Мы уже отмечали выше, что логии четвертого Евангелия не принадлежат Иисусу, они представляют собой теологические рассуждения полугностической направленности, чуждые Основателю. Лишь изредка в Евангелии от Иоанна проскальзывают речи, которые действительно могли принадлежать Иисусу.
Допустимо ли, чтобы Бог, обратившийся в человека, стал поступать подобно Христу Квартуса? Чтобы Он в своих речах постоянно и решительно самого себя называл кем-то, вроде Бога, на соблазн людям, которые не в силах постичь того, как может божественное Я говорить человеческими устами? Все, что Иисус говорит о самом себе в Евангелии от Иоанна, представляется сплошной доксологией, переведенной из второго в первое лицо, и не в форме обращения, а в форме самоизъявления.
Неужели Бог, ставший человеком, не признал бы более разумным и пристойным раскрыть людям свое божественное существо косвенным путем, лучезарно просветляя свой человеческий образ? На все эти вопросы нельзя дать определенного ответа, ибо они всецело входят в область фантазии. Ясно только то, что здравомыслящий человек, кто бы он ни был, не мог говорить о себе того, что Квартус приписывает Иисусу. Однако считать Основателя безумцем мы не можем уже хотя бы ввиду того влияния, которое Он оказывал на всех, и тех Его речей и деяний, с которыми нас ознакомили сочинения, заслуживающие доверия.
По мнению Иисуса, каждый благочестивый человек мог считаться сыном Божиим (Мф.5:9,45) и называть Бога Отцом (Мф.6:9). Однако логии Евангелия от Иоанна — совершенно другого порядка. Христос Квартуса обращается к Богу-Отцу и говорит: «И все Мое Твое, и Твое Мое» (Ин.17:10); или в другом месте заявляет: «Как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца» (Ин.10:15). Действительно, если, согласно доктрине Квартуса, через Логос все «нáчало быть» (Ин.1:3), то, следовательно, этот Христос вообще стоит чуть ли не наравне с Богом-Отцом. Но именно по этой причине и не имеют исторической ценности речи Христа, приведенные в четвертом Евангелии. Иисус, который о себе высказывает подобные вещи, не существует для исторической науки.
Однако давайте обратимся к самим логиям. Мы не будем чересчур подробно останавливаться на тех речах, которые написаны в духе доктрины Квартуса, а лишь попытаемся из всего этого материала выделить крохи аутентичной информации.
Иоанн Креститель, по словам евангелиста (Ин.1:15,30), заявляет, что Иисус, пришедший после него, «стал впереди» него лишь потому, что «был прежде» него, и что Иисус выше всех лишь потому, что Он пришел с небес и на земле свидетельствует о том, что «видел и слышал» на небесах (Ин.3:31-32). Мысль о небесном предсуществовании Иисуса до Его вочеловечения чужда не только Крестителю синоптиков, но и самим синоптикам; она присуща только Квартусу, который со свойственным ему субъективизмом приписал ее Крестителю и, дабы сильнее подчеркнуть эту подтасовку, заставляет Крестителя отчасти выражаться теми же словами, какими у него выражается Иисус в речи, обращенной к Никодиму (Ин.3:6,11): «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух [...]. Мы говорим о том, чтó знаем, и свидетельствуем о том, чтó видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете». Так и Креститель говорит об Иисусе (Ин.3:31-32): «Сущий от земли земной [и] есть и говорит [как сущий] от земли; Приходящий с небес есть выше всех, и чтó Он видел и слышал, о том [и] свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его». Впрочем, в Евангелии от Иоанна вообще заметно полное сходство идей и выражений у Крестителя и Иисуса, с одной стороны, и самого евангелиста, высказывающего собственные размышления, — с другой. Поэтому можно смело предполагать, что Квартус приписал Крестителю и Иисусу свои собственные речи и религиозные убеждения.
Что касается эпизода с Никодимом (Ин.3:1-21), то, конечно, нельзя признавать подлинность разговора Иисуса с этим фарисеем. Данный разговор мог быть рассказан автору Евангелия (или апостолам) или самим Иисусом, или Никодимом, но обе эти гипотезы неправдоподобны. Кроме того, начиная со стиха 12, Квартус забывает выведенное им лицо и пускается в общее рассуждение, адресованное ко всем иудеям, а не только к Никодиму. Эта речь, как и подобные ей, очень далека от стиля и идей Иисуса. Напротив, она представляет полнейшее подобие теологии пролога (Ин.1:1-14), где Квартус говорит от своего собственного имени[1].
Однако, быть может, Иисус действительно был знаком с Никодимом, ибо об этом фарисее говорится и далее (Ин.7:50-51; 19:39). Таким образом, вполне вероятно предположение, что Иисус имел некоторые сношения с почтенной личностью по имени Никодим, а Квартус, знавший об этом, просто избрал этого фарисея «из начальников Иудейских» для одной из своих теоретических бесед. Хотя я склоняюсь к мнению, что Никодим — личность мифологическая.
