильников в Храме. Ибо пламя храмовых светильников должно подниматься ввысь, а этот эффект можно получить лишь в том случае, если фитили сделаны из лучших материалов и «сосуды» светильников заполнены чистым оливковым маслом.
Но тогда, может быть, дозволяется применять подобные смеси для зажигания ханукальных свечей (не в Храме, конечно)? — спрашивают Учителя.
Если материалы не годятся для изготовления субботних свечей, — говорит рав Ѓуна (один из крупнейших Учителей Талмуда второго поколения, 3‑й век), — не годятся они и для изготовления свечей, которые зажигают в праздник Хануки (и в будние дни, а тем более — в шаббат). И объясняет: если ханукальные свечи погасли (а это может случиться, если для их «изготовлении» взят плохой материал), вторично их не зажигают.
Рав Хисда (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
В будние дни Хануки такие «некачественные» свечи можно использовать, — говорит он. — Если эти свечи погаснут, человек не обязан зажигать их вновь.
Следовательно, взяв для зажигания свечей в Хануку недостаточно хорошие свечи, он должен быть готов к тому, что в то время, когда люди еще ходят по улицам, его свечи уже не будут гореть.
Попутно Талмуд детально обсуждает заповедь зажигания свечей в праздник Хануки. И уточняет, что мицва будет выполнена, если в доме в течение всех восьми дней будет стоять, как минимум, одна ханукия. Но если в семье хотят выполнить эту заповедь наилучшим образом, свечи может зажигать каждый член этой семьи.
Далее речь идет о порядке зажигания ханукальных свечей.
В первую ночь Хануки зажигают восемь свечей, — говорят последователи школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). — И в каждый последующий день убавляют по одной.
В первую ночь праздника зажигают одну свечу, — говорят представители школы Ѓилеля (один из крупнейших Учителей Мишны, современник, коллега и друг Шамая). — А потом каждый вечер добавляют по одной. Так, чтобы в последнюю ночь Хануки горели все восемь свечей.
В установлении Учителей за основу взята позиция Ѓилеля. Так, ежевечерне прибавляя по одной свече, мы в наши дни и зажигаем свечи в Хануку.
На нашем листе Талмуд продолжает описывать порядок зажигания свечей в праздник Хануки (см. заключительную часть обзора листа 21). Теперь речь идет о том, где ставится ханукия (специальный подсвечник для ханукальных свечей).
Ханукию надо ставить снаружи, у входа в дом, — объясняют Учителя. — А если человек живет на втором этаже, он устанавливает ее у окна, которое обращено к общественному владению (решут а‑рабим). Однако в случаях, когда семья, скажем, живет в галуте, и зажигать ханукальные свечи на виду — опасно (местные власти это запрещают), ханукию можно поставить на стол внутри квартиры. И этого будет достаточно для выполнения заповеди зажигания свечей в праздник Хануки.
Ханукию следует установить на расстоянии не более одной ладони (во времена Талмуда — мера длины, примерно, 10 см) от входа в дом, — говорит Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века).
Оговаривается также и высота, на которой следует устанавливать ханукию. Желательно установить ее, — отмечают Учителя, — не выше десяти ладоней от пола (от земли).
С правой стороны от входа, — вносит свое уточнение рав Аха бар Рава (Учитель Талмуда, 4 век, Вавилон). Но рав Шмуэль из Дифти говорит — слева, ибо с правой стороны на дверном косяке мы укрепляем мезузу.
Талмуд сообщает, что ѓалаха (еврейский практический закон) в этом вопросе следует позиции рава Шмуэля — ханукию надо устанавливать с левой стороны от входа в дом. И объясняет: если ханукальные свечи зажигают слева (а справа находится мезуза), человек, входя в дом, «пересекает линию» высокой концентрации духовности — предметы, «излучающие» духовность воздействуют на него с двух сторон. И это заряжает его возвышенной духовной энергией.
Можно ли использовать свет ханукальных свечей в практических целях? — спрашивают Учителя. — Можно ли, допустим, пользуясь их светом, считать деньги?
Нельзя использовать свет ханукальных свечей в любых будничных целях, — отвечает рав Аси. — Это было бы проявлением неуважения к заповеди.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение другой вопрос: можно ли зажигать ханукальные свечи от ханукальной свечи? Здесь подразумевается такая ситуация: человек зажигает одну ханукальную свечу, затем подносит к ее пламени соломинку и этой соломинкой зажигает остальные свечи.
Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век) делать это запрещает. Однако Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения, современник и коллега Рава) открывает в этом иную грань Истины и не имеет против такого способа зажжения свечей никаких возражений.
Отметим, что различные позиции по этому вопросу высказывали и Учителя более поздних поколений.
Как же следует поступать? Можно пользоваться соломинкой, зажигая остальные ханукальные свечи от одной ханукальной свечи или нет?
В результате всестороннего обсуждения проблемы Талмуд выносит положительное решение и разрешает зажигать другие ханукальные свечи от одной ханукальной свечи, не усматривая в этом пренебрежения заповедью.
Дает Талмуд и такие указания.
Во все восемь дней праздника Хануки запрещено поститься и оплакивать ушедших в мир иной..
Обязанность зажигать ханукальные свечи лежит и на женщинах. Ибо они, женщины, тоже были свидетельницами ханукального чуда.
Рассказывает Талмуд и о чуде Хануки.
25 кислева по еврейскому календарю — первый день праздника Хануки, — сообщает еврейская традиция. — И длится этот праздник восемь дней. Когда греки захватили Израиль и «хозяйничали» в Храме, вынося из него ценную утварь, они уничтожили все чистое масло (речь идет об особой чистоте духовного свойства; на иврите она обозначается словом — таѓор), пригодное для служения, которое хранилось в Храме. Но вот маккавеи отбили Иерусалим, вошли в Храм и обнаружили там небольшой кувшинчик с чистым оливковым маслом. И на плотно закрытом гордышке кувшина стояла печать главного коэна (коэна гадоль) — свидетельство пригодности масла для зажжения храмовой Меноры (семисвечника). Тут следует отметить, что на изготовление нового чистого масла требовалось восемь дней, а масла в найденном кувшине по расчетам хватало лишь на один день горения свечей.
Тут-то и произошло истинное чудо: менора на этом самом масле горела восемь дней.
А через год, как свидетельствует Талмуд (трактат Шаббат, лист 21), в годовщину этого события, был утвержден особый праздник — праздник Хануки. В этот день сыны Израиля благодарят Всевышнего.
Но почему праздник Хануки был учрежден не сразу, а лишь через год?
Участники и очевидцы тех событий, — объясняют Учителя, — в тот момент не смогли по-настоящему осознать и оценить истинное значение чуда, совершенного для сынов Израиля Всевышним. И только со временем сумели разглядеть, в чем его историческая ценность.
И вот, проанализировав суть того, что произошло, когда евреи освободили Второй Храм, наши Учителя вынесли решение: события Хануки следует увековечить и внести в еврейский календарь. По их постановлению все восемь дней Хануки стали праздничными.
Но что отмечаем мы в эти дни?
Нет, не военную победу. За этой победой стояло более масштабное событие, вселенского, космического значения. Мы празднуем чудо, которое явил в Храме Творец, когда семь свечей храмовой Меноры на небольшом количестве оливкового масла горели восемь дней.
И дело тут даже не в количестве масла и не в продолжительности горения свечей. А в том, что это надъестественное явление ознаменовало собой возвращение в наш мир первозданного Света Творца...
На нашем листе, как и на двух предыдущих (см. обзоры листов 21 и 22), Талмуд рассматривает законы праздника Хануки.
Речь идет здесь о том, как ведут себя люди, которые оказались в дни праздника Хануки в гостях.
Гости тоже должны зажигать ханукальные свечи, — говорит рав Шешет (великий Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века).
Если ученики вечером в Хануку пришли в дом своего учителя, — уточняет раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), — сами они в его доме могут свечи не зажигать. Но — обязаны участвовать в процедуре, когда их учитель зажигает ханукальные свечи, символически заплатив ему за это по монетке. Если среди них есть женатые люди, они вообще освобождаются от зажигания ханукальных свечей в гостях, ибо известно, что в их домах необходимое количество свечей зажгут жены.
Далее Талмуд возвращается к вопросу, с которого начиналось обсуждение законов Хануки — какие масла годятся для зажигания ханукальных свечей (см. обзор листа 21).
Для этой цели, — говорит раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века), — хороши все масла, кроме тех, которые Мишна (см. обзор листа 21) включает в список непригодных. Но лучше всего пользоваться оливковым маслом. Оно дает самый чистый и самый ровный свет.
Раби Хия (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века) приводит указание Рава (великий Учитель Талмуда первого поколения, начало 3‑го века), который говорил, что при зажигании свечей в Хануку необходимо произносить берахот (множественное число от слова браха — благословение).
В первый день Хануки тот, кто зажигает свечу, произносит три благословения, — уточняет Талмуд. И дает текст благословений:
1. Благословен Ты, Всевышний, Царь вселенной, который повелел зажечь ханукальную свечу.
2. Благословен Ты, Всевышний, Царь вселенной, который сотворил чудо для наших отцов в эти дни.
3. Благословен Ты, Всевышний, Царь вселенной, который позволил нам дожить до этого времени.
В последующие семь дней Хануки произносят лишь два первых благословения, третье — опускается.
Тот, кто видит горящую ханукальную свечу, может произнести первое благословение — если у себя дома свечи он еще не зажег.
Вносят Учителя уточнения и в вопрос, где и как устанавливают ханукию (специальный подсвечник для ханукальных свечей). По этому поводу сказано, в частности, что в случае, если дом имеет два входа с разных сторон, надо устанавливать две ханукии — у каждого входа. Чтобы ни у кого не возникало сомнений, и люди, которые проходят мимо того или иного входа в дом, видели, что хозяин этого дома зажигает ханукальные свечи.
Для зажжения ханукальных свечей, — сообщает Талмуд, — можно использовать сосуды с двумя отверстиями (об устройстве светильников во времена Талмуда — см. обзор листа 11), в каждом из которых — по фитилю. Тогда получается как бы две свечи, и их могут, выполняя заповедь, одновременно зажечь два человека.
Далее Талмуд описывает такую ситуацию. Допустим, у бедняка совсем мало денег. Их хватает на приобретение чего-то одного — ханукальной свечи, субботней свечи или вина для кидуша (освящение субботы) в шаббат. Спрашивается, что из этого он должен купить?
Субботняя свеча важнее ханукальной, — отвечают Учителя. — Она также важнее вина. Но если бедняк делает выбор между ханукальной свечой и вином для кидуша, ему следует отдать предпочтение ханукальной свече. Ибо она — напоминание о надъестественном явлении, которое осуществил Всевышний для людей.
Рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век), исследуя связь мицвот (множественное число от слова мицва — заповедь) с духовными мирами, сообщает, какие награды может получить человек за исполнение определенных заповедей.
Так, к примеру, у того, кто исправно исполняет заповедь зажигания субботних и ханукальных свечей, сыновья будут знатоками Торы. Тот, кто вешает мезузы (мезуза — свернутый в «трубочку» пергамент с отрывками из Торы) на дверных косяках, там, где положено, будет иметь красивый дом и т. п.
Рав Ѓуна, — рассказывает Талмуд, — часто бывал в доме рава Авины и видел, что там перед субботой зажигают много свечей. Как-то раз он сказал, что из этого дома выйдут два великих человека. И в самом деле два сына в этой семье стали великими раввинами — рав Иди и рав Хия.
На нашем листе, как и на предыдущих листах (см. обзоры листов 21, 22 и 23), Талмуд продолжает рассматривать законы праздника Хануки. Однако теперь обсуждение приобретает несколько иной поворот. Учителя выявляют связи обычаев Хануки с правилами, которые необходимо выполнять в другие особые даты еврейского календаря.
Здесь необходимо внести некоторые уточнения. Поскольку праздник Хануки продолжается восемь дней, на один из дней праздника обязательно выпадает шаббат. Более того, Ханука начинается 25‑го кислева. А в еврейском месяце кислев — 30 дней. И это означает, что в праздничные дни «встроено» и начало нового месяца (на иврите — рош ходеш), особый день еврейского календаря, когда к молитвам добавляется специальная вставка.
Как это выглядит на практике?
Итак, на шестой день Хануки выпадает начало нового месяца. А когда месяц начинается, к молитве (Биркат а‑мазон), которую читают после трапезы с хлебом, добавляют определенный фрагмент. Но ведь и в Биркат а‑мазон в Хануку тоже есть специальное дополнение. Как быть? — спрашивает Талмуд. — Читать обе добавки? А если только одну, то — какую из двух?
С одной стороны, Ханука — праздник, особым постановлением учрежденный Учителями. Рош ходеш — праздник, учрежденный самой Торой. Быть может, на шестой день Хануки ханукальное дополнение к молитве после трапезы произносить необязательно?
С другой стороны, рош ходеш — рабочий, а, значит — «полупраздничный» день. Быть может, не будет ничего предосудительного в том, если, читая Биркат а‑мазон в праздник Хануки, пропустить вставку на рош ходеш?
Учителя с разных сторон анализируют эту проблему и приходят к выводу, что и ханукальную «добавку» к молитве Биркат а‑мазон обязательно надо произносить. Но если человек забыл это сделать, он не должен читать всю молитву заново.
По поводу вставки на рош ходеш Учителя высказывают разные точки зрения.
Эту вставку непременно надо читать, — говорит Рава (один из крупнейших Учителей Талмуда четвертого поколения; 4‑й век).
Раби Ханина (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины. В день Хануки, — говорит он, — о рош ходеше можно не упоминать.
Выведенная Учителями ѓалаха (еврейский практический закон), — сообщает Талмуд, — следует позиции Равы. То есть — в молитве после трапезы в первый день месяца обязательно надо читать соответствующую вставку.
Выводят Учителя и общее правило: все дни, когда в Храме осуществлялось добавочное приношение (на иврите — корбан мусаф), в Биркат а‑мазон непременно читается соответствующее дополнение.
Далее Талмуд усложняет ситуацию и выносит на обсуждение вопрос: надо ли упоминать праздник Хануки в субботу в молитве Мусаф (дополнительная молитва), если эта суббота — первый день нового месяца?
Тут следует отметить, что молитва Мусаф читается в субботу, когда нет Храма. Она — замена приношения, которое в эпоху Храма реализовывалось по субботам.
С одной стороны, — выстраивают Учителя логическую цепочку, — в эпоху Храма в «ханукальные» дни не было дополнительных приношений. Значит, и в молитве Мусаф упоминать этот праздник как будто бы нет необходимости.
С другой стороны, во времена Храма праздника такого еще не было. Его позднее учредили Учителя, и праздник Хануки вошел в еврейский календарь. К тому же во всех субботних молитвах — утренней, послеполуденной и вечерней — в ханукальные дни, даже в рош ходеш, всегда упоминают Хануку. Почему же для молитвы Мусаф надо делать исключение?
Чтобы вынести по этому поводу определенное решение, Учителя проводят параллели с молитвами в другие праздничные дни. Наиболее близким аналогом оказывается молитва Неила (буквально — «закрытие»; см. обзор листа 88 трактата Йома), пятая молитва, которую читают в Йом Кипур. Известно, что в случае, если Йом Кипур выпадает на субботу, шаббат упоминается во всех молитвах этого дня. И в молитве Неила — тоже.
Тщательно проанализировав данную параллель, сопоставляя ситуации, Талмуд приходит к заключению, что в субботней молитве Мусаф и в рош ходеш нужно произносить ханукальную вставку...
На нашем листе Талмуд возвращается к теме использования различных масел для свечей (см. обзор листа 21).
Сначала прочтем содержание посвященной этому новой Мишны (имея в виду, что свечи во времена Талмуда были не такими, которые вошли в обиход в наши дни; об устройстве свечей в древности — см. обзор листа 11):
В праздник (йом тов) не используют для зажжения свечей масло, подлежащее сожжению.
Из уважения к субботе не зажигают свечу, наполненную итраном (отходы древесной смолы), — говорит раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Можно пользоваться всеми маслами, — говорят другие Учителя, открывая иную грань Истины.
Далее идет перечисление масел, пригодных для зажигания свечей. Это — масло сумсум (кунжутное), ореховое масло, масло из редьки, рыбий жир, масло Пакуа (пустынная тыква), итран и нефть.
Зажигая свечи, надо пользоваться только оливковым маслом, — говорит раби Тарфон (великий Учитель Мишны, начало 2‑го века).
Вспомним, что в Мишне 21‑го листа (см. обзор листа 21) приводился список масел, непригодных для зажигания свечей. Почему же в нашей Мишне Учителя отмечают, что для этой цели годятся едва ли не все виды масел?
Дело в том, что в предыдущей Мишне перечисляются масла, которые плохо горят, а потому и не рекомендуется наполнять ими светильники для зажжения шаббатних свечей.
В нашей Мишне речь идет о видах масел, которые горят хорошо, но от них при горении исходит плохой запах (особенно — итран и рыбий жир).
Впрочем, как мы могли убедиться, не все Учителя поддерживают эту позицию. Раби Ишмаэль, в частности, исключает из списка итран, а раби Тарфон вообще рекомендует пользоваться лишь оливковым маслом.
Приступая к обсуждению Мишны, Талмуд объясняет, что такое «масло, подлежащее сожжению».
И мы узнаем, что под этим понятием подразумевается масло трумы (небольшая часть урожая, которую земледельцы обязаны отделить в пользу коэнов), впитавшее туму (духовную нечистоту). То есть употреблять в пищу такое масло нельзя, но — можно полить им, к примеру, дрова, чтобы лучше горели.
Но почему же запрещается сжигать такое масло в светильнике в йом тов?
В праздничные дни, — объясняет Талмуд, — есть особый запрет: не разрешается сжигать пришедшие в негодность «объекты», которые обладали духовностью высокой концентрации. К таким «объектам», несомненно, относится и все, что входит в труму.
Теперь Талмуд переходит к обсуждению следующего пункта Мишны и задается вопросом: на чем основано решение раби Ишмаэля — запретить наполнять субботние свечи итраном?
Тут все очевидно, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — Шаббат — особый день. Люди долго сидят за столом, читают благословения, поют шаббатние песни... А неприятный запах, который исходит при сгорании итрана, может заставить их поскорее покинуть помещение, где горят такие свечи.
В конце концов, ничего плохого не случится, даже если человек в субботу покинет это помещение, — выдвигает свое возражение Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Разве лишь из-за этого стоит накладывать запрет на использование итрана в шаббатних свечах?
Обязанность еврея в шаббат — устроить трапезу там, где есть свет. Свет субботней свечи — не простой, он несет в себе высокую духовность, — отвечает на это Рава. — Недаром же говорят: «если не горят в доме шаббатние свечи, не будет покоя и мира в этой еврейской семье».
А мир и душевный покой — это главное богатство человека, — добавляет Талмуд.
В самом деле. Кого мы считаем богатым? — спрашивают Учителя.
Тот по-настоящему богат, кто получает удовольствие от своего богатства, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, ученик великого раби Акивы; 2‑й век). — Он доволен своим уделом и не стремится получить больше, чем у него уже есть.
По-настоящему богат тот, — говорит раби Тарфон, — у кого есть сто виноградников, сто полей и сто работников, обслуживающих его виноградники и поля. Ему не надо беспокоиться о пропитании семьи. И он спокойно занимается изучением Торы.
Совершенно иную грань Истины открывает в этом раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
По-настоящему богат тот, — говорит он, — у кого жена красива своими поступками...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы субботы, связанные с зажиганием субботних свечей (см. обзоры листов 21 и 25).
Не наполняют сосуды для зажигания субботних свечей (об устройстве свечей во времена Талмуда — см. обзор листа 11) маслом цари (смола, которую выделяет дерево катаф), — говорит раби Шимон бен Элазар.
Тут следует пояснить, что масло цари имеет сильный, приятный запах. Оно упоминается в Торе, в отрывке, где описывается история продажи Йосефа, сына нашего праотца Яакова (Берешит, гл. 37, ст. 25).
Так почему же нельзя использовать его для зажигания шаббатних свечей?
Во-первых, потому, что оно — «летучее» и может стать причиной возникновения пожара, — объясняет Талмуд. — И это — основная причина запрета. Во-вторых, потому, что оно очень ароматное, и есть опасность, что человек, очарованный столь приятным запахом, может наклонить свечу и отлить себе немного масла. Количество масла в светильнике уменьшится, а, значит, и свеча будет гореть не так долго, как должна была гореть. И это, конечно же, расценивается как нарушение законов шаббата.
В качестве иллюстрации Талмуд рассказывает трагическую историю о свекрови и невестке.
Как это нередко бывает, свекровь невзлюбила невестку. Как-то раз она посоветовала молодой жене сына нарядиться в красивые одежды и помазать тело и руки маслом афарсемона (хурмы), которое источает приятный аромат. Но злой умысел свекрови состоял в том, что она знала — масло хурмы легко воспламеняется.
Когда невестка проделала все, о чем сказала ей свекровь, злоумышленница велела модой женщине зажечь свечу. Огонь охватил руки молодой женщины, перелетел на одежды, и в результате она погибла...
Воистину, не стоит невестке жить в одном доме со свекровью, — заключают Учителя.
Далее Талмуд пересказывает еще одну историю — из Танаха (книга Мелахим — Царей).
Говорится в книге Мелахим, что главный палач Вавилона, по имени Невузардан, когда Первый Храм был разрушен, а евреи — изгнаны из Эрец Исраэль, оставил в стране некоторое количество бедных евреев. Чтобы обрабатывали они поля и сады.
Речь идет о садах, — поясняет Талмуд, в которых произрастала хурма.
Понятно, что этих бедных евреев оставили на территории Эрец Исраэль не для их блага и уж, конечно же, не из любви к евреям. Палач заботился о вавилонском правителе Навухаднецаре, чтобы не переводилось в его дворце столь ценное масло афарсемона.
Этот рассказ дает нам понять, что с маслом хурмы у евреев связаны тяжкие воспоминания. Быть может, еще и поэтому Учителя не разрешали заливать его в светильники для зажигания субботних свечей.
Не заливают свечи маслом, если оно — тевель, — подчеркивает Талмуд.
Тевелем называют любую продукцию (плоды нового урожая), от которой не отделили труму (прежде чем использовать снятый урожай, каждый земледелец должен был отделить небольшую его часть в пользу коэнов, служителей в Храме, у которых не было собственных земельных наделов; эта часть урожая и называется трумой) и маасер (десятину — десятая часть урожая, которую отделяли в пользу левитов, которые тоже служили в Храме).
Это правило, — отмечают Учителя, — касается не только субботних свечей, но и тех, которые зажигают в будни.
На нашем же листе дается еще несколько правил, регламентирующих использование масел для наполнения свечей, которые зажигают в шаббат.
Для зажигания субботних свечей, — говорит раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век) не годятся любые горючие вещества, которые производятся из дерева.
Однако маслами из плодов пользоваться для этих целей можно, — уточняет раби Ишмаэль бен Броки.
Раби Тарфон, — напоминает Талмуд, — настоятельно рекомендует пользоваться для зажигания субботних свечей только оливковым маслом (см. обзор листа 25). Подчеркивая тем самым, что некоторые Учителя предъявляют к зажиганию шаббатних свечей, быть может, слишком высокие требования.
И в самом деле. Что делать евреям, живущим в Вавилоне, если в их распоряжении — лишь кунжутное масло? — спрашивает раби Йоханан бен Нури, — А жители Мидии? Оливкового масла у них и в помине нет, есть лишь ореховое. Или в Александрии, например. Там и таких масел нет. На все у них идет масло из редьки. Или — жители Капоткии (сегодня — одна из областей Турции). У них — только нефть... Что же, если оливкового масла людям не найти, значит, они не могут зажечь свечи в шаббат?
Для этого и существуют две Мишны, — дает заключение Талмуд. — В одной из них — список масел, непригодных для зажигания субботних свечей (см. обзор листа 21), в другой —варианты, которыми можно воспользоваться (см. обзор листа 25).
В продолжение темы о законах субботы, Талмуд возвращается к вопросу, из чего следует делать фитили для шаббатних свечей (см. обзор листа 21). И рассматривает свойства различных материалов, с точки зрения их способности принимать или не принимать туму (духовную нечистоту).
В связи с этим Талмуд приводит позицию раби Шимона бен Элазара.
Ткань, изготовленная из дерева, — говорит раби Шимон, — не может получить цараат (особого рода «заболевание» духовного происхождения).
Поскольку здесь возникает новое для нас понятие — цараат, необходимо пояснить, что повреждения этого типа (на иврите — негаим; в единственном числе — нега) — одна из разновидностей тумы.
Но если цараат — болезнь, как она может поражать неодушевленные объекты? Ведь по нашим представлениям, болеют лишь люди. Однако в Торе написано: «И хозяин дома пусть пойдет и скажет коэну (служитель в Храме) — как будто нега цараат у меня в доме (на стенах). И прежде, чем коэн придет осматривать, надо все из дома вынести, и вещи не получат тогда статус таме. И придет коэн и осмотрит стены дома. И если увидит, что на стенах появилось зеленоватое или красноватое углубление... то запрет коэн дом на семь дней» (Ваикра, гл. 14, ст. 35‑38).
Цараат, — подчеркивают Учителя, — поражение особого, духовного характера, и возникает она в тех случаях, когда человек допускает в своем поведении ошибки. В зависимости от того, какие ошибки человек совершил, признаки данного «заболевания» могут появиться не только на его теле, но и на его одежде и даже, как мы могли убедиться, читая цитату из Торы — на стенах дома (если стены — из кирпича или камня).
Исследуя тексты Торы, в которых говорится о цараат, наши Учителя отмечают, что повреждения такого свойства получают, к примеру, изделия из кожи, шерсти или льна. Как сказано: «...А если на одежде будет нега (зеленоватого или красноватого цвета), на одежде шерстяной или льняной... или на изделии кожаном, эту одежду нужно показать коэну. И осмотрит коэн повреждение и изолирует (пострадавшее) изделие на семь дней. И осмотрит он повреждение в день седьмой. И, если распространилось оно по одежде — это цараат...» (Ваикра, гл. 13, ст. 47‑51). Но дерево и все, что из него изготавливается, в том числе — ткани (плетения из коры, веток и т. п.), от цараат не страдает и всегда остается таѓор (духовно чистым). Исключение составляет лишь лен, который Талмуд, кстати сказать, относит к «материалам древесного происхождения» (о возможности «заражения» льняных изделий прямо говорится в Торе).
Туму в виде цараат могут получать одежды и из других тканей (не только из шерсти или льна), — уточняет раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Но почему же тогда в Торе говорится лишь о тканях из льна и шерсти? — спрашивает Талмуд.
Потому что льняные и шерстяные нити имеют особый духовный статус, — объясняет раби Нахман бар Ицхак (один из крупнейших Учителей Талмуда в своем поколении; 4‑й век, Вавилон).
Речь здесь идет о том, что по закону Торы запрещается, например, носить одежду из материала, сотканного из шерстяных нитей с добавлением — льняных (на иврите «смесь» льна с шерстью обозначена специальным термином — шаатнез). По этому поводу дается прямое указание — «Не надевай шаатнез...» (Дварим, гл. 22, ст. 11). И в следующей же фразе сказано: «Кисти сделай себе на четырех углах покрывала твоего» (там же, ст. 12). Проведя глубокий анализ данного фрагмента, Учителя приходят к выводу, что Тора обязывает прикреплять цицит (кисти, подвязанные к четырем углам одежды еврея — в знак вечного Союза с Творцом) к одеждам из шерсти или льна. И, соответственно, кисти должны быть сделаны тоже из шерстяных или льняных нитей (подробнее о правилах ношения цицит — см. на сайте, к примеру, обзоры листов 38, 39 и 40 трактата Менахот).
Рассматривая на нашем листе проблемы, связанные с ношением цицит, Талмуд задается вопросом: нужно ли прикреплять цицит к одеждам, которые надевают на ночь, для сна?
Анализируя ситуацию, Учителя приводят цитату из Торы — «...И увидите ее (кисть) и вспомните о заповедях» (Бамидбар, гл. 15, ст. 39). И это означает, — подчеркивают они, — что на ночном одеянии цицит быть не должно. Ибо ночью кисти не видны.
Надо ли понимать это указание так, что и слепой и днем не обязан носить на краях своих одежд кисти цицит? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: слепой от такой обязанности не освобождается. Пусть сам он не видит кистей, но окружающим они служат напоминанием о необходимости соблюдать заповеди Торы...
Далее Талмуд возвращается к разговору о тканях древесного происхождения.
Из содержания нашего листа мы узнаем, что, поскольку «древесная» (но — не льняная) «ткань» — всегда духовно чиста, из нее можно делать крышу для сукки.
Развивая тему — из чего следует делать фитили для шаббатних свечей (см. обзор листа 21) и рассматривая свойства различных материалов, с точки зрения их способности «заряжаться» тумой (духовная нечистота), Талмуд приводит новую Мишну, в которой, в частности, сказано:
...Все, что производится из дерева, кроме льна, не используется для зажигания свечей (перед наступлением субботы).
Все, что производится из дерева, кроме льна, не получает туму в шатре (умершего человека)...
О том, что Талмуд относит лен к «породе» древесных материалов, упоминалось и в предыдущем обзоре (см. обзор листа 27). Интересно узнать, наконец, откуда данная классификация.
В объяснение Талмуд приводит цитату из Танаха, взятую из фрагмента, где речь идет о том, как женщина по имени Рахав спрятала на крыше своего дома посланных в Иерихо разведчиков. Здесь мы читаем: «...И она (Рахав) сказала, чтобы они поднялись на крышу, и спрятала их в льняных деревьях» (книга пророка Иегошуа, гл. 2, ст. 6).
Итак, отсюда мы узнаем, что Тора причисляет лен к древесной породе.
Теперь, чтобы разобраться в содержании Мишны, нам следует внести некие уточнения в понятие — тума.
Напомним, что духовную нечистоту могут получать не только люди, но и неодушевленные объекты.
Существует несколько видов духовной нечистоты. Самый сильный из них — тума, которой «заражаются» предметы и человек от мертвого тела. Причем, для того, чтобы стать таме (духовно нечистым), необязательно дотрагиваться до мертвого. Достаточно находится с ним в одном помещении (по выражению Талмуда — «под одной крышей»). Ибо нечистоту приобретает и само помещение, в котором находится умерший.
Почему это так? — спрашивает Талмуд.
И дает такое объяснение. Тора называет евреев «святым», избранным народом. Это означает, что сыны Израиля в принципе обладают духовностью высокого уровня. И вот, когда еврей (точнее — его душа) покидает наш мир, оставшееся на земле тело «излучает» довольно сильную отрицательную энергию. На этом основании Учителя выдвигают гипотезу: чем выше духовный уровень «объекта», тем больший потенциал имеет духовная нечистота.
Возвращаясь к центральной теме листа, Учителя задаются вопросом: откуда известно, что лен обладает способностью «заряжаться» тумой? И, исследуя источники, приходят к выводу, что информация об этом черпается из истории создания Мишкана (переносного Храма в пустыне; в Торе употребляется выражение — «Шатер»).
Наши Учителя сообщают, что крыша переносного Храма имела несколько слоев. Внутренний слой, по сведениям, дошедшим до времен Талмуда, был изготовлен из льна. Второй слой — из козьих шкур. Третий — из шкур рыжих козлов, а четвертый — из шкур животного, которое называлось — тахаш.
Впрочем, по некоторым данным в крыше было всего три слоя, и третий наполовину состоял из шкур рыжих козлов, наполовину — из шкур тахаша. Интересно, что животное, называемое в еврейских источниках тахаш, появилось в пустыне, как мы узнаем из Талмуда, в период, когда нужно было строить Мишкан. А потом, когда его строительство завершилось — бесследно исчезло.
Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) выдвигает на обсуждение вопрос: может ли Шатер стать таме, если его покрыть шкурами нечистых (некошерных) животных?
Со шкурами «чистых» (кошерных) животных — понятно. Они могут стать таме, получив туму от какого-либо источника. Причем, чем больше по размеру их шкуры, тем больше потенциальная вероятность «заражения» тумой. Но в обычных условиях они «источают» положительную энергию.
Ну, а как же — с «нечистыми»?
Можно предположить, что такой вопрос возник потому, что нам неизвестно, к какой группе животных (к «чистым» или «нечистым») принадлежал тахаш, обитавший в пустыне в период строительства Мишкана.
Анализируя тексты Торы, рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века) приходит к выводу, что для служения Всевышнему пригодны лишь шкуры кошерных («чистых») животных, шкуры некошерных животных использовать для этого нельзя. Строго запрещается делать из них, например, коробочки и ремни для тефилин (подробнее об этом — см. на сайте, к примеру, ответ «Как правильно надевать тефилин»). Отсюда следует, что тахаш был кошерным животным.
Как выглядел этот зверь, мы не знаем. Известно лишь, что он напоминал быка, которого использовал Адам в качестве объекта приношения Всевышнему. И еще — что и на лбу у него был один рог.
Способны ли шкуры «нечистых» животных принимать туму? — спрашивает Талмуд.
И, исследуя различные источники, отвечает на этот вопрос утвердительно. Шкуры некошерных животных, находясь в одном помещении с мертвым телом, так же, как и другие объекты, способны «впитывать» духовную нечистоту...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные нюансы темы — какие фитили следует использовать зажигая шаббатнюю свечу (начало обсуждения — см. обзор листа 21).
В связи с этим Талмуд приводит новую Мишну:
Фитили из одежды (ткани), которые скрутили, но не обожгли, — говорит раби Элиэзер (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — не используют для зажигания (субботних) свечей, ибо (такие фитили) могут стать таме (духовно нечистыми).
Однако раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Необожженный фитиль (их ткани) не принимает туму, — подчеркивает он. — И годится для зажжения (субботних свечей)...
Чтобы понять, о чем идет речь, надо знать, как были устроены свечи во времена Талмуда (см. обзор листа 11).
Приступив к обсуждению Мишны, Талмуд разъясняет, прежде всего, в чем состоит суть дискуссии между раби Элиэзером и раби Акивой.
Их позиции, — отмечает Талмуд, — расходятся, по существу, в двух «пунктах»:
1. Способен ли необожженный фитиль из ткани принимать туму.
2. Можно ли использовать такой фитиль для зажигания субботних свечей.
Откуда же проистекают эти «разногласия»?
Анализируя проблему, касающуюся способности фитиля «пропитываться» тумой (пункт 1), раби Элиэзер рассматривает скрученный кусочек ткани как некую «деталь одежды». То есть, с его точки зрения, кусочек ткани, отрезанный, скажем, от обветшалой одежды, чтобы изготовить фитиль, духовный статус — не меняет и остается одеждой. А мы знаем, что одежда человека имеет свойство принимать духовную нечистоту.
Сам акт скручивания кусочка одежды в жгутик, — говорит раби Акива, — меняет статус ткани. Это уже — не «одежда», но — некий «незначительный объект», который не подвержен влиянию тумы.
Какими же соображениями руководствуются Учителя, делая вывод, что такой фитиль можно или нельзя использовать для зажигания шаббатних свечей?
В своих исследованиях оба Учителя (и раби Элиэзер и раби Акива), — объясняет Талмуд, — ведут речь о фитиле, изготовленном из куска материи, размером 3 х 3 пальца (минимальный размер ткани, кстати сказать, когда она может считаться одеждой). Оба признают правило зажигания шаббатних свечей — человек, зажигая свечу, должен держать спичку у верхней (поднимающейся над маслом) кромки фитиля, пока не загорится большая ее часть.
Исходя из этого, Учителя делают разные выводы.
Отмечая, что, скручивая ткань, человек не меняет ее статус, и она остается «одеждой», раби Элиэзер подчеркивает, что за то время, пока спичку держат у верхней кромки фитиля, часть этого фитиля сгорит, и размер куска ткани уменьшится. В таком случае «объект» (в нашей ситуации — фитиль) утратит «целостность», и будет представлять собой «осколок объекта». Поскольку использовать утратившие целостность объекты в возвышенных целях (в служении Всевышнему) нельзя, вставлять в светильник для зажигания свечей перед наступлением шаббата такой фитиль — не разрешается.
Раби Акива во всем этом никакой проблемы не усматривает. По его представлению, кусок ткани, скрученный в жгутик, перестает быть «одеждой» и превращается в «полноценный» фитиль.
Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) дает обозначенной в Мишне дискуссии другое объяснение.
Речь в Мишне идет, — говорит он, — о кусочке ткани, который по размеру — меньше, чем 3 х 3 пальца. В таком случае данный кусочек, скрученный в жгутик при изготовлении фитиля «одеждой» не считается и принимать туму (духовную нечистоту) не способен. Против этого не возражает ни раби Акива, ни раби Элиэзер. Их позиции расходятся лишь в том, что, с точки зрения раби Элиэзера, фитиль, как изделие, когда поджигают торчащий из масла край, теряет свою цельность. Со своей стороны, раби Акива отмечает, что это не имеет значения, и фитиль, скрученный из маленького кусочка ткани, можно использовать для зажигания свечей перед наступлением субботы...
На нашем листе дается еще одна Мишна, детализирующая способы зажигания шаббатних свечей:
В этой Мишнечитаем:
Не стоит человеку помещать яичную скорлупу над свечой и наполнять ее маслом (чтобы масло капало из скорлупы в светильник), даже если светильник сделан из глины.
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины и разрешает (самостоятельно сооружать подобное «устройство»). Однако (большинство Учителей) разрешают пользоваться таким устройством лишь в том случае, если мастер с самого начала соединил сосуд светильника со скорлупой, потому что тогда образуется единая емкость.
Не следует человеку наполнять тарелку маслом и ставить ее рядом со свечой — так, чтобы не горящая часть фитиля опускалась внутрь тарелки, «отсасывая» масло, — предупреждают Учителя.
Раби Иегуда, усматривая и в данном вопросе иную грань Истины, разрешает делать это...
Запреты на «приспособления» такого рода, — объясняет Талмуд, анализируя Мишну, — связаны со стремлением оградить людей от возможного нарушения законов шаббата. Яичная скорлупа или, скажем, тарелка в сознании людей как бы не имеет прямого отношения к свече. Поэтому каждый может, забывшись, отлить из них или добавить в них масло в шаббат. А ведь подобные действия влияют на горение свечи.
Почему же раби Иегуда говорит, что подобные «устройства» разрешены?
Дело в том, что его позиция основана на практическом опыте, — рассказывает Талмуд. — Однажды он проводил шаббат в мансарде семейства Натза в Лоде и видел, как над свечой укрепили наполненную маслом яичную скорлупу с крошечным отверстием... Был при этом и раби Тарфон (один из крупнейших Учитель Мишны, начало 2‑го века) и никаких возражений против этого не высказал.
Это — исключительный случай, — резюмирует Талмуд. — Крупные равы не опасались, что допустят нарушение шаббата. Однако в обычных обстоятельствах каждый человек способен совершить ошибку...
В развитие темы, связанной с зажиганием субботних свечей, Талмуд приводит Мишну, в которой уточняются обстоятельства нарушения одного из субботних запретов — на тушение огня.
В Мишне читаем:
Тот, кто (в субботу) гасит свечу, опасаясь иноверцев или разбойников, или потому, что у него — дурное настроение (и свет мешает ему), или — для того чтобы (свет свечи) не мешал спать больному, от наказания — освобождается.
Если же (человек гасит свечу в субботу) потому, что экономит на масле или фитиле, ему полагается наказание.
Раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает в этих вопросах иную грань Истины.
Человек заслуживает наказания лишь в том случае, — говорит он, — если пожалел фитиль, ибо получается, что он делает (из фитиля) уголек.
Обсуждая положения Мишны, Талмуд, прежде всего, поднимает их до уровня обобщения.
В нашей традиции, — поясняют Учителя, — существует понятие — «работа, которая сама по себе — не нужна». Например, человек в субботу собирается вырыть яму. Будет ли это «работой, которая нужна сама по себе» или — «сама по себе не нужна», зависит от того, с какой целью он будет рыть эту яму. Если, допустим, эта яма необходима для возведения какой-либо постройки, речь пойдет о работе, «которая нужна сама по себе». Если же, человек роет яму, потому что ему понадобилась земля, это — «работа, которая сама по себе не нужна».
Наказывают ли того, кто в субботу выполняет работу, «которая не нужна сама по себе»? — спрашивает Талмуд.
Раби Иегуда (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) отвечает на этот вопрос утвердительно. Однако раби Шимон (раби Шимон бар Йохай, великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; коллега и современник раби Иегуды) говорит, что наказание такому человеку не полагается.
Сразу же скажем, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Шимона.
Второй «пункт» Мишны (о человеке, который гасит свечу из экономии), — отмечает Талмуд, — выведен на основе позиции раби Иегуды. Ведь тушение свечи в этом случае — «работа, которая сама по себе не нужна». Человек в данной ситуации не имеет цели произвести что-то новое, он лишь заботится о том, чтобы в доме осталось больше масла или, к примеру, о том, чтобы не использовать до конца фитиль.
Но почему же тогда Мишна освобождает от наказания человека, который загасил свечу, чтобы ее свет не мешал спать больному? — задаются вопросом Учителя. — Ведь и в этих обстоятельствах он совершает работу, которая «сама по себе не нужна».
Тут вступает в силу другой закон. Ибо речь идет о тяжело больном человеке, — уточняет Талмуд, — когда существует опасность для жизни, и каждая мелочь может оказать на его состояние пагубное влияние. В такой ситуации мало сказать, что близким больного во все дни, в том числе — и в субботу, разрешается делать все, чтобы спасти его жизнь. Они обязаны приложить все усилия к этому.
Далее Талмуд подкрепляет сказанное агадой (агада — короткий рассказ, где глубинные смысловые слои той или иной темы вскрываются в иносказательной форме).
Как-то раз, — рассказывает Талмуд, — спросили у раби Танхума (автор Мидраша Танхума):
Можно ли в субботу загасить свечу в комнате больного, чтобы свет не мешал ему спать?
Где ты, Шломо (царь Шломо; в русских переводах нередко — Соломон)? — сказал на это раби Танхум. — Где твое понимание? Не достаточно тебе, что твои слова противоречат словам царя Давида, отца твоего. Твои слова противоречат тому, о чем ты сам говорил...
«Не мертвые будут славить Всевышнего» (Танах, Теилим — Псалмы, пс. 115), — написал в свое время царь Давид.
А царь Шломо — автор таких слов: «...И славлю я мертвых, которые уже умерли» (Танах, книга Коэлет, гл. 4, ст. 2).
И еще произнес царь Шломо такую фразу: «...живая собака лучше мертвого льва» (Коэлет, гл. 9, ст. 4).
На самом деле, нет между этими изречениями никаких противоречий, — отмечает, в конце концов, раби Танхум. Говоря — «Не мертвые будут славить Всевышнего», царь Давид имел в виду, что только пока жив человек, он может служить Творцу — постигать Его Тору и выполнять Его заповеди, внося в земной мир Свет. После смерти он не может изменить этот, земной мир.
Царь Шломо, произнеся — «...славлю мертвых», имел в виду праведников: Авраама, Ицхака, Яакова, Моше... Ведь это за их заслуги еврейскому народу неоднократно даровалось спасение.
Другое его изречение — «мертвые собаки лучше живого льва» — относятся к истории гибели царя Давида.
Давид умер в субботу, в собственном саду. И перед его приближенными возникла серьезная проблема. Дело в том, что переносить тело умершего в шаббат не разрешается. Но и оставлять в саду бездыханное тело царя было нельзя. Из-за голодных собак, которые бегали по саду и могли нанести ему повреждения.
Обсудив создавшееся положение, мудрецы вынесли решение: собакам, чтобы они отстали, надо бросить мясо, а тело Давида тем временем — вынести, положив на него младенца.
То есть — легче было избавиться от собак, нежели — перенести тело покойного царя.
Но как же все-таки ответил раби Танхум на заданный ему вопрос — о субботней свече, которая горит в комнате тяжело больного?
Свеча создана руками человека из плоти и крови и принадлежит ему, — сказал раби Танхум. А человеческая душа — «свеча» Всевышнего. Поэтому, заботясь о том, чтобы не погасла «свеча» Творца, можно и в шаббат загасить свечу, принадлежащую человеку...
На нашем листе Талмуд продолжает рассказывать агадот (множественное число от слова агада — короткая поучительная история, где глубинные смысловые слои той или иной темы вскрываются в иносказательной форме).
Учителя дают нам наставление: будь скромным и терпеливым, как Ѓилель (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век), и не будь чересчур строгим, как Шамай (коллега и современник Ѓилеля).
В связи с этим Талмуд приводит такую историю.
Поспорили двое, и по условиям заключенного пари тому, кто сумеет разозлить Ѓилеля, второй участник спора должен будет выплатить 400 зуз (денежная единица времен Талмуда).
И вот в пятницу отправился один из них к Ѓилелю. Тот как раз, готовясь к шаббату, мыл голову.
Подошел посетитель к входу дом и закричал:
— Кто здесь Ѓилель?
Я — Ѓилель, — ответил Учитель, одевшись и выйдя навстречу посетителю. — Зачем я понадобился тебе?
— Хочу задать вопрос, — говорит человек, помешавший Ѓилелю готовиться к субботе.
— Что ж, спрашивай...
— Почему у тармудийцев глаза слабые? — задает свой вопрос посетитель.
Ты задал важный вопрос, — отвечает Ѓилель. — И скажу тебе так: потому что они живут в песках (песок часто попадает им в глаза).
Покинул человек двор Учителя, но вскоре вернулся и опять закричал:
— Кто здесь Ѓилель?
Вновь вышел Ѓилель на крыльцо и вежливо спросил:
— Какая у тебя во мне надобность?
— Вопрос хочу задать... — говорит тот. — Почему у африканцев ноги широкие?
— Ты задал важный вопрос, — сказал ему Ѓилель. — И отвечу тебе: потому что живут они среди болот.
— Вообще-то, у меня много вопросов, — произносит навязчивый посетитель. — Но боюсь их задавать, потому что опасаюсь, что ты рассердишься на меня.
— Не бойся, задавай все вопросы, которые у тебя накопились, — успокаивает его Ѓилель.
Затем приглашает человека в дом, предлагает присесть, садится сам и говорит:
— Слушаю тебя...
Увидел человек, заключивший пари, что не удастся ему разозлить Ѓилеля. В самом деле. Сидит перед ним Учитель, готовый выслушать любую ерунду. И даже намеком не дает понять, что его оторвали от подготовки к шаббату. Разве такого можно разозлить?
Сделав паузу, пришедший спросил:
— Ты — тот самый Ѓилель, которого называют «главой Израиля»?
— Да, — скромно отвечает Ѓилель.
— Если это так, — говорит человек, — пусть среди нашего народа не будет много таких как ты...
— Это почему же? — недоумевает Учитель.
— Да потому что из-за тебя я потерял 400 зуз.
Будь осторожен с подобными высказываниями, — сказал ему в завершение беседы Ѓилель. — Терпение другого человека стоит несравнимо больше четыреста зуз...
А вот — другая история.
Пришел однажды к Шамаю иноверец и спросил:
— Сколько у вас учений?
— Два, — ответил Шамай. — Одно — Устное, другое — письменное.
В Письменную Тору я готов поверить, — сказал человек, — а в Устную — нет... Видишь ли, я хочу пройти гиюр (присоединиться к еврейскому народу; см. на сайте, к примеру, ответы — «Хочу пройти гиюр, с чего начать?» и «Прошел гиюр, а потом...»). Сделай так, чтобы я принял еврейство, приняв только Письменную Тору...
Рассердился Шамай и прогнал его.
Пришел этот человек к Ѓилелю, и тот согласился на тех же условиях сделать его гером (гер — нееврей, который, пройдя процесс гиюра, принял еврейство).
Первый день Ѓилель обучал его ивритскому алфавиту, называя буквы по порядку: «алеф, бет, гимел, далет и т. д.». На второй день назвал буквы в обратном порядке: «далет, гимел, бет...».
Удивился ученик и сказал:
— Вчера, как будто бы, ты называл буквы алфавита в другом порядке...
— Вот видишь, — говорит ему на это Учитель, — вчера ты положился на меня, поверив, что в ивритском алфавите именно такой порядок букв, как я тебе назвал. Тогда положись на меня и в этом вопросе — Устная Тора не менее важна, чем Письменная, и, чтобы стать евреем, ее тоже необходимо принять...
Передает Талмуд на нашем листе и еще одну историю.
Однажды нееврей, проходя мимо Бейт Мидраша (дом, где изучают Тору), услышал, как там говорили об одеждах коэна гадоль (главный служитель в Храме). Отправился он к Шамаю и потребовал, чтобы ему сделали гиюр. Очень уж захотелось ему стать главным коэном. Не знал он, конечно же, что пост коэна гадоль в принципе может занять только коэн (потомок Аарона по отцовской линии), а гер по определению не имеет права служить в Храме.
Так вот, Шамая не стал им заниматься. И тогда этот нееврей пошел к Ѓилелю. Ѓилель принял его доброжелательно, согласился руководить процессом гиюра и отправил нееврея учить Тору.
Читая Тору, этот нееврей наткнулся на фразу: «...А чужой (не коэн и не левит; народ Израиля подразделяется на три основные группы: коэны, левиты и остальные евреи, то есть — исраэль), если приблизится (к храмовой службе) — умрет» (Бамидбар, гл. 1, ст. 51).
— О ком здесь идет речь? — спросил он.
— Даже Давид, царь Израиля, не имел права служить в Храме, — ответили ему.
И понял нееврей, что никогда ему не быть коэном гадоль и не носить таких одежд...
Рассказывают, что как-то раз собрались вместе три гера.
Чрезмерная строгость Шамая, — сказал один из них, — могла лишить нас целого мира. И только терпение Ѓилеля приблизило нас к Шехине (Шехина — Присутствие Всевышнего).
Конечно же, рассказанные здесь истории раскрывают лишь одну из граней поведения величайшего Учителя Торы Шамая. Ведь главные девизы всей своей жизни сам он сформулировал так: «Мировоззрение Торы должно стать основой всей жизни», «Говори мало и делай много!» и «Каждого человека встречай — с доброжелательностью» (Мишна, Пиркей Авот, глава 1). И приведенные на нашем листе тексты свидетельствуют лишь о его «строгости», но не — о недоброжелательности.
