«Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем», — пишет около 57 года апостол Павел (2 Кор.5:16). «Плотский образ Иисуса нам неизвестен», — подтверждает во второй половине II века Ириней, осуждая последователей еретика Карпократа, которые имели «частью нарисованные, частью из другого материала изготовленные изображения, говоря, что образ Христа сделан был Пилатом в то время, когда Он жил с людьми (formam Christi factam a Pilato, illo in tempore quo fuit Jesus cum hominibus)» (Iren.Haer.I.20:4[25:6]; ср. Epiph.Haer.XXVII.6). «Мы совершенно не знаем лица Его», — вторит Августин[1] (Augustinus. De trinitate.8:4-5). «Лик Христов у римлян, эллинов, индийцев, эфиопян различен, ибо каждый из этих народов утверждает, что в свойственном ему образе явился людям Господь», — говорит патриарх Фотий (ок. 820 – ок. 890). А Ориген утверждает: «Будучи Самим Собой, как бы не Собой являлся людям [...]. Вида одного не имел, но менял его, сообразно с тем, как мог видеть Его каждый». «Слава Тебе, многовидный (многообразный) Иисус (πολύμορφε Ἰησοῦ)!» — читаем в Деяниях Фомы[2].
Какой же все-таки был внешний облик Иисуса? В этой связи интересно мнение Цельса, автора труда Правдивое слово (Ἀληθὴς λόγος). Вот что он пишет в изложении Оригена: «Если в теле [Иисуса] был дух Божий, то оно должно было бы резко отличаться ростом, красотой, силой, голосом, способностью поражать или убеждать; ведь невозможно, чтобы нечто, в чем заключено больше божественного, ничем не отличался от другого; а между тем [тело Иисуса] ничем не отличалось от других и, как говорят, было малорослым, безобразным и нестатным (μικρὸν καὶ δυσειδὲς καὶ ἀγεννὲς ἦν)» (Цельс у Оригена. — Orig.CC.VI.75).
Это — точка зрения, типичная для язычника античного общества, воспитанного на греческой и римской мифологии. Непривлекательность внешности Иисуса, по мнению Цельса, целиком опровергает предположение о Его божественной сущности.
В своих полемических диалогах Тертуллиан описывает Иисуса следующим образом: «Но в Его земной плоти не было ничего примечательного; она лишь показывала, сколь достойны удивления прочие Его свойства, — ибо говорили: “Откуда у Него это учение и эти чудеса?” (Мф.13:54). Это говорили даже те, кто с презрением взирал на Его облик, настолько тело Его было лишено человеческого величия, не говоря уже о небесном блеске. Хотя и у нас пророки умалчивают о невзрачном Его облике, сами страсти и сами поношения говорят об этом: страсти, в частности, свидетельствуют о плоти человеческой, а поношения — о ее невзрачности. Дерзнул бы кто-нибудь хоть кончиком ногтя поцарапать тело небесной красоты или оскорбить чело оплеванием, если бы оно не заслуживало этого?» (Tert. De carne Christi.9; cf. Tert. Adversus Iudaeos.14).
Тертуллиан «обезображивает» лик Иисуса consulto, чтобы приурочить внешность Основателя к ветхозаветным стихам Второисаии, которые принимались за пророчества о Мессии: «Нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему» (Ис.53:2). И чуть выше: «Был обезображен паче всякого человека лик Его» (Ис.52:14).
Поэтому Ориген, полемизируя с Цельсом, именно в непривлекательности усматривает доказательство божественной сущности Иисуса (Orig.CC.I.32 и сл., 69).
С другой стороны, Церковь утверждает, что облик Иисуса — прекрасен. Так, Иероним замечает: если бы в облике Основателя и взоре не было чего-то небесного, никогда апостолы тут же не последовали бы за Ним, а те, которые пришли схватить Его, не поразились бы (Hier.Epist.65[146]:8). Самое яркое выражение эта традиция нашла в изобразительном искусстве Ренессанса.
