Переходя к ознакомлению с трактатом Зевахим, мы открываем новый раздел Устной Торы. Напомним, что основное ядро Устной Торы (Мишна) состоит из шести разделов. Их названия (на иврите) — Зераим, Моэд, Нашим, Незикин, Кодашим, Тоѓарот. трактат Бава Кама, Введение). И вот теперь мы приступаем к обсуждению трактата, который входит в состав предпоследнего, пятого раздела — Кодашим.
Если вложить его содержание в одну фразу — весь он посвящен разбору сути и практики приношений в Храм. Есть в нем, естественно, и трактаты, лишь косвенно затрагивающие эту тему, но и они сохраняют основное направление «повествования».
Само название раздела — Кодашим происходит от корня, состоящего из ивритских букв куф, далет, шин (в фонетическом выражении — к, д, ш).
Числовое значение буквы куф — 100. То есть — единица высшего разряда (все буквы священного алфавита, от буквы алеф до буквы тав, имеют числовые значения разряда единиц — 1, 2, 3 и т. д. — десятков — 10, 20, сотен — 100, 200 и т. д., но — не выше).
Суть числа «единица» — символ Единого Творца мира. И чем выше разряд, тем интенсивнее «окрашивается» этот символ. Отсюда и суть числа 100 (буквы куф).
Вторая буква корня — далет символизирует врата, вход... А третья — шин означает — основание, неизменность, постоянство...
Объединив смысл этих трех букв (всегда следует идти по возрастающей — от «младшей», третьей, буквы — к «старшей», первой), получим: «надежное, неизменное основание пропускных ворот к постижению Единства Творца». Об этом говорят все слова от корня, состоящего из букв куф, далет, шин. И самое главное из них — кодеш (духовная святость, возвышенность).
Кодашим — объекты и действия, через которые постигается Единство Творца.
Теперь, надеюсь, понятно, почему в Устной Торе есть такой раздел, который называется Кодашим.
Первый трактат этого раздела, к обзору листов которого мы приступаем, называется Зевахим.
По законам Торы, и отдельный человек и весь народ приносили определенные корбанот (приношения; единственное число — корбан).
Поскольку приношения отражают различного типа духовные взлеты и падения человека (сама необходимость корбанот является следствием этого), существуют и различные виды (категории) корбанот.
Более того, подразделение приношений на виды и подвиды можно производить по-разному.
К примеру, по виду объектов приношений (объекты животного, растительного происхождения, неодушевленные предметы).
Или, скажем — взяв за основу причинно-следственную связь между событиями и приношениями (благодарность Творцу; компенсация за внесенное в мир разрушение; подъем духа — духовный рост и т. д.).
Или — по степени важности событий, которые породили необходимость в приношении.
Существуют и другие способы классификации.
Трактат Зевахим получил свое название от слова зевах — приношение животного (в отличие от приношения объектов, скажем, растительного происхождения) в Храм.
В узком смысле слово зевах обозначает способ, которые применяется, чтобы зарезать животное, не причинив ему боли. В бытовой практике для обозначения этого способа пользуются другим словом — шехита. Но, когда речь идет о приношениях в Храм, принято употреблять слово зевах (форма множественного числа — зевахим).
В трактате — 14 глав, 120 листов. И все они посвящены интереснейшим проблемам, вытекающим из:
— «технологии» принесения корбанот в Храм;
— функционального предназначения того или иного места в Храме;
— распределения ролей между участниками процесса приношения (человеком, приносящим корбан, коэном — служителем в Храме, выступающим как представитель этого человека в Храме и т. д.);
— определения степени важности мыслей, чувств и действий коэна и человека, приносящего корбан и т. д. и т. п.
Элиягу Эссас
Постичь суть приношения в Храм современному человеку очень непросто. Однако, поскольку проблемам приношений посвящен весь трактат Зевахим, мы, так или иначе, обязаны в этом разобраться.
Для прояснения картины попробуем выделить некоторые общие черты.
Начнем с того, что нельзя считать приношением.
Царь Давид в Псалмах приводит такие слова Всевышнего: “Разве ем Я мясо быков и кровь козлов пью? Если бы голоден был я — не сказал бы тебе, ибо Вселенная — Моя, как и все, что наполняет ее... Все звери — Мои, и скот на тысяче гор...” (Танах, Теилим — Псалмы, гл. 50, ст. 10‑13; для ясности порядок фраз изменен).
Итак, Творец мира не нуждается в предметах приношений. Ни в быках, ни в овцах, ни в мучных лепешках и т. п. Но если так, почему Он все же повелел приносить корбанот (приношения) — зевахим и менахот (животные и мучные)?
В ответ на это наши Учителя произносят излюбленное ими выражение — Рахмана либа баи, что в переводе с арамейского означает: “Всевышний ждет человеческое сердце”. То есть — чтобы повернулся к Нему человек всем сердцем своим. И вот , для того, чтобы сама идея устремленности к Творцу (когда человек открывает Ему свое сердце) не превратилась в пустую формальность, ничем не подкрепленный “лозунг”, и существуют приношения, требующие от каждого серьезности, особого настроя мысли, а также — усилий и финансовых расходов.
Здесь важно отметить, что в современных условиях, пока у нас временно нет Храма, частичной заменой корбанот (приношений) служат молитва и цедака (пожертвования на высокие цели).
Наш трактат начинается с постановки общей проблемы: какова роль серьезности и мысленного настроя в определении “качества” приношения? Ведь если высшая суть приношения, как говорят Учителя — рахмана либа баи, совершенно очевидно, что одного лишь практического действия, выраженного, скажем, в том, что человек привел животное в Храм, недостаточно.
И мы узнаем, что интегральная часть процедуры приношения — осознание того, для чего и по какой причине человек приносит корбан. На иврите это осознание называется ли-шма (в буквальном переводе — “во имя”).
Естественно, имеет значение и факт, от чьего имени приносится тот или иной корбан. Ведь если некий человек приносит корбан-хатат (то есть причина, побудившая человека пойти в Храм с приношением — его проступок, а само приношение — символ его раскаяния, искреннего желания исправить ошибку), важно, чтобы вся процедура приношения была связана именно с этим конкретным человеком.
Закономерно возникает вопрос: может ли случиться такое, чтобы в процессе совершения процедуры приношения “забылось”, от чьего имени все это делается?
И тут мы узнаем, что существует целая система принесения корбана. Для зевахим (когда приносят животное) эта система предусматривает четыре этапа действий:
1. Зевах (или — шехита) — когда животное режут особым, безболезненным способом.
2. Кибул дам — когда в сосуд собирают кровь зарезанного животного. Кровь — символ физической жизненной силы.
3. Олаха — перенесение сосуда с кровью из Храмового двора, где производят шехиту, к мизбеаху (место, где тушу животного сжигают; в некоторых случаях — полностью, в других — частично). Олаха символизирует сближение, возвращение к Сверхисточнику.
4. Зерика — окропление кровью из сосуда подножия мизбеаха (или места — рядом с ним; это зависит от категории корбана). Зерика, завершающий этап процедуры приношения символизирует тотальное слияние с Творцом.
Подчеркнем, что тот, кто приносит корбан, может активно (действием) участвовать в процедуре приношения лишь на первой ее стадии (шехита) — если, конечно, человек умеет делать шехиту. Если — не умеет, за него (по его формальному поручению) это делает коэн (служитель в Храме).
Остальные три действия — кибул дам, олаха и зерика — выполняются только коэнами. Здесь-то и появляется опасность, что коэн по ошибке (или сознательно) свяжет процедуру конкретного приношения не с тем человеком, от имени которого свершается в Храме корбан.
Как повлияет на приношение такая ошибка коэна — будет ли оно угодно Всевышнему?
Об этом в открывающей наш трактат Мишне сказано:
Все зевахим, которые резали не ли‑шма (к примеру, принесли в порыве “духовного энтузиазма”, а в процессе шехиты мыслили как благодарственное приношение), кошерны, то есть пригодны для использования (скажем, часть мяса животного можно съесть), но не засчитываются хозяину приношения (то есть свою обязанность принести корбан, допустим, символизирующий раскаяние в дурном проступке, хозяин приношения, получается не выполнил).
Исключение составляют корбан‑песах и корбан‑хатат (они при тех же обстоятельствах — некошерны и ими нельзя пользоваться). При этом пасхальное приношение становится некошерным, если ошибка (животное зарезано не ли‑шма) допущена именно в установленное для приношения корбана‑песах время (в день перед пасхальным Седером).
А хатат (приношение, символизирующее раскаяние и исправление внесенных в мир негативных изменений в результате определенных проступков) становится некошерным, если принесен не ли‑шма — в любое время.
Суммируем суть содержания приведенной здесь Мишны:
Корбан следует приносить ли‑шма. Если в этом допущена ошибка, корбан остается кошерным, но обязанность хозяина приношения — не выполнена.
Существует два исключения из этого правила: корбан‑песах (если его приносят в установленное для этого время) и корбан‑хатат (в любое время) в случае, если идея ли‑шма утрачена, теряют свою кошерность.
Какие проблемы при обсуждении Мишны поднимают Талмуд и Устная Тора?
Об этом пойдет речь на следующем листе...
Приступая к анализу первой, открывающей трактат Мишны (см. обзор листа 2), Талмуд исследует постановление: если принесенное животное зарезали не ли‑шма (не во имя того приношения, которое должен был и хотел совершить хозяин животного), оно все равно кошерно — пригодно (в дальнейшем) к употреблению (его мясо, к примеру можно есть).
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: какова сфера применения данного положения Мишны? Скажем, останется ли приношение кошерным, если не только начальный этап (когда животное резали), но и последующие — кибул дам или олаха были осуществлены не ли‑шма (разъяснение терминов см. в обзоре листа 2)?
Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) проводит глубинный анализ фразы из Торы — “Что уста твои произнесли — храни (выполняй), когда дашь клятву Всевышнему — добровольно...” (Дварим, гл. 23, ст. 24). И приходит к выводу, что в приложении к корбанот (приношениям в Храм) понятие “клятва” и “добровольность” — тождественны. Поэтому, даже если шехита (когда животное режут безболезненным способом) произведена не ли‑шма, и все приношение превратилось лишь в “кошерное”, то есть, по сути — в добровольное, ибо оно не засчитывается хозяину животного как выполнение обязанности, все равно все последующие этапы процесса приношения должны проводится ли‑шма, словно и шехита была сделана целенаправленно, в расчете на тот же, конкретный вид приношения.
К примеру, человек принес в Храм животное и определил приношение как ола (всесожжения, когда в знак тотальной близости с Творцом туша животного сжигается полностью). Но шехиту сделали, имея в виду приношение шеламим (символа хорошего настроения и благодарности). Тогда, согласно выводам Равы, коэн (служитель в Храме) обязан, тем не менее, выполнить остальные этапы процедуры — кибул дам, олаха и зерика — во имя ола.
На нашем листе мы находим очень важное, фундаментальное определение, раскрывающее смысл понятия ли‑шма и уточняющее, что именно должен осознавать человек, приносящий корбан в Храм, о чем он должен думать.
Талмуд выделяет шесть направлений, характеризующих цели приношений в Храм:
1. Во имя конкретного вида приношения (ола, шеламим, пасхальное и т. д.).
2. Ради выполнения обязательства хозяина животного перед Всевышним (исправление проступка, благодарность и т. д.).
3. Для постижения сути Великого Имени Творца (так называемого — “Четырехбуквенного Сверхимени”).
4. Ради полного сжигания тех частей туши животного, которые подлежат сожжению, что символизирует освобождение от “оков материализма”, ибо телесность — символ материальности.
5. Ради запаха сожженного, обуглившегося мяса, символизирующего истинную значимость материи, которая — не более, чем пепел.
6. Ради самого ощущения, что ты выполнил волю Творца мира.
Мы обнаруживаем, что эти цели (даже при отсутствии Храма) имеют непреходящую ценность и периодически размышлять над их сутью полезно и современному человеку, ведь в них — ключ к пониманию роли человека на земле.
В заключение нашего обзора еще раз вернемся к содержанию первой Мишны (см. обзор листа 2) — в частности, к факту, что в общем списке приношений два из них выделены особо.
Повторим, что в основном все приношения — кошерны, даже если на начальном этапе (шехита) цели приношения осознавались неправильно, а мысленные процессы протекали в неверном направлении. И только корбан‑песах (пасхальное приношение) и корбан‑хатат (символ тешувы — возвращения к Творцу) при тех же обстоятельствах кошерность утрачивают.
Почему исключение составляют именно эти два приношения?
Ребе (Учитель) гурских хасидов (их центром считался городок в Польше под названием — Нова Гура) — раби Авраам Мордехай Алтер (чаще упоминается под “псевдонимом”, образованным от названия серии его книг — Имрей Эмет; Польша – Израиль, середина 20‑го века) объяснял это таким образом.
В основу существования еврейского народа (в самом высоком смысле — всего мира) заложены два фундаментальных принципа.
Один из них — Исход из рабства к истинной свободе (к жизни по законам Творца, Его Торы).
Второй — возможность тешувы, возвращения к Всевышнему. Пока человек жив, он всегда может (и должен) к Нему вернуться.
Оба принципа содержат в себе элемент “движения по направлению к...”. И если направление меняется в какую-либо, “неправильную” сторону, сами принципы теряют всякий смысл.
Поэтому определяющим будет уже самый первый шаг. В модели процедуры приношения это — шехита. И если она “сменила направление” — стала не ли‑шма, корбан не будет кошерным.
Элиягу Эссас
На нашем листе Талмуд продолжая анализировать первую Мишну трактата (см. обзор листа 2), обсуждает конкретные законы, связанные с приношениями в Храм.
Речь здесь идет о процедуре, которая не иврите называется зевах, когда для приношения в Храм безболезненным, предусмотренным Торой способом режут животное (см. Введение в трактат Зевахим). Талмуд отмечает, что совершая эту процедуру, человек заведомо должен знать, к какому именно виду относится данное приношение (о видах и категориях приношений также см. Введение в трактат Зевахим) и соответствующим образом настроиться (как мы увидим в дальнейшем, мысленный настрой человека имеет большое значение и на других этапах свершения процедуры приношения).
В предыдущем обзоре мы уже говорили, о чем должен думать человек, приносящий корбан в Храм — о шести направлениях, характеризующих цели приношения (см. обзор листа 3).
На нашем листе Талмуд ищет истоки этих определений и цитирует фрагмент фразы из Торы: “...Если приношение его — шеламим (мирное, за чье-либо благополучие — символ хорошего настроения и благодарности Творцу)” (Ваикра, гл. 3, ст. 1). И далее излагается порядок действий процедуры приношения этого, конкретного вида. И каждый этап — не только зевах, но и процесс, когда из туши животного сливают кровь в специальные сосуды, окропление этой кровью мизбеаха (в приблизительном переводе, ибо точного аналога этому слову в русском языке нет — “жертвенник”) и т. д. — соотносится с приношением шеламим.
При этом Талмуд подчеркивает, что процедура умертвления животного (зевах) может производиться любым человеком, но все дальнейшие действия поручаются коэнам (служителям Храма). Более того, человека, самовольно взявшего на себя исполнение даже одного из этих последующих действий, ждет наказание.
Поскольку сам акт приношения в Храме представляет собой разновидность реального осуществления духовной связи с Творцом, важно, чтобы и после того, как человек, который привел животное для приношения, передал полномочия коэнам, коэны действовали от его имени. Как сказано: “...И будет приношение желанно для него, чтобы искупить его (проступки)” (Ваикра, гл. 1, ст. 4). И это, с самого начала процедуры приношения и во время проведения всех ее этапов, имеет не меньшее значение, нежели то, к какому виду относится данное конкретное приношение (см. обзор листа 3). Умение сосредоточиться на том, от чьего имени свершается приношение, особенно важно в момент окропления мизбеаха кровью животного, ибо именно это действие реально искупает вину человека.
Исключение составляют лишь общественные приношения. Конкретных хозяев у них нет, а значит, нет и конкретного “адреса отправителя” этого искупительного или благодарственного послания в духовные миры. Впрочем, и здесь существует некий обобщенный “адрес” — общественные приношения свершаются от имени всего народа Израиля.
Попутно Талмуд приводит правило: если коэн собирал кровь в сосуды за пределами Храма, наказание ему не полагается; но тот коэн, который осуществил за пределами Храма последующие этапы приношения, заслужил суровую кару.
У каждого вида приношения, — сообщает Талмуд, — есть свои особенности. Не только в предназначении, но и в самой процедуре свершения приношения. Существуют “территориальные” отличия: разные этапы приношений разных видов проводятся в разных частях территории Храма. Есть различия и в самом комплексе действий. Допустим, когда режут животное для приношения шеламим, полагается возлагать руки на его голову (процедурами приношений других видов это действие не предусматривается).
Но мысленная сосредоточенность на предназначении приношения и “адресе отправителя” (того, кто привел в Храм животное или принес, скажем, минху — мучное приношение) — черта, объединяющие все категории и виды приношений.
Но тогда мы можем предположить, что в случае, если коэны, совершая процедуру, на каком-то этапе упустили из виду факт, от чьего имени делается приношение, оно становится не действительным.
Но нет, предположение это ошибочно. Ибо сказано в Торе: “...Выполняй то, о чем говорили уста твои, и сделаешь то, что обещал” (Дварим, гл. 23, ст. 24).
Эта фраза, как объясняют наши Учителя, означает, что, независимо от того, соблюдено это правило или нет, приношение, в большинстве случаев, будет принято Небесами...
Продолжая обсуждать законы приношений в Храм , на нашем листе Талмуд, углубляясь в исследование отдельных деталей Мишны (текст Мишны — см. обзор листа 2), выдвигает вопрос: искупит ли приношение проступок человека, если в процедуре совершения приношения допущены отклонения от правил (в данном случае речь идет о мысленной сосредоточенности на том человеке, от имени которого приношение совершается)?
Если при совершении процедуры приношения не имеют в виду человека, от имени которого это приношение делается, — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — и оно считается кошерным, принимается, но не искупает провинность — зачем оно?
Тот же вопрос можно задать, — отмечает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — и по поводу приношения животного, хозяин которого покинул этот мир. Его же не считают искупительным. Или вот еще пример — с роженицей. С нее причитаются два приношения: хатат (искупительное, символизирующее раскаяние, возвращение к Всевышнему) и ола (всесожжения — приношение, символизирующее тотальную связь с Творцом). Если она умерла, не успев совершить приношение ола, это должны сделать за нее ее наследники...
Все зависит от вида приношения, — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Если речь идет о приношении хатат (во искупление конкретного проступка), оно обязательно должно быть “именным”, в противном случае оно — непригодно и Небесами не принимается. Как сказано: “...и зарежет ее для хатат” (Ваикра, гл. 4, ст. 33). Но правило это действительно лишь для приношения хатат. Остальные виды приношений кошерны, даже если совершены “безымянно”.
Талмуд обсуждает вопрос “кошерности” приношения в случаях, когда животное режут, не предназначая его для данного приношения. Для этого объединяются в одну группу, рассматриваются и сравниваются несколько видов приношений — ашам (во искупление вины), ола (всесожжения), шеламим (мирное приношение, символизирующее благодарность Всевышнему) и тода (благодарственное).
Талмуд отмечает, что процедуры свершения этих приношений имеют различные элементы. К примеру, только приношение ола сжигается полностью, лишь процедура приношения тода включает в себя приношение хлебов и т. д.
Что же объединяет их?
Приношения всех этих видов в случае, если животное режут, не предназначая для определенной категории приношений, не меняют статус человека в духовных мирах, хотя и сохраняют кошерность, то есть — Небом принимаются.
Далее Талмуд подразделяет группу этих приношений на подгруппы и объясняет: приношения ола, шеламим и тода могут свершаться по инициативе человека, по его доброй воле (на иврите такое приношение называется — недава). В отличие от недава, приношение ашам — обязательное. Его полагается приносить в Храм каждому, кто допустил какое-либо нарушение закона Торы.
Талмуд выдвигает на обсуждение ситуацию: человек оступился и должен пойти в Храм с приношением ашам, он выбирает для этой цели животное, но не успев исполнить свой долг, умирает. Спрашивается: что делать в этом случае?
Приношения ашам после смерти человека теряет смысл. Значит, можно продать предназначенное для этого приношения животное, на вырученные деньги купить другое и совершить приношение ола?
Тут естественным образом возникает другой вопрос: нужно ли искупать вину умершего?
Да, это необходимо, — говорит рав Шешет (амора второго-третьего поколения, Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века). — Потому что, если не сделать этого, бремя вины покинувшего этот мир ляжет на его наследников. Вот и совершают они приношение в Храм, чтобы себя искупить.
Получается, что наследники как бы “приобретают” приношение своего умершего родственника?
Нет, не приобретают, — констатирует раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — Человек к примеру приготовил минху (хлебное приношение) и умер. Минху несут в Храм двое его сыновей. Но ведь в Торе сказано: “...И душа, которая принесет минху Всевышнему...” (Ваикра, гл. 2, ст. 1). Не случайно слово “душа” употреблено здесь в единственном числе.
То есть эту минху сыновья приносят за отца, но Милосердия Творца нисходит и на них тоже.
Аналогичное решение дает раби Йоханан и проблеме с животным, которое человек предназначил для приношения за свою провинность, но умер, не успев выполнить свое обязательство. Если у этого человека — двое сыновей, — говорит раби Йоханан, — они должны совершить в Храме приношение ашам. Продать животное, а на вырученные деньги приобрести другое, для приношения ола, можно, если у человека остался один сын...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать текст первой Мишны трактата (см. обзор листа 2), дифференцируя проблемы и углубляясь в их изучение.
В предыдущем обзоре говорилось о том, что два человека не могут владеть одним приношением (см. обзор листа 5) и, соответственно, если, скажем, отец, покинув этот мир, не успел искупить свою вину приношением ашам, двое его сыновей обязаны сделать это за него и не имеют права продать предназначенное для этого приношения животное и совершить в Храме приношение ола.
Для более ясного понимания этого закона, Талмуд проводит параллель с правилом выкупа десятины (по законам Торы каждый крестьянин должен отделить десятую часть своего урожая в пользу коэнов, которые не имели собственных земельных наделов). В Торе об этом сказано: “...И если выкупит человек свою десятину, пятую часть должен добавить к ней” (Ваикра, гл. 27, ст. 31).
Вспомним, что раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) сделал свой вывод — приношением в Храм может владеть лишь один человек — проанализировав фразу из Торы: “...И душа, которая принесет минху Всевышнему...” (Ваикра, гл. 2, ст. 1) и отметив, что принципиальное значение имеет в ней слово “душа”, употребленное в единственном числе (см. обзор листа 5). Но ведь и во фразе о десятине слово “человек” тоже стоит в единственном числе. По аналогии, казалось бы, можно было бы заключить, что два человека десятину выкупить не могут.
Это — совершенно разные законы, — подчеркивает Талмуд. Говоря, что двое сыновей не могут владеть одним приношением (которое досталось им от отца), мы осознаем, что изначально этим приношением владел один человек — их отец. В законе о десятине — иная ситуация. Во владении земельным участком допустимо иметь компаньона. Значит и десятина, отделенная от собранного ими урожая принадлежала двоим. В таком случае, естественно, двое могут и выкупить (приобрести) ее.
Возвращаясь к проблеме выкупленного приношения, Талмуд меняет угол зрения и выдвигает вопрос: как может даже один сын распорядиться приношением отца (продать предназначенное отцом для конкретного приношения животное и на вырученные деньги купить другое — для приношения ола — всесожжения), если оно ему не принадлежит?
Этот вопрос логично вытекает из существующего правила: если один человек отделяет животное для приношения во имя другого человека, только он сам (тот, кто отделил) и может выкупить его, но изменить вид приношения разрешается лишь тому, во имя кого намеревались сделать это приношение.
Но тогда напрашивается такой вывод: если животное, отделенное для приношения, попало к наследнику, следует считать, что наследник становится его владельцем (поскольку он вправе продать его, чтобы на вырученные деньги купить другое и совершить приношение иной категории).
И все же рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) говорит, что доставшееся наследнику посвященное Храму животное его имуществом не становится.
Талмуд выдвигает на обсуждение новый вопрос: искупает ли приношение ола (всесожжения, символизирующее тотальную близость к Творцу) нарушение заповеди, которое допущено уже после того, как животное отделено и предназначено для приношения ола (за прошлые нарушения)?
Учителя сравнивают в этом ракурсе приношение ола с приношением хатат (символ тешувы — возвращения к Всевышнему). И отмечают, что приношение хатат в Храме служит лишь для искупления проступков, которые к этому времени уже совершены. Распространяется ли это правило на приношение ола?
Чтобы определить Истину, Талмуд подчеркивает одно существенное отличие приношения ола — оно искупает нарушение нескольких заповедей, тогда как приношение хатат следует совершать во искупление каждого проступка в отдельности. То есть суть этих видов приношений — различна, а потому нельзя “механически” переносить правила одного — на другое.
Талмуд продолжает поиски аналогий. И концентрирует внимание на заповеди, предписывающей перед тем, как резать животное для приношения, возлагать руки на его голову. Если человек не сделал это, его вина за нарушение (которое было побудительным мотивом сделать приношение) не искупается...
Руки на голову животного можно накладывать в любой момент — до шехиты (когда животное режут безболезненным, описанным в Торе способом), — говорит Рава, — а все, что происходит с человеком после того, как шехита сделана, не может быть “засчитано” в это приношение.
Далее Талмуд проводит параллель с приношением двух козлов в праздник Шавуот (эти приношения совершаются, если в Храм была привнесена тума — духовная нечистота). Но почему двух? Разве одного недостаточно?
Второй козел служит приношением на случай, если тума проникла в Храм уже после того, как над первым свершили процедуру приношения, — объясняет раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Отметим, что речь здесь идет о нарушении заповеди не входить в Храм в состоянии тумы. И если бы двух козлов для таких приношений отделяли с определенным предназначением одновременно, можно было бы считать, что и приношением ола (см. выше) искупаются нарушения, допущенные после того, как животное для него отделено. Однако второго козла отделяют позднее, чем первого — после того, как духовная нечистота снова проникла в Храм.
Пользуясь методом сравнительного анализа, Талмуд продолжает глубокое, детальное исследование. Не вдаваясь более в подробности, скажем лишь, что в результате Учителя приходят к выводу, что нарушения заповедей, допущенных после отделения животного для приношения ола, также искупаются процедурой этого приношения.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы приношений в Храм, концентрируя внимания на положении Мишны (текст Мишны — см. обзор листа 2) об изменениях предназначения приношения на различных этапах всей процедуры.
И если на предыдущем листе обсуждался вопрос, вносятся ли (и с каким результатом) коррективы в суть процедуры после того, как животное отделено для приношения (см. обзор листа 6), то на нашем — речь идет об изменениях в причинно-следственных связях, определяющих вид приношения (см. Введение к трактату Зевахим), причем, на этапе, когда животное не только отделили для конкретной цели, но и зарезали.
Талмуд задается вопросом: можно ли, произведя зевах (когда предназначенное для приношения животное режут безболезненным способом) для приношения тода (благодарственное) совершить приношение шеламим (мирное, за чье-либо благополучие)?
И ответ дает — утвердительный.
Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века) объясняет: это правило выводится из текста Торы, где сказано — «...И мясо его приношения тода — шламим в день его принесения »(на завершающем этапе процедуры приношения) (Ваикра, гл. 7, ст. 15‑16).
Из этой же фразы Торы следует, — подчеркивает Раба, — что в случае, если животное резали для приношения шеламим, а на заключительном этапе произвели процедуру, мысленно сосредоточившись на приношении тода (правила проведения заключительного этапа приношений шеламим и тода совпадают и отличаются лишь тем, что мясо животного приношения тода положено съесть за один день, шеламим — за два), считается, что вся процедура совершена неправильно, и приношение — некошерно.
Талмуд углубляется в тему и выясняет, что также — некошерным будет приношение тода, если человек своим приношением в Храм благодарит Небо за благодеяния, ниспосланные другому человеку.
Тут резонно было бы задать вопрос: почему вообще обсуждаются в Талмуде эти проблемы? Разве могли ответственные за процедуру приношения в Храме коэны (служители в Храме) не знать законы во всех их деталях и тонкостях?
Ответ на него, вероятно, покажется неожиданным. Дело в том, что человек далеко не всегда в состоянии управлять своими мыслительными процессами. При этом мысли людей в процессе совершения процедуры приношения (о чем нужно думать человеку во время процедуры приношения — см. в обозрении листа 3) оказывают влияние на статус самого приношения.
Талмуд раздвигает рамки исследования и с тех же позиций рассматривает другие виды приношений.
Нет никакого нарушения, и в высших духовных мирах будет принято приношение хатат (символизирующее тешуву — возвращение к Творцу), — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — если в момент, когда резали предназначенное для этого приношения животное, имелся в виду один проступок, а на других этапах процедуры человек рассчитывал искупить вину — за другой. Ибо сказано: «...И зарежет ее во имя хатат» (Ваикра, гл. 4, ст. 33). Но если он резал животное для приношения хатат, а потом придал ему значение приношения ола (то есть пытался искупить нарушение заповеди Торы), вся процедура теряет смысл и Небом такое приношение не принимается.
Нельзя совершать процедуру приношения хатат в Храм во искупления вины человека, — дополняет Рава выводы своего исследования, — используя животное, которое зарезали для приношения хатат, чтобы исправить ошибки другого человека.
Следует отметить, что правила приношения хатат отличаются особой строгостью. Человек обязан искупить свою вину только сам — от своего имени. Однако, если некто хочет ходатайствовать перед Небом за другого человека (действительно допустившего ошибку), он может совершить приношение ола (символизирующее полное слияние с Творцом), и его приношение будет принято. Как сказано: «...И искупит за него» (Ваикра, гл. 4, ст. 26).
Излагая результаты своего глубокого исследования проблем, Рава подчеркивает, что приношение ола — подарок, который преподносится от всей души и с чистым сердцем. Если человек, надеясь снискать милость Небес, не сделал тшуву — не раскаялся в содеянном, его приношение вызывает в духовных мирах отрицательную реакцию. Как сказано в Мишлей (Притчах царя Шломо): «Приношение злодеев — мерзость» (Танах, Мишлей, гл. 21, ст. 27).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы приношений в Храм, на примере хатат (приношения, символизирующего тешуву — возвращение к Творцу) демонстрируя целостность и единую направленность всех этапов процедуры приношения.
Целенаправленность приношения, как объясняет Талмуд, проявляется уже на первой стадии, как только животное попадает в Храмовый двор — в момент, когда его режут (выбор животного и его отделение от общего стада здесь не рассматривается). Об этом со всей ясностью сказано в Торе: «...И зарежет его (животное) как хатат» (Ваикра, гл. 4, ст. 33).
Подчеркнем, что процедура приношения в Храме заключает в себе несколько реализующихся в определенной последовательности этапов, каждый из которых имеет свои твердые правила. После того, как животное зарезали, из его туши выпускают кровь, сливая ее в специально предназначенные для этого сосуды. Некоторые виды приношений (в частности — хатат) предусматривают окропление кровью предназначенного для приношения животного, которое производится в специально отведенном для этого месте Храма...
Впрочем, не будем описывать процедуры приношения. Сейчас нас интересует другое — подчинение каждого этапа одной, общей идее.
В предыдущем обзоре мы говорили о том, что мыслительные процессы, сопровождающие этапы процедуры приношения, имеют принципиальное значение (см. обзор листа 3). Здесь Талмуд, подчеркивая всю важность сосредоточенности человека (на протяжении всей процедуры приношения) на мысли — во имя чего это приношение свершается, приводит цитаты из Торы, в которых содержатся прямые указания по поводу каждого этапа приношения.
Итак, по поводу этапа, когда режут животное, написано: «...И зарежет его (животное) как хатат» (Ваикра, гл. 4, ст. 33).
По поводу крови животного сказано: «И сольет коэн — служитель в Храме (в сосуды) кровь животного, которое используется для приношения хатат» (Ваикра, гл. 4, ст. 25). И далее: «И искупит его проступки коэн (окроплением кровью приношения хатат)» (там же, ст. 26).
Не забывая всякий раз назвать вид приношения (классификация в данном случае ведется по предназначению приношения — подробнее о способах классификации приношений см. во Введении к трактату Зевахим), Тора, обращаясь к человеку, призывает его не отвлекаться от мысли о том, что он пришел в Храм, чтобы искупить свой дурной поступок (к примеру, человек съел что-то некошерное, что еврею употреблять в пищу запрещено) и получить прощение Небес.
Хотя на предыдущем листе и было сказано, что каждый человек сам (и только сам) несет ответственность за свои проступки перед Небом и только его приношение (если, конечно, он раскаялся в содеянном) способно искупить его вину (см. обзор листа 7), на нашем листе Талмуд вновь возвращается к этой теме, цитируя Тору, анализируя каждое сказанное в ней по этому поводу слово, сопоставляя текст книги Ваикра с фрагментами из других книг Торы, где речь идет о приношениях и т. д.. Не вникая в нюансы и тонкости этого сложного анализа, отметим лишь факт, свидетельствующий о том, с какой обстоятельностью Талмуд стремится довести до сознания людей всю непреложную важность этой идеи.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать выведенные в первой Мишне трактата (см. обзор листа 2) законы приношений, углубляясь в проблемы мысленной, духовной сосредоточенности человека на идее, во имя которой он приносит корбан (приношение) в Храм.
Из содержания листа мы узнаем, что важность этих проблем обусловлена особенностями видов приношений в Храме (о методах классификации приношений см. Введение в трактат Зевахим).
На решение, которое выносится в том или ином случае влияют различные факторы. К примеру, имеет принципиальное значение, кто вправе есть мясо животного, которое прошло всю процедуру приношения. Мы получаем информацию, что мясо корбана‑песах (пасхальное приношение, которое свершается в канун праздника Песах — 14‑го нисана) и корбана‑шеламим (символизирующего благодарность Творцу) должны съедать те, от чьего имени это приношение делается. Тогда как мясо животного от приношений хатат и ашам полагается есть только коэнам (служителям в Храме).
Рассматривая проблемы с этой точки зрения, Талмуд выделяет, в частности, категорию — кодшей кодашим (приношения, к которым относят корбан‑хатат — за ненамеренное, но достаточно серьезное нарушение указаний Торы; корбан‑ола — за неисполнение заповеди Торы; корбан‑ашам — за провинность, а также общественные, от имени всего народа Израиля в Йом Кипур — День Суда).
Зевиха (специальная процедура, когда предназначенное для приношения животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — см. Введение в трактат Зевахим) приношений этой категории всегда проводится в северной части территории Храма. Здесь же, в северной части, проводится и следующий этап процедуры такого приношения — когда кровь животного собирают в предназначенные для этого храмовые сосуды.
Кроме того, на приношения этой категории распространяется общее правило: собранной в сосуды кровью животных окропляют мизбеах (в приблизительном переводе — жертвенник) со всех четырех сторон.
Беря за основу причинно-следственные связи между событиями и приношениями (благодарность Творцу; компенсация за внесенное в мир разрушение; духовный рост и т. д. — см. Введение в трактат Зевахим), Талмуд выводит в отдельную группу «легкие» корбанот (множественное число от корбан — приношение), то есть благодарственные или какие-либо другие, не связанные с проступками человека. И сообщает, что резать животное (и собирать его кровь в сосуды) для приношений этой категории можно в любом месте храмового двора, а мизбеах его кровью окропляют лишь с одной стороны.
К приношениям этой категории причисляют корбан‑песах, корбан‑шеламим, корбан‑бехор (приношение первенца животного), корбан‑маасер (каждое десятое животное в стаде, которое полагалось отдать в пользу Храма).
Устная Тора отмечает, что животные, предназначенные для корбан‑маасер не могут быть предметом торговых сделок, а те, что должны стать корбаном‑бехор, считаются имуществом коэнов.
Уточняя некоторые правила приношений в Храм, Талмуд вводит понятие темура, что в переводе на русский язык означает — «замена».
Заменять отделенное для приношения животное (оно должно соответствовать нескольким параметрам — для приношений в Храм годится лишь то животное, у которого нет никаких физических дефектов, которое никогда не использовалось во время сельскохозяйственных работ и т. п.) другой особью из стада еврейским законом запрещается. И человек, который сделал это, заслуживает наказание. Однако в случае, когда все-таки возникает такая необходимость, на «замену» распространяются все правила, действующие для изначально отделенного животного.
Важно подчеркнуть, что для приношений разных категорий берутся животные разных видов. Так, например, для корбан‑песах пригоден лишь ягненок или козленок мужского пола, в возрасте — до года, а для корбан‑ашам — баран.
Попутно Талмуд сообщает, что в период, когда обновлялся Мишкан (переносной Храм в пустыне), главы всех колен свершали приношение хатат. И хотя оно в данном случае искупительным (за проступки) не считалось, тем не менее, компенсировало те негативные изменения в мире, которые привносились представителями этих колен.
Далее наш лист возвращается к теме — какое значение и почему имеет направление мысли (сосредоточенность на конкретном виде) во время процедуры приношения в Храме. И демонстрирует это на примере приношения минха (мучное приношение), который дает нам возможность яснее представить себе возникающие при этом проблемы.
Дело в том, что в разновидностях минхи причинно-следственные связи «поступок — приношение» прямо отражены в особенностях отдельных этапов процедуры приношения. В одном случае, скажем, минху полагалось готовить на плоской сковороде (на иврите — махават), в другом — в глубокой (мархешет). При определенных обстоятельствах минху делали без добавления масла, при других — ее замешивали с маслом... Поэтому, если коэн на каком-то этапе свершения процедуры и допускал мысленное отклонение от первоначальной цели приношения, его хозяину оно все равно засчитывалось.
Теперь нам легче понять, почему особое значение (вплоть до того, что из-за ошибки приношение не засчитывалось, и человеку приходилось совершать новое приношение) приобретала мысленная сосредоточенность, когда процедура приношения свершалась над животным. Ведь такие процедуры (независимо от вида приношения) практически одинаковы и отличаются лишь некоторыми нюансами.
В заключение этого обзора отметим, что при всей строгости и «беспристрастности» законов приношений, в общей системе искупления человеческих ошибок учитывалось и социальное положение индивидуума. Здесь Талмуд демонстрирует это на таком примере: за то, что человек в состоянии таме (духовной нечистоты) вошел в Храм и/или ел мясо животного, над которым была совершена процедура приношения, с богатого брали (в качестве приношения) животное, с человека, который с трудом сводит концы с концами — птицу, с неимущего — минху...
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать описанные в Мишне законы приношений в Храм (см. обзор листа 2), переходит к проблемам, связанным с отдельными этапами процедуры приношения.
Речь вновь идет о приношении хатат (искупающем проступки человека и символизирующем тешуву — возвращение к Творцу) и единой направленности всех этапов процедуры приношения (см. обзор листа 8).
Мы уже говорили о том, что мысль человека способна нарушить это единство (см. обзор листа 7). Мысленно искажая предназначение приношения на одном из этапов процедуры, человек может поставить себя в такое положение, что его приношение в результате не будет принято Небом и искупить вину ему не удастся.
Если человек в момент, когда резали животное, сосредоточился на том, что оно послужит ему приношением хатат, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — а потом, размышляя, скажем, о процессе окропления его кровью мизбеаха (слово «жертвенник» часто используемое в переводах ивритского слова мизбеах весьма приблизительно отражает истинный смысл этого понятия), думал о приношении другого вида, приношение его будет недействительным, то есть оно ему не засчитывается.
Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а впоследствии — коллега раби Йоханана) усматривает в этом иную грань Истины и говорит, что и в этом случае приношение остается «кошерным».
Раби Иеремия рассматривает эту проблему, применяя принцип каль ва‑хомер (от простого к сложному; в данном случае это означает — если относительно меньшая ошибка делает приношение непригодным, то превосходящая ее по значимости — тем более). Даже если совершил окропление кровью позднее, чем это предусмотрено регламентом проведения процедуры приношения, оно (это приношение) становится непригодным, — отмечает он. — Тем более это приношение будет недействительным, если человек мысленно отнес этот этап к приношению другой категории.
Нельзя сравнивать мысленное изменение предназначения приношения на одном из этапов с нарушением регламента проведения отдельных этапов процедуры, — возражает Рава бар Аѓилам. И подставляет в «формулу» каль ва‑хомер другое измерение. Если человек, размышляя о процедуре окропления кровью, соотносил этот акт с помещением Храма, в котором делать это не полагается, приношение будет недействительным. Тем более оно будет недействительным в случае, если человек на каком-то этапе мысленно изменил предназначение приношения.
Такое сравнение нам ничего не дает, — отмечает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — Для каждого этапа проведения процедуры приношения в Храме отведено свое, особое место. Это — закон, который распространяется на все виды приношений, без исключения. Нас же интересует в данном случае именно приношение хатат.
Представляя дискуссию, в которой, как мы смогли убедиться, принимали участие многие Учителя разных поколений, в том числе (кроме названных здесь) — рав Нахман (Учитель Талмуда второго-третьего поколения; 3‑й век), Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век) и другие, Талмуд, в поисках окончательного решения этой проблемы переходит к ее обсуждению применительно к приношению ашам (во искупление вины).
Приношение ашам, как и хатат служит для того, чтобы человек мог очиститься от вины, получить прощение Небес за свой проступок, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — И если приношение хатат считается не действительным в случае, когда в процессе проведения процедуры приношения хатат на каком-то этапе (пусть даже мысленно) меняют его предназначение, то и приношение ашам при тех же обстоятельствах — не действительно.
В процедурах приношения хатат и ашам есть некоторая разница, — говорит раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Следовательно, они — не тождественны, а это означает, что законы приношения хатат нельзя автоматически переносить на приношение ашам...
Углубляясь в исследование проблемы, дискутируя и открывая разные грани Истины, Учителя приходят к выводу, что строгий запрет на мысленное даже отступление от предназначения приношения на всех этапах процедуры касается лишь приношения хатат.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать приведенные в первой Мишне трактата законы приношений в Храм (см. обзор листа 2), действующие на отдельных этапах процедуры приношения.
Если кровь, собранную из туши предназначенного для приношения и зарезанного животного, занесли в помещение Храма, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — приношение человеку не засчитывается.
...Только если это приношение — хатат (приношение, символизирующее тешуву — возвращение к Всевышнему), — уточняют другие Учителя.
Это относится и к приношению ашам (во искупление вины за пренебрежение к деталям законов Торы), — добавляет раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Талмуд исследует источники логических выводов наших Учителей.
Раби Элиэзер выстраивает свою позицию на прямом указании Торы в отрывке, где сказано: «Как хатат, так и ашам — закон один для них» (Ваикра, гл. 7, ст. 7).
Но почему же тогда другие Учителя говорят, что закон о непригодности приношения, если кровь предназначенного для этого животного внесена в помещение Храма, относится лишь к виду хатат?
Они берут за основу правило, согласно которому, законы приношения ашам выводятся из законов приношения ола (приношение за нарушение заповеди Торы; в процессе совершения процедуры этого приношения мясо животного полностью сжигается). А в данном случае, если кровь животного для ола попадает в Храм, приношение остается кошерным.
В самом деле, часть законов ашам и ола совпадает, — констатирует Талмуд. — Однако известно, что между ними существуют и принципиальные различия. К примеру, приношение ашам человек совершает от своего имени, искупая собственную вину, а приношение ола он вправе посвятить другому человеку.
Исследуя проблему методом сравнительного анализа и сопоставляя различные виды приношений (в том числе — минху, мучное приношение) с точки зрения тождественности законов, Талмуд не находит точных аналогов приношению ашам. И приходит к выводу, что Учителя руководствуются другим указанием Торы: «Если кровь (животного, предназначенного для) приношения хатат вносится в Шатер Собрания (Храм), приношение не должно быть съедено; его следует сжечь» (Ваикра, гл. 6, ст. 23). То есть приношение — непригодно. И речь здесь идет лишь о приношении хатат.
Прослеживая ход глубокого и тонкого анализа, Талмуд попутно сообщает и некоторые подробности «этикета» процедуры приношений. Мы узнаем, в частности, что в случае, если человек несет в Храм минху (мучное приношение) в руке, он должен взять ее в правую руку; если же положил ее в какую-либо емкость, может нести эту емкость с минхой и в левой руке.
Далее Устная Тора, стараясь оградить людей от возможных ошибок, приводит ряд правил, касающихся различных видов приношений...
Если в то время, когда полагается совершать корбан‑песах (пасхальное приношение), зарезали животное, которому больше года (для корбан‑песах годится лишь маленький ягненок) или посвятили его приношению другого вида, — говорит раби Элиэзер, — приношения будут непригодными (то есть с человека, допустившего ошибку, требуется другое приношение — по всем существующим для этого правилам). Если некто зарезал животное для корбан‑песах, но упустил назначенное для этого приношения время, ему дозволяется изменить намерение и совершить приношение шламим (мирное, за чье-либо благополучие). Однако, если животное изначально предназначалось для приношения шламим, его нельзя «превратить» в корбан‑песах. И вообще корбан‑песах кошерен лишь в назначенное для этого приношения время (в канун праздника Песах — 14‑го нисана), ибо это приношение — «целевое» и посвящено празднику, который бывает один раз в году.
На деньги, выделенные на приобретение животного для корбан‑хатат, разрешается приобретать животное для корбан‑ола, — говорит раби Иегошуа. — Но — не наоборот. Если деньги отложены на приношение ола, нельзя приобретать на них животное, чтобы искупить непреднамеренно совершенный тяжкий проступок (который искупается корбаном‑хатат).
Если человек резал животное для определенного вида приношения, а потом изменил намерение, приношение будет кошерным, если реально (на других этапах процедуры приношения) принесенный корбан в духовном смысле — выше «рангом», чем это предполагалось вначале; если — ниже, приношение непригодно. Как сказано: «И не осквернят святыни евреев, которые поднимают к Всевышнему» (Ваикра, гл. 22, ст. 15).
Моше Гойхберг
Вспомним, что в первой Мишне трактата Зевахим, которая обсуждалась на предыдущих десяти листах (см. обзор листа 2), было сказано, что в случае, если, совершая приношение (на иврите — корбан; множественное число — корбанот) определенного вида (которое человеку полагалось совершить), некто резал животное, имея в виду корбан другой категории, это приношение считалось кошерным, но человеку, что привел свое животное в Храм, оно не засчитывалось. И это означает, что для того, чтобы, скажем, получить прощение Неба за какую-либо провинность, ему следовало совершить еще одно приношение. В первой Мишне говорилось также и о том, что исключение из этого правила составляет корбан‑песах (козленок или ягненок, который служил обязательным приношением в канун праздника Песах): если животное для этого приношения было зарезано вовремя (от полудня и до захода солнца в четырнадцатый день месяца нисан), то, изменив свое намерение по поводу вида приношения в момент шехиты (когда животное режут безболезненным, предписанным Торой способом — об использовании слов шехита и зевах см. Введение к трактату Зевахим), человек делает корбан — пасуль, то есть — некошерным, непригодным для любого использования.
Вторая Мишна трактата сужает спектр обсуждения и сосредотачивает внимание Талмуда лишь на корбане‑песах:
Если животное для корбана‑песах зарезано до полудня четырнадцатого нисана (то есть раньше положенного времени), — говорит раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — при изменении намерения в момент шехиты, приношение остается кошерным. Точно также, как если бы животное зарезали при тех же обстоятельствах 13‑го нисана.
Бен-Батера усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Такое приношение следует считать некошерным, — говорит Бен-Батера, — точно также, как в случае, когда животное режут после полудня и до заката 14‑го нисана (в положенное время), в момент шхиты намереваясь сделать его приношением иного вида...
Кроме того, в Мишне сказано, что к списку приношений, которые, если человек менял свои намерения во время шехиты, становятся некошерными, Бен-Азай добавлял корбан‑ола (приношение всесожжения — за нарушение заповедей Торы).
Приступив к анализу Мишны, Талмуд приводит высказывание раби Элазара (великий Учитель Мишны, 2‑й век), объясняющего точку зрения Бен-Батеры иным исчислением временного периода, в течение которого люди должны принести корбан‑песах. Позиция Бен-Батеры предусматривает, что этот временной период начинается не с полудня, но — с утра 14‑го нисана. И тогда получается, что точка зрения Бен-Батеры не противоречит позиции раби Иегошуа и полностью совпадает с положением, обозначенным в первой Мишне.
Но почему же тогда Бен-Батера, говоря о корбане‑песах, принесенном утром, использует в Мишне выражение — «...точно также, как в случае, когда животное режут после полудня и до заката 14‑го нисана»? — спрашивает Талмуд. Ведь если принять за основу объяснение раби Элазара, для него нет разницы, принесен ли корбан до или после полудня.
Наверное, можно было бы считать, — отмечает Талмуд, — что все дело в формулировке. Бен Батера строит свое высказывание формально — по аналогии с высказыванием раби Иегошуа. Но если бы это было так, то предметом дискуссии раби Иегошуа и Бен-Батеры стала бы не кошерность корбана‑песах, но — уточнение времени, когда нужно его приносить: начиная с утра или с полудня кануна праздника Песах. Ибо их позиции относительности кошерности корбана находятся в прямой зависимости от времени его приношения.
На это Талмуд дает такой ответ: если бы Мишна привела только их дискуссию о времени, когда положено приносить корбан‑песах, можно было бы подумать, что по поводу кошерности корбана‑песах, принесенного не вовремя и с измененными намерениями (поводу вида приношения), их позиции полностью совпадают.
Талмуд задает новый вопрос: почему же Бен-Батера говорит, что корбан‑песах следует приносить с утра 14‑го нисана? Ведь в Торе (Шемот, гл.12, ст. 6) как будто бы ясно сказано — «бейн аарбаим» (что в буквальном переводе на русский означает — в «межвечерье»).
И объясняет: Бен-Батера понимает выражение бейн аарбаим иначе. В переводе его прочтение этого указания Торы будет звучать как — «между вечерами», точнее — «между двумя ночами»: от восхода и до заката кануна праздника Песах...
Талмуд продолжает анализировать проблемы, возникающие в случае, когда корбан‑песах (пасхальное приношение) или корбан‑хатат (приношение, символизирующее тешуву — возвращение к Творцу) были по какой-то причине принесены с иными намерениями.
В Мишне, приведенной на нашем листе, сказано:
В процедуре приношения есть четыре этапа, и изменение в намерениях на любом из них приводит к тому, что приношение становится некошерным.
Если некто режет животное с намерением придать своему приношению двойное предназначение (положим, решил про себя, что это одновременно — корбан‑песах и корбан‑шеламим, приношение, символизирующее благодарность человека Всевышнему), его приношение также будет не действительным...
Талмуд дает четкое обозначение этих четырех этапов процедуры приношения, когда ошибочное изменение намерения делает приношение некошерным. Это — шехита (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), кибул дам (наполнение специального храмового сосуда его кровью), олаха (перенесение сосуда с кровью от места проведения шехиты к мизбеаху — в приблизительном переводе на русский — «жертвенник») и, наконец, зерика (окропление мизбеаха кровью из этого сосуда).
В продолжение Мишна приводит высказывание раби Шимона (бар Йохая — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век):
Олаха (перенесение сосуда с кровью) не входит в число необходимых стадий процедуры приношения в Храме, — говорит раби Шимон. — Ведь животное можно было бы зарезать и в непосредственной близости от мизбеаха, и тогда нет нужды нести к мизбеаху сосуд с кровью от места шехиты. Поэтому изменение вида приношения в момент, когда кровь переносят, не влияет на кошерность корбана.
Приводится в Мишне и уточнение раби Элиэзера:
Лишь в том случае, когда действительно есть необходимость нести сосуд с кровью животного от места шехиты к мизбеаху, — говорит он, — измененное намерение делает приношение некошерным. Если же такой необходимости нет, приношение остается кошерным, даже если коэн, которому «по должности» полагалось нести сосуд с кровью мысленно изменил предназначение (вид) приношения.
Почему Мишна относит кибул дам (наполнение храмового сосуда кровью предназначенного для конкретного приношения и зарезанного животного) к числу тех этапов процедуры приношения, на которых изменение намерения по поводу приношения, превращает его в пасуль (непригодное, недействительное)? — спрашивает Талмуд, приступая к анализу текста Мишны.
И, подкрепляя свое недоумение, рассказывает такую историю.
Однажды раби Тарфон (великий Учитель Мишны, начало 2‑го века) сказал, что знает о существовании важного различия между законами осуществления кибуля и зерики (окропления кровью жертвенника), но не помнит, в чем оно заключается. Его друг и ученик — раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) напомнил ему: в случае с кибулем ошибочное намерение того, кто его совершает не приравнивается к неправильному действию и не делает приношение некошерным.
Раби Тарфон согласился с раби Акивой и, восхитившись его глубокими знаниями, произнес:
— Ты объяснил все совершенно правильно, не отклонившись от Истины ни вправо, ни влево... Сказанное тобой в точности совпадает с тем, что я слышал от моих учителей.
В результате сравнительного анализа приведенной истории и текста Мишны Талмуд приходит к выводу, что между ними нет противоречия.
В диалоге между раби Тарфоном и раби Акивой речь идет о намерении человека осуществить кибул дам позднее указанного Торой срока, — разъясняет ситуацию Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — А это действительно не делает приношение не кошерным. В Мишне же говорится о намерении изменить категорию приношения, что и в самом деле превращает приношение в пасуль...
Талмуд продолжает обсуждение проблем, связанных изменением в процессе реализации этапов процедуры приношения в Храм изначального предназначения корбана (приношения).
В предыдущих обзорах говорилось о том, что само приношения в таких случаях остается кошерным, но — не засчитывается (см. обзор листа 12). Говорили также, что исключение из этого правила — корбан‑песах (приношение в канун праздника Песах) и корбан‑хатат (приношение, символизирующее тешуву — возвращение к Всевышнему), когда в тех же обстоятельствах приношение не только не принимается, но и считается не кошерным.
На нашем листе Талмуд, анализирует приведенный в предыдущем обзоре текст Мишны, концентрируя внимание на дискуссии между Учителями по поводу того, следует ли причислять олаху (одна из основных стадий процедуры приношения) к необходимым этапам процедуры приношения в Храм и, соответственно — делает ли изменение намерений в момент ее осуществления приношение не кошерным (о четырех этапах процедуры приношения в Храм и о начале этой дискуссии — см. обзор листа 13).
На нашем листе Талмуд приводит высказывание Реш Лакиша (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), который говорит, что в случае, когда речь идет о корбане‑хатат, процедура осуществления которого предусматривает окропление кровью животного внутреннего мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник), этап олахи (перенесения крови в сосуде) становится необходимостью (ибо резать животное рядом с внутренним мизбеахом, и вообще — во внутренней части Храма, называемой hейхал, строго запрещается), а, следовательно, и изменение намерения в момент олахи делает приношение пасуль (непригодным, недействительным).
Далее Талмуд переходит к обсуждению самой процедуры приношения в Храме и поднимает вопрос: кто реализует те или иные этапы процедуры приношения?
Однажды Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), — рассказывает Талмуд, — попросил одного из учеников рава Хисды (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; 3‑й век) узнать у своего учителя, может ли, с его точки зрения, простой человек, любой еврей (не коэн — не служитель в Храме) переносить сосуд с кровью животного от места шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) к мизбеаху. И получил такой ответ: олаха (этап перенесения сосуда с кровью — подробнее об этапах процедуры приношения см. в обзорах листов 2 и 13) действительно может быть осуществлен любым евреем. Ведь в Танахе сказано: «И зарезали корбан‑песах, и коэны (служители в Храме) окропили мизбеах кровью, принятой из их рук (из рук тех, кто резал животное), а левиты снимали шкуры» (Танах, Диврей а‑Ямим — Хроники, часть вторая, гл.35, ст. 11). Вот и получается, что те же люди, которые режут животное для приношения (делать это разрешалось любому еврею), приносили его кровь коэнам, чтобы коэны совершили зерику (окропление мизбеаха).
Не коэнам (обычным евреям) запрещено осуществлять олаху, — говорит рав Шешет (амора второго-третьего поколения, великий Учитель Талмуда; конец 3‑го — начало 4‑го века), — Также не имеют права переносить кровь в сосуде от места шехиты к мизбеаху те коэны, у которых умерли близкие родственники и им предстоит хоронить их (то есть коэны в состоянии таме — духовной нечистоты). То же правило применимо к коэнам в состоянии опьянения, а также тем, кто имеет какой-либо физический дефект (такой коэн не вправе быть служителем Храма). Нарушение любого из этих правил делает приношение в Храм некошерным.
Когда же тогда понимать приведенный выше фрагмент из Диврей а‑Ямим? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: с точки зрения рава Шешета, в этом отрывке описывается ситуация, когда шехиту делал коэн, а в момент, когда сосуд наполнился кровью животного, он дал подержать этот сосуд, скажем, хозяину приношения — до появления другого коэна, которому предстояло перенести кровь в сосуде к мизбеаху. То есть и кибуль (наполнение храмового сосуда кровью зарезанного животного), и олаха (перенесение этого сосуда к мизбеаху) и в этом описании были осуществлены коэнами — в полном соответствии с требованиями закона. А обычные люди только короткое время держали в руках сосуд...
На предыдущем листе (см. обзор листа 14) Талмуд обсуждал различные аспекты этапов процедуры приношений в Храме (подробнее об основных этапах процедуры приношения см. обзоры листов 2 и 13).