Далее Талмуд возвращается к обсуждению Мишны (см. обзор листа 30). Но об этом мы поговорим в нашем следующем обзоре...
Итак, на нашем листе Талмуд возвращается к обсуждению Мишны (содержание Мишны и начало обсуждения ее текста — см. обзор листа 30), речь в которой идет, напомним, о том, нужно ли наказывать человека, если он в субботу загасил свечу, и при каких обстоятельствах он, загасив шаббатнюю свечу, от наказания освобождается.
Теперь Талмуд рассматривает позицию раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), который сказал, что человек, загасивший в шаббат свечу, заслуживает наказание в единственном случае — если он решил сохранить хотя бы часть фитиля. Во всех остальных случаях от наказания он освобождается.
Раби Йоси берет за основу точку зрения раби Иегуды (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — говорит Ула (великий Учитель Талмуда; Эрец Исраэль, 3‑й век), — который вывел такое правило: если некто что-либо разрушил в субботу, чтобы возвести постройку на новом месте, его не наказывают...
Человек, к примеру, потушил свечу в шаббат, потому что экономил на масле. Наказывать его, согласно точке зрения раби Йоси, не следует. Ибо загасил он огонь фитиля, а сохранить хотел — масло. Теперь понятно, почему он (раби Йоси) предусматривает наказание за «экономию» на фитилях. Ведь фитиль — то самое место, где гасят огонь свечи.
Однако раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), анализируя позицию раби Йоси, открывает в ней иную грань Истины.
Высказывание раби Йоси, — говорит он, — базируется на позиции раби Шимона (раби Шимон бар Йохай, великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; коллега и современник раби Иегуды). Ибо речь в Мишне идет о свече, фитиль которой, скрутив его из куска ткани (см. обзор листа 29), необходимо обжечь — чтобы лучше горел. И в результате получается, что тушение шаббатней свечи — «работа, которая нужна сама по себе» (см. обзор листа 30). А за такую работу, совершенную в шаббат — отмечает раби Шимон, — наказание не полагается.
Далее Талмуд дает новую Мишну — о нарушениях законов Торы женщинами, которые могут стать причиной неблагоприятного развития событий, когда женщина будет рожать.
В этой Мишне читаем:
Три нарушения могут вызвать угрозу при родах.
1. Небрежность в соблюдении запрета на интимные отношения ниды (нида — женщина в период менструального цикла; подробнее об этом — см. на сайте, к примеру, обзор недельной главы Тазриа, пятый годовой цикл обсуждения).
Неаккуратность при соблюдении заповеди, предписывающей отделять халу от теста (перед тем, как печь хлеб и другие хлебобулочные изделия, женщина обязана отделить от общей массы кусочек теста; см. об этом, к примеру, обзоры листов 66 и 70 трактата Менахот).
Небрежность в соблюдении заповеди, предписывающей зажигать субботние свечи.
Как связано несоблюдение законов ниды с патологическим течением родов? — спрашивает Талмуд.
Здесь проявляется один из принципов Управления миром — мида кенегед мида (мара за меру), объясняет рав Ицхак. — Если женщина допустила нарушение запрета на интимные отношения, когда она — нида, то и наказание она получает в виде поражения «интимных органов».
Но тогда непонятно, как связано неправильное течение родов с отделением халы и ошибкой, допущенной при зажигании свечей?
Отвечая на этот вопрос, Талмуд рассказывает агаду (агада — короткий рассказ, в аллегорической форме вскрывающий глубинные смысловые слои той или иной темы).
Сказал Всевышний людям:
— Дал Я вам определенный объем крови, от которой зависит ваша жизнь, но — и связанный с кровью запрет (вступать в интимные отношения с женщиной в период, когда она — нида).
«Началом начал» сделал Я вас (выделил еврейский народ из среды других народов), но предупредил и о «начале начал» при изготовлении хлеба (отделение халы, без которого есть хлеб нельзя).
Душу-свечу (дополнительную еврейскую душу; об этом — см. на сайте, к примеру, ответ «Дополнительная душа у еврея...», раздел «Спроси у раввина») дал Я Вам (душа в еврейских источниках часто называется «свечой Всевышнего»). Но и — предупредил, чтобы зажигали перед наступлением субботы шаббатние свечи.
Если Вы будете соблюдать эти законы Мои, получите благословение, если — не будете, заберу души ваши.
То есть во всех трех случаях речь идет о проявлении в нашем мире принципа мида кенегед мида. И все же — почему это происходит во время родов?
Учителя дают на этот счет несколько объяснений. Приведем одно из них.
В минуты, когда им грозит опасность (в большинстве случаев — при родах), женщины вспоминают об ошибке, которую совершила их прародительница Хава (в русских переводах иногда — Ева). В какие же мгновения опасность за проступки грозит мужчинам?
Когда они переходят мост, — говорит Реш Лакиш (раби Шимон бен Лакиш; величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век; ученик, а потом и коллега раби Йоханана). Разумеется, подразумевая все сходные ситуации.
Без серьезного повода не подвергай себя опасности, — наставляют нас Учителя. — Не надейся на чудо и не рассчитывай, что за прегрешение тебе удастся избежать расплаты.
И еще говорили они, что необходимо постоянно молиться о том, чтобы не заболеть. Потому что, если заболеешь, понадобится особая заслуга, чтобы выздороветь...
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему о воздаянии Небес за те или иные поступки людей.
Грабеж, — сообщают Учителя, — приводит в мир наказание в виде нашествия саранчи и голода.
Женщины города Махоза в Вавилонии, — приводит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) конкретный пример, — были известными бездельницами. И ни в чем себе не отказывали. В результате это нередко приводило к тому, что их мужья нищали и начинали воровать. И постепенно опустели эти края. И народ, проживающий в этих краях, страдал от голода.
Ложные клятвы, осквернение Имени Всевышнего и осквернение субботы становятся причиной нашествия множества диких зверей. А домашние животные — умирают.
Наказание за запретные интимные связи (между близкими родственниками), идолопоклонство, нарушение законов шмиты и йовеля — изгнание из Эрец Исраэль.
Сквернословие влечет за собой многие несчастья. Результатом неосторожного употребления плохих слов, — отмечает Талмуд, — могут стать изданные властями декреты, направленные против евреев, а также — гибель мужчин раньше срока. Вдовы и сироты взывают к Творцу, но Небеса не слышат их мольбы.
Наказание получает даже тот, кто слушает плохие слова и не останавливает сквернослова. Он может заболеть.
Попутно мы узнаем, о группе заболеваний под общим названием — ѓидрокен, которые характеризуются патологическими изменениями в мышечной системе тела человека.
Различают три вида ѓидрокена, — уточняют Учителя. — И у каждого вида — своя «симптоматика».
В первом случае мышцы уплотняются и становятся твердыми.
Во втором — распухают.
В третьем — сжимаются, как бы «усыхают».
Известны и причины, которые провоцируют соответствующие изменения в мышечной системе тела человека.
Первый вид ѓидрокена нередко проявляется у людей, которые легкомысленно потворствуют своим низменным потребностям.
Второй — когда человек голодает.
Третий — когда люди для достижения каких-либо целей обращаются к «темным силам» или пользуются услугами «колдунов». А это, как известно — запрещено Торой (подробнее о запрете на колдовство — см. на сайте, к примеру, обзор листа 65 трактата Санѓедрин).
Кожа людей, подверженных вспышкам беспричинной ненависти, — сообщает также Талмуд, — нередко приобретает зеленоватый оттенок.
Злословие, на иврите — лашон а‑ра (в буквальном переводе — «дурные слова»), — предупреждает раби Элиэзер бен Йоси, — способно оказывать негативное физическое воздействие на горло. Тот, кто злословит, подвергает себя риску получить недуг, обозначенный в Талмуде термином аскара (по описанным симптомам напоминает известное в наши дни заболевание — дифтерит).
Впрочем, другие Учителя Мишны, исследуя причины возникновения аскары, открывают в данном вопросе иную грань Истины.
Аскара, — добавляют они, — проявляется еще и в других случаях. Когда человек ест плоды, от которых не отделена трума и маасер (части урожая, которые каждый еврей в Эрец Исраэль должен отделить в пользу коэнов, левитов, то есть — служителей в Храме, и бедняков — подробнее см. на сайте, например, в обзоре листа 66 трактата Менахот).
Все знают, что будет потом (о начале интимной жизни) — после того, как невеста стоит под хупой (свадебным балдахином), — говорит раби Ханан бен Рава. — Но — горе тому, кто обсуждает подобные темы вслух. Даже если у него есть заслуги, и Небеса предполагали подарить ему семьдесят счастливых лет, уготованные ему радости могут обернуться несчастьями.
Подобное поведение Талмуд определяет как разновидность лашон а‑ра. И подчеркивает: любое произнесенное слово оказывает свое воздействие на мир и тем или иным образом отражается на судьбе человека.
В связи с этим Талмуд рассказывает такую историю.
Во времена римского владычества собрались как-то раз вместе трое Учителей: раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), раби Йоси (коллега раби Иегуды) и раби Шимон (раби Шимон бар Йохай, один из крупнейших Учителей Мишны, составитель книги Зоѓар). Сидели они и мирно беседовали.
Раби Иегуда, опасаясь, что посторонние могут слышать их разговор, намеренно похвалил власти, одобрив их заботу о населении, для которого строят они мосты, рынки и бани.
Раби Йоси смолчал. А раби Шимон сказал, что все это делают римляне, преследуя свои «нечистые» цели.
При этой беседе присутствовал человек, которого тоже звали Иегудой. Он-то и пересказал содержание этого разговора своим знакомым. И вскоре переданная из уст в уста информация дошла до властей.
В награду за «преданность» раби Иегуду назначили главным оратором всей территории Эрец Исраэль. Раби Йоси был изгнан из страны — за то, что не поддержал «славословие» раби Иегуды. А раби Шимона власти решили казнить.
Узнав об этом раби Шимон, вместе с сыном — раби Элазаром, скрылся. И прятались они в пещере двенадцать лет. Чудесным образом появились рядом с этой пещерой дерево харув и родник, которые все годы предоставляли беглецам еду и питье. Занимались они тем, что целыми днями учили Тору. Чтобы сохранить одежды, они надевали их только на время молитв. Остальное время — зарывались по горло в песок.
По истечению двенадцати лет пророк Элиягу известил раби Шимона о том, что император умер, и приговор о казни — отменен. Собрались беглецы покинуть свой «тайник», но они, все двенадцать лет постигая глубинные слои Торы, уже не в состоянии были понять, как это люди могут делать что-то еще, кроме изучения Торы. Глас с Небес вернул их в пещеру еще на двенадцать месяцев — за этот период они должны были подготовиться к жизни среди людей. Когда они вышли, наконец, из укрытия, в их сердцах созрело решение посвятить остаток жизни реализации добрых дел.
Раби Шимон, в частности, — сообщает Талмуд, — ввел границы кладбищ. И тем самым оградил коэнов от опасности случайного «заражения» тумой (духовной нечистотой). Ведь для служения в Храме требуется духовная чистота. Поэтому коэнам запрещено приближаться к местам захоронения...
На нашем листе Талмуд возвращается к законам субботы, напоминая, о чем следует думать перед тем, как наступит шаббат.
В посвященной этому Мишне читаем:
О трех вещах должен сказать человек в своем доме (еще засветло) до наступления субботы.
О том, отделен ли маасер (часть урожая, которые каждый еврей в Эрец Исраэль должен отделить в пользу левитов и коэнов — служителей в Храме) от плодов (которые будут использоваться во время шаббата).
О том, сделан ли эрув (объединение владений в некое целое, что позволяет внутри этого целого переносить вещи в шаббат).
И еще: «зажгите свечи!».
Если человек сомневается, наступила ночь или нет, не отделяют маасер от плодов, когда точно известно, что маасер от них еще не отделен, и не окунают в микву (специальный бассейн для духовного очищения) новые сосуды (по законам Торы, посуду, сделанную неевреями, перед использованием необходимо «очистить», окунув в микву) и не зажигают (субботние) свечи. Однако, если (человек) точно не знает, отделен маасер от этих плодов или нет, маасер от плодов можно отделить.
Если у человека нет уверенности, что ночь еще не наступила, он может сделать эрув и укутать (кастрюли с горячей едой, чтобы сохранить пищу теплой).
Первые две фразы, как видим, содержат вопрос, третья же — указание. Анализируя содержание этой части Мишны, Учителя, в первую очередь, концентрируют внимание на психологических моментах. И здесь некое развитие получает тема влияния слов на окружающий мир (см. обзор листа 33). Однако в данном случае Талмуд говорит о значении интонаций, звучания голоса. Фразы о маасере, эруве и субботних свечах, — наставляет Раба бен Ѓуна, — следует произносить мягко и спокойно. Такие интонации легко проникают в сознание человека, к которому обращается говорящий, и хорошо им воспринимаются.
Это — очень точное жизненное наблюдение, — поддерживает позицию Рабы рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — В том, что речевые интонации оказывают заметное воздействие на восприятие текста, мне не раз приходилось убеждаться на практике.
Далее Талмуд переходит к исследованию других положений Мишны. И отмечает в ней некое противоречие. В самом деле. Во второй ее фразе сказано, что о создании эрува напоминают домочадцам еще засветло. И это, казалось бы, означает, что после захода солнца «выстраивать» эрув уже нельзя. Но ниже, в той же Мишне сказано, что в случае, когда человек точно не знает, наступила ночь или нет, он может сделать эрув. То есть получается, что в момент наступления субботы все еще остается возможность позаботиться о эруве. Как это понимать?
Тщательно проанализировав проблему, Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век) приходит к выводу, что в Мишне идет речь об эрувах разного типа. О эруве, объединяющем в одно «владение» два населенных пункта (начало Мишны), и — о эруве, объединяющем в единое пространство несколько домов, которые образуют общий двор (заключительная часть Мишны).
Объединение двух населенных пунктов в «общее владение» — более трудоемкая задача. Поэтому следует позаботиться о создании такого эрува заранее.
Тут надо объяснить, что по закону в шаббат разрешается отдаляться от места, где человек проводит субботу, на расстояние, не превышающее 2 тысячи локтей (примерно, 1 км). Но что делать, если возникает необходимость пойти из одного населенного пункта в другой, а расстояние между ними, скажем — полтора километра?
Человек, заведомо зная, что в шаббат ему придется отправиться в соседний поселок, должен объединить два поселка в единое владение (создать эрув). Для этого достаточно до субботы где-то посередине пути между этими двумя населенными пунктами организовать «место привала» (построить, допустим, маленький импровизированный шалаш) и положить туда еду на две трапезы. Тогда он как бы разбивает путь между поселками на два «автономных» отрезка. И длина каждого из них составляет то расстояние, которое разрешается преодолевать в шаббат. Объединение пространства этого типа носит название — эрув тхумим.
Создание эрува второго типа (объединение в единое владение нескольких домов, образующих общий двор), позволяющего переносить в субботу предметы из одного дома в другой — дело несложное. Для этого достаточно положить в одном из домов еду, которой могут пользоваться все жители домов данного двора. Отметим, что Тора не запрещает переносить в шаббат «объекты» внутри двора, образованного несколькими зданиями. Однако Учителя, дабы оградить людей от невольного нарушения субботних законов (человек, к примеру, может подумать, что разрешается отнести еду соседу, дом которого — вне пределов общего двора), вводят «устрожение». И предписывают устанавливать эрув и в этом, описанном выше «простом» случае.
Анализируя положение Мишны об укутывании кастрюль, чтобы к шаббатней трапезе еда в этих кастрюлях все еще оставалась теплой, Талмуд отмечает, что решение вопроса, можно ли это делать, в значительной степени зависит от того, какой материал используется в таких целях.
По этому поводу сказано, что погружать емкости с горячей пищей, к примеру, в негашеную известь нельзя, даже если это делать засветло. Если разрешить помещать посуду с горячей едой в материал такого типа, — разъясняют Учителя, «по аналогии» люди могут воспользоваться и углями, А чтобы поддерживать в углях жар, они, забывшись, в субботу станут их ворошить, что запрещено законами Торы...
Как понимать выражение Мишны — «если человек сомневается, наступила ночь или нет»? — спрашивают Учителя.
И действительно, утверждение, что человек может спутать день с ночью, на первый взгляд кажется, по меньшей мере, странным. Что же стоит за подобными «сомнениями»?
Разговор об этом мы перенесем в наш следующий обзор...
Итак, в предыдущем обзоре мы остановились на том, что Учителя выдвинули на обсуждение вопрос, можно ли перепутать день — с ночью, и что подразумевает Мишна, когда ставит условие: «если человек сомневается, наступила ночь или нет...» (см. обзор листа 34).
Для того, чтобы не вводить людей в заблуждение, — объясняет Талмуд, — необходимо давать упоминаемым явлениям точные определения. Так, в нашем случае речь идет о временном периоде, когда дневной свет угасает, но полная темнота еще не наступила.
Этот временной отрезок суток наша традиция обозначает термином — бейн а‑шмашот (в буквальном переводе — «между светилами»), когда лучи спрятавшегося солнца еще дают какой-то слабый свет, и луна на небе уже появилась. В эти моменты у человека и в самом деле могут появиться сомнения: день это или ночь?
По поводу того, как определить границы временного отрезка бейн а‑шмашот, Талмуд приводит несколько точек зрения.
Период бейн а‑шмашот начинается с момента, когда заходит солнце, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — От этого момента надо отсчитать время, необходимое человеку, чтобы пройти три четверти мили. И можно быть уверенным, что по истечению этого времени наступит ночь.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает раби Нехемия (современник и коллега раби Иегуды).
Продолжительность периода, когда дневное светило шлет на землю лишь слабый свет, а ночное еще не вступило в свои права, — говорит он, — равна времени, которое требуется человеку, чтобы пройти полмили.
Другой современник и коллега раби Иегуды — раби Йоси говорит, что этот период длится лишь мгновение.
Тот, кто хочет узнать, какова протяженность временного отрезка, когда день передает свои права ночи, — дает образное определение периоду бейн а‑шмашот раби Ханина (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — должен дождаться, когда солнце спрячется за гору Кармель (на побережье Средиземного моря в районе города Хайфы). Потом окунуться в море и выйти на сушу. Выйдя из моря он может быть уверен, что наступила ночь.
Нельзя не отметить, что подобные выведенные Учителями «единицы измерения» демонстрируют их поистине «энциклопедические» познания в различных жизненных сферах, а также — непостижимые для нас способности сопоставлять несопоставимые, казалось бы, явления, необъяснимым для нас образом постигать самую глубинную сущность событий и вещей.
В этом смысле особый интерес вызывает помещенное на нашем листе высказывание раби Хии (один из крупнейших Учителей Талмуда в первом поколении; Эрец Исраэль, начало 3‑го века). О том, что и теперь (то есть во времена Талмуда) можно увидеть колодец Мирьям. Имеется в виду надъестественное явление, когда колодец, «сопровождал» народ Израиля все годы странствий в пустыне Синай. Для того, чтобы увидеть этот колодец, — говорит раби Хия, — надо подняться на вершину горы Кармель и вглядеться в воды Средиземного моря. Если обнаружишь в его глубинах нечто, напоминающее решетку, знай — это и есть колодец Мирьям.
Следует отметить, что гора Кармель навеки связана с надъестественным явлением, которое было инициировано величайшим пророком — Элиягу. Только помня об этом, можно понять высказывания раби Ханины и раби Хии. Но не будем углубляться в анализ этих высказываний. Это увело бы нас за рамки данного обзора.
Но вернемся к способам измерения временного отрезка между днем и ночью.
Этот временной отрезок, — уточняет Талмуд позицию раби Йоси, — только начинается, с его точки зрения, с момента, которым, согласно определению раби Иегуды период бейн а‑шмашот — заканчивается. То есть, намереваясь определить, когда наступает период между днем и ночью, человек должен от захода солнца отсчитать время, которое потребуется ему на то, чтобы пройти три четверти мили. А продолжительность этого периода — одно мгновение.
Совершенно иной способ определения момента наступления ночи предлагает Шмуэль (величайший Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век).
Если на небе виднеется только одна звезда, — говорит он, — это еще — день. Если — две, это должно вызывать у нас сомнение. Если же мы обнаружили на небе три звезды, мы можем сказать с уверенностью, что на землю спустилась ночь. При этом следует брать в расчет звезды средней величины. Ибо слишком маленькие звездочки видны лишь глубокой ночью, а большие можно увидеть даже днем.
Талмуд рассказывает, что, обозначая время, когда нужно зажигать субботние свечи, Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) не рекомендовал ориентироваться на «количество звезд». Их величина, — говорил он, — относительна, а потому в этом легко допустить ошибку. Рава советовал зажигать свечи, когда солнечные лучи еще отражаются в кронах деревьев. А в туманные дни можно сориентироваться на поведение кур: если куры устраиваются на ночлег, значит, пора зажигать шаббатние свечи.
Что же делать, если в близком окружении куриц нет?
В этих случаях, — дополняет свои рекомендации Рава, — можно пронаблюдать за воронами или — за цветами, которые поворачивают свои головки за солнцем. Если цветы сложили лепестки — пора зажигать субботние свечи...
Но почему же в способах, которые предлагают Учителя, хронометрируя период бейн а‑шмашот, обнаруживаются столь существенные расхождения?
Дело в том, — объясняет Талмуд, — что на разных географических широтах продолжительность этого временного отрезка — разная. Так, раби Иегуда дает отсчет, применимый в широтах страны Израиля и Вавилона (его длительность в этих краях — 13,5 минут). В странах, расположенных севернее, на «передачу полномочий» дня — ночи, уходит больше времени. В более южных точках — меньше...
Теперь мы в состоянии понять, откуда проистекает указание, запрещающее производить все виды работ в пятницу после захода солнца (даже когда шаббат, казалось бы, еще не наступил). Исключение составляют, как следует из содержания Мишны (см. обзор листа 34), отделение маасера от плодов (если от них, возможно, уже отделили маасер), укутывание емкостей с горячей едой в «безопасные» материалы (чтобы еда оставалась теплой в шаббат) и создание эрува «простого» типа (см. там же).
Продолжая обсуждать законы субботы, Талмуд описывает существовавший в древние времена порядок всеобщей подготовки к шаббату. И в этой связи ведет разговор о звуках шофара (своеобразный музыкальный инструмент, который делают из бараньего или козьего рога).
В шофар, как мы знаем, трубят в основном в Рош а‑Шана (еврейский Новый год) и по окончанию Йом Кипура (День Суда, День Искупления). Однако в период еврейской истории, когда большинство евреев жили в Эрец Исраэль, шофар использовали и еженедельно, каждую пятницу возвещая о приближении субботы. Это было сигналом к тому, чтобы люди заканчивали свои будничные дела и занимались лишь приготовлениями к шаббату.
Перед субботой, — сообщают Учителя, — в шофар трубили определенным образом — в строго заведенном порядке. Инструмент издавал серии звуков, и эти звуковые «вариации», с определенными интервалами между ними, должны были прозвучать шесть раз. При этом каждая из «звуковых серий» имела свое предназначение.
Первое трубление призывало остановить работу в полях.
Звуки второго — возвещали о прекращении работ в городе. В частности, второе трубление подавало знак, что пора закрывать магазины и лавочки, владельцы которых — евреи.
Третье, — пояснял раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — были сигналом к зажиганию субботних свечей.
Раби Иегуда а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Третье трубление, — говорит он, — предназначалось для того, чтобы мужчины сняли тефиллин. А о том, что настал момент зажигания шаббатних свечей, возвещало четвертое трубление.
В наши дни тефиллин надевают каждое утро, кроме субботы (в субботу надевать тефиллин — запрещено), и только на время утренней молитвы.
В прошлом евреи, с утра в будний день надев тефиллин, не снимали его весь день. А запрет на ношение его в субботу существовал всегда. Поэтому и возникала такая необходимость — перед субботой подавать сигнал, что тефиллин надо снять.
Последние три трубления (согласно позиции раби Натана) были предупредительными. Перед ними, после третьего трубления делали перерыв, за время которого можно было испечь маленькую рыбку или прилепить к стенке печи небольшой хлебный каравай. Три последних трубления возвещали о том, что всякая трудовая деятельность (в том числе — и работы по дому) прекращена. И интервалы между ними были короткими.
Описывая трубление в шофар перед субботой, Талмуд дает нам информацию и о том, что его звучание тоже имело определенный порядок.
Различают два вида звуков, и каждый из них имел свое название. Текиа — это длинный непрерывный звук, труа — длинный, прерывистый, состоящий из серии коротких, отрывистых звуков.
Первое трубление, возвещающее о прекращении полевых работ, а также — второе и третье, представляли собой комбинацию из звуков текиа и труа. И тот, кто трубил в шофар, воспроизводил их в таком порядке: текиа – труа – текиа.
Четвертое трубление состояло из одного звука — текиа. Пятое — труа и шестое — тоже из звука текиа.
Раби Шимон (раби Шимон бар Йохай, великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) сообщает, что перед шаббатом трубили в шофар и в Вавилоне, где евреи находились в изгнании. Но три последних трубления были другими. Они состояли из звуков текиа – текиа – труа. И в этом не было ошибки — такой обычай передали им их предки. И вообще, способ трубления в шофар диктуется традицией, которая была установлена в той или иной местности.
Если кто-то не успел зажечь шаббатние свечи после третьего (или четвертого) трубления в шофар, — говорит раби Йоси бар Ханина (Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, вторая половина 3‑го века), — он все еще может сделать это и сразу же после шестого трубления. За то время, пока служитель синагоги несет шофар домой. Ибо известно, что сам инструмент в шаббат в руки не берут. Из этого следует, что, по крайней мере, до тех пор, пока трубящий в шаббат служитель синагоги не оказался дома, суббота еще не наступила.
Но ведь в одном населенном пункте служитель синагоги, трубящий перед шаббатом, живет далеко, — выдвигают возражение Учителя, — а в другом — рядом с синагогой. И получится, что в одном часовом поясе временной предел, после которого субботние свечи зажигать нельзя, будет варьироваться.
Чтобы такого не было, — рассказывает Талмуд, — Учителя постановили: для хранения шофара необходимо отвести определенное место, прямо на участке, с которого служитель синагоги трубит в шофар. И все будут знать, что сразу же после последнего, шестого трубления наступает шаббат. Значит, свечи надо зажечь — до этого.
Барух Шнайдер
Наш лист открывает третью главу трактата Шаббат и выдвигает на обсуждение тему, связанную с законами субботы.
Речь идет о правилах, регламентирующих способы употребления в шаббат теплой пищи, приготовленной на огне до наступления субботы. В предыдущей главе Учителя уже касались этой темы (см. обзор листа 34), но здесь она рассматривается более обстоятельно.
Талмуд подчеркивает, что в шаббат человек должен во всем чувствовать себя комфортно, получать наслаждение от того, что в этот день происходит (на иврите «наслаждение» — онег). Это заповедано Торой. Важная составная этой заповеди — теплая еда. Ведь, если люди привыкли питаться разогретой едой в будние дни, в шаббат их тем более нельзя лишать этого удовольствия.
Но тут возникает серьезная проблема. Как сохранить пищу теплой в субботу, не подвергаясь опасности нарушить записанный в Торе субботний запрет на любую термическую обработку продуктов? Здесь отметим, что термической обработкой, согласно нашей традиции, считается подогрев пищи (начиная с температуры в 40 градусов). Кроме того, не будем забывать, что в шаббат запрещено разжигать, а также — увеличивать или уменьшать огонь.
В этой связи Талмуд рассматривает возможность оставлять на время шаббата разожженный до его наступления огонь. Предметом обсуждения на нашем листе становятся два действия: ашая, когда кастрюлю с готовой едой до момента наступления субботы оставляют на огне (чтобы к вечерней трапезе пища все еще оставалась теплой), и — ахзара, когда кастрюлю сняли с огня и, разложив часть еды по тарелкам, возвращают на огонь уже в шаббат.
В Мишне, регламентирующей эти действия, читаем:
Если печь непосредственно перед наступлением шаббата протоплена соломой или хворостом (или чем-то еще, что быстро горит, не превращаясь в тлеющие угли), на нее разрешается ставить кастрюлю с предназначенной для субботы едой. Если же печь топили дровами, для того, чтобы поставить на нее кастрюлю с едой, надо выгрести из печи тлеющие угли или присыпать (эти угли) песком (чтобы человек, забыв о запрете, не начал бы переворачивать угли кочергой, увеличивая жар в печи)...
Это постановление вынесено представителями школы Ѓилеля (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век), которые в целом принимали, как правило, более мягкие решения.
Тем не менее, представители школы Шамая (современник, коллега, друг и постоянный «оппонент» Ѓилеля), склонные к «устрожениям», открывают в этих вопросах иную грань Истины.
В их изложении Мишна звучит так:
Оставлять посуду с едой на огне с кануна шаббата можно только при условии, что угли из печи выгребли или присыпали песком. Возвращать же снятую кастрюлю с едой на огонь в сам шаббат (после того, как часть еды разложена по тарелкам) вообще — запрещается.
Теперь Талмуд приступает к исследованию содержания Мишны. И, прежде всего, выясняет, о каком из двух указанных действий (см. выше) говорится в первой части Мишны (выведенной последователями Ѓилеля): о действии, обозначенном термином ашая или — о действии ахзара.
Проведя глубокий анализ текстов источников и различных ситуаций, Учителя приходят к выводу, что речь здесь идет об ахзаре, когда емкость, внутри которой — приготовленная до шаббата еда, снимают с печи, а потом, раздав часть пищи людям, принимающим участие в субботней трапезе, снова ставят ее на горячую печь.
И это означает, что, согласно точке зрения Ѓилеля, возвращать кастрюлю (или любую другую емкость) с приготовленной до субботы едой во время шаббата на печь можно лишь в том случае, если в ней не было тлеющих углей или же угли из нее до наступления субботы либо выгребли, либо присыпали песком. Иными словами, это разрешается делать, если потенциальная вероятность увеличения или уменьшения огня — исключена.
Углубляясь в детальное изучение проблемы, Талмуд заключает, что в случае, если приготовленное накануне шаббата блюдо в кастрюле предназначается лишь для одной трапезы (то есть у хозяйки нет намерения во время шаббата возвращать кастрюлю на печь), Ѓилель и его ученики разрешают оставлять кастрюлю на печи в субботнее время. Даже если в ней не просто тлеют угли, но и открытый огонь еще не погас.
Однако при этом Учителя школы Ѓилеля выдвигают непреложное условие: пища в этой кастрюле перед наступлением шаббата должна быть доведена если не до полной готовности, то до такого состояния, когда ее все-таки можно есть (скажем, овощи жестковаты, но вполне пригодны для еды).
Чем же принципиально отличается ашая от — ахзары? Почему в одном случае пользоваться печкой с углями внутри в шаббат можно, а в другом — нельзя.
Потому что, — объясняют Учителя школы Ѓилеля, — в отличие от ситуации ахзары, при осуществлении действии ашая (оставляя приготовленное блюдо на печи — «нагревательном устройстве») вероятность того, что человек захочет «увеличить огонь» — ничтожно мала.
Важно отметить, что ѓалаха (еврейский практический закон) берет за основу позицию последователей школы Ѓилеля и, кроме всего прочего, разрешает возвращать в шаббат приготовленную до субботы еду на огонь.
К этому добавим, что современным аналогом «печи, в которой угли присыпаны песком» служит, например, газовая плита, горелки которой накрыты металлическим листом. Впрочем, для того, чтобы подогревать еду в шаббат, в наше время используют и специальные электрические платы (нагревательная спираль находится внутри прибора).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему, поднятую на предыдущем листе и рассматривающую законы субботы, связанные с подогревом пищи в шаббат.
Из содержания предыдущего листа трактата мы узнали, что Учителя вынесли постановление, запрещающее оставлять перед субботой на открытом огне еду, которая еще не сварилась и не пригодна для употребления — в надежде, что она достигнет состояния готовности в сам шаббат (см. обзор листа 37). И это постановление призвано оградить людей от невольных нарушений субботнего закона Торы, запрещающего в шаббат разжигать, увеличивать или уменьшать огонь. Ведь каждому ясно, если бы в шаббат разрешалось доваривать пищу, человек, занятый подготовкой к шаббатней трапезе, вполне мог, не думая о запрете, машинально прибавить огонь, чтобы ускорить процесс и блюдо поспело вовремя.
Но что, если некто, забыв о запрете, все же оставил на огне перед шаббатом еду, которая к моменту наступления субботы не доварилась до состояния готовности? Можно ли постфактум (на иврите — бедиавад) съесть ее, если она стала пригодной для употребления только в шаббатнее время?
Такой вопрос задали ученики раби Хие бар Абе (великий Учитель Талмуда, родился в Вавилоне, затем жил в Эрец Исраэль; конец 3‑го – начало 4‑го века).
Задумался раби Хия, — рассказывает Талмуд, — и не ответил на вопрос в тот день.
Однако к следующему дню он нашел решение.
Если человек бешогег (непреднамеренно — по ошибке, неведению или «забывчивости») поставил для шаббата на огонь еду, не доведенную до состояния готовности, — сказал раби Хия бар Аба ученикам, сославшись на Тосефту (дополнительные высказывания Учителей периода составления Мишны, которые в Талмуд не вошли), — эту еду можно есть. Но если он сделал это бемезид (умышленно, рассчитывая приготовить то или иное блюдо именно в шаббат), такую пищу есть нельзя.
При этом раби Хия подчеркнул, что в Тосефте речь идет о ситуации, когда пищу поставили на огонь уже в шаббат, и к субботней трапезе она сварилась. И продолжил: если же еду, не доведенную до готовности, оставили на огне перед наступлением субботы, нет разницы, сделал это человек умышленно или — случайно, по ошибке.
Как же понимать ответ раби Хии? — спрашивает Талмуд. — Что он имеет в виду, говоря — «нет разницы». Как поступать в подобных случаях — можно есть эту еду или ее употребление запрещено?
Позицию раби Хии бар Абы анализируют Учителя последующих поколений.
В частности, Раба (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века) и рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века) приходят к выводу, что раби Хия разрешал использовать по назначению еду, поставленную на огонь до наступления субботы, но доварившуюся до состояния готовности только в шаббат. И объясняют свою позицию так
Человек, оставивший на огне кастрюлю с едой еще до наступления шаббата (даже в том случае, если она не была доведена до состояния готовности к субботе), не нарушает запрет Торы. Ведь Тора, как известно, не дозволяет разжигать (увеличивать и уменьшать) огонь и готовить блюда, требующие термической обработки.
Человек, который до шаббата не довел блюда до готовности, нарушает установление Учителей, запрещающее начинать процесс варки продуктов для субботних трапез непосредственно перед наступлением шаббата. Поэтому пища, сама по себе, без усилий со стороны человека, приготовившаяся в субботу, постфактум разрешена для употребления. В отличие от еды, процесс варки которой начался в сам шаббат.
Поэтому недоварившуюся к началу субботы еду постфактум можно есть, независимо от того, намеренно человек ее не доварил или — случайно.
Исследуя ответ раби Хии, раби Нахман бар Ицхак (один из крупнейших Учителей Талмуда в своем поколении; 4‑й век, Вавилон) открывает иную грань Истины.
Раби Хия бар Аба, — говорит он, — не разрешал есть недоваренную еду, оставленную на открытом огне до шаббата. Даже в том случае, когда человек действовал непреднамеренно и просто, к примеру, допустил ошибку.
С точки зрения раби Нахмана, сам факт, что в данном случае был нарушен не запрет Торы, а постановление Учителей, должен становиться причиной для большего устрожения закона, а не, наоборот — для смягчения.
Свою позицию раби Нахман бар Ицхак разъясняет таким образом.
В случаях, когда человек намеренно нарушает запрет Торы, он вряд ли будет оправдывать себя тем, что действовал якобы неумышленно. Вряд ли кто решится на попытку обмануть Всевышнего. Каждый знает, что именно Творец дал людям этот закон и что Он — всеведущ. Поэтому, если некто утверждает, что сварил пищу в шаббат по ошибке (непреднамеренно), нет никакого смысла наказывать его, запрещая эту пищу употреблять.
В случае с установлением Учителей, существует куда большая вероятность, что человек будет относиться к нему, как к закону, «придуманному людьми». И, как следствие, некоторые могут предпринимать попытки обойти этот закон. В частности, выдавая намеренные действия за — непредумышленные. Поэтому в данном случае есть гораздо больше оснований для того, чтобы запретить для еды недоваренную и оставленную на огне перед шаббатом пищу. Даже в той ситуации, когда «нарушитель» утверждает, что сделал это по ошибке...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные аспекты правил, связанных с процессом приготовления (термической обработкой) еды, пригодной для употребления в шаббат (см. обзоры листов 37 и 38).
В размещенной здесь Мишне читаем:
Продукты, которые легко варятся (или жарятся), нельзя класть в непосредственной близости с источником тепла...
О чем здесь идет речь?
Приступая к анализу содержания Мишны, Талмуд объясняет, что в ней говорится, к примеру, о яйцах, которые могут быстро свариться или зажариться (стать пригодным для еды блюдом), и без высокой температуры обработки (открытый огонь) в данном случае вполне можно обойтись. В самом деле. Жизненная практика показывает: если, допустим, разбить яйцо в сковороду, только что снятую с огня, оно превратится в яичницу. Другой вопрос — разрешается ли такую яичницу есть в шаббат?
В процессе обсуждения выводится и критерий, определяющий условие, при котором начинает действовать означенный в Мишне запрет. Это — температура пищи «легкого приготовления» при контакте с объектом, разогретым от источника тепла. Если «объект» нагрет до такой температуры, что к нему нельзя прикоснуться рукой, — говорят Учителя, — значит, продукт, контактируя с ним, может свариться. Эта температура имеет конкретное выражение — чуть больше 40 градусов, и в Талмуде она обозначается термином — яд соледет (в буквальном переводе — «рука отдергивается»).
Это правило, — отмечают Учителя, исследуя указание Мишны, — относится не только к посуде, нагретой на огне, но и к емкости, которая раскалилась под воздействием горячих солнечных лучей. Поэтому в субботу, когда варить еду запрещено, не разрешается, скажем, жарить яичницу на сковороде, раскаленной на солнце.
Однако раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Если посуда нагрета не на огне, — говорит он, — в ней можно готовить еду в шаббат. Нет нарушения законов субботы и в использовании того же яйца, если оно испеклось на раскаленных от солнца камнях или — песке.
Рассматривая различные аспекты текста Мишны, раби Йоси подчеркивает, что субботний запрет на то, чтобы класть продукты рядом с огнем, где они могут подвергаться термической обработке — не постановление Учителей, но — прямое следствие запрета самой Торы. Тора не дозволяет в шаббат совершать бишуль (варка, термическая обработка), что включает в себя любой способ приготовления пищи при помощи огня или объекта, нагретого на огне (толадат ур). Что же касается способов приготовления пищи при помощи объектов (сковорода, например), которые нагрелись без участия разожженного огня и раскалились под воздействием жарких солнечных лучей (толадат хама), в Торе на это запрета нет.
Разница в видении данной проблемы, — говорит рав Нахман (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), — обозначенная в высказываниях раби Йоси и других Учителей, связана, прежде всего, с оценкой возможных ситуаций. Никто из Учителей, включая раби Йоси, не выдвигает возражений против того, что приготовление пищи на огне или при помощи объекта, раскаленного на огне — бишуль, запрещенный Торой. Все без исключения Учителя поддерживают позицию раби Йоси в том, что термическая обработка продуктов на раскаленных солнцем камнях и песке — не бишуль. И, следовательно, их можно есть в шаббат. Но, в отличие от раби Йоси, запрещая в субботу «готовить» еду в раскаленной солнцем посуде, руководствуются лишь опасениями, что на практике люди по неведению, получив разрешение на это, могут подумать, что не нарушат субботний закон, если, положим, сделают яичницу в сковороде, нагретой и на огне.
Далее Талмуд рассказывает о том, как жители Тверии, живущие возле горячих источников, целебная вода которых непригодна для питья, провели трубу с холодной родниковой водой таким образом, чтобы она проходила через горячий источник и — нагревалась.
Сделав это, они обратились к Учителям и спросили: можно ли пользоваться нагретой таким способом водой в субботу и праздники?
В шаббат такую воду, — ответили Учителя (сразу же скажем, что их позицию поддержал и раби Йоси), — так же, как и воду, нагретую обычным способом, нельзя пить, и мыться ею — тоже запрещено. А в праздник (йом тов) ее разрешается пить, но мыться ею — не разрешается.
Иными словами, Учителя не делают различий между водой, нагретой горячими источниками, и водой, нагретой непосредственно на огне.
В этой связи Талмуд задается вопросом: почему раби Йоси, разрешая в шаббат использовать «силы природы» для приготовления пищи, запрещает пользоваться ими для субботнего «подогрева» воды?
И, проведя глубокий анализ проблемы, заключает: дело в том, что в данном случае речь идет о запрещенном Торой нагревании с помощью «объекта», разогретого на огне. Ибо горячие источники Тверии, через которые жители города провели водопроводные трубы, нагреваются от подземного огня...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать аспекты установлений, связанных с процессом приготовления (термической обработкой) пищи, пригодной для употребления в шаббат (см. обзоры листов 37 и 38). И, в частности, развивает тему, поднятую в Мишне предыдущего листа, в которой рассматриваются различные виды термической обработки продуктов — не только на огне, но и, к примеру, на раскаленных солнечными лучами камнях и т. п. (см. обзор листа 39).
В предыдущем обзоре мы выяснили, что Учителя, стараясь оградить людей от возможных ошибок, в результате которых можно нарушить законы субботы, запретили готовить еду не только в посуде, нагретой на огне, но и в емкостях, разогретых горячими солнечными лучами. Хотя в принципе, как подчеркивает Талмуд, воздействие «природных сил» на продукты питания бишулем (процесс варки) не считается.
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к истории о том, как жители Тверии, живущие возле горячих грязевых источников, провели через них водопроводную трубу, по которой текла, нагреваясь, чистая родниковая вода (см. там же). Напомним, что Учителя, к которым обратились представители населения города с вопросом — можно ли пользоваться этой горячей водой в шаббат и в йом тов (праздничный день), приравняли «статус» этой воды к воде, которую греют на огне в шаббат, и запретили в субботу пить ее и мыться ею. Ведь подземный огонь, от которого нагреваются горячие ключи, бьющие из-под земли — тоже огонь. Чем же он отличается от огня, который разжигают люди?
Но в йом тов, — сказали Учителя, — иная ситуация. Следует считать, что эта вода нагрета на огне в йом тов. Пить ее можно, но мыться ею — нельзя.
Анализируя различные аспекты такого решения Учителей, Талмуд задается вопросом: означает ли это, что в воде, нагретой на огне до шаббата, мыться разрешается?
В воде, которая нагрета до шаббата, — отвечают на этот вопрос Учителя, — в субботу можно мыть лицо, руки и ноги (и другие части тела), но все тело сразу и этой водой мыть — запрещается.
Итак, мы узнаем, что в воде, нагретой до наступления шаббата, в течение всей субботы тело омывать нельзя, но можно мыть лицо, руки, ноги и т. д. А в воде, нагретой в сам шаббат (тот же статус имеет вода, проходящая по водопроводной трубе через горячие ключи в районе города Тверии), в субботу запрещается мыть даже отдельные части тела.
Несколько иные правила действуют и в йом тов, — подчеркивает Талмуд. — В воде, нагретой в сам йом тов (в том числе — посредством горячих источников), нельзя омывать тело полностью, но мыть ею лицо, руки и ноги — разрешается.
Но откуда проистекает этот запрет — на мытье всего тела в шаббат в горячей воде?
По этому поводу раби Шимон бен Пази рассказывает, что когда-то такого запрета не было — в субботу разрешалось ходить в баню и мыться в горячей воде. Но воду обязательно грели до наступления шаббата. Однако со временем обнаружилось, что некоторые банщики стали греть воду и в сам шаббат, нарушая заповедь Торы (ведь нагрев воды — та же «термическая обработка продукта», осуществлять которую Тора запрещает). Мало того, они еще и тщательно это скрывали. Утверждали, что действовали по правилам, и грели воду накануне шаббата. И это лишь усугубляло их проступок.
Чтобы оградить банщиков от самой возможности лгать по поводу горячей воды, а посетителей бань — от невольного нарушения законов шаббата, Учителя вообще запретили мыться в субботу горячей водой. Осталось лишь разрешение париться в бане.
Понятно, что пользование парилкой могло подталкивать людей на уловки: отправляясь в баню в субботу, они заявляли, что идут париться, а сами заодно омывали тело теплой водой, подогретой в шаббат. Тогда Учителя наложили запрет и на парилки.
Следует отметить, что при этом в шаббат, как и прежде, разрешалось купаться в горячих источниках Тверии. Ибо Учителя поняли, что запрещать купание в них — бессмысленно. Ибо народ к этому не готов. Такое решение могло вызвать и обратную реакцию. Возроптав, люди способны не подчиниться и другим установлениям Учителей.
Это постановление Учителей демонстрирует нам, что они выносили свои решения, руководствуясь не только результатами своих исследований, но и — с учетом настроения людей, трезво оценивая их духовный уровень.
В добавлении к сказанному Талмуд подчеркивает, что просто так, не для того, чтобы париться или мыться, заходить в общественные бани в шаббат — разрешается. Дело в том, что во времена Талмуда они служили, помимо прочего, чем-то вроде культурных центров.
Речь идет именно об общественных банях больших городов, — уточняет Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Они действительно были местом сбора и общения многих людей. Но в небольшие деревенские бани обычно ходили только мыться. Поэтому в шаббат и «просто так» заходить в них запрещалось...
На нашем листе Талмуд по-прежнему рассматривает различные аспекты бишуля (процесс варки, иными словами — термической обработки продукта, включающей в себя также тушение и обжаривание).
Мы выяснили, что законы субботы запрещают в субботу осуществлять бишуль (см. обзоры листов 37 и 38). При этом нельзя подвергать пищу термической обработке не только на огне, но и, погружая ее, к примеру, в посуду, раскаленную солнечными лучами, а также — поместив ее на раскаленные камни или песок (см. обзор листа 39).
Предмет отдельного обсуждения в Талмуде — термическая обработка воды (см. заключительную часть обзора листа 39 и обзор листа 40). Это ответвление темы и продолжает анализировать Талмуд на нашем листе.
В связи с этим приводится Мишна, в которой написано:
Если (до шаббата) на огне оставляли чайник с горячей водой, в субботу наливать в него холодную воду, чтобы (подвергая воду термической обработке) сделать ее горячей — запрещено.
Но разрешается наливать в чайник холодную воду для того, чтобы она имела комнатную температуру...
Здесь, прежде всего, возникает вопрос: какую воду следует считать — «горячей»? Талмуд отвечает на этот вопрос так: вода, как и другие продукты, считается горячей, если, дотронувшись до нее, человек отдергивает руку. В более точном выражении — это чуть больше 40 градусов. В Талмуде эта температура обозначена термином — яд соледет (в буквальном переводе — «рука отдергивается»; см. обзор листа 39).
Какие ситуации, собственно, имеет в виду Мишна, когда дает свои указания? — спрашивает Талмуд, анализируя ее содержание. — Какие действия в ней — запрещены и какие — разрешены?
В Мишне говорится о том, — объясняет рав Ада бар Матана, — что запрещено в шаббат наливать в раскаленный чайник, горячая вода из которого была полностью использована, небольшое количество холодной воды. Ибо она может нагреться в нем и стать горячей (до температуры свыше 40 градусов). Но — разрешается наполнять его водой, в таком количестве, чтобы она лишь немного подогрелась, но горячей не стала.
Но тут возникает новый вопрос: действительно ли Мишна разрешает наполнять раскаленный чайник (сделанный из металла) холодной водой? Ведь от этого температура его стенок резко снизится, и тогда эту процедуру можно будет расценивать как «закалку» металла. А закалка горячих металлических предметов холодной водой — последний этап в процессе их производства. При этом известно, что производить в шаббат последнее действие, завершающее изготовление любого предмета — запрещено. Приводят Учителя и подобный пример: нельзя в субботу производить даже последний удар молотком (на иврите — маке бе-патиш).
По аналогии, Талмуд моделирует такую ситуацию. Допустим, двое в шаббат тащат по полю кровать. Спрашивается, нарушают ли они законы субботы?
Если они переносят кровать в пределах решут а‑яхид (частное владение), никакого нарушения нет, — говорят Учителя. — Если же предмет (в нашем случае — кровать) переносится из решут а‑яхид — в решут а‑рабим (общественное владение), можно с уверенность квалифицировать их действия как нарушение (см. обзоры листов 4, 5 и 6).
Однако в данном случае нас интересуют «побочные явления», — подчеркивает Талмуд. — Будем считать, что перемещение кровати производится в пределах решут а‑яхид. Рассматривая проблему с этой точки зрения, на это запрета нет. Но, протаскивая по рыхлой поверхности пашни, участники действия оставляют борозды, как бы, не желая того, вспахивая землю. А сельскохозяйственные работы в шаббат производить не разрешается.
То есть тут мы имеем дело с явление, которое обозначено в Талмуде термином — давар ше-эйно миткавен (действие, которое, само по себе, в шаббат — запрещено, но осуществляется, как побочное, без специального намерения).
Давар ше-эйно миткавен, — отмечает раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — пример невольного нарушения законов субботы, и человек несет за это полную ответственность.
Раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины. От ответственности за подобные действия, — говорит он, — человек освобождается. Более того, они в шаббат — разрешены. Если, конечно же, «побочный эффект» не предусмотрен заранее.
В ситуации с кроватью, которую несут через поле, это означает, что в случае, если кровать — легкая и, судя по всему, не должна на земле прочерчивать борозды, но на практике борозды все же образовались, следует считать, что люди, участвовавшие в этом, не совершали запрещенные действия, и наказывать их не за что.
Проецируя сделанные выводы на ситуацию, описанную в нашей Мишне, можно сказать, что ее составитель придерживался позиции раби Шимона. Он расценивал «закалку металла», которая может иметь место, когда пустой раскаленный чайник наполняют водой, чтобы слегка ее подогреть, как незапланированный «побочный эффект» (давар ше-эйно миткавен). Поэтому и разрешил делать это в шаббат.
Совершенно другую грань Истины открывает, анализируя текст Мишны, Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века).