Православная Церковь традиционно утверждает, что образ Иисуса соответствует так называемому Спасу Нерукотворному. «Первое изображение Господа, по преданию, вышло из Его собственных рук. Князь эдесский Авгарь (Абгар V. — Р.Х.) был болен[3]. Слыша чудеса Спасителя и не имея возможности лично видеть Его, Авгарю пожелалось иметь хотя бы образ Его; при этом князь был уверен, что от одного воззрения на лик Спасителя он получит исцеление. Живописец княжеский прибыл в Иудею и всемерно старался списать Божественное лицо Спасителя, но по причине блистающей светлости лица Иисусова не мог этого сделать. Тогда Господь позвал живописца, взял у него полотно, отер лицо Свое, и на полотне отобразился чудный, нерукотворенный лик Господа»[4].
|
|
|
Так называемый Спас Нерукотворный в православной иконографии
По западному преданию, нерукотворенный образ Спасителя в терновом венке отобразился во время Его крестного пути. Когда с изнеможенного под тяжестью креста Иисуса шел в большом количестве кровавый от тернового венка пот, то в это время одна иудейка, по имени Вероника, отерла Его лицо платом, и в этот же момент на плате отпечатлелся нерукотворенный лик Спасителя в терновом венке. Это лик называется Вероникиным[5].
Существуют и другие предания, связанные с нерукотворенным образом Спасителя. Два из них, например, относят к евангелисту Луке, которого христианская традиция одарила, кроме прочих талантов, даром живописца. Церковное мифотворчество приписывает кисти Луки иконы Божией Матери и апостолов Петра и Павла. Более того, православная догматика считает евангелиста автором Смоленской и Владимирской икон Богоматери[6].
Первое предание гласит, что после вознесения Иисуса ученики Его стали просить Луку изобразить им лицо Господа; он отказывался, говоря, что человеку сделать это невозможно, но после трехдневного поста, плача и молитвы согласился и нарисовал на доске контуры лица черным по белому; но прежде, чем Лука взялся за кисть и краски, все ученики увидели на доске внезапно появившийся нерукотворенный Лик[7].
Согласно второму преданию, еще при жизни Иисуса Лука трижды пытался изобразить Его лик для исцеления кровоточивой жены своей, Вероники, и трижды, сравнивая написанное лицо с живым, убеждался, что сходства между ними нет. «Чадо, лица Моего ты не знаешь; знают его лишь там, откуда Я пришел», — сказал ему Христос; а Веронике: «Буду сегодня есть хлеб в доме твоем». И она приготовила трапезу. Иисус же, придя к ней в дом, прежде чем возлечь, омыл свое лицо и вытер его полотенцем, и лик Его отпечатлелся на нем[8].
По поводу этих легенд отметим, что иудейский Закон запрещал изображать и поклоняться каким бы то ни было образам (Исх.20:4-5; Втор.5:8-9; Пс.113:12-16 = Т’hиллим.115:4-8), а евангелист Лука не был знаком ни с Иисусом, ни с Его непосредственными учениками.
Итак, нерукотворенные образы мы можем с полным правом считать фальшивками; а вот что касается Туринской плащаницы, то по вопросу о ее подложности в христианском мире полного единодушия нет. Не углубляясь более в разрешение всех загадок Туринской реликвии и оставив в стороне все pro и contra по поводу ее подлинности, отметим, что профессор Дьюкского университета в городе Дарем (США, штат Северная Каролина) А. Вангер утверждает, что ранневизантийская иконография Христа дает несколько случаев чрезвычайно близкого совпадения пропорций и деталей лица на плащанице с лицом Христа на нескольких монетах и иконах периода правления Юстиниана I и Юстиниана II (VI и VII вв.). А осенью 1977 года английский историк Ян Уилсон выступил в Лондоне на международном симпозиуме с гипотезой, согласно которой «нерукотворный образ», известный нам с древности по преданию, был ничем иным, как погребальной плащаницей Христа; она могла хранится в сложенном виде, так что был виден только лик, а впоследствии ткань была развернута полностью[9].