Теперь мы подходим к встрече Иисуса с самаритянской. «Итак приходит Он в город Самарийский, называемый Сихарь[2], близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу; там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя; было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить» (Ин.4:5-7). И тогда самаритянка Ему говорит: «Как Ты, будучи Иудей[3], просишь пить у меня, Самарянки?» (Ин.4:9). И Иисус снова начинает разглагольствовать в стиле Квартуса. Однако в этой беседе заложены прекрасные слова: «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей[4], и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу [...], но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ин.4:21,23)[5].
Вряд ли этот рассказ о встрече Иисуса с самаритянкой у источника Иакова может служить нам исторической опорой: во-первых, свидетелями этой встречи могли быть только сами Иисус и самаритянка, а рассказ в четвертом Евангелии ведется как бы от очевидца; во-вторых, он, вероятно, сочинен в качестве прообраза для позднейшей деятельности апостолов; в-третьих, жителям многоводного Сихема (?) незачем ходить за водой к колодцу Иакова, далеко за город; в-четвертых, выражение «настало уже» (Ин.4:23) говорит о позднем происхождении этой легенды; в-пятых, этот рассказ слишком поэтичен и, очевидно, воспроизводит ветхозаветные описания встреч у колодца Йицхака с Рибкой (רִבְקָה [Риб-кá]) (Быт.24:15-33) и Яакоба с Рахэлью (רָחֵל [Ра-хэль]) (Быт.29:1-14).
Однако в этой главе есть стих, который вполне согласуется с духом синоптиков и с духом истинных слов Иисуса: «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели [и поспели] к жатве» (Ин.4:35; ср. Мф.9:37; 24:32-33; Мк.13:28-29; Лк.10:2).
Кроме того, в стихе 40 четвертой главы Евангелия от Иоанна, возможно, также заложено историческое зерно. Факт о пребывании Иисуса в самаритянском городке косвенно подтверждается сообщениями Терциуса (Лк.9:51-56; 17:11).
По поводу пятой главы Евангелия от Иоанна отметим, что проповедь Иисуса, заключенную в стихах 19–47, нельзя считать подлинной, а стих 3, начиная со слов «ожидающих движения воды», и стих 4 (полностью) являются интерполяцией.
Теперь мы переходим к проповеди, которую Иисус произнес в капернаумской синагоге (Ин.6:26-71). Конечно, эта речь — искусственный труд; однако, возможно, он имеет исторический характер. Согласно синоптикам, Иисус учредил евхаристию на последней вечере (Мф.26:26-29; Мк.14:22-25; Лк.22:17-20); этого же мнению придерживается апостол Павел (1 Кор.11:23-25). Но чтобы допустить это, надо предположить, что Иисус совершенно точно знал о дне своей смерти, а утверждать это мы не можем. Таким образом, вероятно, обычай, который дал начало евхаристии, существовал и до Страстной недели, и, по-видимому, Квартус прав, распространяя евхаристические идеи на всем протяжении общественной деятельности Иисуса. Я думаю, Иисус не единожды, а много раз благословлял хлеб, преломлял его, раздавал и благословлял чашу. Ведь, согласно Терциусу, даже те люди, которые не были непосредственными учениками Основателя, узнали воскресшего Иисуса именно по тому, как Он благословил и преломил хлеб (Лк.24:30-31). Кроме того, стихи 60 и 66 шестой главы Евангелия от Иоанна имеют самобытный характер, косвенно подтверждающий историческую канву данной проповеди.
Эпизод, связанный с братьями Иисуса (Ин.7:1-10), по всей вероятности, исторический. В этом маленьком отрывке нет ни символического, ни догматического умысла. Однако далее идет спор Основателя с иудеями (Ин.7:11-44), не имеющий исторической ценности.
В 1934 году были обнаружены фрагменты неидентифицированного Евангелия — так называемый папирус Еджертона (по коллекции, в которой он находится)[6]. Один из фрагментов этого неизвестного Евангелия как бы непосредственно примыкает к стиху 30 или к стиху 44 главы 7 Евангелия от Иоанна.
Папирус Еджертона
«[...] камни, дабы забросать Его, и правители наложили руки свои на Него, дабы схватить Его и выдать толпе. Но не могли схватить Его, ибо час выдачи Его еще не пришел. Но Он, господь, уклонился от рук их и ушел от них. И затем прокаженный подошел к Нему, говоря: Иисусе, Учитель, я ходил с прокаженными и ел с ними [...], и сам стал прокаженным; если Ты хочешь, Ты можешь меня очистить. И тотчас Иисус сказал ему: хочу, очистись. И проказа [...] сошла с него. [И Господь сказал ему:] иди и покажись [священникам]» (Pap. Egerton).
Стихи Ин.7:53–8:11 являются интерполяцией. Этот отрывок, отсутствующий в Синайском, Ватиканском и других авторитетных кодексах, в науке получил название pericope adulterae (pericope de adultera). Впрочем, перикопа содержится в кодексе Безы, в Вульгате, в Сирийской версии Palestinian Syriac VI века, в Италийских версиях V – VII веков, а также (без стихов 7:53–8:1,2) — в ряде лекционариев IX – XV веков. Кроме того, этот отрывок содержится в некоторых рукописях Евангелия от Луки: после стиха 38 главы 21 или в самом конце Евангелия Терциуса, а также — в некоторых рукописях Евангелия от Иоанна в других местах: после стиха 36 главы 7 или в самом конце Евангелия Квартуса.