В Мишне, — говорит он, — подразумевается такая ситуация. Чайник с горячей водой, оставленный на огне до субботы, удален от источника тепла. Он, наполненный горячей водой, снят с огня. И тогда мы без труда приходим к выводу, что доливать в него небольшое количество холодной воды в шаббат — нельзя. Ибо кипяток разогреет эту воду до температуры яд соледет (см. обзор листа 39), а это будет нарушением законов субботы. Если же чайник, удаленный от источника нагрева, наполнен кипятком, скажем, наполовину, доливать его в шаббат холодной водой до краев — можно. Ведь холодной воды будет много, и суммарная температура всей воды в чайнике опустится ниже недозволенного предела.
В заключение подчеркнем, что при такой постановке вопроса проблема с ненамеренным «закаливанием» стенок раскаленного чайника просто не возникает. И получается, кстати говоря, что составитель данной Мишны (в прочтении Абайе) придерживается точки зрения раби Иегуды...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты бишуля (процесс запрещенной в шаббат варки, иными словами — всякой термической обработки продукта, включающей в себя также тушение и жарку). Речь, как и на предыдущем листе, идет о проблемах, которые возникают при смешивании в субботу горячей воды — с холодной (см. обзор листа 41). Когда горячая вода воздействует на холодную и как бы «варит» ее, нагревая до «запрещенного» предела. До температуры, при которой вода обжигает руку. В Талмуде для обозначения такой температуры (чуть выше сорока градусов) существует определенный термин — яд соледет, что в буквальном переводе означает — «рука отдергивается» (см. обзор листа 39).
В шаббат разрешается наливать горячую воду в сосуд с холодной водой, — говорят Учителя, принадлежащие школе Шамая (Шамай — выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век), склонные к вынесению более строгих решений. — Но холодную лить в горячую — запрещено.
В свою очередь, представители школы Ѓилеля (Ѓилель — выдающийся Учитель Мишны, современник, коллега и друг Шамая), допускающие, как правило, в своих указаниях большую «мягкость», открывают в данной проблеме иную грань Истины. Они разрешают наливать холодную воду в сосуд с горячей водой. Однако подчеркивают, что это разрешение действует лишь в том случае, если холодную воду льют, например, в чашку, которая не связана с источником тепла. Если же речь идет, скажем, о чане, который стоит на огне (чан в этой ситуации — кли ришон, «первый сосуд»), наливать холодную воду в чан и они — запрещают.
При переливании воды из одного сосуда в другой, — вносит свое уточнения Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), анализируя рекомендации Учителей, — действует принцип татаа гавар (в переводе с иврита — «нижний слой — сильнее»). И основан данный принцип на том, что жидкость, которая льется из верхнего сосуда, попадает в нижний сосуд — постепенно.
Именно поэтому последователи школы Шамая, так же, как и Учителя, принадлежащие школе Ѓилеля, разрешают лить горячую воду — в холодную. Ведь горячая вода при этом сразу смешивается с холодной, «нижней» водой. И если горячей воды будет не слишком много, то она даже частично не сможет нагреть холодную до температуры яд соледет. Когда же льют холодную воду в горячую, даже в том случае, если холодной воды — много, первые ее капли, попавшие в кипяток, будут нагреты до температуры яд соледет и тем самым — как будто бы «сварены».
Однако внук Раши, рабейну Там, точку зрения которого приводят Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), в отличие от самого Раши, усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Принцип татаа гавар (см. выше), — отмечает он, — к решению данной проблемы по ряду причин не применим.
Решение последователей школы Шамая, позволяющее лить в шаббат горячую воду в сосуд с холодной водой, но ни в коем случае — не наоборот, продиктовано простым жизненным опытом. Когда люди добавляют воду в сосуд, в котором уже есть какое-то количество воды, добавленная вода составляет обычно, по отношению к «основной», оставшейся в сосуде — меньшую часть. Иными словами, когда человек наливает горячую воду в сосуд с холодной водой, это означает, что он добавляет немного горячей воды к большому количеству холодной. И в этом случае нет опасности, что горячая вода нагреет холодную воду до температуры яд соледет. По этой же причине Учителя школы Шамая запрещают наливать холодную воду в сосуд с горячей водой. Ведь это означает, что небольшое количество холодной воды будет добавлено к большому количеству — горячей. А в результате, холодная вода может нагреться до температуры яд соледет, обжигающей руку, и это будет — бишулем.
На нашем листе дается еще одна Мишна, посвященная схожей проблеме.
В ней читаем:
В кастрюлю, снятую с огня (до того, как она полностью остынет, эта кастрюля, по выражению Талмуда — кли ришон, «первый сосуд»), в шаббат нельзя добавлять специи и приправы.
Но в тарелку, которую наполнили тем, что варилось в этой кастрюле, специи добавлять — разрешается...
Решение первого пункта Мишны принято из опасения, что специи, добавленные в готовую горячую еду, могут «свариться», — объясняет Талмуд, анализируя содержание новой Мишну. — А варить в субботу — нельзя.
Дело в том, что кли ришон, пока совсем не остынет, продолжает сохранять способность «варить», даже если емкость снята с огня, ибо стенки ее — раскалены.
Однако тарелка, например, — отмечают Учителя, анализируя второе положение Мишны, — в которую налили, допустим, суп из этой кастрюли, не обладает способностью «варить». Эта тарелка — кли шени («второй сосуд»). Ее не ставили на огонь. И суп в нее попал, когда она была холодной. Поэтому и сказано в Мишне, что в пищу, которая уже попала в тарелку, специи добавлять разрешается, ибо опасений, что они «сварятся», тут быть не может.
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать законы субботы, переходит к обсуждению новой темы, которой посвящена вся вторая часть третьей главы трактата Шаббат.
Речь идет об использовании в шаббат различных предметов. И в этой связи Талмуд вводит новый для нас термин — мукцэ, что в буквальном переводе на русский язык означает — «выделенное», а в уточненном, в приложении к нашей теме — «не предназначенное для использования».
Термином мукцэ обозначаются предметы, пользоваться которыми в шаббат, по той или иной причине — запрещается. Сразу же скажем, что Учителя, чтобы оградить людей от возможных ошибок и не допустить невольных (по забывчивости или халатности) нарушений субботних законов, постановили: в течение всего шаббата не разрешается даже брать в руки любою вещь, которую причисляют к категории «мукцэ».
В первой Мишне, открывающей новую тему, читаем:
Ставить пустой сосуд под горящей свечой, так, чтобы в него попадали капли масла, стекающего вниз в процессе горения — запрещено...
Чтобы суть данного запрета была ясна, напомним, что во времена Талмуда не пользовались ни восковыми, ни парафиновыми свечами. Понятие «свеча» подразумевало некое «устройство», основу которого составлял глиняный или, скажем, стеклянный сосуд, в который наливали масло и вставляли фитиль. Мы, скорее, назвали бы это «устройство» — светильником (подробнее об этом — см. обзор листа 11).
Анализируя текст приведенной здесь Мишны, Талмуд отмечает, что обозначенный в ней запрет связан с тем, что масло свечи, горящей в шаббат, считается — мукцэ. Потому, что его нельзя извлечь из светильника так, чтобы свеча не погасла. А мы уже знаем, что действие, в результате которого гаснет огонь, производить в шаббат не разрешается. Ибо это — прямое нарушение закона Торы, запрещающего разжигать или гасить в субботу огонь.
Но при чем же сосуд, который поставили под светильник, если к категории мукцэ причисляется лишь свечное масло? — спрашивают Учителя. — Ведь на использование сосудов в шаббат в принципе не накладывается какое бы то ни было ограничение.
И объясняют: поскольку масло свечи — мукцэ, сосуд, в который оно попадет, капая со свечи в процессе горения, тоже будет мукцэ. А, значит, этот сосуд в субботу брать в руки и сдвигать его с места — нельзя. Более того, запрещается в шаббат превращать в мукцэ вещь, которой в обычных обстоятельствах без ограничений можно пользоваться в субботу.
Поэтому Мишна, — заключает Талмуд, — и не разрешает ставить пустой сосуд под свечой так, чтобы в него капало масло.
Далее Талмуд, в своем обычном стремлении предусмотреть различные варианты «развития событий», выдвигает на обсуждение вопрос: как квалифицировать ситуацию, когда человек ставит под свечу пустой сосуд, чтобы в него стекало масло из светильника, еще до наступления субботы?
Анализируя данные обстоятельства, Учителя подчеркивают, что закон запрещает превращать разрешенную для использования в субботу вещь в мукцэ — именно в шаббат. Но, если это сделано заранее, до шаббата, никакого нарушения не будет.
Означает ли это, что подставленный под светильник до шаббата сосуд можно будет взять в руки в субботу? — уточняет Талмуд.
И дает такое разъяснение.
С одной стороны, произведенное до наступления субботы действие (посудину подставили под свечу), казалось бы, заведомо выводит из категории мукцэ то масло, которое попадет в шаббат в подставленный под светильник сосуд. Ведь оно не окажет влияния на процесс горения свечи. Но, с другой стороны, мы вынуждены констатировать факт, что в момент зажигания субботней свечи это масло, вместе с остальным маслом, залитым в емкость светильника, находилось в ней и — предназначалось для горения. Следовательно, и оно считается — мукцэ. И это означает, что двигать с места на место и вообще — брать в руки посудину, до шаббата подставленную под свечу, в течение всей субботы нельзя.
Анализируя более глубокие смысловые слои Мишны, делая обобщения, Учителя проецируют ее положение на другие сферы человеческой деятельности.
Так, к примеру, рав Хизда (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), исследовав данную Мишну, приходит к выводу, что в шаббат нельзя ставить курице корзину, чтобы она снесла в эту корзину яйцо. Однако накрывать корзиной снесенное курицей в субботу яйцо, чтобы оно ненароком не разбилось — разрешается.
Дело в том, что яйцо, снесенное курицей в шаббат, как и масло в горящем светильнике, тоже считается мукцэ. Но — по другой причине. Если масло в светильнике в любом случае предназначено для горения, то яйцо, снесенное в шаббат, переносить и брать в руки нельзя потому, что оно имеет статус нолад («порожденное», то есть, возникшее уже после наступления шаббата). Но в субботу, как известно, можно пользоваться только теми вещами, которые были пригодны для использования до момента наступления шаббата.
Яйцо, снесенное курицей в шаббат переносить в субботу нельзя, — разъясняет ситуацию раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), связывая ее с изложенным в Мишне принципом, — Поэтому получается, что корзина (в принципе разрешенный для использования в субботу предмет быта), подложенная в шаббат курице, чтобы она снесла в нее яйцо, становится — мукцэ. А мы знаем, что превращать разрешенный для использования предмет — в мукцэ в субботу — запрещено.
С другой стороны, в случае, когда яйцо, снесенное в шаббат, накрывают корзиной, эта корзина остается вещью, которой можно пользоваться в шаббат. Ибо она легко снимается, не соприкасаясь при этом с яйцом.
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать законы субботы, связанные использованием различных предметов в шаббат. Речь идет, в частности, о вещах, которые попадают в категорию мукцэ, что в уточненном переводе на русский язык означает — «не предназначенное для употребления». Иными словами, в группу под общим названием «мукце» попадают предметы, пользоваться которыми в субботу по той или иной причине — запрещено (см. обзор листа 43). Более того, чтобы оградить людей от возможных ошибок и не допустить невольных (по забывчивости или халатности) нарушений субботних законов, Учителя запретили в течение всего шаббата даже дотрагиваться до вещи (тем более — брать ее в руки), причисленной к категории «мукцэ».
Обсуждая эту тему, Талмуд приводит новую Мишну, посвященную выяснению вопроса, относится ли к этой категория свеча. И если — да, то при каких обстоятельствах.
Итак, в этой Мишне читаем:
Если светильник — новый, свечу можно переносить в шаббат (то есть он — не мукцэ). Старый (уже использованный) светильник переносить в субботу нельзя.
Иную грань Истины усматривает в этом вопросе раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
В шаббат, — говорит он, — можно переносить любую свечу. Но при условии, что она этот момент не горит...
Еще раз обратим внимание на то, что во времена Талмуда не пользовались восковыми или парафиновыми свечами. Говоря — «свеча», Талмуд подразумевает некий сосуд, скажем — из глины, в который наливали масло и вставляли фитиль (подробнее об особом устройстве свечи времен Талмуда — см. обзор листа 11). Здесь это имеет принципиальное значение.
В самом деле. Глиняная плошка, к примеру, за один шаббат может приобрести весьма неприглядный вид. Этим и объясняется решение большинства Учителей, в том числе — непосредственного составителя данной Мишны (по некоторым дошедшим до нас сведениям это был раби Иегуда — великий Учитель Мишны, 2‑й век), согласно которому проводится различие между абсолютно новым светильником и тем, который был в употреблении.
Светильник, который уже использовали — это мукцэ мехамат миус, то есть — предмет настолько «отвратительны», что брать его в руки в такой возвышенный день, как шаббат, нельзя.
Но почему же тогда подобного различия не делает раби Шимон? Почему, с его точки зрения, новый и старый светильники (пусть даже — глиняные) имеют один и тот же «статус»?
Он не разрешает перемещать свечи (неважно, старые или новые) только в течение того времени, пока они горят. И по вполне понятной причине — при их перенесении, пламя свечей может погаснуть. А мы знаем, что тушить огонь в субботу запрещено специальным законом Торы. И то, из какого материала сделан светильник (из глины, стекла или — металла), для раби Шимона не имеет никакого значения. Раби Шимон не принимает идею, что предмет может стать мукце лишь потому, что он — «не эстетичен».
Здесь следует отметить, что точки зрения раби Шимона придерживается, казалось бы, и раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век). Открывая в обсуждаемом вопросе еще одну грань Истины, он говорил, что понятия мукцэ мехамат миус — вообще не существует. То есть — не может быть такого, чтобы предмет нельзя было взять в руки в шаббат только потому, что его внешний вид вызывает «отвращение». В конце концов, реакция человека на облик того или иного предмета — вещь субъективная.
Однако, в отличие от раби Шимона, он не разрешает в субботу брать в руки и переносить не только горящую свечу, но, вообще — любую свечу, которая горела в шаббат. Даже в том случае, если она уже погасла.
Дело в том, что статус всякого предмета, мукцэ он или — нет, — подчеркивает раби Меир, — устанавливается к моменту наступления шаббата. И это означает, что в случае, если во время захода солнца накануне шаббата какой-либо предмет был запрещен для использования, он становится мукцэ на весь шаббат.
Исходя из этого, логику, выстроенную раби Меиром, нетрудно понять.
Субботние свечи, как мы знаем, зажигают перед наступлением шаббата (см. на сайте, к примеру, ответ «Как правильно зажечь свечи?»). Свеча с момента зажигания становится мукцэ, ибо ее нельзя переносить — из опасения, что она может погаснуть. Следовательно, та же свеча, когда она догорит (уже в сам шаббат) — останется мукцэ на всю субботу. Ибо ее «статус» в течение субботы не изменится.
Отметим, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует позиции раби Меира. Поэтому важно запомнить, что свечу, которая была зажжена перед шаббатом, трогать и переносить с места на место в субботу — запрещено.
Наш лист — прямое продолжение предыдущего листа. Талмуд, анализируя законы субботы, связанные использованием различных предметов в шаббат, углубляется в исследование категории мукце (в эту категорию, напомним, попадают предметы, по тем или иным причинам не предназначенные для употребления в шаббат — см. обзор листа 43). Подчеркнем, что пользоваться такими предметами — запрещено.
Чтобы оградить людей от возможных ошибок и не невольных нарушений субботних законов (скажем — по забывчивости или халатности), Учителя вообще запретили в течение всего шаббата даже дотрагиваться до вещей, причисленных к категории «мукцэ» и, конечно же — брать их в руки (см. обзоры листов 43 и 44).
На предыдущем листе Талмуд открывает нам весьма важный принцип: статус мукце предмет может получить непосредственно перед наступлением шаббата; и это означает, что на протяжении всей субботы статус его уже не изменится (см. обзор листа 44).
На нашем листе Талмуд продолжает изучать содержание Мишны (см. там же). И возвращается к включенному в нее высказыванию раби Шимона (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Речь в этой Мишне, вспомним, идет о том, входит ли в категорию мукце субботняя свеча и можно ли ее в шаббат переносить с места на место.
Мы, безусловно, и сами понимаем, что горящую свечу переносить в шаббат ни в коем случае нельзя. Это обусловлено существующей при таких обстоятельствах опасностью, что свеча при перемещении может загаснуть. И тогда наши действия будут квалифицироваться как нарушение одного из основополагающих запретов Торы — на тушение огня в шаббат. Но вот если она догорела и сама по себе погасла... Тут уже для ее перемещения нет как будто бы никаких «противопоказаний».
Об этом и говорит раби Шимон, разрешая двигать свечу, которая была зажжена перед субботой и уже догорела.
Но из содержания прошлого обзора нам известно, что раби Меир (ѓалаха, еврейский практический закон, следует его позиции) запрещал трогать зажженную для шаббата свечу в течение всей субботы. Объяснив, что, получив перед наступлением шаббата статус мукце, она остается мукце до исхода субботы (подробнее — см. обзор листа 44).
Но почему же тогда раби Шимон все-таки разрешает двигать ее в шаббат, если она погасла? — спрашивает Талмуд.
Исследуя точку зрения раби Шимона, Реш Лакиш (раби Шимон бен Лакиш; величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век) моделирует такую ситуацию. Допустим, некий предмет принципиально не был запрещен для использования в шаббат, но сам владелец этого предмета перед наступлением шаббата по каким-то причинам решил всю субботу его не использовать (то есть — как бы вынес решение, что эта вещь на шаббат будет мукцэ). Потом, уже в субботу, он спохватился, и предмет для чего-то понадобился ему. Спрашивается: вправе ли он изменить собственное решение? Как расценил бы эту ситуацию раби Шимон?
С этими вопросами Реш Лакиш обратился к раби Йоханану (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век)
Нас, в свою очередь, конечно же, интересует, что именно имел в виду Реш Лакиш, выстраивая описанную выше модель?
Талмуд объясняет, что речь в данном случае может идти о яйце, которое человек перед наступлением шаббата специально положил под курицу, чтобы впоследствии из него вылупился цыпленок, а в шаббат — передумал и вознамерился подать это яйцо к столу.
Вопрос заключается в том, будет ли это яйцо действительно — мукце. В самом деле, может ли человек, передумав в течение субботы, воспользоваться им во время трапезы?
Раби Шимон, скорее всего, скажет, — отвечает на вопрос Реш Лакиша раби Йоханан, — что предмет, отвергнутый хозяином перед шаббатом, не приобретает статус мукце. А потому для его использования в субботу, если человек вдруг передумает, нет никаких препятствий. К категории мукце, кстати говоря, он не причисляет и свечу. Поэтому и разрешает переносить ее в субботу, дождавшись, когда она, догорев, погаснет.
Так, в нашем случае, с точки зрения раби Шимона, не будет мукце и яйцо, подложенное под курицу — в намерении «сделать» из него цыпленка.
Однако другие Учителя, — подчеркивает раби Йоханан, — усматривают в решении подобных проблем иную грань Истины. Если владелец вещи со всей очевидностью продемонстрировал намерение не пользоваться ею в шаббат, — отмечают они, — вещь эта приобретает статус мукце, а, следовательно — становится непригодной для использования на всю субботу.
И это, подведем некий итог, будет означать, что придерживающиеся данной позиции Учителя не разрешат подать к столу яйцо, которое по предварительному плану его владельца, должно было стать цыпленком.
В конце концов, мы узнаем, что раби Шимон делает исключение из выведенного им правила только для случаев, когда речь идет о предметах, которые предназначались для выполнения какой-либо заповеди.
В качестве примера Талмуд говорит об орехах, миндале, гранатах и других плодах, которые перед праздником Суккот развесили на стенах сукки — как украшение. Тут он, как все Учителя, подчеркивает: эти плоды становятся частью сукки, и использовать их в каких-либо иных целях до окончания праздника — не разрешается.
Мукцэ для раби Шимона, — добавляет раби Иегуда (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — инжир или, скажем, виноград, которые положили сушиться, и они пребывают в промежуточном состоянии (то есть это уже не виноград, но еще — не изюм). Потому, прежде всего, что для большинства людей плоды в этом состоянии для еды — не пригодны. Но, если человек, разложивший плоды для сушки, еще до наступления шаббата решил, что он все-таки будет есть их в субботу, статуса мукце эти плоды не приобретут.
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать законы, связанные с использованием различных предметов в шаббат. С этой точки зрения рассматриваются различные обстоятельства, при которых какой-либо предмет может получить статус мукцэ (в эту категорию, напоминаем, попадают предметы, по тем или иным причинам не предназначенные или запрещенные для употребления в шаббат — см. обзор листа 43).
И здесь, на нашем листе, Талмуд все еще анализирует содержание посвященной этому Мишны (ее текст — см. в обзоре листа 44). Центром внимания, как и на предыдущем листе, остается грань Истины, открытая раби Шимоном (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век). Дело в том, что его позиция, по поводу того, можно ли в шаббат передвигать субботнюю свечу, если она уже догорела и погасла, не совпадает с позицией других Учителей, в том числе — с позицией составителя Мишны (см. обзоры листов 44 и 45). Исследуя грань Истины, открытую раби Шимоном, Учителя моделируют разнообразные ситуации (см. обзор листа 45).
Для дальнейшего обсуждения темы, чтобы лучше понять, о чем ведет речь Талмуд на нашем листе, нам надо выделить в ней отдельные важные моменты.
1. Учителя запретили в шаббат даже дотрагиваться до предметов, причисленных к категории мукце — чтобы оградить людей от случайных, иногда — по небрежности или забывчивости допущенных нарушений субботних законов (см. обзоры листов 43 и 44).
2. Статус мукцэ предмет приобретает в момент наступления шаббата и затем сохраняет его в течение всего субботнего дня (см. обзор листа 44).
Так, скажем, масло в горящей свече (об устройстве свечи времен Талмуда — см. обзор листа 11), которая была зажжена перед наступлением субботы, приобретает статус мукцэ, ибо горящую свечу в шаббат нельзя двигать и переносить с места на место или — брать из нее масло. Из опасения по случайности загасить ее. Ведь это будет прямым нарушением закона Торы — субботнего запрета на тушение огня. Остаток этого масла, — подчеркивают Учителя, — будет сохранять статус мукцэ до окончания шаббата. И это означает, что масло, оставшееся в светильнике после того, как свеча догорит и погаснет, тоже запрещается переносить в шаббат.
Раби Шимон открывает и в этом вопросе иную грань Истины.
Масло в горящем в субботу светильнике запрещено для использования только до того момента, пока свеча не погаснет, — говорит он. — Однако статус мукцэ оно вообще не приобретает. И после того, как свеча догорит, остатки масла даже в шаббат можно использовать и переносить.
Анализируя данное высказывание раби Шимона, Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) по аналогии моделирует такую ситуацию.
Допустим, кошерное домашнее животное — бехор (первенец, который с момента рождения предназначался для приношения в Храме — см. на сайте, к примеру, обзор листа 17 трактата Макот). Следовательно, ему нельзя делать бытовую шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом; см. Введение в трактат Хуллин). Ибо его владельцу запрещается кормить мясом бехора семью. Но вот бехор получает увечье. С физическим изъяном для приношения в Храме он уже непригоден. То есть этот бехор потерял «статус неприкосновенности» — ему можно делать обычную шехиту.
Но как поступать, если бехор получил увечье в йом-тов (праздничный день)? Мы знаем, что в течение этого дня действуют почти все субботние запреты, кроме тех, что связаны с приготовлением еды и соответственно — и с шехитой.
Рассматривая данную ситуацию, раби Шимон не разрешает резать его до исхода праздничного дня, — подчеркивает Абайе. — Он объясняет свое решение тем, что данное животное, будучи к моменту наступления праздника непригодным для какого бы то ни было использования, приобрело статус мукцэ на весь йом тов. Следовательно, оно запрещено для любого использования в течение всего этого дня. Так почему же в случае с маслом свечи, которая горела в момент наступления шаббата, раби Шимон разрешает использовать его в субботу, как только свеча погаснет? Почему он говорит, что это масло — не мукцэ?
Разница между этими двумя ситуациями заключается в том, — объясняет Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века; Абайе был его учеником), — что в случае со свечей человек заранее, еще до шаббата, зная, что свеча погаснет, рассчитывает на остатки масла, а бехор в йом тов получает увечье — непредвиденно.
Иными словами, человек еще до наступления субботы не исключает возможность использования остатков масла в шаббат. Поэтому, с точки зрения раби Шимона, это масло — не мукцэ. Что же касается первенца домашнего животного, тут его владелец никак не мог до наступления йом това рассчитывать, что зарежет его и использует его мясо в этот день. Ведь он не знал, что с животным произойдет несчастье. Напротив, перед праздником хозяин животного был уверен, что бехор — неприкосновенен. А, значит, к моменту наступления праздника первенец приобрел на весь праздничный день статус мукцэ.
То есть решающий фактор в определении статуса «объекта» (мукцэ он или — нет) для раби Шимона — намерение человека перед шаббатом (или праздником).
Нашим листом завершается третья глава трактата Шаббат. Талмуд, продолжая анализировать проблемы, возникающие в ситуациях, когда тот или иной предмет попадает в категорию мукцэ, подводит обсуждению темы некий итог.
Напомним, что к категории мукцэ причисляются объекты, которые по каким-либо причинам нельзя использовать в шаббат (см. обзор листа 43). И не только использовать, но — даже брать их в руки и дотрагиваться до них до самого окончания субботнего дня (это «устрожение» общего правила ввели Учителя — чтобы оградить людей от случайного нарушения законов субботы; см. обзор листа 44).
Речь на нашем листе идет, в частности, о разновидностях мукцэ.
Мы узнаем о таком виде мукцэ, который в Талмуде обозначен термином — басис ле-давар асур, что в переводе на русский означает — «основание (подставка) для объекта, использование которого в шаббат — запрещено».
К этой группе объектов относятся предметы, которыми в принципе можно было бы пользоваться и в субботу. Сами по себе они — не мукцэ. Но, если на таком объекте в момент наступления шаббата находились предметы, причисленные к категории мукцэ (допустим, еще до шаббата на них положили что-то, не предназначенное для субботы), они тоже приобретают статус мукцэ. И это означает, что ими нельзя пользоваться в течение всего шаббата.
Типичный пример мукцэ этого вида — подсвечник, на котором стоит зажженная перед наступлением шаббата свеча. Поскольку горящая свеча в течение всей субботы имеет статус мукцэ, ибо ее нельзя двигать и переносить с места на место — чтобы она не погасла (что было бы нарушением запрета Торы тушить огонь в шаббат), то и подсвечник, на котором стоит свеча двигать и переносить в субботу — запрещается.
Важно также отметить, что в случае, если на разрешенный для использования в субботу объект поместили два предмета, один из них — мукцэ, а у другого, не уступающего по значимости первому, никаких «противопоказаний» для использования в шаббат нет, то объект в роли «подставки» запрещенным для использования в шаббат не становится. В субботу его можно двигать и переносить. Причем, вместе с теми предметами, которые на него положили.
Сообщая об этом, Талмуд приводит короткий рассказ раби Аси (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; конец 3‑го века), переданный ему раби Йохананом (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), который, в свою очередь, узнал об этом от раби Ханины (амора первого поколения, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). А дело было так. Спросил как-то раз раби Романус у раби Иегуды а‑Наси (редактор текста Мишны, начало 3‑го века), можно ли в субботу переносить совок с пеплом от воскуренных кеторет (благовония, специальный набор ароматных трав). Такой пепел, являясь мукцэ, судя по всему, должен сделать совок, в котором он находился в момент наступления шаббата — басис ле-давар асур (то есть — мукце, и переносить его в субботу в принципе было нельзя). Но, — сказал раби Йоханан, — раби Йегуда ответил раби Романусу, что переносить этот совок в шаббат — можно.
Услышав об этом от раби Аси, раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век) удивился. Мог ли раби Йоханан сказать такое? — недоумевал он. Не сам ли он учил, что в в субботу разрешается переносить с одного места на другое корзину, в которой лежит камень. Но это разрешение мы получаем только потому, что, кроме камня, в корзине также лежали плоды, предназначенные для шаббата.
Да, корзина в данном случае — басис ле-давар асур. И если бы в ней лежал только камень (мукцэ), двигать ее в шаббат запрещалось бы. Но предназначенные для субботы плоды этот запрет — аннулируют (см. выше).
Казалось бы, отсюда следует, что совок, в котором лежал только пепел, имеющий статус мукцэ, нельзя переносить в шаббат. Ведь в момент, когда наступила суббота, этот совок превратился в басис ле-давар асур...
Дело тут в том, — объясняет, немного подумав, раби Аси, — что и в случае с совком, раби Иегуды вынес такое решение, потому что в этом совке, кроме пепла, оставались еще и несгоревшие (и, соответственно, не ставшие мукцэ) остатки благовоний.
Однако Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), проанализировав этот рассказ, открывает в решении раби Иегуды иную грань Истины.
Раби Иегуда разрешает в шаббат вынести совок с пеплом, — отмечает он, — потому что он имеет статус гереф шель реи (сосуда, наполненного нечистотами). Этот совок, безусловно — мукцэ, его никоим образом нельзя использовать в шаббат. Но здесь вступает в силу другой закон. Пепел в совке вызывает чувство отвращения. А все то, что может спровоцировать негативные эмоции, в шаббат, чтобы не нанести ущерб возвышенной атмосфере этого дня, необходимо унести подальше от людей.
Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), исследуя всю эту историю, усматривает в решении раби Иегуды а‑Наси еще одну грань Истины.
Во времена Храма, — говорит он, — совок с пеплом от воскуренных благовоний не может обладать статусом гереф шель реи.
Прежде всего, потому, что имел особое устройство: он был закрыт со всех сторон, и дым тлеющих благовоний выходил из него через специально сделанные отверстия. В отличие от обычного совка, содержимое которого — на виду, поэтому может вызывать неприятные ощущения.
Кроме того, — подчеркивает Рава, — пепел, сам по себе, и, в частности — пепел от сгоревших до наступления шаббата благовоний, как отмечал рав Нахман (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне, 3‑й век), в те времена не считался мукцэ. Его разрешалось использовать в шаббат. Им, к примеру, присыпали грязь на земляном полу.
Поэтому, — заключает Рава, — пепел, образовавшийся от сгоревших кеторет, не только не становится причиной, по которой емкость, куда он помещен, запрещено переносить в шаббат, но — напротив, именно это обстоятельство обуславливает возможность брать его в руки в субботу и переносить с места на место...
Александр Капер
Наш лист открывает новую, четвертую главу трактата Шаббат. В ней Талмуд, продолжая анализировать законы субботы, вновь возвращается к проблеме горячей еды в шаббат (об этом говорилось в предыдущей главе — см. обзоры листов 37, 38, 39, 40 и 41). Однако теперь данная проблема рассматривается под иным углом зрения.
Речь идет о методах сохранения еды в теплом виде, после того, как эта еда перед наступлением субботы снята с огня. На иврите эти методы обозначаются термином — атмана (условно переведем его как — «укутывание», то есть — погружение емкости с горячей пищей в какой-либо материал, сохраняющий тепло).
Мы узнаем, что для этого пригодны не все материалы, но — только те, которые именно хранят тепло. Материалы, которые имеют свойство выделять тепло в результате происходящих в них термохимических реакций, использовать для таких целей — запрещено, даже в том случае, если горячую пищу помещают в такой материал еще до наступления шаббата.
Какова причина такого запрета?
Если до наступления субботы кастрюлю со снятой с плиты пищей «зарыли», допустим, в горячие угли, — объясняет Талмуд, — существует опасение, что человек, уже во время шаббата, забывшись, начнет эти угли ворошить и тем самым нарушит субботние законы.
Чтобы уберечь людей от невольных нарушений законов, Талмуд приводит специальную Мишну. В ней названы материалы, которыми разрешается «укрывать» емкости с предназначенной для шаббата едой, и те, которыми «укрывать» еду для субботних трапез — запрещается.
В Мишне читаем:
В чем делается атмана, и в чем — не делается?
Не ставят емкость с горячей едой (чтобы сохранить ее в теплом виде)?
— в гэдоэт (жмых от маслин или кунжута);
— в навоз;
— в соль;
— в известь;
— в песок;
— в солому;
— в жмых, который остается после того, как из виноградных ягод выжат сок.
Использовать эти материалы для атманы нельзя, независимо от того, влажные они или — сухие.
Запрещается также использовать для атманы:
— солому;
— травы;
— мохин (всякий мягкий материал, к примеру — вата, шерсть тряпки и т. д.).
Но лишь в том случае, если они — влажные.
Но если они — сухие, использовать их для атманы — разрешено.
Для атманы можно использовать:
— плоды;
— крылья голубей;
— древесные опилки;
— костру (внешняя оболочка стеблей льна, в которые «обернуты» льняные волокна).
В вопросе использования костры раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает иную грань Истины.
Кострой для атманы, — отмечает он, — можно пользоваться, если она — достаточно толстая. Если же она — тонка, помещать в нее емкости с едой для сохранения температуры пищи — нельзя.
Но тогда, вероятно, имеет значение и толщина древесных опилок? — спрашивает Талмуд.
На опилки данное правило не распространяется, — отвечает раби Иегуда.
Так как же все-таки — с кострой? Основная часть Мишны на использование твердых льняных «чешуек» для атманы не накладывает никаких ограничений. Но раби Иегуда, а его высказывание тоже включено в Мишну, делает различие — с учетом качества этого материала. Как же поступать?
Исследовав проблему, Учителя дают заключение: костру для атманы мы используем с осторожностью, предварительно определив, что она по своим качествам подходит для этой цели.
Подчеркнем, что ѓалаха (еврейский практический закон) в этом вопросе следует точке зрения раби Иегуды.
Основной принцип для всех случаев таков, — разъясняет Талмуд, анализируя содержание Мишны. — Все материалы (некоторые — лишь будучи влажными), подверженные биохимическим реакциям, —— температура которых в определенных условиях, сама по себе, может повыситься, использовать для атманы не разрешается. Можно использовать для этого только те материалы, которые индифферентны к влиянию различных факторов. Они изолируют горячую еду в емкости от воздействия внешней среды (от охлаждения). Обернутая в них пища довольно долго остается теплой.
Далее Талмуд изучает некоторые подробности текста Мишны. Задается, например, вопросом: что имеется в виду, когда в числе разрешенных для атманы материалов, указываются — плоды?
Здесь подразумеваются злаковые или бобовые, — уточняет, анализируя проблему, Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век).
Разъяснения требует и пункт списка Мишны, в котором дается разрешение на использование для атманы крыльев голубей. Как же это выглядит на практике?
Речь идет о перьях, — говорит Тиферет Исраэль (рав Исраэль Лифшиц; известный комментатор Мишны, Германия, середина 19‑го века). — Более того, здесь, как это нередко бывает в Талмуде, выражение «крылья голубя» служит обобщением. Подразумевается, что для атманы пригодны перья любых других птиц...
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать текст первой Мишны четвертой главы трактата Шаббат (см. обзор листа 48), по ассоциации обсуждает, казалось бы, не относящуюся к законам субботы тему. Речь идет о том, как надо накладывать тефиллин (см. на сайте, к примеру, ответ «Как правильно надевать тфилин?», раздел «Спроси у раввина»).
Эта ассоциация связана с пунктом Мишны, в котором говорится, что для атманы («укутывание» емкости с горячей едой в какой-либо материал — чтобы еда к субботней трапезе не остыла) можно использовать крылья голубя. Исследуя, что, собственно, имеет в виду Мишна (подразумеваются, как мы уже знаем, перья любой птицы — см. там же), Учителя вспоминают о человеке по имени Элиша, которого называли — «владеющий крыльями».
Но при чем же тут этот человек, если речь заходит о тефиллин?
Здесь следует отметить, что правила использования тефиллин — одна из наиболее важных тем в нашей традиции. И Учителя вновь и вновь возвращаются к ней, обсуждая самые разные вопросы.
При наложении тефиллин, — говорит раби Янай (великий Учитель Талмуда, 3‑й век), — тело должно быть чистым, как у Элиши.
Что это значит? — спрашивает Талмуд.
Если человек надел тефиллин, он должен следить за собой с особым вниманием, — отмечает Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — В тефиллин, к примеру, нельзя ходить в туалет и допускать действия как-то связанные с естественными отправлениями организма.
Тут надо сказать, что в прежние времена тефиллин, во все дни недели, кроме субботы (в шаббат тефиллин вообще не накладывают), надевали с утра и носили, не снимая, до самого вечера (сейчас мы надеваем тефиллин в будние дни и — лишь по утрам, на время утренней молитвы).
В тефиллин нельзя спать и даже дремать, — добавляет Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
Во время сна, — разъясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), проанализировав сделанное Равой дополнение, — человек теряет над собой всяческий контроль. И его бесконтрольные проявления могут не соответствовать правилам «чистоты», которые необходимо соблюдать при ношении тефиллин.
Но почему Элишу называли «владельцем крыльев»? — спрашивают Учителя.
И Талмуд рассказывает такую историю.
Было это во времена, когда Земля Израиля была под властью римлян. Римляне понимали, что сила сынов Израиля — в их традиции, и старались сделать так, чтобы евреи забыли о том, что им завещано Всевышним и передано предками. Римские власти издали указ, запрещающий евреям выполнять заповеди. Наказания за неподчинения были суровыми. За ношение тефиллин, в частности, нарушителю указа угрожала смертная казнь — по распоряжению властей его должны были убить, пробив ему череп, в том самом месте, где полагалось прикреплять коробочки тефиллин (в верхней части головы, надо лбом).
Тем не менее, Элиша и не подумал выполнять указы завоевателей. Утром он, как всегда, надел тефиллин и вышел на улицу.
Вскоре его заметил городовой и бросился вдогонку за Элишей. За те мгновения, что городовой догонял его, Элиша успел снять коробочку тефиллин с головы и зажал ее в руке.
— Что у тебя в руке? — спросил Элишу городовой. — Покажи!
— Голубиные крылья, — ответил Элиша и разжал кулак.
И случилось чудо. На ладони Элиши действительно были голубиные крылья.
С тех пор его и прозвали «владельцем крыльев».
Почему в этой истории речь идет именно о голубиных крыльях? — спрашивает Талмуд. — Почему Элише не пришло в голову, сказать, что в его руке — крылья какой-либо другой птицы?
И отвечает на этот вопрос так. Первое, что приходит на ум праведному человеку, глубоко изучающему Тору (а Элиша, видимо, был из таких) — это сравнение с голубем. Название этой птицы нередко служит метафорой в текстах Торы. В Теилим (Псалмы царя Давида) сказано: «Голубиные крылья покроются серебром...» (пс. 68). И здесь выражение «голубиные крылья» употребляются в иносказательном смысле.
Крылья — щит для голубя. Ими голубь укрывается от стужи и защищается от врагов.
Чем защищается община Израиля? — Заповедями. Мицвот (множественное число от слова мицва — заповедь) служат еврею щитом от бед и неприятностей.
Поэтому вспомнил Элиша о голубиных крыльях в минуту смертельной опасности.
Но почему раби Янай говорит, что при наложении тефиллин тело человека должно быть чистым, как у Элиши?
Потому что Элиша, — объясняют Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — выполнял эту заповедь Творца с особой тщательностью, заботясь о чистоте своего тела, а также — о том, чтобы ничем не «осквернить» предмет высокого духовного предназначения. К сожалению, в наши дни, — продолжают Учителя эпохи Тосафот, — многие люди не оказывают тефиллин должного уважения, пренебрегая правилами, которых придерживался, надевая тефиллин, Элиша. Это, вероятно, связано с тем, что в периоды гонений далеко не все наши предки были готовы пожертвовать жизнью ради заповеди, что в целом в восприятии людей как бы снизило высочайшую ценность предметов, необходимых для выполнения мицвот. Такое отношение передалось последующим поколениям.
Под «чистотой тела» при ношение тефиллин, — вносит свои уточнения рабейну Там (один из крупнейших Учителей эпохи Тосафот), — подразумевается и поведение человека. В тефиллин нельзя вести легкомысленные разговоры и допускать насмешки.
В прежние времена эти правила были для евреев столь естественными, — подкрепляет высказывание рабейну Тама другой Учитель эпохи Тосафот, раби Ицхак конкретным примером, — что мошенники этим пользовались. Желая кого-то обмануть, авантюрист, чтобы усыпить бдительность намеченной жертвы, надевал тефиллин. И человек, полагая, что имеет дело с порядочным евреем, попадался в расставленные злодеем сети.
Заповеди настолько важны, — подчеркивают Учителя эпохи Тосафот, — что даже перед лицом смерти, некоторые из них нельзя преступать (см. на сайте, к примеру, обзор листа 74 трактата Санѓедрин).
Ну, а как же Элиша? Ведь он, увидев, что городовой заметил его, снял тефиллин. Может ли он быть примером для подражания?
Элиша, сняв на какое-то время тефиллин, вообще не нарушил заповедь. Напротив, он, не подчинившись указу римских властей, открыто вышел на улицу с коробочкой тефиллин на голове. Столкнувшись с городовым, он поступил правильно. Свидетельство тому — чудо, которое совершили во имя его спасения Небеса...
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к проблеме горячей еды в шаббат (см. обзоры листов 37, 38, 39, 40 и 41) и, в частности — к обсуждению методов сохранения пригодной для субботних трапез еды в теплом виде, после того, как эта еда перед наступлением субботы снята с огня. На иврите эти методы обозначаются общим термином — атмана (в условном переводе — «укутывание», то есть — погружение емкости с горячей пищей в какой-либо материал, сохраняющий тепло; см. обзор листа 48).
Здесь, на этом листе, находим новую Мишну, которая также, как предыдущая, рассматривает возможности использования различных материалов для атманы (см. обзор листа 49). Но — под иным углом зрения. В данном случае в центре внимания составителей Мишны оказываются материалы, которые по определению могут быть мукцэ (объекты, которые в шаббат нельзя переносить; см. обзор листа 43). И мы узнаем, что для атманы можно воспользоваться не только теми разрешенными для этой цели материалами (список — см. в обзоре листа 49), которые переносят в шаббат, но и некоторыми из тех, которые по определению — мукцэ.
В Мишне читаем:
Разрешается для атманы использовать кожу (скажем, кожаный чехол), и завернутую в нее емкость в субботу можно переносить (с места на место, вместе с «чехлом»). А также — в шерсти. Однако в этом случае (шерстяной «чехол» или покрывало) переносить в шаббат — нельзя.
Как поступать, когда нужно перенести кастрюлю?
Для этого надо извлечь кастрюлю (с горячей едой) из шерсти (перед тем, как перенести кастрюлю на стол), и сначала — открыть крышку кастрюли.
В случае, если есть необходимость возвращать кастрюлю в ящик (или коробку), набитый шерстью, — говорит раби Элиэзер бен Азария (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — кастрюлю из ящика извлекать нельзя.
Как же тогда поступают?
Ящик надо наклонить, — объясняет в Мишне раби Элиэзер, — и взять из кастрюли (столько еды, сколько потребуется для трапезы).
Однако другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Из шерсти можно извлечь кастрюлю (с едой), — говорят они, — а потом разрешается вернуть ее на прежнее место.
Если атману не сделать заранее, — продолжает Мишна, — с наступлением темноты заворачивать емкость с едой уже нельзя.
Если до наступления шаббата (человек) завернул во что-то кастрюлю (с горячей едой), а уже в субботу покрывало (само по себе) частично развернулось, поправить покрывало в субботу — разрешается.
В субботу дозволяется наполнить емкость холодной водой и накрыть ее подушкой или поставить под одеяло...
Талмуд последовательно, пункт за пунктом, начинает анализировать содержание Мишны и выдвигает на обсуждение вопрос: почему кожаный «чехол» для атманы переносить можно, а из шерсти — нельзя?
Предметы из кожи в шаббат передвигать и переносить — разрешено. Кожей, к примеру, обивают диваны и стулья, а этой мебелью пользуются и по субботам.
Но вот с шерстью — сложнее. Ситуация тут зависит от того, в каком виде — шерсть, которая используется для атманы, — разъясняют Учителя. — Если это — просто состриженная шерсть или нити, мы будем считать такую шерсть — мукцэ, то есть — «объектом», который переносить с места место запрещено. Ведь обычно из состриженной шерсти делают пряжу, а из нитей вяжут одежду и т. п. Иными словами, мы рассматриваем такую шерсть как «сырье» для осуществления видов работ, заниматься которыми в шаббат воспрещается. Если пригодная для атманы шерсть представляет собой готовую вещь (скажем, одеяло, покрывало, наволочка и т. п.), никаких возражений против того, чтобы переносить ее в субботу, нет. Тем более, что в случае, если до наступления шаббата мы завернули в данную вещь кастрюлю с горячей едой, это означает, что она специально предназначалась для использования в субботу (см. обзоры листов 45 и 46).
Далее Талмуд разбирает указание Мишны по поводу того, как извлекать кастрюлю из шерсти (рассматривается ситуация, когда кастрюлю помещают в ящик, набитый клочьями состриженной шерстили пряжей).
Ситуация, как будто бы — «безвыходная», — отмечают Учителя. — Ведь, если шерсть — мукцэ, то и кастрюля с крышкой — тоже мукцэ (взаимодействуя с мукце разрешенный предмет тоже становится мукцэ — см. обзор листа 47).
Крышка кастрюли в любом случае — не мукцэ, — дает разъяснение Талмуд. — Она сущностно предназначена только для того, чтобы закрывать кастрюлю.
Рассматривая вопрос, можно ли, вынув кастрюлю из ящика с шерстяной пряжей, затем вернуть ее на прежнее место, Талмуд исследует позиции раби Элиэзера бен Азарии и других Учителей. Почему раби Элиэзер запрещает делать это, а другие Учителя — разрешают?
Проанализировав проблему, Талмуд приходит к выводу, что разница в позициях заключается в одном маленьком «нюансе».
Раби Элиэзер опасается, что в момент, когда человек будет вынимать кастрюлю из ящика с шерстяной пряжей, клочья шерсти упадут с боковых стенок вниз, на место кастрюли (то есть — «передвинутся»). И это будет явным нарушением запрета на перемещение мукцэ в шаббат.
Другие Учителя допускают, что такое возможно. Но не видят в этом ничего «криминального». Если человеку удалось аккуратно извлечь кастрюлю из ящика, так, что шерсть осталась на прежнем месте, он может потом вернуть эту кастрюлю в ящик, — говорят они. — Но если клочья шерсти со стенок ящика упадут на дно, на место кастрюли, возвращать кастрюлю назад уже нельзя.
Иначе говоря, раби Элиэзер, вообще запрещая вынимать кастрюлю из коробки, проявляет предусмотрительность. Руководствуясь его указанием, человек может быть уверен, что еда для всех трапез останется теплой.
Точки зрения раби Элиэзера придерживается и Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания – Египет, 12 век). Более того, он расширяет границы этого правила, подчеркивая, что оно относится не только к шерсти, но и к любому другому материалу, который использовали для атманы. И объясняет свое решение так. Когда кастрюлю вынимают из «укрытия», оно неизменно теряет форму, независимо от того, из какого материала оно сделано. Возвращая кастрюлю на прежнее место и восстанавливая нужную форму, мы как будто бы делаем атману заново, что в шаббат — запрещено.
Поэтому Рамбам запрещает извлекать кастрюлю из места атманы. И разрешает делать это лишь в том случае, когда сваренное в ней блюдо предназначено лишь для одной трапезы (то есть больше в шаббат не понадобится).
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать субботние законы, приходит к некому обобщению и задается вопросом: чем руководствовались составители Мишны, определяя число видов работ (на иврите — мелахот), которые запрещено производить в шаббат?
Известно, что всего таких видов — тридцать девять.
Сама Мишна, в которой дается это число и говорится, какие именно мелахот производить в субботу запрещается, приводится в седьмой главе трактата Шаббат. Ну, а пока Учителя ставят перед собой цель — выяснить, откуда взято такое количество.
Вопрос этот возник, разумеется, не случайно. Учителя обращают внимание на тот факт, что в перечне видов работ есть некие «повторы». Во всяком случае, некоторые категории мелахот, которые перечисляются отдельно, можно было бы, вероятно, объединить.
Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), приводят конкретные примеры. Вот скажем, мелаха под названием — борер, что в переводе на русский язык означает — «сортировка».
Отдельным видом мелахи считается — зоре, когда зерна отделяют от остатков соломы (по-русски говорят — «провеивают»; зерна с остатками соломы подбрасывают вверх, солому ветер уносит в сторону, а зерна вертикально падают на землю). Разве этот процесс нельзя было бы тоже назвать — «сортировкой» (борер)?
Есть и еще одна мелаха, которая в значительной степени напоминает борер. Это — мэракед, то есть отделение зерен от примесей (мелкие камешки, семена других растений и т. п.).
Логично, казалось бы, объединить эти три вида работ в одну мелаху. Но нет, они в списке запрещенных в шаббат видов работ числятся каждая — по отдельности.
Это и навело Учителей на мысль, что значение имеет в данном случае само число. Но — какое же?
Столько же видов работ насчитывали при строительстве Мишкана (переносного Храма в пустыне), — говорит, исследуя проблему, раби Ханина бар Хама (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; 3‑й век).
В Торе глава о запрете работать в субботу непосредственно примыкает к главе, в которой описывается строительство переносного Храма, — дает разъяснение результатов этого исследования Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век). — И в этом описании — именно тридцать девять мелахот. Этим Тора подчеркивает, что означенные мелахот следует считать «базисными» — для понимания, какие именно виды работ производить в субботу запрещено.
Число «тридцать девять», — отмечает раби Шимон бар раби Йоси, — совпадает с количеством всех видов работ, упомянутых во всей Торе. И в тексте Торы дается намек на эту связь, ибо сказано в книге Шемот: «Не производите (в субботу) все виды работ». То есть — все те, которые названы в Торе.
Озаботившись данной проблемой, — рассказывает раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — группа Учителей начала считать по Сефер Торе, сколько раз в Торе встречается слово «мелаха». И пока не сосчитали все упоминания о мелахот в Свитке, не вышел никто из них из Бейт Мидраша (Дом Учения). И оказалось их — тридцать девять.