Как бы то ни было, у нас нет веских причин отвергать официальное мнение по поводу подлинности Туринской плащаницы: эта реликвия была создана в XIV веке. А что касается совпадений между раннехристианской иконографией и изображением на плащанице, то их вполне можно объяснить общей традицией.
Что же касается попыток определить по Туринской плащанице рост Иисуса, то они не увенчались успехом. Как сообщает Зенон Косидовский[10], итальянский профессор Николо Миани и прелат Гило Риччи пришли к выводу, что рост Иисуса равнялся 162,56 см, а по расчетам скульптора и специалиста по анатомии профессора Лоренцо Феррии — 182 см; дело в том, что очертания на полотне смазаны и лишены четкости[11].
Обличие Иисуса «благообразно и отвратительно (formonsum et foedum)», — читаем мы в Деяниях Петра (Actus Petri cum Simone.20). И перед глазами встает два нерукотворенных образа Спасителя: римский, на Вероникином плате, — страдающий раб; и византийский, восточный, на Авгариевом плате, — торжествующий Царь. Какой же из этих Ликов более соответствует историческому Иисусу?
По этому поводу будет интересно рассмотреть опубликованное в 1474 году так называемое Послание Лентула, якобы представляющее собой отчет проконсула Палестины римскому сенату[12]. Вот что говорится в нем об Иисусе: «Вид его выразителен, так что всякий, видящий его, любит его или страшится. Темно-русые, почти гладкие до ушей, а ниже вьющиеся, на концах более светлые, с огненным блеском, по плечам развевающиеся волосы, с пробором посередине головы, согласно назорейскому обычаю (in morem Nazareorum). Гладкое чело и безмятежно-ясное; линии носа и рта безукоризненны. Борода густая, того же цвета, что и волосы, не очень длинная, разделенная посередине. Взгляд прямой, проницательный, глаза сине-зеленые[13], меняющиеся. Страшен во гневе, ласков и тих в увещании; весел с достоинством. Как замечено, он иной раз плачет, но никогда не смеется. Держится гордо и прямо, руки и плечи его полны изящества. В беседе возвышен и краток. Прекраснейший из сынов человеческих».
Такой вот панегирик якобы прислал в сенат высокий римский чиновник, который, по странному обстоятельству, даже цитирует чуждый ему Ветхий завет (Пс.44:3). Впрочем, еще в XV веке Лоренцо Валла установил, что этот апокриф не древнее XII века.
Существуют еще два апокрифа о внешности Иисуса — один у Иоанна Дамаскина (ок. 675–749) в сочинении Три слова против порицающих иконы (730 г.), другой — у последнего церковного историка Никифора Каллиста Ксанфопула (Νικηφόρος Κάλλιστος Ξανθόπουλος, XIV в.).
«Был Он лицом, как все мы, сыны Адамовы», — говорит Иоанн Дамаскин, отмечая тесно сближенные — как бы сросшиеся — брови, черную бороду, сильно загнутый нос, и прибавляет еще одну черту: «Был похож на Матерь Свою».
Несколько особых примет есть и у Никифора Каллиста Ксанфопула в его Церковной истории: «Мягко вьющиеся, белокурые при темных бровях волосы; смуглый цвет лица; светлые, неизъяснимой благостью сияющие, глаза проницательны [...]. Немного согбен в плечах [...]. Тих, кроток и милостив [...]. Матери Своей Божественной подобен во всем» (Historia ecclesiastica.I.40).
Несмотря на все различия в словесных портретах, у Дамаскина и Каллиста обнаруживается одна существенная общая деталь — Иисус был похож на свою мать.
Сын Марии, Бар-Мирйáм (בַּר־מִרְיָם), — так называли Иисуса в Назарете (Мк.6:3). Он Сын Марии, а не Иосифа, по-видимому, потому, что, как говорится, уродился не в отца (Иосифа), а в мать. Возможно, Иисус тáк был похож на нее лицом, что, глядя на Него, все, знавшие Марию, об отце невольно забывали, помня только о матери.