На нашем листе, последнем в первой главе трактата Зевахим, Талмуд, завершая этот анализ, выдвигает вопрос: будет ли кошерным приношение, если коэн (служитель в Храме), осуществляющий олаху (перенесение сосуда с кровью зарезанного для приношения животного от места шехиты к мизбеаху — в приблизительном переводе «жертвенник»), не донесет этот сосуд до мизбеаха и окропит кровью животного (совершит зерику, как бы, минуя этап олахи), допустим, землю — рядом с местом шехиты (когда животное режут предусмотренным в Торе, безболезненным способом)?
В качестве аргумента, как будто бы подтверждающего, что и в этом случае приношение остается кошерным, Талмуд использует высказывание Учителей, которые говорят: если коэн перенес сосуд сидя или левой рукой, приношение — некошерно. Отсюда Талмуд делает вывод: когда коэн переносит сосуд с кровью в положении стоя, то, даже если он не сдвинулся с места, корбан (приношение) считается кошерным. В противном случае Учителя должна были бы привести общее правило — если совершающий олаху (перенесение сосуда с кровью) не сдвинулся с места, этап олахи не засчитывается, а значит, все приношение становится не кошерным.
Детально изучив проблему, Талмуд все же отвергает этот аргумент, заключив, что высказывание Учителей о «перенесении сосуда в положении сидя» к нашему вопросу отношения не имеет.
Если коэн не перенес сосуд с кровью зарезанного для приношения животного к мизбеаху, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — действия на этом этапе как олаха не засчитываются.
Тогда возникает другой вопрос: можно ли исправить положение, совершив олаху заново, или же приношение становится непригодным и ничего изменить уже нельзя?
Талмуд изучает ситуацию методом сравнительного анализа.
Учителя Мишны вывели правило: если коэн, соответствующий «стандартам» пригодности для службы в Храме, в процессе олахи передает сосуд не коэну, или коэну, который по определению (допустим, выпив вина и пребывая в состоянии опьянения) не может осуществлять храмовое служение, тот, кому «кошерный» коэн пытается передать сосуд, должен вернуть его.
Значит, — заключает Талмуд, — несмотря на то, что при перенесении сосуда была допущена ошибка, ее разрешается все же исправить.
Однако, как и в предыдущем случае, в процессе своего дальнейшего исследования Талмуд отвергает и этот аргумент. Ибо выясняется, что Учителя имели в виду не передачу полномочий, но ситуацию, когда на этапе свершения олахи сосуд передается просто для того, чтобы «некошерный» коэн или не коэн короткое время подержали сосуд.
Наконец, Талмуд берет за основу обсуждения еще одно высказывание раби Йоханана, в котором сказано, что перенесение сосуда с кровью животного, зарезанного для приношения, если коэн совершил его, не сдвигаясь с места, не только не засчитывается как олаха, но и признается пасуль (некошерным, не действительным).
Из этой фразы раби Йоханана Талмуд делает вывод, что исправить ошибку, допущенную на этапе перенесения крови животного в храмовом сосуде от места шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) к мизбеаху, все-таки невозможно...
Александр Капер
Наш лист открывает вторую главу трактата Зевахим и занимается обсуждением второго этапа процедуры приношения, которая, как мы уже знаем, называется кибул дам (о этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13). Речь идет, в частности, о том, кто должен осуществлять процедуру на этом этапе, чтобы корбан (приношение в Храме) достиг цели (о целях приношения см. обзор листа 3).
Прежде чем прочесть и начать рассматривать новую Мишну, напомним, что корбан может считаться пригодным для полного или частичного сожжения и еды (мясо животных, предназначенных для приношения, после завершения в Храме всей процедуры съедали коэны — служители в Храме и лишь в редких случаях — к примеру, корбан‑песах — хозяева животного), если все четыре этапа процедуры приношения были проведены по соответствующим правилам.
Итак, в нашей Мишне сказано:
Если кибул дам (когда кровь из туши животного собирают в специальный сосуд) производил зар (дословно — чужой; здесь — не коэн), онен (коэн, у которого умер близкий родственник, и этот коэн должен его хоронить), тевуль йом (человек, который очистился в микве от тумы — духовной нечистоты и вошел в Храм, не дождавшись появления звезд на небе), мехусар бегадим (коэн, в одеждах которого не достает какой-то положенной детали), мехусар кипурим (коэн, очистившийся от тумы, но не совершивший еще положенного ему в этом случае приношения), коэн, который перед служением не омыл руки и ноги или во время процедуры кибул дам на чем-то сидел или на чем-то стоял, приношение для использования в Храме (сожжения и еды) — непригодно.
Приношение также будет непригодным, если коэн собирал кровь левой рукой.
Если коэн (при соблюдении всех установленных правил) осуществлял кибул дам левой рукой, приношение пригодно, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Приступив к исследованию текста Мишны, Талмуд ищет истоки ее положений. И в частности, выдвигает вопрос: откуда взято утверждение, что кровь из туши зарезанного для приношения животного должен собирать только коэн?
Из Торы, — говорит раби Леви (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, второе-третье поколение, 3‑й век). И в доказательство приводит цитату: «И отдалите от святых приношений сыновей Израиля и не оскверняйте Имя Мое святое» (Ваикра, гл. 22, ст. 2).
Раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век) изучает этот вопрос с помощью метода каль ва‑хомер (то есть — по «формуле»: если в простом, очевидном случае действует такое-то правило, то в аналогичном, более сложном — оно тем более действительно).
За основу логического построения раби Ишмаэль берет ситуацию с коэном, у которого есть какой-либо физический дефект. Известно, что такому коэну разрешается есть мясо корбана; но осуществлять процедуру приношения на любом ее этапе после шехиты (когда животное режут безболезненным, предписанным Торой способом; резать животное для приношения может каждый еврей), в том числе — производить кибул дам, ему запрещено. Если он все же возьмет на себя выполнение этого этапа процедуры, приношение будет непригодным. Не коэну (в большинстве случаев) запрещается даже есть мясо корбана. А если это так, совершать процедуру приношения на этапе кибул дам ему тем более нельзя, иначе приношение станет непригодным.
Далее Талмуд ставит вопрос о положении Мишны, касающемся онена (коэна, у которого умер кто-то из ближайших родственников, и этот коэн — в состоянии таме, духовной нечистоты, ибо родственника своего он еще не похоронил). И приводит цитату из Торы, где сказано: «И в святилище не войдет (первосвященник, у которого умер близкий родственник) и не осквернит святилище» (Ваикра, гл. 21, ст. 12).
Раби Ишмаэль, также, как и в предыдущем случае, исследует вопрос, применяя принцип каль ва‑хомер. И за точку отсчета в логическом построении берет тот же случай — ситуацию коэна, обладающего физическим недостатком. Поскольку известно, что онену запрещено входить в Храм и есть мясо корбана, тем более нельзя ему собирать в сосуд кровь из туши животного, предназначенного для приношения.
Попутно в процессе обсуждения Мишны Талмуд сообщает, что процедуру кибул дам должен осуществлять не «рядовой» коэн, но — первосвященник.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну (текст см. в обзоре листа 16), уточняющую правила реализации второго этапа процедуры приношения — кибул дам (о этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13), последовательно обосновывая каждое из ее положений.
На очереди — установление, касающееся состояния тевуль йом (когда коэн очистился в микве от тумы — духовной нечистоты, но еще не получил право служить в Храме, ибо по закону он может приступить к своим обязанностям только с вечера, с появлением на небе звезд).
В Мишне, как мы знаем, сказано, что в случае, если такой коэн (служитель в Храме) совершает процедуру кибул дам (то есть — собирает в специальный храмовый сосуд кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного), корбан (приношение) становится непригодным — ни для сожжения на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник), ни для еды. Ибо считается, что в процессе приношения допущено серьезное нарушение — собранная коэном в состоянии тевуль йом кровь не годится для окропления мизбеаха.
Так же, как и при обсуждении других отмеченных Мишной случаев (см. обзор листа 16), Талмуд ищет источник данного установления и обнаруживает в Торе слова: «Святыми будете вы для Всевышнего и не оскверните Его Имя» (Ваикра, гл. 21, ст. 6).
В результате довольно тонкого и сложного исследования, используя метод сравнительного анализа, Талмуд приходит к выводу, что в этой фразе подразумевается именно тевуль йом. Для сравнения изучаются другие отрывки Торы. В одном из них, в частности, говорится о труме (часть урожая, которую земледелец обязан отделить в пользу коэна). Речь здесь идет и о том, что только в состоянии духовной чистоты (таѓор), которое наступает после полного очищения — то есть, когда человек окунулся в микву (специальный бассейн для духовного очищения) и выждал положенное время до выхода звезд — коэн имеет право есть труму.
Во фразе, где об этом сказано, употреблено то же слово, что и в рассматриваемом фрагменте — «не оскверните» (хилуль). И это, согласно одному из принципов постижения Торы (при даровании Торы народ Израиля получил и конкретный «инструментарий», принципы, с помощью которых осуществляется углубленное изучение ее текста), свидетельствует об аналогичности ситуаций, описанных в обоих фрагментах.
Но если коэн вправе совершать процедуру приношения (начиная с этапа кибул дам) только в состоянии таѓор, для чего даются эти градации его возможных состояний: таме (в состоянии духовной нечистоты), тевуль йом (очистившийся в микве и не дождавшийся выхода звезд) и мехусар кипурим (очистившийся в микве, но не успевший принести корбан, который ему полагалось принести для полного очищения и приобретения статуса таѓор)? — спрашивает Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века). — Разве недостаточно было бы указать, что коэн может совершать процедуру приношения только в состоянии таѓор?
Детально исследуя проблему, Раба сам находит ее решение. В самом деле, еврейский закон требует, чтобы коэн осуществлял этапы процедуры приношения лишь в статусе таѓор. В противном случае приношение становится непригодным для сожжения на мизбеахе и для употребления в пищу. Это — общее правило. Однако у каждой «градации» переходного состояния от таме к таѓор есть свои особенности, непосредственно связанные с многогранной и жестко обусловленной законодательной системой приношений в Храме.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну (текст см. в обзоре листа 16), последовательно переходя от одного ее пункта — к другому.
Здесь рассматривается закон, запрещающий коэну (служителю в Храме) совершать процедуру приношения, в частности — на этапе кибул дам (когда кровь из туши зарезанного для приношения животного собирают в специальный храмовый сосуд), не надев какую-то деталь из одежды, которую ему полагается носить, осуществляя служение в Храме. Для справки напомним, что одежда «рядового» коэна состояла из четырех частей: мигбаат (шапка, по форме напоминающая тюрбан), кутонет (длинная рубаха), авнет (широкий пояс), михнасаим (брюки). Главный коэн — первосвященник надевал и четыре дополнительные детали: циц (специальное украшение), мэиль (плащ), эйфод (нечто, наподобие фартука ) и хошен (квадратная пластина на грудь).
По терминологии Талмуда, как мы помним (см. обзор листа 16), одетого «не по форме» коэна Мишна называет мехусар бегадим. И если он, вопреки правилу, все же в процессе приношения собирает кровь животного в сосуд, корбан (приношение) можно считать не реализованным.
Это установление, — отмечает Талмуд, — выводится из Торы, где сказано: «И подпояшешь их поясами Аарона и сыновей его, наденешь на их головы шапки, и будет им святость законом вечным» (Шемот, гл. 29, ст. 9).
В этой фразе подчеркнуто, — поясняет раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — что только надев на себя «полный комплект» коэнских одежд (одежда обычного коэна состоит из четырех частей, первосвященника — из восьми), коэн вправе выполнять в Храме свои священные обязанности, и если чего-то в его одежде не хватает, он «не достоин» столь высокого служения.
Талмуд отмечает другую цитату: «Вина хмельного не будете пить, ты (Аарон) и сыновья твои, входя в Шатер Собраний (Мишкан — переносной Храм), и не умрете; будет это законом на все поколения ваши» (Ваикра, гл. 10, ст. 9).
Из этих слов Торы выведен закон, запрещающий коэну в состоянии опьянения осуществлять служение в Храме, в том числе — совершать процедуру приношения. И если он все же сделает это, корбан будет непригодным.
Но причем же тут мехусар бегадим? Ведь в нашей Мишне говорится именно об этом.
Дело в том, что правило о непригодности приношения в случае, если, реализуя какой-либо этап процедуры, коэн не надел, скажем, пояс или шапку, Талмуд выводит методом сравнительного анализа двух приведенных выше цитат, пользуясь принципом изучения Торы, согласно которому одно и то же слово, встречающееся в двух разных фрагментах Торы, указывает на тождественность ситуаций. В нашей — в обеих цитатах мы находим слово хук (закон). И если известно, что корбан принесенный коэном в состоянии опьянения — не действителен, то не действителен и корбан, принесенный коэном, одетым «не по всей форме».
Далее Талмуд приводит ряд правил, определяющих требования к внешнему виду коэна во время службы в Храме.
Талмуд подчеркивает, что одежды коэна, который, допустим совершает процедуру приношения, должны быть опрятными. И тем не менее, если, к примеру, брюки на нем — длинноваты, чуть коротки или немного потерты, а также — если в одежде допущена какая-либо небрежность, его работа все же считается выполненной. Но если его одежда была грязной, рваной, если он повязался не одним, как положено, а двумя поясами (имел на себе лишние детали одежды), если под одеждами, допустим — на ране была повязка — работа его (в том числе — осуществленная им процедура приношения) не действительна.
Если одежда коэна — длинней, чем следует, его работа считается выполненной, — уточняет Шмуэль (Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — если — короче, результаты его служения непригодны для использования.
Результаты служения коэна в Храме будут непригодными даже в том случае, если его одежды, надетые на время работы, были слишком длинны, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущего листа (см. обзор листа 18), уточняя детали внешнего вида коэна (служителя в Храме).
Талмуд отмечает, что при описании коэнских одежд (подробнее о том, из каких деталей состоит одежда коэна — см в обзоре листа 18) Тора использует слово бад имеет два значения: «ткань» и «ветвь». Исследуя слово и усматривая в нем намек на то, что растение, из которого делается пригодная для одежд коэна ткань, должно подниматься из земли отдельными ветвистыми стеблями, наши Учителя заключают, что имеется в виду лен (который, кстати сказать, именно так и растет — вытянутыми вверх ветвистыми кустиками).
Эта идея прямо высказана в текстах Танаха, — подчеркивает Талмуд. И приводит цитату: «Украшения льняные (шапки) будут на головах их, и брюки льняные будут на их чреслах» (книга пророка Иехезкеля, гл. 44, ст. 18).
Далее приводится ряд законов, касающихся одежды коэнов:
1. Одежды должны быть новыми.
2. Нити — скручиваться строго определенным образом.
3. Каждый «жгут» обязательно надо скручивать из 6‑ти нитей.
4. Надевать элементы будничной одежды вместе с одеждами коэна — запрещается.
Как соблюдение этих правил отражалась на результатах «служебной деятельности» коэнов в Храме?
Талмуд дает пояснения: если коэн реализовывал процедуру приношения (или выполнял в Храме какие-либо другие работы) не в новых одеждах, результаты его труда засчитывались; при несоблюдении остальных трех правил можно было считать, что работа проделана впустую (она — некошерна).
От имени рава Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) на нашем листе рассказывается интересная история: во времена персидского владычества персидский царь Изгадар поправил на одном из Учителей Талмуда пояс, который, на его взгляд, был слишком высоко повязан. И сказал с упреком: «Ведь это про вас сказано — царство священников (коэнов) и народ святой (то есть — процитировал фразу из Торы, Шемот, гл. 19, ст. 6)». Сказав это, царь Изгадар подразумевал, что «звание» обязывает евреев выглядеть достойно — в том числе, и в одежде.
На предыдущем листе (см. обзор листа 18) говорилось, что коэну запрещалось «забинтовывать» раны. На нашем — Талмуд дает рекомендацию: если в субботу во время службы в Храме коэн, скажем, повредил палец, он может приложить к ране лист тростника. Однако за пределами Храма в шаббат делать это не дозволяется.
Почему же в Храме и вне Храма в одном и том же случае действуют разные правила?
Учителя объясняют: вне Храма (в обычной обстановке) в шаббат прикладывать лист тростника к ране нельзя, ибо он обладает лечебными свойствами, а в субботу лечиться запрещено, если, конечно же, болезнь или повреждение не угрожают жизни человека.
Но почему именно в Храме прикладывать лист тростника позволяется даже в субботу?
Дело в том, — говорит Талмуд, — что коэны отличались особой преданностью законам Торы, и Учителя, зная это, освободили их от некоторых запретов. Кроме того, накладывать повязки на раны коэнам во время служения, как уже было сказано, не разрешалось, потому что повязку можно было считать дополнительной деталью одежды, а коэны обязаны были носить только то, что предписывал им носить закон и не должны были надевать на себя ничего лишнего. А вот тростниковый лист к одежде не имеет никакого отношения. Поэтому его и разрешалось прикладывать к ране.
Дозволяется коэну накладывать на рану повязку, если повреждение — на открытом участке его тела (скажем, на лице или руках), — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — Если же рана — на том месте, которое прикрыто одеждами, накладывать повязку (под одеждой) запрещается.
И на открытой части тела повязка должна быть не больше 3‑х пальцев в длину и ширину, — уточняет Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Повязка меньшего размера дополнительной деталью одежды не считается.
Далее Талмуд анализирует следующее положение Мишны (текст см. в обзоре листа 16) — о мехусар кипурим (когда коэн очистился от состояния таме — духовной нечистоты, но не успел еще принести корбан — приношение в Храме, который ему полагалось принести в этой ситуации).
В поисках источника данного установления Талмуд приводит цитату из Торы, где говорится о роженице, которая, производя ребенка на свет, была в состоянии таме и должна пройти процедуру очищения. И сказано: «...И искупит за нее коэн (совершит за нее процедуру приношения), и будет чиста она» (Ваикра, гл. 12, ст. 8).
Очевидно, что Тора дает недвусмысленное указание: человек обретает состояние таѓор (духовной чистоты), только пройдя полный цикл очищения — не только окунувшись в микву (специальный бассейн для духовного очищения), но и принеся в Храм положенный в его состоянии корбан.
Талмуд сообщает: в Йом Кипур первосвященник пять раз погружается в воды источника (микву), а ноги и руки омывает водой из специального умывальника — десять раз; «рядовой» коэн погружается в микву и омывает руки и ноги лишь один раз — утром, перед началом служения в Храме. И если они не сделают этого, результаты их труда считаются некошерными...
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему, обсуждением которой заканчивался предыдущий лист (см. обзор листа 19). Речь идет об процедуре омовения рук и ног, которую обязан совершить коэн перед тем, как приступить к служению в Храме.
Важно отметить, что омовение рук и ног также, как погружение в воды миквы, предназначено не для физического, но — духовного очищения.
Эта процедура имеет свои законы, несоблюдение которых, может «нейтрализовать» деятельность коэна во время служения.
Из обзора предыдущего листа (см. обзор листа 19) нам известно, что коэн должен совершать процедуру омовения один раз в день. И если он сделал это утром или в первой половине дня, понятно, что этого «заряда чистоты» ему хватает до позднего вечера.
Талмуд, уточняя детали этого правила, выдвигает на обсуждение вопрос: должен ли коэн вторично омыть руки и ноги днем, если он совершил процедуру омовения ночью?
Если коэн совершил процедуру омовения ночью, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), — он, в случае, если продолжит служение в Храме, должен повторить омовение утром.
Если коэн омыл руки и ноги ночью и продолжил служение в Храме, ему не нужно повторять эту процедуру утром или днем, — говорит раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Можно ли пользоваться для омовения водой, которая осталась в умывальнике (специальный сосуд для омовения) с ночи? — спрашивает Талмуд.
Вода, оставшаяся в умывальнике с ночи, не годится для утреннего омовения, — говорит Раби.
Для омовения такая вода вполне пригодна, — говорит раби Элазар.
Внимательно проследив за развитием дискуссии понимаешь, что принципиальное значение здесь имеет не сам факт, осталась ли на ночь вода в специальном сосуде для омовения, но некий нюанс. Дело в том, что по правилам сосуд для омовения с оставшейся в нем водой на ночь опускали в углубление в земле — чтобы она «не потеряла связь» с грунтовыми, естественными водами. Так вот Раби подразумевает такую ситуацию, когда сосуд в землю не опустили и вода в нем, утратив естественность, «испортилась».
Талмуд отмечает, что коэн приступал к служению в Храме с раннего утра — еще затемно. На этом, начальном этапе служения ему полагалось собрать пепел с мизбеаха (условно — «жертвенник»), который оставался о приношений, сожженных накануне.
Если перед этим он совершил процедуру омовения, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — он не должен делать это еще раз утром или днем.
Чьи выводы легли в основу высказывания раби Йоханана — выводы Раби или раби Элазара? — спрашивает Талмуд.
На первый взгляд, этот вопрос кажется излишним. Ведь очевидно, казалось бы, что именно раби Элазар говорит, что, начав служение в Храме с ночи и омыв перед этим руки и ноги, коэн, продолжая выполнять свои обязанности, не должен повторять эту процедуру еще раз при свете дня.
Однако на самом деле все не так просто, как может представиться.
Раби Йоханан, глубоко и детально изучая проблему, выстраивает логическую цепочку на основе заключения Раби, — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Он исследует правило де‑рабанан (установление Учителей, в данном случае — в сторону «устрожения», ибо Тора не дает предписание совершать вторичное омовение утром) и приходит к выводу, от момента, когда пепел с мизбеаха собран, до утра остается слишком мало времени, чтобы совершать процедуру омовения вторично.
Закономерно возникает и другой вопрос: должен ли коэн совершать утреннее омовение, если омыв руки и ноги перед тем, как приступил к сбору пепла с мизбеаха, он, собрав пепел, ненадолго вышел из Храма, а потом вернулся к своим обязанностям?
Однозначного решения этой проблемы Талмуд не дает. Вопрос так и остается открытым...
Барух Шнайдер
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать детали процедуры омовения, которую положено совершать коэну перед началом служения в Храме (начало обсуждение темы см. в обзорах листов 19 и 20). Но теперь речь идет о других деталях процесса.
По правилам коэн перед служением должен омыть руки и ноги водой, вытекающей из крана специального умывальника (сосуд для омовения на иврите называется — киор). В связи с этим Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: засчитывается ли коэну процедура омовения, если он, вопреки установленному порядку действий, просто опустит руки и ноги в наполненный водой киор?
Эту проблему разрешает прямое указание Торы в отрывке, где сказано: «И пусть Аарон и сыновья его омывают из него (из киора) руки свои и ноги свои...» (Шемот, гл. 30, ст. 20). Написано — «из него», а не — «в нем». И это со всей очевидностью означает, что омовение внутри киора — нарушение закона.
Рав Нахман бар Ицхак приходит к тому же выводу, исследуя проблему методом каль ва‑хомер (от простого — к сложному, по «формуле»: если в простом случае действует такое-то правило, то в аналогичном, но — усложненном, оно тем более действительно). Отправной точкой служит для рава Нахмана установление, согласно которому корбан (приношение в Храме) непригоден ни для сожжения на мизбеахе (условно — «жертвенник»), ни для еды, если коэн совершил процедуру, предварительно лишь погрузившись в воды, собравшиеся в пещере. Далее его логическая цепочка такова: если уж воды миквы (специальный бассейн для духовного очищения; естественным образом накопившаяся в пещере вода — как раз такая, какая нужна для миквы), а в них человек погружается целиком (с головой), не могут очистить человеческие помыслы до достаточного для приношений в Храме уровня, то погружение в рук и ног в киор — тем более не в состоянии сделать это.
Далее Талмуд возвращается к проблеме «сохранности» воды, которая осталась в киоре на ночь. И выдвигает вопрос: можно ли пользоваться для омовения водой, если киор не опускали на ночь в специальное углубление в земле (мы уже касались этой темы — см. обзор листа 20)?
Чтобы оставшаяся в киоре вода была и на следующий день пригодна для омовения, — говорит раби Хия бар Йосеф, — киор следует погрузить в землю до заката солнца.
Если киор с водой не погрузили в специально сделанное в земле углубление до заката солнца, пользоваться такой водой для омовения на следующий день запрещается, — поясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век). Сразу же после захода солнца эта вода становится некошерной. Также, как и в случае, если в момент заката киор опустили в углубление, а ночью, на какое-то время, извлекли из нее, а потом опустили снова.
Рав Хисда (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; 3‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Чтобы водой, оставшейся в киоре можно было пользоваться для омовения и на следующий день, — говорит он, — важно погрузить киор в углубление в земле до рассвета.
Чтобы оставшаяся в киоре вода и на следующий день не утратила свойств, необходимых для омовения рук и ног (эта процедура, напомним, служит для духовного очищения), нужно перед закатом опустить сосуд в землю и не поднимать его из этого углубления до утра, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — Но если уж киор в углубление вовремя не погрузили, оставшуюся в нем воду можно использовать для омовения перед осуществлением в Храме ночных работ. Важно помнить при этом, что с наступлением рассвета эта вода становится для омовения непригодной...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с омовением рук и ног, которое должны совершать коэны (служители в Храме) перед тем, как приступать к исполнению в Храме своих обязанностей (см. обзоры листов 19, 20, 21).
Напомним, что процедура такого омовения — неотъемлемая составная часть процесса духовного очищения. Поэтому каждая деталь процедуры очень важна.
Речь здесь идет о киоре (нечто, вроде умывальника; специальный сосуд, в который наливается вода для омовения).
Если в киор не вмещается вода в объеме, достаточном для омовения рук и ног четырех коэнов, его в Храме не используют, — говорит раби Йоси бар Ханина (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, вторая половина 3‑го века). Ибо сказано в Торе: «И будут омывать (руки и ноги) из него (киора) Моше и Аарон с сыновьями (в живых у Аарона осталось двое сыновей)» (Шемот, гл. 40, ст. 31).
Но в другой фразе говорится: «Из любого сосуда можно производить очищение, независимо от того, вмещает он четверть лога (мера объема, приблизительно равная 150 мл) или нет», — отмечает Талмуд.
Как понимать это «несоответствие»?
Во втором случае, — объясняет рав Ада бар Аха, — о киоре с отверстием, через которое этот киор соединяется с наполненной водой емкостью большого размера. Когда уровень воды в киоре опускается ниже отверстия, из дополнительной емкости в него поступает вода. В данной ситуации объем самого киора действительно не имеет значения.
Но тогда почему (в приведенной выше цитате) подчеркивается — «из него»? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: чтобы подчеркнуть, в процедуре омовения коэны должны использовать именно киор, а любые другие не храмовые (не посвященные Храму) сосуды для этого не годятся.
Для того, чтобы подкрепить существование этого правила дополнительным доказательством, Талмуд, пользуясь методом изучения Торы, называемым — каль ва‑хомер (от простого — к сложному, по «формуле»: если в простом случае действует такое-то правило, то в аналогичном, но — усложненном, оно тем более действительно), говорит о том, что омывать руки и ноги из коно (специальный плоский таз, который подставляют под киор) коэнам строго запрещается, несмотря на то, что этот «тазик» относят к категории храмовых сосудов и он, как и киор, сделан из меди — то есть из одного и того же материала. Значит, омывать руки и ноги из каких-то «посторонних» сосудов коэнам тем более нельзя.
Казалось бы, все в этом логическом построении — четко и правильно. Но Талмуд оно в результате не устраивает. Ведь тазик, который подставляют под киор — плоский, в него вмещается, по сравнению с киором, слишком малое количество воды. И тогда получается, что ситуации с коно и киором — не аналогичны. И значит, метод каль ва‑хомер в данном случае не применим.
Талмуд возвращается в приведенной выше цитате — «И будут омывать (руки и ноги) из него...» и изучает ее, используя иные принципы изучения Торы (напомним, что еврейский народ получил у горы Синай не только Тору — Письменную и Устную — но и определенный «инструментарий», позволяющий постигать заключенные в ней Истины на более глубоком уровне).
В результате тонкого и подробного исследования Талмуд приходит к выводу, что слова «из него» (то есть — из киора) призваны исключить все другие сосуды, которые Храму не посвящены и не могут использоваться в Храме для духовного очищения (в нашем случае — для омовения рук и ног).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с омовением рук и ног, которое должны совершать коэны (служители в Храме) перед тем, как приступать к исполнению в Храме своих обязанностей (см. обзоры листов 19, 20, 21, 22).
Здесь даются уточнения, касающиеся качества воды, которой должен наполняться киор (нечто, вроде умывальника; специальный сосуд, в который наливается вода для омовения). Но прежде, чем приступить к обсуждению возникающих в связи с этим проблем, напомним, что омовение ног и рук водой из киора необъемлемая часть процесса духовного очищения человека.
Вода, пригодная для наполнения миквы (специальный бассейн, наполненный природной, не «начерпанной» руками человека, водой; с головой окунаясь в такой бассейн, человек очищается духовно), — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — годится и для того, чтобы наполнить киор. Однако, если объем киора — минимальный (одна четвертая лога — единица объема, равная примерно 150 мл; по терминологии Талмуда — ревиит).
Как соотносится качество воды с ее количеством?
Отвечает Талмуд: если вода — не идеальна прозрачна, может случиться, что ею нельзя наполнять киор самого маленького размера.
Существуют ли определенные критерии качества воды, пригодной для омовения рук и ног?
Такой критерий и дает нам Реш Лакиш, — отмечает Талмуд.
Реш Лакиш сравнивает воду в киоре с водами миквы. А в трактате Микваот сказано: «Если вода — мутна, то ею можно наполнить даже ревиит, если ее пьет корова; но если корова отказывается ее пить, даже микву такой водой наполнять нельзя».
Все, что рождено в воде, — говорит рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век), — может присутствовать в водах миквы.
О чем же идет речь?
О глазах большой рыбы, — говорит рав Ицхак бар Авдими.
Имеется в виду, что микву можно устроить в глазнице огромной рыбы. И такая миква будет пригодна для духовного очищения.
Рав Папа (амора, великий Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века) видит в словах Реш Лакиша иную грань Истины.
Предприняв глубокое исследование слов Реш Лакиша, он приходит к выводу, что тот говорит, что к водам миквы могут примешиваться и другие жидкости и миква при этом будет пригодной для очищения.
Возьмем, к примеру, фруктовый сок. Если в микве было, скажем, 39 сеа (мера объема времен Талмуда) воды и в нее попала одна сеа сока, миква для духовного очищения уже не годится. Но если миква была наполнена 40 сеа воды, в нее попала одна сеа сока, а после этого одну сеа жидкости из бассейна удалили, в такой микве можно совершать процедуру духовного очищения.
Но на ревиит (для омовения рук и ног) те же правила не распространяются. Даже незначительное количество сока, попавшее в воду киора, делает всю воду непригодной для омовения...
На нашем листе Талмуд, завершая обсуждение Мишны (текст см. в обзоре листа 16), переходит к анализу еще не рассмотренных пока ее положений. Одно из них касается коэна, который совершал процедуру приношения в Храме на этапе кибул дам (когда кровь из туши предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальный храмовый сосуд) в состоянии таме (духовной нечистоты).
Как мы помним (см. обзор листа 16), в случае, если такое произошло, корбан (приношение в Храме) не пригоден ни для сожжения на мизбеахе (в приблизительном переводе на русский язык — «жертвенник») ни для еды.
Из каких источников коэн может получить туму (духовную нечистоту)? — спрашивает Талмуд.
В самом тексте Мишны для обозначения понятия коэна‑таме используется слово — онен, то есть — коэн, у которого умер близкий родственник, и он не успел его похоронить.
Речь в данном случае идет и о туме, которую коэн приобрел от прикосновения к мертвому телу одного из восьми перечисленных в Торе животных, — уточняют Учителя. — Этот «контакт» в случае, если коэн после него проводил процедуру приношения (в том числе — на этапе кибул дам), также делает корбан некошерным.
Коэн, получивший туму, прежде чем вновь приступить к исполнению своих обязанностей в Храме, должен пройти процедуру очищения. На третий день нечистоты его окропляют специальным очищающим составом (водой, в которую добавлен пепел рыжей, иногда ее называют «красной», коровы — подробнее об этом см. в обзоре листа 46 трактата Сота). Когда заканчивается седьмой день, коэн окунается в воды миквы (специальный бассейн для духовного очищения). Но и теперь, после миквы, процедура очищения все еще не завершена, и коэн еще не имеет права приступить к работе в Храме — пока не принес от себя полагающийся в таких случаях корбан. Это промежуточное состояние коэна (до принесения специального, «очистительного» корбана) в Талмуде называется мехусар кипурим (об этом см. в обзоре листа 17). И только тогда, когда все этапы процедуры очищения коэном пройдены, он вправе возобновить работу в Храме, и осуществленные им приношения (от частных лиц и общественные) будут кошерными.
Мишна, которую мы обсуждаем, стараясь предусмотреть все возможные случаи нарушений в процедуре осуществления приношений в Храме, не обходит вниманием и поведение коэна. В частности, отмечает, что корбан будет некошерным, если коэн, собирая кровь из туши предназначенного для приношения и зарезанного для этого животного в специальный храмовый сосуд (на этапе кибул дам), сидел или на чем-то стоял (см. текст Мишны — в обзоре листа 16).
С чем же связаны такие «строгости»?
Что касается положения коэна во время работы в Храме, на это дано прямое указание Торы, как написано: «...Ибо его избрал Всевышний из всех колен твоих, чтобы стоять для служения» (Дварим, гл. 18, ст. 5).
Но почему нельзя коэну, совершая процедуру, подниматься на какое-либо возвышение?
Это связано, — объясняет Талмуд, — со статусом самого пола в Храме. Пол здесь, как и храмовые сосуды, как все, что принадлежит Храму, обладает высочайшим уровнем концентрации духовности. Используя при осуществлении храмовых работ нечто, что не принадлежит Храму и отделяет его от храмового пола, коэн лишал себя необходимого в процессе служения «заряда» духовной энергии. Поэтому и результаты его труда в таком случае были некошерными.
Более того, при служении в Храме не одевали даже обувь — по территории Храма коэны ходили босиком.
Будет ли корбан считаться некошерным, если коэн, собирая кровь в сосуд, одной ногой стоял на храмовом полу, а другой — на какой-то подставке? — спрашивает Талмуд.
Тщательно исследовав связанные с этим обстоятельства, Учителя приходят к выводу: если при осуществлении этапа кибул дам центр тяжести тела коэна перенесен на ногу, которой он стоит на полу, корбан остается кошерным; если же именно подставка служит ему основной опорой — корбан не пригоден ни для сожжения на мизбеахе, ни для еды.
Ханох Лернер
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать детали процедуры принесения корбана (приношения в Храме) на этапе кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения в Храме и зарезанного животного собирают в специальные храмовые сосуды; об этапах реализации процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13), приводит новую Мишну.
В ней, в частности, сказано:
Если в момент, когда коэн совершал процедуру приношения на этапе кибул дам, кровь пролилась на пол и он собрал ее в (специальный храмовый) сосуд, приношение будет непригодным (ни для сожжения ни для еды)...
Приступая к исследованию этого положения, Талмуд сообщает, что оно рассматривается на примере приношения быка.
В Торе об этом этапе (кибул дам) процедуры приношения быка говорится: «И возьмет коэн помазанный (то есть — первосвященник) из крови быка... и всю его кровь прольет» (Ваикра, гл. 4, ст. 5, 7). То есть это означает, что кровь в сосуд должна попасть непосредственно из туши животного, минуя какие-либо промежуточные «инстанции».
Чтобы выделить обстоятельства, которые могут возникать при проведении этого этапа процедуры приношения, Талмуд дает уточнения. Отмечает, скажем, что кровь в храмовый сосуд собирается из шеи быка. То есть она должна вытекать из того самого места, куда втыкается нож, когда животное режут (это строго обусловлено правилами шехиты — когда животное режут безболезненным, описанным в Торе способом).
Нож, когда этап шехиты завершен, — говорит Шмуэль (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век), — необходимо поднять в надрезе вверх — чтобы кровь в сосуд стекала свободной струей и ни в коем случае — не по лезвию ножа (как указывается в приведенной выше цитате из Торы). Иначе получится, что кровь животного собрана не по правилам и корбан (приношение в Храме) будет некошерным.
Из процитированного отрывка также следует, что кровь из туши зарезанного быка должна вытечь вся, без остатка.
Далее Талмуд рассматривает случаи, когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного с этой целью животного может пролиться на пол. В основном такое бывало, когда коэн не успевал подставить сосуд под струю. Однако нельзя исключить и другую ситуацию: допустим, в дне храмового сосуда образовалась трещина или дно его вообще отвалилось, рассыпавшись на осколки.
Отличаются ли друг от друга эти случаи в смысле ѓалахи (еврейский практический закон)? В тексте Талмуда этот вопрос задает раби Аси — раби Йоханану (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Чтобы ответить на него, Талмуд детально изучает обстоятельства, пользуясь методом сравнительного анализа.
Положим, неприятность с сосудом произошла в начале осуществления этапа кибул дам. Можно ли собрать часть крови, подставив под поврежденное дно другой храмовый сосуд, или же треснувший сосуд будет считаться той самой, «лишней инстанцией»?
Для сравнения берется ситуация с водой, пригодной для смешивания с пеплом рыжей коровы (эта смесь использовалась для очищения коэна от духовной нечистоты — подробнее об этом см. в обзоре листа 46 трактата Сота).
Известно, что вода для такой очистительной смеси бралась из специального резервуара, и если она попадала, к примеру, в бочку, то сразу же становилась непригодной для смешивания с пеплом рыжей коровы. Причем, особый статус теряла не только та вода, которая скапливалась в бочке, но и та, что лилась струей между стенами емкости.
Переходя к рассматриваемому случаю со сбором крови, Талмуд говорит, что и здесь следует считать, что струя крови, даже не касаясь стенок, все же побывала в поврежденном сосуде, и если ее собрать в другой сосуд, для дальнейшего этапа процедуры приношения — окропление кровью жертвенника (на иврите — зерика), она все равно уже не годится.
Проводит Талмуд и другую параллель, сравнивая процесс сбора крови из туши предназначенного для приношения и зарезанного с этой целью животного — с процессом наполнения миквы (специальный бассейн для духовного очищения). И отмечает: здесь также считается, что вода, которая текла в бассейн через какой-либо предмет (скажем, лист или человек подставил под струю руку), для духовного очищения не годится.
Суммируя все сказанное, можно понять, что рассматриваемый на нашем листе закон призван не допустить проникновения в собранную в сосуд кровь — тумы (духовной нечистоты), которая может в нее попасть, если струя вынуждена преодолеть какое-либо препятствие. И если по этому поводу возникает хоть малейшее сомнение, вся процедура приношения считается некошерной.
Если при шехите человек повредил ухо быка, — подчеркивает Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), — а после этого коэн собрал кровь быка в храмовый сосуд, процедура приношения будет не действительной.
На нашем листе Талмуд продолжает детализировать ситуации, которые могут возникать при осуществлении процедуры приношения на этапе кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного с этой целью животного собирают в храмовый сосуд), и дополняет систему законов, регламентирующих эту сферу деятельности коэнов в Храме.
В первую очередь, Талмуд обсуждает здесь строгую последовательность процедуры и подчеркивает, что этап кибул дам должен начаться непосредственно после шехиты (когда животное режут безболезненным способом, по установленным Торой правилам).
Нельзя приступать к разделыванию туши животного, пока его кровь не собрана в храмовые сосуды, — говорит раби Элиэзер (великий тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Ибо на этом этапе (как и при отделении для приношения) важна «цельность» животного.
Напомним, что для приношения в Храм годился не любой скот. Отделенная особь должна была отвечать ряду требований. Скажем здесь лишь об одном из них, действительном для всех видов приношений — отсутствие физических дефектов.
Это требование, как мы видим из текста нашего листа, имеет принципиальное значение и после шехиты — на этапе кибул дам. Поэтому до того, как кровь будет собрана в сосуды, разрезать тушу животного на части нельзя. Как сказано в Торе: «...И взял кровь из быка» (Ваикра, гл. 4, ст. 5). И если это правило нарушено — кровь собрана после того, как от туши отрезана какая-либо часть, вся процедура приношения не действительна.
Далее Талмуд отмечает, что вся процедура приношения должна производиться на территории Храма. Даже в том случае, когда, скажем, задние ноги животного при шехите (а также — на этапе кибул дам) находились за ее пределами, все приношение — некошерно.
Попутно мы узнаем, что первые этапы обязательных приношений (к примеру, тех, которые полагалось приносить за проступок) проводились в северной части храмового двора.
Учителя подчеркивают, что и коэн, осуществляя процедуру приношения на этапе кибул дам, должен находится на территории Храма. И даже если поднялся ветер и волосы коэна, развеваясь, оказались вне храмового двора, это делает приношение непригодным.
На этом обсуждение этапа кибул дам заканчивается, и Талмуд приступает к выяснению законов проведения этапа зерика (окропления кровью мизбеаха — в условном переводе «жертвенник»).
На нашем листе приводится текст Мишны.
Приношение будет не действительным в следующих случаях:
— если коэн окропил кровью подиум (небольшое сооружение, по которой коэны поднимались к функциональной части мизбеаха);
— если окропил кровью нижнюю часть мизбеаха, а по правилам данного приношения полагалось окропить верхнюю и наоборот...
Мясо приношения в таких случаях есть нельзя, — сказал Шмуэль (один из крупнейших Учителей Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Но Небесами оно принимается и искупает проступок хозяев корбана (приношения в Храме).
О том, с каких позиций Талмуд осуществляет дальнейшее обсуждение Мишны, мы узнаем в следующем обзоре...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать текст Мишны, приведенной на предыдущем листе (см. обзор листа 26) — законы, регламентирующие проведение процедуры приношения в Храм на этапе зерика (окропление кровью мизбеаха — в условном переводе «жертвенник»).
Приступая к анализу второго положения Мишны, Талмуд, прежде всего, дает уточнения. В частности, объясняет, что в случае, если коэн (служитель в Храме) окропил кровью предназначенного для приношения животного верхнюю часть мизбеаха, а согласно процедуре приношения данного вида, полагалось окропить — нижнюю или — наоборот, но сделал это вовремя, мясо корбана (приношения в Храме) остается кошерным (то есть пригодным для еды). Однако при условии, что это мясо собирались съесть в том месте, в котором его должны были есть по правилам этого, конкретного приношения. Если же в своих помыслах (направленность мыслительных процессов в период проведения процедуры приношения имеет принципиальное значение — см. об этом в обзоре листа 3) коэн предполагал, что это мясо будет съедено в каком-то ином месте, корбан становится некошерным и есть его нельзя. Но коэна, допустившего такую ошибку, не наказывают.
Следует отметить, что каждая категория приношения (о принципах классификации приношений см. Введение к трактату Зевахим), а также каждый этап проведения процедуры приношения (об этапах см. обзоры листов 2 и 13), включая трапезу — когда мясо корбана, по правилам проведения процедуры приношения, не сжигается целиком и должно быть съедено — имеет свои временные границы, нарушение которых считается серьезным проступком.
Поэтому, анализируя положение Мишны, Талмуд отмечает, что в случае, если коэн в помыслах нарушает установленный временной регламент проведения трапезы (в тексте Талмуда такое нарушение называется пигуль), корбан становится некошерным, а коэн подлежит наказанию. Как сказано в Торе: «Если будет съедено мясо его шеламим (приношение, символизирующее благодарность Творцу) на третий день, будет оно пигуль» (Ваикра, гл. 7, ст. 18).
Если коэн решил отложить проведение этапа зерика (окропление кровью мизбеаха) на следующий день и не сделал это сразу, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — корбан будет непригодным ни для сожжения ни для еды.
Далее Талмуд переходит к обсуждению вопроса, достигается ли при допущенных ошибках цель приношения — принимается ли корбан Небесами, то есть искупает ли данное приношение проступок (совершившего тешуву — раскаявшегося и вернувшегося к Творцу) хозяина животного, выделенного им для искупления вины. И сообщает, что это зависит от обстоятельств, точнее — от намерений коэна, его размышлений по поводу дальнейшего осуществления процедуры приношения в Храме.
Если коэн перепутал и окропил кровью предназначенного для приношения животного, скажем, не нижнюю часть мизбеаха, как полагалось, а — верхнюю, — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — и проводил процедуру, не «строя планы» по поводу следующих этапов приношения, корбан искупает провинность хозяина принесенного в Храм животного. Но в случае, если он имел в тот момент намерение съесть мясо позднее положенного времени, корбан Небом не принимается.
Получается, что решающее значение на этапе зерика имеют помыслы коэна, а сам факт окропления не той части мизбеаха в каком-то смысле — «вторичен». В связи с этим Талмуд выдвигает на обсуждение гипотезу: возможно, Мишна подразумевает, что допустивший такую ошибку коэн должен «переделать работу» и окропить кровью мизбеах вторично, на сей раз — правильно.
Всесторонне исследовав это предположение, Учителя приходят к выводу, что в таком случае кровь предназначенного для приношения животного надо было бы собрать со стенок мизбеаха, а это, как мы узнали из содержания одного из предыдущих листов (см. обзор листа 25), делать запрещается.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, регламентирующие проведение процедуры приношения в Храм на этапе зерика (окропление кровью мизбеаха — в условном переводе «жертвенник»; об этапах реализации процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13). На этот раз — концентрируясь на пространственном и временном аспектах.
В Мишне читаем:
Если (человек) резал предназначенное для приношения животное с намерением совершить зерику за пределами Храма, за пределами Храма есть его мясо и даже кожу с хвоста (или курдюка), приношение будет непригодным (ни для сожжения ни для еды), однако наказание за это не полагается.
Если (совершающий процедуру приношения человек) намеревался перенести зерику на следующий день, на следующий день есть мясо и даже кожу с хвоста (или курдюка) животного, приношение будет непригодным и человек (который собирался так поступить) подлежит наказанию.
Приступая к анализу Мишны, Талмуд конкретизирует ее содержание.
Речь здесь идет и о запрете употреблять в пищу те части предназначенного для приношения животного, которые по правилам проведения процедуры приношения подлежат воскурению, — уточняет Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века). — На это указывают, в частности, слова о коже с хвоста, которую полагалось воскуривать (сжигать на мизбеахе). И в случае, если человек, осуществляя процедуру приношения имел намерение употребить эту кожу в еду, корбан (приношение в Храме) будет непригодным для использования.
Приношение становится непригодным, — делает обобщение раби Элиэзер (выдающийся тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — если человек, осуществляя шехиту (когда животное режут безболезненным, предусмотренным законами Торы способом), мысленно предназначает для еды те части туши животного, которые положено воскуривать и — наоборот.
Это — дополнительные, вытекающие из текста Мишны правила, — говорит рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век). — Однако основу ее составляют пространственный и временной аспекты. И каждое слово в ней — на своем месте в общем логическом ряду.
Суть проблемы в том, что по правилам процедуры приношения в Храме разных животных и, соответственно — приношений разных категорий, одни и те же части туши животного могут в одном случае подлежать воскурению, в другом — их едят.
Кожу с хвоста козленка, согласно процедуре большинства приношений — съедают, — говорит рав Хисда (ученик рава Ѓуны; один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век). — Исключение составляет приношение ола (всесожжения; символизирует тотальную близость с Творцом), когда туша животного сжигается полностью.
В этой ситуации сохраняется цельность Мишны, и «побочные сюжетные линии» могут быть выявлены только путем глубокого исследования.
На чем основывается вывод, что нарушение временных границ всего процесса приношения в Храме приводит к наказанию? — спрашивает Талмуд.
И находит источник этого положения Мишны в Торе, где сказано: «Если съедено будет от него (корбана) на третий день, корбан не будет желанен Всевышнему... Всякий, кто поступил так, понесет за это ответственность...И истребится душа его из народа...» (Ваикра, гл. 19, ст. 7‑8).
В этой цитате, подчеркивается именно временной фактор. Отсюда Учителя заключают, что того, кто провел один из этапов процедуры приношения в неположенном месте — не наказывают.
Итак, мы выяснили, что территориальные и временные нарушения установленных рамок проведения процедуры приношения в Храме делают корбан непригодным для сожжения и еды. Закономерно возникает вопрос: но, может быть, такое приношение все же принимается Небесами и искупает проступок владельца принесенного в Храм животного?
Нет, проступок не искупается, — отвечает Талмуд. — Человеку придется взять для приношения в Храм другое животное, и коэны должны будут совершить всю процедуру заново. Ибо в том же, приведенном выше фрагменте Торы есть прямое указание — «...корбан не будет желанен Всевышнему».
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, связанные с нарушением установленных для процедуры временных и пространственных границ (начало см. — в обзоре листа 28).
Талмуд приводит цитату из Торы, в которой сказано — «Если на третий день будет съедено мясо его приношения-шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу), не удостоится корбан (приношение в Храм) благоволения Небес и не будет засчитана владельцу (предназначенного для приношения животного), а само приношение будет непригодным (ни для сожжения ни для еды)» (Ваикра, гл. 7, ст. 18). И начинает исследовать ее, вникая в детали и подробности.
Слово «третий» содержит более глубокий смысл, чем может показаться, на первый взгляд, — говорит рав Папа (великий Учитель Талмуда пятого поколения; Вавилон, 5‑й век).
Здесь подчеркивается, — уточняет Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — что три вида намерений делает корбан непригодным для использования: когда человек, осуществляя процедуру приношения собирается вне Храма провести этап зерика (окропление кровью мизбеаха; в условном переводе — «жертвенник»), съесть мясо корбана или воскурить внутренности животного.
Речь в этом фрагменте Торы идет лишь о намерении или — о свершившемся факте? — спрашивает раби Элиэзер (выдающийся тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Если — о свершившемся факте, то получается, что корбан, пройдя процедуру приношения, был кошерным, а непригодным для использования стал — ретроспективно, после того, как его съели на третий день после завершения процедуры.
Суть этого установления — в самом нарушении временных границ, обуславливающих проведение всей процедуры приношения в Храме, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). — Ретроспективное изменение статуса не противоречит закону и довольно часто встречается в жизненной практике. Взять, к примеру, проблемы, связанные с духовной нечистотой зава (человек, из плоти которого сочится кровь или лимфатическая жидкость). Допустим, неприятные явления прекратились, человек окунулся в микву (специальный бассейн для духовного очищения) и стал таѓор (духовно чистым). Теперь он ведет себя, не опасаясь передать туму (духовную нечистоту) окружающим его вещам. Но вот в течение дня он увидел, что его болезнь вернулась. И это означает, что все предметы, которых он касался в этот день ретроспективно становятся таме (то есть — духовно нечистыми).
Учителя обращают внимание на употребление в цитате притяжательного местоимения — «его». И анализируют связанные с этим аспекты.
Это местоимение выделяет описанную в данном фрагменте ситуацию среди других, подобных, — говорит Бен Азай. — И мы понимаем, что именно в этом случае, когда коэн (служитель в Храме), совершая процедуру приношения, в мыслях неверно сформулировал свои намерения относительно временного регламента проведения завершающих процедуру действий, приношение владельцу предназначенного для приношения животного — не засчитывается.
В результате обстоятельного и углубленного обсуждения, в ходе которого Учителя рассматривают буквально каждое слово в приведенном выше отрывке Торы, Талмуд подводит итог: корбан (приношение в Храме) не становится непригодным для использования — постфактум, это происходит во время процедуры осуществления приношения, в момент, когда коэн, совершающий эту процедуру, допускает ошибку в намерениях.
При этом подчеркивается, что достаточно и одной ошибки в помыслах (мысленного нарушения временных или пространственных границ), чтобы корбан стал непригодным для сожжения и для еды и не был принят Небесами.
Талмуд сообщает, что за мысленное изменение установленного временного регламента нарушителя наказывали ударами плетью (как, собственно, и в других случаях, когда провинность не была связана с реализованными действиями).
На нашем листе Талмуд углубляется в анализ проблем, связанных с намерениями, возникающими на разных этапах проведения процедуры приношения в Храме (о том, на чем следует сосредотачиваться во время процедуры приношения см. в обзоре листа 3).
В предыдущих обзорах (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 28 и 29) мы уже говорили, что ошибочное, выходящее за рамки установленного регламента побуждение в мыслях человека, совершающего процедуру приношения, может так навредить, что корбан (приношение в Храме) в результате станет непригодным для какого бы то ни было использования, а владельцу предназначенного для приношения животного, чтобы искупить, допустим, какую-то вину, придется приводить в Храм другое животное.
Однако из содержания этого листа мы узнаем, что неправильные намерения не всегда влечет за собой столь нежелательный результат.
Если на каком-то этапе осуществления процедуры приношения человек собирался съесть мясо корбана не в том месте, где полагается, и пропустив установленное для этого время, — говорит Учитель Талмуда по имени Ильфа (первое поколение Учителей, 3‑й век), — два неправильных намерения как будто бы нейтрализуют друг друга, а в результате корбан остается пригодным и для сожжения и для еды.
Иную грань Истины усматривает в этом вопросе раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). В решении этой проблемы он проводит аналогию с мыслительными процессами, которые проходят в момент определения, для какой категории приношения предназначается конкретное животное. Здесь, — отмечает он — если человек решил, что приношение будет ола (когда в знак тотального слияния с Творцом животное сжигают полностью) и шеламим (символизирующее благодарность Творцу), оно в результате будет — ола, то есть будет отнесено к категории, о которой он подумал сначала (о целенаправленности помыслов, определяющих, к какому виду относится то или иное приношение — см. в обзорах листов 4 и 5). Так и в нашем случае: если человек сначала подумал, что съест мясо корбана в неположенном месте, а потом — о времени, в которое это мясо уже нельзя есть, будет считаться, что он нарушил территориальный регламент. Со всеми вытекающими отсюда последствиями (см. обзор листа 28).
Если во время шехиты (когда животное режут безболезненным, описанным в Торе способом) мысли о неположенном месте и пропущенном времени проведения трапезы по завершении процедуры приношения приходят в голову человека сразу, — уточняет раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — они могут нейтрализовать друг друга. Но если между одним и другим неправильными намерениями проходит время, и человек успевает отказаться от одного из них, в силу вступает первое намерение и корбан становится некошерным.
Имеет ли значение количество мяса предназначенного для приношения животного, которое человек собирался съесть в неположенном месте и в запрещенное время? — спрашивает Талмуд. — Быть может, если он планировал съесть кусочек, величиной с маслину, это в любом случае не повлияет на кошерность корбана?
И отвечает: даже в том случае, если он на начальном этапе проведения процедуры приношения заранее предполагал съесть в неположенном месте и в нарушение временного регламента совсем крошечный кусочек корбана (величиной с маслину), законы о неправильных намерениях все равно действуют. Точно также, как если бы он собирался, нарушая установленные правила, устроить полноценную трапезу. То есть, если мысли об этом пришли к нему одновременно, корбан остается кошерным; если сначала подумал о нарушении временного регламента, а потом — пространственного, корбан становится непригодным ни для сожжения, ни для еды, а человека, «испортившего» приношение незаконными помыслами — наказывают. Если человек сначала подумал, что съест крошечный кусочек корбана, скажем, за пределами Храма, а потом решит, что сделает это на третий день после завершения процедуры, все приношения будет непригодным для какого бы то ни было использования, но наказанию такой человек не подвергается (см. текст Мишны приведенный в обзоре листа 28).
На нашем листе Талмуд углубляется в тему, которая рассматривается на предыдущих листах (см. обзоры листов 28, 29 и 30). Речь идет о результатах ошибочных, выходящих за рамки установленного территориального и временного регламента побуждениях в мыслях человека, совершающего процедуру приношения в Храме. Точнее — о влиянии на приношение намерений человека, если он на начальных этапах осуществления процедуры подумал о том, что будет есть корбан (в приношение в Храме) в неположенном месте и в то время, когда мясо предназначенного для приношения животного (по окончанию процедуры) есть уже нельзя.
Стараясь предусмотреть все возможные виды нарушений, Учителя вникают в казалось бы, незначительные детали и подробности, рассматривают самые разнообразные, порой даже — гипотетические варианты ситуаций, которые в реальности практически не встречаются, но их обсуждение дает ключ к решению вполне насущных в данном контексте проблем.
На предыдущем листе (см. обзор листа 28) вопрос ставился так: останется ли корбан пригодным для сожжения и еды, если человек собирался в неположенном месте и не вовремя съесть кусок мясо, величиной с маслину.
Здесь, на нашем листе, проблема формулируется иначе: будет ли корбан пригоден для использования, если человек на начальных этапах процедуры приношения собирался съесть половину маленького кусочка мяса (величиной с маслину), скажем, за пределами Храма, а вторую его часть — на территории Храма, но — с опозданием (относительно установленного регламента)?
Проанализировав ситуацию Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век) приходит к выводу: несмотря на то, что размер в полмаслины столь мал, что, казалось бы, не должен менять статус приношения, корбан и в этом случае будет непригодным для использования, ибо, так или иначе, человек имел намерение, в нарушение установленных правил, съесть кусок мяса в целом — величиной с маслину. А об этом недвусмысленно сказано на предыдущем листе (см. обзор листа 28).
На чем основано исследование Рава? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: за исходное в своей логической цепочке он берет утверждение, что в случае, если какую-либо обладающую тумой (духовная нечистота) первой степени еду — в объеме одного яйца смешают с едой (в том же количестве), обладающей меньшей степенью духовной нечистоты, вся смесь приобретет первую (наивысшую) степень нечистоты. Если же смесь поделить пополам, будет считаться, что каждая из половин имеет вторую степень тумы. Если обе половины такой еды (вместе или по отдельности) попадут в труму (в данном случае — продукцию из выделенной в пользу коэнов — служителей в Храме — части урожая; по еврейскому закону это полагалось делать каждому земледельцу), трума станет нечистой, а значит, и непригодной для употребления в пищу.