Вообще-то в Торе слово «мелаха» встречается шестьдесят один раз, — отмечает рабейну Хананэл. — Но далеко не во всех случаях оно обозначает вид работ, которые должен (или) не должен производить человек. Из этого количества следует, к примеру, вычесть три слова «мелаха» в недельной главе Берешит, в том фрагменте, где сказано: «И вот закончил (Всевышний) сотворение Неба и земли...». Понятно, почему — речь тут идет о мелахе, осуществленной Творцом. И поэтому в счет наших мелахот это не идет...
Не будем углубляться в произведенные Учителями математические вычисления. Скажем лишь, что в результате таких расчетов у них получилось, что в Торе о видах работ говорится сорок раз.
Но ведь их должно быть тридцать девять. Какое упоминание — «лишнее»?
В Иерусалимском Талмуде сказано: это — слово «мелаха» во фразе, где речь идет о запрете на работы в субботу. Ибо написано: «...не делайте работу (мелаху) в шаббат». Здесь это слово имеет обобщенный смысл, и никакая конкретная работа не подразумевается.
Однако в Вавилонском Талмуде (с содержанием некоторых включенных в него трактатов мы и знакомимся в наших обзорах) эта тема получает дальнейшее развитие. Углубляясь в поиск «лишнего» слова «мелаха», Учителя находят несколько вариантов. «Лишним» в нашем контексте, с их точки зрения, может быть, например, упоминание мелахи в рассказе о судьбе Йосефа — во фрагменте, где говорится, как жена Потифара пыталась его соблазнить. Сказано здесь: «И вошел Йосеф в дом, чтобы сделать дело (мелаха) свое...» (Берешит, гл. 39, ст. 11). В данном случае не совсем ясно, что имеется в виду. Если подразумевается какая-либо конкретная работа по дому, слово «мелаха» входит в число тридцати девяти мелахот. Если имеется в виду, что Йосеф мог пойти на преступление, это упоминание мелахи будет тем самым, сороковым, которое в нашем списке не учитывается.
Другой вариант — слово «мелаха» во фразе «А изделий было достаточно для всей работы (мелаха)» (Шемот, гл. 36, ст. 7). Как видим, слово «мелаха» в этом отрывке имеет обобщенное значение. Быть может, «лишнее» — именно оно?..
Рассматривают Учителя и другие возможные варианты. Однако к определенному решению так и не приходят.
На этом четвертая глава трактата Шаббат заканчивается.
Нашим листом открывается следующая, пятая глава трактата Шаббат. Талмуд продолжает обсуждать законы субботы.
Учителя анализируют фрагмент из Торы, в котором сказано: «Шесть дней — работай, а в день седьмой — суббота. Остановись — чтобы отдыхали бык твой и твой осел...» (Шемот, гл. 23, ст. 12).
О чем в этой фразе идет речь?
О том, что человек обязан обеспечить в субботу отдых скоту, который ему принадлежит. Иными словами, в шаббат животные не должны работать на хозяина, — отмечает Талмуд. И задается вопросом: означает ли это, что по субботам запрещено навьючивать на животное груз?
Рассматривая данную проблему, Учителя приходят к выводу, что запрет на перенесение предметов, к примеру, из решут а‑яхид (частное владение) в решут а‑рабим (общественное владение) в шаббат (см. обзоры листов 4, 5 и 6) распространяется не только на людей, но и — на скот, принадлежащий еврею.
Ну, а если животное, скажем, покрыто попоной. Может ли оно с этой попоной выходить со двора? — спрашивают Учителя. И, изучив проблему, отвечают на него так. Любой объект, обеспечивающий сохранность животного ношей не считается. Попона, к примеру, защищает животное от холодов и имеет «статус одежды». А ношение одежды не расценивается как перемещение «объектов» из одного места в другое. Однако все то, что не предназначено для предохранения животного от повреждений или простуды, надевать на животное, выводя его со двора, в субботу нельзя. Это считается «грузом».
Детали данного закона приводятся в Мишне:
Разрешается выводить животное (со двора) в субботу, если на нем — веревка, уздечка или намордник. Можно также вывести его с кольцом в носу... Кроме того, разрешается оставлять на животных то, в чем в обычные дни они ходят постоянно...
Если уздечка животного стала таме (духовно нечистой), животное с надетой на него уздечкой нужно окунуть в водоем...
Итак, общее правило таково: животное в шаббат обеспечивают лишь теми «объектами», которые служат для его защиты или для того, чтобы человек мог вывести его со двора (скажем, уздечка или веревка); на нем могут быть и другие объекты — в зависимости от особенностей животного. К примеру, верблюдицам обычно вдевают в нос кольцо (так было, во всяком случае, во времена Талмуда), и снимать его на шаббат нет необходимости.
Особо упрямому ослу (эта черта вообще присуща особям этого вида), — отмечают Учителя, анализируя содержание Мишны — который, к тому же, не отличается «доброжелательностью», в субботу разрешается надеть железный намордник. Чтобы он не мог кого-то укусить.
То есть, как видим, животному разрешается «носить» на себе в субботу и те «объекты», которые защищают от него окружающих.
Внимание Учителей привлекает пункт Мишны, в котором говорится: «Если уздечка животного стала таме...». Почему речь идет о духовной нечистоте, если предметы, предназначенные для «экипировки» животного, как известно, не принимают туму? — спрашивает Талмуд.
По этому поводу Учителя предпринимают специальное исследование и приходят к выводу, что уздечка как раз обладает способностью «заряжаться» тумой. Например, в том случае, если соприкасалась с мертвым телом.
Но почему исключение делается именно для уздечки?
Уздечка, — объясняет Талмуд, — скорее, принадлежит человеку, нежели — животному. Скотине она не нужна. Человеку же — необходима, чтобы за нее браться, выводя животное, и т. п. А мы знаем, что многие «объекты», которыми человек пользуется в быту, принимают туму и становятся таме.
Когда животное, уздечка которого стала таме, выводят, чтобы окунуть в водоем, надо надеть ее так, чтобы она не была плотно прижата к телу животного, — дают рекомендацию Учителя. — Важно, чтобы воды природной миквы омыли уздечку не только с внешней, но и с внутренней стороны.
В процессе изучения содержания Мишны Талмуд рассказывает такую историю.
Однажды Рава бар рав Ѓуна и рав Леви отправились в путешествие на ослах. Едут они по дороге, и вдруг Рава бар рав Ѓуна обнаруживает, что, а он, Рава, оказался впереди, а осел рава Леви плетется сзади. «Не подумал бы рав Леви, что я считаю себя выше его по рангу» — забеспокоился Рава.
Осадил он своего осла и, поравнявшись с равом Леви, чтобы загладить сложившуюся ситуацию, спросил:
Если осел ведет себе плохо, как мой, например (имея в виду, что его осел — непослушный и вырвался вперед, потому что имел дурной нрав), можно ли выводить его в шаббат в железном наморднике?..
Далее в Талмуде идет обсуждение этого вопроса. Но не будем заострять на этом внимание — Учителя рассматривают детали, нам же достаточно и того, что на намордник в шаббат, как мы уже говорили, нет запрета.
Анализируя рассказанную историю, Учителя сообщают о правилах «дорожного» этикета. Мы узнаем, что, путешествуя, человек обязан оказывать уважение старшим по возрасту. Даются и конкретные указания. Если, скажем, по дороге идут трое, и один из них — раввин. То раввин должен идти по середине, справа от него — старший, а слева — младший.
Это правило обязательно надо соблюдать, — подчеркивает Талмуд, — если эти трое идут вместе, по общим делам...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать субботние законы, касающиеся животных, которые принадлежат еврейской семье. Рассматривается, в частности, вопрос о перемещениях животного в шаббат. Что из «снаряжения» животных считается «грузом», и что — не считается. Проблемы эти принципиально важны. Ведь если животное снабжено «объектом», которое ношей не считается, оно на «законном основании» может выйти за ворота частного хозяйского владения (решут а‑яхид — см. обзоры листов 4, 5 и 6). Если на нем имеется нечто, что включается в категорию «ноша», на шаббат это надо снимать. Ибо навьючивать на животное груз в субботу строго запрещается (см. обзор листа 52).
Мишна, которая приводится на нашем листе, по сути — продолжение предыдущей (см. там же). Однако теперь в ней дается более полная детализация.
Итак, в нашей Мишне читаем такой текст.
Разрешается (в шаббат) выводить животных (за пределы решут а‑яхид), если:
— на осле — попона; но — при условии, что эта попона привязана к туловищу осла;
— на баранах и овцах — приспособления, предотвращающие спаривание, а также — специальное покрытие из ткани (предохраняющее их шерсть от загрязнения);
— на вымени коз — цруфа (приспособление, наподобие «кармана», предназначенное для того, чтобы соски не доеной козы не мокли, и для хранения произвольно стекающего из вымени молока)...
Раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает в этих вопросах иную грань Истины.
Все приспособления подобного рода, — говорит он, — использовать в шаббат нельзя. Можно в этот день надеть на овец лишь специальное покрытие, защищающее их шерсть от грязи...
Приводится в Мишне и грань Истины, открытая раби Иегудой (один из крупнейших Учителей Мишны в своем поколении, коллега и современник раби Йоси).
В шаббат козу можно выводить в цруфе, — говорит раби Иегуда, — но только в том случае, если цруфа туго притянута к вымени.
Далее Мишна переходит к ограничениям.
Запрещается (в шаббат) выводить животных (за пределы решут а‑яхид), если:
— на верблюде — матутэлет (специальная подушечка, которая подкладывается верблюду под хвост, чтобы ремни упряжи не натерли ему кожу);
— на верблюде — веревки, связывающие ему ноги; Это правило, — подчеркивает Мишна, — распространяется и на других животных.
— на животном — дуга с колокольчиками: даже если колокольчики набиты тряпками (чтобы не звенели);
— на шее животного — сулам (приспособление, не позволяющее животному поворачивать голову и вылизывать, например, ранку на теле);
— к ногам курицы привязаны нитки (чтобы куриц не перепутали, хозяева часто привязывали к ногам своих кур нитки определенного цвета) или — прикреплены ремни (на лапах, чтобы курица не прыгала и не разбивала хрупкие предметы)
Нельзя в шаббат выводить сразу несколько верблюдов, — продолжает Мишна, — связав их (веревкой) в одну «цепочку», так, чтобы они шли один за другим. Но можно собрать в одну руку веревки, которыми привязаны верблюды, каждый — по отдельности. Только при этом концы веревок должны свисать с руки более чем на тэрах (во времена Талмуда — мера длины, приблизительно равная 10‑ти см). И еще: не наматывают концы этих веревок на руку.
Сразу же скажем, что мы не приводим данную Мишну — полностью. Она для нашего обзора слишком длинна. Однако и на основе того, о чем здесь говорится, мы убеждаемся, сколь обширны знания наших Учителей в области животноводства. Дабы уберечь людей от ошибок, они вникают в каждую мелочь. Напоминают хозяевам скота, например, о том, чтобы на шаббат они снимали с вымени коров кожу ежа, которая подвязывалась к соскам, предотвращая попытки мелких животных высосать молоко...
Прежде чем проследить некоторые линии анализа текста Мишны, еще раз подчеркнем, что все субботние «дозволения» и ограничения, обозначенные в ней, призваны максимально обеспечить сохранность животного.
Но самая важная задача при этом — оградить человека от возможных нарушений субботних законов. Ярким примером этого может служить первый пункт Мишны, в котором Учителя не разрешают выводить осла в попоне, не привязанной к его туловищу. Если попону не привязать, она может упасть где-нибудь в общественном владении, — объясняет Талмуд. — И человек будет вынужден поднять ее и принести домой. А это — нарушение субботнего закона, запрещающего в шаббат переносить «объекты» из общественного владения — в частное (см. обзоры листов 4, 5 и 6). По той же причине, кстати сказать, раби Иегуда не позволяет в субботу выводить козу в свободно болтающейся цруфе. Ноги козы могут запутаться в ней, коза упадет, да еще, не исключено — повредит конечность. И человек будет вынужден, в нарушение шаббата, взять козу на руки...
Что касается попоны на осле, Учителя подчеркивают, что привязать ее разрешается до наступления шаббата. Если человек в холодное время года намеревался в субботу вывести осла за пределы своего двора, но перед шаббатом забыл о попоне, ему придется отказаться от намеченных планов.
Заботой о людях продиктован и другой запрет Мишны — выводить верблюдов, в «цепочку» связанных одной веревкой, чтобы шли они один за другим. В самом деле. При первом прочтении этот пункт трудно понять. И Талмуд дает пояснение: так обычно водят верблюдов на продажу, а торговля в шаббат — запрещена. Поэтому составители Мишны для случая, когда человеку нужно куда-то отвести сразу несколько верблюдов, предлагают иной способ (несколько веревок, зажатых в руке, и к каждой веревке привязано по верблюду). Чтобы не подумали люди, что человек, который ведет верблюдов в цепочке, не признает еврейских законов. Или — что евреям можно торговать в шаббат.
Провоцирует на вопрос и указание о длине концов веревок, свисающих с руки человека, ведущего верблюдов (более тераха — см. выше). Если свисающие концы будут совсем короткими, — уточняет Талмуд, — будет создаваться впечатление, что человек эти веревки несет.
Но почему же нельзя намотать их на руку?
Это правило, — разъясняют Учителя, — связано с запретом на шаатнез (на смешение шерстяных и льняных нитей в одежде). Как сказано: «и одежды шаатнез не будет на тебе...» (Ваикра, гл. 19, ст. 19).
Когда человек наматывает веревки, он будто бы «надевает» их на руку, как некую «деталь одежды». При этом, часть веревок может оказаться из льна, часть — из шерсти. Вот и получается — шаатнез.
Основные положения данной Мишны, — отмечает Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания – Египет, 12 век), подводя анализу Мишны некий итог, — ориентированы на животного и связаны с запретом на перевозку грузов в шаббат.
Меири (один из крупнейших комментаторов Талмуда; Франция, 13‑й век) открывает иную грань Истины. Приведенная здесь Мишна, — говорит он, — ориентирована на человека и составлена, чтобы предотвратить непреднамеренные нарушения субботних законов.
И нам остается подчеркнуть, что оба высказывания в целом выражают самую суть всего содержания Мишны нашего листа.
На нашем листе Талмуд продолжая анализировать законы субботы, связанные, скажем так — с животноводством, углубляется в исследование отдельных деталей Мишны, текст которой приведен на предыдущем листе (см. обзор листа 53).
Учителя выдвигают на обсуждение вопрос: можно ли в субботу выводить со двора (то есть из решут а‑яхид, частного владения, в решут а‑рабим, общественное владение — см. обзоры листов 4, 5 и 6) животное с каким-то украшением?
Мы уже понимаем, что речь идет о том, расценивается ли украшение как «поклажа», или оно — вне этой категории. Ведь если это — «груз», то украшать скотину — запрещается: в шаббат перевозить грузы на животных нельзя.
В Мишну, как нам известно, включено указание, запрещающее в субботу надевать на животное дугу с колокольчиками, даже если они заткнуты тряпками (см. обзор листа 53). В этом случае колокольчики могут служить лишь украшением. По аналогии естественно было бы заключить, что любые украшения животного в шаббат — запрещены.
Ну, а если это — ленточка на рогах коровы? — спрашивают Учителя. — Ведь вряд ли кто-то сочтет легкую ленту — «поклажей».
Если составители Мишны не разрешают даже выпускать в субботу со двора курицу с ниткой, завязанной на ноге (см. там же), о ленте на рогах коровы нечего и говорить...
Следует отметить, что речь о ленте на рогах коровы заходит здесь не случайно — люди рассказывали, как сообщает Талмуд, что как-то раз корова раби Элиэзера бен Азарии (великий Учитель Мишны, 2‑й век) в субботу вышла за ворота с ленточкой на рогах.
Мы не можем полагаться на эти сведения, — отмечает Рав (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения, 3‑й век). Известно, что раби Элиэзер был очень богат. Настолько, что его ежегодный маасер (по закону, еврей-животновод ежегодно обязан отделять для приношения в Храме каждого десятого первенца скота из нового приплода) составлял 1200 голов. Тут легко ошибиться. И, скорее всего, люди приняли за корову раби Элиэзера — корову соседа. Другое дело, что раби Элиэзер бен Азария должен был постараться предотвратить нарушение, указав соседу на ошибку.
Но несет ли ответственность человек за чужие ошибки? — спрашивает Талмуд.
Если некто мог указать ближнему на ошибку в его поведении и не сделал этого, — заключают Учителя, — он получает наказание, как будто бы сам совершил такую оплошность.
Насколько масштабно данное правило, зависит от того, какое положение в обществе занимает человек. Высокопоставленный вельможа, принимающий участие в управлении городом, отвечает за проступки всех горожан. Царь — за проступки всего населения Израиля. В своих указах они обязаны предусмотреть возможные нарушения, и народ подчиняется их воле.
Это правило, — подчеркивает раби Ханина (один из наиболее авторитетных Учителей Талмуда в своем поколении; Эрец Исраэль, 3‑й век), — выведено из текста пророчества Иешайи, где сказано: «Всевышний спросит со старейшин (членов Санѓедрина — Верховного Суда) и с министров» (Танах, книга пророка Иешайи, гл. 3).
Министры — в ответе за своих подданных, — разъясняет цитату Талмуд. — А за постыдное поведение самих министров ответят члены Санѓедрина.
Не слишком ли строго взыскивает с людей Небо? — спрашивает Талмуд. — Ведь далеко не всегда поведение людей — во власти стоящего над ними человека.
И отвечает: справедливость Всевышнего — безгранична. Он посылает наказание только тому, кто действительно мог предотвратить проступки другого, но не сделал этого.
Высказанную идею Талмуд подкрепляет фрагментом из Танаха: «И изрек Всевышний — вершите суд утром и спасите того, кого грабят, от рук грабителя; иначе гнев Мой обрушится на вас и сожжет, и никто не сумеет загасить пламя гнева Моего, ибо дела ваши — злодейство» (книга пророка Иермиягу, гл. 21 — в уточненном переводе).
Этот отрывок, — подчеркивает Раши, анализируя его текст, — свидетельствует, что наказание получает лишь тот, в чьих руках была возможность судить.
В связи с данной темой Талмуд поведал такую историю.
Однажды сказал рав Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век) раву Симону:
— Необходимо, чтобы кто-то из дома главы галута (еврейское самоуправление в Вавилоне) выступил перед народом с предупреждением. Чтобы вели себя люди, как подобает.
— Меня народ не послушается, — ответил ему раби Симон.
— Неважно, послушается или нет, — заметил на это раби Зейра. — Твое дело — указать людям на ошибки...
Если есть сомнения по поводу того, что люди могут не воспринять предупреждения, — говорят на этот счет некоторые Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), — надо все равно высказать их. Но если человек уверен, что его слова «повиснут в воздухе», ему лучше промолчать.
Лучше — для кого? — спрашивают коллеги этих Учителей.
Для тех, кто преступил закон, — объясняет автор этих слов. — Если некто не признает авторитета человека, предупредившего его об ошибках, преступив закон, он становится злоумышленником. Ведь он знал, что поступать так нельзя, но не прислушался к голосу разума.
Здесь Талмуд приводит еще одну цитату из Танаха: «Сказал Всевышний ему малаху (некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей, которую в русских переводах нередко называют — «ангелом») Габриэлю: пройди по всему городу Иерусалиму и отметь печатью на лбу людей, которые страдают от того, что совершаются в этом городу преступления...» (книга пророка Иехезкеля, гл. 9).
Такое указание получил малах Габриэль, — комментирует отрывок Талмуд, — чтобы отличить абсолютных праведников от законченных злодеев (на лбах праведников должна быть чернильная печать, а на лбах злодеев — красная). Чтобы не властвовали над праведниками «темные силы» (см. на сайте, к примеру, ответ «Дьявол и Ад — что это?»), и только злодеи попадали в их «лапы».
Но разве не несут праведники ответственность за злодейства? — вопрошают Учителя. — Они же могли разъяснять, что дозволено делать и что — запрещается. Тогда и злодейств было бы гораздо меньше.
Они хотели предупредить людей, — разъясняет Талмуд, — но знали, что порочные люди не воспримут их слова. И от этого страдали еще больше. Поэтому они и не заслуживают наказания. Наоборот, Творец выделил их.
Учителя отмечают в этой цитате весьма интересный момент: в оригинале для обозначения слово «печать» используется слово тав (в этом значении тав, так называется последняя буква ивритского алфавита, употребляется крайне редко).
Здесь — намек на то, что к этому времени (когда Всевышний передал Иехезкелю «текст» пророчества), закончился период, когда Всевышний мог простить проступки людей за заслуги праотцев, — заключает, исследовав отрывок, Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Но Союз с Творцом — вечен.
Впрочем, некоторые Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Заслуги праотцев, — говорят они, — имеют силу всегда, даже — в наши дни. И проявляются в положительных духовных качествах людей. Например — в милосердии, скромности и т. п.
На нашем листе Талмуд продолжает разговор об ответственности за чужие ошибки. И — о наказании Небес: кто освобождается от кары за проступки других людей и кому придется ответить за них (см. обзор листа 54).
Напомним, что данная тема возникла, когда Учителя обсуждали проблемы, с которыми может столкнуться хозяин животного в субботу. И, в частности, рассматривали вопрос, можно ли украшать животное в шаббат. Придя к единому решению, что делать это не стоит, Учителя отмечают, что раби Элазар бен Азария (великий Учитель Мишны, 2‑й век) должен был указать на ошибку соседа, корова которого вышла в субботу с ленточкой на рогах. И выстраивают логическую цепочку, поднимаясь к масштабным обобщениям (см. там же).
Теперь, восстановив основные моменты исследования, проведенного Талмудом на предыдущем листе, мы можем рассматривать содержание нашего листа, на котором Учителя углубляются в изучение различных аспектов данной темы.
Нет смерти без греха, — говорит раби Ами (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль; 3‑й век), — и нет страданий (наказаний) без злодеяний. Как сказано в Танахе: «Допустивший (непоправимую) ошибку — умрет. И сын не будет нести ответственность за проступки отца, а отец — за проступки сына. И праведность праведника останется на нем, а злодейство злодея на нем же и будет» (книга пророка Иехезкеля, гл. 19). Что же касается наказаний, об этом в Теилим (Псалмы царя Давида) говорится: «И взыщу Я жезлом за их злодеяния и — проказой за их несправедливость» (гл. 89).
Учителя обращаются к Мидрашам (Устная Тора). И приводят такую историю.
Спросили Всевышнего малахим (мн. число от слова малах — некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей):
— Владыка мира, за что Ты сделал Адама а‑ришон (первый человек) — смертным?
— Одну легкую заповедь дал Я ему, — ответил Творец, — но он ее не выполнил.
Тогда спросили малахим:
— Почему же тогда умерли Моше и Аарон? Ведь они выполняли все заповеди Торы...
Ответ на этот вопрос раби Шимон бен Элиэзер находит в текстах самой Торы. Об этом в ней сказано: «...за то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою перед очами сынов Израиля, не введете вы общину на земли, которые Я дал им» (Бамидбар, гл. 20, ст. 12).
И умерли братья, предводители еврейского народа, так и не побывав в Эрец Исраэль. Потому что ослушались Творца.
И все же, — выдвигают возражение некоторые Учителя, — бывают наказания и за чужие проступки. В трактате Бава Батра рассказывается, в частности, что Биньямин (младший сын нашего праотца Яакова), Амрам (отец Моше Рабейну), Ишай, отец царя Давида и сын Давида, Калев умерли не потому, что совершили какие-либо тяжкие проступки. Но — просто потому, что люди стали смертными. А смерть появилась в нашем мире из-за коварства нахаша (Змей), уговорившего Хаву (Еву) отведать запретный плод Дерева познания Добра и Зла. То есть они пострадали, расплачиваясь за чужой проступок.
Большинство Учителей, тем не менее, исследуя еврейские источники, приводит новые и новые доказательства того, что человеческие несчастья — результат ошибочных (или преступных) действий людей. Не будем перечислять все высказанные на нашем листе факты, подтверждающие эту концепцию. И скажем лишь, что, рассматривая проступки известных исторических личностей и воздаяния за них, Учителя приходят к выводу, что ниспосланные им наказания далеко не всегда соразмерны тяжести их «грехов».
Почему это так? — спрашивает Талмуд. — Ведь Справедливость Творца — бесконечна.
Тщательно проанализировав проблему, Учителя заключают, что многое зависит от духовного уровня, от величия человека. Чем выше его уровень, тем больше спрашивается с него.
За какой-либо проступок «простой смертный», к примеру, может вообще избежать наказания. Но, если такой же по тяжести или даже более «легкий» проступок совершил, скажем, кто-то из сыновей праотца нашего Яакова, «незамеченным» это не останется. Небесный Суд вынесет ему достаточно суровый приговор. Потому что поведение исторической личности, которое служит примером для остальных, измеряется иными мерками.
Далее Талмуд подчеркивает, что человеку, изучающему источники, бывает очень трудно оценить всю тяжесть описанного в них проступка. И с этой точки зрения анализирует приведенную в Торе историю с Билѓой (служанка Рахели, у которой тоже были сыновья от Яакова). А история эта такова.
После того, как умерла жена Яакова — Рахель, наш праотец стал все чаще посещать шатер Билѓи. И неприятно это было старшему сыну Рахели, Реувену. В Торе есть такая фраза: «И нарушил Реувен неприкосновенность ложа отца своего (куда Яаков приходил к Билѓе)» (Берешит, гл. 35, ст. 22; в уточненном переводе).
О чем здесь идет речь?
Ошибается тот, — комментирует фразу раби Йонатан (великий Учитель Мишны, 3‑й век), — кто полагает, что в ней — свидетельство преступной связи Реувена с Билѓой. Ничего такого между ними не было. Просто сын Рахели, испытав чувство обиды за мать, в сердцах перевернул отцовское ложе.
Это в корне меняет дело, — отмечают некоторые Учителя. — Если это так, нет особой вины за Реувеном.
Вина Реувена в том, — говорят другие Учителя, — что в своей горячности он нанес ущерб Шехине. А это — тяжкий проступок.
Дело в том, — объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), — что до строительства Мишкана (переносной Храм в пустыне) Шехина пребывала в шатрах праведников. И Яаков, зная об этом, в шатрах всех своих четырех жен приготовил место для Шехины. Обладая особым духовным видением, он мог определить, в какой из шатров опускается Шехина, и шел ночевать именно в этот шатер... Именно об этом проступке напоминает Реувену Яаков на смертном ложе, напутствуя сыновей: «Тогда посягнул ты на того, кто восходил на ложе мое» (Берешит, гл. 49, ст. 4)...
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего (см. обзор листа 55).
Напомним, что речь идет о трудностях, связанных с оценкой тех или иных событий, описанных в еврейских источниках. Талмуд отмечает, что смысловая глубина Торы — неисчерпаема. И во многих случаях под поверхностным слоем событийного ряда кроется совершенно иная суть.
В конце предыдущего обзора Учителя анализировали поступок Реувена (см. там же). Теперь, на нашем листе идет обсуждение отрывка из Торы, повествующего о сыновьях Эли — Хофни и Пинхасе.
Тот, кто полагает, что Хофни и Пинхас нарушили закон Торы, запрещающий, в частности, вступать в интимные отношения с чужой женой, — говорит рав Шмуэль бар Нахмани, — ошибается. Недаром в Танахе сказано: «И там — два сына Эли, Хофни и Пинхас. Они — коэны (служители в Храме) Всевышнего» (первая книга пророка Шмуэля, гл. 1). А коэнами могли быть только люди, обладающие высокими моральными качествами.
О чем здесь — разговор? Откуда берется само подозрение, что сыновья Эли совершали неблаговидные поступки?
Рассказывает Талмуд, что по долгу службы сыновья Эли, Хофни и Пинхас, осуществляли приношения в Храме. И всякий раз, когда со своими приношениями приходили в Храм женщины, они возвращались к своим мужьям, заметно задерживаясь.
Сыновья Эли, — объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), — как правило, старались избегать работы с приношениями. Поэтому женщины, приходившие в Мишкан (переносной Храм в пустыне), который в те времена находился в Шило, с приношениями после родов, зная, что их приношениями должны заниматься Хофни и Пинхас, отдав «объекты» приношений, не уходили домой сразу. Они ждали результата. Чтобы убедиться, что их корбанот (множественное число от слова корбан — приношение в Храме) вознесены Всевышнему.
Исследуя другие еврейские источники, Талмуд подтверждает, что на репутации братьев, сыновей Эли, не было «темных пятен». Известно, что за связь с чужой женой полагался карет (отсечение души от Источника жизни). Но в Танахе, к примеру, есть отрывок, в котором Пинхаса восхваляет правнук его — коэн гадоль (главный коэн; в некоторых переводах — «первосвященник») Ахия бен Ахитув (первая книга пророка Шмуэля, гл. 14). Не бывает такого, — заключает Талмуд, — чтобы наши книги превозносили человека, совершившего преступление.
Далее Талмуд приводит еще один пример.
В Танахе написано: «Когда состарился Шмуэль, сыновья его не пошли его путями... И склонились к неблаговидным поступкам» (первая книга пророка Шмуэля, гл. 8).
О чем поведал нам пророк? — спрашивают Учителя. И, исследовав соответствующие тексты источников, приходят к выводу, что «неблаговидность» поведения сыновей Шмуэля сводится к тому, что они не следовали примеру отца. И это проявилось в конкретных делах.
Они, как и отец, стали судьями. Но пророк Шмуэль судил народ Израиля, странствуя из города в город (первая книга пророка Шмуэля, гл. 7). Сыновья же его осели в определенных городах и вершили суд там, где жили. Они создали судейские учреждения и давали возможность заработать стражникам и писцам.
Да и сами не оставались в накладе, — подчеркивает раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век), — требуя свою часть дохода.
Сыновья Шмуэля, — объясняет Раши, — были левитами. И требовали, чтобы именно им земледельцы отдавали маасер (десятину, которую должен отделять крестьянин от каждого урожая — в пользу левитов). В результате остальные левиты данного населенного пункта ничего не получали и оставались в бедности. В этом, в корыстолюбии, и состоит их прегрешение.
Они брали большую долю, чем им полагалось по закону, — уточняет раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
Однако раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе несколько иную грань Истины.
Сыновья Шмуэля, — говорит он, — помимо судейства, занимались коммерцией. И в случаях, когда рассматривались имущественные иски, они, как правило, защищали интересы своих деловых партнеров. Даже если правда была не на их стороне.
И все три позиции Учителей свидетельствуют об одном и том же. Пророк Шмуэль был совершенно бескорыстным человеком и не ждал наград за свой труд. Но его сыновья пошли иными путями, ибо в их сердцах поселилось корыстолюбие...
В нашем обзоре мы ограничимся приведенными выше примерами. И нам остается сказать, что исследованием текстов источников и глубоким анализом поступков известных исторических личностей Талмуд завершает пятую главу трактата Шаббат.
Ханох Лернер
Наш лист открывает новую, шестую главу трактата Шаббат. И, если предыдущая глава заканчивалась «ассоциативным отступлением» (см. обзоры листов 55 и 56), то теперь Талмуд возвращается к анализу центральной темы трактата — законы субботы.
Речь здесь идет об одежде и украшениях человека. Однако, прежде чем говорить о правилах поведения человека в шаббат с этой точки зрения, напомним некоторые известные нам из предыдущих обзоров принципы.
Во-первых, Тора, как мы знаем, запрещает в субботу переносить объекты из частного владения (решут а‑яхид) — во владение общественное (решут а‑рабим). Об этом говорилось в первой главе нашего трактата (см. обзоры листов 4, 5 и 6). На тех же листах упоминалось и о том, что в общественном владении нельзя переносить «объекты» на расстояние более четырех амот (ама — во времена Талмуда мера длины, в знакомых нам единицах измерения приблизительно равная 0,5 м).
На одежду и украшения данные запреты, насколько мы успели заметить, не распространяются. То есть, даже если в населенном пункте нет эрува, в субботу человек вправе одеться, как ему нравится, надеть на себя украшения и выйти за ворота своего дома (из частного владения — в общественное).
Однако оказывается, что и тут не все так однозначно и просто. Чтобы оградить человека от невольных нарушений субботних законов, Учителя вводят особый запрет — на ношение за пределами собственного дома некоторых видов одежды и украшений.
В Мишне, которая дает эти ограничения, читаем:
В чем женщина может выйти в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) и в чем — не может?
Запрещается ей выходить (из дома):
— если в волосы ее вплетены льняные и шерстяные нити или ленты; с этими лентами (или нитями в волосах) не должна она окунаться (в микву — специальный бассейн для духовного очищения), пока не ослабит их (чтобы вода беспрепятственно могла омыть ее голову).
— с повязкой на лбу;
— в шерстяной шапке;
— в золотых украшениях;
— в серьгах (продетых в нос);
— с перстнем, на котором нет печати;
— в украшениях в виде иглы (без ушка);
— с лентами, свисающими с головного убора и не пришитыми к нему...
Но если случилось так, — продолжает Мишна, — что женщина все же вышла (из дома) в чем-то из перечисленных здесь запрещенных вещей, приношение в Храме с нее не требуется...
Далее Талмуд, пункт за пунктом, начинает анализировать содержание Мишны.
И выдвигает на обсуждение вопрос: почему составители Мишны не разрешают женщине выходить в шаббат из дома, если в ее волосы вплетены ленты и даже — нити?
Ответ содержится в самой Мишне. Имеется в виду ситуация, когда женщине необходимо в субботу окунуться в воды миквы. А по закону, воды миквы, предназначенные для духовного очищения, должны омыть тело человека — целиком, с головой. Таким образом, чтобы вода беспрепятственно контактировала со всеми участками тела.
Тут, видимо, необходимо объяснить, что речь идет о женщине, которая обязана пройти процедуру духовного очищения — после того, как закончится период, когда она — нида. (о сути этого понятия — см. на сайте, к примеру, обзор недельной главы Тазриа, третий годовой цикл). Следует отметить, что день, когда женщина идет в микву, в этом случае рассчитывается с «математической» точностью и вполне может совпасть с шаббатом.
Но ведь нас интересуют здесь субботние законы. Как они соотносятся с данными обстоятельствами?
Сняв с головы в микве ленты и нити, — объясняет Талмуд, — женщина, что вполне вероятно, забудет надеть их и понесет свои ленты (и нити) домой, пройдя по территории общественного владения более чем четыре амы. И это будет нарушением соответствующего закона субботы.
В сущности, по той же причине, — уточняют Учителя, — нельзя женщине выходить на улицу, если ленты свободно свисают с головного убора или на ее голове — повязка. А вдруг она снимет их, чтобы показать, допустим, подруге, и пойдет домой, забыв их надеть.
Аналогичная ситуация — и с шерстяной шапкой. С той лишь разницей, что связанная из шерсти вещь может причинить неудобства (положим, шерсть окажется «кусачей»), и женщина, находясь в общественном месте, снимет ее.
Что касается сережек, Талмуд подчеркивает, что в шаббат можно носить серьги в ушах, но — не в носу...
Эти разъяснения помогают нам понять суть предостережений Мишны. Но почему все-таки, нарушив данные указания, женщина ответственности за это не несет?
Наказания за нарушение этих правил не предусмотрены, потому что в Торе этих запретов нет, — сообщает Талмуд. — Они выведены Учителями, которые, рассмотрев различные возможные ситуации, пришли к выводу, что ношение перечисленных в Мишне «объектов» при определенном стечении обстоятельств может стать причиной нарушения субботних законов.
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать проблемы, связанные с ношением различных деталей одежды и украшений в шаббат (см. обзор листа 57), вновь возвращается к теме субботнего «снаряжения» животных (см. обзоры листов 52, 53 и 54).
Здесь выдвигается на обсуждение вопрос: может ли хозяин в субботу вывести (или выпустить) скотину со двора, если к ее шее или попоне прикреплена специальная пломба (печать), удостоверяющая, что данное животное принадлежит такому-то владельцу?
Учителя, тщательно проанализировав возможные в таких случаях ситуации, дают отрицательный ответ. И уточняют: запрещается также выводить животное в шаббат в общественное владение, если к его попоне прикреплен колокольчик (см. также обзор листа 53).
Попутно Талмуд сообщает, что эти запреты ни коим образом не связаны с проблемами духовной нечистоты. Ибо ни пломба, изготовленная, скажем, из глины, ни колокольчик, соприкасаясь с источником нечистоты (к примеру — мертвое тело), не «заряжаются» тумой (духовной нечистотой).
На чем основана такая информация? — спрашивают Учителя. — Ведь из других источников известно, что колокольчик на животном, в отличие от дверного, как раз принимает туму. Это дверной колокольчик тумой не «заражается». Потому что прикреплен к двери, которая представляет собой составную часть дома. А дом, в свою очередь, стоит на земле, как бы присоединен к ней. И сам этот факт исключает дверь и колокольчик на ней из категории, обозначенной понятием — «сосуды». Поэтому, даже если на дверной колокольчик, допустим, упадет с крыши мертвое пресмыкающееся (непосредственное соприкосновение), он, дверной колокольчик не будет таме.
Но если тот же дверной колокольчик подвесить к шее животного, — говорят некоторые Учителя, — он как бы изменит свое качество, и в соответствующей ситуации будет принимать духовную нечистоту.
Ну а если тот же дверной колокольчик снимут с шеи животного и вновь повесят на дверь... Как будет тогда?
Анализируя проблему в рамках открытой некоторыми Учителями грани Истины, суть которой состоит в том, что колокольчик на шее животного принимает туму, — дает разъяснение Талмуд, — мы должны сказать, что колокольчик, перевешенный на дверь с шеи животного, так и останется в прежнем качестве, то есть — не утратит способность «заражаться» тумой. Даже если его прикрепят к двери намертво. Ибо «регламентация» свойств «объектов», позволяющих им принимать (или не принимать) духовную нечистоту подчинена общему принципу.
Согласно этому принципу, если объект (в нашем случае — дверной колокольчик) изначально не принимает туму, но его статус, пусть даже мысленно, «понизили» (изменили его предназначение в сторону снижения значимости — дверной колокольчик подвесили к шее животного), его свойства меняются, и он приобретает способность при определенном стечении обстоятельств «заряжаться» тумой. Но в противоположном случае — если значимость объекта «повысили» (с шеи животного колокольчик перевесили на дверь), свойства его остаются прежними, и от способности «заражаться» духовной нечистотой он не освобождается.
Единственное исключение из этого правила — достаточно кардинальное изменение объекта. Например, предназначая малозначимый предмет для гораздо более «высоких целей», человек меняет его форму. Тогда он как бы приобретает «статус» новой вещи, и вопрос, будет он принимать духовную нечистоту или не будет, попадет в зависимость от того, к какой категории предметов он будет отнесен. То есть в нашем случае видоизмененный колокольчик, предварительно снятый с шеи животного, оказавшись на двери, утратит способность принимать туму.
Но нет ли противоречия между двумя гранями Истины? — спрашивают Учителя. — Ведь в начале, как сказано на нашем листе, говорилось, что колокольчик на животном «заражению» тумой — не подвержен. А потом, казалось бы, выяснилось, что колокольчик на шее животного имеет способность принимать духовную нечистоту.
Противоречия тут никакого нет, — объясняет Талмуд. — Просто, открывая различные грани Истины, Учителя рассматривают разные ситуации.
Когда они говорят, что колокольчик на животном не принимает туму, речь идет о таком колокольчике, из которого изъят язычок. Но если язычок внутри колокольчика имеется, данный объект обладает способностью «заряжаться» духовной нечистотой.
Тут всплывает необходимость соотнести колокольчик с определенной категорией объектов.
Если причислить его к группе предметов под общим условным названием — «сосуды» или «украшения», мы должны будем заключить, что он в любом случае, как все сосуды и украшения, принимает туму. Независимо от того, есть внутри него язычок, или язычок — отсутствует.
Если же данный объект к категории «сосудов» и «украшений» не относится, возникает вопрос: какое значение, с позиции способности принимать или не принимать туму, имеет язычок внутри колокольчика?
На этот вопрос Талмуд отвечает так. Сам по себе колокольчик мы не причисляем ни к категории «сосудов», ни к категории «украшений». Однако в каждом конкретном случае его «статус» определяется в прямой зависимости от того, есть внутри него язычок или — нет. Ибо существует правило: объект, воспроизводящий звук, считается «сосудом». Из этого следует, что колокольчик с язычком внутри, безусловно — «сосуд». А, значит — принимает туму. Если же язычка внутри колокольчика нет, звуки он не воспроизводит. Следовательно, из категории «сосудов» исключается и, соответственно, не принимает туму.
На нашем листе Талмуд, продолжая рассматривать проблемы, связанные с ношением различных деталей одежды и украшений в шаббат, возвращается к обсуждению содержания Мишны, которая вносит в эту сферу человеческой жизни определенные ограничения (см. обзор листа 57).
Напомним, что в принципе ни одежда человека, ни украшения, которые он носит, ни коим образом не считаются — мукцэ (см. обзор листа 43). И женщина без всякой опаски может, скажем, вдеть в уши серьги в шаббат и выйти в них из дома на улицу (из решут а‑яхид, частного владения — в решут а‑рабим, владение общественное; об этом — см. обзоры листов 4, 5 и 6).
В ходе подробного анализа пунктов Мишны Учителя концентрируют внимание на положении, в котором говорится, что в шаббат женщине нельзя выходить из дома в общественное владение, надев на себя золотое украшение, вернее — золотой медальон.
Речь идет о медальоне с изображением Иерусалима, — уточняет Талмуд. А мы добавим, что во времена Мишны было принято носить такие медальоны. Их имели очень многие женщины.
На обсуждение выдвигается вопрос: несет ли женщина ответственность, если в субботу она, допустим, по неведению, забывчивости или небрежности в выполнении указаний нарушила данный запрет и вышла за порог своего дома с медальоном на шее?
Она не просто несет за это ответственность, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век), — но и обязана пойти в Храм с приношением, как в случае нарушения субботнего запрета из Торы.
Другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Этого запрета нет в Торе, — говорят они. — Данное правило установлено Учителями предыдущих поколений. И ей, разумеется, не следует выходить в золотом украшении с изображением Иерусалима на улицу. Но если по какой-то причине получилось так, что женщина сделала это, постфактум ответственности она не несет. И приношение в Храме от нее в этом случае — не требуется.
Раби Элиэзер (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) открывает в данном вопросе еще одну грань Истины.
На то, чтобы выходить в субботу на улицу, надев на себя золотое украшение с изображением Иерусалима, нет запрета Учителей... — говорит он.
И получается, как будто бы высказывания Учителей противоречат друг другу.
Никаких противоречий в данном случае нет, — объясняет Талмуд. — Просто Учителя рассматривают проблему под разными углами зрения.
Раби Меир расценивает этот медальон, как «ношу» — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если это — «ноша», то по законам Торы в шаббат ее нельзя перемещать из частного владения (решут а‑яхид) во владение общественное (решут а‑рабим). И это нам уже известно (см. на сайте, к примеру, обзор листа 4). А поскольку за нарушение закона Торы человек несет полную ответственность, женщина, которая, надев такой медальон, вышла из дома, во искупление вины обязана пойти в Храм с приношением.
Другие Учителя относят медальон к категории украшений. И это означает, что запреты Торы на ношение его в шаббат не распространяются. Поскольку Учителя предыдущих поколений, стараясь максимально предусмотреть все ситуации, связанные с невольными нарушениями субботних законов, установили правило, запрещающее носить медальон в шаббат, его необходимо выполнять. Из опасения, что желая похвастаться драгоценностью перед подругами, женщина снимет медальон с шеи и понесет его домой в руке. То есть — нарушит запрет Торы на перенесение предметов в общественном владении на расстояние, превышающее 4 амы (ама — мера длины времен Талмуда, приблизительно равная 0,5 м). Если же все-таки женщина перед шаббатом, положим, забыла снять медальон и вышла из дома (за пределы частного владения), с нее за это не взыскивается.
Почему же раби Меир говорит, что и Учителя предыдущих поколений не запрещают носить такое украшение в субботу?
Раби Элиэзер причисляет золотой медальон с изображением Иерусалима к категории украшений, причем — очень дорогих. Такое украшение может позволить себе только состоятельная женщина. Поэтому в данном случае не может быть опасений, что она нарушит законы субботы.
Но как связано богатство — с «праведностью»?
Дело тут вовсе не в праведности, — разъясняет Талмуд. И обнаруживая знание человеческой психологии, уточняет: состоятельной женщине и в голову не придет хвалиться перед кем-то своими драгоценностями. Поэтому Учителя и не опасаются, что она снимет с себя медальон, чтобы «подружки» могли его рассмотреть, и не пойдет домой, зажав его в руке.
И все же ѓалаха (еврейский практический закон) следует «серединной» точке зрения и запрещает в субботу выходить из дома (частного владения), надев золотое украшение со сложными изображениями (с изображением Иерусалима, в частности), за создание которых ювелиры берут немалые деньги. Ведь, в конце концов, и богатая женщина способна снять с себя такое украшение в доме близкой приятельницы, чтобы продемонстрировать ей затейливый узор.
Но если женщина вышла на улицу в таком украшении, нигде его не снимала и не несла его в руке, нарушением ей это не засчитывается.
И в заключение скажем, что Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.), рабейну Там — в частности, анализируя содержание нашего листа, подчеркивают, что речь идет не только о золотом медальоне, но и, к примеру, о затейливой золотой диадеме, которая одевается на голову...
На нашем листе Талмуд, продолжает анализировать содержание Мишны, приведенной на одном из предыдущих листов (см. обзор листа 57). В ней, как мы знаем, речь идет об ограничениях на ношение в шаббат определенных деталей одежды и некоторых украшений,
В принципе одежда человека, равно как и украшения, не попадают в категорию мукцэ (см. обзор листа 43). И это означает, что одежду и украшения можно «переносить на себе» из решут а‑яхид, частного владения в решут а‑рабим, владение общественное (о подразделении владений на виды — см. обзор листа 6). Однако рассматриваемая Мишна призвана оградить людей от невольных нарушений субботних законов. Поэтому ее составители, изучив самые разнообразные жизненные ситуации, вводят запреты на ношение в субботу, таких предметов, которые человек, оказавшись за воротами собственного дома, может по той или иной причине — снять и нести в руке, нарушая тем самым субботние законы. В частности — запрет Торы на перенесение «объектов» в общественном владении на расстояние, превышающее 4 амы (ама — мера длины времен Талмуда, приблизительно равная 0,5 м). Это — общий принцип.
Талмуд скрупулезно исследует каждый пункт Мишны. И на нашем листе объектом его внимания становится перстень (в Мишне отмечено, что нельзя выходить из дома, надев на палец перстень — см. обзор листа 57).
Впрочем, Мишна подчеркивает, что это правило действительно в том случае, когда на перстне есть «печатка» (какое-либо мелкое и затейливое изображение). И мы уже понимаем, что данный запрет связан с опасением, что женщина, пожелав продемонстрировать «рисунок» на перстне кому-то из знакомых, снимет его с пальца и, забыв надеть его снова, в нарушение закона Торы, пойдет, зажав перстень в руке, домой. Как было с медальоном или диадемой (см. обзор листа 57).
Некоторые Учителя, исследуя данный пункт Мишны, вообще приходят к выводу, что перстень с «печаткой» следует рассматривать не как украшение (кольцо, перстень без печатки), но — как «ношу». И тогда данный запрет поднимается на уровень запрета из Торы.
Другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины, отмечая, что данный запрет — указание Учителей предыдущих поколений. Его, безусловно, необходимо выполнять, как все установления Учителей. Но ответственности за его нарушение человек не несет и приношение в Храм с него никто не потребует...
До этого момента Талмуд разбирал запреты, касающиеся деталей одежды и украшений, которые носят женщины. Однако здесь, на нашем листе, дается новая Мишна, накладывающая ограничения на ношение в шаббат некоторых предметов одежды и сопутствующих деталей, принадлежащих, как правило, мужчинам, если мужчина собирается выйти на улицу (из частного владения — решут а‑яхид, в общественное владение — решут а‑рабим).
В этой Мишне читаем:
В субботу мужчине запрещается выходить из дома:
— в сандалиях, подбитых гвоздями;
— в одной сандалии, если у него не повреждена нога;
— в тефиллин:
— с камеей (небольшой кусочек пергамента с молитвой за выздоровление, который вешали на шею), если текст написан не достаточно сведущим человеком;
— в доспехах и шлеме;
— в военных сапогах, если в субботу он не участвует в военных действиях.
Но если (получилось так, что он) вышел из дома, нарушив указание, — заключает Мишна, — он, тем не менее, не обязан идти в Храм с приношением.
Талмуд, как обычно, приступает к последовательному исследованию пунктов Мишны. И, изучив положение о сандалиях, подбитых гвоздями, сообщает, что установление, запрещающее в субботу выходить в них на улицу, связано с конкретными, «трагическими», как сказано на нашем листе, случаями из практики.
Какие именно происшествия имеются в виду, остается неясным — тут, видимо, подразумеваются, специфические условия быта тех времен. Для нас здесь важен сам факт, что Учителя, выстраивая логическую цепочку, стараются уберечь людей от роковых неожиданностей.
Почему составители Мишны не разрешают мужчине выходить на улицу в одной сандалии, даже если она не подбита гвоздями? И разрешают — в ситуации, когда у него на ноге — рана или какое-либо другое повреждение.
Человек всегда должен думать о реакции окружающих, — наставляет Талмуд. — Если у человека повреждена нога, каждому понятно, что он не надел обе сандалии. Но если в субботу он идет в одной сандалии «просто так», люди способны заподозрить, что вторую он несет где-то под одеждой. А это уже — прямое нарушение закона Торы на перенесение объектов в шаббат в общественном владении на расстояние, превышающее 4 амы. Есть и другой вариант развития событий: не исключено, что окружающие посмеются над человеком в одной сандалии. И он, смутившись, снимет единственную сандалию с ноги и понесет в руках. Что получится в результате — об этом мы только что говорили.
Положение Мишны по поводу тефилин — очевидно. Известно, что мужчина надевает тефиллин каждое утро на время утренней молитвы, во все дни недели, кроме субботы. В субботу накладывать тефиллин — запрещено.