Нам, живущим в XX веке, трудно представить, что лик Иисуса «был обезображен паче всякого человека». Иначе разве могла ли воскликнуть, глядя на Него, простая из народа женщина: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк.11:27)? Или могло ли Его лицо в Преображении просиять, «как солнце» (Мф.17:2)?
«Нам, истинной красоты желающим, Он один прекрасен», — говорит об Иисусе за весь христианский мир Климент Александрийский.
Можно и еще кое-что прочитать между строками Евангелий. Еще Ренан отметил[14], что Иисус, вероятно, был слабого телосложения, так как умер на кресте значительно быстрее, чем обычно умирали другие распятые (Мк.15:44).
Заслуживает внимания мнение, что Иисус своим внешним обликом ничем особенным не отличался от другим израильтян. Правильность этого предположения можно усмотреть и в том, что Иуде Искариоту для того, чтобы указать на Иисуса, пришлось Его целовать (Мф.26:48), и в том, что путешествующие в Эммаус (Ἐμμαοῦς) не сразу узнали воскресшего Иисуса (Лк.24:13-31), и в том, что Мария Магдалина приняла Его за садовника (Ин.20:14-15).
Впрочем, все это — гипотезы, ибо, как мы в дальнейшем увидим, есть веские основания усомниться в историческом характере рассказов о Преображении, о поцелуе Иуды и о явлениях воскресшего Христа. Так что, подводя итог, нам с прискорбием приходится констатировать, что о внешнем облике Иисуса мы практически ничего не знаем. Лик Иисуса — vultus ambiguus.
[1] Августин Блаженный (Augustinus Sanctus) Аврелий (354–430) — христианский теолог, главный представитель западной патристики; родом из Тагасты (в африканской провинции Нумидия); принял христианство в 387 г., в 391 г. стал пресвитером, а в 395 г. — епископом города Гиппона (Северная Африка); развил учение о благодати и предопределении; огромное значение для всего средневекового христианского мировоззрения имел труд Августина О граде Божием (De civitate dei); христианский неоплатонизм Августина господствовал в западноевропейской философии и католической теологии вплоть до XIII века и имеет важное значение и поныне.
[2] Acta Thomae.153. Произведение Πράξεις τοῦ ἁγίου ἀποστόλου Θωμᾶ представляет собой образец художественного творчества гностиков II века; см.: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития: Т. 1. — М., 1992, стр. 291 и след.
[4] Краткое объясненiе богослуженiя Православной Церкви. — М., 1893. — Стр. 12–13.
[5] Там же, стр. 13.
[6] Там же, стр. 13–14.
[7] Легенда IX века, отраженная в творениях каноника Николая Маниакутийского (Nicolaus Maniacutius). См.: Ernst von Dobschütz. Christusbilder: Untersuchungen zur christlichen Legende. Leipzig: Hinrichs, 1899. S. 67.
[8] Ernst von Dobschütz. Christusbilder: Untersuchungen zur christlichen Legende. Leipzig: Hinrichs, 1899. S. 249.
[9] См.: Wilson I. The Turin Shroud. London: Gollancz, 1978.
[10] Косидовский З. Библейские сказания; Сказания евангелистов. — М., 1990, стр. 387. Косидовский Зенон (1898 – 1978) — польский эссеист, автор популярных исследований «Библейские сказания» (Opowieści biblijne, 1963) и «Сказания евангелистов» (Opowieści ewangelistów, 1979).
[11] И при этом апологеты подлинности Туринской плащаницы осмеливаются утверждать, что на плащанице «спинно-брюшная симметрия выдержана до ангстрема»!
[12] См.: Хитров М. Подлинный лик Спасителя. М., 1894. Стр. 18.
[13] Coerulei в поэтической речи — темно-синие, темно-зеленые, сизые, т. е. цвета морских глубин.
[14] Renan E. Vie de Jésus. Paris: Michel Lévy frères, 1863. P. 425.