Не вникая в детали проведения аналогий с рассматриваемыми в нашем контексте обстоятельствами, скажем лишь, что обе половины куска, согласно точке зрения Равы, в результате как бы объединяются в одно целое.
Иная грань Истины открывается раву Ѓамнуне (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 3‑й век). Согласно его позиции, наслаивающиеся друг на друга намерения не имеют четких «очертаний» (тем более — когда речь идет о ничтожно малых количествах мяса), «нейтрализуются», и корбан остается пригодным и для сожжения и для еды. Изучив (так же, как это сделал Рава) возможность провести аналогию с получившей туму пищей в объеме яйца, он приходит к выводу, что ситуации имеют принципиальные различия. В частности, отмечает, что у того, кто занимался процедурой приношения, изначально не было намерения, нарушая правила, съесть кусок мяса предназначенного для приношения животного в размере целой маслины. В его помыслах фигурирует количество, соответствующее лишь половине маслины. В случае с тумой речь все же идет об объеме целого яйца.
Если человек на начальных этапах осуществления процедуры приношения подумал о том, что мясо корбана не будет съедено вовремя и его отдадут собакам, — говорит раби Янай (великий Учитель Талмуда, 3‑й век), — корбан будет некошерным.
Это одно из проявлений идеи, что помыслы человека могут управлять судьбами других людей. В данном случае из содержания этого листа, как, впрочем и — предыдущих, мы узнаем, что от помыслов коэна во многом зависит, получит владелец принесенного в Храм животного прощение Небес или — не получит...
Моше Гойхберг
Мы приступаем к знакомству с третьей главой трактата Зевахим.
В текстах предыдущих глав трактата упоминалось, что только на этапе шехиты (когда предназначенное для приношения в Храме животное режут предусмотренным законами Торы, безболезненным способом) активное участие в осуществлении процедуры приношения может принимать человек, в принципе не имеющий право быть служителем Храма; на всех других этапах процедуры (об этом см. в обзорах листов 2 и 13) все действия должны совершать только коэны (служители в Храме). И если какое-то из них произведено не коэном, корбан (приношение в Храме) становится пигуль (непригодным ни для сожжения ни для еды).
Как не раз было сказано в наших обзорах, тексты Талмуда составлены по принципу, условно говоря — «концентрических окружностей». Талмуд, как правило, вновь и вновь возвращается к тем же темам, всякий раз — на более глубоком уровне рассматривая те же установления, выявляя в них все новые и новые детали и нюансы. Наглядный пример этому — наша, третья глава трактата Зевахим: до этого обсудив все этапы процедуры приношения, Талмуд опять приводит «сюжет» к началу работы над приношением и разбирает, теперь уже — с незатронутыми ранее подробностями, процесс шехиты.
В тексте первой Мишны третьей главы читаем:
В отличие от других этапов процедуры приношения в Храм (кибул дам, олаха и зерика — объяснение терминов см. в обзоре листа 2), шехиту могут совершать и зарим (буквально — чужие; в данном случае — те, кто не имеет права быть служителем в Храме). В том числе — женщины, рабы и даже люди получившие туму (духовную нечистоту), если (конечно же) сами они источниками тумы не являются...
Приступая к анализу Мишны, Талмуд выдвигает в центр внимания фигуру зара — именно он становится на данный момент главным персонажем рассматриваемого действия. Учитывая факт, что по правилам проведения процедуры приношения в Храме, производить любые действия после завершения шехиты зару запрещается, Учителя (от обратного) уточняют, что будет, если зар проявит инициативу и все-таки сделает то, что делать ему не положено. И говорят, в частности, о том, что в случае, если зар, к примеру, собрал кровь в храмовый сосуд (взял на себя этап кибул дам), корбан не становится непригодным для использования (пигуль) — даже если в его мыслях при этом возникли неправильные намерения (о том, какие мысли должны возникать у человека, совершающего процедуру приношения — см. в обзоре листа 3). Если, конечно же, в животном еще осталась кровь и у коэна есть возможность собрать ее заново. Иными словами, самовольные «противозаконные» действия зара просто не принимаются в расчет.
Так же — и на этапе олахи (перенесения сосуда с кровью к мизбеаху, то есть, условно говоря — «жертвеннику»). Если зар взял в руки сосуд с кровью животного, собранной коэном, он просто должен вернуть этот сосуд коэну. Никакого влияния на статус корбана при этом зар не оказывает.
Далее Талмуд обсуждает отмеченную в Мишне ситуацию, когда зар, совершающий шехиту — в состоянии таме (духовной нечистоты).
Казалось бы, такого не может быть в принципе. Ведь известно, что человеку, получившему туму, нельзя входить на территорию Храма до тех пор, пока он окончательно не очистится и не станет таѓор (духовно чистым). Известно и другое: шехиту предназначенному для приношения в Храме животному полагается делать только на территории храмового двора.
Как же разрешается это противоречие?
Учителя обсуждают значение понятия — «войти в Храм». И дают заключение, что в случае, если человек стоит за пределами территории Храма и лишь руку вытянет так, что она окажется над землей храмового двора, будет считаться, что он пересек границы Храма.
Это заключение как будто бы и вовсе вычеркивает человека-таме из списка людей, которые могут делать шехиту животному, предназначенному для приношения в Храме.
Но зачем же тогда Мишна включает в свое перечисление и таких людей?
Дело в том, — объясняет Талмуд, что Мишне в данном случае важно подчеркнуть: если, допустим, у человека-таме был при себе длинный нож и ему удалось все же, стоя за пределами Храма (предназначенное для приношения животное при этом находилось на храмовой территории), совершить шехиту, не коснувшись туши животного (то есть — не передав ему туму), постфактум считается, что корбан пригоден для проведения остальных этапов процедуры приношения.
Однако, поскольку сохранить кошерность корбана в таких обстоятельствах чрезвычайно трудно, Учителя вынесли постановление, запрещающее человеку, получившему туму, совершать шехиту животному, предназначенному для приношения в Храме.
И хотя изначально зару-таѓор разрешается реализовывать этот, начальный этап процедуры приношения — ибо в Торе об этом сказано: «И будет зарезан бык ... и принесут коэны, сыновья Аарона [его] кровь и окропят ею мизбеах» (Ваикра, гл. 1, ст. 5) — Талмуд подчеркивает, что ситуация, когда животное режет способный служить в Храме коэн всегда предпочтительнее...
На нашем листе Талмуд фокусирует внимание на некоторых особенностях процедуры приношения на этапе шехиты (когда предназначенное для приношения в Храме животное режут предусмотренным законами Торы, безболезненным способом).
Речь идет, в частности, об обязательном в процессе шехиты возложении рук на голову животного (на иврите это действие называется — смиха).
В Мишне, фрагмент которой мы привели в обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 32), говорилось, помимо прочего, о том, что в случае, если шехиту, первый из четырех этапов процедуры приношения в Храме (подробнее о этапах — см. в обзорах листов 2 и 13), произвели, люди в состоянии таме (духовной нечистоты), корбан (приношение в Храме) остается кошерным и пригоден для осуществления других этапов, а также — для сожжения и еды.
Однако, как отмечалось в предыдущем обзоре, это касается лишь таких ситуаций, когда процесс на начальном этапе «вышел из-под контроля» и это обнаружилось постфактум. По установленным нашими Учителями правилам, делать это не следует, ибо существует вполне оправданное опасение, что такой человек случайно коснется туши зарезанного им животного, передаст корбану (приношению в Храме) духовную нечистоту и мясо животного станет некошерным.
В отличие от шехиты, хозяин животного вправе возложить руки на его голову только в состоянии таѓор (духовной чистоты). Ведь в Торе об этом сказано, что смиху совершают, возлагая руки на голову животного — «перед Всевышним», то есть — находясь во внутреннем дворе Храма (азара), куда люди в состоянии таме входить не имели права.
Но ведь и о шхите жертвенного животного сказано: «... и зарежет быка перед Всевышним». Почему же по поводу шхиты Учителя не делают вывод, что по закону Торы этот этап должен осуществлять только таѓор?
В случае со шхитой, которая тоже должна быть совершена «перед Всевышним», то есть в — азара, существует возможность (как мы говорили в обзоре предыдущего листа — см. обзор листа 32), зарезать животное, не входя в азара, стоя снаружи — при помощи длинного ножа. Но возложить руки на голову животного, не входя в азара — не реально.
Далее Талмуд переходит к обсуждению вопроса, какую ответственность несет человек, который, будучи в состоянии таме (духовной нечистоты), намеренно коснулся туши зарезанного животного, передав мясу корбана духовную нечистоту, то есть — сделав корбан не пригодным для дальнейшего проведения процедуры приношения.
Этот человек от наказания свободен, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Его следует приговорить к определенному количеству ударов плетью, — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век). — Также, как за всякое нарушение законов Торы. Ибо в Торе есть закон, запрещающий человеку-таме касаться мяса корбанот Как сказано: «Ни к какой святыне да ни притронется (человек, получивший туму)» (Ваикра, гл.12, ст. 4).
Но почему же тогда раби Йоханан, открывая иную грань Истины, оставляет приведенную выше цитату из Торы без внимания?
Дело в том, — объясняет Талмуд, — что вступившие в дискуссию Учителя, детально анализируя эту цитату, по-разному прочитывают значение слова кодеш (святыня). В отличие от Реш Лакиша, раби Йоханан говорит, что в данном фрагменте Торы речь идет о труме (части урожая, которую каждый земледелец Эрец Исраэль должен отделить в пользу коэнов) — труму коэны могут есть лишь в состоянии таѓор.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждение проблем, возникающих в случае, когда человек в состоянии таме (духовной нечистоты) касался туши предназначенного для приношения и зарезанного животного или — ел мясо корбана (приношения в Храме).
Дискуссия по этим вопросам, как и на предыдущем листе (см. обзор листа 33), ведется между раби Йохананом (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) и Реш Лакишем (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век).
Рассматривается ситуация, при которой человек-таме ел мясо корбана еще до того, как была совершена зерика, то есть — до того, как кровью этого животного окропили мизбеах (в условном переводе — «жертвенник»), а значит, к тому же, имело место еще и нарушение порядка проведения процедуры приношения.
В этом случае получивший туму (духовную нечистоту) человек прямо нарушает запрет Торы, — говорит Реш Лакиш. — А за умышленное пренебрежение таким запретом, полагается наказание (удары плетью).
В Торе конкретно не сказано, что человеку в состоянии таме запрещается есть мясо корбана еще до этапа зерики, — говорит раби Йоханан. — Следовательно, тот, кто сделал это, свободен от наказания.
Также, как на предыдущем листе, Реш Лакиш приводит в доказательство своей точки зрения ту же цитату из Торы — «...И ни к какой святыне не притронется (человек, получивший туму)» (Ваикра, гл.12, ст. 4). Детально исследуя ее, он выделяет слова — «ни к какой святыне» и делает вывод, что они призваны подчеркнуть, что запрет распространяется, на весь период свершения процедуры приношения, на всех ее этапах — не только после этапа зерики, но и перед этим.
Раби Йоханан, усматривая в этой проблеме иную грань Истины, берет за основу предостережение Торы: «А каждый, кто будет есть мясо приношения Всевышнему, будучи таме (духовно нечистым), истребится из среды народа своего». Он отмечает, что этой фразе предшествуют такие слова: «...всякий, кто чист (таѓор), может есть мясо (приношения)»(Ваикра, гл.7, ст. 22, 21).
Тщательно проанализировав фрагмент, раби Йоханан дает заключение: запрет есть мясо корбана в состоянии таме вступает в силу лишь с того момента, когда его разрешено есть человеку в состоянии таѓор (то есть — этот момент наступает явно после проведения этапа зерики).
Талмуд «разворачивает» данную ситуацию и рассматривает ее под другим углом зрения.
Предметом дискуссии, завязавшейся между раби Йохананом и Реш Лакишем, стал случай, когда человек, сам будучи в состоянии таме, ел кошерное мясо приношения, — отмечает Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), анализируя эту дискуссию. — Но если бы они обсуждали ситуацию, когда человек в состоянии таѓор ел мясо, получившее туму на начальных этапах процедуры приношения, тут и раби Йоханан сказал бы, что такой человек заслужил наказание. Ведь в Торе об этом говорится: «Нельзя есть мясо, получившее туму» (Ваикра, гл.7, ст. 19).
Из этой фразы следует, что даже дрова, на которых жарится мясо, могут, как и само это мясо, стать таме (духовно нечистым), — подчеркивает Абайе. — И отмечает, что мясо приношения может стать духовно нечистым (а значит, запрещенным для еды) на любом этапе, в том числе — до совершения зерики.
Но ведь тогда к этой ситуации не имеет отношения фрагмент Торы — «Если кто-нибудь станет есть мясо приношения Всевышнему, будучи таме, его душа будет отсечена от народа его» (Ваикра, гл.7, ст. 20), — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — И это означает, что человек в этом случае свободен от наказания.
Какую ответственность перед законом несет человек, который решил предложить в качестве приношения в Храм нечистое (то есть — некошерное) животное? — спрашивает Талмуд.
Непосредственного запрета на это в Торе нет, — говорит Реш Лакиш. — Однако сказано: «И принесет из рогатого скота, крупного и мелкого» (Ваикра, гл.1, ст.2). То есть существует определенное предписание — приносить в Храм лишь кошерных животных. Поэтому тот, кто собирается использовать для приношения, допустим, верблюда или лошадь (некошерные животные), действием нарушает предписывающую заповедь Торы — заповедь, которую условно назовем — «делай так». А если — нарушает, то, соответственно, заслуживает и наказание (удары плетью).
И все же нарушение предписывающей заповеди нельзя считать большим преступлением, чем прямое нарушение запрета Торы, — возражает раби Йоханан. — Человек, который по ошибке собирался привести в Храм некошерное животное, от наказания свободен...
Продолжая рассматривать законы свершения процедуры приношения в Храме, Талмуд на нашем листе углубляется в анализ проблем, возникающих, когда человек, реализующий предусмотренные этой процедурой действия, имеет намерения, противоречащие правилам осуществления приношения в Храме. Допустим, собирается есть мясо корбана (приношения в Храме) в неположенном месте или думает о том, что съест его после установленного регламентом времени (о значении мыслительных процессов в период реализации процедуры приношения и об их общей направленности — см. обзор листа 3).
Из обзоров листов предыдущей главы нам известно, что ошибки в помыслах совершающего процедуру приношения коэна (служителя в Храме) могут привести к тому, что корбан станет непригодным ни для сожжения ни для еды и не искупит проступок хозяина предназначенного для приношения животного (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 28 и 29).
Мишна нашего листа рассматривает случаи, когда территориальные и временные ошибки в намерениях коэна не портят корбан, и он остается пригодным для дальнейшего использования. В частности в ней сказано:
В случае, если человек совершал шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) с намерением есть вне установленного временного регламента или в неположенном месте части туши животного, которые у данного вида приношения есть вообще не следует (например, хелев — животный жир, который Тора запрещает употреблять в пищу, а у корбана он подлежит сожжению на мизбеахе — в условном переводе «жертвенник»), или — сжечь на мизбеахе те органы этого животного, которые сожжению не подлежат (например, мясо), приношение остается пригодным для (дальнейшего) использования.
Почему это так? Ведь намерения были неверными, да еще — с «отягчающими» обстоятельствами (человек собирался есть некошерный жир и т. п.).
В данном случае, — объясняет Талмуд, — речь идет не о поведении совершающего процедуру приношения человека и не о его духовном уровне, но — о самом приношении, а его (в рамках проведения процедуры по правилам) подобные неверные помыслы не затрагивают.
Иную грань Истины в этом вопросе открывает раби Элиезер (великий тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). Корбан и этом случае, — говорит он, становится пигуль, то есть — непригодным для использования. Ибо принципиальное значение имеет именно ошибочность намерений того, кто совершает процедуру приношения.
В Мишне нашего листа дается и решение обсуждаемой в предыдущей главе проблемы, касающейся количественного аспекта неверных намерений (см. обзоры листов 30 и 31). На вопрос, какое количество мяса, которое человек на начальных этапах реализации процедуры приношения собирался есть в неположенном месте и в неположенное время, может считаться столь малым, что намерение на статус корбана не повлияет, Мишна отвечает:
Если человек (допустим, во время шехиты) думал о том, что не там, где следует, и пропустив отведенное для трапезы время, съест маленький, менее кезайта (размером с маслину средней величины) кусочек мяса корбана, приношение останется кошерным...
Более того, в Мишне подчеркивается, что в случае, когда совершающий приношение зарезал животное, намереваясь при этом съесть пол кезайта мяса, а вторую половину кезайта мяса этого приношения — сжечь на мизбеахе, хотя мыслями своими он и «охватил» целый кезайт мяса, однако, поскольку половина кезайта предназначалась для еды, а половина — для сожжения, они не рассматриваются как целое, и приношение все равно остается кошерным.
Сказано в ней и том, что в случае, если при шехите человек намеревался в неверном месте или вне предписанного времени использовать в пищу части туши животного (допустим, его шкуру, остатки мяса, снятые вместе со шкурой, кости, жилы, рога или копыта), приношение не становится пигуль и остается кошерным, ибо все это мясом, предназначенным для трапезы по завершению процедуры приношения не считается.
Рассматривает Мишна и обратную ситуацию, когда по какой-то другой причине мясо корбана стало для еды непригодным, но некто ел не относящиеся к понятию «мясо корбана» части туши животного. В этом случае, — говорит Мишна, — закон Торы нарушается. Не нарушает законы Торы и тот, кто использовал для еды эти, непригодные для трапезы в Храме части туши в состоянии таме (духовной нечистоты)...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать особые случаи, когда от неверного намерения человека, совершающего процедуру приношения, корбан (приношение в Храме) не становится непригодным для сожжения и еды.
В Мишне этого листа сказано:
Если человек, совершая шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), имел намерение не окроплять его кровью мизбеах (в условном переводе — «жертвенник») или — не сжигать подлежащие сожжению на мизбеахе части туши (например, внутренний жир) или собирался вынести их (подлежащие сожжению на мизбеахе части туши) за пределы храмового двора (азары), корбан становится некошерным и не пригодным для приношения, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Точно так же как в случае, когда он имел намерение есть мясо жертвенного животного или сжигать части его туши, подлежащие сожжению, вне предписанного Торой места или позднее установленного законами времени.
Иную грань Истины в этом вопросе открывают другие Учителя. И в Мишне от их имени сказано:
Намерение не совершать зерику (окропление мизбеаха кровью предназначенного для приношения животного) или — не сжигать жир не превращает корбан в пигуль (приношение, непригодное ни для сожжения ни для еды) и принципиально отличается от намерения сделать это в неположенном месте или в неположенное время.
Корбан не становится некошерным и остается пригодным для сожжения и еды, — продолжает Мишна, — и в следующих случаях: когда человек, совершая шехиту, собирался окропить кровью зарезанного животного кевеш (подъем к мизбеаху) или мизбеах — в его верхней части, тогда как для данного вида приношения необходимо окропить нижнюю его часть или наоборот; или — окропить кровью животного наружный жертвенник, тогда как для данного вида приношения следовало окропить внутренний жертвенник или — наоборот.
Приношение остается кошерным даже в том случае, когда человек, совершая шехиту, думал о том, что другие этапы процедуры будут производить люди, которым делать это не положено; или держал в голове мысль, что участвовать в трапезе (по завершению всех четырех этапов) будут получившие туму (духовную нечистоту), необрезанные (арелим); или, в случае приношения пасхального ягненка — корбан Песах, полагал, что мясо его будут есть, сломав кость или — в недожаренном (полусыром) виде (по законам Торы делать это нельзя)...
Подводя итоги, Талмуд констатирует, что, с позиции оценки мыслительных процессов, которые возникают у совершающего шехиту человека по поводу остальных этапов приношения, корбан может стать непригодным для сожжения и еды только в том случае, когда он имел при этом намерение совершить зерику, съесть мясо корбана или сжечь подлежащий сожжению внутренний жир предназначенного для приношения животного — в неположенном (не соответствующем предписаниям Торы) месте или позднее заповеданного Торой времени.
Но почему же раби Иегуда говорит, что намерение не окроплять кровью мизбеах и не сжигать на нем подлежащие сожжению части туши предназначенного для приношения животного делает корбан непригодным для дальнейшего использования? — спрашивает Талмуд. — На чем основано его решение?
В процессе анализа позиции раби Иегуды Талмуд приводит две цитаты из Торы: «Не оставляй от него до утра» (Шемот, гл.12, ст.10) и «Да не отложит от него до утра» (Ваикра, гл.7, ст.15). Быть может, именно эти слова положили основу его точке зрения?
Детально изучив эти фрагменты и сопоставив их с выводом раби Иегуды, Талмуд обнаруживает, что написанное в Торе лишь дало толчок его глубокому логическому построению. Об этом, — подчеркивает Талмуд, — свидетельствует и его, обращенное к другим Учителям высказывание: «Ведь вы согласны с тем, что в случае, если части приношения не были использованы позднее установленного Торой срока, это делает приношение некошерным.... Значит, и имевшее место во время шехиты намерение оставить их, не использовав, тоже должно сделать приношение непригодным ни для сожжения, ни для еды».
На этом мы заканчиваем знакомство с третьей главой трактата Зевахим и переходим — к следующей...
Александр Капер
Наш лист открывает четвертую главу трактата Зевахим, в которой Талмуд переходит к более углубленному анализу законов этапа (о этапах — см. в обзорах листов 2 и 13) проведения процедуры приношения в Храме, носящего название — зерика (когда кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного окропляют мизбеах — в условном переводе «жертвенник»).
Из предыдущих текстов трактата мы знаем, что это — принципиально важный этап, ибо именно он искупает провинности хозяев предназначенных для приношения животных.
Первая Мишна новой главы, как это нередко бывает в Талмуде, представлена в дискуссионной форме. В ней обсуждается вопрос, сколько раз (минимально) необходимо окропить кровью корбана (приношение в Храме) мизбеах (в условном переводе — «жертвенник»), чтобы приношение было принято Небом и искупило провинность владельца предназначенного для приношения животного. Речь идет, подчеркнем, о тех категориях приношений, по правилам которых кровью животного окропляют внешний, расположенный на территории храмового двора, мизбеах.
Если окропил мизбеах всего один раз, хотя по правилам и следовало сделать это дважды, окропляя два противоположных угла мизбеаха — так, чтобы кровь растеклась по всем четырем его сторонам, этого все равно достаточно для того, чтобы приношение искупило (провинность хозяина животного), — говорят сторонники школы Шамая (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). — Исключение составляет лишь приношение хатат (символизирующее раскаяние, искреннее желание исправить ошибку). Правила проведения процедуры осуществления этой категории приношений выдвигают жесткое требование — на этапе зерика мизбех должен быть окроплен дважды.
Приношение хатат — не исключение, — говорят приверженцы школы Ѓилеля (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век). — В процессе осуществления этого приношения мизбеах окропляют два раза, но если окропили один раз, этого тоже будет достаточно. Поэтому в тех случаях, когда мизбеах окропили дважды, а во время второго окропления коэн (служитель в Храме) имел намерение съесть мясо корбана позднее установленного для этого времени, все равно можно считать, что основная функция приношения (искупление проступков) выполнена.
В ситуации, когда в момент первого окропления коэн замышлял съесть мясо корбана позднее установленного времени, — продолжает Мишна, — а во время второго — помышлял о трапезе вне территории Храма, корбан становится непригодным для дальнейшего использования, а коэна совершавшего эту зерику, наказывают.
Далее Мишна рассматривает порядок проведения окропления внутреннего мизбеаха (установленного во внутренних помещениях Храма). И мы читаем:
Если кровью животного, предназначенного для такого вида приношения, процедура проведения которого требует окропления внутреннего мизбеаха, необходимо сделать это столько раз, сколько предписано законом. Если совершающий процедуру на этапе зерики коэн окропил мизбеах хотя бы на один раз меньше положенного, считается, что приношение не достигло цели (провинность хозяина животного не искупается). Поэтому в случае, если во время одного (любого по счету) окропления коэн, формально соблюдая все установленные для этого этапа правила, замыслил съесть мясо корбана позднее предусмотренного законами приношения времени, приношение становится непригодным ни для сожжения ни для еды. Но от наказания этот коэн освобождается.
Перед тем, как приступить к анализу текста Мишны, Талмуд вносит необходимые уточнения. Процедура осуществления некоторых видов приношений (это, например, относится к корбану‑песах), — сообщает раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — предусматривает не окропление кровью мизбеаха, но — иных действий, когда кровь предназначенного для приношения животного выливают перед мизбеахом. И в любом случае — если кровь выливают перед мизбеахом, окропление не требуется, и — наоборот.
Почему это так важно?
Талмуд объясняет, что такое различие в проведении процедуры приношения обуславливает правила чтения брахот (благословений) перед едой во время трапезы, на которой подается мясо приношений. И дает конкретный пример. На пасхальной трапезе в Храме, во время которой корбан‑песах (в процессе осуществления которого кровь выливается перед мизбеахом) принято съедать вместе с мясом приношения шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу; процедура реализации этого приношения предусматривает окропление мизбеаха кровью животного). И если человек перед тем, как начать есть мясо корбан‑песах, сказал на него браху, эта браха на мясо приношения шеламим не распространяется. То же — и в обратной ситуации. Произнеся браху на мясо корбана‑шеламим, на мясо корбана‑песах браху читают отдельно.
Далее Талмуд выясняет источник высказывания Мишны, что процедура приношения хатат требует окропить мизбеах кровью животного именно два раза. В Торе говорится об этом без указания общего количества, но объект окропления описывается существительным во множественном числе. Речь идет о — краях мизбеаха. Минимального количество множества можно обозначить цифрой «два». Отсюда и вывод Мишны.
Но почему же тогда представители школы Ѓилеля говорят, что и одного раза достаточно?
Их точка зрения основана на Устной традиции и на подробном морфологическом разборе слова «края» (в оригинале на языке иврит, разумеется). Этот разбор дает им возможность, в отличие от сторонников школы Шамая, увидеть иную грань Истины, выраженную в том, что это слово, в том написании, которое в данном случае использует Тора, указывает на единственное число объекта окропления...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание Мишны, приведенной на предыдущем листе.
Напомню, что в Мишне, кроме прочего, было сказано: даже если коэн окропил мизбеах (в условном переводе — «жертвенник») кровью предназначенного для приношения хатат (символизирующего искреннее желание исправить ошибку) и зарезанного животного — всего один раз (а положено — четыре раза), корбан (приношение в Храме) не утрачивает кошерность и искупает провинность хозяина животного (см. обзор листа 37).
Талмуд исследует это установление, рассматривая его под различными углами зрения и в разных обстоятельствах.
Известно, например, что правила реализации этапа зерики (когда кровью приносимого в Храме животного окропляют мизбеах) точны и строго соотносятся с каждым конкретным видом приношения. Скажем, для правильного проведения процедур приношений ола (которое сжигается полностью и символизирует максимальную степень слияния с Творцом) и шеламим (которое символизирует хорошее настроение и благодарность Всевышнему) производят окропление нижней части мизбеаха, тогда как приношение хатат предусматривает окропление его верхней части. При этом зерика приношения хатат совершается на внутреннем мизбеахе (расположенном во внутренних помещениях Храма), кровью большинства других корбанот окропляют внешний мизбеах, установленных в храмовом дворе.
Талмуд выдвигает вопрос: получит ли хозяин животного искупление проступка, если коэн (служитель в Храме), осуществляя процедуру корбана‑хатат, на этапе зерики (окропления кровью) частью крови окропит верхнюю часть мизбеаха, а остальную кровь использует, чтобы окропить его нижнюю часть? Или, допустим, вместо верхней его части (как положено по правилам) кровью животного — окропит нижнюю часть мизбеаха. Реализуется ли тогда предназначение приношения?
Кровь предназначенного для приношения животного должна попасть на верхние выступающие края мизбеаха, — говорит рав Ада бар Ицхак. — если же коэн прольет кровь на нижнюю часть, проступок останется не прощенным.
Но ведь может такое случиться, что коэн, окропляя верхний край мизбеаха, случайно прольет кровь на его нижнюю часть, — уточняет ситуацию Талмуд. — Что будет тогда?
И объясняет: случайное, ненамеренное нарушение правила в данном случае не делает корбан‑хатат некошерным и не препятствует реализации той задачи, которую призвано решить приношение этого вида.
Талмуд переходит к анализу приведенной в Мишне дискуссии между школами Ѓилеля и Шамая (выдающиеся Учителя Мишны, 1‑й век), касающейся корбана‑хатат (см. обзор листа 37). Вернувшись к предыдущему обзору, мы увидим, что приверженцы позиции, которой придерживалась школа Шамая, говорили, что для приношения хатат необходимо окропить мизбеах дважды, во всяком случае — не меньше. Это в процессе осуществления процедуры приношений других видов позволительно без последствий сделать это всего один раз. Отсюда следует вывод, что корбан может стать непригодным для дальнейшего использования только в том случае, если в период этих двух, минимально необходимых окроплений коэн впустит в свои мысли неверные, неподобающие намерения.
Неужели сторонники школы Шамая, вопреки обыкновению, неожиданно сворачивают на путь «облегченного» понимания правил? — спрашивает Талмуд. — Ведь обычно от них исходят лишь «устрожения». Здесь, вероятно, все не так просто, как кажется.
Углубив свое исследование, Талмуд обнаруживает, что в позиции последователей школы Шамая есть весьма существенное «затруднение». Если коэн, — говорят они, — осуществляя процедуру приношения хатат, окропит мизбеах кровью предназначенного для этого животного лишь один раз, мясо корбана станет непригодным для еды, то есть — некошерным.
Поддерживая точку зрения приверженцев школы Ѓилеля (приношение-хатат останется пригодным для использования, даже если окропление мизбеаха кровью животного производить лишь один раз), раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) подразделяет окропления на «обязательные» и «дополнительные» и уточняет: три дополнительные окропления в процессе осуществления приношения хатат, в отличие от — обязательного, нельзя производить по ночам и ни в коем случае — за пределами территории Храма.
Не коэн не имеет права совершать «необязательные» окропления, — подчеркивает Талмуд, уточняя перечень правил. — Они, такие окропления, также, как и обязательные, должны производится только из храмовых сосудов.
И еще: если хозяин животного после первого окропления умер, разрешается произвести дальнейшие, «необязательные» окропления. Ибо проступок, который он хотел искупить, уже искуплен, и процедура осуществления приношения в Храме требует полного завершения...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать содержание Мишны этой главы (см. обзор листа 37). Речь идет о правилах реализации процедуры на этапе зерики (когда кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного окропляют мизбеах — в условном переводе: «жертвенник»).
Кровь, оставшаяся после окропления, — говорит раби Нехемия, — требует столь же осторожного и бережного отношения, как и та часть крови, которая используется во время зерики. Ее нельзя выносить за пределы территории Храма.
Талмуд сообщает, что остатки крови выливались у основания мизбеаха. А та, что стала негодной для окропления, ибо по каким-то причинам сам корбан (приношение в Храме) утратил пригодность для дальнейшего использования — в сточную канаву.
Талмуд возвращается к тому, о чем говорилось на предыдущем листе — о минимальном количестве окроплений мизбеаха (см. обзор листа 38), и подчеркивает, что понятие «обязательных» и «необязательных» окроплений применимо лишь в тех ситуациях, когда правила проведения процедуры предусматривает зерику на внешнем мизбеахе (расположенном в храмовом дворе). Если по правилам того или иного приношения зерику производят на внутреннем мизбеахе (во внутреннем помещении Храма), все четыре окропления — обязательны.
Талмуд, уточняя правила, отмечает, что обычно внутренний мизбеах окропляется, в частности, кровью быка (или козла), предназначенного для приношения, которое осуществляется коэном (служителем в Храме), «официально утвержденным» (помазанным) на должность первосвященника — от имени общины, ненамеренно, по ошибке нарушившей заповедь Торы (например, если люди общины, не понимая, что делают, служили идолам). А также — когда от имени народа Израиля первосвященник (коэн гадоль) совершает процедуру ежегодного приношения быка и козла в Йом Кипур.
В этих случаях, если мизбеах окроплен, скажем, лишь три (не четыре — как полагается) раза, считается, что приношение в Храме не реализовало задачу, которую оно призвано выполнить, то есть — провинность хозяев животного (будь то частное лицо или — община) не искупается.
Из содержания нашего листа мы узнаем и о том, что в праздничные дни и дни новомесячья (на иврите — рош ходеш) от имени всей общины Израиля в Храм приносили козла. Этот вид приношения должен был искупить серьезное нарушение закона Торы, запрещающего входить на территорию Храма в состоянии таме (духовной нечистоты). Речь в данном случае идет о людях, которые, не знали, что получили туму (духовную нечистоту) и вошли в Храм или ели в этом состоянии (не ведая, что не чисты) мясо корбана. Да так никогда и не узнали о том, что стали нарушителями.
В ситуации, когда Санѓедрин (Верховный Суд) по ошибке выносил какое-либо постановление, а вся община действовала согласно его указаниям, и ошибка в результате обнаружилась, в Храм от имени всей общины приносили быка (кровью этого быка тоже окропляли внутренний мизбеах).
Функции таких приношений считались выполненными (вина за проступки искупалась), даже если при шехите (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) старейшины общины не возложили руки на голову животного (эта процедура на иврите называется — смиха). Или — если оставшуюся после окропления кровь животного не вылили у основания мизбеаха.
Получаем мы информацию и о том, что в некоторых случаях процедура приношения требовала семикратного окропления занавеса, отделявшего специальное помещение Храма, которое называется Кодеш Кодашим (Святая Святых). И каждое из этих окроплений относится к разряду обязательных.
Какие виды приношений предусматривали эту процедуру?
Речь идет о приношении рыжей (в некоторых текстах ее называют «красной») коровы, пепел которой в смеси с водой использовался для очищения от тумы (духовной нечистоты) самой высокой степени.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с окроплением внутреннего мизбеаха (в приблизительном переводе — «жертвенник») кровью предназначенного для приношения животного.
На предыдущем листе мы уже говорили о том, приношения какого вида требовали окроплений на внутреннем мизбеахе (см. обзор листа 39). Теперь Талмуд обсуждает другую проблему — сколько окроплений внутреннего мизбеаха должны производить первосвященники (только они проводили процедуру приношения в Йом Кипур, в рош ходеш — новомесячье и т. п., а это означает, что лишь коэну гадоль полагалось окроплять внутренний мизбеах кровью предназначенного для приношения животного).
Талмуд предпринимает поиск источников, дающих по этому по поводу конкретные указания. И приводит, в частности, высказывание раби Шимона (бар Йохая — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век)
В Торе, в книге Ваикра (гл. 4), дважды написано: «...и окропят края мизбеаха», — говорит раби Шимон. — Сначала — в стихе 7, потом — в стихе 18. В обоих случаях слово «края» употреблено во множественном числе. Поскольку минимальное множество выражено числом «2». В целом получается, что на внутреннем мизбеахе производили четырехкратное окропление.
Талмуд подчеркивает, что порядок проведения процедуры приношения в Храме быка в Йом Кипур — это хук, то есть — закон, (в отличие от мишпатим — логически объяснимых законов) не имеющий объяснений, доступных человеческому разуму.
Попутно сообщаются некоторые подробности этой процедуры. Говорится, к примеру, что в течение дня праздника Йом Кипур коэн гадоль (первосвященник) переодевался пять раз. Для этого дня у него были две смены одежд: одна смена — белая, другая — золотая. Для работ, которые ему полагалось производить в Кодеш Кодашим (Святая Святых), в том числе — окропление внутреннего мизбеаха кровью корбана (приношение в Храме), годились только белые одежды. И если порядок действий в Кодеш Кодашим нарушался (скажем, первосвященник не окропил кровью предназначенного для приношения животного одну из сторон внутреннего мизбеаха, иначе говоря, произвел не четырехкратное, как предписано, окропление, а лишь — троекратное), приношение не засчитывалось, то есть его основная, искупительная функция не реализовывалась.
Однако, если, при том, что все процедуры в Кодеш Кодашим были проведены по всем правилам, допускались какие-либо нарушения в порядке реализации других действий, которые коэн гадоль совершал тоже в белых одеждах, но — не в Кодеш Кодашим (например, окропление кровью корбана внешней стороны отделявшего Святая Святых занавеса, воскурение кторет на золотом мизбеахе и т. п.), приношение считалось пригодным для дальнейшего использования и искупало провинности общины Израиля.
Из текста нашего листа мы узнаем, как совершалось окропление. Коэн гадоль окунал палец в храмовый сосуд с кровью корбана и «стряхивал» ее на края мизбеаха.
Может ли осуществлять эту процедуру первосвященник, если на пальце у него — мозоль? — спрашивает Талмуд.
Это не помешает ему проводить окропление, — говорит рав Папа (великий амора, Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века). — Ведь в Торе по этому поводу написано: «И окунет коэн палец свой в кровь» (Ваикра, гл. 4, ст. 6). И ни о каких противопоказаниях не сказано. В отличие, к примеру, от текста, где даются правила пользования миквой (специальный бассейн для духовного очищения). Там вводится понятие хацица, когда какое-то образование на теле человека препятствует его прямому контакту с водами миквы.
Далее Талмуд уточняет, что крови в храмовом сосуде изначально должно быть достаточно для того, чтобы окропить мизбеах со всех четырех сторон. Если, совершив первое (или, скажем, второе) окропление, коэн обнаруживает, что крови не хватает, добавить уже нельзя. Это будет нарушением правил. Не дозволяется также собирать кровь пальцем со стенок храмового сосуда...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с особыми приношениями, когда кровью предназначенного для таких случаев животного окропляют внутренний мизбеах (в приблизительном переводе — «жертвенник»).
Из содержания этого листа мы узнаем, что бык, которого в Йом Кипур приводили в Храм, чтобы он стал общественным приношением (от всей общины Израиля), искупал вину тех людей, которые по неведению, будучи таме (в состоянии духовной нечистоты) вошли в Храм и/или, пребывая в этом состоянии, ели мясо корбана (приношение в Храме). Во время проведения процедуры осуществления этого приношения, — подчеркивает Талмуд, — действуют те же законы, которые регламентируют собственное приношение коэна гадоль (первосвященника), который совершает его в случае, если он по ошибке нарушил какую-либо заповедь Торы.
Талмуд подчеркивает: процедура приношения козла в Храме в Йом Кипур осуществляется по тем же правилам, что и приношение быков в этот день. И отличается лишь своей направленностью — приношение козла в этот день искупает общину Израиля за невольное нарушение запрета на идолопоклонство.
Далее подробно обсуждаются детали процедуры таких приношений и особенности правил, которые характерны именно для приношений в Йом Кипур, которые совершаются от имени первосвященника.
Почему Тора обстоятельно описывает порядок таких приношений от имени коэна гадоль, но о приношениях в Йом Кипур от имени всей общины Израиля как будто бы умалчивает? — спрашивает Талмуд.
И отвечает метафорой, излагая историю о том, как некий царь разгневался на одного из своих приближенных, но не ославил его публично и даже не упоминал при людях о его проступке. Почему, спрашивается? Да потому что он любил этого человека и не хотел причинить ему вред.
Так и с еврейским народом. Всевышний в своей Торе как бы не вдается в нюансы приношений от общины Израиля, потому что любит избранный им народ — несмотря на его ошибки и прегрешения.
Далее Талмуд приводит дискуссию Учителей, развернувшуюся по поводу окроплений внутреннего мизбеаха. Предмет обсуждения — что будет с приношением (останется ли оно кошерным и пригодным для последующего использования), если во время одного из окроплений мысли коэна (точнее — его намерения) устремились в неверном направлении.
Из предыдущих обзоров (см. на сайте, к примеру, обзор листа 39) мы знаем , что внутренний мизбеах полагается окропить кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного четыре раза. При этом, в отличие от правил окропления внешнего мизбеаха, которые предусматривают «обязательные» и «дополнительные» окропления (см. обзоры листов 37 и 38), в процедуре приношения, которое требует окропления внутреннего мизбеаха, все четыре — обязательны.
Эта обязательность всех четырех окроплений внутреннего мизбеаха обуславливает и более строгий подход к проблеме намерений коэна, которые рождаются у него в процессе проведения отдельных «элементов» этапа зерики (окропления; об этапах процедуры приношения см. обзоры листов 2 и 13).
Тщательно проанализировав проблему, Талмуд делает общий вывод: если в момент хотя бы одного из окроплений внутреннего мизбеаха у коэна возникла «идея» есть мясо корбана (приношение в Храме) позднее установленного правилами проведения этой процедуры срока, приношение будет непригодным для дальнейшего использования.
Если одно из окроплений внутреннего мизбеаха сопровождалось намерением съесть корбан после установленного законом времени, а остальные три — намерением съесть его за пределами Храма (что законом также запрещено), — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — приношение остается кошерным, но для завершения процедуры приношения оно уже не годится.
Если коэн во время одного из окроплений внутреннего мизбеаха подумал о том, что отложит воскурение благовоний (которое проводилось после окропления) на следующий день, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — все приношение «испорчено» и будет непригодным ни для сожжения, ни для еды, а коэна за это наказывают.
Если во время одного из окроплений внутреннего мизбеаха коэн ошибочно думал о приношении другого вида (не того, ради которого изначально предназначалось приносимое в Храм животное), — подчеркивает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века), — приношение будет непригодным для использования только в том случае, если изначально оно было хатат (символизирующее раскаяние, искреннее желание исправить допущенную ошибку).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с особыми приношениями, когда кровью предназначенного для таких случаев животного окропляют внутренний мизбеах (в приблизительном переводе — «жертвенник»). Речь, как и на предыдущем листе (см. обзор листа 41) идет о пригодности приношения в случаях, если коэн (служитель в Храме) во время одного из четырех необходимых окроплений имел неправильные намерения.
Как обычно, стараясь предусмотреть возможные «повороты событий», Талмуд рассматривает самые разные варианты ситуаций. Здесь, в частности, разбирается случай, когда коэн во время одного из окроплений думал о том, что корбан (приношение в Храме) будет съеден позднее установленного регламентом проведения процедуры данного приношения времени, но — остальные окропления произвел, сосредоточившись на том, чтобы мясо корбана было съедено вовремя. Вопрос формулируется так: останется ли приношение при таких обстоятельствах кошерным и пригодным для дальнейшего использования?
Чтобы ответить на него, Талмуд исследует проблему методом сравнительного анализа, возвращаясь к «пройденному» — к тому, как обстоит дело при окроплении внешнего мизбеаха (который расположен в храмовом дворе). И отмечает, что при таком проведении этапа зерики (окропления) корбан становится непригодным для использования, если коэн подумал о нарушении временного регламента трапезы (когда едят мясо корбана) в момент первого окропления (о порядке окроплений внешнего мизбеаха см. обзоры листов 37 и 38).
Но процедура осуществления особых приношений (допустим, в Йом Кипур) отличается порядком проведения этапа зерики. И прежде всего — количественными «показателями». Если на этапе зерики обычного приношения обязательным считается одно окропление, то особое приношение требует (с учетом окропления занавеса, отделяющего Кодеш Кодашим — Святая Святых и т. д.) гораздо большего количества окроплений. К примеру, кровью быка и козла в Йом Кипур окропляли занавес и внутренний мизбеах в общей сложности сорок три раза. Приношение быка, которое коэн гадоль (первосвященник) совершал от своего имени требовало одиннадцати окроплений. Столько же окроплений полагалось производить при проведении процедуры приношения от всей общины Израиля, которое искупало ошибки в исполнении заповедей Торы.
Однако сам акт искупления происходит во время окропления четырех сторон внутреннего мизбеаха. Это в процедуре осуществления особых приношений — центральная часть этапа зерики, в которой принципиальное значение приобретает каждое действие. Следовательно, совершив с неправильным намерением первое окропление, коэн гадоль «испортил» корбан, и «исправление» помыслов в моменты последующих окроплений не сделают его пригодным для дальнейшего использования.
Из содержания нашего листа мы узнаем о порядке проведения этапа зерики при осуществлении приношений в Йом Кипур.
Первосвященник, — рассказывает Талмуд, — входил в Кодеш Кодашим и кровью быка окроплял Ковчег Завета. Один раз — сверху и семь раз — снизу. Потом то же самое он делал с кровью козла. Следующая процедура — окропление занавеса кровью быка, потом — козла: один раз — сверху, семь раз — в нижней части. Затем кровь быка и козла смешивалась и производилось окропление краев внутреннего (золотого) мизбеаха: по одному разу — на каждую его сторону, всего — четыре раза. И в заключение этой смесью семь раз окроплялась нижняя часть мизбеаха.
Если в момент любого из окроплений краев мизбеаха, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — коэн гадоль думал о трапезе (когда едят мясо корбана) вне установленного правилами времени, приношение становится непригодным для дальнейшего использования, а первосвященника ждет наказание по приговору Небесного суда.
Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию. Допустим, человек должен совершить ряд определенных действий. На первом этапе реализации общего плана он имел какое-либо конкретное намерение, а потом, реализуя остальные действия, ни о чем не думал и конкретных намерений не имел. Спрашивается, распространяется ли его намерение при реализации первого действия на все остальные?
Исследуя тему, Талмуд приходит к выводу, что универсального ответа на этот вопрос не существует — все тут зависит от различных обстоятельств.
Если, положим, первым действием одной цепи мы будем считать первое окропление краев внутреннего мизбеаха, во время которого мысли коэна текли в неверном направлении, вопрос этот утрачивает смысл в принципе. Ибо корбан сразу же становится пигуль (непригодным для дальнейшего использования) и реализация последующих действий уже бессмысленна.
Но вот, к примеру, коэн гадоль, допустив в ошибку в помыслах, совершил первое окропление золотого мизбеаха, а потом по неосторожности пролил кровь животных. С момента, когда ему принесли кровь других животных (другого быка и другого козла) и он возобновил реализацию положенных действий, его первоначальное намерение как бы аннулируется, ибо это уже — другой корбан. Теперь, если он, продолжив работу, не будет отвлекаться на посторонние, нежелательные мысли, можно считать, что процедура приношения совершена по всем правилам и проступки хозяев предназначенного для приношения животного — искуплены...
Всесторонне рассматривая и детализируя тему, на нашем листе Талмуд фокусирует внимание на «видовом» аспекте проблем, связанных с влиянием на статус корбана (приношение в Храм) ошибочных намерений человека, совершающего процедуру приношения. Иными словами — выделяет категории приношений и этапы их реализации, на которые неправильные намерения воздействия не оказывают.
В Мишне этого листа сказано:
Закон, обуславливающий изменение статуса приношения (когда оно становится непригодным для дальнейшего использования), если коэн (служитель в Храме) на одном из этапов осуществления процедуры приношения (об этапах см. обзоры листов 2 и 13) имел ошибочные намерения, не распространяется:
— на процедуру воскурения благовоний и внутренностей животного;
— на хлебное приношение (на иврите — минха);
— на процедуру возлияния вина.
Не становится непригодным от неверных помыслов коэна — лог (определенная мера масла, которое служит приношением в Храм при завершения процесса духовного очищения прокаженного), — добавляет раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Впрочем, раби Меир (великий Учитель Мишны, коллега раби Шимона; 2‑й век) открывает в этом вопросе иную грань Истины. Лог — лишь часть приношения, — говорит он, — поэтому выходящее за рамки правил намерение коэна способно его «испортить».
Талмуд сообщает общее правило: закон, согласно которому приношение из-за неверно направленных помыслов меняет свой статус (может стать непригодным для использования), действителен в тех случаях, когда в процедуре совершения приношения есть фактор, определяющий его «разрешенность» для сожжения и еды.
Так, например, приношение ола (символизирующее тотальную близость с Творцом, когда мясо предназначенного для приношения животного сжигается полностью). Мясо приношения ола разрешается сжигать, если процедура окропления мизбеаха (в условном переводе — «жертвенник») кровью животного проведена по всем правилам.
То же — и с приношением хатат (символизирует полное раскаяние — тешуву и возвращение к Всевышнему). Если процедура зерики (этап, когда мизбеах окропляют кровью животного) прошла по правилам, мясо корбана (приношения в Храм) разрешается есть коэнам.
Если процедура приношения окропление внешнего мизбеаха (который находится в храмовом дворе) не предусматривает, закон, обуславливающий непригодность корбана, на приношение не распространяется.
Если щепотка муки (составная часть приношения минха) попала на мизбеах, — говорит Ула (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — она уже не может стать непригодной для использования.
Что он имеет в виду? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: в своем высказывании Ула подчеркивает, что даже в случае, если часть этой щепотки упала с мизбеаха на землю, ее можно поднять и вновь положить на мизбеах — на статус приношения это не повлияет.
Попутно Талмуд говорит о свойствах мизбеаха.
Если мясо приношения, в процессе реализации которого коэн (на каком-то этапе) имел намерение, идущее вразрез с правилами проведения всей процедуры приношения в Храме, все же попало на мизбеах, — говорит раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — запрет на его дальнейшее использование снимается.
В определенном смысле мизбеах — как миква (специальный бассейн для духовного очищения), — комментирует слова раби Йоханана рав Хисда (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век).
Раби Йоханан ведет речь о случае, когда мясо приношения, ставшего пигуль (непригодным для использования), уже начало поджариваться на мизбеахе, — уточняет раби Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). И высказывает иную точку зрения: духовно очищается человек, но мясо животного, коль скоро стало оно непригодным — не очищается.
И мясо может подвергаться духовному очищению, — отмечает Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), — если оно утратило свою цельность, то есть после того, когда оно начало сгорать на огне...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы, обуславливающие изменение статуса приношения (когда корбан — приношение в Храме — становится непригодным для дальнейшего использования), если коэн (служитель в Храме) на каком-то этапе его реализации намеревался съесть мясо корбана, нарушая установленный для этого временной регламент.
Из содержания предыдущего листа (см. обзор листа 43) выяснилось, что данный закон распространяется лишь на те приношения, в процедуре осуществления которых есть этап, проведение которого определяет пригодность корбана для сожжения на мизбеахе (в условном, весьма приблизительном переводе — «жертвенник») и еды. Это — этап зерики (когда кровью животного окропляют мизбеах). От того, правильно он проведен или нет, зависит дальнейшая судьба корбана. Этот этап определяет, будет ли корбан кошерным и пригодным для сожжения на мизбеахе.
К таким приношениям, — отмечает Талмуд, — относится корбан‑шеламим (символизирующий хорошее настроение и благодарность Творцу) и корбан‑ола (когда в знак тотальной близости с Творцом туша животного сжигается полностью). И корбан‑хатат (символизирующий раскаяние — тешуву и возвращение к Всевышнему) — тоже.
Эти приношения объединяет, помимо прочего, общее «свойство» — в качестве корбана для всех этих видов используются птицы, козлы или быки. То есть для приношения используются «объекты» животного происхождения.
Исключение составляет минха (мучное приношение).
Речь идет о тех приношениях, — говорят Учителя, — в процедуре свершения которых кровью предназначенного для этого животного окропляют внешний (во дворе Храма) мизбеах, — говорит раби Элиэзер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). Поэтому, если во время шехиты (когда животное режут оговоренным в Торе, безболезненным способом) совершающий процедуру человек намеревался с опозданием, не соблюдая регламент, окропить кровью этого животного внутренний мизбеах, приношение остается пригодным для дальнейшего прохождения процедуры и еды.
Лог оливкового масла (во времена Талмуда — мера объема жидких веществ, примерно 0,5 л), который обязан принести в Храм прокаженный, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — запрещен для еды до тех пор, пока не завершится процедура этого приношения и этим маслом не помажут большой палец прокаженного.
Но ведь мы говорили, что запрет на использование «объекта» приношения действуют лишь в тех случаях, когда он относится к животному миру. Почему же этот закон распространяется на масло, которое причисляется к группе «объектов» растительного происхождения?
Дело здесь в том, что лог масло — не самостоятельное, но — «сопутствующее» приношению. Оно «сопровождает», если можно так выразиться, приношение ашам (во искупление провинности; проказа — вольный перевод названия болезни цараат, которая возникала по причинам духовного свойства, например, когда человек злословил по поводу других людей) и составной частью входит в процедуру приношения этой категории. А корбан‑ашам требует приношения животного. И в процессе его осуществления есть этап зерики (когда внешний мизбеах окропляют кровью животного). И если на этом этапе допущены ошибки мясо корбана, а вместе с ним — и «сопутствующее» масло, становятся для еды непригодными.
Талмуд отмечает, что мясо большинства приношений, кроме — корбан‑песах и корбан‑ола (которое сжигается полностью, символизируя тотальную близость к Творцу), если процедура приношения проведена правильно, съедается коэнами и членами их семей. Как сказано: «И это будет тебе из святынь... — из всех приношений, мучных и животных, которые Мне принесены. Твои они и твоих детей...» (Бамидбар, гл. 18, ст. 9). То есть, как мы видим, из цитаты (и в Талмуде это тоже подчеркивается), приношения растительного происхождения тоже поступают в семью коэна.
В заключение нашего листа Талмуд задается общим вопросом: зачем изучать законы служения в Храме, если обретенные знания станут актуальными, только когда будет отстроен Третий Храм?
Эти законы следует изучать постоянно, — отвечает Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — И тот, кто делает это, удостоится награды...
На нашем листе Талмуд обсуждает законы приношений от неевреев.
В Мишне листа сказано:
На приношения в Храм, поступающие от неевреев, законы, запрещающие дальнейшее использования корбана (приношение в Храм), если на каком-то этапе человек, совершающий процедуру приношения, допустил ошибку в помыслах (скажем, намеревался съесть мясо корбана позднее положенного времени), не распространяются.
Не касаются неевреев и законы тмуры (когда одно приношение заменяется на другое).
Не запрещено им (неевреям) есть мясо, которое после шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом) дольше положенного регламентом времени оставалось без применения.
Даже если шехита сделана за пределами Храма, никакой ответственности за это евреи не несут, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век) усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Сделав шехиту не на территории Храма, — говорит он, — неевреи за это несут ответственность.
Евреям по закону нельзя пользоваться приношениями неевреев, — отмечает Талмуд, приступая к анализу Мишны. — Но наказание за это не полагается. Однако бывают случаи, когда можно принять приношение нееврея, но тогда его следует применить строго по назначению. К примеру, нееврей принес деньги на содержание Храма. Ни на что другое их тратить не разрешается. Таково постановление Учителей.
Почему на приношения неевреев не распространяются законы тмуры? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: правила тмуры идентичны законам десятины, которая отделяется от стада животных. Но десятину обязаны отделять только евреи. Для неевреев такой закон не существует. Значит, и законы тмуры для них тоже не применимы.
Далее Талмуд переходит к уточнениям некоторых, уже рассмотренных законов.
Если коэн (служитель в Храме) по неведению окропил мизбеах (в приблизительном переводе — жертвенник) кровью животного, которая тем или иным образом получила туму (духовную нечистоту), — подчеркивают Учителя, — этап зерики (когда кровью животного окропляют мизбеах — об этапах процедуры приношения см. обзоры листов 2 и 13), тем не менее, засчитывается. Так же, как и в том случае, когда приношение совершается от общины Израиля. Но если это сделано коэном намеренно (то есть он знал, что в крови — тума и все же окропил ею мизбеах), этап зерики не считается выполненным.
В уточняющей правила Мишне говорится:
Даже те приношения (скажем, минха — мучное приношение), которые не могут быть «испорчены» ошибочными намерениями (которые держал в голове коэн, осуществляя на каком-то этапе процедуру приношения) и не бывают пигуль, (непригодными для дальнейшего использования) регламентированы (тем не менее) законами тумы (духовной нечистоты)..
Это касается лишь съедобной части приношения, — говорит раби Элиэзер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — К дровам или благовониям они не относятся.
В чем суть этого отличия? — спрашивает Талмуд. И отвечает: корбан (приношение в Храме) может стать пигуль из-за неверных помыслов коэна (то есть непосредственно объект приношения в этом случае не затронут); явление тумы вносит определенные изменения в сущность самого объекта приношения.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы проведения отдельных этапов процедуры приношений, рассматривает запрет на использование корбана (приношение в Храм) в будничных, бытовых целях (на иврите — меила) и анализирует намерения, которые может иметь коэн (служитель в Храме), во время реализации принципиально важных, оказывающих влияние на дальнейшую «судьбу» приношения процессов (о том, каким должен быть настрой коэна во время осуществления процедуры приношения — см. обзор листа 3).
Талмуд сообщает, что на кровь предназначенного для приношения животного запрет меила не распространяется. Ибо сказано в Торе: «...И Я дал ее (кровь) вам» (Ваикра, гл. 17, ст. 11).
Но, может быть, запрет меила на кровь будет действовать после исполнения заповеди приношения в Храме? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: согласно указаниям Торы, только в двух случаях запрет меила вступает в силу после исполнения заповеди. Первый запрет — на использование в быту пепла, который выгребали после сожжения корбана из мизбеаха (в приблизительном переводе — «жертвенник»). Второй — запрет на ношение в будни, вне Храма, белых одежд коэна гадоль (первосвященника), которые он надевал, осуществляя служение в Йом Кипур.
Вообще-то «рядовой» коэн (не первосвященник) может надевать их для служения в Храме и в другие дни, — уточняет раби Доса,. — ибо они похожи на обычные одежды коэна. Однако первосвященник тогда уже не сможет использовать их в следующий Йом Кипур.