Запрет выходить из дома с кусочком пергамента на шее (камея), на котором пишутся молитвы на выздоровление, обусловлен теми же причинами, что мы рассматривали на предыдущих листах (см. на сайте, к примеру, обзор листа 58), то есть — опасениями, что человек где-то его снимет и понесет в общественном владении по улице. Что же касается «непрофессионально» сделанной записи молитв, это напоминание — что молитвы на пергаментах (в тефиллин, мезузах и т. п.) должны писать только специалисты, соферы (писцы) или раввины, специально обученные особым для написания святых текстов правилам.
Понятны и пункты, заключающие в себе запреты выходить на улицу в шаббат в доспехах и прочем военном снаряжении. Они необходимы лишь во время военных действий. В субботу же они становятся своего рода — мукцэ (см. обзор листа 43).
Попутно мы узнаем интересную деталь: оказывается, во времена Талмуда сапоги воина изготавливались из металла...
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать содержание Мишны, приведенной на предыдущем листе (см. обзор листа 60), углубляется в ее еще боле детальное исследование.
Речь в этой Мишне идет, как мы помним, о мужчинах — о том, как они не должны одеваться в шаббат. На этот раз Талмуд возвращается к исследованию пункта, запрещающего выходить из дома в одной сандалии, за исключением тех случаев, когда нога человека повреждена.
Казалось бы, тут изучать уже нечего — на предыдущем листе представлено весьма обстоятельное разъяснение данного указания. Но Учителя на этом не останавливаются и выдвигают на обсуждение вопрос: какую ногу в особой ситуации следует обувать в шаббат — больную или здоровую?
Если, допустим, человек привык ходить вне дома босиком, — говорит рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век), — но поранил ногу, ему разрешается в субботу надеть на эту больную ногу сандалию (или ботинок).
Анализируя точку зрения рава Ѓуны, Талмуд отмечает, что в подобных случаях не стоит опасаться, что человек нарушит закон субботы, и никто не усомнится в том, что он преступает субботние правила.
В самом деле. Видя, что мужчина в одной сандалии прихрамывает, окружающие не будут смеяться над ним. Значит, у него не будет повода снимать эту единственную сандалию, и он не понесет ее в руках в общественном владении (решут а‑рабим; о видах владений и законах, с этим связанных — см. обзоры листов 4, 5 и 6). Впрочем, даже если кто-то и отпустит в его адрес бестактную шутку, человек, боясь причинить себе еще больший вред, обувь с больной ноги он все равно не снимет. И уж, конечно же, окружающим, скорее всего, не придет в голову мысль, что он на ходу снял одну сандалию, припрятал ее где-то под своими одеждами и несет по общественному владению.
Подчеркнем, что здесь важна каждая деталь, ибо в шаббат, как мы знаем, нести «посторонний объект» по территории общественного владения на расстояние, превышающее 4 амы (во времена Талмуда ама — мера длины, равная приблизительно 0,5 м) — запрещается.
Выстраивая такую логическую цепочку, Учителя приходят к выводу, что, с точки зрения рава Ѓуны, единственный сандаль, который разрешается надевать в субботу — средство защиты, оберегающее рану на ноге от загрязнения и дополнительных травм.
Однако Хия бар Рав открывает в этом установлении Мишны иную грань Истины.
Составители этой Мишны, — говорит он, — дают разрешение обувать в шаббат здоровую ногу, притом, что больная нога останется «незащищенной».
Талмуд, изучив высказывание рава Хии, констатирует, что с его позиций Учителя предыдущих поколений делают «послабление» для человека, который не привык ходить босиком. Но в результате травмы он просто не может натянуть обувь на поврежденную ногу (допустим, рана воспалилась и распухла). Рассматривая проблему в таком ракурсе, Учителя приходят к выводу, что в этом случае опасений по поводу возможного нарушения субботних законов не возникает. Рана на ноге — у всех на виду. В такой ситуации окружающие понимают, почему на человеке нет одной сандалии. Смеяться никто не будет. Да и подозрения в том, что раненый припрятал вторую сандалию под одеждой и несет ее по территории общественного владения (решут а‑рабим), нарушая закон, практически исключаются.
Сопоставив грани Истины, открытые равом Ѓуной и Хией бар Равой, Талмуд не усматривает их выводах противоречий. Главная цель исследований, которые осуществляют Учителя — оградить людей от непредумышленных нарушений законов. Поэтому они стараются разобраться в самых разных жизненных ситуациях. И здесь мы убеждаемся в этом на конкретном примере. Анализируя данное положение Мишны, рав Ѓуна «примеряет» его к одной «модели» (человек, который предпочитает ходить по улице босиком), а Хия бар Рав — к другой (человек, который, выходя на улицу, всегда надевает обувь и не имеет привычки ходить босиком).
Вникая в подробности указания Мишны об обуви на одной ноге, Талмуд по ассоциации задается вопросом: как вообще, в каком порядке, следует надевать обувь? С какой ноги начинать: с правой или — левой?
Исследуя данную проблему, раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — выводит правило реализации этой процедуры из указаний по наложению тефиллин.
Кожаные ремешки тефиллин наматывают на левую руку (ближе к сердцу), — подчеркивает он. — И это означает, что «предпочтение» отдается левой стороне. Следовательно, обувь, тем более, надо надевать, начиная с левой ноги.
Другие Учителя видят в этом вопросе иную грань Истины.
Когда человек надевает обувь, — говорят они, — да и любую другую одежду тоже, «предпочтение отдается правой стороне». То есть сначала надевают правый ботинок, а потом — левый.
В конце концов, Учителя приходят к такому решению: сначала надевают правый ботинок, но не завязывают шнурки, потом — левый; завязывают шнурки на левом ботинке, а после этого — на правом. Снимают — в обратном порядке.
Если человек — левша, — пишет Хафец Хаим (раби Исраэль а‑Коэн, один из крупнейших Учителей Торы первой половины 20‑го века) в своем труде Мишна Берура (комментарий а первому разделу Шульхан Аруха — Орах Хаим), — он, надев правый ботинок, сразу же завязывает на нем шнурки, потом надевает левый и — завязывает. Снимает — в обратном порядке: развязывает и снимает левый ботинок, — потом то же самое проделывает с правым...
Проанализировав на предыдущих листах некоторые проблемы, связанные с ношением в шаббат различных деталей одежды и украшений (см. обзоры листов 57, 58, 59, 60 и 61), Талмуд на нашем листе приводит новую Мишну.
Речь в ней идет о том, какие предметы женщина не должна браться с собой, выходя в субботу из дома. Но прежде чем процитировать ее текст, уточним, что отмеченные Мишной обстоятельства рассматриваются в свете запрета на перемещение тех или иных объектов из частного владения в общественное, и — наоборот (из решут а‑яхид — в решут а‑рабим; см. обзоры листов 4, 5 и 6).
Отметим также, что все указания нашей Мишны, в отличие от предыдущих (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 57 и 60) — уже не установления Учителей, но — непосредственно вытекают из текстов Торы.
Итак, в новой Мишне читаем:
Запрещается женщине выходить из дома (в общественное владение):
— с иглой, снабженной ушком;
— надев на палец перстень, на котором — (фамильная) печать:
— с заколкой, скрепляющей ворот верхней одежды;
— с подвешенной на шее бутылочкой ароматного масла или с узелком, смоченным бальзамом...
И, если женщина вышла из дома в общественное владение, взяв с собой такой предмет, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век), — она обязана принести корбан (приношение в Храме).
Включена в Мишну и иная грань Истины, открытая другими Учителями.
Если женщина вышла из дома с узелком, смоченным в бальзаме, — говорят эти Учителя, — или с подвязанной к шее бутылочкой с ароматным маслом, от приношения в Храме она освобождается.
Далее Талмуд, как обычно, начинает исследовать содержание Мишны. И дает к каждому пункту соответствующее разъяснение.
Мы узнаем, что женщине не разрешают выходить из дома в общественное владение с иглой, снабженной ушком, т.е. — с иглой для шитья. Потому что такая игла — инструмент для работы (шитье), осуществлять которую в шаббат — запрещено. В субботний день она — мукцэ (см. обзор листа 43).
Что касается перстня, тут проблема немного сложнее. Перстень, казалось бы — украшение. И, если это так, то одевать его на палец в субботу разрешается.
Но вспомним, что разговор о перстнях возникает уже не в первый раз — речь о нем шла и в другой Мишне (см. обзор листа 57). И выяснилось, что нельзя носить перстень в шаббат, если на нем — затейливый, сложный рисунок (см. обзор листа 59). Должны ли мы воспринимать печать — «рисунком»?
Поскольку в данной Мишне говорится о запретах Торы, — объясняет Талмуд, — мы понимаем, что в нашем случае перстень обретает совершенно иное качество. Это уже — не украшение, но — «объект», с помощью которого заключаются сделки. А любые действия, связанные с бизнесом, в шаббат — запрещены.
Но почему же в субботу нельзя ходить по улице, скрепив ворот пальто заколкой? — спрашивают Учителя. — Для каких работ она может служить?
И объясняют: тут — другой случай. Заколка на вороте пальто — достаточно редкая вещь, и ее используют очень немногие женщины. Таким образом, она попадает в категорию — «ноша», и переносить ее по территории общественного владения на расстояние, превышающее 4 амы (во времена Талмуда — мера длины; 1 ама — приблизительно 0,5 м).
Тот же самый аргумент приводит раби Меир и в отношении узелка, смоченного в бальзаме, и бутылочки с ароматным маслом. То есть он рассматривает эти предметы как «ношу». И тогда получается, что женщина, выйдя с этими предметами из дома в шаббат, нарушает запрет Торы, ибо проносит их по территории общественного владения. А за это, как мы уже знаем, ей нужно принести корбан в Храме.
Другие Учителя, так же, как раби Меир, говорят, что выходить из дома с узелком, смоченным в бальзаме или с бутылочкой, наполненной ароматным маслом, женщине не следует. Однако они причисляют эти предметы к разряду «украшений», которые женщина, отправившись навестить подругу, может снять с шеи. Подруга, допустим, захочет лучше различить аромат. И возникает ситуация, аналогичная той, которая рассматривается в ходе обсуждения пункта Мишны о золотом медальоне (см. обзор листа 59).
Поскольку украшения по субботам в принципе носить (дома и на улице) женщинам разрешается, — констатирует Талмуд, — в данном случае мы сталкиваемся с запретом Учителей, обусловленным спецификой «украшений» с ароматами. И, следовательно, за нарушение такого запрета приношение в Храме с женщины не требуют.
Совершенно иную грань Истины открывает в этом вопросе раби Элиэзер (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Узелок, смоченный бальзамом, и бутылочка с ароматными маслами, — говорит он, — служит для того, чтобы распространять приятный аромат и заглушать неприятные запахи. Поэтому он разрешает женщинам в субботу носить эти предметы и дома и в общественном владении.
На нашем листе Талмуд продолжает углубляться в изучение вопроса, в чем (и с чем) разрешено человеку выходить в субботу из дома, из частного владения — в общественное (по терминологии Талмуда — из из решут а‑яхид в решут а‑рабим; см. обзоры листов 4, 5 и 6), и в чем — запрещается.
В Мишне, которая цитировалась в одном из предыдущих обзоров, отдельным пунктом давалось указание, согласно которому мужчина в субботу, в мирное время, когда нет военных действий, не должен ходить по улице в воинских доспехах (см. обзор листа 60). Теперь же, Мишна, размещенная на этом листе, предлагает как бы детализацию данного пункта, подробно разбирая существовавшие в ту эпоху «виды вооружения», то есть — предметы воинского снаряжения, которые раньше носили не только во время войны, но и в периоды мирного затишья.
Забегая вперед, скажем, что принципиально вопрос ставится так: к какой категории относятся подобные предметы — к категории «украшений» или — к группе объектов, которые Талмуд квалифицирует как «ношу»?
Итак, в Мишне читаем:
Нельзя выходить мужчине (в субботу из частного владения в общественное) с мечом, луком, щитом, жезлом и копьем.
Но, если получилось так, что он все же вышел (из дома), снабженный такими «объектами», обязан осуществить приношение в Храме.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает раби Элиэзер (один из крупнейших Учителей Мишны второго поколения, 1‑й век).
Эти предметы, — говорит он, — относятся к категории «украшений».
Предметы, которые предназначены для войны, — говорят другие Учителя, — не украшают (человека). Ибо сказано (в Танахе): «...И перекуют они мечи на орала и копья свои — на садовые ножницы. И не поднимет народ меч на (другой) народ, и не будут они более учиться воевать» (книга пророка Иешаягу, гл. 2, ст. 4).
Повязка (которую женщины времен Талмуда накладывали на голень) всегда — таѓор (духовно чиста), — продолжает Мишна. — И можно выходить в ней в субботу (из частного владения — в общественное).
Повязки (другого рода, которыми пользовались девушки, чтобы ограничить ширину шага при ходьбе; в них вплетались серебряные нити) бывают таме (духовно нечистыми), и выходить в них в субботу (из дома) — запрещается...
Талмуд начинает исследовать содержание Мишны. И подчеркивает, что и здесь, как на предыдущих листах (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 60, 61 и 62), решение, вынесенное составителями Мишны, по поводу того, можно ли выходить за ворота своего дома в субботу с теми или иными предметами зависит от того, к какой категории эти предметы относятся. Так, детали военного снаряжения — скажем, меч — большинство Учителей причисляет к объектам конкретного практического применения, которые используются для ведения войны. И в подтверждение своего определения приводят цитату из Танаха (см. выше).
Тогда, как мы понимаем, в шаббат они совершенно не нужны. Поэтому появляться с ними в субботу на улицах — запрещается.
Из чего же исходил раби Элиэзер, открывая иную грань Истины и включая эти предметы в разряд «украшений»?
Он делает вывод, анализируя фрагмент из Теилим (Псалмы царя Давида), где сказано: «Перепояши бедро мечом своим, храбрец, красотой своей и великолепием своим!». Словосочетание «перепояши бедро», — отмечает раби Элиэзер, — содержит явный намек на то, что меч можно рассматривать как некую «деталь одежды», в частности — «украшение».
В таком случае разрешение раби Элиэзера ходить в субботу с мечом из решут а‑яхид в решут а‑рабим вполне понятно. Ведь украшения разрешается носить и в шаббат.
Рав Каѓана исследует данное изречение и, поддерживая позицию раби Элиэзера, открывает в нем еще более глубокие смысловые слои.
Здесь говорится об изучении Торы, — заключает он. — Мужчина всегда носит с собой меч. Так же он должен всегда «носить с собой» приобретенные знания законов Торы и постоянно повторять пройденное. В этом — красота и великолепие человека.
Пример смысловой «многослойности» текстов в еврейских источниках, побуждает Учителей предпринять дальнейшие поиски подобных фрагментов.
Например, приводится фраза — «...Тогда говорили друг с другом те, кто боялся Всевышнего... и искал Имя Его» (Танах, книга пророка Малахи, гл. 3, ст. 16).
Как понимать выражение — «искать Его Имя»?
Раби Ами (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль; 3‑й век) на этот вопрос отвечает так: человек «ищет Имя Творца», когда он искренне хотел исполнить мицву (заповедь), но обстоятельства не позволили ему ее выполнить. И в результате засчитывается ему, что он эту мицву выполнил...
Почему в Мишне сказано, что женская повязка на голени никогда не утрачивает духовную чистоту? — спрашивает Талмуд, возвращаясь к обсуждению текста Мишны.
И отвечает: это значит, что такие повязки не принимают туму. Их следует отнести к разряду «вспомогательных деталей одежды». Поэтому женщина, наложив такую повязку, может выйти из дома и отправиться в гости, например (из частного владения — в общественное). И нет опасений, что она где-то снимет повязку, ибо не станет вне собственного дома обнажать голень.
Но чем же отличаются женские повязки с серебряной нитью? — спрашивают Учителя. — Почему женщине не разрешается в них выходить из дома на улицу?
Дело даже не в том, что такие повязки обладают способностью «заряжаться» тумой, — разъясняет Талмуд, — но в том, главным образом, что они имеют конкретное целевое назначение — делать походку женщины более изящной. Поэтому носить их в шаббат — запрещено. Кроме того, не исключается ситуация, когда подруга девушки в такой повязке захочет получше рассмотреть «приспособление». Девушка снимет повязку, а потом, не захотев надевать ее вновь, пройдет по общественному владению, держа ее в руках расстояние, большее, чем 4 амы (во времена Талмуда — мера длины, приблизительно равная 0,5 м).
На нашем листе Талмуд продолжает изучать вопрос, в чем (или с чем) разрешено человеку выходить в субботу из дома, из частного владения — в общественное (из решут а‑яхид в решут а‑рабим; см. обзоры листов 4, 5 и 6), и в чем — запрещается.
В центре внимания здесь вновь оказывается поведение женщины в шаббат (об этом уже шла речь — см. на сайте, к примеру, обзор листа 57). Однако теперь Талмуд еще глубже вникает в детали, рассматривая отдельные «частности».
В Мишне нашего листа дается такой текст.
Разрешается женщине выходить (из дома; из решут а‑яхид в решут а‑рабим), если у нее:
— вплетен в волосы «шиньон» — из собственных волос, волос другой женщины и даже — конских;
— повязка на лбу;
— ленты свисают с головного убора, если они пришиты (к нему);
— тампон в ухе;
— стелька в обуви;
— гигиеническая прокладка;
— вставной зуб или коронка;
— стручок (ароматного) перца, кристаллики соли, приправы и т. д. — во рту, но при условии, что она положила это в рот перед наступлением субботы. Но если в субботу (эти «вещества») выпали у нее изо рта, класть их обратно в рот в течение шаббата — запрещается.
Разрешается ей также выходить во двор, если на ней:
— шерстяная шапка;
— парик.
Далее Талмуд, как всегда, всесторонне исследует содержание Мишны. Учителя сопоставляют ее положения с пунктами другой Мишны, которая тоже была адресована женщинам (см. обзор листа 57). И задаются вопросом: почему в той Мишне женщинам запрещалось в субботу выходить за ворота своего дома с нитями, вплетенными в волосы, а здесь, в нашей Мишне — разрешается в шаббат гулять по улицам с «шиньоном» на голове? Ведь, по сути, это — те же нити, только — волосяные.
Потому что в данном случае, в отличие от ситуации с шерстяными или льняными нитями, ни у кого нет опасений, что она станет разрушать прическу. Чтобы, к примеру, показать подруге «качество» накладных волос. И не понесет их, в нарушение запрета Торы, домой, пройдя с ними расстояние, большее, чем 4 амы (во времена Талмуда — мера длины, приблизительно равная 0,5 м).
. Более того, она не будет снимать это «волосяное дополнение» даже в микве (специальный бассейн для духовного очищения), ибо вплетенные волосы не помешают ей, как следует, окунуться в воду с головой (см. там же).
Пункт Мишны, разрешающий в субботу держать во рту стручок перца, кристаллики соли и т. д., представляет нам интересную информацию. Из текста Талмуда мы, к примеру, узнаем, что ароматный перец (особый вид) и соль во рту — успокаивают зубную боль. Кроме того, мы видим, что Учителя, проявляя о человеке заботу, разрешают ему и субботу пользоваться болеутоляющими средствами.
Но почему же тогда, спрашивается, если, допустим, перец выпал изо рта, его нельзя снова водворить на место?
Здесь нам следует учесть, что Талмуд, называя конкретные средства, подразумевает возможность пользоваться и другими, аналогичными «снадобьями». И некоторые из них требуют предварительной обработки (что-то, скажем, перед употреблением нужно растолочь). К примеру, снадобье, вывалившись изо рта, упало на землю. В запасе его нет. Его надо приготовить заново. Но это уже — мелаха (работа), производить которую в субботу законами Торы — запрещено.
Ну, а как же — с шерстяной шапочкой? — спрашивает Талмуд.
В Мишне, размещенной на 57‑м листе, недвусмысленно сказано, что в шаббат в такой шапке выходить из частного владения во владение общественное (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) — нельзя. Почему же наша Мишна аннулирует этот запрет?
И дает такое объяснение. Составители Мишны стремятся предусмотреть все до мелочей. Действительно, шапка из шерсти — теплый, но не слишком-то удобный головной убор. Может случиться, что шапка окажется «кусачей». Женщина где-то снимет ее и отнесет домой в руках. И это будет нарушением закона Торы (запрет носить вещи в общественном владении на расстояние больше четырех амот). Поэтому предыдущая Мишна и дает указание: нельзя женщине выходить в шаббат в шерстяной шапке из частного владения — в общественное (в оригинале текста — «нельзя выходить из дома» — см. обзор листа 57).
Наша Мишна подчеркивает, что в таком головном уборе можно выходить во двор. А ведь двор — тоже частное владение (решут а‑яхид). Это уточнение необходимо, чтобы никто не подумал, что в шаббат шерстяную шапку вообще носить запрещено.
А что, если двор не огражден с одной стороны, полностью частным владением не является и эрува нет? — спрашивают Учителя.
Даже в такой двор можно выходить в шерстяной шапке и в парике, — говорит Рав (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век).
Но не будет ли это «негативным примером»? Не подумают ли люди, что и в других вещах, носить которые по шаббатам на улице запрещается, все же можно выходить в общественное владение? Ведь двор в данном случае — тоже решут а‑рабим.
Людям необходимо разъяснить, что в данной ситуации шерстяная шапочка и парик — исключение. Если двор определяют как «общественное владение», в субботу выходить из дома на его территорию в остальных вещах, запрещенных для ношения в решут а‑рабим, нельзя.
Раби Анана бен Сасон открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Выходя в субботу из дома во двор, — говорит он, — женщина может надеть на себя все, что ей хочется, без ограничений. Даже если считается, что этот двор — общественное владение и эрува нет.
Ѓалаха (еврейский практический закон) следует позиции Рава, — сообщает Талмуд. И при этом задается вопросом: почему Рав делает исключение именно для парика и шапочки?
Шерстяная шапочка и парик украшают женщину, — объясняет Ула (великий Учитель Талмуда; Эрец Исраэль, 3‑й век). — А если женщина выглядит привлекательно, это укрепляет ее хорошие отношения с мужем.
На нашем листе Талмуд продолжает углубляться в исследование темы, в чем (или с чем) разрешается человеку в субботу выходить из дома (из частного владения — в общественное; см. обзоры листов 4, 5 и 6), и в чем — запрещается.
Теперь Учителя рассматривают нетрадиционные ситуации и особые обстоятельства, не характерные для еврейской общины в целом. И мы в очередной раз убеждаемся, насколько детально и во всем многообразии изучают действительность наши Учителя, стараясь предусмотреть возможные случаи, чтобы не дать человеку оступиться и по неведению нарушить законы, данные нам Творцом.
В Мишне нашего листа читаем:
Разрешается в субботу выходить (из частного владения, решут а‑яхид во владение общественное, решут а‑рабим):
— с достаточно большой монетой на ступне, используя ее, чтобы закрыть рану; однако лишь в том случае, если монета прикреплена к ране еще до наступления шаббата;
Еврейским женщинам, которые живут в арабских странах можно выходить (в субботу (из частного владения во владение общественное):
— накрыв не только голову, но и лицо (по обычаям данной страны);
— закутавшись в шаль, если в местности, где она живет, принято так ходить по улицам;
Женщина (чтобы шаль хорошо держалась на ней) может (выходя на улицу в шаббат) брать с собой камень, орех или монету (используя данные объекты в качестве «крепления»), завернув их в угол шали.
Монету для этой цели можно использовать лишь в том случае, если она завернута в шаль до наступления субботы. В шаббат заворачивать ее в шаль — нельзя, ибо монета причисляется к категории — мукцэ (объект, не предназначенный для использования в шаббат — см. обзор листа 43).
Мы видим, что вся наша Мишна посвящена нестандартным ситуациям. И узнаем, что во времена Талмуда монеты использовали и в медицинских целях.
Но почему речь идет именно о монете? — спрашивают Учителя, анализируя содержание Мишны. — В конце концов, если мы говорим о предохранении раны от ушибов и прочих травматических ситуаций, для этой цели мог, казалось бы, подойти любой другой твердый «объект». К примеру — глиняный черепок.
Важно, конечно же, защитить поврежденное место от дополнительных травм, — объясняет Талмуд. — Для этого, безусловно, могла сгодиться любая твердая пластина. Дело — в другом. Серебро, из которого изготавливают монеты, оказывает на рану целебное воздействие. Оно — хороший антисептик и способствует более быстрому заживлению ран.
Но тут возникает вполне закономерный вопрос: почему же именно — монета? Если нас интересуют особые свойства серебра, мы могли бы пользоваться не монетой, но — серебряной пластинкой. И не пришлось бы думать о том, что монета все-таки — мукцэ.
Почему же Мишна говорит о монете?
Суть дела, скорее всего, в том, — отмечают Учителя, — что на монете чеканят рельеф. Впадины и выпуклости оказывают на поврежденный участок ступни определенное воздействие (современный человек сказал бы, что это напоминает акупунктуру).
Но и это объяснение сути не исчерпывает. Ведь в таком случае можно было бы взять дощечку и, нанеся на нее соответствующую «гравировку», без опаски использовать ее для скорейшего заживления раны.
Почему составители Мишны все же «настаивают» на монете?
Здесь существенную роль играет каждый из перечисленных факторов, — делает вывод Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), проведя тщательное исследование. — Все предложенные «заменители» способны выполнить какую-то одну из целебных функций. Монета же — идеальный вариант. Она удачно сочетает в себе все свойства, необходимые для скорейшего заживления ран. Поэтому Учителя — составители нашей Мишну, и разрешают в шаббат выходить на улицу (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) с монетой, прикрепленной к пораненной ступне. Если, конечно же, это сделано заранее, еще до наступления субботы.
О каких ниточках и маленьких палочках в ушах говорится в Мишне?
Когда девочкам прокалывают уши, — объясняет Талмуд, — часто бывает, что серьги им вдевают в мочки не сразу. И, чтобы проколотые дырочки не заросли и мочки не пришлось бы прокалывать вновь, важно, особенно — первые дни, что-то в них носить. Для этой цели раньше часто пользовались нитками или маленькими палочками.
На нашем листе Талмуд продолжает изучать ту же тему — в чем (или с чем) можно человеку в субботу выходить из дома (из частного владения, решут а‑яхид — в общественное, решут а‑рабим; см. обзоры листов 4, 5 и 6), и в чем — нельзя. И, так же, как на предыдущем листе, углубляется в исследование нестандартных ситуаций (см. обзор обзор листа 65).
Сразу же скажем, что на нашем листе — две Мишны.
Первая часть первой из них «регламентирует» поведение людей, поставленных в особые обстоятельства.
Итак, прочтем, что в ней написано.
Человеку без ноги, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век), — разрешается в субботу выходить (из частного владения, решут а‑яхид во владение общественное, решут а‑рабим) с протезом.
Однако раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
С протезом в шаббат, — говорит он, — выходить на улицу нельзя.
Если протез снабжен сверху выемкой, достаточной по размеру для того, чтобы подкладывать в нее (для удобства) что-то мягкое, — продолжает Мишна, — он (в определенных ситуациях) способен принимать туму (духовную нечистоту; о значении термина — см. обзор недельной главы Тазриа, первый годовой цикл)...
Способностью впитывать туму обладают также специальные приспособления, с помощью которых инвалид без обеих ног (сидя на низкой маленькой платформе) отталкивается от земли (приводя платформу в движение).
Однако их можно использовать в субботу, перемещаясь из решут а‑яхид (частного владения) в решут а‑рабим (общественное владение). Разрешается (даже) въезжать (опираясь на них) в азару (азара — двор Храма).
Принимает туму (в определенных ситуациях) и специальное сидение (для инвалида без обеих ног) с (прилагающимися к нему) подпорками.
Данное приспособление не разрешается использовать для перемещения в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим), а также — для того, чтобы попасть в азару.
Во второй части первой Мишны речь идет о масках.
По этому поводу сказано:
Маски (которые надевают на лицо и используют, например, в праздник Пурим) не обладают способностью впитывать туму.
Надевать их, выходя из дома (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) в субботу — запрещается.
Приступив к анализу содержания первой Мишны, Талмуд, прежде всего, подчеркивает, что установления ее составителей выводятся на основании классификации объектов, оказавшихся в центре внимания Учителей.
Именно этим и объясняется кажущееся противоречие, в которое вступают грани Истины, открытые раби Меиром и раби Йоси в процессе исследования ситуации с протезом (см. первый пункт Мишны).
Раби Меир причисляет протез к категории — «обувь». А мы знаем, что и в шаббат на ношение обуви (кроме отдельных, отмеченных Учителями случаев — см. обзор обзор листа 60) нет никаких ограничений. И если протез — «обувь», в нем без каких бы то ни было опасений можно выходить из частного владения — в общественное.
По определению раби Йоси протез относится к категории — «ноша».
Талмуд, анализируя его позицию, уточняет, что в основном такие люди перемещаются с помощью костылей. Протез, главным образом, служит для того, чтобы физический дефект не бросался в глаза (так, видимо было во времена Талмуда). Вот и получается, что человек «несет» свой протез, передвигаясь по улицам (из решут а‑яхид в решут а‑рабим). А в субботу это, как мы знаем, запрещено законами Торы.
Почему протез с относительно большим углублением сверху принимает туму, а — с маленьким, в которое не помещается мягкая «подушечка» — не принимает?
Нам, скорее всего, придется принять это как данность. Ибо в рамках нашего обзора дать разъяснения по этому поводу не представляется возможным — законы тумы слишком сложны и строятся порой на нюансах (см. на сайте, к примеру, обзор листа 28).
Детально изучая текст Мишны, Учителя обращают внимание на весьма интересный факт. Ее составители разрешают инвалиду перемещаться по улице в шаббат (в том числе — и из частного владения во владение общественное) на небольшой платформе, используя, для того, чтобы отталкиваться от земли, специальное «приспособление», которое прикрепляется к рукам. И подчеркивают: передвигаясь таким образом, инвалид может войти в азару.
Но — запрещается пересекать границу, за которой начинается храмовая территория, на специальном сидении с подпорками.
Как это понимать?
Решение проблемы, как и в большинстве подобных случаев, — разъясняет Талмуд, — в определении «статуса объекта».
Подчеркивая, что инвалид может использовать приспособление, чтобы попасть в азару, Мишна дает нам понять, что оно причисляется к группе необходимых людям вещей, которую условно можно назвать — «облачение человека». Однако это явно — не «обувь». Ибо по территории Храма все, включая коэнов (служителей в Храме) ходили только босиком. Значит, это, скорее всего, рассматривается как некая «деталь одежды». Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В отличие от этого, специальное сидение с опорами Учителя, составившие Мишну, относят к категории обуви. Поэтому использовать его на храмовой территории нельзя. А перемещаться по общественному владению на таком сидении Мишна запрещает — из опасения, что инвалид, оторвет опоры от земли, возьмет их в руки и перенесет по решут а‑рабим на расстояние, большее, чем 4 амы (ама — мера длины времен Талмуда, приблизительно равная 0,5 м).
Маски в субботу носить запрещается, ибо в них в этот день нет никакой надобности — их, безусловно, следует отнести к категории «ноша».
Вторая Мишна нашего листа адресована родителям, которые обязаны с малолетства учить ребенка правильно вести себя в шаббат.
В ней мы читаем:
Маленькие дети могут выходить в шаббат (из частного владения во владение общественное) с завязками на ногах.
Детям влиятельных людей разрешается выходить (в субботу из решут а‑яхид в решут а‑рабим) с колокольчиками (прикрепленными к одежде, когда они служат украшением костюма).
Вообще-то колокольчики разрешается пришивать на шаббатнюю одежду любого ребенка, — уточняет Талмуд. — Но на практике делают это, как правило, лишь в состоятельных семьях...
Что можно брать с собой, выходя из дома в шаббат (из частного владения, решут а‑яхид — в общественное, решут а‑рабим; см. обзоры листов 4, 5 и 6)?
Этот вопрос и рассматривает Талмуд на нашем листе. И начинает разговор с довольно необычных, с точки зрения современных людей, ситуаций.
В Мишне дается такой текст.
Можно выходить в субботу (из частного владения во владение общественное), — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век), — взяв с собой:
— личинки саранчи (определенного вида);
— зуб лисицы;
— гвоздь.
Эти объекты используются для исцеления больного.
Иную грань Истины в этом вопросе открывают другие Учителя.
Выходить на улицу с такого рода «объектами» (за исключением гвоздя), — говорят они, — не только в шаббат, но и в будние дни — не разрешается...
Текст этой Мишны может поразить нас не только из-за необычности упоминаемых в нем объектов (личинка саранчи, зуб лисицы), но и потому, что все, о чем мы говорили в предыдущих обзорах, должно, казалось бы, лишь подтверждать, что их, эти объекты, вообще нельзя брать в руки в субботу. Ибо они, скорее всего — мукцэ (предмет, который для шаббата не нужен — см. обзор листа 43). Гвоздь (по определению — мукцэ) и вообще — «инструмент», который служит для реализации мелахи (работы; см. Введение в трактат Шаббат). И любую из обозначенный 39‑ти мелахот (см. обзор листа 51) производить в субботу — воспрещается.
Однако раби Меир сообщает нам, что конкретные перечисленные в Мишне объекты, включая гвоздь, используются в медицинских целях. И если мы вспомним, какое огромное значение придает наша традиция человеческой жизни и заботе о его состоянии здоровья, нам в общих чертах будет полнятной грань Истины, открытая раби Меиром.
Но почему же тогда другие Учителя запрещают в шаббат выходить из дома с теми же, названными в Мишне объектами (личинка саранчи, зуб лисы и т. п.)?
Группа составителей Мишны, накладывают этот запрет, исходя из того, что этими самыми «объектами» пользуется, по своим обычаям, народность эмори, — объясняет Талмуд. — А эморийцы были идолопоклонниками, Евреям же носить объекты, которыми идолопоклонники пользуются в своих ритуалах строго-настрого запрещено.
Но как же тогда быть?
Если «объект» жизненно необходим для улучшения состояния человека, — уточняют Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) и Рава (современник и коллега Абайе), — запрет Торы на использование предметов, участвующих в ритуалах идолопоклонников, на него не распространяется.
Действительно, «просто так», без особой надобности, носить такие объекты по улицам нельзя (по причин, указанной Учителями). Но если человек идет к больному, чтобы облегчить его участь, то — можно.
Упомянутый запрет Торы, — добавляет Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания – Египет, 12 век), анализируя содержание нашей Мишны, — не действителен в отношении предметов идолопоклонства только в том случае, если есть заключение квалифицированного специалиста-врача, что данные средства и в самом деле способны помочь больному.
Означает ли это, что в случае, если нет уверенности, что средство (использующееся в принципе в ритуалах идолопоклонников) улучшит состояние больного, — спрашивают Учителя, — предлагать ему данное средство нельзя?
В ходе глубокого, тщательного анализа обстоятельств Талмуд рассматривают различные, в чем-то аналогичные ситуации.
У земледельцев существует обычай, — сообщает Талмуд, — помечать дерево, плоды которого начинают падать, не успевая созреть, красной краской и утяжелять его ветви камнями.
Утяжеление ветвей — практическая мера, призванная «излечить» растение. Но что дает эта красная краска? Зачем это делается? Ведь реальной пользы это не приносит. Да и вообще, если подойти к проблеме с позиций Абайе и Равы, это — запрещено.
У каждого явления есть и духовный аспект, — объясняет Талмуд. — Люди, увидев таким образом помеченное дерево, поймут, что с ним случилось. И будут молиться за его «выздоровление».
То же самое — и с человеком, у которого — цараат (особая болезнь духовного происхождения). Ему предписывается носить на себе, казалось бы, «совершенно бесполезный знак». И не только для того, чтобы окружающие сторонились, его, но и для того, чтобы люди молились Всевышнему о его исцелении...
Самое ценное — человеческая жизнь, — завершает Талмуд свой анализ. — человека надо спасать, используя все возможные средства, даже если надежда на его излечение теми или иными способами — ничтожна мала. Что же касается, заключения квалифицированного специалиста, порой и самый опытный врач допускает ошибки. Ибо он на достаточном уровне разбирается в вопросах физического функционирования человеческого организма, но «механизмы» воздействия на человеческое состояние духовных миров — ему не ведомы...
Наш лист открывает новую, седьмую главу трактата Шаббат. И начинается она с обсуждения важнейших мировоззренческих вопросов.
Речь идет о мере ответственности, которую несет человек, нарушая субботние законы Торы.
Первая Мишна новой главы «заглядывает» в самую суть подобных проблем, рассматривая различные ситуации непреднамеренного нарушения субботы. В ней находим такой текст.
Вот три правила, касающихся соблюдения законов шаббата:
Правило первое.
Человек, который забыл (или вообще — не знал), в чем состоит суть субботы, и много шаббатов осуществлял мелахот (работы — см. Введение в трактат Шаббат), которые по закону осуществлять в субботу запрещается, приносит в Храм только один очистительный корбан (приношение в Храме).
Правило второе.
Человек, который знает о субботних запретах, но в течение многих суббот осуществлял запрещенные мелахот (всякий раз забывая, к примеру, что сегодня — суббота), обязан принести в Храм очистительные корбанот (множественное число от слова корбан) в количестве, соответствующем числу шаббатов, в которые он допускал нарушения.
Правило третье.
Если человек знает о субботних запретах, (а также) о том, что сегодня — суббота, но (тем не менее) совершает запрещенные в этот день действия, (не ведая, к примеру, что именно эти — запрещены), он приносит в Храм очистительные корбанот — по количеству допущенных им нарушений.
За несколько запрещенных действий (которые он осуществил), составляющих одну мелаху — уточняет Мишна, — полагается принести один корбан...
Талмуд, как обычно, начинает анализировать содержание Мишны, выдвигая на обсуждение вопрос: что подразумевают ее составителя под выражением — «забыл, в чем состоит суть субботы»?
В данном случае речь идет о человеке, — говорят Учителя, — который не знает субботних законов. И по ошибке подумал, что в шаббат разрешается работать. К примеру, он вырос в таком окружении, где о шаббатних ограничениях никто не знает.
Положим, еврейский ребенок с детства оказался в нееврейской среде, — уточняет Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Или он — гер (человек, который прошел процесс гиюра и присоединился к еврейскому народу; см. на сайте, к примеру, ответ «Хочу пройти гиюр, С чего начать», раздел «Спроси у раввина»), но после гиюра остался в прежнем, нееврейском окружении и не смог усвоить во всех деталях практику еврейского образа жизни...
В подобных случаях индивидуум, конечно же, несет ответственность за допущенные им нарушения. Но, поскольку они — непреднамеренные, и он, узнав о существовании определенного «регламента», раскаявшись, изъявляет желание искупить вину, мера ответственности сведена, по сути, к минимуму. С него требуется одно приношение в Храме. «Формальное» объяснение такого решения Учителей состоит в том, что он, по существу, совершил одну ошибку, и эта ошибка — его незнание субботних законов.
С человека, сведущего в законах, — гораздо больший спрос, — подчеркивают Учителя, переходя к обсуждению следующего «правила».
Если некто хорошо, знает, что можно делать в шаббат, и что — нельзя, что может произойти с ним такое, чтобы он допустил нарушение?
Скорее всего, он просто забыл, что сегодня — суббота. Или, допустим, пропустил, время ее наступления, замешкался, скажем, в мастерской и не посмотрел на часы. За это он и несет большую ответственность — за каждый промах по приношению. С «забывчивостью» необходимо бороться.
Чем отличается первое правило от третьего? — спрашивает Талмуд.
И разъясняет: в первом правиле речь идет о человеке, который не знал еврейских законов, а в третьем — о человеке, который знал это, но — «подзабыл».
Анализируя содержание Мишны, Талмуд обращает внимание на то, какой терминологией пользуются ее составители. Учителя выяснили, что в первом правиле говорится об индивидууме, который не знает субботних законов. Но в оригинале текста употреблено слово — «забыл». Как это понимать. Ведь слово «забыл» означает, что когда-то человек знал нечто, а потом это выпало из его памяти.
Мы не совсем точно формулируем разъяснение этого правила, — говорят Учителя. — Имеется в виду, что человек никогда не знал о шаббатних запретах, ибо законы субботы «забыли» его.
Совершенно иную грань Истины открывает раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Еврейский ребенок, который вырос и был воспитан в нееврейской среде и никогда не знал о существовании особых еврейских законов, — подчеркивает он, — а также — гер, вынужденный после гиюра остаться в нееврейском окружении и не имевший возможности наблюдать практику еврейского образа жизни — от приношений в Храме вообще освобождаются.
Однако ѓалаха (еврейский практический закон) следует истине открытой Шмуэлем. И устанавливает, что такие люди должны все же осуществить в Храме одно приношение.
На нашем листе Талмуд продолжает моделировать обстоятельства, когда человек, не желая того (непреднамеренно), может нарушить субботу.
Учителя выдвигают на обсуждение такую ситуацию.
Допустим, человек долгое время пребывает в пустыне, и потерял счет дням. Спрашивается, как ему узнать, когда нужно отмечать шаббат?
Ему следует отсчитать шесть дней, начиная с того дня, когда он понял, что потерял счет времени, — говорит рав Ѓуна (один из крупнейших Учителей Талмуда во втором поколении, 3‑й век). — И на седьмой день (по его расчетам) — вести себя так, будто этот день действительно суббота. То есть — не должен он в этот день производить запрещенные мелахот (множественное число от слова мелаха — «работа»; см. Введение в трактат Шаббат), не использовать «объекты», которые причисляются к категории мукцэ (см. обзор листа 43) и т. п.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе Хия бар Рав.
Когда человек понял, что потерял счет времени, — говорит он. — Следующий же день он должен «назначить» субботой. И — соблюдать в этот день законы шаббата, не осуществляя запрещенные в субботу работы и т. п. По истечению «его» шаббата, он снова отсчитывает шесть дней, и на седьмой — у него опять будет суббота. Так он «устанавливает» неделю.
В чем суть различий между этими двумя гранями Истину? — спрашивает Талмуд.
И исследуя высказывания рава Ѓуны и Хии бар Рава, отвечает: в основе их открытий — разные «точки отсчета».
В основе логической цепочки, которую выстраивает рав Ѓуна — модель Сотворения мира. Ведь мы знаем, что Всевышний создал мир за шесть дней, а седьмой — «отдыхал». Так — и человек. Оказавшись в непростой ситуации, он должен «скопировать» эту модель, начиная с момента, когда он, потеряв счет времени, «опомнился».
Хия бар Рав берет за основу момент сотворения Адама (первого человека), которого Всевышний создал и вдохнул в него жизнь, как известно, накануне субботы. Так и человек, утративший ощущение времени. Осознав потерю ориентации, он будто бы «рождается» заново — как Адам. И на следующий день у него — шаббат.
Детально изучая ситуацию — человек в пустыне потерял ориентацию во времени, большинство Учителей, так же, как рав Ѓуна, приходят к выводу, что, осознав этот факт, путешественнику в пустыне следует «воссоздать» модель Сотворения мира.
Надо при этом иметь в виду, — отмечает Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — что неделя в данном случае «воспроизводится» искусственно, и человек в таких обстоятельствах не знает, когда шаббат — на самом деле. И он может выпадать на любой из его «рабочих дней». Поэтому, передвигаясь по пустыне, он должен на протяжении всего путешествия осуществлять лишь те действия, которые необходимы для поддержания жизни и движения вперед. И — не делать ничего «лишнего».
Как же тогда ему быть с «назначенной» на определенный день субботой? — спрашивает Талмуд. — Ведь если он не будет в этот день совершать необходимую для поддержания жизни работу, он может умереть.
И выдвигает гипотезу: человеку, вероятно, следует заранее — накануне «назначенной» субботы заготовить себе пропитание и все, что требуется ему в двойном размере, на два дня.
А что, если именно на этот день выпадает «календарный» шаббат? — спрашивают Учителя. — В таком случае он неминуемо, заготавливая необходимое впрок, станет нарушителем субботних законов (!).
Действительно, это — обоснованное возражение, — констатирует Талмуд. И предлагает другое решение проблемы: все дни, включая «назначенную субботу», человек двигается к пункту назначения, ежедневно совершая лишь те действия, которые обеспечивают ему средства существования.
Но чем тогда будет отличаться эта «назначенная» суббота от «будней», которые определены расчетами путешественника? — снова задают вопрос Учителя.
Действиями, которые совершают только в шаббат, — разъясняет Талмуд. — Как обычно, в календарную субботу, он в назначенный им день встречает и провожает шаббат. Встречая, делает кидуш (освящение субботы) на вино и халы, если у него есть это в запасе. Если же у него этого нет, он ограничивается тем, что читает субботние вставки в молитвах — на начало (когда наступает «его» шаббат) и на окончание — когда «его» шаббат заканчивается.
Моделирует Талмуд и другую ситуацию.
Положим, человек, отправившись в долгий путь, вышел из города и тут же забыл, в какой день недели началось его путешествие. Но точно знал, что — не в субботу. Как, спрашивается, он должен себя вести?
Проанализировав ситуацию, Учителя предлагают такое решение. Путешественнику следует отсчитывать со дня, когда он выехал из города, по семь дней (седьмой, пятнадцатый, двадцать второй и т. д.). И в каждый из этих дней он может совершать любые работы, не ограничивая себя действиями, необходимыми для его жизнеобеспечения. Ибо всякий раз он будет точно знать, что этот день — не шаббат. А в остальном — все, как описано выше. То есть он «установит» собственную субботу, «воссоздав» модель Сотворения мира...
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать содержание Мишны (см. обзор листа 68), моделирует новые ситуации, определяя меру ответственности за непреднамеренное нарушение законов субботы.
Рава выдвигает на обсуждение такие обстоятельства.
К примеру, человек знает, что в субботу нельзя осуществлять определенные виды мелахот (множественное число от слова мелаха — «работа»; см. Введение в трактат Шаббат), но какие именно — ему неизвестно. Какое из «правил» применимо к нему (какую меру ответственности он за это несет), если человек, к тому же, еще и забыл как-то раз, что сегодня — суббота? Ведь если мы будем рассматривать его действия по «второму правилу» (см. обзор листа 68), с него потребуется только один корбан (приношение в Храме). А если — согласно «третьему правилу» — оно распространяется на группу людей, не ведающих, что осуществленные ими действия в шаббат запрещены (см. там же) — с него надо будет взять, допустим, десять приношений. По одному — за каждый вид работ, реализованных в нарушение субботних законов.
Меру ответственности в данном случае, — говорит рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — следует определять, проанализировав причины, по которым конкретный человек проявляет желание искупить свою вину. Если, к примеру, человек, прежде всего раскаивается в том, что забыл о субботе, мы отнесем его ко второй группе нарушителей субботних законов. И это означает, что с него требуется только одно приношение в Храме. Однако, если он узнал, что по ошибке осуществил десять запрещенных мелахот, осознал свою ошибку и раскаялся, ему придется принести в Храм десять корбанот (множественное число от слова корбан).
Иную грань Истины в этом вопросе открывает Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века).
Десять нарушений, которые допустил человек, осуществивший в шаббат десять видов запрещенных работ, — говорит он, — и факт, что он забыл о том, что наступила суббота — вещи взаимосвязанные. Ведь если он забыл о субботе, это объясняет, почему он нарушил законы шаббата и сделал то, чего не должен был делать в субботний день. Поэтому его следует отнести ко второй группе людей, которым положено принести в Храм один корбан (см. обзор листа 68).
Далее, как бы забегая вперед, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: почему Мишна подчеркивает, что общее количество запрещенных мелахот — тридцать девять (перечисление видов и количество запрещенных работ дается в Мишне, которая размещена на листе 73, ознакомиться с которой нам еще предстоит)? Разве это так важно? Ведь если понадобится, это количество достаточно легко подсчитать по списку (см. на сайте, к примеру, обзор листа 51). Тем более, что нам известно, что Мишна обычно формулирует свои установления в краткой форме, демонстрируя в употреблении слов предельную «экономность». А раз так, количество работ, безусловно, дается с определенной целью.
Это сделано для того, — разъясняет раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — чтобы дать нам понять, что в том случае, если человек в субботу осуществит все работы, упомянутые в списке как запрещенные, с него надо требовать тридцать девять корбанот.
Из этого следует, что в случае, если он допустит, скажем, тридцать нарушений, то и принесет он в Храм тридцать корбанот и т. д.
Именно об этом и говорится в Мишне, содержание которой исследует Талмуд на нашем листе.
Напомним, что в этой Мишне сказано («правило третье»): если человек знает о субботних запретах, при этом, зная о том, что сегодня — суббота, но все же совершает запрещенные в этот день действия, он приносит в Храм очистительные корбанот — по количеству допущенных им нарушений (см. обзор листа 68).
Вспомним и примечание, которое дается к этому пункту Мишны: за несколько запрещенных действий, составляющих одну мелаху, полагается принести один корбан.
Этим указанием следует пользоваться при расчете, сколько нарушений допустил человек и, соответственно — сколько приношений в Храме с него требуется.
Так, если он в субботу, допустим, взрыхлил землю под посев, а потом собрал с нее камни — каждое из означенных действий представляет собой «подвид» (на иврите — толада) одной мелахи, которая в списке запрещенных работ обозначена термином — «пахота». И за эти нарушения человек принесет в Храм только один корбан.
Будем иметь в виду, что пока мы разбираем данную проблему лишь на самом поверхностном уровне. С ее более глубоким исследованием нам предстоит ознакомиться в обзорах последующих листов...
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать содержание Мишны (см. обзор листа 68), моделируя новые и новые ситуации и определяя меру ответственности за невольное (непреднамеренное) нарушение законов субботы.
Для уточнения действия установлений Учителя отыскивают, аналогии.
К примеру, человек, не зная, что это запрещено, — говорят они, — съел два куска тука (запрещенный евреям для еды внутренний жир — см. на сайте, скажем, обзор листа 120 трактата Хуллин), размер каждого из которых превышал кезайт (во времена Талмуда — мера объема, равная приблизительно объему маслины средней величины). Известно, что кезийт — минимальный объем, не превысив который при употреблении запрещенной пищи, человек не наказывается. А если — превысит, должен принести в Храме очистительный корбан (приношение в Храме).
Чтобы по поводу данного закона не возникало сомнений, подчеркнем, что изначально тук нельзя есть вообще, даже — пробовать. Как сказано: «...Ибо всякий, кто будет есть тук скота... душа его истребится из народа его...» (Ваикра, гл. 7, ст. 26). Но если «постфактум» человек, не зная закона, съел кусочек тука меньше кезайта, ответственности за это он не несет.
Но нас интересует здесь другой вопрос: заслуживает ли он «двойное наказание» (два приношения в Храме). Ведь он сделал это по незнанию. То есть — по одной и той же причине.