Этот эпизод вряд ли можно считать историческим в том виде, в каком он приводится в Евангелии, однако в нем, по всей вероятности, заложено историческое зерно, ибо он полностью отвечает духу и идеям Иисуса[7]. Вероятно, эти строки, восходящие к весьма древней традиции, были исключены из евангельского текста из-за щепетильности каких-нибудь псевдоморалистов. В пользу того, что в этом эпизоде заложена некая историческая канва, говорит сообщение Евсевия Кесарийского: Папий «рассказывает о женщине, которую обвиняли перед Господом во многих грехах; рассказ этот есть в Евангелии Евреев» (Eus.HE.III.39:17). Слова «Qui sine peccato est vestrum, primus in illam lapidem mittat» (Ин.8:7) совершенно в стиле и красоте Иисуса. Во всяком случае, скорее можно предположить, что это место было вычеркнуто, нежели добавлено[8].
Теологические споры, наполняющие остальную часть главы 8, не имеют значения для истории Иисуса. Квартус приписывает здесь Основателю свои собственные идеи, не опираясь на какой-либо источник или прямое воспоминание. Отметим лишь, что слова: «Всякий, делающий грех, есть раб греха», — имеют аналогии с Письмами к Луцилию[9] Сенеки[10].
Глава 9 не имеет исторической ценности. Мало того, рассказ об исцелении слепорожденного представляется нам просто кощунственным. По словам Квартуса, Иисус «увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но [это для того,] чтобы на нем явились дела Божии» (Ин.9:1-3). Представьте, надо было ни в чем не повинного человека подвергнуть такому страданию, как слепота от рождения в течение десятилетий (исцелил его Христос уже взрослым), единственно для того, чтобы Сын Божий мог потом продемонстрировать на нем свои возможности целителя![11] Какая огромная разница между этими словами и речениями синоптических Евангелий! В Евангелии от Иоанна отлично просматривается рука библейского экзегета, который во что бы то ни стало пытается доказать божественную сущность Иисуса, тем самым унижая Его человеческое достоинство.
Изречения, которые Квартус приписывает Иисусу в главе 10, также не аутентичные. Мы уже отметили[12], что слова: «Отец во Мне и Я в Нем [...]. Я и Отец — одно» (Ин.10:38,30), — имеют аналогии с заклинаниями герметистов.
Стихи Ин.12:20-29, возможно, имеют исторический характер. Во всяком случае, речение: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин.12:25), — имеет параллели с логиями синоптиков (Мф.10:39; Мк.8:35; Лк.9:24).
Главы 14–17 Евангелия от Иоанна не отражают истинных слов Иисуса, это отрывки из теологии и риторики Квартуса[13].
[1] Strauß D. F. Das Leben Jesu für das deutsche Volk bearbeitet. 3te Auflage. Leipzig: Brockhaus, 1874. S. 62–79, 90–114, 198–204.
[2] Все авторитетные кодексы (Синайский, Александрийский, Ватиканский, Безы и др.) называют этот город именем Συχάρ; минускул 69 (XV в.) именует его словом Σιχάρ, а лекционарий 950 (1289/1290) — Σηχάρ; и только Сирийские версии Curetonian и Sinaitic называют этот город именем Συχέμ.
[3] В Славянской Библии: жидовинъ сый.
[4] Имеется в виду гора Гаризим (880 м) в 3 км к югу от Сихема, на которой располагался храм самаритян.
[5] Стих Ин.4:22, возможно, является интерполяцией. Обратите внимание, как цитирует отрывок Ин.4:21-24 Иоанн Златоуст: Joannes Chrysostomus. Adversus Judaeos (PGM 48, p. 903–904); In Samaritanam (PGM 59, p. 540).
[6] Bell H. I., Skeat T. S. Fragments of Unknown Gospel and other Early Christian Papyri. London, 1935.
[7] Возможные исторические варианты, которые легли в основу данного повествования, подробно разобрал Ю. М. Табак в своей статье «К вопросу об исторической достоверности pericope adulterae (Ин.7:53–8:11)»; см. журнал «Мир Библии», 1995, № 1 (3), стр. 21–29.
[8] По вопросу о происхождении перикопы и ее позднем включении в канонический текст см.: Riesenfeld H. Perikopen de adultera i den fornkyrkliga traditionen. // Svensk Exegetisk Årsbok, xvii, pp. 106–118.
[9] Ср. Ин.8:34 и Seneca Junior. Epist.V. 6 (47).17–19.
[10] Сéнека (Seněca) Луций Анней (ок. 4 г. до н. э. — 65 г. н. э.) — римский политический деятель, философ и писатель, воспитатель императора Нерона, по приказу которого покончил жизнь самоубийством.
[11] Крывелев И. А. Библия: историко-критический анализ. — М., 1982, стр. 82.
[13] Renan E. Histoire des Origines du Christianisme. Livre premier: Vie de Jésus. 22 éd. Paris: Calmann Lévy, 1893. P. 477–541.