Впрочем, есть и еще одно исключение из общего правила, — добавляет Талмуд. — По завершению процедуры приношения нельзя использовать мясо телицы (на иврите она называется — эгла аруфа), которая послужила искуплением за ненамеренное, случайное убийство.
Но почему же все-таки закон меила на кровь предназначенного для приношения животного не распространяется?
На этот вопрос Талмуд отвечает так: потому что этап зерики (когда кровью предназначенного для приношения животного окропляют мизбеах) может стать фактором, определяющим, будет ли корбан пригодным для дальнейшего использования — сожжения и еды.
На нашем листе помещена и новая Мишна. В ее тексте читаем:
Зевиха (этап, когда животное режут, чтобы потом, используя его тушу, совершить процедуру приношения) имеет шесть предназначений. Ее производят во имя самого корбана; во имя владельца животного, который приводит его в Храм (чтобы искупить провинность или поблагодарить Творца); она (зевиха) посвящается Всевышнему (ибо ради благоволения Небес совершаются приношения); ее делают, чтобы потом сжечь корбан на мизбеахе; чтобы сжечь внутренности (извлеченные из туши зарезанного животного и — благоухание вознеслось к Небесам); а также — ради высшего удовольствия.
Даже если человек, совершая процедуру приношения, не помышлял ни об одном из этих предназначений, — говорит раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), его корбан все равно будет кошерным и пригодным для сожжения. Таково постановление бет дина (еврейского суда).
Мыслительные процессы совершающего приношение ола (олицетворяющее тотальное слияние с Творцом — мясо этого приношения сжигается полностью), — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) должны быть сконцентрированы на приношении ола — у человека, занятого осуществлением этого приношение, должно быть намерение сжечь тушу животного на мизбеахе. Если он будет думать о том, что мясо корбана поджарится, автоматически он в своих мыслях изменит вид приношения (в таком случае подразумевается приношение шеламим — символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу). Кроме того, ему следует думать о том, чтобы приношение, над которым он трудится, было угодно Всевышнему.
Если животное изначально предназначалось для приношения хатат (символизирующего раскаяние, искреннее желания исправить ошибку), — добавляет раби Иегуда, — а человек совершающий процедуру, думал о приношении ола, корбан будет непригодным для дальнейшего использования.
А если, осуществляя процедуру, человек вообще не имел определенного намерения относительно вида приношения, будет ли кошерным корбан‑хатат? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: мясо такого корбана будет кошерным и искупит вину владельца животного. Но в случае, если коэн, занимаясь процедурой приношения, думал об обычном животном, которое не отделяли для приношения в Храме, мясо корбана его останется кошерным, но акт искупления не произойдет.
Принципиальное значение имеют не только помыслы коэна, непосредственно совершающего процедуру приношения, но и намерения хозяина предназначенного для приношения животного, — говорит раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — хотя он после зевихи (когда животное режут для приношения в Храме) на всех остальных этапах (об этапах см. в обзорах листов 2 и 13) к корбану и не притрагивается.
Нам трудно представить, какое воздействие оказывают на окружающий мир человеческие помыслы. Однако на примере приношений мы можем понять, что они обладают достаточно большой силой...
Моше Гойхберг
Наш лист открывает пятую главу трактата Зевахим, в которой основные законы приношений приводятся в систему — так, чтобы каждый еврей ежедневно мог изучать их. Изо дня в день, из года в год, во всех поколениях.
Но для чего это нужно? Чем обусловлена необходимость столь пристального и постоянного внимания к законам, которые применимы на практике только в периоды, когда у народа Израиля есть Храм?
Из объяснений Талмуда мы можем понять, что речь идет о чем-то несоизмеримо большем, чем регламентирующие поведение человека правила. Ведь, скажем, законы шаббата даны человеку, чтобы их исполнять. Или, например — законы скромности и т. д. В отличие от них, законы приношений выходят за рамки поведенческих принципов. Они — ценны сами по себе. Даже когда условия для их исполнения отсутствуют, они остаются в структуре, поддерживающей в нашем мире состояние равновесия и гармонии. Ибо они — составная института восстановления Справедливости на земле.
Талмуд (трактат Мегила, лист 31) приводит диалог между Всевышним и Авраамом, который имел место в высших мирах — непосредственно перед тем, как Творец заключил с Авраамом Союз.
Сказал Авраам, обращаясь к Всевышнему:
— Дети Израиля, может статься, будут совершать неугодное Тебе, будут ошибаться. И Ты поступишь с ними также, как поступил с поколением Потопа и с поколением Вавилонской башни (и в том и в другом случае люди, преступившие законы Творца были уничтожены)?
— Не будет такого, — ответил Творец.
— Но как я узнаю? — спросил Авраам.
— Возьми корову трех лет... — сказал Всевышний.
То есть «гарантией безопасности» народа Израиля, по словам Творца Аврааму, становится институт приношений.
Авраам был пророком высокого духовного уровня и ему открывались тайны будущего. Так, например, он знал (необычным, пророческим знанием) о том, что евреи построят Храм, который потом будет разрушен. Поэтому и спросил:
— Что произойдет с ними (с народом) Израиля, когда Храма не будет?
— Установил Я порядок приношений, — объяснил Аврааму Творец. — Все то время, пока будут они изучать эти законы, изучение будет засчитываться им, как будто бы они реально свершали приношения. И будут искуплены ошибки их...
Однако вернемся к тексту нашего листа и прочтем фрагмент помещенной здесь Мишны, в которой конкретно указываются места для проведения различных этапов (об этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13) приношений разных видов:
...Шехита (когда животного режут оговоренным в Торе, безболезненным способом) приношений, кровью которых окропляют мизбеах (в приблизительном переводе — «жертвенник») и занавес в Кодеш Кодашим (Святая Святых), производится в северной части азары (храмового двора)...
Талмуд приводит источник этого установления, цитируя Тору, где прямо сказано: «...И зарежут его (корбан — приношение в Храм) около (внешнего) мизбеаха, с северной стороны» (Ваикра, гл. 1, ст. 11).
Речь здесь — о приношении ола (символизирующем тотальную близость к Творцу; мясо корбана‑ола сжигается полностью).
Об очистительных приношениях — хатат (символизирующих раскаяние и искреннее желание вернуться к Творцу) в Торе написано: «Делайте шехиту приношения хатат там же, где производят шехиту приношения ола» (Ваикра, гл. 6, ст. 17).
Наш лист дает нам интересный пример той тщательности, с которой наши Учителя исследуют содержание Мишны. Мы узнаем, что они обсуждают не только то, о чем сказано в ней, но и то, о чем в ней не говорится. В случае, если Мишна что-то «пропускает», Учителя выясняют — почему.
В частности, на нашем листе Талмуд задается вопросом: почему в Мишне не упомянуто, что этап кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальные храмовые сосуды) тоже проводится в северной части азары (храмового двора)?
И, проанализировав тему, отвечает: поскольку законы проведения этапа кибул дам — не универсальны, речь о них ведется отдельно...
На предыдущем листе мы начали знакомится с Мишной, где говорилось, что зеваха (когда режут предназначенное для приношения животное) корбана (приношение в Храм) уровня Кодеш-Кодашим (Святая Святых) производится в северной части азары — храмового двора (см. обзор листа 47). Теперь же, на нашем листе, Мишна приступает к детализации, отмечая места, где следует проводить различные этапы реализации процедур тех или иных конкретных приношений.
В тексте Мишны читаем:
Быка и козла, которые предназначены для приношений в Йом Кипур, режут в северной части храмового двора; в той же части храмового двора осуществляется и этап кибул дам (когда кровь животных собирают в специальные храмовые сосуды — об этапах совершения процедуры приношения см. в обзорах листов 2 и 13) процедуры этих приношений...
Талмуд подчеркивает, что бык и козел служат приношениями от имени общины Израиля и предназначены для очищения общины от проступков. Как сказано в Торе: «И принесет Аарон (первосвященник) быка приношения очистительного...» (Ваикра, гл. 16, ст. 6). И далее: «И принесет Аарон козла, на которого выпал жребий, и принесет его во имя очищения (народа Израиля)» (там же, ст. 9).
Приступая к анализу положения Мишны, Талмуд задается вопросом: почему Мишна начинает «давать указания» с искупительных приношений? Логичнее, казалось бы, сначала сказать о корбане‑ола (когда в знак тотальной близости к Творцу, туша предназначенного для приношения животного сжигается полностью). Ведь о месте осуществления процедуры приношении ола в Торе говорится прямо (см. обзор листа 47) — «...в северной части азары» (Ваикра, гл. 1, ст. 11). Тогда как «территориальное распоряжение» об искупительном приношении дано в виде «косвенном» — начальные этапы таких корбанот (множественное число от слова корбан) осуществляются там же, где и начальные этапы приношений ола.
И дает на свой вопрос такой ответ: это делается для того, чтобы дать человеку возможность самому прийти, пусть к весьма несложному, но все же — умозаключению. А это каждому доставляет удовольствие.
Исследуя этот вопрос на более глубоком уровне, Талмуд делает вывод: кровь животных, предназначенных для искупительных приношений в Йом Кипур, вносится в Кодеш Кодашим (Святая Святых), где хранятся скрижали Завета; поэтому приношения этой категории особенно дороги сердцу каждого человека — по этой причине Мишна и начинает давать указания именно с них.
Далее Талмуд вновь приводит цитату из Торы, в которой о корбане‑ола говорится: «И зарежут ее в северной части азары, около внешнего мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник)» (Ваикра, гл. 1, ст. 11). И детально анализирует фразу. В результате выясняется, что под словом «ее» подразумевается овца.
Как же так? Ведь известно, что «объектом» приношения ола могут быть и особи крупного рогатого овца. Разве их шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) делают в каком-то другом месте.
На то, что крупный рогатый скот, предназначенный для приношения всесожжения, режут там же, что и мелкий рогатый скот, указывает союз «и», — поясняет Талмуд. — Этот союз соединяет текст нашей фразы с — предыдущей, в которой говорится о крупном рогатом скоте.
Проанализировав фразу о приношении ола, Талмуд возвращается к теме искупительного приношения в Йом Кипур. И обращает внимание, что в тексте Торы сказано: «...И зарежут этот корбан искупительный в том же месте, где режут животных для приношения ола. И примет коэн (служитель в Храме) кровь корбана очистительного...» (Ваикра, гл. 4, ст. 29‑30).
Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век) отмечает, что в этом контексте, казалось бы, не было нужды повторять — «этот корбан искупительный». Достаточно было бы заменить выражение местоимением «его» («И зарежут его...»). Но поскольку известно, что в Торе и буквы лишней не бывает, это означает, что «лишнее» словосочетание содержит в себе некий намек. И Раши открывает, что здесь говорится о месте проведения этапов шехиты и кибул дам (северная часть азары — храмового двора) не только конкретного очистительного приношения, но и других подобных корбанот.
К этому Талмуд дает уточнение: если коэн на этапе кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения животного собирают в специальный храмовый сосуд) будет стоять на границе, разделяющей северную и южную части азары, приношение станет для дальнейшего использования непригодным. Даже в том случае, если туша зарезанного животного находилась в северной части двора, и коэн без труда мог, протянув руку, собрать его кровь...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждение Мишны, фрагменты которой приведены на предыдущем листе (см. обзор листа 48). Напомним, что в ней указывается, где именно следует проводить процедуру приношений на этапах шехиты (когда животное режут обусловленным в Торе, безболезненным способом) и кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальный храмовые сосуды).
Методом сравнительного анализа, сопоставляя особенности процедур приношений разных категорий на начальных этапах (об этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13), Учителя выявляют значение соблюдения существующих правил и степень влияния их выполнения (или невыполнения) на «дальнейшую судьбу» корбанот (приношения в Храме; в единственном числе — корбан).
Установив, в частности, что в случае, если этап кибул дам искупительного приношения (хатат — символизирующее раскаяние, искреннее желание исправить ошибку) проведен не в северной части эзры (храмового двора), корбан становится непригодным (см. обзор листа 48) — ни для сожжения, ни для еды, Талмуд задается вопросом: действительно ли это установление по отношению к корбану‑ола (когда в знак тотальной близости к Творцу, туша предназначенного для приношения животного сжигается полностью)?
Обязательное для соблюдения правило, согласно которому шехиту для искупительного приношения делают в северной части азары, выводится из установления именно в этом месте производить шехиту для приношения ола. В этом означенные виды приношений абсолютно аналогичны, — подчеркивает рав Ада бар Аова. — И это означает, что правила, касающиеся этапа кибул дам для искупительных приношений и приношений всесожжения (ола) аналогичны — тем более. То есть, если кровь предназначенного для приношения ола животного собрали в каком-то другом месте (не в северной части азары), корбан‑ола становится непригодным для дальнейшего использования.
Иную грань Истины усматривают в этой проблеме другие Учителя.
Сам факт, что законы проведения процедуры приношений хатат и ола в чем-то одном совпадают, еще — не свидетельство того, что они должны совпадать по всем остальным пунктам, — говорят они. — Известно, скажем, что корбан‑хатат искупает даже намеренно совершенные ошибки. Отсюда напрашивается вывод: законы проведения процедуры приношения хатат могут быть строже законов, которые регламентируют процедуру приношения ола. Поэтому для правил, обуславливающий приношение ола, выражение «тем более» вообще не применимо.
Если подходить к проблеме с позиции, что правило о шехите приношения ола — основное, — отмечает Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), анализируя высказывание рава Ады бар Аовы, — а правило, касающееся места проведения шехиты для приношения хатат, выведено из него, то есть — «вторично», выражение «тем более» в данном случае вполне легитимно.
Но возьмем, к примеру, ситуацию с маасером шени (часть урожая, которую земледелец должен отделить для бедных — в дни еврейских праздников маасер шени приносили в Иерусалим и использовали во время праздничных трапез), — расширяет границы сравнительного анализа Мар Зутра брия рав Мари. — Если эта часть урожая получила туму (духовную нечистоту), ее разрешается продать, на эти деньги купить другие продукты и принести их в Иерусалим. Но если продукты, купленные на деньги, вырученные от продажи маасера шени, тоже получали туму, продавать их уже запрещается — их полагается закопать в землю (захоронить). Такова позиция раби Иегуды (великий Учитель Мишны, 2‑й век). И получается, что здесь законы реализации «второстепенного» строже законов — «основного».
Формально получается так, — констатирует Талмуд. — Но заглянув в суть проблемы, мы видим, что дело тут вовсе не в этом. Маасер шени обладает гораздо более высоким уровнем концентрации духовности, нежели продукты, купленные на вырученные за него деньги. Поэтому, даже получив туму, он не лишается духовности и его можно продать. В «зараженном» тумой приобретенном продукте духовности, скорее всего, не остается, и он уже не пригоден для какого бы то ни было использования...
В ходе дискуссии о влиянии «второстепенного» на «основное» Учителя обсуждают самые разные аналогичные ситуации. А мы, дав пример логических построений, на этом и остановимся. И в заключение обзора представим лишь результат этой дискуссии: подводя итог сказанному, Талмуд приходит к выводу, что проведение этапа кибул дам (когда кровь зарезанного для приношения животного собирают в специальные храмовые сосуда) приношения ола в северной части азары — обязательное условие пригодности корбана для дальнейшего использования.
На нашем листе Талмуд, как и на предыдущих, обсуждает территориальный аспект осуществления процедур различных приношений. Речь в данном случае идет об искупительных корбанот (приношения в Храм; единственное число — корбан), которые приносятся в Йом Кипур от имени всей общины Израиля.
Прочтем продолжение Мишны (начало см. в обзорах листов 47 и 48):
...Кровью приношений (в Йом Кипур) окропляют кромки ковчега Завета между его шестами.... Как сказано в Торе: «И возьмет (коэн — служитель в Храме) кровь быка и с помощью пальцев окропит (кромки) ковчега... И зарежет козла для искупительного приношения... и сделает с его кровью то же самое, что и с кровью быка» (Ваикра, гл. 16, ст. 14 и 15).
Талмуд, описывая эту процедуру окропления, дает необходимые уточнения. В частности, сообщает: коэн окропляет кровью животного занавес в эйхале (внутреннее помещение Храма, которое находится перед Кодеш Кодашим — Святая Святых), входит в Кодеш Кодашим, останавливается между двумя шестами ковчега и разбрызгивает кровь, сначала — кропит один раз его верхнюю кромку, затем — семь раз нижнюю. И вот приближается он к золотому (внутреннему) мизбеаху (в приблизительном переводе — жертвенник), который — перед Всевышним, обходит его вокруг, окропляя его углы смесью крови быка и козла.
Существует и строго определенный порядок окропления мизбеаха: сначала кропят его с северо-восточной стороны, затем — с северо-западной, потом — с юго-западной и наконец — с юго-восточной Иначе говоря, окропляя мизбеах, коэн гадоль (первосвященник) идет против движения часовой стрелки.
В заключение первосвященник семь раз окропляет мизбеах сверху.
Важно отметить, что именно окропление внутреннего мизбеаха и искупает проступки народа Израиля. Это — кульминационный момент всей процедуры приношения. В Торе об этом сказано: «И искупит этим провинности их» (Ваикра, гл. 15, ст. 20).
Поэтому, если на этапе зерика (процедура окропления мизбеаха) коэн пропустил одно из действий, можно считать, что цель приношения не достигнута — провинности и ошибки общины Израиля не искуплены.
Заключительные действия процедуры приношения принципиальной роли тут уже не играют. Об этом и говорится в продолжении Мишны:
...Остатки крови выливают на основание внешнего мизбеаха (который находится в храмовом дворе) — с западной стороны. Но даже если не вылил эти остатки или — вылил, но не в указанном месте (а процедура окропления внутреннего мизбеаха осуществлена по всем правилам), ошибки народа Израиля все равно искупаются...
Откуда взято в Мишне столь точное указание места, куда следует выливать кровь животных, оставшуюся после окропления золотого (внутреннего) мизбеаха? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: источник этого установления — текст Торы, где прямо сказано — «И выльет (коэн оставшуюся) кровь у основания мизбеаха всесожжения, который — у входа в Шатер Собраний (Храм)» (Ваикра, гл. 4, ст. 7).
Мизбеахом «всесожжения» называли тот, что был установлен в азара — храмовом дворе. А ворота в Храм находились с западной стороны от этого мизбеаха...
Следует отметить, что вся пятая глава трактата Зевахим, содержание которой мы сейчас рассматриваем, всесторонне анализирует территориальный аспект проведения процедур приношений разных категорий — на различных этапах их осуществления.
На одном из предыдущих листов (см. обзор листа 48) уже обсуждался вопрос, где делают шехиту (когда животное режут оговоренным в Торе, безболезненным способом) предназначенным для приношения животным. Речь шла о приношениях категорий ола (символизируют тотальную близость к Творцу; тушу животного в этих случаях сжигают полностью) и хатат (символизируют раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Тем, кто регулярно не изучает Талмуд и не читает его тексты в оригинале, вероятно, покажется странным, что и на нашем листе разговор вновь возвращается к приношению ола, и вопрос обсуждается как будто бы тот же — где производят шехиту для корбана (приношение в Храм) всесожжения, то есть — ола. И дело тут совсем не в том, что Талмуд имеет обыкновение пользоваться принципом «повторение — основа изучения». В действительности «повтора» тут нет. Ибо и в рамках приношения ола существуют свои градации. Поэтому, во избежание возможных ошибок наши Учителя дают максимально ясные инструкции, уточняя различные ситуации. И если вначале преподносилось общее правило, то теперь оно конкретизируется.
Речь в данном случае — о принесении в Храм быка (от имени общины или от имени первосвященника), а также — козла (от имени общины, в ситуации, когда необходимо искупить допущенный по ошибке акт идолопоклонства — потому что было получено неверное указание бет дина — еврейского суда), туши которых сжигаются полностью.
В Мишне по этому поводу сказано:
Быков и козлов, туши которых (впоследствии) сжигаются полностью, режут в северной части азара (храмового двора) и там же, в северной части азара, осуществляют этап кибул дам (когда кровь животных собирают в специальные храмовые сосуды)...
Кровью зарезанных животных (быка и козла), предназначенных для приношений этого вида, — сообщает Талмуд, — необходимо окропить занавес, отделяющий Кодеш Кодашим (Святая Святых) и внутренний мизбеах (в условном переводе — жертвенник). Ибо в Торе написано: «...И окропит (коэн гадоль — первосвященник) кровью животного один раз занавес Кодеш Кодашим пред Всевышним и четыре раза углы золотого (внутреннего) мизбеаха» (Ваикра, гл. 4, ст. 7).
И еще здесь дается одно уточнение: данные приношения требуют воскурения кторет (благовония, состоящие из определенного набора засушенных трав). И это также происходит на внутреннем мизбеахе.
Как и на предыдущем листе (см. обзор листа 50), наша Мишна подчеркивает:
Если какое-то одно (любое) из означенных действий пропущено, корбан (приношение в Храм) становится непригодным для сожжения на мизбеахе...
И далее:
Оставшуюся после осуществления этапа зерика (окропление) кровь выливают на основание внешнего (в азара) мизбеаха — с западной стороны... Если остатки крови не вылиты, приношение все равно Небесами принимается...
Из содержания нашего листа мы узнаем, что туши быков и козлов, предназначенных для всесожжения, сжигали за пределами Иерусалима — в «чистом», как сказано, месте, там, куда обычно выносили коэны собранный с мизбеаха пепел.
Об этом в Торе написано: «...на месте, куда выносят пепел, (бык или козел) будет сожжен» (Ваикра, гл. 4, ст. 12). А кроме того, в Торе есть и такая фраза: «...И вынесут пепел за пределы лагеря — в чистое место» (там же, гл. 6, ст. 4).
На этом листе Талмуд возвращается к теме, поднятой в самой начале нашей главы (см. обзор листа 47) и обсуждает особенности практических законов, регламентирующих процедуры тех или иных приношений в Храме, выявляя их особенности и характерные отличия.
В Мишне листа сказано:
Приступив к осуществлению процедуры приношения быков, туши которых сжигаются, а также козлов, туши которых сжигаются, шехиту (когда животное режут описанным в Торе, безболезненным способом) производят в северной части азары (храмового двора); там же, в северной части двора, осуществляется этап кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения в Храме и зарезанного животного собирают в специальные храмовые сосуды).
Процедура приношений этой категории требует окропления парохет (занавес, отделяющий Кодеш Кодашим — Святая Святых, где находится Ковчег со скрижалями Завета); кровью этих корбанот (приношения в Храм; единственное число — корбан) окропляют также внутренний, золотой мизбеах (в условном переводе — жертвенник; внутренний мизбеах находился в эйхале — зале перед Кодеш Кодашим).
Если в процессе осуществления процедуры таких приношения стадия окропления мизбеаха пропущена, приношение становится непригодным для дальнейшего использования.
Оставшуюся (после окроплений) кровь выливается с западной стороны — на основание внешнего мизбеаха (который располагался в храмовом дворе). Однако, если это не сделано, непригодным для дальнейшего использования корбан не становится.
Туши животных, предназначенных для приношений перечисленных видов, сжигаются за пределами Иерусалима, в «чистом месте», там, куда выносили золу, собранную с внешнего мизбеаха...
Итак, в Мишне нашего листа дается полная картина осуществления процедуры приношений особой категории. Что это за приношения?
Когда речь идет о быке, туша которого сжигается, имеется в виду приношение от имени общины и корбан, приносимый коэном, который был ответственным за подготовку солдат к войне.
Что касается козлов, туши которых сжигаются, тут подразумевается приношение козла в Йом Кипур, а также — приношения, которые осуществлялись от имени Санѓедрина (Верховного Суда), в случае, если судьи его вынесли по поводу идолопоклонства не совсем правильное или неточно сформулированное решение, а община в результате, выполняя указание суда — нарушила какой-либо запрет в этой сфере законодательства.
Начиная анализировать текст Мишны, Талмуд цитирует из Торы высказывания, обуславливающие те или иные ее положения.
Так, в частности, по поводу необходимости окропления кровью предназначенных для приношений перечисленных видов животных, занавеса, отделяющего Кодеш Кодашим, — отмечает Талмуд, — в Торе написано: «И окунет коэн палец в кровь и семь раз окропит перед Всевышним парохет» (Ваикра, гл. 4, ст. 17). А о процедуре окропления внутреннего мизбеаха сказано: «...и окропит каждый из четырех углов мизбеаха» (там же, ст. 7).
О процедуре приношения быка от имени общины Израиля говорится: «...И окропит углы мизбеаха, который — перед Всевышним...» (там же, ст. 18). А рядом находим такую фразу: «И поступят с кровью этого быка также, как поступают с кровью быка очистительного приношения, и искупит их (проступки) коэн» (там же, ст. 20).
На первый, поверхностный взгляд 20‑й стих фрагмента о приношениях может показаться излишним. Но мы знаем, что в Торе не только лишней фразы, но — и буквы лишней не бывает в принципе. И, стало быть, Тора обращает наше внимание на то, что здесь следует искать более глубокий, потаенный смысл.
Тщательно исследовав данный фрагмент, Талмуд приходит к выводу, что под «верхним, описательным» слоем текста кроется правило: если хотя бы один угол внутреннего мизбеаха останется не окропленным кровью предназначенного для приношения этой категории животного, корбан будет непригодным для дальнейшего использования.
Откуда известно место, где положено сжигать туши этих приношений? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: в Торе по этому поводу написано — «И в том месте, куда выносят золу — сжигается» (Ваикра, гл. 4, ст. 12). А другом месте Торы читаем: «И вынесут золу в чистое место — за пределы лагеря» (Ваикра, гл. 6, ст. 4).
Ханох Лернер
Всякий раз, возвращаясь к уже рассмотренной, казалось бы, теме, Талмуд (с этим явлением мы не раз сталкивались при обсуждении других трактатов), расширяя спектр ситуаций, проводит все более и более глубокий анализ связанных с этой темой проблем.
Так и на нашем листе — мы вновь возвращаемся к разбору законов, регламентирующих осуществление процедуры приношений ола (символизирует тотальное соединение с Творцом; туша животного, предназначенного для приношения этого вида, сжигается полностью) и хатат (символизирует раскаяние и искреннее желание исправить ошибку). И снова в центре внимания — территориальный аспект темы.
Помещенная здесь Мишна дает перечень «подвидов» приношений категории хатат:
Приношение хатат может быть частным (от имени одного человека, допустившего ошибку), а также — общественным (от имени конкретной общины или всей общины Израиля).
В качестве приношения хатат от имени общины — в праздничные дни и в рош‑ходеш (новомесячье) — используются козлы...
И тут же мы находим конкретные указания:
Козлов для таких приношений режут в северной части азара (храмового двора) и там же, в северной части двора, производят кибул дам (когда кровь животного собирают в специальные храмовые сосуды).
Приношения такого рода требуют окропления мизбеаха (в условном переводе — жертвенник; на нем же поджаривалось мясо корбана — приношения в Храм) кровью предназначенного для осуществления этой процедуры животного. Мизбеах должен быть окроплен с четырех сторон... Оставшуюся в храмовом сосуде после окропления кровь надлежит вылить у южного основания внешнего (что во дворе Храма) мизбеаха.
Мясо этих приношений по окончанию всей процедуры съедается коэнами на территории Храма — в течение того дня, когда процедура приношения была осуществлена, до полуночи.
Благодаря тексту этой Мишны перед нами встает целостная картина всей процедуры приношения хатат, которую принято осуществлять в праздничные дни и в первые дни нового месяца — от самого начала (зевихи — когда режут предназначенное для приношения животное) и до полного ее завершения (трапезы коэнов).
Талмуд дополняет эту картину подробностями реализации процедуры на этапе зерика (когда мизбеах окропляют кровью животного; об этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13). По специальному «трапу» коэн (служитель в Храме) поднимался на выступ мизбеаха, который окружал его по периметру, и, двигаясь в направлении — против часовой стрелки, окроплял кровью животного его углы. Сначала — юго-восточный угол, потом — северо-восточный и т. д.
Важно окропить кровью угловые выступы мизбеаха, а они размером — локоть на локоть, — вносит уточнение раби Элиэзер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Должно быть точное попадание крови на углы мизбеаха, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
Исследовав этот вопрос Талмуд подводит итог: главное — чтобы кровь животного попадала в угол мизбеаха или — рядом с углом, но расстояние от каждого угла, куда капает кровь, не должно превышать локоть (во времена Талмуда — мера длины). И даже когда это расстояние равно локтю, окропление все равно засчитывается.
Талмуд сообщает, что по центру стенок мизбеаха, по всему периметру, шла красная горизонтальная полоса, отделявшая его верхнюю часть от — нижней. Таким образом, если полагалось окропить кровью животного верхнюю часть мизбеаха, капли должны были ложиться над полосой, если — нижнюю, соответственно — под полосой.
Почему в Талмуде говорится о полосе, если в Торе сказано о решетке — «...И будет решетка до середины мизбеаха» (Шемот, гл. 27, ст. 5)?
Действительно, в период, когда народ Израиля странствовал по пустыне, — объясняет Раби, — мизбеах по горизонтали разделяла решетка. Потом, когда строили Иерусалимский Храм, по проекту Творца решетку заменили красной полосой.
Теперь прочтем часть Мишны, посвященную приношению ола:
Приношение ола имеет статус кодеш‑кодашим (то есть концентрация духовности в этом приношении выше, чем в приношениях иной категории). Ее зевиха (когда животное режут для приношения в Храме) осуществляется в северной части азара (храмового двора), там же производится кибул дам (когда кровь собирают в храмовые сосуды). Кровью корбана‑ола окропляют два угла мизбеаха (северо-восточный и юго-западный), но так — чтобы она попала на все четыре стороны мизбеаха...
Почему кровью корбана‑ола не окропляют все четыре угла мизбеаха, как это делают, осуществляя процедуру приношения хатат? — спрашивает Талмуд. И объясняет: в отличие от корбана‑хатат, кровью приношения ола надо окропить не верхнюю часть, а нижнее основание мизбеаха, но у его угла с юго-восточной стороны основания не было — эта часть территории Храма не входила во владение колена Биньямина, которому в основном принадлежали земли, где стоял Храм.
Этим углом мизбеах «вторгался» на территорию Иегуды, — говорит рав Шмуэль бар Ицхак. — Известно, что границы наделов колен Биньямина и Иегуды проходила через Иерусалим.
Далее Талмуд детализирует процедуру приношения ола: прежде чем тушу животного предадут сожжению, с нее необходимо снять шкуру, а мясо — разрубить на части. Шкуру отдают коэнам, а мясо сжигают...
На нашем листе Талмуд обсуждает устройство мизбеаха (в условном переводе — жертвенник) и рассказывает, каким образом было определено место для строительства Иерусалимского Храма.
Многие детали этого сооружения нам уже ясны из содержания прошлого листа (см. обзор листа 53). Так, например, мы уже знаем, что мизбеах имел форму квадрата; коэны (служители в Храме) поднимались к нему по специальному трапу; по периметру его окружала выступающая «кромка»; по центру его стенок, тоже — по всему периметру, проходила красная горизонтальная полоса, а помещался он на основании, которого не было лишь с юго-восточной стороны (ибо этот кусочек земли принадлежал колену Иегуды, тогда как Храм в основном располагался на землях колена Биньямина).
Впрочем, раби Леви (один из крупнейших Учителей Талмуда в Эрец Исраэль, второе-третье поколение, 3‑й век) говорил, что реально основание было и с этой стороны, только окроплять его кровью предназначенных для приношений и зарезанных животных было не принято.
Раби Леви рассказывает, как строили мизбеах.
Сначала на землю устанавливали квадратную деревянную раму — размером по 32 локтя (во времена Талмуда — мера длины) по каждой стороне, высотой — в один локоть. Потом эту раму изнутри заполняли крупными и мелкими камнями, и заливали их известкой, расплавленным свинцом и смолой. Этот раствор прочно скреплял камни. Это служило основанием мизбеаха.
На следующем этапе на основание укладывали еще одну квадратную деревянную раму — размером по 30 локтей с каждой стороны и высотой в пять локтей. Эту раму также заполняли камнями, которые заливались тем же раствором, что и основание мизбеаха (из извести, расплавленного свинца и смолы). Эта часть мизбеаха называлась совев.
На вторую раму водружали третью, размером по 28 локтей по каждой стороне, высотой — в три локтя. Она, как и первые две, заполнялась камнями и заливалась таким же раствором. Получалась маараха — место, где сжигали мясо приношений.
Но и это еще — не все. Приносили еще четыре рамы — локоть на локоть. Заполняли их камнями, заливали раствором и укрепляли на каждом углу маарахи.
Интересная деталь: камни, собранные для изготовления мизбеаха, каким-либо образом обрабатывать, обтесывать — запрещалось. Ибо в Торе по этому поводу сказано: «Из цельных камней построй мизбеах Всевышнему» (Дварим, гл. 27, ст. 6).
Как же делали по краям мизбеаха полые выступы, которые можно было заполнять вином?
Перед тем как залить раму с камнями скрепляющим раствором, по краю помещали специальные прокладки, — объясняет раби Леви. — Когда раствор застывал, их вынимали и получался желоб.
О том, как выбирали место для Храма, рассказывает, анализируя источники, Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
В Танахе написано: «...И пошли Давид и Шмуэль и сидели в Найот в Рома» (первая книга Шмуэля, гл. 19, ст. 16‑19).
Как раз в то время мысли царя Давида были заняты предстоящим строительством Храма. И думал он о том, где строить его.
В Торе об этом сказано: «...И поднимись (на холм), в то место, которое изберет Всевышний твой, и обратись к священникам...» (Дварим, гл. 17, ст. 8). То есть Храм, получается, должен был стоять на самом высоком месте в Эрец Исраэль.
Где же именно?
Есть в Торе (в недельном разделе Берахот — благословения) такая отрывок, посвященный Биньямину: «...и будет он, возлюбленный Всевышним, жить в мире, полагаясь на Него, и будет всегда покровительствовать ему Творец, обитая меж рамен (во владениях) его» (Дварим, гл. 33, ст. 12).
То есть Храм, как указывает Тора, следовало строить на земле Биньямина. И решил Давид возводить Дом Всевышнему на вершине холма, у источника Этам.
Но сказали ему: в Торе подчеркивается — «меж рамен» (так названы «плечи» быка; считается, что здесь у этого животного — самые крепкие мышцы).
И построили Храм на 23 локтя (во времена Талмуда — мера длины) ниже источника Этам...
На нашем листе Талмуд обсуждает законы проведения процедуры общественных приношений ашам (обязательное приношение, символизирующее желание исправить ошибку), тода (в знак благодарности Творцу), шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Всевышнему).
В Мишне об этом сказано:
Приношения (категории) ашам принимаются в Храме от грабителей; от тех, кто дал ложную клятву, утверждая что не должен кредитору деньги (а на самом деле — за ним долг); от тех, кто по ошибке воспользовался (в быту) священными предметами Храма; кто вступил в запрещенную связь с рабыней-нееврейкой, обрученной с неевреем-рабом; от назира (человека, который дал обет не касаться мертвого тела, не пить вино и не стричься), когда срок его обета заканчивается; от больного цараат (болезнь духовного происхождения, которая возникает, когда человек нарушает запрет Торы, скажем, на злословие) — после выздоровления; от людей, которые подозревают, что нарушили заповедь, но не уверены в этом (если бы они знали это точно, от них требовалось бы приношение хатат)...
Далее в Мишне излагается порядок проведения всей процедуры приношения этих видов категории ашам:
Этап зевиха (когда предназначенное для приношения животное режут; чтобы получить общее представление об этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13) проходит в северной части азара (храмового двора); там же — этап кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в храмовые сосуды).
Этой кровью дважды окропляют мизбеах (в условном переводе — жертвенник), но так, чтобы она попадала на все четыре стенки мизбеаха (более подробно об этом см. в обзоре листа 53, где говорилось о приношении ола).
Мясо этих приношений, по завершению процедуры, ели коэны (служители в Храме). По закону это нужно было сделать в течение того же дня — до полуночи.
Талмуд подчеркивает, что, подобно приношениям ола и хатат, корбанот‑ашам (единственное число: корбан — приношение в Храме) относились к приношениям высокого уровня концентрации духовности.
Поэтому их мясо полагалось есть только коэнам. Исключение в этом составляло приношение назира. Мясо приношения ашам от назира могли есть и члены семьи коэна. Причем, для них отделялась лишь передняя нога барана, который использовался для приношения этого вида. Остальная часть туши доставалась хозяевам приношения.
В той части Мишны, где говорится о статусе приношений, корбан‑ашам от назира приравнивается к корбану‑тода. И сказано, в частности, что уровень концентрации духовности в них ниже, чем, к примеру, в приношениях хатат и ола. Этим обусловлены и некоторые отличия в проведении процедуры приношения.
Для приношений этих видов зевиху можно было производить в любом месте храмового двора, а их мясо полагалось съедать не на территории Храма, но — в любой точке Иерусалима. Часть туши таких корбанот отделялись для коэнов и членов их семей, остальное могли есть не только хозяева приношений, но и другие представители еврейской общины.
Неизменными (такими же, как во многих других приношениях) в процедуре таких приношений оставались два правила: мизбеах кровью предназначенных для них животных окроплялся дважды, а трапезу (когда ели их мясо) надо было устроить в день свершения процедура — до полуночи.
Далее Талмуд переходит к обсуждению законов проведения процедуры приношения шеламим.
В Мишне об этом сказано:
Этап зевиха для этих приношений осуществляется в любом месте храмового двора. Кровью предназначенных для таких приношений животных следует дважды окропить мизбеах (так, чтобы она попала на все его четыре стороны)...
Законы проведения трапезы, где съедалось мясо корбанот этого вида, в основном совпадали с аналогичными правилами для приношения тода. С той лишь разницей, что мясо в данном случае можно было съесть в течении двух суток...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать территориальный аспект процедуры приношений и связанные с этим проблемы, уточняя отдельные моменты регламента.
В любую часть территории Храма, которая составляла 187 х 135 локтей (во времена Талмуда — мера длины), — говорит рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век), ссылаясь на высказывание Шмуэля (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век), — запрещено входить в состоянии таме (духовной нечистоты). И если человек, получивший туму (духовную нечистоту), оказался в проеме ворот, считается, что он этот запрет нарушил.
В любом месте этой территории, — добавляет рав Нахман (великий Учитель Талмуда второго-третьего поколения; 3‑й век), — коэнам (служителям в Храме) разрешается устраивать трапезы (на которых они съедали мясо приношений высокого уровня концентрации духовности). Также, в любом месте этой территории можно было производит зевиху (когда режут животное, предназначенное для приношения) для корбана (приношения в Храм) более низкого уровня концентрации духовности.
Талмуд выдвигает на осуждение вопрос: какой статус имеют пристройки, возведенные фактически за пределами храмовой территории, но войти в них можно только из азара (храмового двора)?
Они считаются территорией Храма, — говорят Учителя. — Ведь в них разрешается коэнам есть мясо корбанот (множественное число от слова «корбан») наивысшей духовной концентрации.
Что касается таких трапез, — отмечает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — на это дано специальное указание. Но нигде не говорится о том, что в эти помещения нельзя входить в состоянии таме. Поэтому, если такое произошло, получивший туму человек, войдя в одну из пристроек, ответственности за это не несет. Но в принципе ему не положено делать это, уже потому лишь, что в этих местах коэнам разрешается есть мясо корбанот высшего духовного уровня.
Учителя подчеркивают, что в пристройках запрещено производить зевиху для приношений высшей духовной концентрации. Ибо о них сказано, что животных для приношений такого уровня режут в северной части азара — напротив храмовых ворот.
Всесторонне проанализировав проблему, Талмуд приходит к выводу, что пристройки за пределами храмового двора, хотя и разрешено коэнам устраивать в них трапезы, на которых съедается мясо корбана‑ола или, скажем, корбана‑хатат (приношения высочайшего уровня духовности — см. обзор листа 55), не обладают той концентрацией духовности, которой наделена собственно территория Храма. Поэтому-то и не несет ответственности человек, который вошел в одну из них, пребывая в состоянии таме.
Окропление мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник) кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного можно производить только в тот же день, когда была сделана для этого приношения зевиха, — говорит рав Ицхак бар Авудими.
И уточняет: после захода солнца эту собранную на этапе кибул дам (этап процедуры приношения, когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальные храмовые сосуды; чтобы получить общее представление об этапах осуществления приношения — см. обзоры листов 2 и 13) кровь уже нельзя использовать.
Если на этапе зевиха для приношения шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу) тому, кто резал животное, пришла в голову мысль, что мясо корбана (приношения в Храм) будут есть ночью, когда закончится следующий день (то есть, когда истечет установленный для этого срок), — говорит раби Хизкия (великий Учитель Талмуда четвертого поколения в Эрец Исраэль; середина 4‑го века), — приношение, тем не менее, останется кошерным, ибо остатки от корбана‑шеламим сжигаются лишь утра третьего дня с момента зевихи. По той же причине тот, кто ел мясо ночью, когда закончится следующий день, не несет за это ответственность.
Однако в случае, если на этапе зевиха для приношения, мясо которого должно быть съедено в тот же день, человек подумал о том, что его съедят назавтра, корбан станет непригодным для дальнейшего использования.
На нашем листе Талмуд обсуждает законы, относящиеся к группе корбанот (приношения в Храм; единственное число — корбан) с «пониженным» уровнем концентрации духовности (о том, какие виды приношений причисляют к группе корбанот наиболее высокого уровня концентрации духовности — см. в обзоре листа 53) и правила осуществления процедуры которых, соответственно, менее строги.
К корбанот такого порядка относится приношение первенца от скотины, десятина от стада (по закону скотовод должен был привести в Храм каждую десятую особь из стада) и корбан‑песах.
В Мишне по поводу этих приношений сказано:
Их зевиха (когда животное режут специально для приношения) осуществляется в любом месте территории азара (храмового двора), а кровью зарезанных животных, предназначенных для таких приношений, окропляют нижнюю часть мизбеаха (в условном переводе — жертвенник) — один раз...
Порядок проведения трапез, когда съедается мясо таких корбанот, отличается тем, их можно устраивать в любой части Иерусалима, в течении двух дней и ночи между этими днями. Исключение составляет корбан‑песах. Его мясо едят только в ночное время — до полуночи, по истечению дня, когда завершилась процедура приношения.
При этом мясо первенца полагается есть только коэнам (служителям в Храме), «десятины» — любому члену общины. Мясо корбана‑песах едят только заранее приглашенные на эту трапезу. Причем, если способ приготовления мяса других приношений не имеет принципиального значения, мясо корбана‑песах положено есть только поджаренным на открытом огне.
Анализируя Мишну, Талмуд ищет источник установления, в котором говорится, что мясо приношений первенца и «десятины» можно есть в течение двух дней после завершения процедуры приношения. И обнаруживает, что в Торе (Бамидбар, гл. 18, т. 18) законы проведения этих трапез приравниваются к правилам трапезы, на которой съедают мясо приношения шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу).
Откуда же это временное ограничение для трапезы, на которой едят мясо корбана‑песах? — спрашивает Талмуд.
Об этом прямо сказано в Торе, в книге где описывается Исход еврейского народа из Египта, — объясняет раби Элазар бен Азария (великий Учитель Мишны, 2‑й век). — Есть там такая фраза: «Ешьте мясо этой ночью» (Шемот, гл. 12, ст. 8).
Но этим раби Элазар бен Азария не ограничивается. Он предпринимает глубокий анализ текста главы. И обращает внимание на другую, помещенную в ней фразу: «...И пройду Я в Египте этой ночью...» (там же, ст. 12).
Речь идет о казни, когда Всевышний уничтожил всех первенцев египтян, — говорит он. — Но в Торе все связано. Как известно, эта казнь продолжалась до полуночи...
Искусно пользуясь инструментами изучения Торы, которые вместе с Мудростью Творца были даны Им на горе Синай — специальными принципами (их, напомню — тринадцать) раби Элазар бен Азария делает вывод — здесь «зашифрована» информация, свидетельствующая, что мясо корбана‑песах можно есть только до полуночи.
В Торе также сказано: «...И съедите его поспешно» (Шемот, гл. 12, ст. 11), — отмечает раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). — Это означает, что готовые покинуть Египет евреи ели мясо, чтобы выйти из страны ранним утром. Получается как будто бы некая путаница: зачем написано — «этой ночью»?
Для того, чтобы подчеркнуть, что днем мясо пасхального приношения есть нельзя, — подводит итог своему исследованию раби Акива
Но не получается ли в таком случае, что мясо корбана‑песах разрешается съесть до утра? — спрашивает Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века).
Установление, ограничивающее время трапезы, на которой съедают корбан‑песах, до полуночи — закон Торы, — отвечает рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века). — И его невыполнение считается нарушением.
Моше Гойхберг
Наш лист открывает новую, шестую главу трактата Зевахим.
В предыдущей, пятой главе подробно обсуждались различные детали, в том числе — территориальные и временные аспекты, процедуры приношения. В частности, речь шла о правилах проведения шехиты (когда животное режут обусловленным законами Торы, безболезненным способом) и этапа кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальный храмовый сосуд).
Шестая глава начинается с выяснения вопроса, каков будет статус приношения с высоким уровнем концентрации духовности, если его шехита совершена на верхней плоскости внешнего мизбеаха (в условном переводе — жертвенник).
По правилам шехита для приношений этой категории, — говорит раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — делается в северной части азары (храмового двора). Здесь же находится и внешний мизбеах. Так что, нарушения закона в этой ситуации нет. И следовательно, корбан (приношение в Храме) остается кошерным и пригодным для дальнейшего использования.
Ситуация осложняется тем, что сам мизбеах разделен на северную половину (относящуюся к северной части азары) и южную, говорит раби Йоси бар Иегуда. — И если зевиху (когда животное режут специально для приношения; в данном контексте это — синоним слова шехита) корбана с высокой концентрацией духовности делают на мизбеахе с его северной стороны, приношение остается пригодным и для еды и для сожжения. Но совершив зевиху в южной части мизбеаха, человек нарушает установленное привило, и корбан для дальнейшего использования уже не годится.
Талмуд анализирует высказывания Учителей, предпринимая поиск источников, исследуя которые они пришли к своим выводам.
Раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) отмечал, что и раби Йоси и раби Йоси бар Иегуда взяли за основу одну и ту же фразу Торы: «И ты будешь резать на нем свои приношения — ола (символизирующее тотальную близость с Творцом; мясо корбана‑ола сжигается полностью) и шеламим (символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу)» (Шемот, гл. 20, ст. 21), — объясняет раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). — Но раби Йоси исходит из того, что весь жертвенник пригоден для шехиты приношения ола, которая должна быть совершена именно в северной части азары, а для приношения шеламим — тем более, ведь зарезать животное для приношения этого вида разрешалось в любом месте азары. Однако раби Йоси Бар-Йегуда открывает иную грань Истины. Разные категории приношений (ола — высокого уровня концентрации духовности; уровень концентрации духовности в приношении шеламим — ниже), говорит он, — даны здесь для того, чтобы подчеркнуть, что мизбеах разделен на две части: северную, где разрешается резать животное для корбана‑ола — процедура приношения которого регламентирована более жесткими правилами, и южную, где тоже можно резать животное для шеламим, ибо правила проведения процедуры приношения этого вида не имеют столь строгих ограничений (то есть из сказанного следует, что животное для приношения шеламим, можно резать и в северной и южной части мизбеаха).
Изучив позиции раби Йоси и раби Йоси бар Иегуды, Талмуд, применяя различные методы исследования Торы, продолжает исследовать нюансы этой фразы — «И будешь ты резать на нем (мизбеахе) свои приношения — ола и шеламим». И в результате, открывая еще одну грань Истины, принимает точку зрения раби Йоси.
Действительно, Тора называет здесь разные по степени концентрации духовности приношения, чтобы избежать «разночтений», — подчеркивает Талмуд.
Что касается корбана‑ола, слова «на нем», то есть — на мизбеахе (без уточнения, что часть его расположена в северной части азары (храмового двора), а другая — в южной) дают указание, что весь мизбеах можно использовать для шехиты животного, предназначенного для приношения ола.
Но зачем же потребовалось «лишнее», как будто бы, уточнение — «и шеламим»? Ведь, казалось бы, это и так ясно — из содержания прошлой главы (см. обзор листа 55) мы узнали, что, согласно установленным правилам, шехиту для приношений такого рода разрешается совершать в любой части азара, в южной и северной. Однако именно это «богатство возможностей» способно как раз ввести в заблуждение — если бы фраза упоминала только корбан‑ола, человек мог бы предположить, что поскольку для шехиты корбана‑шеламим и так достаточно места, производить ее в северной части мизбеаха не следует. Упоминание корбана‑шеламим дает на это законное разрешение.
На предыдущем листе, как мы видели (см. обзор листа 58), обсуждался, по сути, вопрос, к какой части азары (храмового двора) следует относить внешний мизбеах — к северной или наполовину — к южной. Здесь отметим, что эта проблема — не столько архитектурная, сколько ѓалахическая (то есть ее решение влияет на формулировку законов осуществления процедуры приношений).
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать тему.
Сказано в Торе, — отмечает раби Йоси а‑Галили (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — «И помести киор (специальный «умывальник», который использовали коэны для омовения рук и ног — эту процедуру по правилам необходимо было производить перед тем, как приступить к служению в Храме) между Скинией Завета и мизбеахом (в приблизительном переводе — жертвенник) (Шемот, гл. 40, ст. 7). То есть киор должен находится между внешним мизбеахом и входом в Храм. А перед этим написано: «Помести внешний мизбеах перед входом в Скинию Завета» (Шемот, гл. 40, ст. 6). То есть, мизбеах должен находится непосредственно перед входом в Храм, и киор не должен быть между ними. На первый взгляд, может показаться, что фразы противоречат друг другу. Но в действительности такого быть не может...
Исследуя эти фрагменты Торы, раби Йоси а‑Галили делает вывод: киор должен располагаться между внешним мизбеахом и входом во внутренние помещения Храма, но не посередине, а чуть южнее. Таким образом киор будет находиться между жертвенником и входом в Храм и указание Торы, которое дается в ее другой фразе (ст. 6), будет при этом выполнено.
Так к какой же части азары, по словам раби Йоси а‑Галили, относится мизбеах? — спрашивает Талмуд.
И тщательно изучив высказывание Учителя, заключает: с его точки зрения, внешний мизбеах полностью находился в северной части азары (Храмового двора).
Но тогда возникает вопрос: почему раби Йоси а‑Галили говорил, что киор был сдвинут к югу? Чтобы выполнить указание Торы, логичнее, казалось бы, было переместить его к северу.
В поиске ответа на этот вопрос Талмуд расширяет сферу своих исследований.
Приводится, в частности, другая цитата из Торы, в которой говорится о том, где следует делать шехиту животному, предназначенному для приношения ола (это приношение символизирует тотальную близость к Творцу, и мясо его сжигается полностью): «И зарежет его к северу от мизбеаха» (Ваикра, гл. 1, ст. 11).
В этом отрывке, — подчеркивает Талмуд, — содержится намек на то, что северная часть азары (храмового двора), предназначенная лишь для шехиты приношений высокого уровня концентрации духовности, должна быть свободна от любых храмовых сосудов, в том числе — от киора. Поэтому и устанавливали киор к югу от мизбеаха, как, собственно, и говорил раби Йоси а‑Галили.
Более того, анализируя ту же фразу из Торы, раби Элиэзер Бен-Яаков открывает иную грань Истины. Сам внешний мизбеах, — отмечает он, — должен находиться не в северной части азары (как говорил раби Йоси а‑Галили), но полностью — в южной. Северная часть целиком предназначается для проведения этапа шехиты (чтобы получить общее представление об этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13).
В Торе написано: «И будешь ты резать на нем (на мизбеахе) животных, предназначенных для приношений ола и шеламим» (Шемот, гл. 20, ст. 21).
Но если внешний мизбеах находится в южной части азары, можно ли считать, что зарезанные на нем животные пригодны для проведения следующих этапов процедуры приношения? Нет ли здесь противоречия?
Эта фраза имеет более глубокий смысл, чем может показаться, на первый взгляд, — объясняет раби Ишмаэль (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Она дается, чтобы мы знали: если внешний мизбеах получил повреждение или деформировался, производить шехиту предназначенных для приношений нельзя в любой части азары (храмового двора). Если же, несмотря на то, что «неполадки» еще не устранены, животное все-таки в азаре зарезали, его туша не может быть использована в дальнейшей процедуре приношения, а мясо его становится некошерным.
К тому же выводу — шехиту в любой части азары разрешается совершать только в том случае, если внешний мизбеах в полном порядке — но не исследуя фразу, а путем логических умозаключений, приходит и Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век).
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать проблемы, связанные с расположением мизбеаха (в условном переводе — жертвенник) в азаре (храмовом дворе), затрагивая другие аспекты совершения различных видов приношений в Храме, обсуждение которых велось на прошлом листе.
Рассматривая ситуацию, когда внешний мизбеах получил повреждение или деформировался, раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век) добавляет к тому, о чем говорилось на предыдущем листе (см. обзор листа 59): до тех пор, пока мизбеах не приведут в порядок, коэнам (служителям в Храме) не разрешается есть остатки мучных приношений. Ибо сказано в Торе: «И будут есть ее (минху — мучное приношение) возле (полноценного, неповрежденного) мизбеаха» (Ваикра, гл. 6, ст. 10).
Эта фраза, — отмечает Талмуд, — если воспринимать ее вне контекста, может показаться странной. Ведь остатки минхи, которые относят к приношениям сравнительно невысокой концентрации духовности, можно было есть не только возле мизбеаха, но — где угодно. Главное — в пределах азара (храмового двора). Поэтому слова «возле мизбеаха» следует читать — «во время существования мизбеаха». Дефекты в нем, — подчеркивают Учителя, — как будто прекращают (до восстановления) его существование.
Обобщая сказанное здесь и на предыдущем листе, мы можем понять, что мизбеах — одно из центральных «сооружений» Храма. Его духовный статус столь высок, что без него служение в Храме прерывается.
В самом деле, в обзоре предыдущего листа шла речь о том, что в период, когда мизбеах поврежден, нельзя делать шехиту (см. обзор листа 59) — для приношений любого вида и любого духовного уровня. И это означает, что в течение всего этого периода (до полного восстановления мизбеаха) проводить процедуры приношений в Храме в принципе невозможно.
К тому же выводу, но — путем логических умозаключений, приходит и Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). Он задается вопросом: может ли человек в наше время, когда нет Храма, принести в Иерусалим маасер шени (вторую десятину от урожая, которую, согласно заповеди Торы, в дни больших еврейских праздников нужно было съесть в Иерусалиме)? Изучая проблему, он обращается к изысканиям раби Ишмаэля (великий Учитель Мишны, 2‑й век). В свое время раби Ишмаэль тоже исследовал этот вопрос — на примере приношения первенца кошерного животного (корбана‑бехора, которого по законам Торы полагалось отдать в Храм в качестве приношения). И в результате обнаружил, что сама возможность приношения первенца (этот вид приношения причисляется к корбанот пониженного уровня концентрации духовности — кодашим калим) обусловлена наличием и целостностью Храма, включая целостность внешнего мизбеаха. Следовательно, — дает заключение раби Ишмаэль, — если мизбеах поврежден, совершать процедуры приношений категории кодашим калим — невозможно.
Применив метод сравнительного анализа, Абайе выясняет, что в этом смысле законы маасера шени аналогичны тем, что действительны по отношению к корбану‑бехора. К тому же оба вида этих приношений обладают сравнительно невысоким уровнем концентрации духовности. Значит, приношения этой категории не могут быть осуществлены, если мизбеах поврежден.
Но ведь между маасером шени и приношением первенца есть весьма существенная разница, — не удовлетворяется результатами приведенных исследований Талмуд. — Процедура осуществления приношения первенца «технически» требует наличия мизбеаха: по неукоснительным правилам мизбеах следовало окропить кровью корбана‑бехора, на нем (на мизбеахе) сжигались внутренности предназначенного для приношения этого вида животного... Какое же отношение к мизбеаху имеет маасер шени? Специально отделенную для таких случаев часть урожая просто надо было съесть в пределах Иерусалима.
В ответ на это приводится цитата из Торы: «И приносите туда ваши приношения ола (символизирующие тотальную близость к Творцу; их мясо сжигалось полностью и причислялись они к категории приношений наивысшего уровня концентрации духовности), и те виды приношений шеламим (символизируют хорошее настроение и благодарность Творцу), которые вменяются в обязанность, и ваши десятины и пожертвования, и ваши обеты и зароки, и первенцев вашего крупного и мелкого рогатого скота» (Дварим, гл. 12, ст. 6).
Из этой фразы очевидно, что сама Тора уподобляет маасер шени приношению первенца...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать различные аспекты проблем, связанных со статусом и состоянием мизбеаха (в условном переводе — жертвенник).
Рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век), детально изучив высказывания Рава (столь великий и известный Учитель Талмуда первого поколения, что звание «рав» стало его именем, и все знали, о ком идет речь; 3‑й век), сообщает, что в Мишкане (переносном Храме, существовавшем в годы странствий евреев по пустыне, и некоторое время в Эрец Исраэль — до возведения Иерусалимского Храма), когда евреи остановились в Шило, мизбеах был уже не из меди (как это было в пустыне), но — каменный. Так же, из камня, соорудили мизбеах в Иерусалимском Храме (подробнее о том, как строили мизбеах — см. в обзоре листа 54).