За два съеденных куска тука, объемом превышающих кезайт, — говорит раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — он приносит в Храме два корбана.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе Реш Лакиш (раби Шимон бен Лакиш; величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век).
За оба куска тука с него, — говорит он, — причитается только одно приношение в Храме.
В чем суть расхождений в открытых по данному поводу гранях Истины? — спрашивают Учителя.
Раби Йоханан делает вывод, — объясняет Талмуд, — взяв за основу установление: за каждое нарушение — по одному приношению в Храме. Поскольку человек съел два куска тука, с него и спрашивают два приношения.
Реш Лакиш рассматривает ту же проблему под иным углом зрения. Сказано в книге Ваикра: «от его нарушения — да простится ему...». Поэтому, — подчеркивает он, — человек несет полную меру ответственности (приношение в Храме) за один съеденный кусочек тука (за часть общего нарушения). Второй ему как бы — «прощается».
Как тогда Реш Лакиш расценивает установление составителей Мишны: за каждое нарушение — своя, особая ответственность (см. обзор листа 68)?
Он рассматривает два нарушение — как одно, — отмечает Талмуд.
Какой же вывод делает раби Йоханан, анализируя фразу Торы — «от его нарушения — да простится ему...»? — снова спрашивают Учителя.
В данном случае, — говорит он, — подразумевается ситуация, когда человек ошибся в расчетах объема съеденных им кусков тука.
Допустим, человек съел, как он полагал, кезайт внутреннего жира (начиная именно с этого объема, он должен нести ответственность за свою ошибку), — уточняет Талмуд. — А потом узнал, что этот «продукт» нельзя употреблять в пищу. После этого он нечаянно съел еще половину кезайта тука. «Что ж, думает он, — хотя бы во второй раз, съев половину кезайта, я не должен нести за это ответственность. И с меня за оба случая — одно приношение в Храме». Но тут выясняется, что в первый раз он проглотил не один, но — полтора кезайта внутреннего жира.
Вопрос в таком случае ставится так: следует ли ему объединить «две половинки» кезайта?
Если каждое нарушение рассматривать по отдельности, не объединяя «половинки», то с него требуется один корбан в Храме — за первый раз, когда он съел полтора кезайта тука. За второй раз, когда он нечаянно съел лишь половину кезайта запрещенной еды, ответственность с него снимается, ибо это — меньше установленного минимального объема. Если же «половинки» — объединяются, он обязан осуществить в Храме два приношения, по одному — за каждый кезайт.
Так надо объединять эти половинки или нет?
Если человек, съев полтора кезайта внутреннего жира и узнав, что тем самым нарушил запрет Торы, — разъясняет рав Йоханан, — раскаялся и пошел в Храм с приношением, а потом нечаянно съел еще половину кезайта этой запрещенной еды, за второй раз он не должен нести дополнительный корбан. То есть в этой ситуации «половинки» кезайта не объединяются. Но в том случае, если он допустил одно нарушение (съел), а потом — второе, и только после этого принял решение пойти в Храм с приношением, «половинки» кезайта — объединяются, и человеку предписывается принести в Храме два корбана.
Казалось бы, законы кашрута (регламентирующие возможность или невозможность употребления в пищу тех или иных продуктов) не связаны с законами субботы — по крайней мере, в том ракурсе, в котором они рассматриваются в трактате Шаббат. Почему же мы в наших и без того кратких, ознакомительных обзорах приводим достаточно детальный анализ проблем, касающихся меры ответственности за нарушение правил из этой жизненной сферы?
Ответ прост. Мы делаем это, чтобы продемонстрировать, что в практическом применении еврейских законов к действительности существует множество нюансов. И решение выносится на основе всестороннего исследования конкретных ситуаций...
На нашем листе Талмуд, продолжая исследовать текст Мишны (см. обзор листа 68), моделирует различные ситуации, чтобы определить меру ответственности за то или иное невольное (непреднамеренное) нарушение законов субботы.
Вопрос ставится так: несет ли ответственность человек, который совершил в субботу запрещенное действие, не имея намерения его совершать?
На обсуждение выдвигаются, в частности, следующие обстоятельства.
Допустим, человек хотел только поднять нож, упавший на грядку с растущими на ней овощами. Но не рассчитал движение и случайно срезал, скажем — огурец.
Собирать урожай в субботу — запрещенная мелаха (работа; см. Введение в трактат Шаббат). Но в то же время человек реализовал эту мелаху нечаянно, по нелепой случайности.
Спрашивается: следует ли расценивать его действие как непредумышленное нарушение законов субботы?
И это — принципиально важный вопрос. Ведь если это будет считаться непреднамеренным нарушением, за это действие человеку придется осуществить в Храме приношение.
Исследовав данные обстоятельства, Талмуд выносит заключение: в данном случае мы не считаем действие человека невольным нарушением субботних законов.
Как же тогда мы определим понятие — «непреднамеренное нарушение»? — спрашивают Учителя.
Действие квалифицируется как «непреднамеренное», — объясняет Талмуд, — когда человек понимает, что он делает.
К примеру, человек в субботу срывает с грядки огурец, не зная, что в шаббат делать это законом не дозволяется. Или — знает, что урожай в шаббат собирать нельзя (срезать один огурец — тоже сбор урожая), но полагает, что шаббат еще не наступил, а то и вообще — перепутал дни недели и не ведает, что отправился в огород за огурцом — в субботу.
Поступки такого рода и попадают в категорию — «непредумышленные». За них человек несет ответственность и должен осуществить в Храме приношение.
Другое дело — рассматриваемый нами случай, когда запрещенное действие — «побочный эффект» действия разрешенного (нож с земли в шаббат поднимать разрешается). Поэтому такого человека и освобождают от ответственности.
Далее Талмуд усложняет описанную выше ситуацию.
К примеру, на грядке лежит кем-то еще до шаббата вырванная из земли морковка. И вот человек, собираясь ее поднять, нечаянно выдергивает из земли другую морковку. Спрашивается: к какой категории нарушений мы отнесем данный случай?
Это не будет даже «непреднамеренным» нарушением, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). От ответственности, человек, случайно выдернувший морковку из грядки — освобождается и корбан (приношение в Храме) с него не требуется.
Однако Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века.), исследуя эту ситуацию, открывает иную грань Истины.
Человек, случайно вырвавший морковку из земли, обязан принести корбан в Храме, — говорит он. — Ибо эту ситуацию следует расценить как «непреднамеренное нарушение» субботнего закона.
Когда человек выходил в огород, он знал, что это — суббота, знал также, что в субботу собирать урожай запрещено, — поясняет Талмуд точку зрения Равы. — Знал и то, что срезать или вытащить из земли плод — нарушение шаббата, за которое он несет ответственность. Факт, что он перепутал морковки и «поднял» ту, которая еще сидела в земле — «побочный эффект» при реализации разрешенного действия. То есть тут можно считать, что никакого нарушения вообще не произошло, ибо он собирался лишь поднять то, что валялось на земле.
Какую цель преследовал человек, наклоняясь над грядкой? — Взять морковку, — говорит Талмуд, анализируя позицию Абайе. — И в результате он получил то, что хотел. И тогда это уже — не «побочный эффект», но — непреднамеренное нарушение закона, за которое человек несет ответственность — осуществляет приношение в Храме. И «непреднамеренное» оно потому, что изначально этот человек не собирался выдергивать плод из земли. Это получилось у него случайно.
Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания – Египет, 12 век), детально проанализировав грани Истины, открытые Равой и Абайе, пишет, что в жизненной практике следует квалифицировать подобные случае так, как определял их Рава. И выводит закон: если человек намеревается совершить разрешенное в субботу действие (в нашем случае — поднять уже вырванный из земли или срезанный плод), но по ошибке осуществил другое, запрещенное в субботу действие (вырвал из земли или ненароком срезал плод), не следует считать это нарушением субботних законов. Даже — «непреднамеренным»...
В предыдущих обзорах неоднократно (см. обзоры листов 51 и 70) говорилось о том, что именно на нашем листе Талмуд представит нам Мишну, в которой будут названы все тридцать девять видов запрещенных в шаббат мелахот (основных работ; см. Введение в трактат Шаббат). И вот, наконец, нам дается возможность ознакомиться с полным их списком.
Отметим, что каждое название в этом перечне в оригинале выражено в форме глагола в настоящем времени, например — «тот, который пашет» (хореш). Но мы для удобства переводим их в форме существительных.
Итак, в Мишне нашего листа идет такой текст.
Существует тридцать девять видов (запрещенных в субботу) работ. Это:
1. Зореа (посадка растений).
2. Хореш (пахота)
3. Коцер (жатва).
4. Меамер (связывание снопов).
5. Даш (молотьба).
6. Зоре (отделение зерен от остатков соломы, что в русском языке называется — «веять»).
7. Борер (сортировка).
8. Тохен (помол зерновых).
9. Мэракед (отделение зерен от примесей — мелких камешков, семян других растений и т. п.).
10. Лаш (замешивание теста).
11. Офе (выпечка хлебных изделий).
Эти одиннадцать пунктов, как видим, представляют собой основные виды работ, включенных в процесс изготовления хлеба.
Следующие одиннадцать пунктов «описывают» процесс производства одежды, каждую из работ в котором нельзя осуществлять в шаббат.
12. Гозез (стрижка овечьей шерсти).
13. Мелабен (отбеливание шерсти).
14. Менапец (вычесывание шерсти).
15. Цовеа (окрашивание шерсти).
16. Тове (изготовление пряжи из шерсти или льна).
17. Мейсех (натягивание нитей на ткацкий станок).
18. Осе штей батей нирин (изготовление прядильных и ткацких приспособлений из двух элементов).
19. Орег (ткачество).
20. Поцеах (обрывание нитей).
21. Кошер (завязывание прочных узлов; слово не связано с понятиями, обозначающими кошерность пищи).
22. Матир (развязывание прочных узлов).
23. Тофер (шитье).
24. Кореа аль мнат литфор (разрыв материала, с тем, чтобы потом сшить оборванные края).
Следующие семь пунктов дают названия основных видов работ, составляющих подготовительный процесс для изготовления изделий из кожи.
25. Цад (ловля оленя).
26. Шохет (умерщвление оленя).
27. Мафшит (свежевание туши).
28. Молеах (засаливание кож).
29. Меабед эт ор (обработка, дубление кожи).
30. Мемахек (разглаживание кожи).
31. Мехатех (разрезание кожи на куски).
В следующей группе основных работ речь — о письме.
32. Котев штей отийот (написание двух букв).
33. Мохек аль мнат лихтов штей отийот (стирание двух букв, с тем, чтобы написать их заново).
Последние шесть пунктов обозначают различные виды запрещенных в субботу работ.
34. Боне (строительство).
35. Сотер (разрушение построенного).
36. Мехабе (тушение огня).
37. Мавъир (разжигание огня).
38. Маке бэ-патиш (нанесение заключительного удара
молотком).
39. hа-моци миршут лиршут (перенесение объектов из частного владения в общественное).
Вот полный список всех тридцати девяти основных работ (мелахот), производить которые в шаббат — запрещается. При этом каждая работа подразделяется над «подварианты» (на иврите — толадот; единственное число — толада).
Талмуд объясняет, что каждое название мелахот — «обобщено» и вбирает в себя многие другие виды аналогичных работ.
К примеру, «посадка растений» (зореа) — это и сев зерновых (как, впрочем, и любых других семян), и вкапывание в землю саженцев, и прививание черенков к плодовым деревьям, и даже — обрезание высохших ветвей.
Анализируя этот пункт Мишны, Талмуд дает конкретный пример. Тот, кто в шаббат срезал с растущей на грядке свеклы — ботву, нарушает сразу же два запрета — запрет на «жатву» (коцер) и — на «посадку растений» (зореа). Ибо срезание ботвы способствует увеличению размера плодов.
Или возьмем понятие — «пахота» (хореш). Это — не только вспахивание плугом, но и — выравнивание почвы, обработка земли бороной и любая другая работа, призванная улучшить качество почвы.
Талмуд обращает внимание, что «пахота» в списке идет как бы в нарушения порядка. Ведь сначала землю вспахивают, а потом — высевают в нее семена, но — не наоборот.
Поскольку пункты в нашей Мишне даются в определенном, детально продуманном порядке, это может означать лишь одно: такому расположению названий запрещенных видов работ есть практическое объяснение. Какое же?
Проанализировав ситуацию, Учителя приходят к выводу, что данное расположение пунктов указывает на то, что в субботу запрещена не только первая, но и — вторая пахота (бывает, что в некоторых случаях поле уже после посева необходимо вспахать еще раз).
Талмуд разъясняет, что понятие «жатва» (коцер) — это сбор урожая вообще. Неважно о чем идет речь — о жатве пшеницы или других зерновых, о сборе винограда или яблок. И не имеет значения также, выдергивают плоды из земли или — срывают с веток, куста или дерева. Снимать урожай в шаббат во всех случаях — нельзя.
Когда речь идет о «связывании снопов» (меамер), — уточняют Учителя, — мы должны понимать, что в субботу запрещается складывать любые плоды в кучи, укладывать их в корзины или ящики. А если — о «помоле зерен в муку» (тахен), то со всей очевидностью из этого вытекает запрет — молоть в субботу кофейные зерна и т. п.
Очень важный момент: «выпечка изделий» (офе) в нашем списке предполагает приготовление любых блюд. То есть в шаббат не разрешается варить, жарить и вообще — подвергать пищевые продукты термообработке.
Обратим внимание, что в 25‑м пункте Мишна запрещает в шаббат ловить оленя (цад). Только — оленя? А как же — с другими животными?
Нам следует знать, что составители Мишны, называя конкретный предмет, обычно дают лишь пример целого ряда аналогичных «объектов», иногда, обозначая, таким образом, довольно обширную категорию «объектов». С этим явлением мы сталкивались не раз, знакомясь с содержанием других трактатов Талмуда.
Так, в нашем случае понятие «олень» включает в себя всякую живность, вплоть до птиц и мелких насекомых.
Обобщение делается и в пункте 38, ибо под выражением «последний удар молотком» (маке бэ-патиш) необходимо понимать завершающий этап в любой работе.
Когда Мишна запрещает в субботу стричь овец (гозез), — отмечают Учителя, — подразумевается, что в шаббат нельзя также ощипывать кур.
Если человек в субботу выровнял в доме земляной пол, — говорит, анализируя содержание Мишны, рав Шешет (великий Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века), — он нарушил субботний запрет на «строительство» (боне), ибо произвел работу по благоустройству жилого помещения. Если же он сгладил земляной холмик в поле, он осуществил запрещенный в шаббат вид работ под названием хореш (пахота).
Первые же высказывания Учителей по поводу пунктов Мишны, демонстрируют, что каждое ее положение открывает перед нами целый мир, определить границы которого далеко не всегда так просто, как может показаться на первый взгляд. В этом мы еще не раз убедимся, рассматривая содержание последующих листов нашего трактата...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание Мишны (см. обзор листа 73), где дается полный список мелахот (множественное число от слова мелаха — работа; см. Введение в трактат Шаббат), производить которые в шаббат — запрещается.
Это обсуждение началось на предыдущем листе, и мы уже знаем, что каждое название запрещенной мелахи — обозначение целой группы «подвидов» работ, которые в Талмуде определяются порой лишь методом глубокого анализа (см. обзор листа 73).
В то же время встречаются случаи, когда отдельные, вынесенные в список мелахот можно было, казалось бы, объединить в одну группу. Однако составители Мишны возводят их в «ранг» самостоятельных категорий. И это, разумеется, имеет свое, веское обоснование.
Именно такой случай и рассматривает Талмуд на нашем листе.
Речь идет о трех видах запрещенных в субботу работ — веяние (п. 6), отбор, очищение плодов от мусора (п. 7), просеивание (п. 9). Почему нельзя было дать их под одним общим названием — «сортировка» (на иврите — борер), например? Если даже срезание высохший ветвей входит, как известно, в категорию зореа — «посадка растений» (см. там же). А тут речь идет о более близких, по сути, видах работ.
В одном из наших обзоров мы уже касались этой темы (см. обзор листа 51). Но здесь, на нашем листе, мы получаем исчерпывающее объяснение.
Учителя отмечают, что в основе всех трех видов работ (зоре, борер и мэракед) лежит один и тот же процесс — отделение ненужного от нужного (или, скажем, «хорошего» от — «плохого»). Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: в чем состоит различие между тремя названными мелахот?
Моделью для составления списка запрещенных в субботу мелахот послужил перечень работ, необходимых для возведения Храма, которые не разрешалось осуществлять в шаббат, — объясняют Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) и Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Так же, как в нашем списке, в этой «модели» — 39 пунктов. И то, что в Мишне представлено в виде название трех этапов общего «цикла» изготовления хлеба, в «первоисточнике» (при строительстве Храма) это — три этапа процесса производства краски. Поэтому, по аналогии, эти работы выведены в три отдельные категории запрещенных мелахот.
Далее Талмуд переходит к разбору конкретной ситуации.
Если перед человеком в шаббат поставили посудину с едой, в которую попала несъедобная шелуха, — говорит Ула (великий Учитель Талмуда; Эрец Исраэль, 3‑й век), — он вправе выбрать эту шелуху и съесть поданное ему блюдо. Он может осуществить эту работу (выбрать из еды шелуху), даже если он решил съесть оказавшуюся перед ним пищу чуть позже, но обязательно — в шаббат. Если же он намеревался выбрать из еды шелуху, чтобы съесть это после шаббата или в следующую субботу — делать это запрещается.
Получается, что вопрос о том, можно производить запрещенную в принципе работу (мэракед) в шаббат или нет, зависит от намерения человека, — обобщает рав Хисда (один из крупнейших Учителей Талмуда в третьем поколении; Вавилон, 3‑й век). — Выходит, что осуществлять такую мелаху все-таки разрешается, если ее результат будет использован в субботу. А как же тогда с приготовлением блюд, которые будут съедены на субботних трапезах?
В самом деле. Как мы неоднократно говорили в наших обзорах, варить еду в субботу в любом случае запрещено (см. на сайте, к примеру, обзор листа 34), и разрешается — только подогревать, да и то — особым образом (см. обзор листа 37).
Но запрет на приготовление пищи в шаббат существует «не сам по себе», — объясняет Талмуд. — Он связан с запретом на разжигание огня (мавъир)
Иную грань Истины открывает в вопросе о том, можно ли в субботу выбрать из пищи несъедобные «элементы» открывает рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века).
Проанализировав содержание Мишны и связанные с этим проблемы, он выводит такой правило. Несъедобные «элементы» из пищи разрешается в субботу выбирать — рукой. Очищенную таким образом пищу можно съесть сразу, можно — оставить на потом. Но ни в коем случае нельзя в шаббат использовать для этой цели разные приспособления (специальный конус, сито, решето и т. п.).
Под иным углом зрения рассматривает проблему рав Ѓамнуна (Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век).
Разрешается в субботу отделять еду от шелухи, чтобы съесть поставленную перед человеком пищу сразу или потом, — говорит он. — Но нельзя — отделять шелуху от пищи.
Совершенно иную грань Истины открывает в данном вопросе Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века).
В шаббат можно выбрать шелуху из еды, чтобы сразу же съесть эту еду. Разрешается выбрать ненужное из еды, даже если человек не будет есть ее сразу. Но запрещается отделять несъедобное от съедобного, надолго откладывая употребление разобранной пищи. Даже если это — в пределах одной и той же субботы.
Но давайте посмотрим, какое решение в подобной ситуации дает нам ѓалаха (еврейский практический закон).
Согласно ѓалахе, установлениями которой нам следует руководствоваться в жизненной практике, нам разрешается отделять «несъедобные элементы» от съедобных. Но — при соблюдении трех условий:
1. Мы должны отбирать пищу от шелухи, но — не наоборот.
2. Отделяя пищу от шелухи, мы не вправе пользоваться специальными приспособлениями (только в том случае, когда мы не хотим испачкать руки, но не для того, чтобы облегчить себе работу, разрешается делать это с помощью вилки или ложки; тогда эти столовые приборы расцениваются как «продолжение руки»).
3. Отделение пищи от несъедобных элементов (шелухи) можно производить непосредственно перед едой (увеличение интервала между процессом очистки и едой допустимо лишь в том случае, если на трапезе будет много гостей).
Как видим, ѓалаха выведена с учетом граней Истины, открытых Учителями, позиции которых были здесь приведены...
На нашем листе Талмуд продолжает разбирать отдельные пункты помещенного в Мишне (см. обзор листа 73) полного списка мелахот (множественное число от слова мелаха — основной вид работ; см. Введение в трактат Шаббат), производить которые в шаббат — запрещается (начало обсуждения — см. листы 73 и 74).
На этот раз предметом анализа, прежде всего, становится мелаха под названием — кореа аль мнат литфор (п. 24 — см. обзор листа 73), которая подразумевает, что материал рвут на части, чтобы потом эти части сшить.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: какой «первоисточник» — у этой мелахи?
Как мы уже знаем, моделью для списка, приведенного в Мишне, служит перечень работ, необходимых для строительства и функционирования переносного Храма в пустыне (см. обзоры листов 51 и 74).
Случалось, что в полотнищах, которые использовались в Мишкане (переносной Храм в пустыне), — объясняют Раба (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века) и раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век), — заводился червь, который «проедал ткань». Тогда в этом месте полотнище разрывали, а потом сшивали края так, чтобы разрыв не был заметен.
Из этого следует, — говорит рав Зутра бар Тувья, — что в шаббат запрещается сшивать нитью части одежды, если прежний шов — разошелся.
Далее Талмуд к обсуждению установления, запрещающего «ловить оленя» (в Мишне это действие носит название цад, п. 25 — см. обзор листа 73).
Если человек в шаббат поймал моллюска хилазон, — отмечают Учителя, — и сдавил его, чтобы из него выделилось вещество, применяемое для изготовления голубой краски (см. обзор листа 43 трактата Менахот, а также ответ «Почему в цицит нет голубых нитей?»— в разделе «Спроси у раввина»), он нарушает только один запрет. На осуществление мелахи цад. Ибо само по себе сдавливание моллюска не будет нарушением субботних законов.
Однако раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
В данном случае человек осуществляет сразу же две мелахи, запрещенные в шаббат, — говорит он. — Цад (ловля животных) и даш (молотьба). То есть, сдавливая хилазон, человек получает вещество, которое требуется ему для окраски нитей цицит. А это — работа, аналогичная той, что производится при молотьбе зерновых культур, когда зерна отделяются от колосьев.
Понятие «молотьба», — вносит свое уточнение Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — применимо лишь к процессам обработки «объектов», произрастающих из земли. Поэтому в сдавливании этого особого моллюска нарушение субботнего закона мы не усматриваем.
Но ведь для того, чтобы получить из хилазона красящее вещество, — рассматривает ситуацию Талмуд под другим углом зрения, — нужно сдавить его достаточно сильно, так, что в живых он после этого не останется. Почему же мы не говорим, что произведена запрещенная в шаббат мелаха — шохет (умерщвление)?
Речь идет о сдавливании уже погибшего моллюска, — говорит раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Но даже если моллюск погиб именно в результате сдавливания, — подчеркивает Рава, — все равно мы не сказали бы, что человек нарушил закон субботы, осуществив работу — шохет. Потому что он стремился лишь к тому, чтобы получить из хилазона красящее вещество — цели убить животное у него не было.
Однако в случаях, когда человек, осуществляя ту или иную работу, предполагает, что в результате получит некий «побочный эффект», — напоминает Талмуд, — и этот «побочный эффект» проявился, мы говорим, что такой результат изначально входил в намерения этого человека.
Ситуация с хилазоном — яркая тому иллюстрация. Неважно хотел некто его убить или нет, важно в данном случае, что этот некто не мог заранее не знать, что, получая из моллюска красящее вещество, он явно способствует гибели животного.
Так почему же все-таки Учителя не «инкриминируют» человеку, оказавшемуся в данной ситуации, нарушение запрета на мелаху шохет?
Талмуд проводит глубокий анализ проблемы и приходит к заключению, что случай с хилазоном — особый. Сдавливая моллюска, желая получить красящее вещество, человек заинтересован в том, чтобы продлить ему жизнь. Потому, что красящее вещество, выделенное живым хилазоном, гораздо лучше по качеству, чем то, которое можно получить из погибшего хилазона.
На нашем листе мы знакомимся и с новой Мишной, в которой говорится:
Если (человек) в субботу (нечаянно) вынес (из частного владения, решут а‑яхид во владение общественное, решут а‑рабим — см. обзоры листов 4, 5 и 6) объект, к которому относятся бережно и хранят (берегут), это — нарушение (закона субботы), за которое с человека требуется приношение в Храме.
Если же (человек) в субботу (случайно) вынес (из частного владения, решут а‑яхид во владение общественное, решут а‑рабим) объект, который (обычно) не берегут, это не считается нарушением (субботнего закона) и от обязанности принести корбан (приношение в Храме) человек (который вынес эту вещь) освобождается...
О чем здесь идет речь?
Об этом мы узнаем из обзора следующего листа...
На нашем листе Талмуд, продолжая рассматривать детали субботних законов, фокусирует внимание на содержании Мишны, текст которой помещен на предыдущем листе (см. обзор листа 75).
Речь в ней идет, как мы помним, о том, что разрешается и что запрещается выносить в субботу из дома. То есть — из частного владения (решут а‑яхид) во ввладение общественное (решут а‑рабим; о подразделении владений на виды — см. обзор листа 6).
Еще в первой главе трактата Шаббат говорилось, что в принципе перемещать «объекты» из решут а‑яхид в решут а‑рабим, если нет эрува нельзя. Имеет определенные субботние ограничение даже ношение некоторых деталей одежды — мужских (см. обзор листа 60) и женских.(см. на сайте, к примеру, обзоры листов 57 и 59).
Однако выясняется, что в этом законе есть некоторые нюансы. И какие-то объекты выносить из дома в общественное владение все же дозволяется. Во всяком случае, ответственность за это человек не несет. Какие это объекты?
В предыдущей Мишне «категория» таких объектов конкретно не обозначена. Сказано лишь, что человек несет ответственность, выраженную приношением в Храме, если в субботний день вынес в общественное владение «объект», к которому он относится бережно. А если это — объект, который хранить необязательно, вынося его за пределы двора, человек не считается нарушителем субботних законов и приношение в Храме с него не требуется (см. обзор листа 75).
Что же имеется в виду?
Обычно люди хранят то, чем они пользуются в обыденной жизни. Подтверждение этому находим в Мишне, которая дается на нашем листе, которая, по сути — продолжение и уточнение предыдущей.
И мы узнаем, что речь идет о самых простых вещах. В отличие от Мишны предыдущего листа, новая Мишна представляет нам весьма точные сведения, определяя верхнюю «планку» объема, начиная с которого человек, если вынес «объект» за ворота собственного дома, будет отвечать за это, реализуя приношение в Храме.
Итак, в нашей Мишне читаем:
Считается, что (человек) нарушил субботу, если он вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— сено (из травы), в объеме, который помещается во рту коровы;
— сено (из стеблей растений, относящихся к виду бобовых), в объеме, который помещается во рту верблюда;
— солому, в объеме, который помещается во рту ягненка;
— свежую траву, в объеме, который помещается во рту козленка;
Свежие перья чеснока, в объеме одной ягоды сушеного инжира среднего размера, а если эти перья (лука или чеснока) — сушеные, то — в объеме, который помещается во рту козленка.
Указанные объемы друг к другу не присоединяются, ибо объемы эти — не совпадают.
Если же (человек, в случае, когда нет эрува) выносит в шаббат (из решута-яхид в решут а‑рабим) еду в объеме сушеной ягоды инжира, — продолжает Мишна, — он нарушает законы субботы. При этом (когда речь идет о еде человека) объемы объединяются, ибо единица измерения — общая для всех видов еды. Исключение составляют косточки и «хвостики» (от фруктов), кожура, отруби (остающиеся в муке после помола).
Объем вынесенной в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) чечевичной шелухи присоединяется к объемам других продуктов питания, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), которые выносятся из дома в шаббат. Поскольку чечевицу варят вместе с шелухой...
Подчеркнем, что из текста Мишны следует: если человек вынес в субботу за пределы своего двора (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) «объекты», используемые как корм скоту или продукты питания человека в объеме, меньше указанных «единиц измерения», нарушителем законов шаббата он не считается и нет на нем за это ответственности. Это и есть «расшифровка» второй части Мишны (см. обзор листа 75). В самом деле. К примеру, клочок сена в объеме, который меньше того, что помещается в рот коровы, по сути — «мусор», и нет смысла хранить этот клочок.
Читая положения Мишны, невозможно не обратить внимания на то, как детально ее составители, Учителя Мишны, рассматривают каждую ситуацию, рассчитывая максимальные объемы «объектов», перемещение которых влечет за собой нарушение субботних законов. И здесь Учителя вновь проявляют глубокие знания проблем животноводства. Так, максимальный объем сена из травы рассчитывается с учетом того, что таким сеном кормят обычно крупный рогатый скот. Верблюду нужна более грубая пища, поэтому и «единица измерения» тут — иная...
Что имеют в виду составители Мишны, отмечая, что объемы свежей и сухой «зелени» друг к другу не присоединяются?
Для различных ее видов, — разъясняет Талмуд, — максимальный объем, начиная с которого выносить «объект» за пределы частного владения — запрещается, рассчитывается в разных, не сопоставимых «единицах измерения». Поэтому, если человек взял, скажем, клочок соломы — меньше запрещенного объема, и дополнил его до запрещенного объема сеном для кормления коровы, так, что получился «полный запрещенный объем» соломы, и одновременно вынес на улицу (в решут а‑рабим) и то и другое, нарушением закона это не считается.
Но в обратной ситуации, если человек берет, к примеру, клочок сена из стеблей бобовых растений, в объеме, меньшем, чем рот верблюда, и добавляет до полного объема клочок того же сена для коровы, вынося все это в решут а‑рабим, он нарушает шаббат.
Однако, когда речь идет о пище человека, объемы любых продуктов, которые выносят из частного владения, дополняют друг друга. И если общий объем вынесенных продуктов больше запрещенного или равен запрещенному (объем одной сушеной ягоды инжира), это означает, что человек нарушил субботние законы. Со всеми, вытекающими отсюда последствиями.
Это правило, как сказано в нашей Мишне, не распространяется на кожуру, косточки и прочие «отходы», которые обычно «не хранят», а выбрасывают (см. обзор листа 75). В субботу их можно выносить за пределы частного владения — без ограничений.
Продолжая рассматривать различные подробности законов субботы, Талмуд открывает нашим листом новую, восьмую главу трактата Шаббат.
Эта глава, по крайней мере, в начале, анализирует все тот же закон — о перемещении объектов в субботу из частного владения во владение общественное (по терминологии Талмуда — из решут а‑яхид в решут а‑рабим; см. обзор листа 6), исследуя его в мельчайших подробностях.
В конце предыдущей главы две взаимосвязанный друг с другом Мишны (см. обзоры листов 75 и 76) определили, какие «объекты» можно выносить из частного владения в субботу и какие — нельзя, уточнив «единицы измерения» объемы, начиная с которых перемещение объекта будет нарушением законов шаббата. Речь шла, как мы помним, о «твердых объектах».
Теперь же, на нашем листе — разговор о жидкостях. И в Мишне, которая здесь приводится, дается такой текст.
Человек нарушил субботу, если он вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— вино, в объеме, которого достаточно, чтобы наполнить один бокал;
— молоко, в объеме, которого достаточно для того, чтобы сделать один глоток;
— мед, в объеме, которого достаточно для того, чтобы смазать рану;
— масло (оливковое), в объеме, которого достаточно для того, чтобы смазать самую маленькую часть человеческого тела;
— воду, в объеме, которого достаточно для того, чтобы разбавить глазную мазь;
— остальные жидкости, используемые для питья (к примеру, сок и т. п.), в объеме ревиит (приблизительно — 86 г);
— не питьевую воду в объеме ревиит.
Раби Шимон (раби Шимон бар Йохай, великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) открывает в этих вопросах иную грань Истины.
В субботу, — говорит он, — нельзя выносить из частного владения любые жидкости, начиная с объема ревиит. Те объемы, которые берутся как «эталон» (основными составителями Мишны), применимы, когда жидкость имеет для человека особую ценность.
Все приведенные здесь «практические единицы измерения» (кроме тех, которые даются для вина, для соков и не питьевой воды), — заключает Мишна, — меньше ревиит...
Начиная анализировать содержание Мишны, Талмуд уточняет: когда ее составители говорят об объеме вина, достаточного для наполнения одного бокала, имеется в виду бокал для кидуша (благословения, которое читают на вино). Обычно в него помещается ревиит жидкости, то есть примерно — 86 г. Иначе говоря, если человек вынес из частного владения, положим, 25 г вина, нарушителем шабббата он не считается и за поступок свой — не отвечает перед Небесами.
Будем иметь в виду, что во времена Талмуда вино было очень крепким, и для кидуша его разбавляли водой в соотношении — три части воды на одну часть вина (только в таком, разбавленном виде его можно было пить). Так что, если мы будем исчислять разрешенные объемы в расчете на «чистое», неразбавленное вино, «верхний предел», с которого начинается нарушение шаббата, будут равняться примерно 21 г.
Почему «предельный» объем меда исчисляется количеством, которое необходимо для смазывания раны? — спрашивают Учителя, изучая соответствующий пункт Мишны. Ведь мед — еда, а для еды у нас уже есть единица измерения — объем одной ягоды сушеного инжира (см. обзор листа 76).
В данном случае подразумевается жидкий, текучий мед, — поясняет Талмуд. — Его не только едят, но и применяют в медицинских целях (смазанная медом рана дезинфицируется и быстрее затягивается). К тому же, тут имеет место некое «устрожение» ибо количество, которое уходит на рану, меньше объема ягоды сушеного инжира.
Аналогично ведется и расчет запрещенного для выноса в общественное владение объема воды. Вода, большей частью, конечно же, нужна для питья. Однако люди имеют обыкновение разбавлять ею глазные мази (то использовать ее в медицинских целях). Поэтому и здесь делается некое «устрожение» правил. «Предельный» объем здесь меньше, скажем, глотка.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: что имеется в виду, когда Мишна определяет «предельный» объем оливкового масла, начиная с которого вынесение масла из частного владения становится проступком, нарушением субботних законов? Что составители Мишны называют «самой маленькой частью человеческого тела»?
Это, к примеру, пальчик только что родившегося ребенка, — говорят, проведя специальное исследование, ученики раби Яная (один из крупнейших Учителей Талмуда; 3‑й век: многие из его учеников стали впоследствии великими Учителями)...
На нашем листе Талмуд, продолжая рассматривать подробности субботнего закона, запрещающего в шаббат перемещать «объекты» из частного владения во владение общественное (по терминологии Талмуда — из решут а‑яхид в решут а‑рабим; см. обзор листа 6), так же, как на предыдущих листах (см. обзоры листов 76 и 77), уточняет «предельные» размеры, начиная с которых перенесение этих объектов в шаббат становится нарушением.
Речь в новой Мишне идет об объектах, «параметры» которых измеряются в длину или — предназначением.
В этой Мишне дается такой текст.
Человек нарушил субботу, если он вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— веревку, длина которой позволяет сделать ручку для корзины;
— стебель тростника, размер которого позволяет сделать крючок, чтобы повесить сито или решето (на практике это — длина, меньшая, чем указанная выше длина веревки);
Иную грань Истины открывает в этом вопросе раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
В субботу, — говорит он, — нельзя выносить из частного владения тростниковый стебель, если его длина годится для измерения стопы ребенка (то есть может стать меркой для покупки обуви).
Нельзя, — продолжает Мишна, — выносить из частного владения:
— бумагу, в размере, достаточном, чтобы написать на ней две буквы (как это делали сборщики налогов, помещая, что налог уплачен);
— квитанцию, полученную от сборщика налогов (эта квитанция и представляла собой маленький клочок бумаги с двумя буквами);
— клочок бумаги, на котором что-то было написано, а потом — стерто (бумага во времена Талмуда имела такое качество, что в случаях, когда с нее стирали буквы, она была уже непригодной для письма) — в размере, достаточном для изготовления пробки, которой можно было бы заткнуть маленькую бутылочку с благовониями (а это — размер, больший, чем тот, который нужен для написания двух букв);
— клочок кожи, в размере, достаточном для того, чтобы обтянуть медальон;
— кусок пергамента такого размера, как те, которые вкладываются в тефиллин;
— чернила, в объеме, достаточном для написания двух букв;
— краску для глаз, в объеме, достаточном для того, чтобы женщина могла подкрасить один глаз;
— клей, в объеме, достаточном, чтобы смазать им ветвь дерева (во времена Талмуда так ловили птиц);
— смолу, серу и воск, в объеме, позволяющем залить отверстие (в древние времена воском заливали отверстие в глиняной пробке для бочки);
— глину, в объеме, достаточном для изготовления горнила, которое используют для переплавки золота.
Здесь раби Иегуда тоже усматривает иную грань Истины.
«Пограничный» объем глины, — говорит он, — это кусок, из которого можно изготовить ножку для основания горнила.
Нельзя так же, — указывает далее Мишна, — выносить из частного владения:
— отруби (отделенные от муки после помола зерен пшеницы или какой-либо другой зерновой культуры) — в объеме, достаточном, чтобы засыпать горнило при переплавке золота;
— известь — в объеме, которого достаточно, чтобы смазать палец ребенка (когда возникает необходимость реализовать процедуру, требующую удаления волосков).
Тут раби Иегуда дает иное измерение: в объеме, достаточном, чтобы смазать часть лица.
Иную грань открывает в этом раби Нехемия (великий Учитель Мишны, коллега раби Иегуды; 2‑й век). В объеме, — отмечает он, — достаточном для того, чтобы смазать висок.
Из текста приведенной здесь Мишны мы многое узнаем о быте наших предков эпохи Талмуда.
Но наши Учителя, ее составители, разумеется, ставили перед собой другую цель. Они уточняют различные детали, стараясь, как всегда, рассмотреть всевозможные бытовые ситуации, чтобы оградить человека от ошибок и не допустить, чтобы он невольно, по незнанию нарушил шаббат.
Ведь речь идет, казалось бы, о самых незначительных мелочах. Кому, к примеру, понадобится в субботу обрывок ни на что негодной веревки? Или — зачем человеку, выходя из дома в субботний день, брать с собой, скажем, маленький клочок бумаги?..
Но в том-то и дело, что этот ненужный обрывок (или клочок) может заваляться в кармане одежды, которую человек наденет в шаббат, чтобы отправиться, например, в гости к соседу. Вот Мишна и дает наставление — быть внимательными, заранее проверять одежду, чтобы невзначай не нарушить субботний закон.
Анализируя содержание Мишны, Учителя подчеркивают, что в случае, если человек в шаббат случайно вынес из дома (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) неоплаченную долговую расписку, он нарушил закон Торы и обязан осуществить приношение в Храме. Но если вынесен — оплаченный «счет», приношение с человека не требуется, ибо это — нарушение постановления Учителей, которые ввели дополнительное «устрожение», чтобы человеку было легче ориентироваться в ситуации.
Иную грань Истины открывает в этом вопросе раби Иегуда. На вынесение из дома оплаченной долговой расписки, — говорит он, — тоже накладывается строгий запрет...
Эта разница между гранями Истины, — объясняет рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), — обусловлена различным отношением к значению «объекта».
Большинство Учителей заключают, что после уплаты долга кредитор не должен хранить долговой документ. Этот документ с того самого момента (когда долг ему вернули) ему уже, по сути, не принадлежит. Бывшему должнику тоже не стоит хранить такую расписку. Ведь она может попасть в руки кредитора, а тот сможет предъявить ему повторный иск. И, поскольку долговая расписка подлежит уничтожению, то ценности, получается, она не имеет. Следовательно, тот, кто вынес ее из дома в субботу, за это не отвечает.
С точки зрения раби Иегуды, этот документ, утратив юридическое значение, приобретает некую иную, практическую «ценность». Он превращается в клочок бумаги, из которой можно, к примеру, сделать пробку для бутылки. Поэтому в шаббат выносить его из дома — нельзя, это повлечет за собой нарушение субботних законов...
На нашем листе Талмуд, как и до этого, рассматривает подробности субботнего закона, запрещающего в шаббат перемещать «объекты» из частного владения во владение общественное (по терминологии Талмуда — из решут а‑яхид в решут а‑рабим; см. обзор листа 6). Речь идет, подчеркнем о ситуациях, когда нет эрува.
Отметим, что наш лист — непосредственное продолжение предыдущего, в заключительной части которого Учителя обсуждают вопрос: можно ли в субботу выносить из дома оплаченную долговую расписку (см. обзор листа 78)?
Многие Учителя, как мы помним, не усматривают в этом «состава преступления». В свою очередь, раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) говорит, что это — типичное нарушение законов шаббата. Рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века) дает разъяснение обеих позиций (см. там же).
На нашем листе Талмуд сообщает, что Абайе (один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), анализируя точки зрения большинства Учителей и раби Иегуды, открывает здесь иную грань Истины.
Дискутируя на эту тему, — говорит он, — Учителя, включая раби Иегуду, не видят нарушения закона Торы в том, что человек вынес из частного владения оплаченную долговую расписку, которая никому уже не нужна, и ее надлежит уничтожить. Но они подразумевают вполне конкретную ситуацию, когда кредитор, владея долговой распиской, утверждает, что ему не вернули долг. А должник уверяет в обратном — дескать, деньги, которые были взяты им у кредитора, он вернул.
Спрашивается, может ли бет дин (еврейский суд) взыскать с «должника» указанную в расписке сумму?
Вопрос в данном случае сводится к тому, нужно ли должнику, подтверждать в суде подлинность подписи составленной им расписки в присутствии двух свидетелей или же она — действительна и без такого подтверждения.
Подлинность подписи обязательно надо подтверждать в бет дине, — говорит большинство Учителей.
Раби Иегуда, открывая иную грань Истины, отмечает, что необходимости в этом нет.
Разное отношение к решению проблемы и приводит к разным выводам, — заключает Абайе.
Когда должник утверждает, что выплатил долг, а кредитор владеет неподтвержденной в суде долговой распиской, — разъясняет большинство Учителей, — этот документ не имеет законной силы, и суд не примет ее в производство. Поэтому данный документ — просто бесполезная «бумажка». И, если кредитор возьмет ее с собой, выходя из дома в шаббат (из частного владения во владение общественное), ответственности он за это не несет, ибо в этом нет нарушения закона Торы (см. заключительную часть обзора листа 75).
Раби Иегуда, как мы могли убедиться (см. выше), придает законную силу долговой расписке, неподтвержденной в суде, ибо с его точки зрения, такой документ официального подтверждения изначально не требует.
Тогда получается, что, завладев таким документом, кредитор вправе обратиться в суд, рассчитывая на судебное разбирательство. Несмотря на то, что должник говорит, что долг он вернул. И, поскольку документ в данном случае — «объект», имеющий ценность (им еще можно воспользоваться), человек, взяв его с собой, выходя из дома в субботу (из решут а‑яхид в решут а‑рабим), нарушает закон Торы и несет за это ответственность (см. заключительную часть обзора листа 75).
Иную грань Истины открывает в той же проблеме Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
Раби Иегуда, — говорит он, — не отрицает, что подлинность долговой расписки необходимо подтверждать в суде. Суть отличия его точки зрения от позиции большинства Учителей — в другом.
Когда должник возвращает кредитору долг,— говорит большинство Учителей, — кредитор обязан дать ему документ, подтверждающий, что долг оплачен.
У кредитора нет такой обязанности, — говорит раби Иегуда. — Ему следует просто отдать должнику данную долговую расписку.
Поэтому, если кредитор в шаббат, выйдя из дома, взял с собой долговую расписку, он не совершил нарушения закона Торы, ибо данный документ законной силы уже не имеет, превращаясь в «пустую бумажку». Ведь у бывшего должника есть расписка, удостоверяющая, что долг он вернул.
С точки зрения раби Иегуды, кредитор в этой ситуации нарушает закон Торы: поскольку у должника нет подтверждения об уплате долга, и оставшейся у кредитора долговой распиской тот все еще может воспользоваться.
Еще одну грань Истины в данной проблеме открывает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века).
Речь в дискуссии между раби Иегудой и другими Учителями идет о ситуации, когда кредитор, после того как получил выданную им сумму, вернул должнику долговую расписку. И вот, этот должник, выходя из дома (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) в субботу, взял ее с собой.
Он тем самым не нарушает запретов Торы, — говорит многие Учителя. — Ведь эта «бумажка» уже не имеет практического применения. Даже бутылочную пробку делать из нее он не станет — из опасения, что она случайно попадет в руки кредитора.
Эта «бумажка» вполне может пригодиться ему, чтобы подтвердить свою платежеспособность, — говорит раби Иегуда. — Она для него имеет некую практическую ценность. Поэтому, вынося ее из дома, человек допускает нарушение закона Торы.
На нашем листе Талмуд, продолжая рассматривать различные детали субботних законов, и, в частности — закона, запрещающего в шаббат перемещать «объекты» из частного владения во владение общественное (из решут а‑яхид в решут а‑рабим; см. обзор листа 6), возвращается к исследованию количественных параметров объектов, начиная с которых человек, который вынес такой объект в шаббат, становится «нарушителем» и отвечает за это перед Небесами (см. обзоры листов 76, 77 и 78).
В новой Мишне, представленной на этом листе, читаем такой текст.
Человек нарушил субботу, если он вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— красную глину, в объеме, позволяющем изготовить печать;
— удобрения, в объеме, достаточном для того, чтобы «подкормить» одно растение;
— крупный песок, в объеме, позволяющем (штукатуру, смешав его с известью) изготовить раствор, которым можно покрыть небольшую часть стены, размером с ладонь (штукатура);
— стебель, в размере, позволяющем изготовить перо (для письма)...
Далее Талмуд пункт за пунктом обсуждает содержание Мишны. И по первому пункту выдвигает на обсуждение вопрос: о какой именно печати идет речь, когда определяется предельный объем красной глины?
Мы говорим о печати, предназначенной для маркировки мешка с товаром, — поясняет раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
Однако другие Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Речь — о запечатывании письма, — уточняют они.
И это означает, что раби Акива дает менее строгое решение, ибо печать на мешке — больше печати для письма.
Каково же положение с удобрениями?
В самом деле. Для подкормки разных растений нужны питательные вещества в разных количествах.
Тут за «эталон» берем объем, — говорит раби Акива, — достаточный для подкормки одного кочана капусты.
«Эталон», — говорят другие Учителя, — количество удобрения, необходимое для роста одного стебля кормовой травы. То есть снова указывают меньший объем, нежели тот, что называет «предельным» раби Акива.
Ну, а если стебель — толстый или сломанный, и перо для письма изготовить из него невозможно, есть ли в таком случае для него предельный размер, начиная с которого его перемещение станет нарушением закона Торы? — спрашивают Учителя, переходя к обсуждению последнего пункта Мишны.
Безусловно, есть, — отвечает Талмуд. — В такой ситуации «предельным» будет считаться длина, которой достаточно для того, чтобы при горении на этом стебле можно было бы сварить куриное яйцо, смазанное жиром (это ускоряет процесс варки) и помещенное в заранее разогретую посудину.
Анализируя содержание Мишны, Учителя попутно углубляются в исследование вопроса, из каких компонентов должен состоять раствор для оштукатуривания стен.
И это, как мы узнаем — непростая проблема. Дело «осложняется» тем, что для этой цели годятся материалы, способные на эмоциональном уровне выразить ощущение скорби по разрушенному Храму. Ведь нам следует помнить об этом всегда. И в наши дни, как дань памяти о разрушенном Храме, принято оставлять на внутренней стене жилого помещения не закрашенный прямоугольник.
Многие Учителя заключают, что в раствор для оштукатуривания стен в известь надо добавлять немного сена и песок, чтобы стена имела серый оттенок.
Однако раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) усматривает в этом иную грань Истины.
Ощущение скорби должно передаваться не только цветом, — говорит он, — но и — на «качественном» уровне. Оштукатуренная стена должна выглядеть «времянкой». Поэтому для изготовления раствора к извести необходимо добавлять сено. Но песок подмешивать в раствор — нельзя. Иначе создается впечатление, что стена очень добротна и простоит — века.
Всесторонне изучив проблему, Учителя приходят к выводу, что раствор для оштукатуривания стен все же следует изготавливать, добавляя в известь песок. Именно таким и только таким раствором можно пользоваться для оштукатуривания стен после разрушения Храма...
На нашем листе Талмуд, продолжает исследовать разнообразные нюансы закона, запрещающего в шаббат перемещать «объекты» из частного владения, решут а‑яхид — в общественное, решут а‑рабим (о видах владений — см. обзор листа 6).
Речь, как и прежде (см. обзоры листов 76, 77, 78 и 80), идет о количественных параметрах, начиная с которых человек, который вынес объект такого размера (или объема) в шаббат, становится «нарушителем» субботних законов и отвечает за это перед Небесами.
В Мишне нашего листа дается такой текст.
Человек нарушил субботу, если он вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) кость, размера которой достаточно для того, чтобы сделать из нее ложку.
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Чтобы стать нарушителем, — говорит он, — (человек) должен вынести кость такого размера, который позволяет изготовить ключ.
Нарушением субботних законов будет, — продолжает Мишна, — если (человек) вынес (из частного владения в общественное):
— стекло, в размере, позволяющем выточить деревянную спицу (которая во времена Талмуда использовалась, когда из шерсти или льня пряли нити — для их выравнивания);
— камешек, в размере, достаточном для того, чтобы спугнуть им птицу;
Иную грань Истины усматривает в данном вопросе раби Элиэзер бар Ланов. Предельный размер камешка, — говорит он, — начиная с которого человек, который вынес (его из частного владения во владение общественное) становится нарушителем субботних законов — это размер, позволяющий, если бросить его, спугнуть животное.
Далее Талмуд, как обычно, исследует содержание Мишны. И, анализируя первый ее пункт, сравнивает «параметры» кости, указанные раби Иегудой и другими Учителями.
Традиционно, — подчеркивает Талмуд, — в дискуссиях между раби Иегудой и другими Учителями, раби Иегуда демонстрирует большую «строгость», нежели остальные Учителя, то есть он указывает, как правило, меньший размер, начиная с которого человек, вынося объект из решут а‑яхид в решут а‑рабим, становится нарушителем законов шаббата.