Откуда эту информацию получил Рав? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: наряду с теми указаниями, которые даются в Торе по поводу сооружения Мишкана — для условий пустыни (в нем Всевышний велит пользоваться медным мизбеахом), в Торе трижды упоминается «мизбеах из камней» — «А если каменный жертвенник сделаешь Мне...» (Шемот, гл. 20, ст. 22); «И построй там мизбеах Всевышнему твоему, мизбеах каменный» (Дварим, гл. 27, ст.5); «Из цельных камней построй мизбеах Всевышнего твоего»(Дварим, гл. 27, ст.6).
В этом троекратном упоминании Рав усматривал намек на три каменных мизбеаха, которые, согласно его высказываниям, были в Шило, в Гивоне и Нове. Позднее каменный мизбеах появился и в Иерусалимском Храме.
Однако рав Аха бар Ами рассказывал, что во времена Моше Небесный огонь сошел на мизбеах в пустыне и, не угасая, горел постоянно, пока царь Шломо, заменив Мишкан на достроенный им Храм в Иерусалиме, не воздвиг вместо медного мизбеаха времен Моше — каменный. Огонь, сошедший с Небес на этот каменный мизбеах царя Шломо, непрерывно горел пока царем народа Израиля не стал Менаше, который этот огонь погасил.
Из этого рассказа следует, что вплоть до того, как Шломо построил Иерусалимский Храм, мизбеах в Мишкане был медным. Значит, и в Шило пользовались медным мизбеахом. Почему же Рав говорил, что там стоял мизбеах из камня? Откуда такие разночтения в информации?
Исследуя этот вопрос, Талмуд выясняет, что мизбеах, который стоял в Шило, действительно был медным, но изнутри его заполнили камнями, а не землей, как это делалось в пустыне. Так что никакого противоречия между двумя рассказами нет.
Впрочем, есть и другое объяснение кажущимся противоречиям.
В Мишкане в Шило стояли два мизбеаха, — объясняет раби Натан бар Ицхак, — На медном мизбеахе Моше продолжало гореть Небесное пламя, а огонь на расположенном поблизости каменном мизбеахе разжигали от искр, которые брали на медном мизбеахе.
И тем и другим мизбеахом пользовались в Мишкане в Шило одновременно, — уточняет рав Папа (амора, Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века), — поочередно проводя требующие его «участия» этапы процедуры приношений — то на медном, то на каменном.
Каменный мизбеах Первого Храма, построенного царем Шломо, — говорит раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — имел в основании 28 х 28 локтей (во времена Талмуда — мера длины), а в верхней части, на которой воскурялись приношения — он 20 х 20 локтей. Когда же евреи, вернувшись из вавилонского изгнания, взамен разрушенного Первого Храма построили в Иерусалиме Второй Храм, они увеличили размеры мизбеаха, сделав его в основании 32 х 32 локтя, а в верхней, «рабочей» части — 24 х 24 локтя.
Как же могло получиться, — спросил рава Йосефа (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века), учителя своего, Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века)? — В Первом, построенном царем Шломо, Храме мизбеаха меньшего размера хватало, хотя по праздникам приходили сюда совершать приношения евреи «из Иудеи и Израиля, многочисленные, как песок морской» (Танах, первая книга Мелахим — первая книга Царей, гл.4). А во Втором Храме — в те времена вернувшихся из изгнания евреев было всего около сорока тысяч (об этом сказано в Танахе — книга пророка Эзры, гл.2, ст. 64) — места на мизбеахе того же размера оказалось недостаточно, пришлось его увеличивать...
На мизбеахе Первого Храма горел Небесный огонь. Он быстро сжигал то, что подлежало воскурению, — объяснил рав Йосеф. — Во Втором Храме Небесного огня уже не было. И эти процедуры длились гораздо дольше...
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать исторический аспект устройства Храма. Разбирается, в частности, вопрос: почему во Втором Иерусалимском Храме мизбеах (в приблизительном переводе — жертвенник) был гораздо большего размера, нежели — в Первом?
На предыдущем листе рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века) дает своему ученику — Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) практическое объяснение (см. обзор листа 61). Здесь же, на нашем листе, рав Йосеф, исследуя ситуацию под другим углом зрения, открывает в этой проблеме иную грань Истины.
Внимание рава Йосефа привлекает фраза из Танаха: «...И воздвигли жертвенник на основании его» (книга пророка Эзры, гл.3, ст.3). Детально изучив ее, он приходит к заключению, что царь Шломо, возводя Первый Храм, точно не знал, где проходят границы площади, которую должен был занимать мизбеах, а потому был вынужден сделать его меньше размером — чтобы не выйти за пределы отведенной для этого территории. Когда реализовывался «проект» Второго Храма, строители получили скорректированную информацию о месторасположении мизбеаха, что дало им возможность целиком использовать предназначенный под мизбеах участок. Вот и получился он больше, чем в Первом Храме.
Мог ли царь Шломо не знать координаты и параметры мизбеаха? — спрашивает Талмуд. — Ведь отец его, царь Давид, передавая сыну миссию — построить Храм, сказал: «Все предначертано в Торе Всевышнего, который вразумил меня» (Танах, Диврей а‑Ямим, часть первая, гл. 28, ст. 19). То есть Давиду, получается, было известно все о будущем (Первом) Храме, включая, разумеется, точные размеры мизбеаха.
Завещание Давида по поводу Храма, — отвечает рав Йосеф, — и позволило строителям Второго Храма увеличить размеры мизбеаха. Его, Давида, слова — «Это — Дом Всевышнего, и это — мизбеах всесожжения Израилю» (Танах, Диврей а‑Ямим, часть первая, гл. 22, ст.1) — послужили им руководством к действию. Внимательно изучив их, строители Второго Храма, усмотрели здесь намек на то, что размеры мизбеаха приравниваются к размерам самого здания Храма (с внутренними помещениями). И выходило, что мизбеах мог занимать площадь 60 х 60 локтей (таковы количественные параметры здания Храма — см. Танах, первая книга Мелахим, в переводе — книга Царей, гл. 6, ст. 2).
Но ведь поставленный во Втором Храме мизбеах в результате занял территорию 32 х 32 локтя...
Проанализировав реальные потребности в мизбеахе, — поясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век), — они пришли к выводу, что в таком огромном мизбеахе нет необходимости. Тем более, что законы, регулирующие взаимозависимость между функциональностью и «архитектурой» Храма, позволяли (как мы видели на примере Первого Храма) без ущерба для служения, сохраняя его пригодность, уменьшить размеры мизбеаха.
Но как же вернувшиеся из вавилонского изгнания евреи узнали, где в Первом Храме находился мизбеах? — спрашивает Талмуд. — Границы территории Первого Храма и местоположение самого храмового здания, понятно, и после разрушения определить было несложно — сохранились развалины окружавших храмовый двор стен, остатки фундамента... От мизбеаха же, скорее всего, никаких следов не осталось.
На территории азары (храмового двора), — говорит раби Элиэзер (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — они обнаружили место с очень высоким уровнем духовной концентрации и поняли, что это — духовный аналог мизбеаха, физически уничтожить который — невозможно.
Особое, проникающее в духовные субстанции «зрение», которым еще обладали некоторые люди поколения, при жизни которого возводился Второй Храм, — объясняет раби Ицхак бар Напха, — позволило им увидеть, условно выражаясь, «духовную проекцию пепла» от несостоявшегося, в материальном мире не реализованного приношения нашего праотца Ицхака на горе Мориа (здесь и строились Первый и Второй Иерусалимские Храмы) — именно в том месте, где стоял мизбеах...
Возвращаясь к теме, обсуждение которой было начато в предыдущей, пятой главе трактата Зевахим — где следует осуществлять этапы процедуры приношений того или иного вида и как влияют на пригодность корбана (приношение в Храм) для дальнейшего использования отклонения от установленных правил, Талмуд на нашем листе рассматривает различные аспекты проблем, связанных с процедурой осуществления приношения минхи (мучного приношения).
В Торе о минхе сказано: «И принесет ее (хозяин приношения) коэнам (служителям в Храме), сыновьям Аарона, и возьмет оттуда (коэн) полную горсть (на иврите — кмица) муки, (возьмет) масло ... и воскурит ее на жертвеннике» (Ваикра, гл. 2, ст. 2).
А теперь прочтем Мишну:
Кмицу из минхи коэн может взять в любом месте азары (храмового двора). Так же, в любом месте азары (но — не за пределами Храма) коэн имеет право съесть то, что от минхи останется. Ибо в Торе написано — «А то, что останется от минхи — Аарону и его сыновьям» (Ваикра, гл. 2, ст. 3).
Приступив к обсуждению Мишны, Талмуд, как обычно исследует источники, на которых основаны ее положения.
Значение слова «оттуда» во фразе Торы — «...и возьмет оттуда полную горсть муки» шире, чем можно было заключить при поверхностном прочтении, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век). — Оно указывает также, что делать это коэну позволяется в том месте, где он находится (то есть — по его выбору, в какой угодно части азары).
Для чего это подчеркивается? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: дело в том, что Тора причисляет мучное приношение к категории кодеш кодашим (категория приношения высокого уровня концентрации духовности); процедуры приношения этой категории осуществляются в северной части азары; поэтому и возникла необходимость подчеркнуть, что минха в этом составляет исключение.
Следующая Мишна нашего листа уточняет процедуру осуществления приношения хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку), когда объектом приношения служит голубь (приношение этого вида группы хатат на иврите называется — хатат‑оф, искупительное приношение птицы). В этой Мишне, в частности, сказано:
Для приношения этого вида делается не шехита (когда животное, особь из крупного или мелкого рогатого скота, с помощью специального ножа режут оговоренным в Торе, безболезненным способом), но — мелика (когда птицу убивают не ножом, а — руками).
Мелику разрешается совершать в любом месте азары.
Кровью предназначенной для хатат‑оф птицы один раз окропляют мизбеах — так, чтобы эта кровь попадала на его юго-западный угол. Тот самый угол, к которому подносили минху перед извлечением кмицы из сосуда. И в Торе об этом написано: «И принесешь ты один из этих видов мучных приношений Всевышнему, и передашь его коэну, а он поднесет его к мизбеаху» (Ваикра, гл. 2, ст. 8).
Сюда же сливали остатки крови после реализации этапа зерики (когда кровью предназначенных для приношения животных окропляли мизбеах — об этапах процедуры приношения см. в обзорах листов 2 и 13).
Верхняя часть этого угла служила для возлияния вина, которое полагалось совершать по два раза в день (возлияние вина — составная процедуры постоянных приношений, которые осуществлялись ежедневно, утром и вечером, перед заходом солнца); возлияния воды в дни праздника Суккот.
Излагая содержание законов, регламентирующих процедуру приношения, Мишна конкретизирует и отдельные моменты в поведении коэна. Сообщает, к примеру, что коэн должен подниматься на мизбеах с правой стороны, а спускаться с мизбеаха — в его левой части. Таким образом получалось, что коэны всякий раз обходили мизбеах вокруг. Исключение составляют в этом, — подчеркивает Мишна, — лишь три процедуры: возлияние вина; возлияние воды и окропление мизбеаха кровью приношения ола (символизирующего тотальную близость к Творцу — мясо его сжигают полностью) в тех случаях, когда объект приношения — птица. Осуществляя эти процедуры, коэн шел к нужному месту напрямик, чтобы не испортить приношение дымом мизбеаха.
Продолжая обсуждать поднятые Мишной темы (фрагменты из текста Мишны см. в обзоре листа 63), на нашем листе Талмуд концентрирует внимание на некоторых подробностях процедуры приношения категории хатат а‑оф (приношение голубя, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Описывая процедуру приношения хатат‑оф, Мишна сообщает, что зарезав голубя особым способом (называемым мелика; отметим попутно, что у мелики для приношения хатат‑оф были свои, только для приношения этого вида характерные черты), коэн (служитель в Храме) окроплял его кровью юго-западный угол мизбеаха (в условном переводе — жертвенник). После этого остатки крови голубя выливали у основания мизбеаха, а мясо его, приготовленное тем или иным способом, съедали коэны.
Исследуя законы проведения процедуры приношения хатат‑оф, Талмуд, как обычно, обращается к первоисточнику и приводит цитату из Торы, где об этой процедуре сказано так: «... и окропит кровью приношения стену мизбеаха...» (Ваикра, гл. 5, ст. 9).
Проанализировав фрагмент, Талмуд уточняет: кровью хатат‑оф окропляли жертвенник, не собирая ее в сосуд, как в случае с приношениями крупного и мелкого рогатого скота; зарезанную птицу подносили к мизбеаху, и кровь капала прямо из ее тела. При этом кровь должна была попасть именно на стенку мизбеаха. При чем — в нижней ее части. Как мы уже говорили (об устройстве мизбеаха — см. в обзоре листа 54), горизонтально (красной полосой — по всему периметру) мизбеах был разделен на две части, верхнюю и нижнюю, и окропление кровью в процедуре приношений этого вида следовало производить именно в его нижней части.
На это, как объясняет Талмуд, указывает продолжение приведенной выше фразы из Торы: «...а оставшаяся кровь будет вылита к основанию мизбеаха» (Ваикра, гл. 5, ст. 9). Ибо получается, что процедуру окропления приношения хатат‑оф следует производить таким образом, чтобы остатки крови стекали к основанию мизбеаха, а для этого его надо окропить именно в нижней части.
Так ли уж однозначен этот вывод? — спрашивает Талмуд. Ведь буквальный смысл процитированных слов Торы заключается лишь в том, что после окропления мизбеаха кровью приношения ее остатки нужно вылить к основанию мизбеаха. Разве из этого следует, что кровь, которой кропили мизбеах, сама должна стечь к его основанию?
Быть может, логичнее было бы предположить, что процедуру окропления необходимо производить как раз в верхней части мизбеаха (или, быть может, это вообще не имеет значения — на какую часть мизбеаха, верхнюю или нижнюю, должна попадать кровь). Ведь говорится лишь об остатках крови, которые можно в любом случае вылить у основания мизбеаха.
Но в таком случае в Торе было бы сказано: «А оставшуюся кровь выльют к основанию жертвенника», — отмечает Талмуд. Однако Тора использует здесь выражение «...будет вылита». И в этом содержится намек на то, что кровь, которой кропили мизбеах, сама «выльется», то есть — стечет вниз, к основанию мизбеаха.
Далее Талмуд приводит описание мелики, которое дает рав Зутра бар Тувия. Сначала коэн двумя пальцами сжимал крылья голубя, двумя другими — его ноги, чтобы птица не вырывалась. Ее шея его при этом оказывалась вытянутой и прижатой к большому пальцу руки, точнее — зафиксированной между большим и указательным пальцем коэна. С задней стороны шея голубя оказывалась обращенной наружу, что давало коэну возможность точным движением, быстро совершить мелику...
Рав Зутра бар Тувия подчеркивает, что особенности мелики для приношения вида хатат‑оф, делает процедуру ее осуществления одной из наиболее сложных для практической реализации — ибо она требует немалого опыта и особой сноровки. По степени сложности ее можно сравнить разве что с некоторыми этапами приношения минхи (мучное приношение) и воскурением полных пригоршней благовоний в Йом-Кипур...
Предыдущая Мишна (см. обзор листа 63) анализировала различные аспекты приношения хатат а‑оф (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку в нарушении какого-либо из строгих запретов Торы), описывая процедуру приношения голубя, которое принималось, если у человека не было материальной возможности принести корову или овцу.
На нашем листе Талмуд переходит к обсуждению законов осуществления процедуры приношения второй категории — олат‑оф (символизирующего тотальную близость к Творцу; эта процедура завершалась полным сожжением тела птицы), когда, также, как в первом случае неимущим разрешалось приносить голубя, но — другого вида.
В Мишне листа эта процедура описывается таким образом:
Коэн (служитель в Храме) по специальному трапу поднимается на мизбеах (в условном переводе — жертвенник) и, держа в руках предназначенного для приношения голубя, направляется к его юго-западному углу. Здесь производится мелика (когда птицу убивают особым, детально оговоренным способом). Кровью зарезанной птицы окропляют стену мизбеаха.
Прежде чем сжечь птицу, — продолжает Мишна, — нужно очистить ее от перьев, вынуть зоб и внутренности — это выбрасывается.
Далее на тушке делается продольный надрез — со стороны брюшной полости. При этом надо постараться, чтобы не разрезать птицу надвое.
Если же оказывается, что птица все же разрезана на две половины, непригодной для завершения процедуры приношения она не становится.
Затем тело птицы посыпается солью и укладывается поверх дров на мизбеахе, где и сжигается...
Что будет, если коэн, произвел мелику и окропил кровью птицы мизбеах по всем установленным правилам, но пропустил что-то из приготовлений для сожжения (например, не очистил тело голубя от перьев или не вынул внутренности)? — спрашивает Талмуд, рассматривая текст Мишны.
И отвечает: приношение для сожжения все равно остается пригодным.
Но, если же допустил ошибку во время мелики, приношение становиться пасуль, то есть, не годится для сожжения на мизбеахе.
Точно так же приношение нельзя сжигать на мизбеахе, если процедура окропления кровью птицы произведена не по правилам.
Анализируя содержание Мишны нашего листа, Талмуд подчеркивает, что существуют законы, которые, регламентируя осуществление процедуры приношения в Храме крупного и мелкого скота, распространяются и на проведение процедуры приношения птицы. Речь идет о мыслительных процессах совершающего шехиту — когда животное режут оговоренным в Торе, безболезненным способом (в случае с птицами — это мелика) человека. А также — о намерениях осуществляющего процедуру приношения коэна на этапе зерики (когда мизбеах окропляют кровью предназначенного для приношения животного — об этапах приношения см. в обзорах листов 2 и 13).
Из предыдущих обзоров мы узнали, в частности, что неверная направленность мыслей определенным образом влияет на дальнейшую судьбу приношения (см. на сайте, к примеру, обзор листа 7, а также листы 10, 28, 29, 30 и т. д.). Так, скажем, если человек, совершающий шехиту животного, предназначенного для приношения хатат (в случаях, когда приносится крупный или мелкий рогатый скот) или окропляющего его кровью мизбеах думал в эти моменты о приношении другого вида (или — о том, что его мясо будет съедено за пределами храмовой территории или — по истечении установленного правилами срока), корбан (приношение в Храме) становится непригодным для дальнейшего использования. Тот же закон применим и для мелики, когда убивают птицу, предназначенную для хатат‑оф и для процедуры окропления мизбеаха кровью птицы.
Такая же ошибка на уровне мыслей при шехите животного, предназначенного для приношения категории ола или на этапе окропления кровью этого корбана, не имеет столь фатальных последствий — его туша все равно пригодна для сожжения. Однако человеку, от имени которого это приношение осуществляется, оно не засчитывается.
Следовательно, и в том, случае, если коэн, убивая птицу для олат‑оф, думал о приношении другого вида, сжечь птицу, то есть — полностью завершить процедуру приношения ему разрешается, но бедняку, от имени которого свершалась эта процедура, оно не засчитывается. Ему придется принести в Храм другого голубя...
Александр Капер
Наш лист открывает седьмую главу трактата Зевахим, которая посвящается в основном описанию процедуры таких приношений, объектом которых служит птица.
Из прошлых обзоров (см. на сайте, например, обзор листа 63) известно, что для этой цели принято было использовать голубей. Но прежде чем приступить к анализу содержания главы, сделаем небольшое отступление — чтобы нам легче было понять, о чем здесь идет речь.
Для приношения в Храм годились голуби двух видов — тор и йона, соответственно тому, что существовали два вида таких корбанот (в единственном числе: корбан — приношение в Храм): хатат‑оф (приношение, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку; слово оф в переводе на русский означает — «птица») и олат‑оф (символизирующее тотальную близость к Творцу; мясо птицы, согласно установленным для приношений этой категории правилам, сжигали полностью).
Общая отличительная черта процедуры приношения этих двух видов состояла в том, что голубям не делали шехиту (как в процедуре приношения крупного и мелкого рогатого скота, когда животное специальным ножом резали оговоренным в Торе, безболезненным способом) — способ умерщвления этих птиц называется мелика (см. об этом в обзоре листа 63). И еще: этап кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в специальные храмовые сосуды; об этапах осуществления приношения — см. обзоры листов 2 и 13) в процедурах этих приношений отсутствует. При окроплении мизбеаха после мелики кровь птицы вытекала непосредственно из ее тела.
В процедурах осуществления приношений этих двух видов были различия: кровью птицы корбана‑хатат окропляли нижнюю часть мизбеаха, корбана‑ола — верхнюю.
В Мишне нашего листа сказано:
Если, осуществляя процедуру приношения хатат‑оф, человек имел намерение принести олат‑оф и наоборот — осуществляя олат‑оф, думал о приношении хатат‑оф, птица становится непригодной для дальнейшего использования.
Впрочем, у приношения олат‑оф есть одна особенность: если человек, совершая процедуру этого приношения, изначально имел неправильное намерение относительно вида корбана, но все последующие этапы провел правильно, мясо птицы остается кошерным, но хозяину этой птицы не засчитывается (то есть Небесами это приношение не принимается).
Если же человек, имея неправильное намерение, окропил кровью птицы, предназначенной для олат‑оф, нижнюю часть мизбеаха (для приношения этого вида надо было окропить кровью птицы верхнюю часть мизбеаха), мясо этой птицы — некошерно и непригодно для какого бы то ни было применения.
Намерения, казалось бы — всего лишь движение человеческой мысли, — констатирует Талмуд, приступая к анализу приведенного выше текста Мишны. — Какое практическое воздействие они могут оказать на процесс осуществления процедуры приношения птицы? Особенно — если в действительности он протекает в рамках установленных законов...
И отвечает на выдвинутый вопрос так. Акт осуществления процедуры приношения в Храме обращен к духовным мирам, каждая деталь в ней, в том числе — и сопровождающие эту процедуру мыслительные процессы, играет принципиальную роль. Мысль (в данном случае — неверное намерение) имеет вполне определенную «духовную проекцию», вносящую в «процесс восприятия» процедуры приношения Небесами более или менее серьезную путаницу, поскольку «методологически» виды приношения, о которых мы здесь говорим, довольно разительно отличаются друг от друга.
Кроме того, ошибочное намерение может иметь и вполне практическое воплощение: человек, сделав мелику для приношения олат‑оф (которая, как мы уже знаем, отличается от мелики хатат‑оф), размышляя о приношении хатат‑оф, по ошибке способен окропить не верхнюю (как положено по законам осуществления процедуры приношения олат‑оф), а — нижнюю часть мизбеаха.
В заключение отметим, что принципиальные моменты, характеризующие осуществление приношений — независимо от того, является объектом приношения рогатый скот или птица и видов корбанот — остаются во всех случаях неизменными. Это относится, в частности, к намерениям, которые возникают на начальных этапах их осуществления (см. на сайте, например, обзоры листов 3, 4, 5 и других, где говорится о значении и последствиях сопровождающих процедуру приношения мыслительных процессов).
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы приношений в Храм птиц, точнее — голубей (начало обсуждения — см. обзор листа 66).
Для лучшего понимания содержания Мишны нам следует ввести в обиход новое для нас понятие — «меила».
Что это такое?
По закону, каждый владеющий скотом человек должен был отделить соответствующие установленным требованиям особи — специально для приношений в Храме. И делать это следовало вскоре после рождения животного, ибо для приношений в Храме годился лишь такой скот, который в сельскохозяйственных работах не использовался. Если же хозяин отделенного животного, все-таки привел его, скажем, на поле и, к примеру, возил на нем плоды своего урожая, даже одной-единственной такой поездки достаточно, чтобы животное стало непригодным для приношения в Храм.
Человек, который так поступил, допустил серьезное нарушение. Это и другие подобные (серьезные) нарушение на иврите носят название — меила.
Итак, в Мишне нашего листа сказано:
Если человек начал есть мясо птицы (положил кусок в рот), в процедуре приношения которой были допущены ошибки (неправильное намерение, меила, кровью птицы окроплено не то место мизбеаха, которое следовало окропить и т. п.), он не становится таме (то есть — не получает от птицы духовную нечистоту).
Если же человек начал есть мясо птицы, мелика (когда птицу лишают жизни особым способом, принципиально отличающимся от шехиты, описанной в Торе — животное режут ножом, причем, так, что боли оно не испытывает) которой была сделана неправильно, до вечера этого дня он — таме, ибо само мясо неправильно зарезанной птицы мгновенно «пропитывается» тумой (духовной нечистотой), которая передается человеку...
Если процедура приношения олат‑оф осуществлена в нижней части мизбеаха (по правилам ее следует производить — в верхней), это — меила (то есть — серьезное нарушение), — говорит раби Элиэзер (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Иную грань в этом вопросе усматривает раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). Как меила, — говорит он, — такое нарушение не расценивается...
Далее на страницах Талмуда по этому поводу между раби Элиэзером и раби Иегошуа разворачивается долгая и обстоятельная дискуссия. В ходе этой дискуссии они пользуются методом сравнительного анализа, как будто бы отдаляясь от рассматриваемой ими проблемы. Но «дистанция», расширение сферы поиска ответов на вопрос требуется им только для того, чтобы, сопоставляя аналогичные ситуации, максимально приблизиться к Истине.
Приведем пример логических построений, которыми оперируют раби Элиэзер и раби Иегошуа, аргументируя свои позиции.
Если человек собрался совершить процедуру приношения олат‑оф, — говорит раби Элиэзер, — а потом в голове его возникло другое намерение, приношения по-прежнему, как изначально, причисляется к группе приношений олат‑оф. Следовательно, все его сориентированные на другое приношение действия становятся ошибочными и попадают в разряд «меила» (особо тяжких нарушений).
Со своей стороны, раби Иегошуа, тщательно исследуя вопрос, делает вывод, что изменение первоначального намерения меняет предназначение приношения и оно переходит в группу приношений другого вида. Следовательно, переориентированные действия совершающего процедуру приношения человека — вполне легитимны и меилой не считаются. Вполне может быть, — подчеркивает он, — что из задуманного олат‑оф в результате получится вполне полноценное приношение хатат‑оф...
Подводя итог дискуссии, Талмуд объясняет, что позиции Учителей в данном случае не противоречат друг другу.
Раби Элиэзер рассматривает ситуацию, когда второе намерение замещает первое после мелики. Поскольку мы уже знаем, что на этапе реализации процедуры приношения между хатат‑оф и олат‑оф имеются весьма принципиальные различия, нам нетрудно понять, что изменение вида приношения (скажем, с олат‑оф на — хатат‑оф) невозможно. И если человек сделал это, он допустил тягчайшее нарушение.
Раби Иегошуа рассматривает ситуацию, когда намерения человека по поводу вида приношения меняются перед проведением этапа мелика. В этом случае возражений на его точку зрения не возникает...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать законы приношений в Храм птиц (начало обсуждения — см. в обзорах листов 66, 67). В стремлении оградить от возможных ошибок, здесь даются уточнения к различным, порой — непредвиденным, ситуациям.
В Мишне листа сказано:
Если мелику (когда птицу убивают особым — отличным от шехиты, в процессе которой режут крупный и мелкий рогатый скот — способом) сделали, взяв птицу, которая (по установленным правилам) для приношения в Храм не годится, нельзя осуществлять дальнейшие этапы процедуры приношения, но человек, взяв кусок мяса этой птицы в рот (если, конечно же, она относится к разряду кошерных), не становится таме (то есть не получает от нее духовную нечистоту)...
Сразу же отметим, что Мишна в данном случае подчеркивает отличие этой ситуации от той, когда сама мелика сделана неправильно. Как мы уже знаем (см. обзор листа 67), ошибки, допущенные во время мелики, «заряжают» мясо птицы тумой (духовной нечистотой), и человек, положивший в рот кусок этого мяса до вечера этого дня становится таме.
Если мелика сделана левой рукой или ночью, а также в случае, если вместо мелики совершена шехита (когда животное режут оговоренным в Торе, безболезненным способом, но для предназначенных для приношения в Храме птиц он — не применяется), — продолжает Мишна, — в мясе этой птицы тумы нет.
Если же мелика произведена с помощью ножа (по установленным правилам нож в этой процедуре не применяется) или — за пределами территории Храма (что законами осуществления процедуры приношения запрещено); если использовал для приношения голубя‑тор (вид голубя; как известно для приношений в Храме годились два вида голубей — см. обзор листа 66), не достигшего определенного возраста (по правилам для приношения в Храм использовались только взрослые особи тор) или — голубя‑йона, время которого, для того, чтобы стать объектом приношения в Храм, прошло (по закону, для приношения в Храм годились лишь не достигшие зрелости, молодые особи голубя‑йона); если для приношения в Храм был взят голубь с физическим дефектом — мясо такой птицы «заражало» человека тумой (даже маленького кусочка этой птицы, взятого в рот, было достаточно для этого).
И в заключение Мишна дает общее правило:
Любая птица, которая попала на территорию Храма, будучи пригодной для приношения, но в процессе осуществления приношения стала непригодной для дальнейшего использования, не «заряжается» тумой, и человек, положивший кусок мяса этой птицы в рот, не становится таме.
Если же (предназначенная для приношения) птица (по каким-то параметрам) не годилась для этой цели еще до того, как попала в Храм, а человек взял в рот кусок ее мяса, он становится таме.
Анализируя Мишну, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: будет ли человек таме, если он откусил кусок мяса птицы, процедуру приношения которой в Храме осуществил зар (то есть — «чужой», не коэн — служитель в Храме)?
Мясо приношения, осуществленного заром, — говорит Рав (великий Учитель Талмуда первого поколения, 3‑й век), — попадая в рот, «заражает» человека тумой, так же, как в случае, когда в процессе мелики используется «чужеродный», не предназначенный для этого предмет — нож (как сказано в Мишне).
Иную грань Истины в этом вопросе открывает раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). По поводу ножа — несомненно, использование его в процессе мелики делает мясо зарезанной с его помощью птицы непригодным для еды, и человек, отведав его, становится таме. Если же процедуру приношения птицы осуществил зар, это, безусловно, противоречит установленным правилам, но мясо этой птицы, тем не менее, в этом случае не «заряжается» тумой, и положенный в рот кусочек этого мяса не делает человека таме.
Не вдаваясь в детали сложного для понимания обсуждения этого вопроса, скажем лишь, что, проведя тонкий и глубокий анализ связанных с заром проблем в данной плоскости, Талмуд принимает точку зрения раби Йоханана...
На нашем листе Талмуд, уточняя законы приношения в Храм птиц, продолжает анализировать Мишну предыдущего листа (см. обзор листа 68).
На обсуждение здесь выдвигается вопрос, сформулированный таким образом: бывают ли случаи, когда, даже если совершенная в Храме мелика (когда птицу режут особым способом) сделана правильно, человек, отведавший мясо этой птицы, получает от него туму (духовную нечистоту)?
Чтобы лучше понять, о чем идет речь, вспомним, что птиц (точнее — голубей) использовали для приношений двух видов (см. обзор листа 66): хатат‑оф (символизирует раскаяние и искреннее желание исправить ошибку; мясо этого вида приношения по завершению процедуры съедали коэны — служители в Храме) и олат‑оф (в знак тотальной близости к Творцу, когда мясо приношения сжигается полностью).
Теперь отметим, что в данном случае разбирается ситуация с приношением олат‑оф.
Тогда суть вопроса проясняется. Поскольку мясо олат‑оф подлежит сожжению (без остатка), по строгости запрета для еды (сам способ мелики для олат‑оф не предполагает употребление этого мяса в пищу), оно приравнивается к невеле (мясо животного зарезанного не по установленным Торой правилам или просто — убитого). А про невелу в Торе сказано: «Всякая душа — из народа Израиля и пришельцев, которая съест невелу и некошер, промоет одежды свои в воде и окунет тело свое в воду, и будет таме до вечера» (Ваикра, гл. 17, ст. 15). И, коль скоро, невела, как мы видим, сообщает отведавшему такого мяса человеку туму (духовную нечистоту), то и мясо олат‑оф способно «заразить» его тумой.
Для чего же в этой фразе отдельно сказано о некошерном мясе? — спрашивает Талмуд. Ведь и без того известно, что употреблять в пищу некошерное мясо строго-настрого запрещается.
И отвечает: чтобы подчеркнуть, что только то мясо, которое, даже если животное зарезали как будто бы обуславливающим его пригодность для еды способом, все равно есть запрещается, способно передать человеку, положившему в рот кусочек от него, состояние таме (духовной нечистоты). То есть, скажем, мясо некошерного животного, как бы его ни зарезали, есть нельзя в любом случае.
Это логическое построение методом «исключения» подтверждает и другое положение Мишны, в котором сказано, что человек, отведав мяса птицы, которой сделали шехиту — когда животное, в процедуре приношений в Храме — крупный и мелкий рогатый скот режут оговоренным в Торе, безболезненным способом (вместо полагающейся мелики), или — допустим, зарезали по правилам, но — за пределами храмовой территории, не становится таме (см. обзор листа 66).
На нашем листе помещена и новая Мишна, в которой говорится:
Если сделали мелику, а потом оказалось, что птица была смертельно больна (а значит, для приношения в Храм не годилась), а человек (не зная об этом), положил кусок ее мяса в рот, таме (духовно нечистым) он не становится, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век).
Иную грань Истины усматривает в этом вопросе раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век). Вместе с куском этого мяса он получает туму (духовную нечистоту), — говорит он...
Здесь следует отметить, что невела крупного и мелкого скота отличается от невелы птицы (мясо смертельно больной птицы тоже считается — невелой).
Уровень концентрации духовной нечистоты в туше убитого (не методом шехиты) скота столь велик, что просто перенося эту тушу с места на место или даже — дотронувшись до него, человек получает «заряд» тумы. В теле птицы этот уровень значительно ниже, и человек становится таме, только положив кусок ее мяса в рот.
С другой стороны, если человек ел мясо невелы скота, одежда человека (не соприкасаясь физически с мертвой тушей) остается в духовном смысле — чистой; что же касается невелы птицы — даже один кусочек от нее, положенный в рот, как следует из приведенной выше цитаты из Торы («...и промоет одежды свои в воде» — Ваикра, гл. 17, ст. 15), «загрязняет» тумой и одежду человека...
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать Мишну предыдущего листа (см. обзор листа 69), углубляясь в исследование деталей ее положений.
Во второй части прошлого обзора речь, как мы помним, шла о духовном воздействии на человека съеденного им куска мяса голубя, принесенного в Храме, в случае, если, вопреки установленным правилам, для приношения была использована смертельно больная птица. Напомню, что с точки зрения раби Меира (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), таме (то есть — духовно нечистым) человек в этой ситуации не становится.
Для дальнейшего обсуждения важно повторить: шехиту (когда животное, с помощью специального ножа, режут обусловленным в Торе, безболезненным способом) в обычных, бытовых условиях (вне Храма) делают всем пригодным для употребления в пищу, кошерным животным, в том числе — и птицам; в Храме, по законам, регламентирующим процедуры приношения, шехита применима лишь для крупного и мелкого рогатого скота, для предназначенных для приношения в Храме птиц существует иной способ умертвления — мелика (в процессе которой ножом не пользуются).
Вспомним и еще одно универсальное для всех приношений в Храме правило: выбранное для этой цели животное (включая птиц) не должно иметь врожденных или приобретенных физических дефектов.
Обсуждая позицию раби Меира, Учителя рассматривают проблемы биологического характера — чтобы выяснить, что подразумевается под понятием «физический дефект».
В самом деле, смертельная болезнь предназначенной для приношения в Храме птицы, — отмечает Талмуд, — могла быть при ее отделении не очевидной, и признаки ее обнаружились только после мелики. Следовательно, в законе об отборе предназначенного для приношения животного речь идет именно о видимых физических пороках (скажем, у птицы — сломано крыло и т. п.).
Делая вывод, что человек, отведавший мяса смертельно больной птицы, не становится таме (духовно нечистым), раби Меир не имел в виду мясо птицы, у которой был видимый физический порок, — уточняет раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
Иную грань Истины в этом вопросе, исследуя точку зрения раби Меира, усматривает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Безусловно, по закону предназначенная для приношения в Храме птица не должна иметь физических пороков, — говорит раби Элазар. — Однако раби Меир, учитывая человеческую психологию, зная, что человек способен совершать ошибки, невольно нарушить закон (положим, ответственный за осуществление процедуры приношения коэн — служитель в Храме — не заметил физический недостаток), расширяет границы проблемы. Вот он и рассматривает ситуацию, включающую вероятность того, что мелика была сделана птице с физическим дефектом. Тщательно изучив проблему, он приходит к выводу, что даже в этом случае мясо птицы не приобретает туму (духовную нечистоту). Поэтому и человек, положивший в рот кусок этого мяса, не становится таме.
«Кошерность», «пригодность для приношения в Храм» и — «состояние духовной нечистоты», по сути своей, пусть определенным образом связанные между собой, но все же разные, лежащие в разных плоскостях понятия, — подчеркивает Талмуд. — Далеко не всегда проявляется влияние одного — на другое.
В подтверждение этого высказывания Талмуд приводит цитату из Торы, где сказано: «Внутренний (надпочечный) жир невелы (животного, убитого некошерным способом — то есть животное, скажем, сорвалось со скалы и разбилось)... нельзя есть, но использовать для всякой работы — можно» (Ваикра, гл. 7, ст. 24).
О чем здесь говорит нам Тора?
Если некошерным жиром можно пользоваться для каких-то целей, кроме еды, значит, он не получает туму и считается таѓор (духовно чистым). В противном случае, человеку нельзя было бы к нему даже прикасаться...
Барух Шнайдер
На нашем листе Талмуд анализирует особые случаи, когда отделенные для приношения в Храме животные становятся для этой цели непригодными (или изначально были непригодными, но имели столь неочевидный «дефект», что хозяева их о нем не ведали).
Мишна этого листа формулирует законы, регламентирующие отбор и пригодность животных для приношения в Храме:
Непригодны для приношения в Храм:
— теленок, рожденный от быка, который стал объектом приношения категории хатат (искупительное приношение, которое символизирует раскаяние и искреннее желание исправить ошибку);
— животное, предназначенное для приношения хатат, хозяева которого, не успев осуществить свое намерение, умерли;
— животное, изначально отделенное для приношения хатат, взамен которого в Храме было принесено другое животное;
— животное, которое предназначалось для приношения хатат, но в процессе ожидания (когда его поведут в Храм) — приобрело какой-либо физический недостаток.
Бык, который убил человека (и этому есть хотя бы один свидетель или сами хозяева быка признаются в этом), или был отделен для ритуала поклонения идолу, или — сам был объектом поклонения в ритуалах идолопоклонников для приношения в Храм — не пригоден.
Не пригоден для приношения в Храм также бык, который болен, или при его рождении корове, матери его сделали кесарево сечение....
Поскольку быки стоят дорого и пустить их на мясо, а для Храма выделить другое животное — «роскошь», доступная далеко не каждому, Мишна дает рекомендацию:
Пусть такой бык пасется (отдельно от стада), пока не приобретет какой-либо дефект. Тогда его можно продать, а на вырученные деньги — купить животное для приношения в Храме.
Обратим внимание на то, что предназначенные для приношения в Храм животные, как мы узнаем из содержания Мишны, должны содержаться отдельно от стада, состоящего из обычных, используемых в хозяйстве животных. Более того. Уже на стадии отделения особей (до момента, когда животных приводят в Храм), важно, для какой категории приношения они предназначаются и от чьего имени будут принесены в Храм.
В Мишне по этому поводу говорится:
Если вместе пасутся предназначенные для приношения в Храме определенного (одного и того же) вида животные, но принадлежат они разным хозяевам (и хозяева их перепутали — не могут точно сказать, какое из них кому принадлежит), животные эти будут служить корбаном (приношением в Храм), каждое — от имени одного из владельцев.
Если вместе паслись животные, предназначенные для приношений разных видов (к примеру, одно должно было стать объектом приношения ола — символизирующего тотальную близость к Творцу, и мясо такого корбана сжигается полностью, другое предназначалось для приношения шеламим — символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу; этапы окропления кровью в процедурах приношений этих видов имеют существенные различия), они становятся непригодными для приношения в Храм.
В таких случаях надо пасти их, пока они не приобретут какой-либо физический недостаток, затем лучшего из них — продать (посвященное Храму и не имеющее дефектов животное продавать нельзя, ибо оно обладает довольно высоким уровнем концентрации духовности), а на вырученные деньги — купить животное для приношения в Храме.
В процессе обсуждения Мишны Талмуд отмечает, что даже тот бык, которого отделили для приношения в Храм, но содержали в одном стаде с быком, который убил человека, уже не может стать объектом приношения. И также, как нельзя продавать быка, которого по приговору бет дина (еврейского суда) за убийство следовало забить камнями, не разрешалось продавать (чтобы на вырученные деньги приобрести другую особь для приношения в Храм) и животное, которое содержали рядом с быком-убийцей. То же правило распространяется и на совместное содержание предназначенного для приношения быка с животным, которое отделили для ритуала поклонения идолу или который сам был объектом поклонения.
Талмуд делает и еще одно важное уточнение: если взамен ставшего непригодным для приношения в Храме животного, подождав, пока оно не получит какое-то увечье, покупают — другое, это другое животное должно служить объектом приношения той категории, для которой предназначалось первое...
На нашем листе Талмуд углубляется в исследование Мишны, помещенной на предыдущем листе (см. обзор листа 71).
Из содержания Мишны следует, — подчеркивает Талмуд, — что в случае, если в стаде пасли животное, которое принимало участие в ритуале поклонения идолу, или — быка, убившего человека, любая особь этого стада для приношения в Храм не пригодна.
Но ведь в законах кашрута, к примеру, — отмечают некоторые Учителя, — есть правило «соотношения»: если к кошерному продукту примешивается очень малое количество (его максимальные рамки указаны в правилах) продукта, непригодного для еды, пища остается кошерной. Можно ли по аналогии с этим считать, что в ситуации, когда стадо — достаточно большое, а «печать непригодности» — лишь на одной особи, пасущейся в нем, остальные (при условии, что сами по себе они имеют все необходимые для приношения в Храме качества) для того, чтобы стать корбаном (приношением в Храме) годятся?
Нет, — отвечает Талмуд на этот вопрос. — Здесь легитимна иная аналогия — с яин несех (вино, предназначавшееся для ритуалов поклонения идолам, использовать которое каким бы то ни было образом еврею запрещено — см. на сайте, к примеру, обзор листа 56, трактат Авода Зара). В законах об яин несех сказано: если хотя бы капля такого вина попала в кошерное вино, его уже нельзя ни продать, ни использовать (см. на сайте, к примеру, трактат Авода Зара: обзор листа 66, а также — обзор листа 73).
Так же и с животными, предназначенными для приношений в Храме. Недаром говорят: «Одна паршивая (к примеру, каким-то образом связанная с идолопоклонством) — все стадо портит». И численность поголовья скота в стаде принципиального значения тут не имеет.
Приводит Талмуд и другую аналогию.
По законам Торы, запрещается сажать и выращивать вместе растения разных видов. Допустим, в винограднике — сеять пшеницу. На нашем листе дается такой пример: специи тильтам (сделанные из сушеных трав и очень дорогие), взятые с поля, на котором вместе растут деревья и зерновые, использовать нельзя — их необходимо сжечь.
В случае, если такие специи смешали с другими специями, — уточняет раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век), — сжечь необходимо всю смесь.
Впрочем, другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины.
Если количество разрешенных для употребления в пищу специй в смеси в 200 раз больше, чем запрещенных, — говорят они, — использовать смесь разрешается.
Исследуя проблемы запрета на смеси, Учителя выводят правило, точнее — дают перечень исключений: этот запрет не распространяется на шесть видов особо ценных продуктов — орехи, собранные в районе Парах; гранаты из Бадана; запечатанные бочки с вином; пучки спаржи; кочаны капусты и греческая тыква. Иными словами, если к таким «объектам» в очень незначительном количестве примешивается что-то запрещенное, использовать их разрешается.
Раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) добавляет к этому списку испеченные в домашних условиях хлебные караваи (во времена Талмуда в пекарнях делали караваи, как правило, меньших, чем — дома, размеров).
Все, что имеет большую ценность и продается по счету, — подчеркивает раби Меир, — не терпит запрещенных для использования «примесей» даже в минимальных количествах.
К этой категории «объектов», безусловно, относятся и животные, которые, сами по себе, имеют большую ценность и стоят дорого, а если речь идет о животных, предназначенных для приношения в Храме — тем более. Ибо такой скот приобретает несоизмеримо большую ценность...
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать законы, регламентирующие использование «объектов», которые, сами по себе, разрешены для посвящения Храму (или для отделения в пользу коэнов — служителей в Храме), но, получив некую «запрещенную добавку», становятся для этой цели непригодными (см. обзоры листов 71 и 72).
Здесь приводится пример с инжиром. Отметим, что инжир когда-то хранили в спрессованном виде — инжирная масса формировалась в круглые лепешки, которые хранились в специальной посуде.
Если лепешки инжира, отделенные для трумы (часть урожая, которая отдавалось коэнам — служителям в Храме), были уложены в одну посуду с лепешками, которые заготавливались для нужд семьи, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — и человек не помнит, какие именно — он выделил для служителей в Храме и в какую посудину их положил, он может использовать для еды любые лепешки. При условии, что они хорошо сформированы и легко отделяются друг от друга.
Если заготовки инжира размещаются в ста посудинах, — говорит раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — весь инжир можно есть обычным людям. — Если посудин — меньше, есть верхние лепешки инжира запрещается (ведь не исключено, что они окажутся трумой). Использовать можно только нижние лепешки.
Чтобы эти выводы были вполне понятны читателю, заметим, что есть труму обычному человеку (не коэну и не члену его семьи) законом не разрешается.
Инжир в определенных ситуациях может стать запрещенным, в других — будет разрешен, подчеркивает Талмуд. — Но не будем пытаться перенести связанные с ним законы на законы о животных, предназначенных для приношений в Храме. Ибо ценность животного, бесспорно, несоизмеримо выше инжира.
Но что будет, если предназначенное для приношения в Храм животное, которое, положим, паслось в общем стаде, а в этом стаде держали быка, отделенного для ритуала поклонения идолам, все же привели в Храм и совершили над ним процедуру приношения? — спрашивает Талмуд. — Ведь люди, как не раз говорилось, не застрахованы от ошибок.
И отвечает: если человек, раскаявшись в том или ином проступке, рассчитывал таким корбаном (приношением в Храм) окончательно снять с себя вину, процедура приношения не принесет ему искупления — корбан не будет принят Небесами.
Почему же так важно держать предназначенных для приношений в Храме животных — изолированно? Почему проблематичной считается даже такая ситуация, когда вместе пасутся животные отделенные для корбана‑хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) и корбана‑ола (символизирующего тотальную близость к Творцу, в знак чего на заключительном этапе процедуры приношения мясо животного сжигается полностью)?
Практически не бывает таких ситуаций: сегодня — отделил, завтра — повел в Храм, — объясняет Талмуд. — От момента отделения особи до осуществления процедуры приношения проходит немало времени. Сам хозяин приношения может забыть, какое животное он отделил, скажем, для приношения хатат. И что еще хуже — перепутать.
Кроме того, коэнам давалось право прийти и самим взять животное для приношения в Храме. Если оно — в общем стаде, существует немалая вероятность того, что они приведут в Храм именно то животное, которое для приношения непригодно.
Закон об отдельном содержании предназначенных для приношений животных гарантирует, что ошибки не будет...
На нашем листе Талмуд продолжает разбирать проблемы, связанные с запретом на использование в процедуре приношения животного, которое, будучи изначально отделено специально для Храма, впоследствии (до момента, когда его следовало привести в Храм) содержалось в неприемлемых для этой категории животных условиях — то есть в общем стаде, статус отдельных животных в котором — сомнителен (см. обзоры листов 71, 72 и 73).
Как быть, если в Йом Кипур по жребию уже определили, какого из двух козлов режут для приношения в Храме, и этого козла успели зарезать (и даже — собрать его кровь в храмовый сосуд), какого — отсылают в пустыню, но тот, который должен стать «козлом отпущения», внезапно умирает? — спрашивает Талмуд.
И исследовав этот вопрос, отвечает: приводят третьего козла и отсылают его в пустыню — вместо умершего.
В этом ответе есть один очень принципиальный и важный для разбора интересующих нас проблем момент: не нужно заново приводить двух новых козлов и снова бросать жребий — предназначенное для приношения животное, пройдя этап шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой безболезненным способом), уже не может стать непригодным для проведения остальных этапов реализации приношения (об этапах процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13).
Мы видим: изучая проблемы, связанные с приношениями в Храме, Учителя широко пользуются методом сравнительного анализа. Дадим в нашем обзоре еде два примера, где законы отбора сравниваются с законами применимыми в аналогичных ситуациях к кольцам (ювелирным украшениям) и бочкам с вином.
Если кольцо, которое служило украшением идола (еврейская женщина не должна была его носить), затерялось среди сотни других, не имеющих отношения к идолопоклонству колец, и одно из них упало в море, — говорит рав Нахман (Учитель Талмуда второго-третьего поколения; 3‑й век), — можно считать, что упало именно запрещенное. Все оставшиеся кольца в этом случае можно использовать.
Можно ли переносить это правило на животных? — спрашивает Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Допустим, в стаде, где — тысячи пригодных для приношения в Храме животных, оказалось одно — с дефектом, что сделало все стадо не пригодным для приношений. И вот, предположим, одно из этих животных умирает. Допустимо ли предполагать, что умерло именно запрещенное — со всеми вытекающими отсюда последствиями?
Если из стада где только одно животное — с увечьем, а остальные — здоровые, коэны (служители в Храме) взяли какое-то из них и осуществили в Храме процедуру приношения, — говорит раби Элиэзер (великий Учитель Мишны, 1‑й век), — можно считать, что и остальные пригодны для приношения в Храме. Но приводить животных из этого стада в Храм следует парами. Если — по одному, каждый окажется под сомнением.
Далее Талмуд вновь возвращается к закону об использовании колец, одно из которых украшало статую идола. Только теперь обсуждает его — на более сложном уровне.
Рассматривается такая ситуация: кольцо, украшавшее статую идола, затерялось среди ста в этом смысле «чистых» колец; сорок из них положили в одну коробку с кольцами, также — «чистыми», шестьдесят из них — в другую коробку, в которой до этого лежало примерно то же, что в первой, количество не причастных к идолопоклонству колец.
Кольца из коробки, куда добавили сорок «сомнительных» колец, можно использовать — вероятность, что туда попало связанное с идолопоклонством кольцо чрезвычайно мала. Кольца, куда положили шестьдесят «сомнительных» колец, использовать не следует — вероятность, что именно сюда попало «запрещенное» кольцо, гораздо выше.
Закон, регламентирующий использование предметов, имевших контакт с идолопоклонством — особый, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век). — Кольцами из первой коробки, куда положили сорок «сомнительных» колец, тоже нельзя пользоваться.
Если бочка с вином, отделенная в качестве трумы (часть урожая или продуктов из него, которую каждый земледелец должен был отделять в пользу коэнов) затерялась среди сотни предназначенных для продажи бочек вина, — отмечает Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — и одна из них упала в Мертвое море, будет считаться, что эта была именно та, что предназначалась для трумы, и вино из остальных винодел имеет право пить и продавать (заметим, что продукты, предназначенные для трумы по закону может использовать только коэн, а также — члены его семьи; не коэнам, включая владельцев урожая, это строго запрещается).
Если одна из ста бочек, среди которых затерялась бочка с вином трумы, открылась (только закрытые бочки, как говорилось на предыдущем листе, имеют ценность — см. обзор листа 73), — говорит раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), можно отлить из нее сотую часть и отдать это вино коэну. Остальное вино можно использовать...
Возвращаясь к проблеме непригодности для приношения в Храме — когда в общее стадо попадает больное животное, Талмуд задается вопросом: разве нельзя, чтобы не спутать его со здоровым, сразу же отделить его от стада?
И отвечает: можно, если болезнь — заметна. А если нет... Учителя начинают выяснять признаки серьезных заболеваний.
Если у животного обнаруживается небольшое ранение, — говорит раби Янай (великий Учитель Талмуда, 3‑й век), — следует тщательно осмотреть его, чтобы выявить причину повреждения: от колючки оно или от когтя волка. Если ранение нанесено волком (коготь волка оставляет продолговатые раны), животное, в конце концов, умрет — на когтях волка скапливается яд.
Если животное забралось на крышу овина и свалилось с нее, — отмечает Реш Лакиш, — всегда есть опасение, что оно сломало кости. Нужно выждать, как минимум, день и посмотреть, как оно стоит на ногах. В Храм в течение этого дня вести его нельзя, даже если на вид с ним все в порядке, оно — под сомнением...
На нашем листе Талмуд продолжает разбирать проблемы, связанные с запретом на использование в процедуре приношения животного, которое, будучи изначально отделено специально для Храма — для приношения определенного вида, впоследствии (до момента, когда его следовало привести в Храм) содержалось вместе с другими животными (см. обзоры листов 71, 72, 73 и 74).
Здесь Талмуд разбирает положение Мишны, в котором говорится, что в случае, если в общем загоне паслись животные, предназначенные для приношений в Храме одного вида, и принадлежали они разных хозяевам, но хозяева их перепутали и точно не знают, которое кому принадлежит, над ними разрешается производить процедуру приношения в Храме, каждое — от имени одного из владельцев (см. обзор листа 71).
Как будто бы все очевидно. Однако Талмуд выделяет одну небольшую проблему: перед шехитой (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) хозяин должен возложить руки на голову принадлежащего ему животного (на иврите это действие называется — смиха). А он в данном случае не знает, которое из них — чужое.
Быть может это положение Мишны касается лишь приношений от имени женщин? — спрашивает Талмуд. — Женщины от смихи освобождаются.
Это положение относится и к приношениям от имени мужчин, — говорит Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века). — Просто обязанность совершать смиху с тех, кто не уверен, что животное принадлежит именно ему, снимается... В случаях, когда владельцы путают своих животное, а также, если частное приношение перепуталось с общественным, в осуществление процедуры приношения в Храме вносятся изменения лишь на этапе зерики (когда кровью зарезанного животного окропляют мизбеах — в условном переводе: «жертвенник»). В этой ситуации кровью каждого животного кропят мизбеах два раза, чтобы она попадала на все его четыре стенки. Но если окропил кровью каждого приношения по одному разу, обязанность все равно, согласно правилам проведения этапа зерики (см. обзор листа 37) считается выполненной.
Считается, что в подобных случаях этап зерики тоже выполнен правильно, если кровь обоих животных смешали и дважды окропили смесью мизбеах — на все четыре стенки, — добавляет Талмуд. — При условии, что животных перепутали еще до шехиты.
Очень важно, чтобы в смеси было достаточное количество крови каждого животного, — вносит уточнение Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века). — В противном случае производить зерику нельзя...
Далее Талмуд переходит к анализу другого постановления Мишны, в котором говорится о попавших в один загон и перепутанных животных, предназначенных для приношений разных видов (см. обзор листа 71), уточняя ее и расширяя рамки означенного в ней закона.
Допустим, первенца перепутали с животным, предназначенным для приношения другого вида, — выдвигает на обсуждение ситуацию Рами бар Хама (великий Учитель Талмуда в Вавилоне, 4‑й век), — и теперь обоих животных придется пасти, пока они не приобретут увечья... И вот увечье получает первенец (то есть та особь, которую, несмотря на возникшую путаницу, все же предположительно считают первенцем). Его решают продать, а вырученные день пожертвовать на содержание Храма. Можно ли поставить животное на весы, чтобы получить продать его подороже? Не будет ли это пренебрежением к статусу первенца?
Статусом первенца не пренебрегают даже в том случае, когда возникает путаница, — говорит раби Йоси бар Звида. — Однако речь в данном случае идет о пожертвовании в пользу Храма. То есть вырученные за животное деньги имеют высокий статус так называемой «святости», ибо Храм — место обладающее самым высоким уровнем концентрации духовности на земле. В этой ситуации позволительно пренебречь и статусом первенца...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать содержание Мишны (см. обзор листа 71).
Здесь обсуждается, в частности, особенности процедуры приношения в ситуации, когда перепутали животных, одно из которых предназначалось для приношения ашам (символизирующего искреннее желание искупить вину), другое — для приношения шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу; относится к разряду добровольных приношений).
Животных для приношений этих видов режут в северной части азары (храмового двора), — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век) — в этом они совпадают...
Но на завершающем этапе возникает вопрос: когда есть мясо таких «перепутанных» корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан)? — отмечают другие Учителя. — По законам корбана‑ашам, мясо необходимо съесть в течение дня (когда совершалась процедура приношения) и последующей ночи. Мясо корбана‑шеламим полагается съесть за два дня и ночь между ними. Сам собой напрашивается вывод: надо, как сказано в Мишне, пасти этих животных, пока не появится у них физический изъян и они станут для приношения в Храм непригодными.
Если придерживаться правил корбана шеламим и окажется, что животное предназначалось для приношения ашам, это будет явное нарушение, ибо после означенного регламентом времени есть мясо приношения строго запрещено. В обратной ситуации (если считать, что приношение — ашам, а оно — шеламим) время, когда разрешается устраивать трапезу, на которой едят мясо корбана‑шеламим, сокращается. Допустимо ли это?
В случае, если доподлинно известно, что речь идет о мясе корбана‑шеламим, — говорит раби Шимон, — сокращать время, отведенное для этого не следует. Но если животных перепутали и существует лишь предположение, что животное отделено для приношения шеламим, лучше всего съесть его, уложившись в сроки, определенные регламентом приношения ашам. И нарушения в этом не будет.