В данном случае, с костью, сопоставить параметры, приведенные им и другими Учителями, непросто. Ведь ложка может быть — маленькой, но может быть и — достаточно большой. То же — и с ключом.
Талмуд исследует языковые особенности текста (разумеется — в оригинале) и приходит к выводу, что раби Иегуда подразумевает как будто бы больший размер. Иными словами, большую «строгость» тогда проявляют по отношению к выносу кости из дома — Учителя.
Тщательный и глубокий анализ проблемы проводит Ула (великий Учитель Талмуда; Эрец Исраэль, 3‑й век) и открывает иную грань Истины.
Называя размер «ключа», — говорит он, — раби Иегуда в действительности имеет в виду размер зубца на той части ключа, которая вставляется в замочную скважину. Так что, в результате мы вынуждены признать, что и на этот раз раби Иегуда предъявляет к человеку более высокие требования, нежели другие Учителя. Ибо зубец ключа в любом случае, конечно же, меньше даже самой маленькой ложки.
На нашем листе размещена и еще одна Мишна, которая, по сути — непосредственное продолжение первой (см. выше).
Человек нарушил субботу, — сообщает раби Иегуда, — если вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) кусок глины, которую можно использовать в качестве прокладки между двумя дощечками.
Раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век, коллега и современник раби Иегуды) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Человек становится нарушителем законов шаббата, — говорит он, — если вынес (из частного владения — в общественное) кусок глины, в размере, позволяющем слепить из нее «совочек», на котором можно переместить с места на место тлеющие угольки.
Еще одну грань Истины выводит по этому поводу раби Йоси (великий Учитель Мишны, коллега и современник раби Иегуды и раби Меира)
...В размере, — говорит он, — достаточном для того, чтобы из этого куска глины можно было сделать сосуд, вмещающий ревиит (во времена Талмуда — мера объема, приблизительно равная 86 г) воды...
Талмуд исследует позиции Учителей. И уточняет, что в высказывании раби Иегуды речь идет о таком количестве глины, которое необходимо для того, чтобы сделать из нее прокладку между дощечками — чтобы дощечки не искривились. Этот прием часто использовался при строительстве (а строить, как нам известно, в субботу запрещено — см. обзор листа 73).
Далее Талмуд выясняет, что раби Меир делает свой вывод, взяв за основу фразу в одном из еврейских источников — «...и не найдется среди осколков его черепка (такого), чтобы выгрести угли из очага». Из этой фразы следует, что для перенесения углей с одного места в другое пользовались глиняными черепками, наподобие «совка».
Раби Йоси, изучая проблему, использует тот же отрывок, но — его заключительную часть: «...или — зачерпнуть воды из водоема». Эти слова разъясняют, что для зачерпывания и хранения воды пользовались глиняными сосудами (а в отдельных случаях для зачерпывания — и глиняными черепками).
Итак, определяя, начиная с какого количества перемещение глиняного объекта из решут а‑яхид в решут а‑рабим, становится нарушением субботних законов, — подводит Талмуд некий итог, — мы можем пользоваться указаниями всех трех Учителей...
Нашим листом Талмуд открывает следующую, девятую главу трактата Шаббат. И начинается она с Мишны, раскрывающей один из методов исследования (глубокий анализ текстов из еврейских источников, как это делали, к примеру, на предыдущем листе раби Меир, величайший Учитель Мишны, 2‑й век, и его коллега и современник — раби Йоси; см. обзор листа 81), которым часто пользуются наши Учителя, изучая те или иные законы Торы и составляя подробные указания по их исполнению.
Речь здесь идет о законах тумы (духовной нечистоты).
Талмуд подчеркивает, что полный текст этой Мишны приводится в трактате Авода зара, а на нашем листе она воспроизводится лишь частично.
Итак, прочтем эту, представленную на нашем листе часть.
Откуда известно, что предметы и прочие атрибуты идолопоклонства могут «заразить» тумой человека, который несет их — так же, как нида? — спрашивает раби Акива (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век).
И отвечает: из фразы, которую находим в Танахе, в книге пророка Иешаягу — «И скверной считать будете вы покрытие из серебра твоего на истуканах и — одеяния из золота, отлитые для идола. И отстранишься от него, как от тумы ниды...».
И это означает, — продолжает он, — что предметы идолопоклонства обладают способностью распространять духовную нечистоту — так же, как распространяет туму нида. Даже и без непосредственного контакта...
Талмуд приводит конкретный пример. Тумой можно «заразиться» от досок или камней, оставшихся от рухнувшего здания, в котором собирались идолопоклонники и осуществляли свои ритуалы. Духовная нечистота от них «перекинется» на человека, даже если эти камни завернут в чистые (в духовном смысле) тряпки. То есть — даже в том случае, если прямого контакта с этими камнями не будет.
Так же и с женщиной в определенном периоде (когда она — нида). Чтобы получить от нее туму, необязательно дотрагиваться до нее — достаточно взять из ее рук какой-либо предмет.
Чтобы картина была более полной, Талмуд пересказывает слова других Учителей, которые открывают в данном вопросе иную грань Истины.
Если случилось так, — говорят Учителя, что стена, ограничивающая с одной стороны двор дома, принадлежащего еврею, одновременно является стеной здания, где идолопоклонники проводят свои ритуалы, и если рухнет она (эта стена), еврею запрещено отстраивать ее заново на том же самом месте. Ведь если он еврей восстановит ту стену в том виде, в каком она была, получится, что он трудился на благо идолопоклонников.
Как же следует ему поступить?
Если рухнула стена, которая служила еврею забором, ограждая его земельный участок у дома, а идолопоклонники за той самой стеной собирались и проводили свои обряды, ему следует сократить свое земельное владение на 4 амы (во времена Талмуда — мера длины, примерно равная 0,5 м). Иными словами — возвести новую ограду на расстоянии четырех амот (множественное число от слова ама) от прежней (вглубь своего двора). А те четыре амы, которые остались от его участка за новой оградой, он должен засеять колючками — чтобы идолопоклонники не могли использовать для своих целей этот клочок земли.
Такие меры предосторожности необходимы, — подчеркивают Учителя, потому что стена, которой пользовались идолопоклонники «излучает» духовную нечистоту. И человек, прикоснувшись к ней, «заражается» от нее тумой. Так же — как при прикосновении к телу мертвого пресмыкающегося.
И это правило выводят Учителя, изучая еврейские источники...
На нашем листе Талмуд развивает тему, обсуждение которой было начато на предыдущем листе (см. обзор листа 82).
Речь и здесь идет о законах тумы (духовной нечистоты). Взяв за основу соответствующие положения Торы, Учителя исследуют различные обстоятельства, устанавливая причинно-следственные связи и анализируя тексты соответствующих отрывков в других еврейских первоисточниках.
В Мишне нашего листа читаем:
Почему (мы говорим), что корабль не принимает туму?
Потому что путь корабля — в море...
Далее Талмуд всесторонне изучает приведенное установление.
Поскольку корабль плавает по морю, — отмечают Учителя, — он как бы становится его «неотъемлемой частью» и имеет тот же «статус», что и море. А море по определению не принимает духовную нечистоту. Более того, это — естественный водоем, воды которого очищают от тумы. Само море может служить миквой (миква — специальный бассейн для духовного очищения, наполненной водой природного происхождения).
Иную грань Истины открывает в этом вопросе раби Ханания (один из крупнейших Учителей Талмуда своего поколения; родился в Вавилоне, жил в Эрец Исраэль; середина 3‑го века).
Он анализирует проблему под иным углом зрения. Исследуя свойства корабля, в частности — его способность «отталкивать» (не принимать) туму, раби Ханания выстраивает логическую цепочку, рассматривая не среду, в которую помещен объект, но — качества материала, из которого данный объект изготовлен.
Во времена Талмуда корабли строили из дерева. Предметы из дерева принимают туму, — говорит раби Ханания, — только если человек может в них что-либо переносить с места на место. При этом они имеют способность «заряжаться» духовной нечистотой, даже если их переносят, когда в них ничего нет.
Поскольку корабль, ни пустой, ни груженый, люди не переносят с места на место, — заключает раби Ханания, — он лишен свойств, позволяющих ему «заряжаться» тумой. То есть — корабли духовную нечистоту не принимают.
Как тогда мы расценим ситуацию, когда корабль построен из глины? — спрашивает Талмуд.
С точки зрения составителей Мишны, он все равно не будет принимать туму, — отвечают Учителя. — Ведь по своему предназначению он должен плыть по морю, а потому имеет тот же «статус», что и море. Отсюда следует, что корабли не «заражаются» духовной нечистотой, независимо от того, из какого материала они сделаны, пусть даже — из глины.
Однако, если рассматривать проблему, концентрируя внимание на свойствах, материала, из которого изготовлен объект (грань Истины, открытая раби Хананией), получится, что глиняный корабль приобретает способность принимать духовную нечистоту.
Талмуд меняет угол зрения и задается вопросом: может ли принимать туму — лодка?
Если взять за основу подход к проблеме, очерченный нашей Мишной, — говорят Учителя, — лодка всегда остается таѓор (духовно чистой). Ибо она предназначена для того, чтобы плавать по реке или озеру. В любом случае, лодка как бы становится «неотъемлемой частью» водоема естественного происхождения (когда в Мишне написано — «море», подразумевается также — озеро и река; иными словами — водоем, естественным образом наполненный проточной водой, не принимающей туму). И, поскольку такой водоем — всегда таѓор, то и лодка пребывает в том же «статусе», то есть она, как правило — духовно чиста.
Однако, если рассматривать проблему с позиций той грани Истины, которую открывает раби Ханания, — говорят Учителя, — мы вынуждены констатировать, что лодка имеет способность «заряжаться» духовной нечистотой. Даже если она сделана из дерева.
В данном случае Учителя имеют в виду ситуацию, когда лодку, допустим, хранят в сарае, а потом переносят ее на реку или озеро. Или, скажем, лодку удобнее загрузить на берегу. А после этого ее, чем-то нагруженную, спускают на воду.
Таким образом, — подводит Талмуд некий итог, — мы обнаруживаем между установлением Мишны и гранью Истины, открытой раби Хананией, два «несоответствия».
Первое — по поводу корабля из глины.
Согласно установлению Мишны такой корабль не принимает туму, а с точки зрения раби Ханании он может приобрести такую способность.
Второе — по поводу лодки.
Составители Мишны говорят, что лодка всегда — таѓор. С позиции той грани Истины, которую усматривает в этом вопросе раби Ханания, лодка может «заряжаться» духовной нечистотой...
На нашем листе Талмуд продолжает детально исследовать законы Торы, с тем, чтобы, изучив различные, встречающиеся в жизненной практике обстоятельства, дать людям конкретные указания.
«Схема» анализа примерно та же, что и на предыдущих листах (см. обзоры листов 82 и 83). Однако речь здесь идет о законе Торы, запрещающем одновременно засевать поле растениями разного вида (то есть можно менять предназначение земельного участка: один год сеять сельскохозяйственную культуру одного вида, на другой год — другого, но в один и тот же год, сразу — нельзя).
В Торе читаем: «Не засевай виноградник твой семенами злаковых (растений)...» (Дварим, гл. 22, ст. 9).
Тора, как известно, излагает суть законов в сжатой, краткой форме. Поэтому данная в этой цитате формулировка требует анализа, а на его основе — уточнения.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: в какой степени данный закон относится к посадке овощей разных видов?
Тут главное, чтобы овощные культуры разного вида, которые обычно высаживают на грядки, не мешали друг другу, — отмечают Учителя. — То есть их следует сажать на определенном расстоянии друг от друга. Так, чтобы один вид овощной культуры не отбирал у другого питание из земли. Если это условие соблюдено, точечное касание их побегов — допускается. И закон Торы при этом не будет нарушен.
В Мишне нашего листа по этому поводу сказано:
Откуда мы знаем, что на грядке размером шесть на шесть тефахим (тефах — во времена Талмуда мера длины, соответствовавшая ширине ладони; то есть примерно 9 см) можно посадить (не нарушая запрета Торы) пять видов овощных культур: четыре вида — по четырем краям грядки и один — в центре (грядки)?
Со слов пророка Ишайи, ибо сказано им: «...как земля производит растение свое и как сад семена свои взращивает» (Танах, книга пророка Иешайи, гл. 61, ст. 11). Слово «семя» дается здесь во множественном числе...
Попытаемся представить себе, как это должно выглядеть на практике.
Итак, наша грядка — это квадратный участок земли, площадью около 30 квадратных метра (54 х 54 см). Каждая из четырех овощных культур высевается по одной стороне участка, занимая один тефах земли от края — к центру квадрата. При этом, засевая полосу, надо отступить по одному тефаху от края смежных сторон, так, чтобы засеянные полосы соприкасались между собой лишь углами (точечное касание). Иначе говоря, каждая из четырех боковых, вытянутых в длину полос для отдельной овощной культуры занимает площадь 3,24 квадратных метра (от 6‑ти тефахов отнимаем 2 тефаха, а результат умножаем на один тефах; в привычных для нас единицах — от 54‑х отнимаем 18 см и умножаем на 9).
Центральная часть квадратной грядки должна быть такой, чтобы выросшая на ней овощная культура имела с другими точечное касание. Чтобы соблюсти это условие, внутренний квадрат грядки, площадью 36 квадратных метра следует как бы «повернуть», чтобы получился ромб. Вершины этого ромба и будут иметь с боковыми полосами лишь точечное касание.
Вот такие расчеты произвели Учителя, чтобы научить нас, как можно «экономить» землю, вырастив на ней несколько видов овощей и не нарушив при этом законы Торы.
Нас, безусловно, интересует, почему Учителя, анализируя приведенный выше фрагмент из книги пророка Иешайи, делают вывод, что слово «семена», употребленное во множественном числе, подразумевает, семена различных сельскохозяйственных культур. Ведь семена, как правило, не высевают по одному семечку.
В той же фразе говорится — «...земля производит растение» (слово «растение» употреблено в единственном числе). Понятно, что на земле растет великое множество растений. И это означает, что в приведенной цитате слово «растение» используется в собирательном смысле — как некое понятие. Следовательно, и слово «семена» имеет собирательное значение — семена нескольких сельскохозяйственных культур. Ибо тексты еврейских первоисточников строятся так, что «опорные» слова того или иного отрывка даются в одном понятийном ряду.
Но почему речь идет именно о пяти видах сельскохозяйственных культур? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: это — результат подсчета «знаковых единиц» данного текста.
Учителя начинают отсчет со слова «производит», которое, как выясняется при анализе, содержит в себе «знаковую единицу». Плюс единица, заключенная в слове «растение». Это уже — две. Слово «семена», как мы говорили, употреблено во множественном числе, а минимальное число множества — две единицы. Итого — четыре. Пятая «единица» заключена в слове «взращивает». Эту информацию получили Учителя времен Талмуда от Учителей предыдущих поколений.
Итак, на земельном участке размером в 36 квадратных тефахов, разрешается посадить пять видов овоще. Но — при условии, что грядка будет засеяна в том «геометрическом» порядке, который предусматривается указаниями Учителей...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание Мишны, размещенной на предыдущем листе (см. обзор листа 84).
Речь в этой Мишне, как мы помним, шла о том, что на грядке размером шесть на шесть тефахим (тефах — во времена Талмуда мера длины, соответствовавшая ширине ладони; то есть — примерно 9 см; то есть общая площадь грядки в переводе на знакомые нам единицы составляет около трех метров), не нарушая запрета Торы, можно посадить пять видов овощных культур: четыре вида — по четырем краям грядки и один — в центре грядки (о том, в каком порядке нужно засевать овощные культуры — см. там же).
На нашем листе Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: каким «инструментом» пользовались Учителя, определяя, что именно такой экономный способ использования земли — оптимален и обеспечивает нормальное развитие и рост растений каждого вида (то есть они не мешают друг другу, не отнимают друг у друга питательные вещества, которые извлекаются ими из земли и необходимы им для роста)?
В данном случае Талмуд интересует, сколь обширными сведениями в агрономии и других, смежных науках обладали Учителя предыдущих поколений.
Анализируя данную проблему раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) выделяет в Торе фрагмент, в тексте которого сказано: «Не отодвигай межи ближнего твоего, которую провели предки в уделе твоем, что достанется тебе на земле, которую дает тебе Всевышний, чтобы ты владел ею» (Дварим, гл. 19, ст. 14).
Все как будто бы просто: эти слова выражают запрет на то, чтобы люди самовольно передвигали знаки, отделяющие поле одного хозяина от поля другого владельца. К примеру, Шимон не должен смещать разделительную полосу, уменьшая земельное владение Реувена.
Однако раби Хия бар Аба (великий Учитель Талмуда, родился в Вавилоне, затем жил в Эрец Исраэль; начало 4‑го века) усматривает в этом вопросе и иную грань Истины.
В этом отрывке, — отмечает он, — содержится и другой, дополнительный запрет: засевая свое поле, Шимон не должен занимать его до самой границы, отделяющей его земельный участок от владений Реувена. Необходимо отодвинуть посев на определенное расстояние в глубь собственного поля. В противном случае, пострадают растения, которые на своем поле выращивает сосед. Ибо этим растениям (если даже сосед, засевая землю сделает отступ на положенное расстояние) может не хватить необходимых для их развития питательных веществ, которые извлекаются растениями из земли.
Когда в Торе говорится — «...не отодвигай межу», — вносит уточнение раби Йоханан. — под словом «межа» подразумевается не разделительная черта между земельными наделами, принадлежащими разным хозяевам, но — именно та граница, до которой, как определили «предки», можно засевать землю семенами. И определяли они это, исходя из тех знаний агрономии, которыми обладали, и накопленного веками практического опыта. При этом они делали допуск на то, что разные хозяева могли посадить на своих участках сельскохозяйственные культуры разных видов, и один вид растений не должен был помешать развиваться и расти другому виду.
Кого Тора называет в этом отрывке — «предками»? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: людей, которые отличались глубокими знаниями законов Торы — Учителей поколения, которое завоевывало Эрец Исраэль, а потом получало во владение земельные наделы.
Большими знаниями в области сельского хозяйства обладали в древние времена хорейцы (потомки Эсава, населявшие гору Сеир и ее окрестности), — замечает раби Шмуэль бар Нахмани (один из крупнейших Учителей своего поколения, жил в Вавилоне и в Эрец Исраэль; вторая половина 3‑го века). — Эту информацию мы тоже находим в Торе. Где сказано: «И эти обитатели (горы) Сеир, хорейцы, обитающие на земле...».
Анализируя данный отрывок, раби Шмуэль задается вопросом: почему Тора подчеркивает — «обитатели... обитающие на земле»? Разве существуют народы, «обитающие на Небе»?
Выражение «обитающие на земле» кажутся во фразе как будто бы «лишними». Но в Торе, как мы уже знаем, не бывает не только лишних слов, но и — лишнего знака. И это означает, что данный фрагмент нуждается в более глубоком исследовании. Проведя такое исследование, раби Шмуэль бар Нахмани заключает, что речь идет тех знаниях, которыми обладали хорейцы о земле. Они знали особенности почвы разного вида, знали, какая земля больше подходит для выращивания определенных культур и т. д.
Леви Раскин
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать различные законы Торы, выясняя источник того или иного конкретного указания. Данное исследование объединено с другими, предпринятыми в нашей, девятой главе трактата Шаббат (начало — см. обзор листа 82), не темой, но — единой методологией, которую используют Учителя, изучая установления Торы и составляя детальные рекомендации по их выполнению. И заключается она в глубочайшем анализе текстов Торы. обсуждать содержание Мишны, размещенной на предыдущем листе (см. обзор листа 84).
На нашем листе Талмуд возвращается к законам тумы (духовной нечистоты).
Речь идет о женщинах, которые получают туму в период после интимной близости, если семя мужчины изливается наружу.
В Мишне этого листа читаем:
Откуда известно, что женщина в течение трех дней после интимной близости, когда мужское семя изливается наружу — духовно нечиста?
Из отрывка Торы, где сказано: «Будьте готовы. Три дня не приближайтесь к женам» (Шемот, гл. 19, ст. 15).
Откуда известно, что разрешается мыть (ребенка) на третий день после брит милы (обрезания), даже если этот день выпадает на шаббат?
Из отрывка Торы, где сказано: «И вот на третий день, когда были боли...» (Берешит, гл. 34, ст. 25).
Откуда известно, что на голову козла отпущения в Йом Кипур надо привязывать красную ленту?
Из Танаха, где сказано: «Если будут грехи ваши как багряница, Я (Всевышний) их как снег отбелю» (книга пророка Иешаягу, гл. 1, ст. 18).
Талмуд, пункт за пунктом, анализирует содержание Мишны. И начинает с ситуации, в которую попадает женщина после интимной близости.
В указанном фрагменте Торы, — отмечают Учителя, — речь идет о периоде, когда еврейский народ готовился к тому, чтобы получить Тору на горе Синай. И это указание, в числе прочих, было дано, чтобы люди пришли к месту встречи с Творцом в состоянии таѓор (духовно чистыми). Повеление — «не приближайтесь к женам» подразумевает, что в течение трех дней после интимной близости женщина может быть в состоянии таме (производное от слова тума). С чем это связано?
Талмуд сообщает, что семя мужчины сохраняет жизнеспособность три дня. Потом оно погибает. И вот в эти самые три дня, когда оно потенциально все еще способно оплодотворить яйцеклетку, оно имеет свойство распространять духовную нечистоту (в случае, если изливается наружу). И представляет собой «опасность заражения тумой» — для самой женщины и даже для окружающих, если изливается наружу. Но по истечению трех дней, когда семя утрачивает способность зарождать плод, оно уже не считается семенем и не распространяет духовную нечистоту.
Тем, кто получил туму по другой причине, — отмечает Меири (один из крупнейших комментаторов Талмуда; Франция, 13‑й век), — к примеру, ниде или мецоре, было разрешено присутствовать на встрече с Творцом и вместе со всем еврейским народом получить Тору. Потому что их состояние и без того приносило им душевную боль и страдания. Не допускались к этой встрече в основном те, кто мог «заразиться» духовной нечистотой в результате интимных контактов.
Однако раби Элазар бен Азария (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Женщины после акта интимной близости, — говорит он, остаются духовно чистыми.
Отметим, что ѓалаха (еврейский практический закон) следует точке зрения раби Элазара бен Азарии. То есть, по ѓалахе женщина, после того, как вступила с мужчиной в интимную связь — духовно чиста и не приобретает способность распространять туму.
Теперь Талмуд приступает к обсуждению второго пункта Мишны, в котором говорится о том, что на третий день после брит милы даже в шаббат можно помыть ребенка и нагреть для этого воду.
Мы знаем, что в принципе законами субботы мыться в шаббат — запрещено (см. на сайте, к примеру, обзор листа 40). Но в данном случае, как объясняют Учителя, вступает в действие указание Торы — заботиться о сохранении жизни человека, в случае необходимости временно отменяющее некоторые субботние запреты. Брит мила, хоть и не тяжелая, но все же — операция. И именно на третий день после обрезания, — сообщает Талмуд, — наступает кризис. Поэтому и разрешается мыть ребенка на третий день даже в шаббат — чтобы облегчить его состояние.
Но как данное «послабление» соотносится с приведенной здесь цитатой из Торы?
В данном отрывке описываются события, связанные с соблазнением дочери Яакова Дины (подробнее об этом — см. на сайте, к примеру, обзор недельной главы Пинхас, второй годовой цикл). Братья Дины, Шимон и Леви, чтобы отомстить обидчикам, решили напасть на Шхем. Мужчины, жители этого города, только что сделали обрезание. И два дня обсуждали Шимон и Леви, стоит ли им реализовывать свой замысел, а на третий — совершили нападение, «когда (у мужчин Шхема), — как сказано в Торе, — были боли...». Ибо знали, что уже назавтра воинство Шхема окрепнет и будет способно дать отпор.
Что касается третьего «пункта» Мишны, тут связь установления с цитатой достаточно очевидна. Надо лишь знать ситуацию (подробно об этом — см. обзоры листов 66, 67 и 68 трактата Йома).
На нашем листе Талмуд выясняет, в какой день еврейского месяца сиван (по грегорианскому календарю это — июнь, начало июля) была дарована Тора на Горе Синай.
Шестого сивана, — говорят Учителя.
Однако раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Тора дарована народу Израиля седьмого сивана, — говорит он.
Следует подчеркнуть, что само обсуждение этой темы возникло, когда надо было определить, в какой день года еврейскому народу следует отмечать праздник Шавуот (праздник дарования Торы). И тут, разумеется, требовалась календарная точность.
В поисках ответа Учителя скрупулезно исследуют тексты еврейских первоисточников, производя вычисления по косвенным данным.
Сказано в Торе: «И покрывало облако (еврейский стан) шесть дней, а на седьмой — воззвал (Всевышний) к Моше» (Шемот, гл. 24, ст. 16).
В этот, седьмой день, — говорит раби Йоси, — и предстал пред Всевышним еврейский народ, чтобы получить от Него Десять Заповедей. А то, что написано — «воззвал к Моше», так это — дань уважения величайшему в еврейской истории пророку и предводителю народа Израиля.
Нет, это не дань уважения Моше, — говорят другие Учителя. — На шестой день месяца сиван сыны Израиля получили Десять Заповедей. А на седьмой — Именно его, Моше Рабейну, призвал Творец, чтобы дать ему Скрижали.
Талмуд предпринимает тонкий анализ текстов Торы. И отмечает, что все шесть дней Моше был внутри облака, на горе Синай.
При этом они ссылаются на обсуждение, которое проводит Талмуд в трактате Йома (см. обзор листа 4), где выясняется, шесть дней Моше находился внутри облака, чтобы максимально очиститься от материального и настроиться на «соответствующую волну».
Ни у кого не вызывает сомнения факт, что евреи пришли в пустыню Синай (где находится гора Синай) в рош ходеш сивана (начало месяца, новомесячье), — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). Это установили Учителя, изучив фрагменты Торы методом гзера шава (когда наличие одинаковых слов в разных отрывках свидетельствуют о том, что в обоих случаях дается одно и то же установление).
В 19‑й главе книги Шемот сказано: «В этот день пришел (еврейский народ) в пустыню Синай» (ст. 1). А в 12‑й главе той же книги читаем: «Этот месяц для вас — начало отсчета месяцев, первый он у вас из месяцев года» (ст. 2). То есть в обоих случаях речь идет о начале месяца.
Ни у кого из Учителей нет сомнений и в том, что встреча Всевышнего с еврейским народом произошла в субботу. Этот факт вытекает из сравнительного анализа двух других фрагментов Торы методом гзера шава.
В 20‑й главе книги Шемот написано: «Помни день субботний, чтобы освятить его» (ст. 8). А в 13‑й — «...Помни день этот (день Дарования Торы)». Следовательно, — заключают Учителя, Тора была дарована еврейскому народу в субботу.
На чем же основано расхождение в позициях раби Йоси и других Учителей?
Дело тут в том, — объясняет Талмуд, — что раби Йоси установил, что рош-ходеш в тот период выпал на воскресенье. В этот день, — говорит он, — сыны Израиля пришли в пустыню Синай, устали с дороги, и Моше дал им отдых.
В понедельник передал Волю Всевышнего — «Вы (еврейский народ) будете Мне царством священников и народом святым» (Шемот, гл. 19, ст. 6).
Во вторник Моше передал сообщение, согласно которому сынам Израиля запрещалось подниматься на гору Синай и вообще — прикасаться к ней в момент Дарования Торы.
В среду Моше дал указание — до субботы не вступать с женами в интимные отношения (см. обзор листа 86).
Именно в таком порядке все и происходило, — говорят другие Учителя. — С той лишь разницей, что начало месяца выпадало на понедельник. И, соответственно, повеление, чтобы мужчины отдалились от жен, было дано — в четверг. Ибо сказано было Моше: «Пойди к народу и освяти его (в данном контексте — вели «отделиться от жен») сегодня и завтра» (Шемот, гл. 19, ст. 11).
От себя добавил Моше на это один день, — подчеркивает раби Йоси. — И Всевышний с ним согласился. И опустилась Шехина (Присутствие Творца) на гору Синай в субботу утром.
И об этом в Торе прямо говорится — «Будьте готовы, три дня не приближайтесь к женам» (Шемот, гл. 19, ст. 15)...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать различные подробности событий, которые сопутствовали получению Торы еврейским народом на горе Синай (начало обсуждения этой темы — см. обзор листа 87). Как и на предыдущем листе, эти подробности проясняются в процессе глубокого анализа текстов Торы.
Учителя концентрируют внимание на фразе: «И расположились (они — еврейский народ) у подножия горы...» (Шемот, гл. 19, ст. 17).
В этот момент, — сообщает рав Авдими бар Хама бар Хаса, — Всевышний наклонил гору, так, что она нависла над людьми. И произнес Он: «...Если не примете Тору, здесь все и останетесь».
Зачем нужны были угрозы? — спрашивают Учителя эпохи Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.). — Ведь еще в процессе подготовки к великому событию народ выразил согласие выполнять законы Творца, записанные в Его Торе. Когда Моше передавал повеления Всевышнего, сказали сыны Израиля: «...сделаем и услышим» и тем самым продемонстрировали готовность подчиниться Воле Всевышнего.
Но не все так просто, как может показаться, на первый взгляд.
Сама процедура передачи Торы была устрашающей, — отмечает Талмуд. — Написано об этом: «...гора Синай дымилась вся от того, что сошел на нее Творец в огне; и дым шел от нее, как от печи, и тряслась вся гора чрезвычайно» ( Шемот, гл. 19, ст. 18). Поэтому не исключалась вероятность, что народ испугается и откажется принять Тору.
Дело не в том, что еврейский народ испугался огня, который явил перед ними Всевышний, — объясняет рав Залман Сороцкин (раввин в городах Литвы, затем — в Израиле; первая половина 20‑го века), комментируя этот фрагмент Талмуда. — В момент, когда сыны Израиля предстали перед Творцом у подножия горы Синай, они «внутренним взором» увидели всю землю и все, что есть на ней. Иными словами, тот несравнимо высокий духовный уровень, которого они достигли, получая Тору, позволил им временно подняться до «абсолютного знания». А при «абсолютном знании» реальности, нет необходимости в свободе выбора — она, эта свобода, применима лишь в состоянии определенного «неведения».
Когда люди сказали — «...сделаем и услышим», это нельзя назвать окончательным принятием Торы, — подчеркивают Учителя. — Именно на горе Синай был заключен Союз Всевышнего с еврейским народом.
В таком случае у каждого еврея, нарушившего заповедь, всегда будет отговорка, что условия Союза с Творцом были навязаны ему насильно, — замечает Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Принятие Торы — не одномоментное действие, но — постоянно развивающийся в исторической перспективе процесс.
Во времена Ахашвероша (царь Персии, где евреи были в изгнании) еврейский народ, спасенный с помощью чуда, которое сотворил ради него Всевышний, добровольно, с любовью и трепетом принял Тору. Как написано: «...установили и приняли» (Мегилат Эстер — книга Эстер, гл. 9).
Как бы заново «установили» факт, что Тора была получена на горе Синай, и приняли ее.
В другом трактате Талмуда, — говорят Учителя эпохи Тосафот, — по сути, сказано, что еврейский народ принял всю Тору на горе Эвал и на горе Гризим (см. обзор листа 37 трактата Сота). — Но, тем не менее, нам следует считать, что основное действие по заключению Договора с Творцом произошло на горе Синай, а потом, во время событий Пурима Тора была принята еврейским народом уже не из боязни, но — с истинной любовью.
Далее Талмуд приводит цитату из Теилим (Псалмы царя Давида): «С Неба услышан Закон (Тора) — земля испугана и тиха» (пс. 76). И задается вопросом: если — «тиха», то почему же — «испугана»; если — «испугана», то почему же — «тиха»?
В результате глубокого и тонкого анализа фразы Учителя открывают заинтересовавшую их «тайну».
Прежде всего, они обращают внимание на порядок слов в предложении: сначала идет — «испугана», а потом — «тиха». Ключ к пониманию данной фразы, — говорит Реш Лакиш (раби Шимон бен Лакиш; величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — находим в книге Берешит, в которой читаем: «И был вечер, и было утро, день шестой» (Берешит, гл. 1, ст. 31).
В этом фрагменте перед числительным «шестой» в оригинале стоит определенный артикль. Зачем он здесь понадобился?
Этот артикль подчеркивает, — объясняет Реш Лакиш, — что Всевышний поставил народу условие: если примут они (евреи) Тору, то будут жить в той среде, которая создана Им за все шесть дней; если — не примут, Он вернет мир в состояние хаоса. Поэтому до момента, когда евреи произнесли — «сделаем и услышим», вся земля была в страхе: как бы на планете не воцарился опять — хаос. А, кроме того, артикль перед словом «шестой» заключает в себе намек на шестое сивана — день Дарования Торы.
В момент, когда люди сказали — «сделаем», и лишь после этого произнесли — «услышим», — говорит рав Симаи, — спустились с Небес шестьсот тысяч малахим (множественное число от слова малах — некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей; нередко в русских переводах — «ангел») — по числу взрослых мужчин, которым предстояло принять Тору. И на голову каждого мужчины водрузили по две короны. Одна как бы символизировала их готовность выполнять заповеди, другая — их намерение, осуществляя заповеди на практике, постигать суть законов Творца.
Однако, когда люди совершили ошибку, создав золотого тельца, спустились на землю 120 тысяч малахим зла и отобрали у мужчин короны.
Почему для того, чтобы забрать короны, понадобилось вдвое больше малахим, чем в тот момент, когда надо было принести короны людям? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: силы добра сильнее сил зла, поэтому «добрые» малахим могли нести по две короны, а «злые» — только по одной.
Согласившись принять Тору, евреи удостоились двух корон, — дает свое уточнение Маѓарша (комментатор Талмуда, Польша, 16‑й век), — короны священства (коэны — служители в Храме, потомки Аарона, первого в еврейской истории главного коэна, брата Моше Рабейну) и — царской. И в Торе об этом написано: «Вы (еврейский народ) будете мне (Всевышнему) царством священником и народом святым» (Шемот, гл. 19, ст. 6). И малахим водрузили на голову каждого мужчины по две короны. Справа — корону священства, что символизировало милосердие, а слева — царскую, которая олицетворяла собой справедливость.
Создав золотого тельца, евреи нарушили две из Десяти Заповедей: «Я — Всевышний ваш» и «Не будет у тебя богов других». А в них — основы еврейского мировоззрения. Поэтому и пришлось им «отдать» короны.
На нашем листе Талмуд заканчивает обсуждение темы Дарования Торы на горе Синай (см. в обзоры листов 87 и 88). Как и на предыдущих листах, Учителя, анализируя тексты Торы (Письменной и Устной), выясняют подробности этого великого события.
Раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века) приводит Мидраш (Устная Тора), в котором рассказывается такая история.
Когда Моше Рабейну поднялся на гору, чтобы получить Скрижали, малахим (множественное число от слова малах — некая духовная субстанция, осуществляющая связь Неба с землей; нередко в переводах — «ангелы») спросили Всевышнего:
— Владыка мира, что делает среди нас человек, рожденный женщиной?
— Он пришел принять Тору, — ответил им Творец.
— Эта чудесная Тора, — воскликнули малахим, — была у Тебя до Сотворения мира и еще 974 поколения должна оставаться у Тебя. И вот теперь Ты собираешься отдать ее существу из плоти и крови?!
Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11‑й век), анализируя этот фрагмент, сопоставляет его с цитатой из Теилим (Псалмы царя Давида, пс. 105), где сказано, что Тора должна была появиться в мире через тысячу поколений. Но Всевышний увидел, что мир развивается без нее неправильно, и дал Тору поколению Моше — 26‑му поколению от Сотворения мира. И получается — на 974 поколения раньше намеченного срока.
Далее Талмуд продолжает рассказ.
И воскликнули малахим:
— Кто такой человек, чтобы выполнить ее (Торы) законы?! Кто он пред Тобой, чтобы Ты, Имя которого славит вся земля?!
И велел Всевышний Моше, чтобы он дал им ответ.
— Боюсь, как бы не спалили они меня своим дыханием, — сказал Творцу Моше.
И тогда Всевышний взял Моше под свою защиту — велел ему приблизиться к Кисэ а‑Кавод (Трон Славы — Центр Управления миром) и взяться за него рукой. А сам распростер над Моше сияние Шехины (Своего Присутствия).
Теперь, когда Моше мог не опасаться малахим, он ответил им так:
— В Торе, которую Всевышний дарует народу, написано — «Я, Всевышний твой вывел тебя из земли египетской» (Шемот, гл. 20, ст. 2). Разве малахим спускались в Египет и были в рабстве у фараона? Зачем им на Небе нужна Тора?.. И далее сказано — «Не будет у тебя богов других» (там же, ст. 3). Разве малахим пребывали в рассеянии среди других народов, служили идолам?..
И так процитировал Моше все Десять Заповедей, а когда дошел до повелений — «не убивай» и «не кради», то сказал:
— Разве есть у малахим дурное начало?! Зачем им эти наказы?..
И в ту же секунду восславили малахим Творца мира, с любовью обратили взоры свои к Моше и одарили его подарками. Вручил ему свой подарок и малах Смерти — кеторет (благовония — специальный набор сухих трав). В Торе об этом сказано: И возложил кеторет, искупил народ, встал между мертвыми и живыми и прекратился мор...» (Бамидбар, гл. 17, ст. 13).
Если бы не дал Моше тогда малах Смерти свой подарок и не объяснил, какими свойствами обладает кеторет, — подчеркивает Талмуд, — он мог об этом и не узнать. Ведь в Торе прямо об этом не говорится. Узнав тайну кеторет, Моше передал ее брату своему, Аарону — первому коэну гадоль (главный служитель в Храме) в еврейской истории. И он, Аарон, пользовался этим знанием в трудные для еврейского народа моменты.
Малахим — духовно чисты, — объясняет Маѓарша (великий комментатор Талмуда, Польша, 16‑й век), — И поэтому им открыты многие тайны Торы, недоступные человеку, душа которого облечена в плоть, принадлежащую материальному миру. Отсюда и «страх» Моше, который боялся, что его «спалит» дыхание малахим. Этот «страх» — осознание высокой и тонкой духовной организации малахим. Недостижимого для человека уровня. В повелении Всевышнего — взяться за Кисэ а‑Кавод содержится намек на то, что праведникам даруется вечная жизнь, что они — под защитой Творца мира. Ибо праведные люди в процессе познания Мудрости Всевышнего достигают истинных духовных высот.
Суть «возражений» Моше, которые он высказывает малахим, заключается в том, — продолжает Маѓарша, — что в Торе содержится не только чистая духовность, но и — правила, по которым развивается материальный мир, изложенные в открытой ее части. Поэтому постичь Тору в ее единстве, открытое и сокрытое, способен только человек, душа которого соединена с высшими мирами, а тело функционирует на материальном уровне.
Малахим признали правоту Моше, что выразилось в их дарах. Они открыли Моше некоторые духовные тайны, которыми владели только они. С момента Дарования Торы тайны эти в той или иной степени стали доступными — их на определенном уровне могли постичь праведные Учителя Торы.
Наш лист завершается пересказом «финала» Мидраша, который приводится здесь от имени раби Иегошуа бен Леви.
После того, как Моше спустился со Скрижалями к народу Израиля, пришел малах Смерти к Творцу и спросил:
— Где Тора, Владыка мира?
— Даровал Я ее земле, — ответил Творец.
Отправился малах Смерти на землю, обращался с вопросом, где Тора, и к ней (к земле), и к морям, и к безднам... Но никто не дал ему свидетельств, что Тора находится в земном мире.
Тора — бесконечна, — уточняет ситуацию Маѓарша, — поэтому «конечное» (то есть наш, земной мир) не в состоянии ее охватить.
...И вернулся малах Смерти к Творцу и рассказал, что на земле не нашел Тору. И посоветовал ему Всевышний обратиться к Моше.
— Где Торе, которую Всевышний даровал тебе? — спросил у Моше малах Смерти.
— Кто я, чтобы удостоиться столь высокой чести — получить Тору, — сказал малаху Моше.
И пояснил:
— Чудесное (Тора) — перед Всевышним, и Он постоянно наслаждается этим. Как же я могу утверждать, что Тора — у меня?
И понравилась Творцу скромность Моше, которую он продемонстрировал, принизив свои достоинства. И сказал Он ему:
— За это Тора будет отныне называться твоим именем...
Поэтому и написано в Танахе: «Помните Тору Моше, слуги моего...» (книга пророка Малахи, гл. 3).
Ханох Лернер
На нашем листе Талмуд возвращается к основной теме трактата Шаббат — законы субботы и продолжает исследования, которые велись в предыдущей главе.
Напомним, что в предыдущей, восьмой главе рассматривались различные нюансы закона, запрещающего в шаббат перемещать «объекты» из частного владения, решут а‑яхид — в общественное, решут а‑рабим (о видах владений — см. обзор листа 6). В частности, уточнялись количественные «параметры» объектов, начиная с которых человек, переместивший объект такого размера (или объема) в шаббат из честного владения в общественное, становится «нарушителем» субботних законов (см. обзоры листов 76, 77, 78, 80 и 81).
Дает конкретные указания и Мишна, помещенная на нашем листе.
Человек нарушил субботу, — читаем в нашей Мишне, — если он вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— дрова, в количестве, достаточном для того, чтобы (за время их горения) сварить вкрутую яйцо;
— приправу, в объеме, достаточном для того, чтобы приправить яичницу;
— (мягкую и зеленую) скорлупу орехов, кожуру гранатов, травы (использующиеся для изготовления краски) — в объеме, достаточном для окрашивания материи (имеется в виду часть сетчатого женского головного убора);
— натрий, известь и калий (средства, которые использовались для чистки и стирки) — в объеме, достаточном для стирки (сетчатого женского головного убора);
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Человек нарушает субботний закон, — говорит он, — если выносит (за пределы частного владения) чистящие средства в объеме, достаточном для удаления пятна...
Обсуждая положения данной Мишны, Талмуд уточняет, что при исчисления минимального объема приправ, начиная с которого, человек, вынесший приправу из дома, становится нарушителем субботних законов, различные виды приправ «складываются» в единый объем.
Далее на нашем листе дается вторая Мишна. В ней перечисляются объекты, перемещение которых в шаббат из частного владение во владение общественное — запрещено, в любом, даже самом малом количестве.
Здесь перед нами — такой текст.
Человек нарушил субботу, если вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) в любом, даже самом незначительном количестве:
— стручок (или зернышко) душистого перца (который в древние времена использовался как освежитель полости рта);
— деготь (которым во времена Талмуда снимали головную боль);
— благовоние (для ароматизации помещения);
— металл (даже из ничтожно малого кусочка металла можно изготовить какое-либо приспособление);
— кусочки камня или земли от мизбеаха (в условном переводе — «жертвенник»; речь здесь — о мизбеахе в Иерусалимском Храме), пергамента или покрывала от свитка Торы, поврежденных червем; эти объекты следует захоронить в установленном месте и установленным способом;
— любые объекты, использовавшиеся до этого в ритуалах идолопоклонников, — добавляет раби Иегуда.
На нашем же листе Талмуд приводит и третью Мишну, в которой опять устанавливаются количественные «пределы».
В ней находим такой текст.
Человек нарушил субботу, если вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— коробочку с благовониями нескольких видов; и будет (это) засчитано как одно нарушение;
— зерна растений, в объеме, близком к размеру одной сушеной ягоды инжира.
Человек нарушил субботу, — уточняет раби Иегуда бен Батера (Учитель Мишны, конец 1‑го века), — если вынес в шаббат (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— пять зернышек различных растений;
— два зерна кабачка, тыквы или египетских бобов;
— птицу особого вида (которая в прежние времена использовалась в медицинских целях) даже самого маленького размера — как живую, так и мертвую...
Анализируя содержание третьей, последней на этом листе Мишны, Талмуд подчеркивает, что указание по поводу птицы носит, как это часто бывает в Талмуде, обобщенный характер. И это означает, что в субботу, чтобы не нарушить законы шаббата, нельзя выносить из дома (из частного владения — в общественное) любые лечебные средства. Причем — в любых, даже самых малых количествах...
Леви Раскин
Наш лист открывает следующую, десятую главу трактата Шаббат. В ней по-прежнему рассматриваются различные нюансы субботних законов.
В частности, в первой Мишне новой главы речь идет о мере ответственности за нарушение этих законов.
Итак, в нашей Мишне читаем:
Если человек вынес в субботу (из частного владения, решут а‑яхид — в общественное, решут а‑рабим; о видах владений — см. обзор листа 6) зерна, которые он хранит для посева, для образца или для (изготовления) лекарств — в любом, даже самом незначительном количестве, он заслуживает наказания.
Если же человек вынес в субботу (из частного владения в общественное) зерна, которые он хранит для каких-то других целей (не указанных в предыдущем пункте), он может получить наказание лишь в том случае, если количество (зерна) достигает или превышает «предел», установленный Учителями (см. на сайте, к примеру, обзор листа 90).
Если человек вынес в субботу (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) объекты, не предназначенные для еды, а по дороге передумал и принес (это обратно домой) как еду, он получит наказание, только если оказалось, что этой еды — определенное (установленной Учителями) количество...
Из предыдущих обзоров мы знаем, что основной «предел», выведенный Учителями, составителями подробных указаний по поводу того, в каком количестве запрещается в субботу выносить еду из частного владения во владение общественное — это размер ягоды сушеного инжира (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 76 и 90).
Из нашей Мишны мы узнаем, что в ситуациях, когда человек придает «съедобному объекту» какое-либо иное значение, он может получить наказание за нарушение субботних законов, даже если он вынес из дома в шаббат меньшее количество (даже — за два вынесенных им зернышка). Потому что в таких случаях эти объекты выносить из дома вообще запрещается.
Кроме того, третий пункт Мишны подчеркивает: человек в полной мере ответственен не только за перемещение в субботу объекта из частного владения — в общественное, но и — из общественного владения — в частное (то есть — домой). И не имеет значение факт, что этот объект изначально ему принадлежит, и находился в его же доме. Решающий фактор здесь то, что он «по дороге» изменил предназначение объекта. Если бы объект так и остался бы в первоначальном статусе, он вообще не должен был выносить его из дома. Но если он по ходу дела решил, что это — «еда», он будет освобожден от ответственности только в том случае, если вернул домой объект, который по объему меньше сушеной ягоды инжира.
Анализируя содержание Мишны, Талмуд задается вопросом: почему в Мишне говорится — «вынес в субботу зерна, которые он хранит для посева, для образца или для изготовления лекарств»? Разве не проще было бы сказать, что он вынес из дома зерна для посева (то есть — нечто, что нужно ему для осуществления работы, производить которую в шаббат запрещено)?
И объясняет: «дополнительная информация» тут необходима для того, чтобы обозначить случай, когда человек отложил зерна для сева, а потом забыл, для какой цели они у него хранятся. И мы понимаем, что «забывчивость» в данном случае не освобождает его от наказания. Даже если он вынес из дома одно такое зернышко, ответственности ему не избежать.
Как нам расценивать ситуацию, — спрашивают Учителя, — когда один человек хранил зерна у себя дома для сева или, скажем — для изготовления лекарства, а другой, допустим, его сосед, не зная, для чего отложены зерна, взял в шаббат да и вынес из его дома несколько зерен?
Один человек не отвечает за другого, — говорят составители Мишны.
Однако раби Шимон бен Элазар усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Даже если сосед вынесет из частного владения в общественное всего одно зернышко из отложенного для сева (или для изготовления лекарства), — говорит он, — мы будем считать, что этот самый сосед нарушил законы шаббата.
Далее Талмуд приводит еще одну Мишну, в которой сказано:
Если некто (в субботу) вынес из дома еду и положил на крыльцо, а потом вынес ее на улицу (в общественное владение), от наказания он освобождается, ибо не сделал всю запрещенную работу целиком (подробнее об этом — см. обзор листа 3).
Если некто (в субботу) вынес из дома еду и положил на крыльцо, а вынес ее на улицу кто-то другой, оба (по той же причине — не сделали запрещенную работу целиком) — освобождаются от ответственности.
Если некто вынес на внешнее крыльцо ящик, наполненный плодами, даже в том случае, когда большая часть плодов (оказывается) снаружи (а меньшая — внутри), от наказания этот человек освобождается — пока не вынес весь ящик...
Анализируя содержание второй Мишны, Талмуд отмечает, что речь в первых двух ее «пунктах» идет о крыльце, высотой от 3‑х до 9‑ти ладоней, шириной — в 4 ладони. Что попадает под определение владение под названием — кармелит (см. обзор листа 6). Поэтому человек, который в субботу вынес на такое крыльцо корзину или ящик с продуктами, от ответственности освобождается (см. там же). В третьем же «пункте» говорится о внешнем крыльце со ступеньками, которое имеет статус общественного владения. Поэтому здесь речь может идти лишь о «незавершенной» работе, но если на это крыльцо вынесен ящик с фруктами — полностью, за это человек может получить наказание.
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать субботние законы, и в частности — законы, регламентирующие перенесение объектов из владения одного вида во владение другого вида (о видах владений — см. обзор листа 6).
Речь по-прежнему идет о мере ответственности за те или иные, связанные с перемещением объектов в шаббат действия.
В Мишне этого листа читаем:
Если человек вынес что-то в субботу (из частного владения, решут а‑яхид — в общественное, решут а‑рабим) в правой или в левой руке, за пазухой или на плечах, он получает за это наказание. Ибо так носили предметы члены семейства Кеѓата (речь идет о левитах, на которых в пустыне лежала обязанность переносить от стоянки к стоянке утварь Мишкана — переносного Храма).
Если же человек что-то вынес в субботу (из частного владения в общественное) на обратной стороне ладони, во рту, за ухом, в волосах, в полом поясе, между поясом и одеждой, в ботинках, сандалиях и т. п., от наказания он освобождается. Ибо вынес объект необычным способом...
Раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этих вопросах иную грань Истины.
Если человек нес из дома (из частного владения во владение общественное) груз на высоте более 10‑ти ладоней от земли, — говорит он, — этого человека наказывают. Так носили в пустыне храмовую утварь сыновья Кеѓата.
Анализируя содержание Мишны, Учителя подчеркивают, что наказание получают те, кто выносит в шаббат объекты из решут а‑яхид в решут а‑рабим обычным способом. Если же — необычным, от наказания такие люди освобождаются.
В связи с этим Талмуд моделирует разнообразные ситуации, встречающиеся в жизненной практике. И, рассматривая различные способы перенесения предметов, задается, к примеру, вопросом: заслуживает ли наказания человек, который в шаббат вынес из дома объект на голове?
Большинство Учителей говорят, что от ответственности такой человек освобождается, ибо, как правило, на голове предметы не носят. И это означает, что он перенес предмет необычным способом.
Однако жители городка Ѓоцель в Вавилоне именно так и переносили грузы, — выдвигают возражение другие Учителя.
Этот обычай — весьма редок и не распространен среди большинства народов, — заключает Талмуд. — Поэтому мы все же считаем, что перенесение грузов на голове — скорее, исключение из правил. И говорим, что за это, если человек что-то перенес на голове в шаббат, от наказания он освобождается.
Продолжая моделировать ситуации, связанные с перенесением объектов в шаббат из владения одного вида во владение другого вида, Талмуд приводит еще одну Мишну, в которой читаем:
Если (человек в субботу из частного владения — в общественное владение) собирался вынести (объект) перед собой, а получилось, что вынес (его) за спиной, от наказания (он) освобождается.
Если собирался (в субботу) вынести (объект) за спиной, а получилось (что вынес) перед собой — заслуживает наказания.
Женщина, которая привязывает (объект) к фартуку (и выносит его в шаббат), неважно, спереди или сзади — наказывается.
Обладатели записок (в шаббат), — добавляет раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — подлежат наказанию...
Сразу же уточним, кто такие — «обладатели записок». Это — слуги царя, которые по поручению своего господина выносят из дворца гонцам царские послания. Талмуд подчеркивает: даже в том случае, когда их намерение не реализуется полностью (допустим, они собирались передать «записку» какому-то конкретному гонцу, а взял ее другой), эти слуги все равно наказываются.
Как видим, один из основных определенных Учителями критериев меры ответственности в подобных ситуациях — изначальное намерение человека тем или иным способом перенести объект в шаббат. Далее конкретная мера ответственности зависит от двух факторов: либо от того, реализовано намерение полностью или нет, либо — от того, обычным или необычным способом перенесен объект.
Под этим углом зрения и проводит Талмуд исследование содержания второй Мишны. Однако Учителя отмечают, что из ее пунктов, можно сделать, казалось бы, противоречивые выводы.
В самом деле. Человек, как сказано в первом пункте Мишны, освобождается от ответственности, если он собирался вынести в субботу из частного владения во владение общественное объект перед собой, а реально вынес его — за спиной. Из этого следует, что в случае, если он собирался вынести объект за спиной и полностью реализовал свое намерение (то есть вынес объект — за спиной), ему полагается наказание.
В следующем пункте читаем: если человек собирался вынести объект за спиной, а вынес — перед собой, он заслуживает наказания. Из этого следует, что в случае, если он собирался вынести объект за спиной и осуществил свое намерение, от ответственности он освобождается.
Как это понимать?
Эти два положения Мишны выведены разными авторами, — объясняет ситуацию раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — И в оценке меры ответственности они пользуются разными критериями. Первый выстраивает логическую цепочку на основе факта, что намерение — осуществлено, и поэтому на человека возлагается ответственность. Второй берет за основу — «необычность способа» перенесения предмета, что предполагает освобождение от ответственности.
Рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) открывает здесь иную грань Истины.
Между пунктами Мишны нет никакого противоречия, — заключает он. — Если человек намеревался вынести предмет перед собой, а у него получилось, что он вынес его за спиной — от ответственности он освобождается. Потому что намерение его не осуществилось. И отсюда следует лишь то, что в случае, если он собирался выносить объект за спиной, и именно так его и вынес, на него возлагается ответственность. Ибо намерение — реализовано.
С другой стороны, если человек собирался вынести объект за спиной, но в результате вынес его — перед собой, он подлежит наказанию. Ибо это не означает, что намерение его не реализовалось. Ведь он поставил перед собой цель — перенести объект так, чтобы сохранить его в целости. По ходу дела выяснилось, что за спиной нести его неудобно — можно его повредить. Поэтому он вынес этот объект перед собой, обеспечив его сохранность — то есть осуществил свое намерение лучшим способом, чем было задумано...
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать детали субботних законов, регламентирующих перенесение объектов из владения одного вида во владение другого вида (о видах владений — см. обзор листа 6), и вносить конкретные практические указания.
Речь здесь, как и на предыдущих листах (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 91 и 92), идет о мере ответственности за те или иные, связанные с перемещением объектов в шаббат действия.
В Мишне этого листа дается такой текст:
Если человек в субботу вынес (хлебный) каравай (из частного владения, решут а‑яхид) в общественное владение (решут а‑рабим), он несет за это ответственность.
Если в субботу (хлебный) каравай (из частного владения) в общественное владение вынесли вдвоем, оба от ответственности — освобождаются.
Если в субботу (хлебный) каравай (из частного владения) в общественное владение вынесли вдвоем, потому что одному (это было) не под силу, оба несут за это полную ответственность.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Даже в том случае, когда хлебный каравай из частного владения в общественное вынесли два человека, потому что одному с этим справиться не удалось, — говорит он, — оба от наказания освобождаются.
Прежде всего, необходимо отметить, что все эти указания действительны, если частные владения не объединены с общественным — эрувом.
Талмуд приступает к обсуждению Мишны, моделируя различные жизненные ситуации.
Если каждый из двоих может сам вынести хлебный каравай, но вынесли они его вдвоем, — уточняет ситуацию раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — оба несут за это ответственность. Более того: если не один из них не был в состоянии вынести в субботу этот каравай в общественное, и они сделали это вдвоем, на них также возлагается ответственность. Ибо работа осуществлена и могла быть выполнена только таким образом.
Если каждый из двоих человек по одиночке не мог вынести из решут а‑яхид в решута‑рабим хлебный каравай, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — поэтому они объединились и осуществили работу (по перенесению объекта из частного владения в общественное называется — hоцаа), запрещенную в шаббат (то есть вынесли каравай вместе), на обоих возлагается ответственность. И в этом его точка зрения полностью совпадает с позицией раби Меира.
Однако в другом варианте развития событий раби Иегуда усматривает иную грань Истины.
Если каждый из них в отдельности был в состоянии сам отнести хлеб в общественное владение, — заключает он, — но в результате они осуществили данную работу вдвоем, оба от наказания освобождаются. Потому что в данном случае работа реализована «странным», необычным образом.
А в Мишне, в пункте, добавленном раби Шимоном, мы прочли, что в ситуации, когда хлебный каравай в общественное владение вынесли два человека, оба они в любом случае от ответственности освобождаются — независимо от того, мог каждый из них сделать это или нет.
Чтобы разобраться, в чем суть «расхождений», Талмуд отыскивает в еврейских текстах источники, на основании которых Учителя открывают различные грани Истины. И обнаруживается, что раби Шимон, раби Иегуда и раби Меир выводят свои заключения, анализируя фразу из Торы: «...если согрешит кто-либо из жителей Земли по ошибке и сделает что-либо противоречащее заповеди Всевышнего...» (Ваикра, гл. 4, ст. 27)..
Исследуя данный фрагмент, Учителя выводят такую формулу: если кто-то (один человек) нарушит одну заповедь от начала и до конца, то на него за это возлагается ответственность.
Раби Шимон расценивает ситуацию таким образом: если к одному нарушению «приложили руку» двое, то есть каждый из них произвел половину работы, от ответственности оба освобождаются. Так же, как в случае, когда один человек, к примеру, поднял предмет от пола (это действие на иврите — акира), а другой совершит действие hоцаа (само перемещение), оба участника от ответственности освобождаются (подробнее об этом — см. обзор листа 3).
В свою очередь раби Меир и раби Иегуда не «делят пополам» одно действие, и, поскольку оно реализовано начала до конца, как бы «одним человеком» — каждый из них в отдельности эту работу совершить не мог — то на них обоих возлагается полная ответственность за нарушение законов шаббата.
Однако, в отличие от раби Меира, раби Иегуда иначе рассматривает случай, когда каждый из двоих по отдельности мог произвести данную работу, но сделали они это вдвоем. В оценке этих обстоятельств он поддерживает позицию раби Шимона и подчеркивает, что на каждого из «действующих» лиц в такой ситуации приходится лишь половина работы.
Далее Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: возлагается ли ответственность на двоих людей, если один из них вполне мог принести в общественное владение хлебный каравай, а другой — не мог, а в результате запрещенную в субботу работу они осуществили вместе?
Ответственность возлагается лишь на одного из них, — отвечает рав Хисда (один из крупнейших Учителей Талмуда в третьем поколении; Вавилон, 3‑й век). — На того, кто мог справиться с работой сам, но позвал для ее реализации, скажем, соседа. Сосед же, от ответственности — освобождается. Ведь он, по сути, ничего не сделал — лишь оказал ближнему несущественную помощь...
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать различные подробности субботних законов, регламентирующих осуществление в шаббат действия, обозначенные на иврите термином hоцаа, что в переводе означает — «перенесение объектов из частного владения (решут а‑яхид) во владение общественное (решут а‑рабим) — о видах владений см. обзор листа 6.
Речь на нашем листе, как и на предыдущих (см. обзоры листов 91, 92 и 93), идет о мере ответственности за те или иные действия, связанные с перемещением объектов в шаббат.
Как и до этого, Учителя, стремясь оградить людей от ошибок, моделируют новые и новые обстоятельства и дают указания, как в том или ином случае нужно поступать
В Мишне этого листа описываются, быть может, не слишком часто встречающиеся, но — возможные ситуации. В ней, в частности, сказано:
От ответственности освобождается тот, кто выносит в субботу (из решут а‑яхид в решут а‑рабим):
— еду, в количестве, меньшем, чем установленный Учителями предел (начиная с которого переносить продукты в шаббат), помещенную в сосуд; потому что сосуд (в данном случае) — не более чем емкость, в которой переносят еду;
— человека, лежащего на кровати;
— частичку от туши мертвого животного размером меньше маслины;
— частичку туши мелкого животного (к примеру, мыши), размером с чечевичное зерно, — добавляет раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Однако другие Учителя в этом последнем пункте открывают иную грань Истины.
Тот, кто вынес в субботу (из решут а‑яхид в решут а‑рабим) частичку туши мелкого животного, — говорят они, — нарушает субботний закон и заслуживает наказания...
Талмуд приступает к исследованию содержания Мишны.
В первом ее пункте говорится о том, что сосуд, даже если частные владения не объединены с общественным владением, можно вынести из дома в субботу, если в нем лежит еда — в объеме, меньшем чем «предел», установленный Учителями. А мы знаем, что этот объем — сушеная ягода инжира (см. обзор листа 76).
Этим пунктом составители Мишны подчеркивают, что на человека возлагалась бы ответственность за нарушение субботы, если он вынес из дома (в общественное владение) пустой сосуд или — положил бы в него еду в большем количестве. То есть критерием, определяющим в данном случае меру ответственности, служит количество еды в сосуде. Если оно — меньше установленного «предела», сам сосуд рассматривается только как некое «вспомогательное устройство», позволяющее переносить еду. Но в том случае, если еды — больше установленной нормы (или ровно столько), с человека спрашивают не только за вынесенные продукты, но и за сосуд — отдельно. То есть ему полагается осуществить в Храме два приношения категории хатат (приношение в Храме, символизирующее искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку).
Но почему же — два? — спрашивает Талмуд. — Ведь мы говорим о ситуации, когда человек совершил нарушение по ошибке (по неведению или забывчивости). И реализовал он при этом лишь одно неправильное действие (вынес посудину с едой).
И объясняет: речь идет о таком случае, когда человек не сразу узнал (вспомнил), что нарушил одним действием два запрета: один — когда вынес еду в запрещенном количестве, другой — когда вынес эту еду в сосуде (то есть — вынес из дома сосуд). К примеру, он узнал, что нельзя было выносить в общественное владение еду в таком количестве. И раскаялся в содеянном, а про то, что нельзя было выносить и сосуд, какое-то время не знал. Только потом ему, допустим, объяснили, в чем состоит его вина. И тогда он раскаялся вторично.
Примерно той же системой оценки ситуации пользуются Учителя, анализируя ситуацию, обозначенную во втором пункте Мишны. Выносить кровать из дома в общественное владение в шаббат — не разрешается. Но если на ней лежит «живой человек» (именно так и сказано в оригинале), кровать как бы становится лишь «вспомогательным устройством» и имеет «второстепенное» значение.
Но можно ли переносить в субботу людей?
Конечно же, речь идет о каких-либо экстраординарных случаях. Но вот что интересно: здесь мы сталкиваемся с «абстрактным», скажем так, правилом: «живой человек всегда несет себя сам». И не имеет значения факт, что его по какой-то причине из дома вынесли. Действием hоцаа (перенесение объекта из частного владения в общественное) это все равно не считается. Поэтому те, кто совершил это «условное», как получается, действие, нарушителями субботних законов не являются и ответственность за это на них не возлагается.
Здесь же мы узнаем, что умершего человека в шаббат выносить нельзя. А некто нарушил этот запрет и вынес тело на кровати, он должен осуществить в Храме дополнительное приношение — еще и за кровать.
Следует отметить, что раби Шимон вообще освобождает от ответственности тех, кто вынес в субботу из дома тело умершего — с тем, чтобы похоронить. Это — работа, которая «не нужна сама по себе», — разъясняет он открытую им грань Истины.
Если вынес человек в субботу в общественное владение животное или птицу, неважно — живых или зарезанных, — добавляют Учителя, — он нарушил законы шаббата, и за это ему полагается наказание.
Раби Натан (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Если вынесли живое животное или живую птицу, — говорит он, — наказание не полагается. По тому же правилу: «живой всегда несет себя сам».
Однако Талмуд отвергает эту грань Истины. Данное правило, — подчеркивает большинство Учителей, — относится только к человеку. Ибо человек в той или иной степени помогает себя нести. Что же касается животных и птиц, то они, напротив — мешают. Животные пытаются вырваться и брыкаются, а птицы бьют крыльями. Поэтому и становится нарушителем субботних законов человек, который вынес в общественное владение животное или птицу, в каком бы состоянии они не находились.
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать детали субботних законов. Речь здесь идет о действиях, которые нельзя производить в шаббат.
В Мишне этого листа дается такой текст.
В субботу запрещается:
— укорачивать (обрывать) ногти руками или зубами;
— выдергивать волосы на голове, на усах и на бороде;
— заплетать косы;
— расчесывать волосы...
За все это, — подводит итог раби Элиэзер (один из крупнейших Учителей Мишны второго поколения, 1‑й век), — осуществленное в субботу, человеку полагается наказание.
Однако другие Учителя открывают в этих вопросах иную грань Истины.
Делать все это в шаббат не разрешается, — говорят они. — Но если некто нарушил запрет, от ответственности он освобождается.
В чем суть расхождений между позицией раби Элиэзера и гранью Истины, открытой другими Учителями? — спрашивает Талмуд.
В тексте Мишны со всей определенностью не указывается, — отмечает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — несем (или не несем) мы ответственность за подобные «манипуляции» в шаббат над собой или — над другими людьми. Раби Элиэзер, говоря, что человек при таких обстоятельствах заслужил наказание, скорее всего, имеет в виду случаи, когда человек, скажем, сам выдергивает волосы из собственной бороды и т. д. Другие Учителя, говоря, что от наказания при этом человек освобождается, подразумевают ситуацию, когда женщина, хотя делать это и не разрешается, заплетает косу, допустим, подруге или дочери. И ни у кого из Учителей, без исключения, не вызывает сомнений, что в случае, если перечисленные в Мишне действия люди осуществляют в субботу с помощью ножниц или каких-либо других «инструментов», они несут за это полную ответственность.
Далее Талмуд определяет пределы, начиная с которых за упомянутые в Мишне действия полагается наказание. И задается вопросом: сколько, к примеру, волос надо отрезать ножницами, чтобы за это пришлось отвечать перед Небом?
Даже за один волос, отрезанный ножницами или оторванный руками, — говорит раби Элиэзер, — человек заслуживает наказания.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривают другие Учителя.
Чтобы на человека возлагалась за это ответственность, — говорят они, — надо, чтобы он отрезал ножницами два волоса.
И все Учителя подчеркивают, что человек несет ответственность, если, найдя среди темных — седой волос, вырвал его. Это запрещается делать даже в будни. Учителя находят такое указание, предприняв глубокий анализ фрагмента из Торы — «И не наденет мужчина женскую одежду...» (Дварим, гл. 22, ст. 5).
Для Талмуда нет ничего «незначительного» — важна каждая мелочь. Учителя стремятся смоделировать самые разнообразные бытовые обстоятельства, чтобы в каждом отдельном случае, сталкиваясь с теми или иными проблемами, человек знал, как себя вести и не совершил действие, противоречащее законам субботы.
В очередной раз мы убеждаемся в этом, узнав, как детально обсуждают Учителя проблему, возникающую, когда в шаббат у человека оторвалась, скажем, часть ногтя или возле него появился заусенец.
По этому поводу раби Шимон бен Элазар приводит ѓалаху (еврейский практический закон):
Если в шаббат оторвалась большая часть ногтя или заусенца, разрешается снять их рукой. Если же по ошибке в субботу человек срезал их ножницами, за это на него возлагается ответственность и с него требуется приношение хатат (приношение в Храме, символизирующее искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку).
Снять в шаббат заусенец рукой можно лишь в том случае, если кожа у ногтя «отслоилась» и торчит вверх, и человек испытывает при этом неудобство.
Как это понимать — «вверх»? — спрашивают Учителя.
Анализируя ситуацию, некоторые из них приходят к выводу, что направление «вверх» определяется по отношению к кончикам пальцев. Другие заключают, что выражение «вверх» означает — по направлению к «основанию» кисти руки.
Поскольку к согласию по этому вопросу Учителя так и не пришли, мы не можем в шаббат избавиться от причиняющего неудобства заусенца. Приходится ждать, когда суббота закончится.
Продолжая анализировать Мишну, Талмуд задается вопросом: почему в шаббат не разрешается расчесывать волосы и заплетать косы? К какому виду из 39‑ти основных запрещенных в шаббат мелахот (см. Введение в трактат Шаббат) следует отнести данные действия?
Исследуя суть этих действий, Учителя приходят к заключению, что они входят в категорию боне — «строительство» (список мелахот — см. обзор листа 73).
Подняв тему соотношения различных «подвидов» запрещенных действий с основными категориями мелахот, Талмуд с этой точки зрения рассматривает и некоторые другие работы.
Почему, например, нельзя в субботу делать сыр? — спрашивают Учителя.
И объясняют, что процесс производства сыра включает в себя несколько этапов (см. на сайте, к примеру, ответ «Производство кошерного сыра»). Сначала доят корову, потом заквашивают молоко, потом отделяют створоженную массу от сыворотки и т. д.
Доение коровы, к примеру — когда молоко, можно сказать, «выделяют» из вымени — «подвид» мелахи даш («молотьба» — см. обзор листа 73). Или — этап отделения створоженной массы от сыворотки. При этом творожной массе придается определенная форма. Следовательно, здесь имеет место «подвид» мелахи боне (строительство)...
Не будем вдаваться в детали процесса производства сыра. И без того нам уже понятно, что в его осуществлении, даже по нашим подсчетам, нарушаются, как минимум, два субботних запрета. И это означает, что в случае, если человек делает сыр в шаббат, он несет за это ответственность...
На нашем листе дается еще одна Мишна — последняя в этой главе. В ней читаем:
Тот, кто срывает в шаббат растение из цветочного горшка, освобождается от ответственности, если в дне (горшка) нет отверстий.
Если же отверстия (в дне горшка) есть, человек, сорвавший растение (в субботу из такого горшка), заслуживает наказание.
Раби Шимон (раби Шимон бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Он освобождает от ответственности и в том и в другом случае...
Суть дела здесь сводится к тому, что в субботу срывать растения, растущие из земли — запрещается (это — один из «подвидов» мелахи коцер, то есть — «жатва»). И если человек нарушил запрет, он несет за это ответственность. Когда в дне цветочного горшка есть отверстия, к примеру, цветок растет, как расценивают это составители Мишны, как будто бы из земли. Поэтому большинство Учителей подчеркивает, что срывать цветы из горшка в субботу нельзя. Соответственно, если отверстий в дне горшка нет, растения изолированы от земли, и ответственности за сорванный в этой ситуации цветок человек не несет.
Со своей стороны, раби Шимон отмечает, что и у цветка, растущего в горшке с отверстиями в дне, нет столь тесной связи с землей, чтобы действие, когда срывают такой цветок, считалось «жатвой». Однако этой связи достаточно, — говорит раби Шимон, — чтобы плоды деревца, растущего в таком горшке, не принимали туму (духовную нечистоту) — как все, что связано с землей...
Нашим листом открывается следующая, одиннадцатая глава трактата Шаббат.
Талмуд, продолжая анализировать детали субботних законов, возвращается к теме перемещения объектов в субботу из частного владения в общественное (по терминологии Талмуда, из решут а‑яхид в решут а‑рабим; о видах владений — см. обзор листа 6).
Подчеркнем, что перенесение объекта из владения одного вида во владение другого вида запрещено законами Торы и внесено в список 39‑ти основных мелахот (см. Введение в трактат Шаббат) под названием — hа‑моци миршут лиршут (см. обзор листа 73).
Речь на нашем листе идет о передаче или перебрасывании объекта из владения одного вида во владение другого вида. Эта тема затрагивалась в первой главе трактата (см. на сайте, к примеру, обзор листа 5). Теперь же Талмуд вновь фокусирует внимание на этих проблемах и рассматривает их более подробно.
В Мишне нашего листа читаем:
На того, кто в субботу бросает (предмет) из из решут а‑яхид в решут а‑рабим и из решут а‑рабим в решут а‑яхид, возлагается полная ответственность (со всеми вытекающими отсюда последствиями).
Тот, кто в субботу бросает (предмет) из решут а‑яхид в решут а‑яхид, через решут а‑рабим (общественное владение), — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — наказывается.
Другие Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
Такой человек, — говорят они, — от ответственности освобождается...
Тот, кто в субботу передает или бросает (предмет) с одного балкона на другой, расположенный на противоположной стороне и отделенный от первого общественным владением, от ответственности освобождается.
Если (человек) в субботу передает (предмет) с одного балкона на другой, и эти балконы расположены по одной стороне (общественного владения), он — наказывается. Если перебрасывает — от ответственности освобождается.
Если в общественном владении (стоят) две повозки, одна за другой, в субботу объекты с одной на другую — передают, но — не бросают...
Мы уже неоднократно говорили о том, что все запрещенные в субботу работы объединены в 39 категорий (видов) мелахот, и каждая мелаха включает в себя по нескольку «подвидов» — толадот (множественное число от слова толада; см. Введение в трактат Шаббат). Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд отмечает, что действие, когда объект бросают (перебрасывают) с одного места на другое — это один из «подвидов» мелахи под названием hа‑моци миршут лиршут (перенесение объекта из владения одного вида во владение другого вида). Какие же особенности имеет эта толада?
Если человек допустил в шаббат два нарушения, осуществив мелахот, он может получить два наказания. Тот же результат — если в субботу произведены две толады, принадлежащие разным категориям запрещенных работ (мелахот).
Если же человек осуществил мелаху, да еще — толаду той же категории, ему полагается лишь одно наказание.
Впрочем, раби Элиэзер усматривает в этом иную грань Истины. Если реализовать в субботу мелаху и толаду той же категории, — говорит он, — можно получить два наказания.
Но тогда выходит, что между мелахот и толадот, по существу, нет разницы, — отмечают Учителя.
Разница есть, — объясняет Талмуд. — И заключается она в том, что все 39 мелахот — это работы, которые производились при создании Мишкана (переносного Храма в пустыне). Тогда как толадот — это такие работы, которые по тем или иным признакам напоминали мелахот, но сами по себе в процессе строительства Мишкана нужны не были.
Мы говорили, что перебрасывание объекта из частного владения во владение общественное — это толада, относящаяся к мелахе под названием hа‑моци миршут лиршут (см. выше). У той же мелахи есть и другая интересующая нас толада — перенесение объекта в субботу в общественном владении на расстояние, превышающее четыре локтя. Обе упомянутые здесь толады, — сообщает Талмуд, — даны Моше на горе Синай, а в Письменной Торе на это нет даже намека. То есть эти запреты передаются из поколения в поколение.
В заключение обсуждения рассказывается история о том, как некий человек в субботу собирал дрова, и за это Всевышний его наказал.
Какую же мелаху он осуществил? — спрашивает Талмуд.
Он в общественном владении перенес в субботу «объект» на расстояние, превышающее четыре локтя, говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — а это запрещено.
Иную грань Истины открывает в этом рав Аха бар Яаков (великий Учитель Талмуда 3‑го поколения, начало 4‑го века). Он собирал дрова в «вязанки», а это одна из 39‑ти мелахот — меамер (связывание снопов)...
Наш лист — непосредственное продолжение предыдущего. Анализируя различные детали субботних законов, в частности — действия, которые нельзя производить в шаббат, Учителя концентрируют внимание на случае, когда человек собрал дрова в субботу и получил за это суровое наказание (см. обзор листа 96).
На предыдущем листе при описании этих событий не называется имя человека, который в нарушение закона заготавливал дрова в субботу. Выяснением личности «нарушителя» и занимается Талмуд на нашем листе.
Речь идет о Цлофхаде, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — отце пяти дочерей.
Эта история — о человеке, который собирал дрова в субботу — в Торе сказано: «Когда сыны Израиля были в пустыне, нашли как-то раз человека, собиравшего дрова в день субботний... И привели его к Моше и Аарону и ко всей общине. И оставили его под охраной, ибо не было еще определено, как с ним поступить. И Творец сказал Моше — смерти да будет предан человек сей...» (Бамидбар, гл. 15, ст. 32‑35).
Как видим, и в Торе имя его не упоминается. Почему же раби Акива заключает, что речь идет именно о Цлофхаде?
Раби Акива, — объясняет Талмуд, — сопоставляет этот рассказ с другим отрывком из Торы, где написано: «И предстали перед Моше и Элазаром-коэном... перед всей общиной (дочери Цлофхада), говоря — отец наш умер в пустыне, и не был он среди восставших против Творца сообщников Кораха (см. обзор недельной главы Корах, первый годовой цикл), но за свой проступок умер...» (Бамидбар, гл. 27, ст. 2‑3).
Глубокое исследование отрывков показывает, что все не так просто в истории с Цлофхадом. Его поступок был своего рода — самопожертвованием, «юридическим» прецедентом, позволившим определить меру ответственности за нарушение законов шаббата. В Торе дается «обобщенная ситуация», поэтому имя «виновника» и не упоминается.
Однако раби Иегуда бен Батера (великий Учитель Мишны, конец 1‑го века) открывает здесь иную грань Истины.
Совсем необязательно, что его проступок — нарушение законов субботы,— говорит он. — Достаточно было, к примеру, и того, что он принадлежал поколению разведчиков. А люди этого поколения по «распоряжению» Всевышнего должны были умереть в пустыне, не войдя в Эрец Исраэль — ибо испугались они рассказов вернувшихся посланников и не хотели завоевывать Землю, обещанную Творцом еще Аврааму.
Цлофхад, скорее всего,— продолжает раби Иегуда бен Батера, — был в составе группы людей, которые на следующий день после прихода в еврейский стан разведчиков, опомнились и предприняли попытку войти в страну. Но погибли от рук ханаанейцев...
Анализируя духовную суть этого и других исторических событий, Учителя вновь и вновь учат нас крайней осторожности в оценках и высказываниях.
Тот, кто подозревает праведника в чем-то недостойном, — выводит Реш Лакиш (раби Шимон бен Лакиш; величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль) общее правило, — в наказание может пострадать физически. Этот урок мы усвоили от самого Всевышнего.
В доказательство Реш Лакиш рассказывает, что в момент, когда Моше заподозрил, что люди, к которым он придет в Египет, чтобы освободить из рабства, не поверят ему, у него на руке появились признаки цараат (болезнь духовного свойства; см. на сайте, к примеру, обзор недельной главы Мецора, пятый годовой цикл обсуждения).
Далее Талмуд возвращается к проблемам связанным с перемещением объектов в субботу из частного владения в общественное (из решут а‑яхид в решут а‑рабим; о видах владений — см. обзор листа 6) и продолжает обсуждение Мишны, начатое на предыдущем листе (см. обзор листа 96; там же — текст Мишны).
Талмуд задается вопросом: почему раби Акива говорит, что тот, кто перебросил предмет из одного частного владения в другое через владение общественное — наказывается, а другие Учителя освобождают его от ответственности (см. там же)? Ведь в обоих случаях за условие принимается, что объект летит на высоте, не превышающей 10 ладоней от земли.
И разъясняет: потому что ситуация рассматривается в различных контекстах.
Раби Акива отмечает, что предмет, как бы оторванный от земли в частном владении, на какое-то мгновение как будто бы «приземляется» в общественном владении (на такой высоте пространство «принадлежит земле»). Следовательно, на «серединном» этапе человек, бросающий объект из частного владения, завершил запрещенное в субботу действие (см. обзор листа 3), а за это он несет полную ответственность. То есть одно действие раби Акива умозрительно раскладывает на два.
Открывая иную грань Истины, другие Учителя рассматривают «акцию» как одно действие: объект, оторванный от земли в одном частном владении, приземляется в другом частном владении, не останавливаясь — в общественном. То есть человек, бросивший объект, лишь оторвал его от земли, и действие завершилось без его участия. Следовательно, и «состав преступления» отсутствует.
Однако, если брошенный предмет летел низко, на высоте не превышающей 3 ладони от земли, — подчеркивают Учителя, — человек, инициировавший это действие, считается нарушителем законов субботы.
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать Мишну (см. обзор листа 96), моделируя различные ситуации, связанные с ее установлениями.
В центре внимание по-прежнему — действие, когда объект бросают (перебрасывают) с одного места на другое. И мы уже выяснили (см. там же), что это — один из «подвидов» мелахи (вид запрещенных в субботу работ — см. Введение в трактат Шаббат) под названием hа-моци миршут лиршут (перенесение объекта из владения одного вида во владение другого вида — см. обзор листа 73).
Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию: находясь в общественном владении в шаббат, человек хотел бросить объект на расстояние в 8 локтей, но объект пролетел лишь на 4 локтя; или, наоборот — хотел бросить объект на расстояние в 4 локтя, а он пролетел расстояние в 8 локтей. Спрашивается, заслуживает ли человек в этих случаях наказания?
Известно, что перенесение предмета на расстояние от 4‑х локтей в субботу — запрещено (см. на сайте, к примеру, обзор листа 7). За это человеку полагается наказание. Но в данном случае мы имеем дело с ситуацией, усложненной тем, что намерение не реализовано. А это,— отмечают Учителя, — во многих случаях освобождает от ответственности.
Чтобы принять определенное установление, Учителя рассматривают аналогичные обстоятельства, связанные с написанием букв, где «решение задачи», казалось бы, более очевидно.
К примеру, некто хотел в субботу написать имя «Шимон», но не дописал, ограничившись двумя буквами. И получилось слово «шем» (имя; на иврите состоит из двух букв — шин и мем, как и две первые буквы имени «Шимон»). Но и две буквы — уже мелаха, под названием котев штей отийот (написание двух букв; см. обзор листа 73). И за ее осуществление в шаббат полагается наказание.
По ходу анализа Учителя обнаруживают, что два приведенных здесь случая все же — не идентичны. Что касается написания букв, тут нельзя с полной уверенностью сказать, что намерение не реализовано. Ведь имя «Шимон» нельзя написать без букв шин и мем. Поэтому данную ситуацию можно обозначить как «частичное осуществление первоначального побуждения». В рассматриваемой ситуации с переброской предмета на запрещенное расстояние, не соответствующее первоначальному побуждению, дело обстоит иначе.
Так заслуживает ли наказания человек в нашем случае?
На данном этапе обсуждения вопрос так и остается без ответа.
Талмуд моделирует новую ситуацию.
Допустим, некто бросил предмет из одного общественного владения — в другое, а их разделяло частное владение. При этом предмет пролетел в обоих общественных владениях расстояние в 4 локтя. Вопрос: как следует расценивать данные обстоятельства?
Тут многое зависит от деталей, — отмечают Учителя. Если, к примеру, считать, что объект как будто бы «останавливался» в частном владении, мы таким образом раскладываем одно действие — на два. И получается, что в каждом из общественных владений объект пролетел менее 4‑х локтей. Следовательно, от ответственности бросивший его человек — освобождается.
Если же «полет» брошенного объекта расценивать как одно действие, человек, который его инициировал, заслуживает наказание.
Если некто в субботу перенес объект в общественном владении под крышей, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — на расстояние, превышающее 4 локтя, он свободен от ответственности. Ибо в данном случае вопрос о том, что такое владение следует называть «общественным» — под вопросом (о видах владений — см. обзор листа 6). Ведь моделью обстоятельств и работ, запрещенных в субботу, служит процесс создания Мишкана (переносного Храма в пустыне; см. обзор листа 51). А в пустыне термином «общественное владение» обозначали часть открытой территории, которая находилась в общественном пользовании.
Другие Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины.
В пустыне, — говорят они, — площадь под тележками, на которых перевозили доски, составлявшие часть конструкции разобранного переносного Храма, тоже считалась общественным владением. И ставились они так: две тележки — около Мишкана, на некотором расстоянии друг от друга (первый ряд), и две — непосредственно за ними (второй ряд). Доски укладывались поперек двух тележек (в ширину), как бы объединяя их в одну тележку. И все это «сооружение» называлось «общественным владением».
Речь идет в данном случае не о широких досках, — уточняет Талмуд, — но — о длинных и достаточно тонких кольях. Между ними при погрузке оставались просветы. Поэтому и называли площадку под тележками «общественным владением». Когда же грузили широкие доски — так, что просветов между ними не оставалось, никто не считал это общественным владением.
Следовательно, и пространство под крышей общественным владением — не считается.
Анализируя обстоятельства сборки и разборки Мишкана, Учителя попутно представляют нам некоторые сведения об устройстве переносного Храма.
Мы узнаем, что доски основания Храма были толщиной в локоть. А по углам устанавливались деревянные бруски в форме пирамид. Доски конструкции соединялись между собой специальными штырями — для них в дереве пропиливались отверстия. При этом, как сообщает Талмуд, один штырь чудесным образом проходил через три стены, имея на углах изгибы...
На нашем листе, в продолжение листа предыдущего (см. заключительную часть обзора листа 98), Талмуд продолжает восстанавливать некоторые подробности устройства Мишкана (разборный, переносной Храм в пустыне).
И сообщает, в частности, о том, что у переносного Храма было сверху три покрытия — одно над другим. Нижнее (внутреннее) — сотканное из шерстяных, голубых и красных нитей и льна. По середине — слой из козьих шкур, украшенных плетением из козьей шерсти. Причем, плетение это имело сложный, затейливый узор.
Талмуд подчеркивает, что изготовление этого второго покрытия требовало от женщины особого искусства. И мы узнаем, что узорчатое плетение делалось еще на живых козах, заранее отделенных для этой цели. Когда козам делали шехиту (о значение термина — см. Введение к трактату Хуллин), и свежевали тушу, шкура была уже почти готова к тому, чтобы сделать из нее «среднее» покрытие Мишкана.
Третье, верхнее, покрытие делалось из шкур других животных.
Когда Храм разбирался на отдельные, удобные для транспортировки детали, около него, как уже говорилось, ставились специальные тележки (см. обзор листа 98). На нашем листе Талмуд уточняет, что длина каждой тележки была 5 локтей, ширина платформы для груза — 2,5 локтя, а расстояние между «рядами» равнялось длине тележки (5 локтей).
Учителя подчеркивают, что вся площадь, которую занимали тележки, стоящие у Мишкана, включая пространство под ними, считалась «общественным владением» (о видах владений — см. обзор листа 6). И сообщают, что ширина этого общественного владения — 15 локтей.
Откуда же берется эта цифра? По нашим подсчетам ширина такого общественного владения будет равна 10‑локтям.
При исчислении ширины площади, которую занимали тележки, учитываются их боковины (они тоже имели определенную толщину) и выступы осей для колес с обеих сторон (колеса располагались не под тележкой, а по бокам, как бы выдвигаясь за боковины тележек). В общей сложности по ширине каждая тележка занимала 5 локтей. Вот и получается — 15 локтей.
Ширина этого общественного владения не 15, а — 16 локтей, — уточняет Талмуд.
Откуда берется это расхождение в размерах?
Дело в том, — объясняет Талмуд, — что доски укладывались на тележки поперек. Во время движения, чтобы уменьшить вероятность их падения, между тележками оставляли пространство не в 5, но — в 6 локтей (то есть ширину данного общественного владения увеличивали на один локоть).
Далее Талмуд приводит новую Мишну, в которой говорится:
На человека возлагается ответственность, если он в шаббат берет грунт из ямы или горки , а также — насыпает грунт в яму или на горку, высотой (глубиной) в 10 ладоней и шириной — в 4 ладони.
Если (яма или горка) — меньше указанного размера (человек, который берет в субботу грунт из этой ямы или горки) от ответственности освобождается...
Талмуд вносит существенное уточнение: если вокруг ямы, из которой берут грунт, есть насыпь, исчисляя дозволенные параметры, высоту насыпи следует приплюсовать к глубине этой ямы.
Здесь, как видим, мера ответственности определяется в зависимости от того, к какому виду владений принадлежит яма или горка (о видах владений — см. обзор листа 6).
Талмуд моделирует иную ситуацию.
Допустим, некто в шаббат забросил объект из общественного владения (решут а‑рабим) на вершину столба, ширина которого — 4 ладони, а высота — 10 ладоней. Спрашивается, заслуживает ли он за это наказание?
Столб, высота которого не превышает 10‑ти ладоней, считается частным владением (решут а‑яхид), — отвечают Учителя. — И получается как будто бы, что человек за это действие несет ответственность, ибо своим броском он переместил объект из решут а‑рабим в решут а‑яхид.
Однако на практике выходит, что объект, прежде чем «приземлиться» на вершине столба, оказывается в пространстве над ним, то есть — попадает в птур (см. там же). И мы знаем, что перемещение предмета в субботу из общественного владения в птур не запрещается.
Общая схема развития событий такова: человек в шаббат из решут а‑рабим бросает объект, который попадает в птур, а затем «приземляется в частном владении. На обсуждение выдвигается вопрос: освобождается ли инициатор этого действия от ответственности?
Если руководствоваться указаниями приведенной здесь Мишны (см. выше), такой человек — наказывается (ибо перенес объект из общественного владения — в частное). С другой стороны, невозможно насыпать на горку дополнительный грунт, не подняв его на дополнительную высоту. Тогда мы имеем дело с владением категории птур, и этот факт освобождает человека от ответственности. Как же все это понимать.
Мишна имеет в виду случаи, — разъясняет Талмуд, — когда на вершине горки есть углубление, и в это углубление некто в субботу кладет какой-либо мелкий объект, к примеру, иголку — так, что высота горки не увеличивается.
Талмуд моделирует новую ситуацию.
Положим, владение категории кармелит (см. обзор листа 6) окружено стеной, высота которой — 10 ладоней, а толщина — меньше 4‑х ладоней. Эта стена, как мы понимаем, превращает кармелит в решут а‑яхид (частное владение).
Теперь представим, что некто в субботу бросил объект снаружи, из решут а‑рабим (общественного владения), и этот объект «приземлился» прямо на стену. Спрашивается: несет ли этот человек ответственность за свой поступок?
Если считать стену частным владением, этому человеку, безусловно, полагается наказание. Ведь он переместил предмет из решут а‑рабим в решут а‑яхид. То есть осуществил мелаху (основной вид работ, запрещенных в субботу — см. Введение в трактат Шаббат) под названием hа‑моци миршут лиршут (см. обзор листа 73).
Если же считать стену птуром (ведь ее толщина менее 4‑х ладоней — см. на обзор листа 6), то человек, осуществивший в шаббат данное действие, от ответственности освобождается.
Нет, этот человек несет за свой поступок ответственность, — заключает, проанализировав ситуацию Ула (великий Учитель Талмуда; Эрец Исраэль, 3‑й век). — Если стена способна превратить кармелит в частное владение, то сама она тем более становится частным владением...
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать подробности субботних законов. Речь по-прежнему идет о перемещении предметов из владения одного вида во владение другого вида (о видах владений — см. обзор листа 6). Во многих случаях это расценивается как мелаха (вид работ, производить которые в шаббат запрещается — см. Введение в трактат Шаббат) под названием — hа‑моци миршут лиршут (полный список 39‑ти мелахот — см. обзор листа 73).
В Мишне нашего листа, воспроизводящую модель определенной, встречающейся в жизненной практике ситуации, читаем:
Тот, кто бросает (объект) на расстояние в 4 локтя (напомним, что локоть во времена Талмуда — мера длины, равная примерно, 0,5 м) — в стену, которая выше 10‑ти ладоней (во времена Талмуда ладонь — мера длины, примерно равная 10‑ти см), как будто бы бросает (объект) в воздух. От наказания он — освобождается.
Тот, кто бросает (объект) в стену на высоту, которая меньше 10‑ти ладоней, как будто бы бросает (объект) над землей. А за это полагается наказание...
Учителя выдвигают на обсуждение вопрос: почему высоте стены и «полета» объекта придается такое принципиальное значение? Ведь стена может быть лишь «промежуточным» пунктом, а в конечном итоге предмет упадет либо в частное, либо в общественное владение.
В данной Мишне, — объясняет Талмуд, — говорится о липком предмете. Таком, который, если его бросают на стену, прилипает к ней, и на землю не падает.
Далее Талмуд немного меняет исходное условие.
Допустим, в стену бросают объект, и он застревает в образовавшейся в ней трещине или дыре, шириной, не достигающей 4 ладони. Несет ли ответственность человек, совершивший это действие?
Он может получить наказание, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век), — И каждый должен это знать. На практике вряд ли кто будет измерять дыру или трещину, прежде чем бросить в стену предмет. А если она окажется больше допустимых размеров? Поэтому лучше «устрожить» и всегда представлять себе, что трещина перед тобой превышает дозволенные законом параметры (4 х 4 ладони).
Однако другие Учителя усматривают в этом вопросе Иную грань Истины.
Не надо ничего представлять, — говорят они. — Если человек бросил объект в стену, который застрял в дыре или трещине, размеры которой меньше установленных «параметров отсчета», от ответственности он освобождается.
Талмуд моделирует иную ситуацию.
Предположим, что человек забросил в субботу объект на небольшую и достаточно крутую горку. И остался на ее вершине. Ширина основания горки — 4 локтя, а высота — 10 ладоней. Заслуживает ли такой человек наказания?
Он может быть наказан, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
На нашем листе Талмуд дает новую, связанную с бросанием объекта Мишну. В ней мы читаем такой текст:
Если (некто в шаббат) бросил (объект) на расстояние в четыре локтя, и (он) укатился на большее расстояние, от ответственности (за это человек) освобождается.
Если (некто в субботу) бросил (объект) на расстояние, превышающее четыре локтя, и предмет прикатился (назад, остановившись) на расстоянии менее четырех локтей, за это (человек) несет ответственность...
Анализируя Мишну, Талмуд поясняет, что в первом ее пункте речь идет о случае, когда человек в шаббат бросил предмет на дозволенное законом расстояние. А том, что объект укатился на большее расстояние, сам он участия не принимал. Его мог подтолкнуть, например, ветер. Поэтому за подобное действие наказание и не полагается.
Примерно такое же объяснение имеет и второй пункт Мишны. Факт, что объект вернулся и остановился на расстоянии, дозволенном законами, не освобождает человека от ответственности. Потому что это произошло уже без его участия.
В развитие темы Талмуд представляет на нашем листе еще одну Мишну.
Если (некто в шаббат) бросил в море (объект) на расстояние в четыре локтя, от ответственности он освобождается.
Если (некто в шаббат) бросил (объект) на расстояние в четыре локтя в лужу, через которую перешагивают люди, он несет за это ответственность. При этом лужа должна быть менее десяти ладоней — глубиной...
Анализируя содержание Мишны, Талмуд задается вопросом: почему, бросив предмет в море в шаббат, человек не несет ответственности, а за бросок, в результате которого предмет попадает в лужу — наказывается?
И объясняет: море относят к виду владений, обозначенному термином кармелит. А за перемещение объекта в субботу в кармелит, от ответственности люди — освобождаются (см. обзоры листов 6 и 7).
Во втором пункте Мишны говорится о луже, которая — часть решут а‑рабим (общественного владения). Недаром составители Мишны подчеркивают, что через эту лужу ходит много людей. И здесь принципиальное значение приобретает расстояние, на которое брошен предмет. Четыре локтя — та самая минимальная «граница», начиная с которой человек за совершенное им действие (перенесение или бросок) может заслужить наказание.
На нашем листе Талмуд, продолжая анализировать детали субботних законов, по-прежнему рассматривает особенности, связанные с перемещением, а точнее — с переброской предметов в шаббат из владения одного вида во владение другого вида (о видах владений — см. обзор листа 6). Мы уже знаем, что во многих (но не во всех) случаях это расценивается как мелаха (вид работ, производить которые в шаббат запрещается — см. Введение в трактат Шаббат) под названием — hа‑моци миршут лиршут (полный список 39‑ти мелахот — см. обзор листа 73).
Мишна нашего листа предлагает новую модель осуществления действия и определяет меру ответственности за его реализацию в субботу.
В ее тексте читаем:
Тот, кто бросает (в субботу объект) из моря на сушу, или с суши — в море, или из моря — на корабль, или с корабля — в море, или с корабля на корабль, от ответственности освобождается.
Если два корабля привязаны друг к другу, в субботу можно носить (объекты) с одного корабля — на другой.
Если же (корабли) не привязаны (друг к другу), но просто стоят рядом, носить (объекты в субботу) с одного корабля на другой — запрещается...
Итак, нам известно, что море считается владением категории кармелит (см. обзор листа 100, а также — обзоры листов 6 и 7). Корабль — это решут а‑яхид (частное владение). Поэтому, если в субботу бросают объект из моря на корабль и — наоборот, или из моря — на сушу, люди, принимающие участие в таких действиях по законам Торы — не наказываются.
Вообще-то в субботу делать это нельзя — по «устрожающему» постановлению Учителей, — отмечает Талмуд. — Но в случаях, когда кто-то совершил подобные действия, постфактум от ответственности он освобождается. Ибо в Торе такого запрета нет.
Анализируя содержание Мишны, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: можно ли в субботу набирать воду из моря на корабль, и если — да, то каким образом?
Это разрешается, — говорит рав Ѓуна (Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век). — Для этого нужно только прибить к борту корабля скобу или прикрепить штырь, чтобы напомнить себе о субботе. И можно черпать воду прямо из моря.
С точки зрения рава Ѓуны, — дает разъяснение Талмуд, — кармелит — это морское дно. Корпус корабля опускается в воду, как правило, на глубину, превышающую 10 ладоней (ладонь — во времена Талмуда мера длины; приблизительно — 10 см). И попадает на территорию, которая обозначается как птур (см. обзор листа 6).
Однако рав Хисда (ученик рава Ѓуны; один из крупнейших Учителей Талмуда в третьем поколении; Вавилон, 3‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины.
Разрешая черпать воду из моря в шаббат, он говорит, что для этого к корпусу корабля надо сделать пристройку в виде трубы (птур), достаточно большого диаметра, чтобы через эту трубу зачерпывать воду на корабль.
Проведя глубокое исследование, — уточняет Талмуд, — рав Хисда заключает, что кармелит — это поверхность воды. Поэтому, если в субботу черпать воду на корабль прямо из моря, получается, что мы переносим объект из кармелита в решут а‑яхид (частное владение), то есть — занимаемся в шаббат тем, что делать нам в этот день по постановлению Учителей — не разрешается.
Но как же тогда выливать с корабля в море грязную воду? — спрашивает Талмуд.
Если выливать ее через ту же трубу, она испачкается...
Выливать грязную воду следует так, чтобы она стекала в море по борту корабля, — объясняет Талмуд. — Так не нарушаются не только законы Торы, но и запрет Учителей.
В узкой и заостренной лодке, — говорит рав Ѓуна, — в субботу объекты нельзя переносить на расстояние, превышающее 4 локтя (во времена Талмуда локоть — мера длины, примерно равная 50‑ти см). Ибо лодку мы не можем считать частным владением, она для этого, если измерить площадь ее дна, слишком мала.
Рав Нахман (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век) усматривает в этом иную грань Истины.
Борта лодки, — отмечает он, — можно считать «перегородками», которые вертикально, условно говоря, спускаются вниз и огораживают решут а‑яхид. Поэтому в лодке, как в любом другом частном владении, в шаббат можно переносить объекты с места на место.
Далее Талмуд переходит к исследованию следующего пункта Мишны. И уточняет: разрешение переносить объекты в субботу с одного корабля на другой, даже если они принадлежат разным людям, предполагает, что хозяева кораблей сделают эрув (то есть объединят свои владения). Это условие и дается в Мишне, когда в ней сказано, что «корабли привязаны друг к другу». И, соответственно, если корабли друг с другом не связаны эрувом, носить объекты с одного корабля на другой в субботу — запрещается.
А теперь прочтем последнюю Мишну в нашей главе:
Если бросил (человек объект в субботу) и вспомнил (о ней), когда (объект) уже вылетел из его рук, а поймал (объект) другой (человек), или поймала собака, или он (объект) сгорел, от наказания этот человек освобождается.
Если человек бросил (объект в субботу), чтобы поранить другого человека или животное, и вспомнил (о субботе), когда рана еще не была нанесена, он наказания он освобождается.
Вот общее правило: все обязаны реализовать приношение хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку) в наказание — только при условии, что с начала и до конца совершали запрещенное действие по ошибке. Если же вначале совершали запрещенное действие намеренно, а потом (в конце) — по ошибке, или, наоборот — сначала по ошибке, а потом — умышленно, от наказания (такие люди) освобождаются...
Возможность осуществить приношение в Храме и этим искупить вину, — подчеркивает Талмуд — благо для каждого еврея, а лишение этой возможности означает, что человека ждет суровое наказание Свыше (о сути приношений — см. обзор листа 2 трактата Зевахим).
Барух Шнайдер