Прежде чем возвести установление в ранг закона, Учителя проводят сравнительный анализ, исследуя аналогичные ситуации в других сферах еврейского законодательства.
Известно, например, — отмечают они, — что закон не разрешает покупать продукты для трумы (часть урожая, которую полагалось отделять в пользу коэнов — служителей в Храме) на деньги, вырученные от продажи продуктов, отделенных для маасера шени (часть урожая, которую земледелец обязан был отделить, чтобы в дни большого праздника съесть плоды в Иерусалиме, пригласив на трапезу бедняков; продукты маасера шени разрешалось продать, чтобы на эти деньги купить еду для праздничной трапезы в Иерусалиме). А причина такого постановления в том, что в случае, если бы такого запрета не было, коэны пришлось бы есть приобретенную таким образом труму только в Иерусалиме. То есть — запрет накладывается, чтобы не сокращать «диапазон действия» трумы, которую в принципе можно есть где угодно.
В ответ на это раби Шимон излагает такую ситуацию.
Мецора (условно — прокаженный; в давние времена существовала особая болезнь, называемая — цараат, возникновение которой было обусловлено причинами духовного характера, к примеру, цараат мог заболеть человек, который злословил) в завершение процесса излечения должен был принести в Храм корбан‑ашам (приношение, искупающее его провинность) и лог (во времена Талмуда — мера объема) масла. Однако бывали случаи, когда не было возможности точно «диагностировать» цараат. В этой ситуации мецоре под сомнением полагалось сказать: «Если я — мецора, пусть мое приношение в Храме зачтется мне как корбан‑ашам, который, вместе с маслом, искупит вину мою; но если я — не мецора, пусть этот корбан зачтется мне как добровольное приношение шеламим; и пусть зарежут принесенное мной животное в северной части азары (храмового двора), а мясо его съедят в течение дня и ночи после завершения процедуры приношения».
То есть, здесь человек, подозревая, что он — «чист», заведомо сокращает срок, отведенный на то, чтобы съесть мясо корбана‑шламим.
История эта — особая, — подчеркивают Учителя. — Такое бывает достаточно редко. Слова, которые произносит человек, предполагающий, что он, возможно, заболел цараат — не более, чем найденный выход из неординарного положения. Это — не закон, но — лишь исключение из правил...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать спорную ситуацию, когда человек подозревает, что он — мецора (в условном переводе — прокаженный; в давние времена существовала особая болезнь, называемая — цараат, возникновение которой было обусловлено причинами духовного характера, к примеру, цараат мог заболеть человек, который злословил), и никто не может точно определить, так ли это на самом деле. О том, что он должен делать в его положении и какие слова произносить, говорилось в обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 76).
Здесь же Учителя выясняют, как поступить с маслом, которое прилагается к приношению. Ведь в сомнительном случае и с ним возникает проблема. Если человек — мецора, для полного исцеления с него требуют искупительное приношение ашам, а процедура осуществления приношения этого вида предусматривает семикратное окропление этим маслом мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник); если оказывается, что болезни цараат у него нет, приношение становится добровольным — шеламим (символизирует хорошее настроение и благодарность Творцу), подразумевающим, что часть масла надо воскуривать (то есть — сжигать).
В этом особом, сомнительном случае, — объясняет рав Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век), — следует часть масла — воскурить, часть — использовать для окропления мизбеаха. И это не будет нарушением установленных правил.
Но ведь при реализации этого на практике возникает немало сложностей, — говорят на это Учителя. — Человек приносит в Храм всего лог (во времена Талмуда — мера объема жидкостей; примерно 0,5 л) масла. Если часть его использовать на воскурение, будет ли остатка достаточно для того, чтобы по всем правилам семь раз окропить мизбеах?
Конечно же, масла можно было бы добавить. Но и с этим возникают определенные проблемы...
С приношением, которому изначально придается двоякий смысл, действительно — слишком много сложностей, — говорит рав Рхумэй. — У человека, сомневающегося, болен он цараат или здоров, есть иной выход: он может совершить в Храме приношение ашам талуй, которое реализуется именно в сомнительных случаях — когда человек допускает вероятность того, что нарушил заповедь, но точно этого не знает.
Ашам‑талуй можно приносить в Храме ежедневно, — говорит раби Элиезер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Ибо нарушения, которые мы можем не заметить, подстерегают нас на каждом шагу. И если ошибка была допущена, приношение будет засчитываться как искупительное — ашам. Правила осуществления процедур этих корбанот (приношений в Храм; единственное число — корбан), в том числе, и время, отведенное на то, чтобы съесть их мясо — практически одинаковы.
Ашам‑талуй не может быть добровольным приношением, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Человек, подозревающий, что он заболел цараат, не может заявить, что в случае, если его подозрения неоправданны, он относит свое приношение в Храм к категории ашам‑талуй, — заключает Талмуд. — Мецора для приношения ашам должен привести в храм годовалого барана, для приношения ашам‑талуй используется баран-двухлетка...
Всесторонне проанализировав проблемы, связанные с сомнительными ситуациями, Талмуд делает вывод, что ни один из аналогов не дает картины, из которой можно было бы извлечь определенные правила, применимые к случаям, рассмотренным в Мишне (см. обзор листа 71) — когда перепутали животных, и точно неизвестно, какое из них предназначалось для приношения ашам, какое — для приношения шеламим.
Так, методом исключения, Учителя выносят окончательное решение: если животных, предназначенных для приношений разного вида, перепутали, использовать их в качестве корбанот уже нельзя. Надо дождаться, когда они приобретут физический дефект, то есть — утратят святость объекта, посвященного Храму, тогда их можно будет продать, а на вырученные деньги — купить новых животных для приношений.
Так, собственно, в Мишне и сказано.
Во второй части нашего листа приводится новая Мишна, в которой рассматривается ситуация, когда отдельные части туши животного, зарезанного для приношения хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку) перепутались с частями туши приношения ола (символизирует тотальную близость к Творцу, и в знак этого туша животного полностью сжигается).
В Мишне по этому поводу излагаются две точки зрения:
Все мясо нужно сжечь на мизбеахе, — говорит раби Элиезер. — При этом считать, что части туши корбана‑хатат используются как дрова.
Надо подождать, когда мясо обоих приношений испортится, — говорят другие Учителя. — А потом все сжечь, но — не на мизбеахе.
Для выяснения этого вопроса Учителя вновь оперируют методом сравнительного анализа. По аналогии на обсуждение выдвигается случай, когда части полноценного, безусловно пригодного для приношения животного, предназначенного для приношения ола перепутались с частями другого животного, зарезанного для приношения того же вида, но — с изъяном (то есть — для сожжения на мизбеахе непригодного).
Все вместе сжигается на мизбеахе, но куски туши животного с увечьем рассматриваются как дрова, — говорит раби Элиэзер.
Животное с увечьем нельзя поднимать на мизбеах (об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54), — говорят другие Учителя.
Речь идет о почти незаметном увечье в глазу, — объясняет рав Ѓуна (великий Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век). Раби Акива (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век) отмечал, что в случае, если туша такого животного попадала на мизбеах, эту тушу с него уже не снимали.
Но изначально он ведь не предлагал поднимать тушу ущербного животного на мизбеах, — возражают Учителя.
Здесь рассматривается ситуация, когда туша животного с дефектом оказалась на «трапе» мизбеаха, — подчеркивает рав Папа (амора, Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века). — Поскольку «трап» — часть мизбеаха и также обладает высокой концентрацией духовности, части этого животного переносят на сам мизбеах...
На нашем листе Талмуд обсуждает проблемы, связанные с ситуацией, когда кровь зарезанного для приношения животного смешалась с другими жидкостями.
В Мишне по этому поводу сказано:
Если в кровь животного, зарезанного для осуществления процедуры приношения в Храме попала вода, эту кровь на этапе зерика (когда кровью животного окропляют мизбеах — в условном переводе: жертвенник; об этапах осуществления приношений в Храме — см. обзоры листов 2 и 13) можно использовать лишь в том случае, если (вода в смеси — в сравнительно небольшом количестве и) видно, что в сосуде все-таки — кровь.
Если в кровь, собранную для окропления мизбеаха, попало вино, но в относительно небольшом количестве, не превышающем то, которое, если бы это была вода, не сделало бы кровь похожей на вид на какую-то другую жидкость, кровью этой разрешается окроплять мизбеах.
Так же, в сравнении с водой, определяется допустимое для проведения этапа зерики количество примеси случайно попавшей в кровь корбана (приношения в Храме) крови не предназначенных для приношений животных.
Если кровь зарезанного для приношения животного смешалась с кровью не отделенных для Храма животных, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — этой смесью разрешается окроплять мизбеах даже в том случае, когда крови корбана в смеси оказалось меньше, чем крови других животных. Но, если эти другие животные были в принципе непригодными для приношений в Храме (имели физические дефекты), независимо от количественного соотношения, использовать эту кровь на этапе зерика не разрешается...
Анализируя содержание первого установления Мишны, раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) рассматривает ситуацию, когда кровь зарезанного для приношения животного капает в воду. И заключает, что капли успевают раствориться в воде, поэтому окроплять мизбеах такой кровью — нельзя.
Если кровь корбана смешалась с двумя «чуждыми» компонентами, — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век). — эта смесь пригодна для использования на этапе зерики. Ибо чуждый элементы как бы аннулируют друг друга. По аналогии с ситуацией, когда человек съел в одной трапезе: мясо корбана, запрещенное для еды, потому что при шехите (когда животное режут регламентированным Торой, безболезненным способом) ответственный за этот этап человек имел намерение съесть это мясо за пределами установленного правилами времени; мясо корбана, которое пролежало дольше, чем нужно и мясо, которое было «заряжено» тумой (духовной нечистотой). Наказание такому человеку не полагается. Ибо неясно, за какой вид нарушения его следует наказать.
За основу для выведения установления можно взять иную ситуацию, — отмечает Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — Известно: если тесто изготовлено из смеси рисовой и пшеничной муки и вкус пшеницы в нем чувствуется, от него положено отделять халу (кусочек, размером в маслину, который, по еврейскому закону, надо отделить от общей массы теста и сжечь); из него также можно печь мацу для праздника Песах.
Какой вывод мы делаем из этого правила?
Смесь приобретает статус того, компонента, вкус которого в ней ощущается. Это — закон Торы.
Но ведь Реш Лакиш рассматривал ситуацию, когда все «компоненты» трапезы были запрещенными в еду, — подчеркивают Учителя. — Тут по вкусу не отличишь, какое мясо относится к запрету одного вида, какое — к другому... К тому же, в нашей Мишне примешавшееся к крови вино, например, рассматривается, как вода. Его вкус в данном случае не учитывается.
Внешний вид может иметь решающее значение, — говорит раби Иегуда. — И этому есть другие примеры. Допустим, в воды миквы (специальный бассейн для духовного очищения) окунают «нечистое» ведро с молоком или белым вином. Воды в микве несоизмеримо больше, чем вина или молока — в ведре. К тому же, молоко и белое вино в водах миквы незаметны. Поэтому, вынув это ведро из воды, можно считать, что оно стало «чистым». Но если бы в нем было красное вино, заметное в водах миквы, ведро осталось бы «нечистым»...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, возникающие, когда смешивается разрешенное и запрещенное (см. заключительную часть обзора листа 77 и обзор листа 78).
Если кровь зарезанного для приношения в Храме животного, смешалась с другой кровью, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — ею можно окроплять мизбеах (это — один из основных этапов процедуры приношения в Храме, называемый зерика — см. об этом в обзорах листов 2 и 13).
Если смешиваются два разных вида жидкости, — делает обобщение Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — смесь приобретает статус вещества, вкус которого в ней ощущается, даже если этого компонента меньше, чем другого. Если смешиваются компоненты одного вида, выводя законы, мы оперируем свойствами того вещества, которого в смеси — больше. Однако же, если смесь в целом имеет вид определенной жидкости, мы берем за основу ее свойства, ее предназначение, даже в том случае, что ее в смеси — меньше.
Раби Элиэзер (тана, Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век) рассматривает проблему под иным углом зрения.
Все, что мы используем для исполнения заповедей, — говорит он, — смешиваясь, не влияет на статус каждого из компонента смеси. То же правило распространяется и на запрещенные «объекты»: в смеси они по-прежнему остаются запрещенными.
Ѓилель (выдающийся Учитель Мишны, 1‑й век) в праздник Песах, — рассказывает Талмуд, — имел обыкновение класть на мацу марор (горькая трава) и кусочек корбана‑песах (пасхального приношения) и ел такие своеобразные бутерброды. И не было у него опасений, что не исполнит он заповедь — есть мацу в Песах и заповедь — есть в Песах марор. Он делал так, как сказано в Торе: «Мацу и марор будете есть (в Песах)» (Бамидбар, гл. 9, ст. 11).
Если в какой-либо жидкости — тума (духовная нечистота), — подчеркивают Учителя, — сколько бы не добавляли в нее жидкости таѓор (духовно чистой), смесь, как и сама жидкость таме (духовно нечистая) «чистой» не станет.
Льняные нити, спряденные нидой (женщина в период месячных; по еврейскому закону на это время женщина считается — таме), если она смачивала пряжу слюной, — говорит раби Иегуда, — «нечисты». Если их даже несколько раз промоют водой, «чистыми» они не будут.
Далее Талмуд возвращается к проблемам с кровью, которой предстоит окропить мизбеах (в условном переводе — жертвенник).
По постановлению Мишны, кровь зарезанного для приношения в Храме животного не годится для проведения этапа зерики, если в нее попала кровь животных, которых, поскольку они имеют, к примеру, физические недостатки, для приношений использовать нельзя (см. обзор листа 78).
Это положение дано, чтобы избежать серьезных нарушений. Учителя опасаются, что крови непригодных для приношения животных в смеси может оказаться так много, что статус крови, собранной в сосуд на этапе кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в храмовые сосуды), изменится, и она станет для окропления запрещенной.
Использовать такую смесь для окропления мизбеаха все равно можно, — говорит раби Элиэзер.
На чем же основана его точка зрения?
Раби Элиэзер говорит, что просто из опасений, накладывать запрет на использование подобной смеси не стоит, — объясняет рав Звид. — Ведь наша Мишна дает четкие количественные параметры, определяющие границы допустимости окропления мизбеаха этой смесью: если «посторонней» крови (будем вести расчет, мысленно заменяя кровь непригодных для приношения животных — водой) столько, что собранная в храмовый сосуд на этапе кибул дам была бы в смеси незаметна, лишь тогда окроплять этой смесью мизбеах нельзя...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну, помещенную на листе 78.
Речь, как мы помним, шла о пригодности крови для завершения процедуры приношения в случаях, когда кровь корбана (приношения в Храм) стала смесью — то есть в нее попала какая-либо другая жидкость или кровь животного, которое для приношения в Храм по тем или иным причинам не годится.
Здесь, на нашем листе, Талмуд меняет условия и выдвигает вопрос: можно ли окропить мизбеах (в условном переводе — жертвенник) кровью, если сосуд после этапа кибул дам (этап сбора крови предназначенного для приношения и зарезанного с этой целью животного — подробнее об этапах процедуры приношения см. в обзорах листов 2 и 13) поставили рядом с другими такими же сосудами, но в них — кровь животных, которые не удовлетворяют каким-либо требованиям, предъявляемым к приношениям в Храме, и коэны не уверены, в котором из них — пригодная для окропления кровь?
В Мишне листа по этому поводу представлены две точки зрения:
Если коэн (служитель в Храме) взял какой-либо из сосудов, не будучи уверенным, что в нем — именно та кровь, которую он собрал после шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) предназначенного для приношения животного, и кровью из него окропил мизбеах, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), — с тем же успехом можно использовать для окропления кровь из любого стоявшего рядом сосуда.
Даже если (коэны, не ведая о случившемся — о том, что сосуды перепутаны), возьмут для окропления мизбеаха кровь почти из всех сосудов, — говорят другие Учителя, — (а когда они узнают о недоразумении), останется лишь один сосуд, использовать кровь из него для окропления мизбеаха запрещается.
Если кровь приношения, вид которого предусматривает окропление верхней части мизбеаха, смешалась с кровью, которой (по правилам, регламентирующим процедуру приношения другого вида) надо было окропить нижнюю его часть, — говорит раби Элиэзер, — следует окропить верхнюю часть мизбеаха, а та кровь, что предназначалась для его нижней части, будет рассматриваться как вода.
Такой кровью нельзя окроплять мизбеах, — говорят другие Учителя. — Но если эту смесь для зерики (когда кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного окропляют мизбеах) все же использована, нарушением закона это не считается.
Во второй части Мишна, также представляя разные позиции, рассматривает ситуацию, когда смешалась кровь приношений разных категорий, процедуры осуществления которых на этапе зерики имеют различия:
Если кровь приношения, предусматривающего однократное окропление мизбеаха, смешалась с кровью корбана, которой окропляют мизбеах тоже — один раз, смесью совершают однократное окропление (этот случай ни у кого из Учителей сомнений не вызывает).
Если кровь приношения, предусматривающего однократное окропление мизбеаха, — говорит раби Элиэзер, — смешалась с кровью корбана, которой (согласно правилам осуществления процедуры) окропляют мизбеах четыре раза, этап зерики проводится в соответствии с правилами реализации процедуры с большим числом окроплений. В лишних окроплениях для приношения, требующего однократного окропления, кровь рассматривается как вода.
Смесью надо окропить мизбеах один раз, — говорит раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Ибо в процедуре приношения, требующего на этапе зерики четырехкратного окропления, даже одноразового окропления достаточно для того, чтобы обязанность считалась выполненной (см. обзоры листов 37 и 38). А вот лишние окропления — запрещены...
Исследуя вторую часть Мишны, Талмуд приходит к выводу, что противоречия между высказываниями раби Элиэзера и раби Иегошуа нет. Просто раби Элиэзер изучает ситуацию, когда в смести крови двух приношений — существенно больше крови корбана, процедура осуществления которого требует четырехкратного окропления мизбеаха. Раби Иегошуа, в свою очередь, анализирует случай, когда в смеси — равное количество крови приношений разных видов.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать Мишну, текст которой помещен на листе 80. В ней, напомню, рассматриваются законы, регламентирующие окропление мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник) в случаях, когда в одном сосуде перемешалась кровь корбанот (приношения в Храм; единственное число — корбан) разных категорий.
Рассмотрев теоретическую сторону вопроса, Учителя приступают к анализу конкретных ситуаций.
Положим, в одном сосуде оказалась кровь первенца (по закону полагалось отделять для приношения в Храм первенцев животных в стаде) — его кровью мизбеах окропляют один раз — и животного, предназначенного для приношения ола (символизирует тотальную близость к Творцу — в знак такой близости туша корбана‑ола сжигается полностью), процедура которого предусматривает четырехкратное окропление мизбеаха.
Если коэн считает, что крови корбана‑ола в смеси в четыре раза больше, чем крови первенца, — отмечают Учителя, — он окропляет этой смесью мизбеах четырежды: четыре окропления — во имя приношения ола, а одно из них будет еще и во имя приношения первенца. Такое решение проблемы, как говорилось в предыдущем обзоре (см. обзор листа 80) соответствует точке зрения раби Элиэзера (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Допускает ли раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век), что и в этом случае достаточно одного окропления? — спрашивает Талмуд.
Эта Мишна сложнее, чем может показаться, на первый взгляд, — подчеркивает Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). — Она целиком посвящена ситуациям, когда перепутаны сосуды с кровью, а в отдельных ее фрагментах рассматриваются различные нюансы обстоятельств. В частности, предусматривается и такой случай, когда среди сосудов с кровью пригодных для приношения в Храме животных есть сосуд (или несколько сосудов) с кровью животных, которые по тем или иным причинам для приношений в Храме — не годятся. Мы знаем, что при таких обстоятельствах сосуды для окропления следует брать парами, ибо существует правило: если содержимое одного из сосудов считается пригодным для окропления мизбеаха, то содержимое второго для этой цели — тоже пригодно.
В самом деле. Даже если предположить, что среди относительно большого скопления сосудов с кровью — два сосуда с кровью животных, непригодных для приношения в Храме, взяв два из них, коэн — служитель в Храме — может быть почти уверен, что, как минимум, в одном из них, скорее всего — пригодная для окропления кровь. На практике же, среди «перепутанных» сосудов мог быть, как правило — один сосуд с кровью непригодного для приношения в Храме животного. И тогда, беря для окропления два из них, коэн не сомневался, что в одном, как минимум — кровь животного, пригодного для приношения.
Если речь в Мишне идет именно о разной крови в разных сосудах, которые поставили рядом и перепутали, мы вынуждены признать, что предмет дискуссии между раби Элиэзером и другими Учителями гораздо глубже, чем нам могло показаться при ознакомлении с содержанием фрагментов Мишны, процитированных в предыдущем обзоре (см. обзор листа 80).
Однако Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), изучая текст этой Мишны, открывает иную грань Истины. В ней, — говорит он, — идет речь о ситуации, когда кровь приношения хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) в какой-то момент, до этапа зерики (когда кровью предназначенного для приношения в Храме и зарезанного животного окропляют мизбеах) смешалась с кровью приношения ола.
Рассматривается и другой случай, когда кровью животного, предназначавшегося для приношения хатат по всем правилам, регламентирующим процедуры приношения этого вида, окропили мизбеах, а потом остатки этой крови смешались с кровью корбана‑ола (которой мизбеах окропить не успели).
Тут большинствоУчителей подтверждают, что этап зерики для приношения ола проводить разрешается. Ибо этот вид приношения предусматривает окропление нижней части мизбеаха. А остатки крови после зерики приношения хатат выливают тоже внизу — у основания михбеаха.
«У основания» и в «нижней части» — не одно и то же, — выдвигает возражение рав Йосеф (великий Учитель Талмуда третьего поколения, начало 4‑го века). — Для корбана‑хатат, правила осуществления которого очень строги, недостаточно окропления остатками крови нижней части мизбеаха (об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54).
Существует общее правило: если смесью окропили верхнюю часть мизбеаха, можно после этого окропить его нижнюю часть, — отмечает Талмуд. — Отсюда делаем вывод, что, окропив верхнюю часть мизбеаха смесью крови корбана‑хатат и корбана‑ола, вылить остатки крови корбана‑хатат там, где делают окропление кровью приношения ола, разрешается.
Речь здесь о ситуации, когда остатки крови приношений, этап зерики которых проводится на внутреннем мизбеахе (в помещении Храма), смешались с кровью корбана‑хатат, которой полагалось окроплять внешний мизбеах (в азара — храмовом дворе)...
Повода для дискуссии тут, в сущности, нет, — заключает Талмуд. — В любом случае ситуация позволяет соблюсти правила осуществления процедуры приношения хатат. После окропления мизбеаха смесью крови, сосуд, как правило, не остается пустым. Остатки выливают у основания мизбеаха и процедура приношения хатат завершается...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблемы, связанные с осуществлением одного из основных этапов процедуры приношения в Храме. На иврите он носит название — зерика (когда кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного окропляют мизбеах, в приблизительном переводе — жертвенник).
В помещенной здесь Мишне сказано:
Если кровь приношений, процедура осуществления которых предусматривает окропление внутреннего мизбеаха (расположенного внутри помещений Храма), смешалась с кровью, которой по правилам проведения процедуру определенных приношения следует окропить внешний мизбеах (в азаре — храмовом дворе), зерику делать нельзя.
Однако, если (коэн — служитель в Храме) все же произвел действия, предусмотренные правилами осуществления зерики, окропив смесью сначала — внешний мизбеах, потом — внутренний, зерика засчитывается.
Если окропление произведено в обратном порядке, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — сначала совершены действия на внутреннем мизбеахе, потом — на внешнем, окропление внешнего мизбеаха не засчитывается.
Порядок здесь принципиального значения не имеет, — отмечают другие Учителя. — Зерика будет засчитана в любом случае.
Если кровью корбана‑хатат на этапе кибул дам (когда кровь предназначенного для приношения в Храме и зарезанного животного собирают в Храмовые сосуды) наполнили два сосуда и один из них вынесли за пределы территории Храма, кровь в оставшемся сосуде пригодна для окропления мизбеаха.
Если один из сосудов с кровью приношения хатат внесли в помещение Храма, — говорит раби Йоси а‑Галили (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — кровь в сосуде, оставшемся в азара (храмовом дворе), будет пригодна для окропления внешнего мизбеаха.
Кровь во втором, оставшемся в азара сосуде (если первый вынесен за пределы храмовой территории или попал во внутренние помещения Храма) тоже не годится для окропления внешнего мизбеаха, — говорят другие Учителя.
Итак, с точки зрения большинства Учителей можно окропить внешний мизбеах смесью крови разных корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан) после того, как окроплен — внутренний. Раби Акива открывает иную грань Истины...
В чем тут дело? — спрашивает Талмуд, приступая к анализу первой части Мишны.
И отвечает: с точки зрения раби Акивы, кровь, занесенная в помещение Храма для зерики, для окропления внешнего мизбеаха уже непригодна.
Это правило действительно лишь в том случае, если имеется в виду, что один из компонентов смеси — кровь корбана‑хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Закон, который приводит раби Акива, распространяется и на смесь, один из компонентов которой — кровь корбана ашам (символизирующее благодарность Творцу за благополучие в доме), — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век).
Переходя к обсуждению второй части Мишны, Талмуд разбирает и уточняет позицию раби Йоси а‑Галили.
Если коэн внес кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного во внутреннее помещение Храма, намереваясь окропить ею внутренний мизбеах, чтобы искупить провинность хозяина корбана, — говорит раби Элиэзер, — эта кровь для окропления внешнего мизбеаха уже непригодна. Даже в том случае, если она не была использована. Ибо здесь решающее значение имеет само намерение.
Однако, если коэн внес кровь во внутреннее помещение Храма по ошибке, — уточняет раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — окроплять ею внешний мизбеах разрешается, и эта зерика засчитывается...
Моше Гойхберг
На нашем листе Талмуд переходит к обсуждению другой очень важной темы — статуса самого мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник). В процедуре осуществления приношений в Храме эта «деталь» его устройства играет принципиальную роль. Мизбеах окропляется кровью отделенных для приношения и зарезанных животных, и это — кульминационный момент процедуры приношения, ибо правильное проведение этапа зерики (когда мизбеах окропляют кровью пригодного для приношения в Храме и в соответствии с законами зарезанного животного) обуславливает искупление вины хозяина приношения. На мизбеахе сжигается мясо корбана (приношения в Храме). Об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54.
Остается напомнить, что в Храме было два мизбеаха: один из них, внешний, располагался в азаре (храмовом дворе); другой, внутренний — в самом помещении Храма.
В Торе о мизбеахе сказано: «И будет мизбеах — святая святых. Каждый, коснувшийся мизбеаха — освятится» (Шемот, гл. 29, ст. 37).
Тщательно изучив эту фразу, Учителя приходят к выводу, что в случае, если на мизбеах попадает туша (или отдельные ее части) непригодного для приношения в Храме животного, с мизбеаха она уже не снимается, но, благодаря особым свойствам этого храмового «устройства», обладающего наивысшим уровнем концентрации духовности — очищается и тоже наполняется духовностью.
Впрочем, и тут есть исключения из общего правила, — подчеркивает Талмуд. — В отдельных случаях необходимо снять с мизбеаха то, что на него попало.
О чем идет речь?
Это мы узнаем из содержания представленной на нашем листе Мишны. В нашей Мишне, в частности, есть такая, «ключевая» для понимания, емкая фраза:
Мизбеах наполняет духовностью то, что подобает ему (наполнять духовностью)...
Что здесь имеется в виду?
Этот вопрос и становится основным предметом обсуждения темы.
Рамки применения выведенного из Торы закона ограничиваются набором объектов, пригодных для сожжения, — говорит раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Включая те, которые по различным причинам не могут быть объектами приношения в Храме или стали непригодными в качестве приношения в процессе осуществления процедуры.
Допустим, на завершающем этапе осуществления процедуры приношения (об этапах процедуры приношения — см. в обзорах листов 2 и 13) на мизбеах положили части корбана (приношения в Храме), мясо которого, скажем, из-за неправильного намерения (см. на сайте, например, обзор листа 10) при шехите (когда животное режут оговоренным в Торе, безболезненным способом) или — отдельных нарушений, допущенных коэном, совершающим процедуру приношения (см. на сайте, к примеру, обзор листа 16) стало непригодным для сожжения на мизбеахе (и еды), это мясо с мизбеаха уже не снимается, — поясняет Талмуд.
Здесь идет речь, прежде всего, о корбане‑ола (символ тотальной близости к Творцу, в знак которой туша животного сжигается полностью), — заключает раби Иегошуа.
Иную грань Истины в этом вопросе усматривает рабан Гамлиэль. Этот набор, — говорит он, — не ограничивается объектами, которые горят в огне. Тот же закон (если возложили на мизбеах — не снимают) распространяется также на вино для возлияний и кровь для проведения этапа зерики. При этом и то, что сгорает в огне, может стать исключением (то есть — это приходится снимать с мизбеаха). Примером тому служит минха (мучное приношение). Даже если ее подняли на мизбеах, но она не была подготовлена для этого подобающим образом — не была помещена в специальный храмовый сосуд — с мизбеаха она снимается.
Если на мизбеах поднимают только непригодное для возлияния вино, его необходимо снять, — уточняет Талмуд. — Не снимается оно лишь в том случае, если попадает на мизбеах вместе с тушей корбана.
В заключение нашего обзора отметим, что, тщательнейшим образом исследовав позиции Учителей, Талмуд приходит к выводу, что ѓалаха (еврейский практический закон) должна следовать точке зрения раби Иегошуа.
В предыдущем обзоре мы выяснили, что мизбеах (в условном переводе — жертвенник) обладает настолько высоким уровнем концентрации духовности, что даже возложенный на него непригодный для приношения в Храме корбан (в переводе — приношение) получает некий заряд духовности и с мизбеаха уже не снимается (см. обзор листа 83). Об этом и говорилось в Мишне прошлого, 83‑го листа.
Мишна, помещенная на нашем листе, вникает в детали этого закона, дает конкретные установления. В ее тексте читаем:
Будучи вознесенными на мизбеах, уже не снимаются с него такие (непригодные для совершения процедуры) приношения:
— мясо пригодного для приношения в Храм животного, но оставленное на ночь вне мизбеаха (такое мясо для завершения процедуры приношения в Храме уже не годится, но, если по ошибке его подняли на мизбеах, то — не снимают);
— мясо предназначенного для приношения животного, получившее туму (духовную нечистоту);
— мясо, которое выносили за пределы азары (храмового двора; в принципе оно для приношения уже не годится);
— мясо животного, которому сделали шехиту (когда животное режут описанным в Торе, безболезненным способом), имея неправильные намерения (об этом см. на сайте, к примеру, обзоры листов 10 и 13);
— мясо животного, приношение которого в Храме на этапе кибул дам (окропление мизбеаха кровью предназначенного для приношения животного) осуществил не коэн — человек, который в Храме не служит (по закону не коэны могли делать только шехиту);
— мясо предназначенного для приношения в Храме животного, чью кровь выносили за пределы азара (что также делает корбан непригодным для дальнейшего использования).
Если вознесли на мизбеах мясо животного, которое побывало за пределами азары, а также — животного шхиту которому делали с неправильными намерениями или — ночью, с мизбеаха его нужно снять, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
И добавляет: мясо животного, которому сделали шехиту ночью, тоже не пригодно для продолжения процедуры приношения. Ибо сказано о приношениях в Торе: «...в день, когда Он повелел сынам Израиля...» (Ваикра, гл. 7, ст. 38). Отсюда следует, что шехиту следует производить именно днем — не ночью.
В этих случаях мясо корбана с мизбеаха не снимается, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), анализируя содержание Мишны и высказывание раби Иегуды в ней...
Сразу же скажем: ѓалаха (еврейский практический закон) точке зрения раби Иегуды не следует и строится согласно установлениям Мишны.
Анализируя Мишну, Талмуд приводит высказывание раби Шимона: все, что стало непригодным в святом, святым принимается.
На основании этой фразы Талмуд выводит общее правило, устанавливающее, в каких случаях то, что непригодно для дальнейшего осуществления процедуры приношения в Храме не снимается с мизбеаха, в каком — снимается: если корбан стал не пригодным для дальнейшего использования на территории Храма, попав на мизбеах, он «насыщается» духовностью и процедуру не отменяют; если же предназначенное для приношения животное стало непригодным для использования в процедуре приношения за пределами азара (храмового двора) и все же, по тем или иным причинам, его мясо попало на мизбеах, оно с мизбеаха — снимается...
На нашем листе представлены две Мишны, которые, по сути — продолжают уточнять предыдущие (см. обзоры листов 83 и 84).
Первая Мишна нашего листа определяет факторы, которые еще до того, как животное попало на территорию Храма, в азару (храмовый двор), делают животных непригодными для приношения в Храм.
Прочтем ее текст.
Непригодными для приношения в Храм становятся животные, которые:
— были отделены для ритуалов идолопоклонников;
— сами служили идолами;
— были платой женщине легкого поведения за интимные услуги;
— были растерзаны хищным зверем;
— появились на свет не естественным образом, но матери делали кесарево сечение;
— имели физические дефекты...
Если мясо такого животного, — заключает Мишна, — по ошибке попало на мизбеах (в приблизительном переводе — жертвенник), его необходимо с мизбеаха снять (ибо оно не годиться ни для еды, ни для завершения процедуры приношения в Храме).
Мясо животного с физическим пороком, ошибочно попавшее на мизбеах, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — с него уже не снимается.
Высказывание раби Акивы, на первый взгляд, кажется странным. Ведь в наших обзорах мы неоднократно отмечали, что животных с физическими недостатками изначально нельзя приводить в Храм в качестве корбана (приношения в Храме). С другой стороны, позиция раби Акивы противоречит как будто бы и общему правилу, которое было приведено в обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 84).
Талмуд тщательно изучает точку зрения раби Акивы и приходит к выводу, что он имеет в виду только птиц, при этом, такие виды пороков, которые даже при детальном осмотре можно не заметить. Дефект, стало быть, столь незначителен, что предназначенную для приношения птицу все же можно оставить на мизбеахе.
Если же, скажем, у голубя (по закону в определенных случаях голубей в Храм могли приносить бедные люди) не хватало какого-либо органа или же было сломано крыло, тут и раби Акива говорит, что такая птица в случае ошибки с мизбеаха снимается.
Талмуд отмечает интересный момент, приводя слова раби Ханины (Сеган а‑Коѓаним — Учитель Мишны первого поколения, координатор службы коэнов в Храме, 1‑й век). Мой отец, — рассказывал раби Ханина, — чтобы не привлекать внимание проходящих мимо людей и избежать неловкой ситуации (которая могла возникнуть, когда обнаруживалась чья-то ошибка), «незаметно» спихивал птицу с физическим недостатком с мизбеаха...
Далее Талмуд переходит ко второй Мишне.
Приношения (перечисленные в Мишне предыдущего листа — см. обзор листа 84), поднятые на мизбеах (об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54), с него не снимаются. Так же и все приношения, снятые с мизбеаха, снова на него не поднимаются.
Если животное с пороком вознесено на мизбеах — живым (совершенно очевидно, что здесь имеется в виду птица, ибо только предназначенных для приношения птиц резали тут же, на мизбеахе), его следует снять...
Исследуя последнее положение Мишны, Талмуд объясняет: в отличие от мяса предназначенного для приношения, но ставшего на территории Храма непригодным для дальнейшего использования животного, живое животное с дефектом не «воспринимает» духовность от мизбеаха. Этим и продиктована необходимость убрать его с мизбеаха, если в нем обнаружен дефект.
В принципе Тора, — подчеркивает Талмуд, — разрешает резать на мизбеахе и более крупных животных. Как сказано: «...мизбеах постройте Мне и делайте на нем шехиту (когда животное режут обговоренным в Торе, безболезненным способом) животным, предназначенным для приношений ола (символизирующих тотальную близость к Творцу, в знак чего мясо этого вида приношений сжигается полностью) и приношений шеламим (символизирующих хорошее настроение и благодарность Творцу)» (Шемот, гл. 20, ст. 24). Однако Учителя, из опасения, что животные будут в месте наивысшего уровня концентрации духовности отправлять свои естественные потребности, наложили на это запрет...
На нашем листе Талмуд продолжает конкретизировать установления, о которых говорилось в предыдущих обзорах (см. обзоры листов 83, 84 и 85), концентрируя внимания на объектах, которые в принципе не должны попадать на мизбеах (в условном переводе — жертвенник).
Об этом и говорится в Мишне.
Необходимо снять с мизбеаха, если на нем по ошибке оказалось:
— мясо приношений хатат (символизирует раскаяние и искреннее желание исправить проступок) и ашам (символизирует надежду на искупление вины), которое едят только коэны (служители в Храме);
— мясо приношений, которые считаются «легкими» (как правило, это — добровольные приношения, к примеру, шеламим — символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу);
— излишки омера (мучного приношения — минхи — из первого снопа нового урожая ячменя)...
Следует пояснить, что омер приносят 16‑го нисана (во время праздника Песах). И отбирают для него самые лучшие, самые крупные зерна. Как только ячмень поспевал (это в Эрец Исраэль происходило обычно к Песаху), срезали колосья и связывали их в снопы. Снопы обмолачивали, и часть зерен 13 раз просеивали через все более и более мелкое сито. Поэтому оставшееся зерно и было, что называется — «отборным» (подробно о приношении омера говорится в Талмуде, в трактате Минахот). Из этого зерна, как мы сказали бы сегодня — «высшего качества», готовили минху. Оставшуюся после завершения процедуры приношения часть минхи (излишки омера) съедали коэны.
По два каравая хлеба приносили в праздник Шавуот. Каждый шаббат на внутренний мизбеах из золота устанавливали двенадцать хлебов. Когда хлеб недельной давности меняли на свежеиспеченный, тот, что раньше лежал на мизбеахе, делили между коэнами. Следует отметить, что хлеб в Храме за семь дней не черствел — это было одно из чудес, которые являл в Храме Всевышний.
Однако вернемся к нашей Мишне. О чем в ней говорится?
Уточним: речь идет о приношениях тех видов, мясо которых на мизбеахе не сжигается. Оно отдается коэнам.
Далее Талмуд переходит к обсуждению конкретных деталей осуществления процедуры приношения ола (символизирующего тотальную близость к Творцу; в знак этого мясо приношения этого вида сжигается полностью).
Итак, речь идет о мясе корбана (приношения в Храме), которое нужно сжечь на мизбеахе. И тут возникает некая проблема.
Как быть, если, допустим, борода козла, предназначенного для приношения ола, не отделена от туши? — спрашивает Талмуд.
Чтобы понять смысл вопроса, необходимо знать тонкости обработки туши в процессе ее подготовки к сожжению. Не вдаваясь в подробности этого, скажем лишь, что перед тем, как туша животного попадает на мизбеах для сожжения, шкура с нее снимается. Однако волосы на голове животного, в принципе не предназначенные для сожжения на мизбеахе, остаются.
Предусматривая вероятность подобных случаев, Мишна дает точные указания.
Если шерсть на затылке овцы или борода козла, а также — кости, жилы, рога и копыта, — говорится в ней, — прочно соединены с мясом жертвы, они сжигаются вместе с тушей животного. Если же их можно отделить, с мизбеаха они снимаются...
В поисках источника данного установления Мишны, Талмуд приводит две цитаты из Торы.
В первой о приношении ола сказано: И воскурит (сожжет) коэн все на мизбеахе (Ваикра, гл. 1, ст. 9). То есть все, что на него было поднято.
Тогда почему, казалось бы, Талмуд заботит, что сожжено будет что-то лишнее? Ведь в понятие «все» можно включить что угодно.
На этот вопрос отвечает цитата из другой книги Торы, где о приношении ола написано: «...И осуществят свои приношения ола — мясо и кровь» (Дварим, гл. 12, ст. 27).
На нашем листе Талмуд, следуя, как обычно, системе «концентрических окружностей», продолжает сужать круг проблем, связанных с завершением процедуры приношения ола и, словно под микроскопом рассматривает, казалось бы, несущественные детали.
За основу берется Мишна, в которой было сказано, что в случае, если коэн (служитель в Храме) по ошибке положил на мизбеах (в условном переводе — жертвенник) что-то такое, что поднимать на него не положено, мизбеах, обладая высочайшим уровнем концентрации духовности, способен, как правило (за некоторыми исключениями) «одухотворить» и этот объект, и удалять его с мизбеаха не нужно; аналогично — и в обратной ситуации: если коэн по ошибке снял что-то с мизбеаха, объект на прежнее место уже не возвращается (см. обзор листа 85).
На нашем листе Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: надо ли возвращать обратно на мизбеах объект, который упал с него случайно, скажем, от «выстрела» горящих поленьев?
В Мишне по этому поводу сказано:
Все, что сброшено с мизбеаха огнем (и упало на землю азары — храмового двора), обратно на мизбеах не возвращается...
Однако отброшенные при горении куски мяса животного (пригодного для совершения всей процедуры приношения), — продолжает Мишна, — если это произошло до полуночи, на мизбеах необходимо вернуть. Но, если это случилось после полуночи, класть эти куски обратно на мизбеах нет необходимости...
Что подразумевает Мишна под словом «все»? — спрашивает Талмуд, анализируя первую часть текста Мишны. Ведь ее вторая часть свидетельствует, что понятие «все» явно не включает в себя в данном случае куски мяса «полноценного» корбана (приношения в Храме), пригодного для завершения процедуры приношения ола.
И, проведя исследование, приходит к выводу, что речь идет о частях туши животного, которые, как выяснилось, были непригодны для завершения процедуры приношения, но попали на мизбеах по ошибке (см. обзор листа 85); а также о рогах, копытах и т. п., не подлежащих сжиганию на мизбеахе, но, в силу обстоятельств, все же оказавшихся на нем (см. обзор листа 86).
На завершающем этапе осуществления процедуры приношения ола, — начинает выстраивать Талмуд логическую цепочку, анализируя вторую часть Мишны, — мясо корбана (приношения в Храм) должно сгореть целиком, без остатка. Тогда, в случае, если какой-то кусочек, не успев обуглиться, упал с мизбеаха, его обязательно надо поднять и снова положить на мизбеах, неважно, до полуночи или — после полуночи. Иначе, если даже очень небольшая часть мяса сохранится, процедура не будет закончена. С другой стороны, если упавший кусок мяса уже превратился в уголь, как будто бы незачем его возвращать на мизбеах, даже если это случилось задолго до полуночи...
Что же имеет в виду Мишна?
Предприняв глубокое исследование проблемы, Талмуд выясняет, что Мишна рассматривает ситуацию, когда упавший с мизбеаха кусок мяса обгорел снаружи, но внутри в уголь еще не превратился.
Так и получается, что его надо вернуть на мизбеах, если горящие поленья мизбеаха «выстрелили» этим куском до полуночи. Но потом, во второй половине ночи, остаток мяса в таком состоянии на мизбеах можно не возвращать, ибо считается, что «его миссия» в процедуре приношения ола (всесожжения) уже выполнена...
На нашем листе Талмуд вновь возвращается к особым свойствам мизбеаха (в условном переводе — жертвенник) — его способности «заряжать» духовной энергией другие объекты. Концентрация духовной энергии в нем столь велика, что объекты, случайно попавшие на него, а в действительности — непригодные для осуществления процедуры приношения, обретают статус святости (см. обзор листа 84).
Однако на этот раз обсуждается уровень духовной энергии кевеса (специальный помост, по которому коэны, служители в Храме, поднимались к мизбеаху; об устройстве мизбеаха — см. обзор листа 54) и храмовых сосудов.
В Мишне по поводу кевеса, а также — храмовых сосудов, которые обладают особым статусом, сказано:
Подобно мизбеаху, кевес обладает тем же качеством — заряжает духовной энергией все то, что должны поднять на мизбеах. Обладают тем же свойством и храмовые сосуды. Как сказано в Торе: «И освяти их, и будет свято все, что коснулось их» (Шемот, гл. 30, ст. 29).
Сосуды для жидкостей (кровь, вино, оливковое масло) заряжают духовностью только жидкости; те сосуды, которые предназначены (для хранения и переноса) сыпучих веществ, насыщают духовностью только сыпучие вещества.
Не могут сосуды для жидкости передать духовность сыпучим веществам, а сосуды для сыпучих веществ — жидкостям.
Сосуд, в котором появилось отверстие, если его еще можно использовать по прямому назначению, способен сообщать духовность содержимому; если он для наполнения не пригоден, свойство обогащать духовностью — утрачивается.
И в заключение Мишна подчеркивает:
Особые свойства храмовых объектов проявляются только в пределах святого (скажем, храмовые сосуды, вынесенные за пределы территории Храма, теряют свойство сообщать духовность содержимому).
Анализируя первое положение данной Мишны, Талмуд делает вывод: если на кевесе оказался корбан‑ола (приношение в Храме, относящееся), который, по той или иной причине, стал непригодным для дальнейшего использования, его, тем не менее, поднимают на мизбеах и сжигают, завершая процедуру приношения. И еще: то, что попало на кевес, продать уже нельзя, ибо приобретенная на нем духовность, на другие объекты не передается.
Приступив к обсуждению второй части Мишны — сосудах, Талмуд отмечает, что на практике продырявленные храмовые сосуды (как, впрочем, и ножи с глубокими зазубринами) в Храме не использовались. И дает разъяснение этому: тут руководствовались принципом — «В богатстве нет места бедности».
Этот принцип распространялся на все, что имело отношение к служению в Храме. К примеру, одежда коэнов, которую они надевали для исполнения служебных обязанностей. Если она, скажем, была слишком сильно испачкана, ее уже не стирали — ее просто выбрасывали.
Затронув тему коэнских одежд, Талмуд попутно сообщает, что и они, сами по себе, наряду с приношениями, имеют способность искупать проступки людей. И приводит точку зрения раби Эйнини бар Сасона, который приводит перечень свойств отдельных частей одежды Первосвященника (подробнее об одежде коэна — см. в обзор листа 18).
Кутонет (рубаха Первосвященника), — говорит раби Эйнини бар Сасон, — искупает кровопролитие. Намек на это содержится в Торе, в отрывке, где рассказывается, что сделали братья с одеждой Йосефа: «И зарезали козла, и погрузили кетонет (Йосефа) в кровь...» (Берешит, гл. 37, ст. 32).
Михнасаим (брюки) искупают нарушение законов интимной жизни. Этот вывод, с точки зрения раби Эйнини бар Сасона, следует из помещенной в Торе фразы: «И сделают михнасаим из ткани, чтобы прикрыть наготу плоти» (Шемот, гл. 28, ст. 42).
Мигбаат (шапка главного коэна) искупает проявления гордыни, высокомерия. Как говорил раби Ханина (амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) — «Придет то, что вверху и скупит того, кто стремится возвыситься».
Авнет (пояс) искупает непристойные желания.
Хошен (квадратная пластина на груди Первосвященника) искупает тех, кто судил ошибочно. Как сказано: «...И сделают хошен суда» (Шемот, гл. 28, ст. 15).
Эфод (элемент одежды главного коэна, наподобие фартука) искупает поклонение идолам. Ибо об этом написано: «Нет эфода и терафим (идолов)...» (Танах, Невиим, — Пророки, книга пророка Ошеа, гл. 3, ст. 4). Стих дает здесь намек: если нет эфода, проявляется тяга к поклонению идолам, — объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век). — Следовательно, когда есть эфод, он искупает идолопоклонство.
Мэиль (специальный плащ, по нижнему краю которого подвешивались колокольчики) искупает злословие. Как говорил раби Ханина — «Да искупит звук (колокольчиков) злое звучание».
Циц (специальное украшение на лбу коэна) искупает наглость...
На этом девятая глава трактата Зевахим заканчивается.
Ханох Лернер
Наш лист открывает следующую, десятую главу трактата Зевахим. И начинается глава с обсуждения некоторых фундаментальных принципов Торы. Изложим суть первого: если человеку предстоит выполнить две заповеди (на иврите «заповедь» — мицва), сначала он выполняет ту, которая чаще встречается в жизненной практике.
Мишна нашего листа разбирает этот принцип на конкретных примерах:
Мицва, которая встречается чаще другой, (в исполнении) ей предшествует.
Постоянные приношения предшествуют дополнительным («дополнительный» на иврите — мусаф). Дополнительные приношения шаббата — мусафу новомесячья, как сказано в Торе: «Кроме утреннего (ежедневного) приношения ола (символизирующего тотальную близость к Творцу, в знак чего туша предназначенного для приношения этого вида животного сжигается полностью), сделайте эти (дополнительные)» (Бамидбар, гл. 28, ст. 23).
Из приведенной цитаты, подчеркивает Талмуд, следует, что процедуры постоянных приношений осуществляются прежде — дополнительных.
В какой очередности совершают процедуры дополнительных приношений, если их — несколько? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: также и в этом случае нужно действовать по общей схеме — те, что приходится совершать чаще остальных, осуществляются первыми и т. д.
Далее Талмуд переходит к разбору второго принципа: при осуществлении процедур приношений в Храме, в первую очередь занимаются тем приношением, которое по духовному уровню — выше остальных.
В Мишне так и сказано:
То приношение, святость которого выше (других), реализуется раньше. (Например) кровь корбана (приношения в Храме) хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) собирают раньше крови приношения ола (точно также, мизбеах — в условном переводе «жертвенник — кровью корбана‑хатат окропляют раньше, чем кровью корбана‑ола).
Талмуд конкретизирует ситуацию.
Допустим, для приношения в Храм подготовили двух животных. Одно из них — для корбана‑хатат. Другое — для корбана‑ола. После шехиты (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом) кровь обоих животных собрали в специальные храмовые сосуды. Чьей кровью вначале окропят мизбеах? — Кровью животного, которое предназначается для приношения хатат.
Однако в продолжении той же Мишны читаем:
Части туши животного, предназначенного для приношения категории ола, сжигаются на мизбеахе раньше частей туши животного, предназначенного для приношения хатат...
Тщательно исследовав это положение Мишны, Талмуд делает вывод, что противоречия тут нет. Изначально уровень концентрации духовности в приношении хатат, выше, чем у корбана‑ола. Однако мясо корбана‑ола сжигается полностью, без остатка. При этом правила осуществления процедуры корбана‑хатат предусматривают сожжение лишь отдельных частей туши животного...
Далее в Мишне приводится полный приоритетный список приношений в Храме, который, по сути, могут служить «схемой» — в какой очередности осуществляют процедуры тех или иных приношений.
Откуда известно, что кровью приношения хатат окропляют мизбеах раньше, чем кровью приношения ола? — спрашивает Талмуд.
И отвечая, на этот вопрос приводит цитату из Торы: «И быка второго возьми для хатат...» (Бамидбар, гл. 8, ст. 8).
Речь в этом фрагменте идет о приношениях, которые были осуществлены в процессе торжественного посвящения левитов служению в Храме. И здесь дано указание — взять для приношений в Храме двух быков: первого — для ола, второго — для хатат.
Из этого уточнения мы узнаем, что взяли для приношения двух быков. Практически, то же самое повторяется и в другой фразе того же отрывка: «...и сделаешь одного — хатат, а другого — ола» (Бамидбар, гл. 8, ст. 12).
Зачем, спрашивается, дается здесь этот «повтор»?
А дан он затем, — объясняет Талмуд, — чтобы установить очередность в процедурах осуществления приношений, чтобы подчеркнуть, что хатат предшествует ола.
Но почему же в первой приведенной здесь фразе бык для приношения хатат упоминается во вторую очередь?
Для того, — поясняет Талмуд, — чтобы отметить, что тушу животного, предназначенного для приношения ола, сжигают на мизбеахе раньше, чем некоторые части туши приношения хатат.
Но не вносит ли это некую путаницу в «иерархию» уровней духовности приношений разных видов?
Нет, не вносит, — говорит Талмуд, — если мы будем помнить, что в рассматриваемом отрывке Торы говорится о приношениях левитов, которые не совершали проступков, требующих искупления и раскаяния. Поэтому в данном случае корбан‑хатат находился примерно на том же духовном уровне, что и корбан‑ола. О том, что окропление мизбеаха кровью приношения хатат осуществляется в первую очередь, Тора дает специальное указание...
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему предыдущего листа — об очередности выполнения мицвот — заповедей. В основе обсуждения — отдельные элементы длинного, упомянутого в нашем прошлом обзоре иерархического списка (см. обзор листа 89). Отметим, что этот список строится с учетом сложной и многогранной системы классификации приношений (см. Введение в трактат Зевахим).
На нашем листе, в частности, указывается, что приношения из птицы предшествуют корбанот (приношения в Храме; единственное число — корбан), которые носят название минха (мучное приношение). Эта «очередность», как подчеркивает Талмуд, устанавливается тоже по уровню концентрации духовности. Ведь на предыдущем листе говорилось, что приношение более высокого духовного уровня реализуется раньше приношения менее высокого духовного уровня (см. обзор листа 89).
Но почему же приношение птицы считается духовно более «концентрированным»? — спрашивает Талмуд. — Оно — всегда индивидуальное (птицу, к примеру, вместо овцы разрешается приносить беднякам), тогда как минха может быть не только индивидуальным, но и общественным приношением — от всей общины Израиля.
Проведя отдельное исследование, Талмуд отмечает, что решающее значение в духовной «иерархии» приношений имеет наличие крови. Кровью птицы окропляют мизбеах (в приблизительном переводе — жертвенник), и эта процедура поднимает приношение птицы над — минхой.
Сказано в Мишне (в списке, который слишком длинен для того, чтобы мы могли привести его в нашем обзоре полностью), что обязательное приношение предшествует — добровольному (на иврите — недава).
Суть такой очередности в том, что обязательное приношение в Храме требуется после того, как человек совершил какой-либо проступок, а это подразумевает большую концентрацию духовной энергии, которая необходима для того, чтобы искупить проступок и получить прощение. Корбанот‑недава относят к категории «легких» приношений. Примером может служить корбан‑шеламим (символизирующий хорошее настроение и благодарность Творцу). Такие приношения осуществляются, как правило, когда людям в каких-то делах, скажем, сопутствует удача.
Возвращаясь к теме минхи, Талмуд рассматривает ситуацию, когда в Храме надо осуществить процедуры приношения минхи двух видов: одна минха — добровольная, другая — минха соты (сота — женщина, заподозренная мужем в измене). Какую из двух приносят раньше?
Следуя логике, примененной при обсуждении очередности добровольного и обязательного приношений, когда речь шла о животных, мы, казалось бы, должны сказать, что минха соты предшествует — минхе‑недава. Но нет, в данном случае решающее значение приобретает состав ингредиентов мучного приношения. Дело в том, что в минху‑недава, в отличие от минхи соты, добавляют оливковое масло, наделенное высоким духовным потенциалом. Поэтому добровольное мучное приношение предшествует приношению соты.
Выстраивает Талмуд иерархический ряд внутри «видовой группы» приношений птиц, отмечая, что хатат‑оф предшествует олат‑оф (оф в переводе с иврита — птица; хатат — приношение, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку; ола — приношение всесожжения, когда, в знак тотальной близости к Творцу, туша животного сжигается полностью).
Особые объяснения тут, пожалуй, не требуются. Голуби приносятся в Храм бедными людьми вместо овцы или козы (когда, к примеру, человек по неведению вошел в Храм, будучи таме — духовно нечистым) и в общих чертах процедура осуществления таких приношений подчинена тем же правилам (об иерархии приношений хатат и ола, применительно к особям крупного и мелкого рогатого скота — см. обзор листа 89).
Впрочем, есть в Торе и конкретное указание. В отрывке, где говорится о том, что бедняк вместо овцы может принести в Храм двух голубей, сказано: «...И принесет первым того, который предназначен для хатат» (Ваикра, гл. 5, ст. 8). И чуть ниже — «...А второго сделаешь ола» (там же, ст. 10).
Но зачем же Тора говорит об этой очередности повторно? Как известно, всякий кажущийся «повтор» в ней призван остановить наше внимание, спровоцировать на попытку постичь глубину этих слов.
В данном случае Тора выстраивает биньян ав, что в переводе на русский язык означает — «типовая модель». Эта модель — универсальна, в одинаковой степени действительна, когда речь идет о приношении быка и — о приношении голубя...
Талмуд усложняет задачу и выдвигает на обсуждение такую ситуацию. Коэнам предстоит осуществить процедуры приношений трех видов. Перед ними — голубь, предназначенный для приношения хатат; скажем, баран — для приношения ола и особь крупного (или мелкого) рогатого скота — в качестве маасера (по еврейскому закону, каждая десятая особь приплода должна быть посвящена Храму). Спрашивается, в какой последовательности они будут выполнять эту работу?
Сразу отметим, что эта задача — не из простых. Талмуд проводит глубокий, выстроенный на нюансах анализ проблемы, сопоставляя различные обстоятельства, сопровождающие осуществление процедур означенных приношений. Не вдаваясь в детали, приведем лишь результаты этого исследования. Сначала осуществляют процедуру приношения хатат (из голубя), — заключает Талмуд. — Потом приступают к реализации приношения животного, предназначенного для ола, а в последнюю очередь выполняют необходимые действия, предусмотренные приношением маасера...
На нашем листе Талмуд продолжает развивать тему предыдущих листов, углубляясь в проблемы, связанные с очередностью реализации различных приношений в Храме (см. обзоры листов 89 и 90).
Сравниваются корбанот (приношения в Храме; единственное число — корбан) хатат (символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) и ашам (которое приносится во искупление провинности).
В Мишне сказано:
Приношения категории хатат тех подгрупп, о которых говорится в Торе, совершаются перед приношениями категории ашам.
Исключение составляет корбан‑ашам, который приносит мецора (человек с явными признаками болезни цараат, вызванной причинами духовного характера).
Почему искупительное (ашам) приношение мецоры выходит за рамки общего правила?
Потому, видимо, что такое приношение позволяет человеку, временно отделенному от общества, вернуться в стан и наравне со всеми посещать Храм. И это не терпит отлагательства.
Здесь следует отметить, что формально корбан‑ашам, который должен принести мецора, по установлению предыдущей Мишны, следовало бы реализовывать после корбана‑хатат, ибо это приношение мецоры Талмуд ставит в ряд достаточно редких, а корбан‑хатат — относит к регулярным, которые свершаются в Храме довольно часто. В Мишне (см. обзор листа 89) именно так и сказано: частые приношения предшествуют редким. Поэтому и выделяет наш случай Мишна этого листа, говоря, что приношение ашам мецоры — исключение. Но означает ли это, что во всех остальных случаях регулярные приношения всегда предшествуют, тем, что осуществляются реже?
Это — очень непростой вопрос, — подчеркивает Талмуд. И, проводя детальный сравнительный анализ, сообщает: универсальный ответ дать на него невозможно. Каждая ситуация требует отдельного рассмотрения.
Как же так? Ведь существуют ясные постановления Мишны.
Дело в том, что приношения, как мы успели заметить, поставлены в рамки сложнейшей, «подвижной» классификационной системы (см. об этом во Введениик трактату Зевахим). Они могут группироваться по разным параметрам и оказываться в разных категориях, группах и подгруппах. Таким образом, получается, что одно и то же приношение в каких-то случаях должно осуществляться в первую очередь, в других — отодвигается на второй план.
К примеру, если рассматривать два приношения, одно из которых реализуется в Храме регулярно, а другое — редко, то коэны (служители в Храме) прежде, казалось бы, обязаны приступить к осуществлению регулярного приношения. Но ведь существует и другой закон: в первую очередь реализуется приношения с более высокой концентрацией духовности. Что делать, если второе приношение по уровню духовности выше, чем первое?
Однозначного решения, — говорят Учителя, — тут нет.
Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию. Допустим, коэнам предстоит осуществить два приношения: одно — регулярное, другое — достаточно редкое. И вот по ошибке сначала зарезали животное, которое предназначалось для редкого приношения. Как поступить? Заняться приношением, которое свершается в Храме постоянно, отложив реализацию редкого приношения, или же довести процедуру приношения зарезанного животного до конца, и лишь потом приступать — к постоянному?
Подробно обсудив проблему, однозначного решения для нее Талмуд не находит.
Далее на нашем листе приводится новая Мишна:
Если человек видел, как в азаре (храмовом дворе) делят масло, — сказал раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — он не должен был спрашивать (ибо это было и без вопросов очевидно), что это за масло: осталось оно от минхи (мучного приношения, когда муку смешивали с маслом; часть теста сжигали на мизбеахе, оставшееся — отдавали коэнам) или от приношения мецоры (когда небольшая часть масла сжигалась на мизбеахе, а остаток полагалось отдать коэнам). Если человек видел, как масло льют в огонь мизбеаха (в приблизительном переводе — жертвенник), он не должен был спрашивать, связана эта процедура с приношением (рядового) коэна или — первосвященника, ибо масло — часть процедуры и не бывает самостоятельным приношением.
...Бывает, — говорит раби Тарфон (великий Учитель Мишны, начало 2‑го века).
Итак, в данной Мишне обсуждается статус оливкового масла в Храме. И в центре этого обсуждения вопрос: можно ли рассматривать масло как «самостоятельную единицу» приношения?
Можно, — говорит раби Тарфон. Однако раби Шимон, казалось бы, усматривает в этом вопросе иную грань Истины.
Анализируя точку зрения раби Тарфона, Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне, первая половина 4‑го века) подчеркивает: если считать масло самостоятельным приношением, его надо сжигать на мизбеахе полностью. Именно это и имел в виду раби Тарфон.
Предприняв глубокое исследование всей Мишны, Абайе приходит к выводу, что позиции раби Шимона и раби Тарфона между собой не связаны. И раби Тарфон дает совершенно отдельное заключение, сообщая нам о существовании приношения оливкового масла, которое полностью сжигается на мизбеахе...
Барух Шнайдер
На нашем листе обсуждаются законы, связанные с кровью корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан), которая при осуществлении процедуры приношения попала на одежду коэна (служителя в Храме).
В помещенной здесь Мишне сказано:
Если (на этапе кибул дам, когда кровь предназначенного для приношения и зарезанного животного собирают в храмовые сосуды — об этапах приношения см. в обзорах листов 2 и 13) кровь корбана‑хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) еще до этапа зерика (когда кровью предназначенного для приношения животного окропляют мизбеах — в условном переводе: «жертвенник») попала на одежду, эту одежду необходимо постирать в воде — на территории азары (храмового двора). Как сказано: «А если будет пролита кровь его (приношения) на одежду, то ту ее часть, на которую прольется кровь, следует выстирать в священном месте» (Ваикра, гл.6, ст. 20).
Этот закон действителен лишь в том случае, если объектом приношения хатат служит крупный или мелкий рогатый скот. На процедуру приношения птицы (хатат‑оф) он не распространяется.
В случае, если корбан‑хатат оказался пасуль (непригодным для использования), нет нужды отстирывать его попавшую на одежду кровь во дворе Храма. При этом не имеет значения, был ли этот корбан‑хатат изначально кошерным и стал пасуль в процессе осуществления процедуры приношения (из-за какого-либо нарушения; например, получил туму — духовную нечистоту) или вообще был взят для приношения по ошибке (то есть изначально был непригодным для использования в Храме; скажем на этапе шехиты — когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом — человек, совершая шехиту, имел неправильные намерения — собирался, допустим, окропить кровью этого животного мизбеах позднее установленного срока).
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: почему этот закон не касается хатата из птицы? Ведь в других случаях для всех видов этого приношения существуют в основном одни и те же законы. И кровь голубей, предназначенных для корбана‑хатат, имеет тот же статус, что и кровь предназначенного для корбана‑хатат крупного и мелкого рогатого скота.
Это отличие, — говорит Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век), — обусловлено Торой, где сказано: «Таков закон приношения хатат, там же, где производится шехита для приношения ола (символизирующего тотальную близость к Творцу; в знак этого мясо приношения этого вида сжигается полностью), должна производиться и шехита для приношения хатат» (Ваикра, гл.6, ст.18). Именно отсюда мы и делаем вывод: этот закон относится только к такому виду корбана‑хатат, который требует шехиты. А предназначенным для приношения голубям шехиту не делают (птицу не режут ножом, как в процессе шехиты). Их убивают особым способом, который называется мелика (см. обзор листа 64).
Однако на этом Талмуд не останавливается и предпринимает глубокое исследование проблемы, пользуясь методом сравнительного анализа.
Безусловно, — отмечают Учителя, — процедуры осуществления приношений категории хатат разных «подвидов» имеют общие законы. Но и отличия есть не только в процедуре приношения хатат‑оф. К примеру, кровью корбана‑хатат одного вида окропляют внешний мизбеах, другого — внутренний. Так почему же исключение составляет в данном случае лишь приношение птицы?
Сопоставляя процедуры приношения различных видов хатат, Талмуд заключает, что из всех наибольшее число отличий у хатат‑оф. Животных, предназначенных для остальных видов хатат, режут в северной части азары, мелику же осуществляют прямо на мизбеахе. Кровь животных, обозначенных понятием «крупный и мелкий рогатый скот» собирают в храмовые сосуды. В процедуре приношения птицы этап кибул дам вообще отсутствует...
Талмуд возвращается к началу приведенной выше фразы из Торы, где сказано: «Таков закон приношения хатат...» И подчеркивает: определяющее слово здесь — «таков». Оно как бы отделяет в этом правиле (по поводу стирки одежды, если на нее попала кровь животного) приношение крупного и мелкого рогатого скота от приношения птицы.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать особый закон, в общих чертах сформулированный на предыдущем листе (см. обзор листа 92). Этот закон устанавливает правила, в каких случаях коэн (служитель в Храме) должен постирать одежду в пределах азары (храмового двора), если на нее попала кровь животного, предназначенного для приношения категории хатат (то есть приношения, символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
В Торе по этому поводу даются конкретные указания. Прочтем этот фрагмент: «Все, что коснется плоти (животного, предназначенного для приношения хатат) станет святым (то есть обретет достаточно высокий уровень духовности), а ту одежду, на которую попадет кровь (этого животного), брызнув на нее, следует стирать в священном месте (на территории Храма, где уровень концентрации духовности очень высок). А глиняную посуду, в которой варилось мясо (животного после процедуры приношения), следует разбить; а если оно было сварено в медной посуде, эту посуду следует протереть и промыть водой» (Ваикра, гл.6, ст.20, 21).
Новая Мишна, помещенная на нашем листе, уточняет, конкретизирует первую (см. обзор листа 92). В ней, в частности, сказано:
Попавшую на одежду коэна кровь животного, предназначенного для приношения категории хатат, необходимо отстирать в азаре, только в том случае, если она пролилась на одежду непосредственно из специального храмового сосуда, в который собирают кровь зарезанного для приношения хатат животного (на этапе кибул дам; об этапах реализации процедуры приношения см. в обзорах листов 2 и 13) — после совершения шехиты (когда предназначенное для приношения животное режут особым, предусмотренным Торой, безболезненным способом) и перед окроплением мизбеаха (в условном переводе — жертвенник).
В случае, если кровь попала на одежду, брызнув прямо из горла зарезанного животного, отстирывать такую одежду в азаре нет необходимости.
Нет нужды отстирывать одежду в храмовом дворе также и в том случае, когда кровь попала на нее после окропления или из сосуда с кровью, которая была пролита на пол и опять собрана в сосуд (ибо в этих случаях кровь животного теряет уровень духовности и окроплять мизбеах ею уже нельзя).
Начав обсуждение Мишны, Талмуд выводит общее правило: забрызганную кровью предназначенного для приношения хатат животного одежду обязательно надо отстирывать в пределах азара лишь в том случае, если эта кровь в момент, когда попала на одежду, была пригодной для осуществления этапа зерики (окропления мизбеаха).
Как обычно, Талмуд находит источник правила в Торе. И отмечает, что оно заключено в словах: «... а ту одежду, на которую попадет ее кровь, брызнув на нее, следует стирать в священном месте» (Ваикра, гл.6, ст.20).
Исследуя эту фразу Торы, Учителя обращают внимание на употребленное здесь слово изе, образованное от глагола леазот (брызгать). В нем, — говорят они, — содержится намек на этап окропления мизбеаха. Отсюда и делается вывод, что кровь, которую обязательно нужно отстирывать на территории храмового двора, должна быть пригодной для зерики.
Детально изучая содержание Мишны, Талмуд заключает: если кровью предназначенного для приношения хатат животного наполнили два храмовых сосуда, в каждом из которых меньше крови, чем требуется для окропления мизбеаха, в случае, когда кровь из них попала на одежду коэна, стирать ее непременно в азаре (храмовом дворе) не надо. Ибо при таких обстоятельствах кровь животного «не набирает» тот уровень концентрации духовности, который должен быть у крови приношения в Храме.
Не вникая в подробности сложного исследования, на основе которого нашими Учителями выведено данное заключение, скажем лишь, что и здесь Талмуд использует метод сравнительного анализа, сопоставляя рассматриваемую здесь ситуацию с процедурами очищения от тумы (духовной нечистоты)...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать, по сути, ту же проблему, что обсуждалась на предыдущих листах — что следует делать, когда на «объект» попадает кровь животного, предназначенного для приношения. Речь, напомню, шла об одежде коэна (служителя в Храме). И в первой Мишне на эту тему (см. обзор листа 92), а затем — во второй (см. обзор листа 93) обговаривались условия, при которых забрызганную кровью одежду надо обязательно отстирывать в азаре (храмовом дворе).
Наш лист разбирает ситуацию, когда кровь животного, зарезанного для приношения категории хатат (символизирует раскаяние в ненамеренно совершенных проступках и искреннее желание исправить ошибку), попадает на шкуру этого животного.
В приведенной здесь Мишне говорится:
Если кровь приношения хатат, которой был наполнен сосуд для осуществления зерики — окропления мизбеаха (в условном переводе — жертвенник), попала на шкуру зарезанного животного до того, как животное было освежевано, нет необходимости очищать эту шкуру от крови в азаре.
Если же кровь из храмового сосуда попала на снятую шкуру животного, — говорит раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — шкуру непременно очищают в пределах азары.
Очищения в данном случае требует (и на одежде и на шкуре) только забрызганное место, — уточняет раби Элазар (коллега раби Иегуды).
Очищению в азаре от крови из специального храмового сосуда, — подводит итог Мишна, — подлежит всякий материал (будь то мешковина или, скажем, кожа), способный принимать туму (духовную нечистоту)...
Почему не требует очищения от крови, пригодной для окропления мизбеаха, шкура животного, которая в момент, когда ее забрызгали, еще не была с этого животного снята? — спрашивает Талмуд, начиная исследовать содержание Мишны. Чем принципиально отличается такая шкура от той, которая уже отделена от мяса животного?
Закон, который мы сейчас изучаем, распространяется лишь, как мы прочли в нашей Мишне, на «объекты», способные принимать туму. Шкура животного, присоединенная к его телу, духовную нечистоту не впитывает. В отличие от нее, шкура, отделенная от мяса, становится, как одежда человека, потенциальным «приемником» тумы.
Впрочем, свойство принимать туму отделенная от тела животного шкура, — дает уточнение раби Элазар, — приобретает только с того момента, как ей нашли какое-либо конкретное применение. Очищать ее в пределах азары не нужно.
Однако раби Иегуда усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Шкура обретает способность впитывать туму, — говорит он, — буквально с того самого момента, как ее отделили от тела животного. И сразу же попадает под действие описанного в Мишне закона — как одежда. Даже если конкретное применение ей еще не найдено. Ведь ее, в сущности, уже подготовили к использованию.
И одежда не в любом состоянии может принимать туму, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век). — Она утрачивает это свойство, если ее собираются перешить и уже распороли по швам. То есть она — «приемник» духовной нечистоты лишь в законченном виде, готовом для использования...
Интересно отметить, что Талмуд, формулируя те или иные правила, касающиеся очистки от крови, учитывает и качества материалов. И подчеркивает, например, что Мишна, включая в список забрызганных кровью корбана (приношения в Храме) материалов, нуждающихся в стирке в пределах азары — кожу, имеет в виду кожу тонкой выделки.
И еще. Несмотря на то, что в нашем трактате, казалось бы, обсуждаются темы самого высокого духовного уровня (весь трактат посвящен регламентации приношений в Храме — см. Введениик трактату Зевахим), Талмуд вникает не только в «концептуальные», но и в «бытовые» подробности проблем. Здесь, на нашем листе, Учителя обсуждают даже само понятие «стирка» — что это такое и как ее следует производить. И дают, например, такое определение: если при очищении «объекта» (допустим, одежды), смочив его в воде, не трут его части друг о друга, это стиркой не считается. Это определение становится предметом довольно длинной дискуссии, в основе которой лежит сравнительный анализ — сопоставление с законами соблюдения шаббата.
Выстраиваемые Талмудом логические цепочки обычно очень сложны и неискушенному в изучении Талмуда человеку — непонятны. Поэтому приведем здесь лишь одну из самых «простых» в этой дискуссии «сюжетных линий»: как известно, Тора стирку в шаббат запрещает; следовательно, те виды очистки объектов, которые в шаббат разрешены, «стиркой» не являются...
В поисках источников положений Мишны в Торе, Талмуд возвращается к цитате, которая приводилась в предыдущем обзоре (см. обзор листа 93), и обращает внимание на ее последнюю часть: «...глиняную посуду, в которой варилось мясо (животного после процедуры приношения), следует разбить; а если оно было сварено в медной посуде, эту посуду следует протереть и промыть водой» (Ваикра, гл. 6, ст. 21).
Из этого текста следует, — подчеркивает Талмуд, — что, поскольку глиняная посуда тоже обладает способностью впитывать туму, то ее, в случае, если на нее попала кровь приношения хатат, пригодная для окропления мизбеаха, необходимо разбить. Причем — тоже на храмовой территории. Если же посуда, в которой варят мясо приношений, была медной (или сделана из какого-либо другого металла), ее, выбрав место в пределах азары, следует отчистить от крови и хорошенько промыть водой...
На нашем листе Талмуд по-прежнему продолжает углубляться в проблемы, связанные с очисткой одежды и посуды, в которой варили мясо корбана (приношения в Храме) — от крови приношения категории хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку), пригодной для проведения этапа зерики (когда кровью предназначенного для приношения животного окропляют мизбеах, условно говоря — «жертвенник»; об этапах осуществления процедуры приношения см. обзоры листов 2 и 13). Однако теперь эта тема рассматривается под иным углом зрения. Вопрос ставится так: что делать, если одежда или посуда (где варили мясо приношения), на которую попала кровь корбана‑хатат, оказалась за пределами храмовой территории?
В Мишне листа по этому поводу сказано:
Если испачканную кровью корбана‑хатат одежду вынесли за пределы территории Храма, ее следует вернуть в азару (храмовый двор) и тут отстирать.
Однако, если эта одежда за пределами Храма получила туму (стала духовно нечистой), прежде чем вернуть ее в азару, чтобы отстирать, ее надо — порвать (чтобы она, став непригодной для использования по назначению и утратила поэтому способность впитывать туму и пребывать в состоянии таме). Лоскутья же нужно вернуть в азару и отстирать.
Глиняный сосуд, на который попала кровь корбана‑хатат, вынесенный из азары, где он должен быть разбит, следует вернуть на храмовую территорию, ибо разбить его (согласно предписанию Торы) можно только на храмовом дворе (а разбить его, как мы знаем, необходимо — см. обзор листа 94).
Если же глиняный сосуд, находясь вне азары, приобрел туму (и поэтому его нельзя вносить в азару), в нем делают отверстие, чтобы он стал непригодным для дальнейшего использования (тем самым, он утратит статус сосуда и духовно очистится). Тогда его можно вернуть в азару и здесь разбить.
Если то же самое произошло с медным сосудом, его вносят в азару, где очищают и промывают. Если же он стал нечистым, в нем, чтобы внести его в азару, тоже делают отверстие (значительно большего размера, чем в глиняном). После этого его вносят на территорию Храма и здесь оттирают и отмывают...
Анализируя содержание Мишны, Талмуд обращает внимание на то, что в ней — в том месте, где сказано что одежду, чтобы очистить, надо порвать, как будто бы содержится противоречие. В самом деле. Если одежду порвать, она перестанет быть одеждой. Зачем же возвращать «лохмотья» на территорию Храма, да еще отстирывать их от крови приношения хатат? Ведь в тексте закона речь идет именно об одежде. К тому же, как мы говорили в предыдущем обзоре (см. обзор листа 94), распоротая по швам одежда уже не нуждается в очистке от крови на территории азары...
Выходит, порвав одежду, мы уже не сможем выполнить предписание Торы — стирать ее во дворе Храма.
Талмуд объясняет: Мишна не имеет в виду, что одежду нужно порвать в лоскуты. Достаточно немного надорвать ее в некоторых местах — так, чтобы потом ее легко можно было бы восстановить. Так «статус одежды» она не утратит.
Но, оставаясь все же одеждой, «объект» сохранит в себе туму (духовную нечистоту), — говорит рав Ѓуна (Учитель Талмуда второго поколения, 3‑й век). И формулирует правило: порванная одежда, в которой осталось соединение между отдельными деталями, позволяющее вновь сшить их вместе, не считается разорванной и продолжает оставаться нечистой, а значит, наш изначальный вопрос, как в таком случае выполнить предписание Торы — отстирать кровь хатата с одежды в азаре, остается без ответа.
На это Талмуд дает такое пояснение: по закону Торы, одежда, разорванная более чем на половину, утрачивает способность держать в себе нечистоту, оставаясь при этом одеждой. Все время, пока между лоскутами остается полоска ткани, позволяющая вновь сшить их.
Однако Учителя, следуя правилу, сформулированному равом Ѓуной, выносят все же постановление — считать одежду нечистой, пока она не будет разорвана окончательно.
Зачем они делают это?
Чтобы люди не попадали в противоречащую закону ситуацию. Допустим, одежда будет разорвана менее чем наполовину, а человек при этом будет считать, что она уже свободна от тумы.
Одно очевидно: это постановление мудрецов не распространяется на ситуации, когда оно может помешать выполнению заповеди Торы. Как в нашем случае.
Аналогичная дискуссия развернулась и по поводу обрызганной кровью приношения хатат посуды, вынесенной за пределы храмовой территории и получившей туму (духовную нечистоту).
Если в сосуде делают отверстие, он перестает быть сосудом, — говорили некоторые Учителя.
В таком сосуде уже нельзя держать воду, но он может служить для хранения маслин, — говорили другие Учителя. — А медную (металлическую) посуду можно починить...
Талмуд продолжает углубляться в исследование проблем, связанных с ситуациями, когда на объект (одежда; глиняная и металлическая посуда, в которой варили мясо животных, предназначенных для приношений — после проведения вей процедуры) попадает кровь приношения высокого уровня концентрации духовности, приношения хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку). Из содержания предыдущих листов выяснилось, что в таких случаях одежду и металлическую посуду следует очистить от крови, а глиняную посуду разбить — обязательно в пределах территории Храма (см. обзоры листов 92, 93, 94 и 95).
На нашем листе Талмуд расширяет список объектов, которые, если на них попала кровь приношения хатат, надо отмывать или разбивать — на территории Храма. Мишна листа добавляет в этот перечень глиняную (ее разбивают) и медную (отскребают и отмывают) посуду, в которую переложили сваренное мясо приношения, когда оно еще было горячим. Ибо сказано в Торе: «...А глиняная посуда, в которой оно (мясо приношения хатат) будет сварено, должна быть разбита» (Ваикра, гл. 6, ст. 21).
Речь идет не только о мясе приношений высокого уровня концентрации духовности, — говорят Учителя, но и о мясе корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан) более низкого уровня духовности.
Если кровь корбана‑хатат попала на посуду, в которой варилось (или было в нее переложено) мясо приношений более низкого уровня концентрации духовности, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — разбивать (если посуда — глиняная), отскребать и отмывать (если посуда — металлическая) ее нет необходимости.
Комментируя дополнение Мишны о посуде, в которую переложено горячее мясо приношения, Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век) отмечает, что на это указывает будущее время глагола («в которой будет сварено»); если бы Тора имела в виду лишь посуду, в которой варилось мясо приношения, фраза имела бы иное звучание — «...если мясо приношения было сварено».
Другие Учителя подчеркивают, что главный фактор в этом постановлении — повышенная способность стенок сосудов впитывать мельчайшие частицы горячей пищи, которая и при варке и при хранении (на начальном этапе) практически одинакова.
Далее Талмуд анализирует второе положение Мишны — о границах применения рассматриваемого в нашей главе закона, исследуя которое Учителя открывают разные грани Истины.
За основу своего исследования большинство Учителей берет предваряющую формулировку закона фразу из Торы: «Таков закон приношения хатат, ...святая святых (кодеш кодашим — наивысшего уровня концентрации духовности) она» (Ваикра, гл. 6, ст. 18).
Поскольку в этом фрагменте особо выделено это свойство приношения хатат, акцентировано, что оно в высочайшей степени насыщено духовной энергией, — говорят Учителя, — надо понимать, что закон о сосудах, на которые попала кровь корбана‑хатат, действителен, если в них держат горячее мясо любого из приношений обладающих духовностью того же уровня.
Раби Иегуда (амора второго поколения, великий Учитель Талмуда; 3‑й век), анализируя текст Торы, обращает внимание, что за процитированной выше фразой следуют такие слова: «И будет есть его (мясо этого приношения) коэн (служитель в Храме)» (Ваикра, гл. 6, ст. 19). И делает вывод: речь идет о труме (приношении, представляющем собой небольшую часть урожая, которую каждый земледелец был обязан отделить от собранных им плодов в пользу коэнов); а трума относится к категории кодашим калим (приношения с менее высоким содержанием духовной энергии). Это, в свою очередь означает, что закон имеет силу, независимо от того, к какой категории (высокого или более низкого уровня духовности) относится приношение, горячее мясо которого помещено в сосуд, забрызганный кровью корбана‑хатат.
Но ведь Тора подчеркивает — кодеш кодашим, — говорит раби Шимон. — И это означает, что закон вступает в действие, только в том случае, если в сосуде — горячее мясо корбана наивысшего уровня концентрации духовности.
По ходу обсуждения проблем Талмуд задает вопрос: почему обрызганные кровью корбана глиняные сосуды, в которых готовили мясо приношения, надо обязательно разбить? Ведь их можно было бы, вероятно, помыв, обжечь в печи, и они стали бы как новые.
Тут нужны особые печи для обжига, — отвечает раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). — Но Учителя постановили не строить такие печи в Иерусалиме.
Талмуд сообщает, что осколки от разбитых глиняных сосудов собирали в азаре (храмовом дворе) и закапывали в землю...
Александр Капер
Талмуд продолжает конкретизировать детали ситуаций, связанных с проблемами, возникающими, когда на объекты попадает кровь приношения высокого уровня концентрации духовности, то есть — приношения хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку). Из содержания предыдущих листов выяснилось, что в таких случаях одежду и металлическую посуду следует очистить от крови, а глиняную посуду — разбить. И делать это необходимо на территории Храма (см. обзоры листов 92, 93, 94, 95 и 96).
Сужая и одновременно — углубляя тему, Талмуд на нашем листе занимается, в частности, обсуждением конкретных проблем очистки используемых в Храме для различных целей сосудов. Отметим, что в категорию «сосудов» Талмуд включает кухонную утварь, например, посуду, которой пользовались при горячей обработке пищи, и даже — печи, в которых выпекали хлеб и лепешки мучных приношений.
В Мишне листа сказано:
Если мясо приношения варили в сосуде в начале праздника, — говорит раби Тарфон (великий Учитель Мишны, начало 2‑го века), — до конца праздника кошеровать (в данном случае — подвергать тщательной очистке) этот сосуд не нужно.
Пока не кончилось время, отведенное на то, чтобы съесть сваренное в ней мясо первого приношений, — говорят другие Учителя, — мясо следующего приношения в той же посуде не варят.
Далее Мишна дает общие правила очистки:
Все сосуды в Храме отмывают так же, как бокал благословения: холодной водой — снаружи и внутри.
Вертела (на которых обжаривают мясо приношений) необходимо ошпарить горячей водой...
Предусматривая различные варианты осуществления процедур приношений в Храме, Мишна устанавливает и определенные правила проведения трапез на храмовой территории. По этому поводу в ней говорится:
Если в одной и той же посуде варилось мясо двух приношений разного вида, устраивая трапезу, на которой то и другое мясо съедается, придерживаются таких правил: если в приготовленном продукте ощущается вкус мяса каждого из приношений, едят, подчиняясь законам корбана (приношение в Храме), требующего больших строгостей. Однако посуду очищают — по законам более легкого приношения.
Анализируя содержание Мишны, Талмуд, как обычно, ищет истоки ее установлений. Исследуя с этой точки зрения первое ее положение, приходит к выводу, что раби Тарфон исходит из того, что праздник считается как один день, подразумевая при этом, что в праздник принято варить мясо приношения шеламим (символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу). Поскольку такое мясо можно есть два дня, включая разделяющую их ночь, получалось бы, что в одной и той же посуде в течение праздника разрешается сварить мясо только одного приношения.
Другие Учителя, устрожая порядок приготовления мяса приношений для еды, придерживаются позиции, что, сварив в посуде мясо одного приношения, эту посуду следует тщательно промыть. Сначала — горячей водой, а потом — холодной.
Но почему же тогда для того, чтобы приготовить для еды мясо следующего приношения, надо ждать, пока не истечет срок употребления — предыдущего?
Чтобы дать возможность выветриться даже легкому запаху, который какое-то время еще исходит от стенок сосуда, — отвечает Талмуд. — Каждое приношение имеет свою, особую ценность и лучше всего их никоим образом не смешивать...
На нашем листе Талмуд возвращается к общим проблемам и обсуждает законы осуществления различных приношений в Храме, формируя определенные группы, в рамках которых тот или иной закон действует.
Вслед за Талмудом, мы рассматривали правила реализации процедур приношения — на каждом этапе этой процедуры (подробнее об этапах — см. в обзорах листов 2 и 13), для каждого вида корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан) в отдельности. Теперь внимание Талмуда концентрируется на чертах, объединяющих различные категории приношений.
Так, например, здесь формулируется правило, что мясо большинства видов корбанот полагается съедать только коэнам (служителям в Храме).
К этому списку причисляется минха (мучное приношение), корбан‑хатат (символизирующий раскаяние и искреннее желание исправить ошибку), корбан‑ашам (символизирующий искупление вины) и другие приношения.
Талмуд ищет источники этого правила в Торе и приводит цитату, где о приношениях хатат и ашам сказано: «...Всякий человек мужского пола из коэнов будет есть его» (Ваикра, гл. 7, ст. 6). И еще — о приношениях шеламим (символизирующих хорошее настроение и благодарность Творцу) от общины Израиля: «Всякий мужчина будет есть его (мясо приношения шеламим)... святыми будут они (эти приношения) для коэнов» (Бамидбар, гл. 18, ст. 10).
Интересно отметить, что, проанализировав эти фрагменты, Учителя выводят основополагающий закон: коэнами могут быть только мужчины.
Общность определяющих суть большинства приношений «характеристик», — говорит Талмуд, — позволяет выводить законы осуществления приношения одного вида из законов реализации процедуры приношения — другого вида.
К примеру, установленный факт, что животное, отделенное для корбана‑ашам, может быть только мужского пола, служит указанием для отбора животных для приношений других категорий.
Приводит Талмуд и другой пример. Известно, что животное, отделенное для общественного приношения, связанного с обновлением Храма, в случае, если оно вдруг пропало, заменить другим — нельзя. Отсюда делается вывод: если для приношения любого вида отделили двух, животных — на случай, если что-то произойдет с одним из них, но обе отделенные особи не пострадали и, используя одну из них, совершили процедуру приношения в Храме, второе, по всем параметрам пригодное для этого животное, лишается возможности стать приношением.
Мы знаем, что мясо животного, предназначенного для приношения шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу), непригодно для дальнейшего использования, если, совершая шехиту (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом), человек думал о том, что по завершению всей процедуры это мясо будут есть после установленного законами этого приношения срока. Это правило подлежит обобщению: мысли о нарушении сроков проведения трапезы, на которой съедают мясо корбана, во время шехиты делают это мясо непригодным для дальнейшего осуществления процедуры приношения любого вида.
В обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 97) мы говорили о том, что в случае, если в один сосуд положили мясо корбана‑хатат вместе с мясом приношения другой, «облегченной» категории, «смесь» съедают, соблюдая правила приношения хатат. Это относится и ко всем видам приношений, включая минху (мучное приношение): трапеза всегда регламентируется более строгими законами.
В заключение нашего обзора подчеркнем, что представляем здесь лишь результаты анализа текстов Торы, которые получают Учителя, проводя по каждому отдельному поводу глубокие и детальные исследования...
На нашем листе Талмуд вновь переходит к обсуждению конкретных законов. На этот раз детально рассматриваются правила проведения трапезы, на которой съедается мясо корбана (приношения в Храме).
Анализируется вопрос, при каких обстоятельствах коэн (служитель в Храме) не вправе делить мясо приношений и в каких случаях он не может участвовать в трапезе.
В Мишне листа по этому поводу сказано, что не может делить мясо приношения и участвовать в трапезе, где это мясо съедают, коэн (служитель в Храме):
— тевуль йом (то есть коэн, который был таме — духовно нечистым, срок его нечистоты закончился, он даже успел окунуться в микву — специальный бассейн для духовного очищения, но не осуществил еще процедуру своего приношения, искупающего нечистоту — мехусар кипурим);
— онен (коэн — в день смерти близкого родственника).
Даже если коэн стал таме, совершая процедуру приношения — на этапе зерики (когда мизбеах — в условном переводе: «жертвенник» — окропляют кровью предназначенного для приношения животного) и очистился к вечеру, участие в дележе мяса он не принимает.
Коэн с увечьем, — продолжает Мишна, — вправе делить мясо и участвовать в трапезе, но — не может осуществлять процедуры, связанные со служением в Храме. Всякий другой человек, не имеющий права служить в Храме, ни делить мясо приношений, ни участвовать в трапезе не может.
Начав анализировать текст Мишны, Талмуд, как обычно, находит источник ее положений. И приводит, в частности, цитату: «Коэн, осуществляющий процедуру приношения, и будет есть его мясо» (Ваикра, гл. 6, ст. 19).
В этих словах Торы, — отмечает Талмуд, — содержится прямое указание: только тот коэн, который вправе реализовывать процедуры, связанные со служением в Храме, может есть мясо корбана (приношения в Храме). На практике получалось, что конкретным приношением занимался в основном один из коэнов, а за трапезу, чтобы съесть мясо этого животного, садились все коэны, способные служить в Храме.
Впрочем, были и исключения из общего правила. К примеру, коэн, не достигший совершеннолетия, к реализации процедур в Храме не допускался, но есть мясо корбана ему разрешалось.
Вправе ли делить мясо приношения и участвовать в трапезе коэн с физическим дефектом, если он — таме? — спрашивает Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век, ученик, а потом и коллега раби Йоханана, 3‑й век).
Обсуждая этот вопрос, Учителя используют метод сравнительного анализа, сопоставляя выдвинутую на рассмотрение ситуацию — с другими, в чем-то аналогичными.
Берется, к примеру, ситуация с первосвященником, который — онен. Известно, — говорит Раба (великий Учитель Талмуда в Вавилоне; конец 3‑го века), — что коэн гадоль (первосвященник) в таком состоянии может служить в Храме, но делить мясо и участвовать в трапезе права не имеет. Отсюда следует вывод: делить мясо приношения позволено только тому, кому разрешается есть это мясо. У коэна с физическим недостатком в принципе нет права осуществлять процедуры, непосредственно связанные со служением в Храме. Значит, тем более, в состоянии духовной нечистоты он не должен касаться мяса корбана.
Существует общее правило, — отмечает рав Ошайа (Учитель Талмуда третьего поколения в Вавилоне; начало 4‑го века), — человек в состоянии таме (духовной нечистоты) вообще не должен касаться мяса приношений. И спрашивает: распространяется ли оно на мясо общественных приношений, которые «нейтрализуют» духовную нечистоту?
Категория приношения, — отвечает Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), — в данном случае не имеет значения. Исключение составляет лишь корбан‑песах, когда участие в трапезе — особая заповедь Торы.
На нашем листе Талмуд, продолжая развивать тему листа предыдущего (см. обзор листа 99), концентрирует внимание на правилах, ограничивающих возможность человека в период траура участвовать в трапезе, на которой съедается мясо корбанот (приношений в Храме; единственное число — корбан).
В частности, на предыдущем листе говорилось, что онен (коэн, у которого только что умер близкий родственник) может есть лишь корбан‑песах, поскольку участие в пасхальной трапезе — заповедь Торы. Теперь Талмуд разбирает подробности этого установления.
Если человек умер 14‑го нисана, и похоронили его в тот же день, — говорит рав Мери, — в ночь на 15‑е, согласно законам Торы, поведение близких родственников почившего обусловлено самыми строгими правилами соблюдения траура. Поэтому они не могут принести в Храме корбан‑песах и есть мясо этого приношения. Но в случае, если человек умер 13‑го, а похоронили его — 14‑го нисана, в ночь после похорон его близким родственникам разрешается есть мясо корбана‑песах. Но на мясо приношения других видов это дозволение не распространяется.
Вопрос — еще тоньше, — отмечает рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века). — Ведь Тора накладывает строжайший запрет на приношения, включая корбан‑песах, лишь в день смерти близкого родственника. Постановление, касающееся дня похорон (и ночи после погребения), вынесено Учителями...
Если человек отошел в мир иной 14‑го нисана до полудня, его ближайшие родственники, подчиняясь законам траура, не приносят в Храме корбан‑песах и, соответственно, не едят мясо приношения, — вносит свои уточнения Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), глубоко и детально проанализировав проблему. — Но в том случае, если это произошло после полудня, когда правила приношения корбана‑песах уже вступили в силу, ближайшие родственники должны сделать то, что полагается сделать к празднику Песах, в частности — принести корбан в Храме, а потом — есть его мясо.
Наверное, можно было бы избежать такого рода сложностей и другим способом. Допустим, сохранить духовною чистоту, не участвуя в погребении умершего.
Но нет, Талмуд специально подчеркивает: каждый человек, в том числе — коэн (которому при обычных обстоятельствах нельзя даже входить на территорию кладбища), обязан похоронить близкого родственника: отца, мать, жену...
Более того, если некому, кроме коэна, похоронить тело умершего, даже если коэн не был связан с ним родственными узами, он должен предать тело земле.
Для коэна это — важная заповедь, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век).
Почему, если человек умер 14‑го нисана после полудня, когда животное для корбана‑песах уже зарезали, его ближайшим родственникам разрешается участвовать в праздничной трапезе и есть мясо приношения? — спрашивает Талмуд. — Ведь они могли бы ограничиться тем, что привели в Храм предназначенное для приношения животное.
В этом случае заповедь будет не выполненной, объясняет Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века), — корбан‑песах, мясо которого хозяева его не ели, не засчитывается.
Талмуд сообщает: если человек узнал о смерти близкого родственника не сразу, в течение 30‑ти дней с момента этого скорбного события, с того дня (как будто бы это — день похорон) он должен сидеть шиву (по еврейскому закону, в знак скорби по умершему близкому родственнику, семь дней не выходят из дома и выполняют другие предписания первых дней траура).
Может ли этот человек есть мясо корбана‑песах? — спрашивают Учителя.
И проанализировав проблему, говорят: может. В этом смысле на него распространяется правила, регламентирующие поведения человека, который в день, когда едят мясо корбана‑песах, осуществил перезахоронение останков умерших родителей в другом месте. То есть ему необходимо окунуться в микве (специальный бассейн для духовного очищения), а вечером он уже может есть мясо пасхального приношения...
На нашем листе Талмуд, продолжая развивать тему предыдущих листов (см. обзоры листов 99 и 100), разбирает конкретный пример, выдвигая на обсуждение вопрос, почему во времена, когда еврейский народ странствовал по пустыне, в Мишкане (переносной Храм) сожгли приношение хатат (символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Прежде всего, отметим, что этот пример связан с законами траура. И Учителей, рассматривающих подоплеку решения предков, интересовали детали поступка. Восстанавливая логическую цепочку, выстроенную Моше рабейну и Аароном-первосвященником, они искали источник определенных законов, которым должен следовать человек, пребывающий в трауре.
Понятно, почему коэн гадоль (первосвященник) не мог есть мясо приношения хатат — в день, о котором здесь говорится, погибли двое из четырех сыновей Аарона, Надав и Авиу. Но Талмуд в данном случае интересуют частности: что послужило истинной причиной того, что Аарон не мог есть мясо приношения хатат — потому что был в трауре или потому, что находился в состоянии таме (духовной нечистоты; в этой ситуации источник нечистоты — мертвые тела).
В день смерти особо строгие законы траура для ближайших родственников умершего действуют и ночью, которая наступила по окончанию этого дня, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века). — Поэтому и был сожжен корбан‑хатат (корбан — приношение в Храме). Ибо по закону человек в период «строгого» траура не должен есть мясо приношений.
В таком случае надо было бы сжечь все три приношения этого дня: минху (мучное приношение) и два хатата. Один из них — хатат новомесячья (рош‑ходеш) — приносил Нахшон, глава колена Иегуды, — отмечают раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) и раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век). — А процедуру приношения второго хатата полагалось осуществить Аарону-первосвященнику. Почему же сожгли только один корбан‑хатат и какой именно?
Минху и в период «строгого» траура есть разрешается, — говорит раби Нехемия (великий Учитель Мишны, коллега раби Иегуды и раби Шимона; 2‑й век). — На то есть специальное указание. Из этого указания Моше рабейну вывел правило, позволяющее в это время близким родственникам покойного участвовать в трапезе, когда съедается мясо приношения хатат в рош‑ходеш.
Но почему же все-таки в день гибели Надава и Авиу не ели мясо третьего приношения, корбана‑хатат и сожгли его?
Возвращаясь непосредственно к этому вопросу, Талмуд приводит позицию раби Иегуды и раби Шимона.
Исследуя эту историю, раби Иегуда и раби Шимон обращают особое внимание на диалог, состоявшийся между Аароном и его братом Моше рабейну.
Спросил Моше Аарона:
— Может быть, ты и твои (оставшиеся в живых) сыновья были настолько погружены в свое горе, что не заметили, как перенесли на приношение туму (духовную нечистоту, которую Аарон с сыновьями получили от мертвых тел Надава и Авиу)?
— Я в любом состоянии не позволил бы осквернить приношение в Храме, — ответил брату Аарон.
Дело в том, что мясо этого приношения бы могли бы есть только ночью...
Почему же они не отложили трапезу до ночи? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: как мы знаем, они хотели отложить трапезу на ночь, но как раз в этот момент корбан стал таме (духовно нечистым).
Речь идет как раз о том самом корбане, который приносил глава колена Иегуды — Нахшон (это было вообще первое приношение этого колена). И цель его была — исправить ошибку, когда представители этого колена в духовной нечистоте вошли в Мишкан и ели мясо приношений.
В принципе это приношение из-за траура Аарона следовало бы просто отменить. Однако распорядиться этим мог тогда только Моше. А он в тот момент был занят, передавая слова Всевышнего народу.
Поскольку этого приношения не должно было быть, его сожгли...
На нашем листе Талмуд углубляется в исследование темы, рассматриваемой на предыдущих листах (см. обзоры листов 99 и 100), связанной с временным отстранением коэнов (служителей в Храме) от участия в распределении мяса приношений после завершения необходимой процедуры и в трапезе, на которой съедают мясо корбана (приношение в Храме). И продолжает анализировать материалы Устной Торы, посвященные ситуации, когда погибли двое из четырех сыновей Аарона-первосвященника и мясо одного из приношений хатат (символизирует раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) сожгли.
На предыдущем листе как будто бы уже найдено объяснение этому: процедуру приношения вообще не следовало осуществлять, распоряжение по данному поводу должен был дать Моше (только он мог «выступить в роли» первосвященника), но он был занят другими не менее важными делами (см. обзор листа 101). Однако Талмуд, как это часто бывает, таким объяснением не удовлетворяется и, продолжая поиск различных граней Истины, концентрирует внимание на отдельных моментах.
Обсуждается, в частности, статус Моше — мог ли он «исполнять обязанности» первосвященника?
Чтобы ответить на этот вопрос, Талмуд рассматривает его полномочия в других ситуациях.
Здесь, в частности, приводится случай с Мирьям, сестрой Моше и Аарона. Она, как известно из Торы, была удалена из еврейского стана, потому что у нее обнаружили признаки цараат (в весьма условном переводе, частично, по внешним проявлениям — «проказа»; на самом деле — болезнь, возникающая по причинам духовного характера).
Талмуд выдвигает вопрос: кто поставил Мирьям диагноз?
И отвечает: сам Всевышний.
Аарон, будучи коэном, не имел права на это, потому что являлся близким родственником больной. О Моше отдельно сказано: не мог, потому что в данном случае он — зар (в данном случае — не коэн), а цаарат «диагностировали» только коэны.
Но если Моше не считается коэном, мог ли он дать распоряжения по поводу приношений в Храме?
Детально исследовав ситуацию, Учителя приходят к выводу, что вначале, когда завершилось строительство Мишкана (переносного Храма в пустыне), первые семь дней Моше рабейну был коэном, а потом Всевышний лишил его этой привилегии.
Впрочем, некоторые Учителя открывают здесь иную грань Истины. Моше был предводителем еврейского народа, — говорят они. — Фактически — царем. А царь в пределах своего царства наделен неограниченной властью, он в ответе — лишь перед Творцом и вправе решать любые проблемы. Поэтому в сложившейся ситуации, когда его брат был в трауре и не мог выполнять свою работу, выход из положения предстояло найти именно Моше...
Далее Талмуд возвращается к обсуждению Мишны (см. обзор листа 99) и рассматривает конкретные вопросы, связанные с распределением мяса приношений и участием в трапезах, на которых это мясо съедают.
Эта Мишна, в частности, дает такое указание: коэн с увечьем участвует и в распределении мяса приношений и в трапезах, на которых едят мясо корбанот (приношений в Храме).
Речь идет лишь о тех коэнах, которые приобрели увечье в течение жизни, или же — и о тех, кто рожден с физическим недостатком? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: правило не делает в этом различий — рожденный с физическим дефектом коэн может участвовать в распределении мяса и в храмовых трапезах.
Получается, в Мишне есть некое противоречие. Ведь сказано в ней, что на конечном этапе реализации приношения в распределении мяса и в трапезе к этому допускаются лишь те коэны, у которых есть право осуществлять процедуру приношения и выполнять другие обязанности, предусмотренные служением в Храме. Коэны с физическими дефектами этого права лишены.
Неясно и другое: несовершеннолетний коэн, согласно Мишне, участвует в трапезе, где съедают мясо приношения, но служить в Храме и распределять мясо корбанот не может.
Талмуд объясняет: сам факт, что коэнам с физическими дефектами в Торе дается отдельное дозволение брать свою долю мяса приношения и участвовать в трапезе, а совершеннолетним — есть мясо корбанот, уже снимает противоречие, ибо, если бы им это запрещалось, достаточно было бы сказать: кто служит в Храме, тот и ест мясо приношений...
В продолжение темы предыдущих листов (см. обзоры листов 99, 100 и 102), на нашем листе Талмуд рассматривает «смежную» проблему, выдвигая вопрос: кто и в каких ситуациях получает мясо и шкуру предназначенных для приношений в Храме животных?
В Мишне по этому поводу говорится:
Если мясо корбана (приношения в Храме) не попало на мизбеах (в условном переводе «жертвенник»), шкуру этого животного коэны не получают.
Если при шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом) животного, предназначенного для приношения ола (символизирующего тотальную близость к Творцу, в знак чего мясо корбана сжигается полностью) ошибочно думали о приношении другого вида, приношение хозяевам животного не засчитывается (заповедь остается не выполненной), но шкуру этого животного полагается отдать коэнам.
Шкуры животных, предназначенных для приношений относительно низкой концентрации духовности, принадлежат хозяевам этих животных; шкуры животных, предназначенных для приношений высокого уровня концентрации духовности, получают коэны.
Коэны всегда (если, конечно, процесс осуществления приношения в Храме проходит без ошибок, имеющих последствия — корбан ни на одном из этапов не становится непригодным для дальнейшего использования) получают шкуру животного, предназначенного для корбана‑ола (мясо этого животного полностью сжигают).
Точно также (если процедура проведена по правилам) коэны всегда получают (после завершения процедуры) шкуру и мясо животного, предназначенного для приношения хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку; подчеркнем, что и хатат и ола — приношения высокой концентрации духовности).
Приступая к анализу содержания Мишны, Талмуд отмечает, что речь в ней идет о частных приношениях. К примеру, на корбан‑ола, когда в качестве приношения используется животное, составляющее часть имущества Храма, эти правила не распространяются.
Не распространяются эти законы и на добровольное приношение ола, если оно осуществляется взамен приношения ашам (символизирующее искупление проступка), не успев осуществить которое хозяева животного умерли, а наследники продали это животное и на вырученные деньги приобрели другое — для добровольного корбана‑ола. Ибо, как сообщает Мишна, шкура животного, над которым совершена процедура приношения ола, отдается коэнам, лишь в том случае, если оно изначально было отделено для приношения этого вида.
Из содержания нашего листа мы узнаем некоторые подробности о том, как собирали пожертвования на ремонт, содержание и деятельность Храма.
Талмуд сообщает, что в Храме было тринадцать специальных «коробок» для цедаки (пожертвования). Каждая из семи таких «коробок» имела свое целевое назначение: отдельная — на приобретение дров; своя — на приобретение благовоний; на золото для обновления крышки ковчега Завета и т. д. Эти пожертвования считались обязательными. В еще шесть оставшихся собирали добровольные пожертвования.
Как поступают, если некто, покинув этот мир, завещал все, чем владел — Храму, а в составе его имущества были животные? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: в таких случаях поголовье скота продают, а вырученные за него деньги вместе с деньгами, полученными от продажи другого имущества, идут на содержание Храма. И если часть животных из этого стада служит приношениями в Храме, то шкуры этих животных отдавать коэнам не полагается. Эти шкуры тоже продают, а деньги используют на содержание Храма...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему предыдущего листа (см. обзор листа 103) — кто и в каких ситуациях получает мясо и шкуру предназначенных для приношений в Храме животных. Но рассматривает один из ее аспектов: что делают со шкурой животного, когда приношение по тем или иным причинам стало непригодным для дальнейшего использования:
В Мишне сказано:
Если приношение стало непригодным для дальнейшего использования до того, как с животного сняли шкуру, эта шкура не отдается коэнам (служителям в Храме).
Если корбан (приношение в Храме) стал непригодным для дальнейшего использования, когда животное уже было освежевано, коэны получают шкуру этого животного.
Приступив к анализу Мишны, Талмуд приводит высказывание раби Акивы (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), который говорит: если с первенца животного сняли шкуру, и оказалось, что он непригоден для приношения в Храме, шкуру эту все равно отдают коэнам.
Учителя открывают в этом вопросе иную грань Истины. Шкуру такого животного, — говорят они, — следует сжечь.
В какой же момент проведения процедуры приношения в Храме полагалось снять шкуру с животного?
До тех пор, пока не осуществлен последний из четырех этапов — этап зерики (когда кровью предназначенного для приношения животного окропляют мизбех: условно — «жертвенник»), — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века), с животного шкуру не снимают.
В случае, если животное стало непригодным для дальнейшего осуществления процедуры еще до этапа зерики, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда четвертого поколения; 4‑й век), — его шкуру не отдают коэнам.
То есть вопрос, получат ли коэны шкуру предназначенного для приношения животного, определяется на этапе зерики (об этапах осуществления процедуры приношения — см. обзоры листов 2 и 13)? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: окропление, само по себе, ничего здесь не решает.
Если окропление сделано неправильно и «испортило» корбан, шкуру отдают коэнам, если она была снята до этапа зерики; если в этот момент оставалась на животном — коэны ее, так же как мясо (которое становится не пригодным и для мизбеаха и для трапезы), не получают.
Обсуждая детали проблемы, Учителя делают вывод: если в результате осуществления процедуры приношения коэны получают мясо животного, то и его шкуру полагается им отдать (на практике это означает, что процедура была реализована по всем правилам).
Но что же делают со шкурой, если ее нельзя отдать коэнам?
Талмуд приводит слова Учителя, который жил во времена Второго Храма.
Никогда не видел, чтобы шкуру предназначенного для приношения животного сжигали, — говорит раби Ханина (Учитель Мишны первого поколения, известный под именем Сеган а‑Коѓаним, координатор службы коэнов в Храме, 1‑й век).
Но ведь есть случаи, когда туши быков и козлов сжигают полностью, вместе со шкурой, — выдвигают возражение некоторые Учителя.
Здесь следует пояснить, что Тора выделяет некую группу приношений, для которых использовали быков и козлов, и туши их, по предписаниям, полагалось сжечь вместе с их шкурой и внутренностями — вне Иерусалима. Речь идет, например, о корбане, который должен был приносить главный коэн — во искупление своего неправильного поведения (Ваикра, гл. 4, ст. 3‑12); о приношении быка от общины Израиля — за ѓалахическую ошибку, которую совершил весь народ (Ваикра, гл. 4, ст. 13‑21); о приношении быка и козла в качестве корбана‑хатат в Йом Кипур (Ваикра, гл. 16, ст. 27).
На это возражение другие Учителя отвечают: в данном случае говорится о заповеди Торы. А мы обсуждаем проблему, касающуюся корбана, который стал непригодным для дальнейшего использования в процессе проведения процедуры приношения в Храме.
В Мишне об этом написано:
Если быка или козла надо сжечь — согласно заповеди, делается это за пределами еврейского стана (во времена Храма — вне Иерусалима). А тот, кто сжигает животное, считается таме (духовно нечистым).
Если зарезанное для приношения животное надо сжечь, потому что оно стало непригодным (для дальнейшего использования), это делают на Храмовой горе, а тот, кто непосредственно этим занимается туму (духовную нечистоту) не получает...
Талмуд описывает, как сжигали приношения, которые надо было сжечь, выполняя заповедь.
За пределы города приношение выносили на длинных шестах. И было такое правило: любой человек, который вышел за городские стены вместе с процессией, пусть даже шел он самым последним — становится таме. Тот, кто сопровождал процессию, но за городские ворота не вышел — сохраняет духовную чистоту.
Тума появляется, когда тушу животного охватывает пламя, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век). — В этот момент человек, выполняющий мицву (заповедь) и может стать духовно нечистым. Но тот, кто приблизится потом, чтобы, скажем, помочь погасить пламя костра, когда туша сгорела, таме не становится.
Из предыдущего обзора мы узнали, что во времена Храма существовал такой вид приношений, когда предназначенных для таких корбанот (приношения в Храме; единственное число — корбан) быков и козлов полностью сжигали. Причем, не на территории Храма, а — за пределами Иерусалима (подробнее об этом — см. в обзоре листа 104). Мы также узнали, что люди, осуществлявшие процедуру таких приношений становились таме (духовно нечистыми). Но вот в какой момент?
Обсуждение этого вопроса началось на предыдущем листе (см. обзор листа 104). На этом — Талмуд продолжает ту же дискуссию.
Те люди, которые выносят за пределы города туши предназначенных для приношения этих видов животных, а также те, кто эти туши сжигает, сами по себе не становятся таме, говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Только их одежда впитывает нечистоту. Однако, если участвовавший в процедуре приношения человек, не очистившись, коснется пищи или питья, эта еда или жидкость станут духовно нечистыми и использовать их нельзя.
Исключение составляет козел отпущения в Йом Кипур (о приношении козла отпущения — см. в обзорах листов 66 и 67 трактата Йома), уточняют другие Учителя. — Осуществление связанной с ним процедуры не делает таме ни человека, ни его одежду, ни еду и питье, которых коснулся человек, сопровождавший козла к месту приношения, ибо козла отпущения выводят за пределы города — живым.
Однако некоторые Учителя по поводу козла отпущения усматривают в этом вопросе иную грань Истины. Козел отпущения, — говорят они, — делает того, кто его сопровождает и участвует в осуществлении процедуры приношения — таме. Он отличается от остальных пригодных для приношения животных, которые в «живом состоянии» в принципе не могут распространять нечистоту.
Туму (духовную нечистоту) передают лишь те объекты, — которые «наполняются» тумой, — говорит рав Дими. — откуда же тума у живого козла?..
Могут ли быки и козлы, предназначенные для приношения, которое полностью сжигается за пределами Иерусалима,— спрашивает раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — «зарядить» тумой еду и жидкость, находясь на территории Храма?
И, досконально исследовав эту проблему, дает такой ответ: пока их не вынесли за пределы города, они туму не распространяют.
Попутно мы узнаем, что в мертвой, но — кошерной, птице степень аккумуляции духовной нечистоты очень высока.
Может ли такая птица передать человеку эту высокую степень тумы? — спрашивает Талмуд.
Нет, не может, — отвечает раби Зейра (великий Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век). — Человеку, прикоснувшемуся к мертвой кошерной птице, тума от нее вообще не передается. Поэтому о высокой степени нечистоты и речи нет.
Талмуд возвращается к обсуждению текста Мишны (см. обзор листа 104).
В ней, в частности, сказано о том, что за пределами еврейского лагеря, вынося быков и козлов, предназначенных для приношений особого вида, когда туши животных полностью сжигаются вне иерусалимских стен, люди становятся таме. Это касается всех приношений этой категории (о том, что это за приношения — см. в обзоре листа 104).
Те люди, которые разводят костры для сожжения таких быков и козлов, не считаются таме, — добавляет Талмуд к уже сказанному.
И еще: те, кто подошел к костру, когда туши животных уже сгорели и превратились в пепел, духовно нечистыми не становятся...
Моше Гойхберг
С нашего листа начинается 13‑я глава трактата Зевахим.
В предыдущей главе речь шла о деталях процедуры приношения на завершающем этапе, когда сама процедура практически осуществлена и остается лишь поделить мясо корбана (приношения в Храме) между коэнами и съесть его (см. на сайте, к примеру, обзоры листов 99, 100 и др.).
Первый лист нашей главы вновь возвращает нас к общим проблемам приношений, но теперь обсуждает тему нарушения запретов и наказаний за ошибки. Здесь, в частности, разбирается вопрос: как надо поступать, если некто неумышленно осуществил приношение вне храмовой территории?
В Мишне по этому поводу сказано:
Человек, который без умысла вне азары (храмового двора) зарезал предназначенное для приношения животное, должен принести животное в Храм, чтобы коэны (служители в Храме) провели процедуру приношения хатат (символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку). А если этот человек неумышленно еще и осуществил процедуру приношения вне храмовой территории, полагается ему принести в Храме еще один корбан‑хатат...
Приступив к анализу Мишны, Талмуд занимается поисками источников ее положений в Торе.
И приводит фрагмент: «Если человек из народа Израиля, зарежет быка, или овцу, или козу внутри стана, или зарежет (их) вне стана, а к входу в Шатер Собрания не приведет животное, чтобы сделать приношением Всевышнему перед Мишканом (переносной Храм), этому человеку будет вменена (в вину) кровь, которую он пролил, и будет этот человек отсечен из среды народа его» (Ваикра, гл. 17, ст. 3‑4).
И еще: «Всякий человек из народа Израиля... совершит приношение, но к входу в Шатер Собрания (животное) не принесет, чтобы сделать его (приношением) Всевышнему, отсечен будет от народа его» (Ваикра, гл. 17, ст. 8‑9).
Итак, мы видим, — констатирует Талмуд, — что за преднамеренную шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) вне азары и за преднамеренное осуществление приношения (сожжение туши животного) вне территории Храма полагается одно и то же, суровое наказание, за каждый из этих проступков — в отдельности.
Известно, что в случае, если люди совершают тяжкие проступки непредумышленно, они обязаны искупить свою вину приношением в Храме. В рассматриваемых нами ситуациях это будет корбан‑хатат.
Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: требуют ли с человека, который ненамеренно совершил шехиту и приношение не на Храмовой территории два корбана‑хатат или достаточно — одного?
Корбан‑хатат за неправильно выбранное место осуществления процедуры приношения (вне азары), — говорит раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), — приносят лишь в том случае, если шехита предназначенному для приношения животному сделана в храмовом дворе. Если же шехита произведена за пределами Храма, туша этого животного вообще не годится для осуществления процедуры приношения в Храме. Поэтому за ее приношение в неположенном месте человек ответственности не несет и не должен приносить второй хатат.
Но ведь и в случае, когда тушу зарезанного в азаре животного вынесли за пределы территории Храма, — говорят другие Учителя, она тоже становится непригодной для проведения процедуры приношения в Храме. Но, тем не менее, если некто осуществит эту процедуру вне азары, он будет обязан принести корбан‑хатат. Следовательно, и в той ситуации, когда предназначенное для приношения животное зарезано в неположенном месте (вне азары), от виновного по закону надо потребовать еще один корбан‑хатат (первый — за шехиту за пределами Храма).
Далее Талмуд, пользуясь методом сравнительного анализа, «примеривает» тот же принцип к проблеме, возникающей, когда человек в состоянии таме (духовной нечистоты) ест мясо приношений.
Законом это запрещается, ибо в Торе сказано: «А душа того, кто в состоянии таме будет есть мясо приношения, посвященного Всевышнему, отсечена будет от народа его» (Ваикра, гл. 7, ст. 20).
Независимо от того, было ли само мясо «заражено» тумой (духовной нечистотой) или находилось в состоянии таѓор (чистым духовно), — говорят Учителя, — тот, кто, зная закон и зная, что получил туму (и не успел очиститься), съел мясо приношения, заслуживает карет (отсечение от народа). Соответственно, если он сделал это по неведению, обязан принести корбан‑хатат.
Если мясо приношения, которое съел человек в состоянии таме, содержало туму, — говорит раби Йоси, — он свободен от наказания. И приносит корбан‑хатат лишь в том случае, когда мясо, которое он ел по ошибке или неведению было чистым.
Но ведь чистое мясо, к которому прикоснулся человек в состоянии таме, тоже становится таме, — отмечают Учителя. — Однако в этом случае ему полагается наказание...
На нашем листе общего принципиального решения мы не находим. Талмуд лишь добавляет, что человек-таѓор, в случае, если съел мясо, содержащее туму, не несет за это никакой ответственности. Это — бесспорно и подтверждается всеми Учителями...
На нашем листе Талмуд, продолжая обсуждать тему предыдущего листа, анализирует развернувшуюся между Учителями дискуссию (см. обзор листа 106). Не вдаваясь в подробности, скажем лишь, что Учителя усматривают разные грани Истины в двух вопросах:
— сколько (два или одно) приношений хатат (символизирует искреннее раскаяние и стремление исправить ошибку) должен совершить в Храме человек, который зарезал предназначенное для приношения животное вне азары (храмового двора) и процедуру также провел за пределами Храма;
— заслуживает ли наказания человек, который, будучи в состоянии таме (духовной нечистоты) по неведению (непредумышленно) ел мясо корбана (приношения в Храме), до него получившее туму (духовную нечистоту).
Откуда известно, что речь идет именно о шехите (когда животное режут обусловленным Торой, безболезненным способом) предназначенного для приношения в Храме животного? — спрашивает Талмуд, углубляясь в исследование первого пункта дискуссии. — Ведь шехита используется и в быту. Еврею вообще запрещено употреблять в пищу мясо, если животное зарезано иным способом.
И уточняет: в Торе написано — «Если... зарежет (их) вне стана, а к входу в Шатер Собрания не приведет животное, чтобы сделать приношением Всевышнему...» (Ваикра, гл. 17, ст. 9). А, значит, то, что здесь говорится лишь о животном, предназначенном для приношения, сомнению не подлежит.
Раби Йоси (великий Учитель Мишны; 2‑й век), подчеркивая, что в любом случае с провинившегося требуется только один хатат, вообще говорит, что ответственность человек несет, только если шехиту он сделал в азара (храмовом дворе), но процедуру приношения завершил (то есть — сжег тушу животного) за пределами храмовой территории.
Талмуд задается вопросом: на чем основана позиция раби Йоси?
И объясняет: раби Йоси исследует приведенную выше цитату из Торы и приходит к выводу, что шехита за пределами Храма в принципе не берется в расчет, ибо туша зарезанного вне азары животного изначально не годится для приношения в Храме.
На чем же основана позиция других Учителей?
Талмуд обнаруживают, что другие Учителя, вслед за раби Ишмаэлем (великий Учитель Мишны, 2‑й век), анализируют тот же фрагмент Торы, но — «присоединяют» к нему предыдущий стих. Они отмечают, что в Торе сразу после запрета совершать шхиту предназначенного для приношения в Храме животного вне азары идет запрет на осуществление вне азары процедуры приношения. При этом, текст второго запрета начинается словами: «И скажи им...» (Ваикра, гл. 17, ст. 8). Отсюда Учителя делают вывод, что Тора, связывает два этих запрета, намекая, что даже если животное, которое зарезано вне азары и, следовательно, его туша вообще непригодна для осуществления процедуры приношения в Храме, на эту ситуацию все же распространяется запрет совершать процедуру приношения вне территории Храма.
Далее Талмуд приводит теоретическую дискуссию между раби Йохананом (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) и Реш Лакишем (ученик, а впоследствии — коллега и родственник раби Йоханана).
Раби Йоханан выдвигает на обсуждение гипотетическую ситуацию. Положим, в их времена, когда Храма уже не было, человек все же осуществил процедуру приношения. Сделал животному шехиту и провел другие этапы приношения. Спрашивается, как следует расценивать его действия?
Неважно, существует Храм или нет, — говорит раби Йоханан, — мы должны считать, что он совершил всю процедуру приношения — вне азары. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Иными словами, если его действия были намеренными, он заслуживает суровое наказание, если — непредумышленными, ему предстоит исправить ошибку, совершив приношение хатат, когда будет отстроен новый Храм.
Позиция раби Йоханана построена на том, — объясняет Талмуд, — что и после разрушения Храма место, на котором он стоял, на все времена сохраняет духовность высочайшей степени концентрации. А, значит, и запрет на осуществление процедуры приношения вне храмовой территории на все времена остается в силе.
Когда Храма нет, — говорит Реш Лакиш, — человек, осуществивший процедуру приношения, свободен от всякой ответственности. И в тот момент, когда он делает это, и в будущем. Ибо концентрация духовности в том месте, где стоял Храм, после его разрушения резко снижается...
Предыдущие два листа Талмуда были посвящены анализу первой Мишны тринадцатой главы нашего трактата, в которой речь шла о двух запретах Торы, связанных с приношениями в Храме (см. обзоры листов 106 и 107).
На нашем листе приводится новая Мишна. Однако, прежде чем процитировать фрагменты из нее, введем новые для нас понятия.
Человек, совершающий шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом), на иврите называется — шохет. И если он, соблюдая все означенные в Торе для шехиты правила, режет предназначенное для приношения в Храме животное — вне азары (храмового двора), его называют шохет бахуц (бахуц в переводе — «снаружи»).
Для обозначения человека, который, вопреки запрету Торы, вне храмовой территории осуществляет процедуру приношения (сжигает тушу животного, посвящая свои действия Творцу) Талмуд использует термин — маале бахуц («возносящий снаружи»).
Мишна нашего листа служит, по сути, продолжением предыдущей (см. обзор листа 106). В ней, в частности, сказано:
В действиях шохета бахуц и маале бахуц (по отношению друг к другу) есть более строгий (на иврите — хумра) и менее строгий (на иврите — кула) аспект.
Если шохет бахуц режет предназначенное для приношения животное в каких-либо иных целях (не для осуществления процедуры приношения), он все равно — нарушитель запрета (в случае, если его действия — намеренны, он подвергается суровому наказанию; если он делает это по ошибке — обязан принести хатат, приношение в Храме, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Если маале бахуц сжигает предназначенное для приношения в Храме животное вне азары по каким-то иным причинам (не имя в виду осуществить процедуру приношения), нарушителем запрета он не считается.
Однако, если два человека, вместе держась за нож, режут предназначенное для приношения в Храме животное вне азары, нарушителями запрета они не считаются.
Если же два человека вместе вне азары осуществляют процедуру приношения, оба становятся нарушителями запрета...
Анализируя содержание Мишны, Талмуд отмечает, что ее первое положение основано на словах Торы о шохете бахуц: «... этому человеку будет вменена (в вину) кровь» (Ваикра, гл.17, ст. 4).
Слова «этому человеку» содержат в себе также иносказательный намек на то, что Тора подразумевает здесь и такую ситуацию, когда шехита предназначенного для приношения животного вне Храма совершается не во имя Всевышнего, а просто для каких-либо человеческих нужд.
О маале бахуц в Торе сказано: «...чтобы сделать его (приношением) Всевышнему» (Ваикра, гл.17, ст. 8). Из этих слов видно, что речь идет именно о тех людях, которые осуществляют вне Храма процедуру приношения во имя Всевышнего. А, значит, на того, кто сжигает тушу предназначенного для приношения животного с какой-либо иной целью, данный запрет не распространяется, и он свободен от наказания.
С другой стороны, о шохете бахуц в Торе (повторим приведенную выше цитату) говорится: «... этому человеку будет вменена (в вину) кровь». Отсюда следует, что речь здесь идет только об одном человеке (слово «человек» — в единственном числе). Если же шехита совершена сразу двумя людьми, вместе державшими нож, на них запрет Торы не распространяется — они свободны от ответственности.
Иная ситуация с маале бахуц. В Торе написано: «Всякий человек ... который совершит процедуру приношения, но к входу в Шатер Собрания не принесет его...» (Ваикра, гл. 17, ст. 7).
В словах «всякий человек» содержится намек на то, что даже когда два человека вместе совершил процедуру приношения, это тоже — нарушение запрета. Со всеми вытекающими отсюда последствиями...
На нашем листе Талмуд продолжает исследовать запреты Торы на шехиту (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) предназначенного для приношения в Храме животного — вне азары (храмового двора) и на осуществление вне храмовой территории процедуры приношения (см. обзоры листов 106, 107 и 108).
В Мишне этого листа обсуждается ситуация, когда человек вне Храма совершает приношение животного, которое было не кошерно (иными словами — для приношения в Храме не годилось). В ее тексте читаем:
Если человек вне азары осуществляет процедуру приношения животного, туша которого на территории Храма стала непригодной для приношения, он также нарушает запрет. И заслуживает суровое наказание, если сделал это намеренно. Если — по ошибке или неведению, он должен принести в Храме хатат (приношение, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Талмуд, приступив к анализу содержания Мишны, приводит, как обычно, источники ее положений в Торе. Во фрагменте, где изложена суть запрета на осуществлении процедуры приношения вне храмовой территории, в частности, сказано: «Всякий человек из народа Израиля ... который совершит приношение, но ко входу в Шатер Собрания не принесет его (предназначенное для приношения животное), чтобы сделать его (корбаном — приношением) Всевышнему, отсечен будет от народа его» (Ваикра, гл. 17, ст. 8‑9).
Проведя глубокое исследование отрывка, Учителя приходят к выводу, что запрет относится именно к такому приношению, которое можно было «принести к входу в Шатер Собрания (в Храм), чтобы сделать его приношением Всевышнему». Иными словами — имеется в виду изначально пригодное для приношения в Храме животное.
Одновременно Талмуд заключает: если человек вне Храма совершил процедуру приношения животного, которое в принципе не было пригодным для приношения в Храме, он не считается нарушителем запрета и свободен от ответственности за свои действия.
Далее Мишна дает некоторые уточнения:
Для того, чтобы считать человека нарушителем запрета на осуществление процедуры приношения вне азары (храмового двора), достаточно сжечь за пределами храмовой территории кусок мяса принесенного в Храме животного величиной в кезайт (объем маслины среднего размера) и более.
Он несет ответственность за этот проступок, даже если половину кезайта составляло мясо, а половину — внутренний жир, запрещенный для еды. В случае, если это было приношение ола (символизирующее тотальную близость к Творцу, в знак чего туша животного, предназначенного для приношения этого вида сжигается полностью).
Талмуд исследует это уточнение и поясняет: если человек взял часть корбана шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Всевышнему) размером в кезайт и половину кезайта составляло мясо, а другую половину кезайта — жир, вынес ее за пределы Храма и сжег вне азары, нарушителем запрета его не считают и освобождают от всякой ответственности.
Почему, спрашивается?
Причина, по которой человек, взявший кезайт от корбана ола (половину составлял внутренний жир туши животного), в полной мере несет за это ответственность, а за точно такую же часть корбана‑шеламим — от ответственности освобождается, кроется в особенностях процедур приношений этих видов.
Осуществляя процедуру приношения ола, как мы говорили, тушу животного сжигают целиком. И это означает, что человек отделил и сжег за пределами Храма «полноценный» кезайт приношения. За это, как указывает Мишна, он несет ответственность.
В процессе осуществления процедуры приношения шеламим, сжигается лишь внутренний жир животного, а мясо его съедают коэны (служители в Храме). И получается, что за пределами Храма сожжена лишь половина кезайта от подлежащего сожжения. В Мишне же ясно сказано: ответственность несет лишь тот, кто отделил от приношения часть — не менее кезайта...
Продолжая обсуждать запрет Торы на осуществление процедуры приношения за пределами территории Храма (см. обзоры листов 106, 107, 108 и 109), Талмуд приводит новую Мишну, в которой говорится о сожжении в неположенном месте минхи (мучного приношения).
Для того, чтобы лучше понять смысл нашей Мишны, кратко поясним, что такое минха. Это приношение состоит из муки и оливкового масла. В процессе осуществления процедуры приношения этого вида масло и муку к месту приношения доставляют в отдельных сосудах. Перед тем, как смешать компоненты, чтобы получилось «тесто», от общего количества муки отделялась горсть, которую полагалось сжечь на мизбеахе (в очень условном переводе — «жертвенник»). Эта горсть муки носит название — комец. Собственно говоря, комец — это и есть мучное приношение.
Теперь перейдем непосредственно к Мишне, в которой сказано:
Если человек, не отделив комец, сжег минху за пределами азары (храмового двора), нарушителем запрета на осуществление процедуры вне храмовой территории он не считается и свободен от ответственности.
Однако отвечает по закону, если вне азары сжег всю муку, сначала отделив от нее комец, а потом — всыпав эту горсть муки обратно в сосуд...
Чем же отличаются друг от друга описанные в Мишне случаи? — спрашивает Талмуд, приступая к анализу Мишны. — И в той и в другой ситуации за пределами азары сжигают то же количество муки. Да, во втором случае, от общего количества отделен комец. Но ведь этот комец попадает обратно в сосуд... Что изменилось?
Изучив обстоятельства, Учителя дают такое объяснение. Отделение комеца — важный момент процедуры приношения минхи. И если эта горсть муки попадает обратно в сосуд, смешиваясь с остальной мукой, из которой следовало изготовить тесто, по существующим правилам (их мы будем вскоре рассматривать, знакомясь с содержанием следующего трактата — Менахот), на мизбеахе сжигают всю муку. Поэтому вторая ситуация и расценивается как нарушение процедуры приношения минхи.
Следующая Мишна, помещенная на нашем листе, вносит в первую некоторые уточнения. В ней, в частности, сказано:
Тот, кто вне азары осуществляет процедуру приношения одного из двух компонентов минхи, предназначенных для сожжения на мизбеахе в Храме (чтобы оставшаяся часть мучного приношения стала пригодной для еды ), нарушает запрет Торы и несет за это ответственность.
Человек становится нарушителем запрета на осуществление процедуры приношения вне Храма только в том случае, — говорит раби Элазар (великий Учитель Мишны, 2‑й век), — если один из компонентов уже сожжен на мизбеахе, а второй компонент он сжигает за пределами азары.
Нарушителем этого запрета становится также тот, кто после шехиты (когда животное режут предусмотренным Торой, безболезненным способом) и зерики (когда кровью предназначенного для приношения и зарезанного животного окропляют мизбеах — об этапах процедуры приношения см. в обзорах листов 2 и 13), которые по всем правилам были произведены на территории Храма, сжигает тушу используемого для проведения процедуры приношения животного за пределами азары...
Если человек совершил часть из предписанных окроплений за пределами храмовой территории, — добавляет Талмуд, — его тоже считают нарушителем запрета на осуществление процедуры приношения за пределами азары. Ибо зерика — важный этап, неотъемлемая составляющая всей процедуры приношения в Храме.
Более того, с точки зрения раби Элазара, наказания (в случае, если проступок был преднамеренным) заслуживает даже тот, кто вне азары вылил воду, предназначенную для возлияния на мизбеах, которое совершалось во время праздника Суккот. Если же этот человек вылил такую воду в неположенном месте по ошибке или — неведению, ему полагалось, как говорил раби Элазар, принести в Храм хатат (приношение, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
Однако ѓалаха (еврейский практический закон) позицию раби Элазара не поддерживает.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать возможные варианты нарушений запрета Торы — на осуществление за пределами азары (храмового двора) любых этапов (об этапах — см. в обзорах листов 2 и 13) посвященных Храму, а точнее — Всевышнему приношений. На предыдущих листах были высказаны общие правила (см. обзор листа 106), определены меры ответственности (см. на сайте, в частности, обзор листа 107); перечислены конкретные, попадающие под запрет виды приношений (см. на сайте, к примеру, обзор листа 110); назван минимальный объем сожженной вне азары части приношения, начиная с которого человек в полной мере несет ответственность за нарушение запрета (см. обзор листа 109) и т. д.
Если до этого (в 13‑й главе трактата Зевахим) Талмуд анализировал отдельные детали нарушений, допущенных при осуществлении процедуры приношения крупного и мелкого рогатого скота, а также — минхи (мучного приношения (см. обзор листа 110), то теперь, на нашем листе, речь идет о приношении птицы (на иврите — корбан‑оф).
Почему в связи с запретом на осуществление процедуры приношения за пределами храмовой территории корбан‑оф (для этой цели использовались голуби) рассматривается отдельно?
Дело в том, что в самой процедуре приношений этого вида есть весьма существенные отличия. Предназначенным для приношения в Храме голубям (именно голубей использовали для осуществления приношений этого вида) по установленным правилам не делают шехиту (когда животное режут ножом — строго по правилам, обозначенным в Торе). Их умертвляют иным способом, известным под названием — мелика. И ножом при этом не пользуются.
Итак, в Мишне по поводу корбан‑оф сказано:
Тот, кто совершает мелику птицы, находясь в Храме, а затем возносит (то есть — сжигает) ее вне азары, нарушает запрет Торы на осуществление процедуры приношения вне храмовой территории.
Однако, тот, кто, совершив мелику птицы вне азары, возносит ее на мизбеахе (в условном переводе — жертвенник) Храма, нарушителем этого запрета не считается.
Так же не считается нарушителем запрета (и не несет ответственности) тот, кто довершил процедуру приношения птицы вне Храма, если в азаре этой птице вместо мелики сделали шехиту.
Но если птице сделали шехиту вне азары и за пределами Храма сожгли эту птицу, посвящая ее (в помыслах) Всевышнему, действия тех, кто совершил это, расцениваются как нарушение закона...
Приступив к анализу содержания Мишны, Талмуд сопоставляет ее положения с общими, основополагающими правилами, которые даны в первой Мишне нашей, тринадцатой главы (см. обзор листа 106). И концентрирует внимание на том, что означенный в ней закон содержит в себе два запрета: запрет на шехиту вне пределов азары и запрет на сожжение туши предназначенного для приношения в Храме животного вне храмовой территории (даже в том случае, если шехита была совершена в храмовом дворе).
Установление Мишны нашего листа, согласно которому человек, сжигающий корбан‑оф вне азары, считается нарушителем закона, полностью совпадает с принципами основополагающей Мишны. В его понимании нет особых трудностей.
Некие особые нюансы проявляются, когда вне Храма предназначенной для приношения птице делают мелику.
Запрет в первой Мишне нашей главы обозначен четко и вполне определенно — он распространяется лишь на шехиту. Поэтому человек, сделавший за пределами мелику и не считается нарушителем закона. Однако следует отметить, что последующее осуществление дальнейшей процедуры приношения этой птицы в Храме не засчитывается. С момента, когда вне азары произвели мелику, птица для приношения в Храме становится непригодной.
И, наконец, последнее приведенное здесь положение нашей Мишны — о человеке, который вне азары сделал птице шехиту (вместо мелики) и так же, за пределами Храма довершил процедуру приношения.
Эта ситуация, — подчеркивает Талмуд, — возвращает нас к процитированному ранее (см. обзор листа 106) фрагменту из Торы: «Если человек из народа Израиля, зарежет быка, или овцу, или козу внутри стана, или зарежет (их) вне стана, а к входу в Шатер Собрания не приведет животное, чтобы сделать приношением Всевышнему перед Мишканом (переносной Храм)...» (Ваикра, гл. 17, ст. 3‑4).
Неважно, что шехита в данном случае сделана птице по ошибке. Важен сам факт, что животное (голубь) было зарезано ножом.
Однако Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век) не удовлетворяется столь простым объяснением. Он исследует в этом месте Торы повтор. Здесь дважды употреблено слово «зарежет». А в Торе, как известно, не то, чтобы лишнего слова, но и буквы лишней не бывает. И делает вывод: вторичное — «зарежет» подразумевает как раз такой случай, когда предназначенной для приношения птице вместо мелики делают шехиту...
Александр Капер
Наш лист открывает новую, 14‑ю главу трактата Зевахим. Однако и в ней Талмуд продолжает обсуждать тему, которая рассматривалась в предыдущей главе — запрет на осуществление процедуры приношения вне азары (храмового двора). Речь здесь идет о запрете сжигать туши животных, предназначенных для особых приношений — в любом другом месте, кроме специально отведенного для этой цели (за пределами Иерусалима — см. об этих приношениях в обзорах листов 104 и 105).
Первая Мишна четырнадцатой главы дает список видов приношений, за которые, если они по ошибке или неведению были осуществлены в неположенном месте, следует принести в Храме хатат (приношение, символизирующее раскаяние и искреннее желание исправить ошибку).
К таким приношениям Мишна относит:
— сожжение рыжей коровы, пепел которой в смеси с водой служил для очищения от тумы (духовной нечистоты) самой высокой степени (эту степень нечистоты человек мог получить, прикоснувшись к мертвому телу);
— символическое перенесение в Йом Кипур ошибок народа Израиля на козла отпущения и сбрасывание этого козла со скалы в определенном месте пустыни (о приношении козла отпущения — см. в обзорах листов 66 и 67 трактата Йома) и другие подобные приношения.
Анализируя Мишну, Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: почему так важно сжечь рыжую корову в отведенном для этого месте? Что может случиться, если ее сожгут где-то еще? Ведь главное в данном случае — получить ее пепел.
Установленное для этой процедуры место — тщательно проверено, — объясняет Реш Лакиш (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век), — И те, кто осуществляет процедуру, могут быть уверены, что приношение не получит туму (духовную нечистоту). Если же всякий раз место для этого будут выбирать по своему усмотрению, может оказаться, что там когда-то был погребен человек (а мертвое тело, как нам известно — источник тумы).
Вся Земля Израиля проверена, — возражает на это раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век; учитель, коллега и друг Реш Лакиша). — И все места захоронений — известны.
Как получается, что в этом вопросе Реш Лакиш и раби Йоханан усматривают разные грани Истины? — спрашивает Талмуд.
И обнаруживает, что оба Учителя исследуют один и тот же фрагмент из Танаха: «Сын человеческий — земля его нечиста и не будет омыта дождями в День Гнева» (книга пророка Иехезкеля, гл. 22, ст. 24).
Суть «разночтения» состоит в разном подходе Учителей к проблеме распространения вод Потопа по поверхности земного шара.
Изучая материалы о Потопе, раби Йоханан делает вывод, что Потоп не затронул Землю Израиля. Поэтому и приведенная выше цитата воспринимается им как восклицание — «Разве земля эта не будет очищена?!».
Реш Лакиш открыл в этом иную грань Истины. Потоп охватил и Землю Израиля, — говорит он, проведя собственное исследование. — И кости утонувших людей лежат в ней. Поэтому и принимает цитату как констатацию факта.
Подтверждение своей точке зрения Реш Лакиш находит в Мишне трактата Сукка. Там описывается, в частности, как привозили в Иерусалим воду для смешивания с пеплом рыжей коровы (эта вода, понятно, должна быть идеально чистой в духовном отношении). Детям давали в руки сосуды с чистой водой и сажали их на быков. Эти быки должны были «отражать» от детей любую туму, которая могла встретиться на пути.
Мог ли раби Йоханан упустить из виду эти данные?
Нет, разумеется. Просто, с его точки зрения это не служит доказательством существования в Земле Израиля неизвестных захоронений.
Привила перенесения воды для смешивания с пеплом красной коровы в Иерусалим, — подчеркивает раби Йоханан, — намеренно устрожены Учителями. Чтобы у людей, которые осуществляли эти действия, возникало особое чувство ответственности...
Наш лист — прямое продолжение предыдущего. Талмуд углубляется в изучение дискуссии между Реш Лакишем (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век) и раби Йохананом (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век; учитель, коллега и друг Реш Лакиша).
Аргументация Учителей, как мы говорили в обзоре предыдущего листа (см. обзор листа 112) строится на различном понимании проблемы распространения вод Потопа по земле. Реш Лакиш, в частности, проведя исследование вопроса, делает вывод, что Земля Израиля также, как остальная часть суши, была покрыта водой. Раби Йоханан, изучая вопрос, открывает иную грань Истины: Земля Израиля в период Потопа оставалась сушей (см. там же).
Цель дискуссии, напомним — выяснить, почему для сожжения особых видов приношений за пределами Иерусалима (об этом см. в обзорах листов 104 и 105) нужно пользоваться лишь определенным, отведенным для этого местом.
На нашем листе Талмуд приводит от имени раби Йоханана ссылку на слова раби Иегошуа (великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). «Никогда не будет объявлен духовно нечистым Иерусалим — город наших праотцев», — сказал в свое время раби Иегошуа. А значит, — подчеркивает раби Йоханан, — Учитель не опасался, что где-то в земле иерусалимской лежат кости утонувших при Потопе или погибших от рук воинов Навуходнецера (римского императора, при котором был разрушен Первый Храм) людей.
Это отнюдь не доказывает, что на территории Страны Израиля Потопа не было, — говорит Реш Лакиш. — Но свидетельствует о том, что на иерусалимской земле останки тех и других отыскали и захоронили в отведенном для этого месте. Но гарантий, что земля была полностью очищена, быть не может.
К тому же, — продолжает Реш Лакиш, — в Торе о Потопе сказано: «...Все, кто были на суше, погибли» (Берешит, гл. 7, ст. 22). Если воды потопа не достигли Эрец Исраэль, почему же тогда сказано, что все на суше погибли?
Те, кто не утонул, погибли от удушающих испарений, которые источали кипящие воды, — дает объяснение этому явлению раби Йоханан. И приводит высказывание рава Хисды (один из крупнейших Учителей третьего поколения; Вавилон, 3‑й век), который объяснял этот феномен так: поколение Потопа погрязло в кипящих страстях и наказано было кипящими водами.
Свое открытие рав Хисда выводит, проводя детальный сравнительный анализ двух фраз. В Торе о заключительном этапе Потопа сказано: «...и успокоились воды» (Берешит, гл. 8, ст. 1). А в Танахе — «...И гнев царя успокоился» (Мегилат Эстер, гл. 7, ст. 10).
Усматривая между этими двумя фразами глубокую внутреннюю связь, рав Хисда подчеркивает, что слово «гнев» можно прочесть как — «кипение».
Анализируя ту же фразу Торы, которую цитирует, выстраивая свою позицию, Реш Лакиш — «...Все, кто были на суше, погибли» (Берешит, гл. 7, ст. 22), раби Йоханан перемещает акцент на слово — «суша». Если сказано о суше, — отмечает он, — значит, какая-то часть земли все же была свободна от вод Потопа. Это и была как раз Эрец Исраэль. И выдвигает новый аргумент: если считать, что и Эрец Исраэль была затоплена водой, как тогда сохранилось после Потопа упомянутое в Кетувим (Писаниях) гигантское животное под названием реим? Ведь его размеры не позволяли Ноаху взять это животное в ковчег.
Гигантское животное, конечно же, в ковчег Ноаха не поместилось бы. Но он вполне мог взять с собой его детенышей, — парирует Реш Лакиш. И добавляет: если бы воды Потопа кипели, ковчег Ноаха развалился бы. Ведь смола, которой были обработаны доски его «корабля» расплавилась бы.
Всевышний выделил Ноаха из всех людей. И явил при его спасении чудо: вода вокруг ковчега постоянно охлаждалась, — ответил на это раби Йоханан.
Позднее, изучая дискуссию, завязавшуюся между Реш Лакишем и раби Йохананом, Маѓарша (комментатор Талмуда, Польша, 16‑й век) выдвигает вопрос: если воды Потопа кипели, как получилось, что рыбы не погибли?
И объясняет: воды кипели только в тех местах, где до Потопа была суша...
Наш лист возвращает нас к проблемам посвященных Творцу приношений, процедуры которых были осуществлены вне территории Храма.
В Мишне, помещенной на этом листе, сказано:
Свободен от всякой ответственности (в том числе — от обязательного в подобных, но специально оговоренных случаях, приношения хатат, символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) человек, который вне храмовой территории осуществил процедуру приношения, использовав при этом животное, заведомо непригодное для приношения в Храме...
Далее Мишна конкретизирует, перечисляя, какие именно животные здесь имеются в виду:
— те, что были отделены для использования в ритуалах идолопоклонников;
— те, которые были идолопоклонников объектом поклонения;
— особи, родившиеся от скрещивания животных разных видов;
— животное, которое было разорвано диким зверем;
— животное, которое появилось на свет не естественным путем (его матери пришлось, скажем, делать кесарево сечение);
— предназначенные для корбан‑оф голуби, а также — крупные животные, не достигшие положенного по законам осуществления приношений в Храме возраста или голуби-переростки, которые уже не годятся, чтобы стать приношением в Храме и т. д.
И заключает:
Если человек совершил процедуру приношения вне храмовой территории, использовав для этого животное с физическим дефектом, неважно, временный дефект или — неисправимый, человек этот от «компенсирующего» его поступок приношения хатат в Храме — освобождается.
Освобождается лишь в том случае, — говорит раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), — если животное, предназначенное для приношения вне азары, имело постоянный, неизлечимый порок. Если же человек на частном мизбеахе приносит животное, которое получило, к примеру, небольшое ранение, он нарушает запрет Торы.
Однако и тогда он не должен во искупление своей ошибки приносить в Храме корбан‑хатат...
В Торе написано, что наказание полагается за сожжение на «частном» мизбеахе (в условном переводе — жертвенник) туш животных, которые полагалось принести «...перед Мишканом (переносным Храмом в пустыне) Всевышнего» (Ваикра, гл. 17, ст. 4).
Поскольку речь идет о животных, изначально непригодных для приношения в Храме, то и наказание (или «компенсация») за осуществление процедуры их приношения вне Храма — не предусматривается.
Талмуд особо подчеркивает: даже в том случае, когда животное изначально отвечало всем требованиям, которые предъявляются к приношению в Храме, а потом, по тем или иным причинам, приобрело черту, сделавшую его непригодным для проведения процедуры приношения в Храме, человек, который все же осуществил эту процедуру, но — вне азары (храмового двора), «компенсировать» свой поступок в виде хатат не должен.
Тем, кто внимательно следит по нашим обзорам за ходом талмудических исследований проблем, связанных с приношениями в Храме и — вне азары, покажется, вероятно, странным, что законам, запрещающим совершать приношения за пределами храмовой территории, или к этому, скажем так — «индифферентным», уделяется так много места. Многих, наверное, удивит, что законы приношений вне Храма рассматриваются с детальными оговорками и мельчайшими, как мы можем понять из текста этого и предыдущих листов, подробностями. Ведь, казалось бы, достаточно было бы сказать, например, что приношение на частном мизбеахе таковым не засчитывается. Ибо с момента, когда у народа Израиля появился Храм, он стал единственным местом приношения, единственным институтом, где осуществлялось, условно говоря, «взаимодействие» с Творцом. И этот институт, как мы говорили, приступая к обзорам листов трактата Зевахим — «надежное, неизменное основание пропускных ворот к постижению Единства Творца» (см. Введение к трактату Зевахим).
Теперь, в свете такого переосмысления анализируемых в 13‑й и 14‑й главах нашего трактата проблем, мы можем сказать, что здесь (и это очень важно) рассматривается совершенно иной путь постижения Единства Всевышнего. К обсуждению этого момента мы еще вернемся в последующих обзорах...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать проблему осуществления процедуры приношений вне территории Храма с использованием животных, не достигших нужного, для того, чтобы стать приношением, возраста. В Мишне предыдущего листа было сказано: тот, кто делает это, от принесения в Храм корбана‑хатат (приношения, символизирующего раскаяние и искреннее желание исправить ошибку) освобождается (см. обзор листа 114).
Однако не все в этом «пункте» Мишны так однозначно — ее установление требует детализации и уточнения.
Талмуд обнаруживает, в частности, что вопрос ставится шире, чем это может показаться, на первый взгляд. И речь здесь вообще идет о приношениях — «до срока». То есть в данном случае объектом обсуждения становится не только животное, которое подвергают процедуре приношения за пределами азары (храмового двора), но и — человек, осуществляющий эту процедуру.
Что же означает условный термин «приношение до срока» — по отношению к человеку?
Здесь имеются в виду люди в состоянии таме (духовной нечистоты), — объясняет Талмуд, — осуществляющие очистительное приношение до установленного законом времени.
Тора дает по этому поводу весьма определенные инструкции, предусматривая точные сроки реализации этапов очищения для каждой группы людей, получивших туму (духовную нечистоту).
О мужчине‑таме, к примеру, говорится: «...отсчитает семь дней, отстирает одежды, окунется в микве (специальный бассейн для духовного очищения)... а на восьмой день возьмет двух голубей... и совершит приношения хатат и ола (символизирующее близость к Творцу и слияние с Ним, в знак чего мясо приношения сжигается полностью — поэтому по-русски его часто называют приношением всесожжения)» (Ваикра, гл. 15, ст. 13‑15).
То же повеление дано получившей туму женщине (Ваикра, гл. 15, ст. 28‑30).
О мецоре (человеке, который страдает болезнью цараат) сказано: «...на восьмой день возьмет двух овец без пороков... для приношения хатат» (Ваикра, гл. 14, ст. 10).
Итак, в Мишне нашего листа уточняется:
Если человек (принадлежащий к одной из категорий таме) вне азары осуществил повинное или очистительное приношение до срока, от ответственности (принесения хатат в Храме) он освобождается...
Потому что это ничего ему не дает, — отмечает Талмуд. — Он все равно еще остается таме.
Однако человек в состоянии таме, до срока осуществивший вне азары приношение шеламим (символизирующее хорошее настроение и благодарность Всевышнему) или ола, — продолжает Мишна, — обязан принести хатат...
Это касается и назира (человека, который взял на себя ограниченное определенными сроками обязательство, согласно которому он не имеет право стричь волосы, пить вино, приближаться к мертвому телу), — сообщает Талмуд, — которому полагается, как об этом сказано в Торе (Бамидбар, гл. 6, ст. 14), по истечению срока обета принести шеламим. Так вот, если назир вне азары совершит это приношение заранее, на него за это в полной мере возлагается ответственность.
Мишна на нашем листе также подчеркивает:
Тот, кто вне азары (храмового двора) сжег часть приношения хатат, ашам (символизирующей искупление проступка) или иного приношения высокого уровня концентрации духовности, мясо которого съедают коэны (служители в Храме), от принесение хатата в Храме — освобождается.
Исследуя последнюю часть Мишны, Талмуд выводит общее правило: корбана‑хатат (приношения символизирующего раскаяние и стремление исправить ошибку) в Храме требует осуществление процедуры приношения вне азары, когда для этого используется мясо животного, туша которого в Храме сжигается полностью; в ином случае виновный в нарушении запрета на осуществление процедур приношения вне азары от ответственности освобождается...
Углубляясь в обсуждение темы, Талмуд на нашем листе сообщает, что когда-то, еще до строительства Мишкана (переносного Храма в пустыне) для приношений отводились специальные места. В оригинале текста Талмуда они называются — бамот (от ивритского слова бама — возвышение; нередко словом бама называли частный мизбеах, то есть — жертвенник).
В Мишне листа об этом сказано:
До создания Мишкана, в пустыне, евреям разрешалось осуществлять приношения на бамот, подобно тому, как это делалось от сотворения первого человека (Адама).
Процедуру приношения производили первенцы.
Как сказано: «...И послал юношей еврейских (первенцев) и вознесли они приношения» (Шемот, гл. 24, ст. 5).
Однако с момента, когда был построен Мишкан, осуществлять процедуры приношения на бамот — запрещается. Как сказано: «К входу Мишкана не принесли корбан (приношение) Всевышнему... кровь зачтется им, и будут отсечены (они) от среды народа своего» (Ваикра, гл. 17, ст. 4).
С тех же пор процедуры приношений осуществляют (только) коэны (служители в Храме). И мясо корбана (высокого уровня духовной концентрации) положено есть им в азаре (храмовом дворе).
Анализируя Мишну, Талмуд обсуждает проблемы, связанные с уровнями духовности. И отмечает, в частности, что, поскольку коэны были служителями Храма — места, в котором духовность достигала наивысшего уровня, и были вынуждены постоянно следить за своей духовной чистотой, они находились на самой высокой ступени духовности — из всего народа Израиля. А это не только дает определенные преимущества, но и таит в себе некие опасности.
Так на нашем листе Талмуд приводит цитату из Торы, из фрагмента, где сынам Израиля дается повеление собраться у горы Синай. Коэнам здесь высказывается прямое предостережение: «...а коэны пусть отдалятся... дабы не погибли» (Шемот, гл. 19, ст. 22).
Почему, спрашивается, они должны «отдалиться» в столь ответственный момент, когда весь народ будет получать Закон Всевышнего? В чем заключалась опасность?
Речь здесь идет не о коэнах, но — о первенцах, осуществлявших процедуры приношения на бамот, — говорит раби Иегошуа бен Корха (выдающийся Учитель Мишны, конец 2‑го века). — Ведь в тот момент ни Мишкана, ни тем более — Храма, еще не было.
Предостережение адресовано именно коэнам, старшим сыновьям Аарона-первосвященника — Надаву и Авиу, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века). — Почти через год внесли они без дозволения Всевышнего огонь в Мишкан и от огня Небесного погибли. Здесь людям, посвятившим себя служению Творцу, был дан наглядный урок: устремленному к Всевышнему человеку смертельно опасно переходить границы дозволенного Небесами, открытого им. Эти границы — тонки, и человеку высокого духовного уровня легче перейти их...
Далее, в процессе анализа Мишны Талмуд выдвигает на обсуждение вопрос: считалось ли до дарования Торы в порядке вещей для сыновей Ноаха (то есть — неевреев) осуществление приношения шеламим (символизирующего хорошее настроение и благодарность Творцу)?
В поисках ответа Талмуд цитирует Тору, где сказано: «И взял Итро, тесть Моше, корбан (приношение) всесожжения и другие корбанот...» (Шемот, гл. 18, ст. 12).
Какие виды приношений подразумеваются под словом — «другие»? Можно ли предполагать, что здесь имеется в виду и приношение шеламим?
Тщательно изучив проблему, Талмуд приходит к выводу, что сыновья Ноаха не приносили шеламим. Однако, что касается Итро, тут важно определить, в какой момент он сделал гиюр — присоединился к еврейскому народу: до дарования Торы или после.
Талмуд предпринимает новое глубокое исследование текста Торы — 17‑й главы книги Шемот. Там, в частности, сказано: «...услышал (Итро) и пришел принять гиюр».
О чем услышал Итро?
Итро услышал Голос Всевышнего, передающего еврейскому народу Тору. Это так поразило его, что он решил соединить свою судьбу с этим народом.
Устная Тора (Мидраш) сообщает, что во время дарования Торы еврейскому народу Голос был слышен всем людям на земле. И задрожали от страха цари. И отправились к Биламу (нееврейскому пророку), чтобы узнать у него, что все это означает. Быть может, Голос возвещает новый Потоп или — уничтожение мира каким-то иным способом? — спрашивали они. Всевышний обещал, что никогда впредь мир не уничтожит, — успокоил их Билам. — Это миром благословляет Творец народ свой (сыновей Израиля), дает ему силу великую, вручая чудесный Дар...
Ханох Лернер
На нашем листе Талмуд продолжает «экскурс» в далекие времена еврейской истории. И сообщает, что, войдя на территорию Эрец Исраэль, сыны Израиля установили Мишкан (переносной Храм) в месте под названием Гильгале. Здесь располагался еврейский стан в течение четырнадцати лет: семь лет евреи отвоевывали страну, а еще семь лет — землю делили между коленами Израиля.
Но четырнадцать лет — срок немалый, — отмечает Талмуд. — И вряд ли Мишкан, так долго простоявший на одном месте, можно было считать переносным Храмом.
В самом деле. Традиция подтверждает, что Мишкан в Гильгале приобрел статус общественного мизбеаха (в условном переводе — жертвенник).
Талмуд сообщает также, что в пустыне никто не имел права воздвигать мизбеах в своем жилище. Каждому вменялось в обязанность приносить корбанот (приношения) только в Мишкан. В Гильгале же, семьям разрешалось иметь собственные мизбеахи, и приношения некоторых видов осуществлялись прямо внутри или около частных домов.
Какие же виды приношений по праву осуществлялись на частных мизбеахах и какие — требовали обязательной реализации на общественном мизбеахе в Гильгале? — спрашивает Талмуд.
На частном мизбеахе можно было совершать лишь добровольные приношения, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны, 2‑й век). — Впрочем, и это не считалось правилом. И добровольное приношение человек, если хотел, мог осуществить в Мишкане (для удобства продолжим так называть место, которое в период жизни в Гильгале заменяло сынам Израиля Храм). Но общественные приношения — от народа Израиля — полагалось осуществлять лишь на общественном мизбеахе.
Из множества, в том числе — частных и даже добровольных приношений, — говорят другие Учителя, — на личном мизбеахе человек мог осуществлять лишь добровольные приношения ола (символизирующее тотальную близость к Творцу, в знак чего туша животного сжигается полностью) и шеламим (символизирующее хорошее настроение и благодарность Творцу). Причем, по желанию и их можно реализовывать на общественном мизбеахе. А все остальные приношения осуществляются в Мишкане. Таково правило.
Однако раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) открывает в этой проблеме совершенно иную грань Истины. Между переносным Храмом в пустыне и Мишканом в Гильгале нет принципиальной разницы, — заключает он. Если она и есть, то в том только, что в пустыне запрещалось иметь личные мизбеахи, запрещалось совершать процедуру приношения вне Мишкана, а в Гильгале это — разрешалось.
С точки зрения общества в целом, между Мишканом в пустыне и общественным мизбеахом в Гильгале и в самом деле, быть может, нет разницы, — частично соглашаются с высказыванием раби Иегуды другие Учителя. — Но с позиции отдельного человека, она существует. И выражается в том, что добровольные приношения ола и шеламим каждый человек мог в любое время совершить у себя дома, ибо в «сооружение» в Гильгале (с общественным мизбеахом) в каком-то смысле относительно ненадолго несколько снизило духовный уровень, а с другой стороны, место, где раскинулся еврейский стан стало местом более высокой концентрации духовности...
На общественном мизбеахе в Гильгале приносили лишь корбан‑песах (приношение, которое осуществлялось 14‑го нисана, в канун праздника Песах), — дает свое заключение раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
Предприняв тщательное исследование различных граней видения, Талмуд делает вывод: в принципе противоречий между позициями Учителей — нет; все согласны, что и переносной Храм в пустыне и общественный мизбеах в Гильгале служат одной цели — осуществлению «взаимодействия» с Творцом в процессе познания идеи Его Единства. «Разночтения» же состоят в том, что часть Учителей придерживалась позиции, в определенный период процедуры приношений не сопровождались возлияниями вина, тогда как другие говорили — сопровождались...
На нашем листе Талмуд продолжает рассматривать позиции Учителей, анализирующих законы приношений, существовавшие в период, когда еврейский народ вошел в Эрец Исраэль, но еще не завоевал и не разделил землю между коленами.
На предыдущем листе говорилось, что раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век), исследуя источники, сделал вывод: на общественном мизбеахе в Гильгале осуществляли в основном приношения, которые были связаны с определенными временными рамками — корбан‑песах, например (см. обзор листа 117)
Теперь Талмуд исследует истоки позиции раби Шимона. И выделяет в Танахе фразу: «...И совершили корбан‑песах (пасхальное приношение) в Гильгале» (книга Иегошуа, гл. 5, ст. 10).
Эта фраза, как будто бы, прямо указывает на конкретное событие, о чем, собственно, и говорит раби Шимон. Но это было бы слишком просто. Видимость «простоты» в Танахе, как правило, свидетельствует о том, что здесь есть гораздо более глубокий подтекст. Какой же именно?
Используя различные методы изучения еврейских источников, Талмуд выясняет, что речь здесь идет о том, что необрезанный еврей, чтобы совершить приношение, может очиститься и стать — таѓор (духовно чистым). При этом, разумеется, от обязанности сделать обрезание (на иврите — брит милу) он не освобождается.
Этот вывод вытекает из содержания книги Иегошуа, в которой рассказывается, в частности, что во время скитаний по пустыне евреи не делали своим сыновьям брит милу — в походных условиях это было слишком сложно.
И вот они вошли в Эрец Исраэль. Было это 10‑го нисана, то есть — незадолго до праздника Песах. И довольно много молодых еврейских мужчин к тому моменту были необрезанными.
Кроме того, большинство евреев, ступивших на завещанную праотцам землю, находились в состоянии таме (духовной нечистоты). Ведь в пустыне умерли их отцы, и сыновья хоронили их (от мертвого тела исходит духовная нечистота, которую получают те, кто прикасается к усопшему). Чтобы духовно очиститься, человек должен был пройти специальную процедуру, в которую входит окропление водой, смешанной с пеплом рыжей коровы. Такое окропление производилось дважды — на третий и на седьмой день очищения.
Итак, евреи должны были подготовиться к процедуре приношения корбана‑песах. Однако сопоставим даты. 10 нисана они вошли в Эрец Исраэль. Понятно, что сделать обрезание в тот же день они не могли — устали после длинного перехода. Допустим, брит милу производили 11‑го нисана. И в тот же день прошли процедуру окропления водой с пеплом рыжей коровы, считая эту дату третьим днем очищения. Следующее окропление выпадало, таким образом, на 15‑е нисана. А корбан‑песах, как известно, приносят — 14‑го. Следовательно, первый этап очищения (и первое окропление водой, смешанной с пеплом рыжей коровы) им надо было пройти раньше, до обрезания.
Именно эта ситуация и описана в книге Иегошуа — фразой: «...И совершили корбан‑песах (пасхальное приношение) в Гильгале» (книга Иегошуа, гл. 5, ст. 10).
Продолжая исследовать тексты Танаха, Талмуд в разных книгах обнаруживает три фразы, одна из которых, на первый взгляд, как будто бы противоречит двум другим.
Речь идет о Мишкане (переносном Храме) в Шило, который, по описанию пророков, стоял на камнях (которые служили полом), а потолок заменяло покрытие из шкур.
Так вот, в первой книге Шмуэля есть отрывок, повествующий, что праведница Хана привела своего сына (который впоследствии стал пророком Шмуэлем) — «...в дом Всевышнего в Шило» (Невиим — Пророки, первая книга Шмуэля, гл. 1, ст. 24).
Это свидетельствует о том, какое огромное значение имел «скромный» на вид Мишкан в Шило.
Вторая фраза — из Теилим (Псалмы). В ней сказано: «И забросил (Творец) Мишкан в Шило» (Теилим, гл. 78, ст. 60).
И еще, чуть дальше, есть в Теилим такой фрагмент (о Мишкане в Шило): «...И призрел Шатер Йосефа...» (Теилим, гл. 78, ст. 67).
Как наши Учителя объясняют это несоответствие в «оценках» значения установленного в Шило переносного Храма?
Они говорят, что «непрезентабельное» на вид строение Храма в Шило, как и в других местах, имело высочайший уровень концентрации духовности. Быть может — даже больший.
Талмуд сообщает: в заслугу Йосефа, глаз которого «не видел» то, что ему не принадлежало (подразумевается история с женой Потифара, которая пыталась соблазнить Йосефа, но он и «не взглянул» на чужую жену), он получил Шатер в Шило (земли, на которых стоял этот Мишкан, достались сыну Йосефа — Эфраиму). К нему, как бы, примыкала вся территория, откуда был виден Мишкан. То есть, земли — сколько «мог охватить глаз» тоже были наделены высокой духовностью, и здесь можно было съедать мясо некоторых приношений (как впоследствии на храмовом дворе).
За всю еврейскую историю, — говорит рав Дими, — присутствие Творца (Шехина) явно ощущалось только в трех местах: в Шило, в Нове (позднее ту же конструкцию перенесли в Гивон, где, как и на прежнем месте, ощущалась Шехина) и в Иерусалимском Храме.
На нашем листе Талмуд приводит интересную информацию. В пустыне Шатер переносили с места на место в течение 39‑ти лет. В Гильгале Мишкан простоял 14 лет, в Новее (прибавив срок, что простоял Шатер в Гивоне) — 57 лет, а в Шило — 369 (не многим меньше, чем Иерусалимский Храм, который просуществовал 410 лет).
На нашем листе Талмуд продолжает анализировать исторические сведения. И сообщает: после разрушения Мишкана в Шило, в переносном Храме в Нове (позднее — в Гивоне) опять разрешили иметь частные мизбеахи (в условном переводе — жертвенник). Люди возводили их в собственных дворах и совершали на них приношения.
Но откуда Талмуд черпает эту информацию?
В данном случае Учителя изучают и анализируют фрагмент Торы, где от имени Моше рабейну сказано: «Не делайте так, как мы делаем здесь (в пустыне) сегодня — каждый, как ему вздумается. Ибо до сих пор не пришли вы к отдохновению и наследию» (Дварим, гл. 12, ст. 8‑9).
Углубляясь в исследование, Учителя используют определенный «инструментарий» — основные принципы изучения Торы, которые люди высокого духовного уровня получили от Творца на горе Синай (вместе с Торой). И выясняют, что под словами «отдохновение» и «наследие» подразумевается Мишкан (переносной Храм) в Шило и Иерусалимский Храм.
В результате, на основе еще более тонкого анализа они приходят к выводу: о местах высочайшей духовной концентрации (Шило и Иерусалимский Храм), где явно ощущалось присутствие Всевышнего и только в них разрешалось осуществлять процедуры приношений, говорится отдельно, чтобы подчеркнуть — в период от Храма в Шило до Иерусалимского, можно строить частные мизбеахи.
Интересно отметить: в вопросе, какой из Храмов назван в Торе «отдохновением», какой — «наследием», Учителя усматривают разные грани Истины.
Раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век), в частности, говорит, что Мишкан в Шило — «отдохновение», а Иерусалимский Храм — «наследие».
Мишкан в Шило — «наследие», — заключает раби Шимон (бар Йохай — великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2‑й век); «отдохновение» — Иерусалимский Храм.
Еще одну грань Истины видят в этом Учителя иешивы раби Ишмаэля: и то и другое — Иерусалим.
Исследуя позиции Учителей, Талмуд приводит фразу из книги Шофтим (Судьи): «И взял Маноах козленка и минху (мучное приношение) и совершил на скале приношение Всевышнему» (Танах, книга Шофтим, гл. 13, ст. 19).
Известно, что эпоха Судей — это период существования Мишкана в Шило, когда строить частные мизбеахи запрещалось.
Получается, Маноах нарушил запрет? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: не нарушал он запрет; просто совершил приношение на скале — по особому указанию Учителей. Следовательно, общие выводы на основании этого исключения из правил — не стоит.
Впрочем, если бы речь в процитированной выше фразе из книги Шофтим шла лишь о Иерусалимском Храме, вопрос о поведении Маноаха в принципе не возник.
Вникая в тонкости проблем, Талмуд определяет, какими законами регламентировалось поведение человека во взаимодействиях с Творцом (а институт приношений, как мы знаем, служит этой системой взаимодействия — в процессе познания Единства Всевышнего) в переходный период. И рассматривает такой случай. Допустим, некто отделил для приношения животное в период, когда частные мизбеахи были разрешены. Прошло время, и процедуру приношения с использованием этого животного он произвел на частном мизбеахе — в момент, когда на это уже был наложен запрет (все приношения должны были осуществляться в Храме).
Спрашивается, полагается ли ему суровое наказание за нарушение запрета?
Ответ дается такой: в данном случае человек свободен от наказания...
Барух Шнайдер
Мы открываем завершающий лист трактата Зевахим. И здесь, как на предыдущих листах, Талмуд разбирает детали осуществления процедуры приношения за пределами Храма (этой теме, напомню, посвящены две последние главы).
Естественно, может возникнуть вопрос: для чего столь подробно рассматривается навеки отменная процедура? Ведь с того времени, как почти три тысячи лет назад царь Шломо построил Иерусалимский Храм, в силу вступили законы Торы, «ожидавшие» этого момента — окончательного соединения Народа Израиля с Землей Израиля. С тех пор — и навеки — принести корбан (приношение) можно только в Иерусалимский Храм. А если его (пока, временно) нет, корбанот (мн. ч. от — корбан) нам заменяют молитвы и изучение посвященных приношениям законов Торы, по текстам Письменной Торы и — Устной.
И все же: зачем так глубоко, во всех деталях, вникать в законы приношения корбанот к «частному» мизбеаху (в условном переводе — жертвенник), если этим никогда не придется заниматься?
Чтобы ответить на него, надо вспомнить, о чем говорилось во введении к трактату Зевахим (см. Введение к трактату). В частности — фразу, где сказано, что нашим трактатом открывается раздел Кодашим, то есть раздел Устной Торы, анализирующий подробности действий с объектами, через которые постигается Единство Творца (см. там же).
Но тогда и отмененный способ приношения обретает другой смысл. Изучается, по существу, не технология приношения корбана на частный мизбеах, но — разные пути постижения Единства Всевышнего.
Приведем здесь лишь некоторые соображения, вытекающие из логических построений и выводов наших Учителей, открывающих в этих проблемах на 120‑м листе разные грани Истины.
Как и на предыдущих листах, здесь в процессе обсуждения технологии приношения корбана (а на самом деле, как мы знаем теперь — «технологии» постижения Единства) рассматриваются общие черты и различия.
К общим чертам, прежде всего, следует отнести сам факт, что и в Храме и вне его человек приносил то, что было его собственностью, и от отделял часть собственности — ради приношения. Но в Храме это символизировало, что человек осознавал свою принадлежность к еврейскому народу (как особой, по отношению к Творцу, общности). А вот приношение к частному мизбеаху не содержало в себе этого осознания.
Поэтому, как мы узнаем на нашем листе, в осуществлении процедуры приношения к частному мизбеаху не обязаны участвовать коэны (служители в Храме), а человек перед тем, как приступить к процедуре, не должен был совершать омовение и не надевал на себя особые одежды.
Почему?
Потому что эти элементы процесса приношения (участие коэна, омовение, особые одежды) имели отношение именно к реализации задач, которые Творец поставил перед каждым евреем — сыном еврейского народа.
При этом, подчеркивает Талмуд, некоторые другие элементы процедуры приношения к частному мизбеаху регламентировались теми же требованиями, которые предъявлялись к процедуре приношения в Храме.
К таким элементам относят, например:
— временные рамки проведения трапезы, на которой съедают мясо корбана (день, ночь и еще один день);
— определенная направленность мыслительных процессов в процессе осуществления процедуры приношения;
— правильное разделывание туши животного (этот этап символизировал правильное понимание телесной структуры живого существа, в том числе и — человека, ибо разные части тела человека обладают разными духовными потенциалами);
— критерии пригодности животного для приношения (отсутствие физических недостатков, что символизирует цельность стремления к служению Творцу) и т. д.
Далее Устная Тора переходит к обсуждению нюансов (совпадений и отличий) в приношении корбана — из муки. Со всеми ассоциациями, с моделями служения Всевышнему, стремления к Нему.
Этому посвящен следующий трактат — Менахот.
Элиягу Эссас